Журнал «Золотой Лев» № 77-78 - издание русской консервативной
мысли
От редакции
«Кто такой мистер Путин?» долго
вопрошали западные журналисты, не понимая, как безвестный человек мог стать
президентом России. Российские избиратели подсмеивались над этим недоумениям,
полагая вполне достаточный, что Путин в 1999 году сказал «мочить в сортире» и,
действительно, сделал то, что обещал – прокатился армейским катком по
захваченной бандитами Чечне. Общество было консолидировано вокруг такого
решения, поскольку не могло оставить неотмщенными взрывы домов в Москве и сотни
невинных жертв.
От Путина долго ждали ясной
программы. Он предпочел отмолчаться и загадочно улыбаться о ответ на сложные
вопросы. Путин вообще не любит, чтобы вопросы ему задавали люди осведомленные.
Поэтому вокруг Путина царит серость и некомпетентность. Такова и его
«идеология».
Всю идеологическую подноготную
власти, как ни странно, раскрыл один из видных представителей этой самой
власти. Он сделал то, что все время ждали от Путина граждане России. Во второй
срок путинского правления уже не только аналитике спрашивали друг у друга: да
кто же все-таки такой этот Путин? чего он хочет? За Путина все сказал Владислав
Сурков. В ситуации острой идеологической недостаточности он сделал то же самое,
что и в трагические дни Беслана: подменил президента. Alter ego прояснило, что
же его превосходительство скрывает за легким общением с журналистами.
На партийной сходке «Единой
России» Сурков прочел целую лекцию, обозначив не только идеологические позиции
«партии власти», но и ее источники вдохновения. Потом эту речь долго обсуждали
аналитики. И даже решили, что в ней есть нечто цельное и волевое – чуть ли не
явление народу подлинного лица власти, которое народ мечтал увидеть и увидел.
Надо признаться, что народ вовсе
ничего не увидел. Он живет результатами реформ – жилищной, коммунальной,
административной, социальной. И скоро заживет результатами реформ в
здравоохранении, науке, образовании и ВПК. Живет тревожно, но неплохо. Злится,
но на словах. Страдает, но не настолько, чтобы начинать думать. Народ просто
живет. И только спрашивает: да что же хочет этот Путин? И ответа Суркова не
слышит. Политикам и аналитикам по долгу службы приходится слышать, понимать и
делать выводы.
Экскурсы в историю, которой не
было
Из речи Суркова ясно, что
ультра-либеральный курс, лишь на время приостановленный в 1999-2001 (ради
популярности Путина) теперь развернется в полную силу. Ведь Сурков прямо
провозгласил сразу обронзовевшую формулу путинского режима: материальный успех,
свобода и справедливость. Подбирая пары к известной консервативной триаде мы
можем видеть, что православие замещено меркантилизмом, стяжательством и
сребролюбием, самодержавие – произволом, а народность – раздачей милостыни
обнищавшему народу. Что перевод формулы Суркова именно таков нетрудно доказать
и по его тексту, и по сути той политики, автором которой он является.
Вот, к примеру, Сурков говорит о
том, что люди всех цивилизаций всегда стремились к материальному достатку.
Верно. Но была ли такая установка хоть когда-нибудь идеологической? Кто шел к
людям с лозунгом: я вас всех накормлю? Пожалуй, только большевики. Но и у них
этот лозунг был далеко не на первом месте. Они предлагали фабрики рабочим и
землю крестьянам. Сурков ничего такого не предлагает. Сам тезис о «материальном
успехе» говорит, что он распространяется не на весь народ. Если бы так, что
Сурков говорил бы о материальном достатке. А успех связывал бы с чем-то другим:
успех страны в развитии экономики, успех отечественной науки и т.д. Нет, Сурков
сказал именно о «материальном успехе» для неких «людей». Следовательно, он
вовсе не исключает неуспех других людей и страны в целом. Он говорит о некоем
праве на эгоизм, который обеспечивает именно успех, а не достаток – то есть,
сверхдоходность деятельности. Фактически Сурков проговаривает привязанность
политики Путина к интересам олигархии, которая и так вполне ясна, но в
идеологическом облике становится вполне определенной и исключает непонимание.
«Путин – ставленник олигархов» - вот что на самом деле сказал Сурков, отвечая
на недоуменные вопросы по поводу нынешнего политического лица президента. Кто
захотел, услышал и понял Суркова.
Ультралиберализм просвечивает и в
дальнейшем развитии мысли Суркова. Он полагает, что человек мечтает создать для
себя такую ситуацию, в которой он мог бы «быть свободными и чтобы мир по
отношению к ним был справедлив». Представим себе такого человека, который
помимо материального успеха хочет для себя свободы, а от мира требует
справедливости. Как ни крути, получается самый настоящий уродец, которому все
должны, а он – никому. Никакой ответственности – лишь нажива и безотказное
следование своим прихотям. Общество со своими интересами возникает лишь потом –
когда наступает время требовать справедливости. Которая, разумеется, состоит в
том, чтобы ничем не стеснять частную наживу и частный произвол. Именно такой
человек сконструирован Сурковым в качестве носителя основных ценностей «партии
власти».
Конечно, Сурков человек невежественный.
У него не было ни времени, ни желания действительно почерпнуть нечто из уроков
истории. Именно поэтому своего убогого человечка он предлагает как
универсальный тип, связанный даже не с современностью, а буквально со всей
историей человечества («именно так и развивалось общество в Европе, так
развивались все народы»)!
Второй исторический экскурс
Суркова связан с общей теорией общественного развития, которую Сурков
излагает на скорую руку: общество развивалось, развивалось, а потом стало
обществом «массовой демократии». Мол, транспорт и связь создали возможностью
людям участвовать в принятии решений, что и привело к всеобщему избирательному
праву, с которым жить «и прогрессивнее, и интереснее».
Ясно, что ничего подобного в
истории не было и быть не могло. И даже ни один либеральный интеллектуал
западного образца не позволил бы себе столь невежественных суждений. Но Суркову
это можно по должности и по праву высказываться от имени не слишком
просвещенного alter ego президента.
Продолжая конструировать своего
убогого либерального индивида, Сурков ставит ему в заслугу знания, с помощью
которых тот в большей степени участвует в принятии решений, отчего получает
большую свободу выбора и укрепляет чувство собственного достоинства. Трудно
представить себе цивилизацию, в которой подобный субъект действительно
становился бы опорой общества. Это наглый эгоист, который, имея более высокие
способности к освоению информации, пользуется своим даром для самовозвышения –
манипулируя другими (навязывая свой выбор) и упиваясь успешным покорением чужих
воль. Такого, с учетом его стремления к материальному успеху, скорее во все
времена считали мерзавцем и, при случае, гнали из общины поганой метлой.
Теперь, в современной России, Сурков предлагает своей партии апологетику мерзости.
И, примерив к себе выдуманные идеалы, провозглашает мерзостные принципы с
пафосом и напором.
Вдаваясь в историю, Сурков
проводит прежнюю марксистскую догму. У марксистов она звучала так: более
развитые общества показывают менее развитым их будущее. То есть, все общества
идут по одной колее, но с разной скоростью. Сурков предлагает считать всю
европейскую историю еще проще: просто как монопроцесс. Мол, у них – реформация,
у нас – нестяжатели, у них – абсолютизм и у нам тоже, а если у нас «довольно
странное тоталитарное государство», то и у них почти то же самое – нацизм в
Германии, фашизм в Италии, франкизм в Испании. А раз так, то Россия – не
уникальна.
Примитив сурковской трактовки
истории вряд ли кого удивит. Противоположная точка зрения обоснована куда как
яснее. Но теперь Сурков предлагает не считать Россию историческим «изгоем»,
предлагая ставить СССР и нацизм на одну доску. Что, собственно, и делают
большие «доброжелатели» России на Западе, готовые пересмотреть всю историю ХХ
века и лишить Россию любых претензий на позитивную роль в мировых делах,
превращая ее в некое новое государство, которому еще долго предстоит каяться за
грехи коммунизма.
Для патриота России – безусловно
уникальна, как уникальны для любого нормального человека его родители. Но
Сурков не нуждается в этой гипотезе. Ему лишь бы доказать неправомочность
«изгойства» России, представление о котором поселилось среди его соратников по
«Единой России». Ему нужно доказать, что Россия – не страна-уродец. Для
патриота это и так ясно. Но Сурков – либерал. Ему не ясно. Неясно и его
соратникам. И Сурков втолковывает им, что «у нас» не все так плохо, а «у них» –
не все так хорошо. Что мы просто одинаковые и нет поводов, чтобы комплексовать.
И тут же у самого Суркова прорывается комплекс. Он цитирует Бердяева – некие
достаточно банальные слова о свободе. Цитирует лишь для того, чтобы
продемонстрировать способность русского мыслителя сказать нечто совершенно
самостоятельно, но при этом совершенно то же самое, что и какие-нибудь Гегель
или Маркс.
Надо сказать, у Бердяева Сурков
мог бы вычитать и по-настоящему своеобразные мысли (к примеру, в «Новом
Средневековье»). Но предпочитает подобрать цитату под мысль. Вероятно, не
удосужившись по-настоящему углубиться в русскую философию или подыскать литературу
о духовном и философском родстве России и Европы. На этот счет написано немало,
но Суркову в идеологическом творчестве все этот вовсе ни к чему. Ведь он –
либерал. А значит, лишен представления о ценности традиции. Включая традицию
философскую.
Что Сурков совсем не понимает
исторических аналогий, о которых так бурно говорит, свидетельствует его фраза
об СССР: «Ну и кому нужна была такая империя, которая не могла дать своим
гражданам ни хлеба, ни зрелищ? Вполне естественно, что она распалась». Надо совсем
забыть школьный курс истории, чтобы не понять, что Римская Империя рухнула
именно в связи с распадом гражданского самосознания, когда толпа требовала лишь
«хлеба и зрелищ». Вот такая империя, действительно, оказалась никому не нужной.
Ее некому было защищать. И Россия, которую видит в своих грезах Сурков, никому
не нужно. Россия олигархов и охлоса, охочего до застолий и развлечений,
беззащитна. Но как раз такую Россию Сурков намерен конструировать, выжигая в
ней все живое. Политическая практика Администрации Президента и риторика одного
из ее ведущих руководителей – тому прямое свидетельство.
Кто не знает о службе Суркова при
Ельцине, вероятно, расценит его филиппики против недавнего проклятого прошлого
как вполне обоснованные и даже смелые. Так не высказывается даже президент,
который, напротив, впускает толпу ельцинистов в Кремль, позволяя ей отмечать
75-летие своего патрона. Alter ego свидетельствует, что делает он это с
отвращением. Но делает! И брезгливости нет на его лица. Все брезгливость
выливается в обличительную речь Суркова. Странная такая брезгливость – с массой
недомолвок и оговорок.
Взять, к примеру, такую: «у нас не выработано консенсуса в обществе по оценке
недавних событий». Имеется в виду Россия 90-х. Сурков предлагает выставить
этому прошлому оценки, чтобы выработать подходы к будущему. Но неужели ему не
известно, что все оценки уже многократно даны и соцопросы однозначно указывают
на максимальную консолидацию общества в крайне негативной оценке Ельцина и его
соратников.
Это только кажется, что Сурков
против ельцинизма. На самом деле он оправдывает разрушение страны, представляя,
что он произошел в порядке некоего объективного процесса и выражения воли
народа: «Не надо считать крушение Советского Союза итогом интриг ЦРУ или
заговором партийной верхушки». «Надо сказать, что российский народ сам выбрал
такую судьбу – он отказался от той социальной модели, поскольку увидел, что в
своих поисках свободы и справедливости он не туда зашел».
Любой, кто касается истории краха
СССР, может без труда увидеть в нем и замысел врагов России, победивших в
«холодной войне» изощренными технологиями информационной войны и гонки
вооружений, и «выбор» ельцинистов, решивших загубить страну лишь ради одного:
править самим в одно из ее обломков, все ресурсы которого они намерены были
приватизировать. Сегодня Сурков отстаивает право на такую приватизацию России,
которая создала олигархию. Именно олигархия является для Суркова итогом
исторического процесса и, якобы, состоявшегося на этот счет волеизъявления
народа.
Сурков прямо пишет, что утрата
территорий, населения, крах экономики – это та цена, которую народ, якобы,
готов был заплатить за демократию. Разумеется, никто народу расценок не
предлагал и его желания не спрашивал. Сурков прекрасно об этом знает. Но
скрывает истинное положение дел только потому, что цена нынешнего режима для
народа также невероятно высока – она стоит всего, что накоплено поколениями.
Сегодня соратники Суркова подгребают то, что ельцинский режим не успел
разграбить – приватизируют ВПК, образование, науку, здравоохранение, ЖКХ,
соцобеспечение. И, что важно, никакой демократии при этом и в помине не
появляется. Олигархия не терпит никакой демократии. Ее и нет. И Сурков об этом
также прекрасно знает. Его инструкция активу «Единой России» - не более чем
образец риторики, обманывающей чувство совести.
Сурков, обличив ельцинский режим
как Содом и Гоморру, тут же начинает его оправдывать: мол, «в 90-е годы были
начаты громадные реформы и масса позитивного», «осваивались новые социальные
практики, люди привыкали к выборам, люди учились работать в рыночной
экономике», «к ведущим позициям пробились по-настоящему активные, стойкие,
целеустремленные и сильные люди, материал для формирования нового ведущего слоя
нации». Последнее, конечно, касается самого Суркова и всей околопутинской
команды. Они так себя и чувствуют – ведущим слоем.
Сурков так яростно обрушивается на
ельцинский режим, как будто к нему не имеет ровным счетом никакого отношения. И
даже, как будто, не служил в Юкосе у Ходорковского, не обретался в Альфа-банке.
Путинский политтехнолог даже не
замечает прямой аналогии его оценок ельцинизма с путинским правлением: «В
результате все основные идеи демократии были искажены. Вместо общественной
дискуссии мы получили сплошные придворные интриги. Мы получили манипуляцию
вместо представительства». Занятно, что нынешние манипуляции народным
представительством Сурков как-то скромно оставляет в стороне. Марионеточная
Дума, созданная путем фальсификации выборов и давления на избранных депутатов
выпадает из внимания Суркова.
Сурков откровенно говорит о
фальсификации президентских выборов 1996 года и потрясенно приводит слова
некоего либерала, который не только не отрицает этого факта, а даже гордится
им: Но не похож ли этот неназванный либерал на самого Суркова. Ведь мы можем
отнести к нему его собственные слова, если вспомним о порядке проведения
региональных и местных выборов в 2004-2005: «Куда делся закон и что было
поставлено во главу угла, на чем основывалось это общество? И вот эти люди нас
сегодня учат демократии и рассказывают нам о том, что она куда-то там
сворачивается. Если тогда была демократия, тогда я не знаю, что такое
демократия».
Сурков лукавит. Он знает, что
такое демократия. Его демократия – это перманентный обман избирателей,
перманентная пиар-революция, перманентная расправа над инакомыслием,
перманентное коррумпирование народных избранников.
Сурков также не скрывает своего
пренебрежения законом, как и ельцинисты (да он и остался ельцинистом - наравне
с Путиным!): говорит о все более изощренных технологиях власти, которые
заменяют собой прямое насилие. Но при этом Сурков забывает указать, что насилие
возвращается, как только «мягкая» технология дает сбой – когда, например, по
его указанию партию «Родина» повсюду сняли с региональных выборов.
Технология путинской власти,
якобы, состоит в том, чтобы быть современной – уметь убеждать и договариваться.
Но при этом убеждение заканчивается принуждением, а договор – насильственным
обеспечением лояльности. Разве путинский режим в чем-то уступает ельцинскому по
части грубого принуждения? Разве Путин что-то стремится доказать оппозиции?
Разве он ведет какой-то диалог с иной точкой зрения? Да ни под каким видом!
Нет вопросов, Путин следует
принципу принуждения оппозиции к лояльности «по возможности добровольно». При
этом обманывает себя, полагая, что показная лояльность соответствует высокому
уровню образования и ума. Сурков также считает, что подчинение после некоторых
усилий убеждения – это и есть самый современный метод властвования. Он не
замечает, как заскучал чиновник, слушая президента. Чиновник уже с трудом
сдерживает зевоту, наблюдая, как Путин следует курсом Горбачева – как убеждение
становится просто ритуальной речью, как привычно обходятся острые углы, как
равнодушно перелистываются бумажки, по которым президент стал читать свои
публичные речи. Чиновник ждет, когда же можно будет услышать привычную команду,
а Сурков думает, что чиновник в это время шевелит мозгами и преисполняется
доверия к вышестоящим товарищам. На деле же, как только этот уже совсем скучный
пиар заканчивается, наступает обычная административная канитель: они делают
вид, что правят, а мы делаем вид, что подчиняемся.
Сурковская идея перманентного
усиления идеологизации общества по мере избавления от тоталитаризма дорогого
стоит. Она позволяет понять, что Кремль планирует вовсе не выяснение нужд и
мнения народа, а идеологическое насилие – насаждение либеральной догмы через
монополизацию всех «средств доставки» информации до сознания гражданина. Силу
заменяют слова, - говорит Сурков. И точно. Слова указывают на бессилие. Вся
жизнь сводится к пиару, который есть «вбивание ценностей демократии». Да так,
чтобы и среди ночи разбуженный человек мог отдолдонить тезисы о правах
человека. Таков идеал демократии по Суркову. Они признается в этом без тени
иронии.
Наставляя партийных активистов,
Сурков проговаривает сценарий вполне определенного политического процесса, раз
уже прошедшего в России, но в другом направлении. Вспомним, как Горбачев сдавал
компартию, чтобы обрести власть в обновленных Советах, а потом сдавал Советы,
чтобы сосредоточить в своих руках административную власть, сидючи в кресле
Президента СССР. Сурков полагает для «Единой России» обратный процесс: партия
должна захватить все институты и «сохранить свое доминирующее положение в
политической системе». Не отстоять интересы народа, не спасти страну от
разрухи, не сберечь нацию, а доминировать – вот задача партии Путина и Суркова.
От президентской власти и большинства в парламенте едросы должны перейти к
прямой партийной диктатуре – вполне советскому стилю «вбивания ценностей»
средствами идеологической борьбы, к которой прямо призывает Сурков. А если
«вбивание» будет недостаточно эффективным, власть подключит насилие –
произвольно применит аппарат подавление, игнорируя законы Божии и человеческие.
В порядке убеждения своих же
однопартийцев («вбивание ценностей») Сурков объявляет важнейшим инструментом
демократии политические партии: «роль парламентской части нашего
демократического механизма, роль политических партий радикально возрастает.
Уверен, что инициативы партий в формировании местной исполнительной власти
будут нарастать…». Надо быть совершенно лишенным стыда, чтобы толковать о
гражданском обществе и тут же, перейдя в расположенный по соседству рабочий
кабинет, планировать его изничтожение – скажем, отдавать распоряжения по
информационной блокаде партии «Родина» и размещении грязной клеветы в СМИ
против ее лидеров.
Сурков взвинчен от сознания
бесполезности той пропаганды, которой он заполнил российские СМИ. Он требует от
едросов еще и живьем лить в уши гражданам ту ложь, которая несется из эфира и
забивает газетные полосы: создать класс агитаторов, создавать постоянные группы
по пропагандистскому обеспечению борьбы с политическими противниками, в каждом
регионе должны быть люди, которые получают за это зарплату, которые с утра и до
вечера думают о том, как насолить конкурентам, как им возразить, как их
поставить в глупое положение, улица должна быть наша. Можно себе представить, как
чинуши будут создавать видимость пропагандистской экспрессии – вроде своза в
столицу тысяч студентов, чтобы отчитаться перед начальством и освоить средства.
Дорого, дорого обойдется России сурковская истеричность. За фиктивной политикой
будет трудно различать политику настоящую – патриотическую, народную,
национальную, русскую. Мусорные технологии – вот все, что может предложить
Сурков своей партии, стоящей на страже интересов олигархии.
Сурков пытается сделать вид, что
Путин в лице Ходорковского, Гусинского и Березовского «замочил» всех олигархов,
что в России уже нет олигархии. А что тогда есть? Демократия? Нет, Сурков не
столь заносчив. Он просто не дает ответа. Демократия – только идеал, которому
надо учить партактив «Единой России». А коль нет демократии, то все позволено –
в том числе и выдача «черного» за «белое». В порядке пиара – вбивания
политкорректных формул о ценности демократического правления. А с ними и
ритуала лояльности лично президенту и его бюрократической «вертикали», в
которую органично встроились те, кого в народ продолжают считать ворами –
олигархи федерального и удельного уровня.
Занятно понимание Сурковым смысла
олигархии. Мол, она состоит в том, что министерством управляет коммерсант. Да
еще так, что это «не прописано» в Конституции. Вот если бы «прописали», тогда и
речи про олигархию нет. Другой симптом олигархии по Суркову – условия, когда
народные избранники работают на тех, «у кого больше денег». Причем без отметки
о том в Конституции.
Иными словами, Конституция для
Суркова – то же, что для Путина. То есть, Священное писание либерала. Президент
клянется ее исполнять, его главный политтехнолог – использовать для дефиниций.
Если что-то есть в Конституции, то это заведомо не может быть олигархией.
Дефиниция является священной, а потому – не подлежит толкованию Если сказано,
что мы следуем Конституции, в которой ничего нет про олигархию, то олигархии
нет как таковой. Такова логика либерального фашизма.
Конечно, Суркову трудно позабыть,
что олигархия – просто власть немногих. Но он забывает добавить «в своих
собственных интересах». И это симптоматичная забывчивость. Сурков именно потому
против «власти немногих», что за власть одного. И это значит, что олигархии он
предпочитает деспотию. В системе деспотии («исполнительной вертикали») не нужно
договариваться даже узким кругом. Здесь царит принцип фюрерства и корпоративные
принципы лояльности - фашио.
Сурков говорит про олигархов
ельцинского периода, которых он просто может перечесть – так их немного. Чтобы
дать индульгенцию путинским олигархам, Сурков убеждает, что прежние были
оторваны не только от народа, но и от делового сообщества. Выходит, Путин
просто освободил страну от олигархии, а нынешних путинских олигархов уже можно
считать добропорядочными бизнесменами. Ведь их больше, чем пальцев на одной
руке. И непомерные амбиции времен ельцинизма им неведомы. Скромные такие
миллиардеры – вроде Абрамовича! Или назначенцев в олигархи из «питерских» и
«фээсбовских». Все, как на подбор, лояльны президенту и Конституции. Значит –
не олигархи.
Как в насмешку над общеизвестными
фактами, Сурков гневится против ельцинизма, повторяя оценку сегодняшнего дна,
примененную к прошлому: коррупция заменила конкуренцию, ведущие телеканалы
стали оружием в руках известных олигархических групп и т.д. Отчет о достигнутых
успехах не может не угнетать самого Суркова.
Он говорит: «Чтобы подчеркнуть
драматизм той ситуации, могу сказать, что в прошлом году мы вроде бы вышли на
уровень 60% зарплаты учителя по отношению к уровню 1989 года. Можно представить,
куда мы откатились, если до сих пор наш учитель получает меньше, чем при
советской власти». После этого следовало бы признать, что в общем-то ничего не
изменилось. Но Сурков этого не делает. Он полагает, что изменилось. Как
участник идеологической борьбы, он не может привести реальный уровень зарплаты
учителя и сравнить его с прожиточным минимумом. Иначе признание поражения было
бы налицо – пришлось бы признать, что в России не только нет демократии, но
даже такой власти, которая просто позволила бы народу выжить. У него «все
пучком» - фашио. И только кто-то неназванный «кое-где у нас порой честно жить
не хочет».
Принцип «равноудаленности
олигархов» защищается Сурковым со странным упорством. Как будто решения Путина
превратили олигархов просто в крупных капиталистов! На деле, и это всем
известно, «равноудалены» от власти оказались лишь немногие. Остальным
предложили не подменять собой государство, а просто стать его частью –
делиться. Частью налогами, частью – финансированием «партии власти», частью –
акциями в пользу «питерцев», не постеснявшихся грозить прокуратурой и ФСБ ради
получения контроля над крупнейшими капиталами.
Если при Ельцине олигархи ходили
по коридорам власти порознь, то Путин, по словам Суркова, предложил им ходить
гуртом. И по их согласии избавил их от ярлыка «олигархи». Теперь это просто
ведущие бизнесмены страны, к которым нет претензий по части налогов. И политика
у них и у Кремля одна, и интересы - одни. Вместе они против пересмотра
грабительской приватизации.
Прямо повторен сценарий Адольфа
Гитлера, его отношения с крупным капиталом. Была страшная олигархия, теперь –
демократичный фашизм.
Суркову многое не понять в силу
болезненного пристрастия к понятиям, которыми он стремится манипулировать.
Ельцинская демократия для него – нечто между Содомом и Гоморрой. Путинская
демократия – как будто нечто совершенное иное. Там – нищета, а здесь? Молчит
Сурков, не дает ответа. Он отвечает только на те вопросы, которые ставит сам и
в которых не может быть никаких следов иронии в адрес вождя. Там
предприниматель мог быть убит или разорен чиновником в любой момент. А сегодня?
И сегодня тоже. Но молчит путинский идеолог, таит свое знание, доступное в
России даже самому простецкому человеку. Просто об этой тайне можно говорить
только на кухне, а публично должен действовать принцип фашио. Ведь Путин
сказал: «России быть!» Значит, нормализация произошла, что бы там ни говорили
эксперты и оппозиционеры. Ах, если бы не Путин! Тогда «кранты» - лишились бы
мы, овцы заблудшие, суверенитета.
Превращение Путина в Спасителя –
очень характерный симптом. Якобы, именно Путин объявил о диктатуре закона.
Якобы, это объявление благотворно сказалось. Якобы, его кто-то бросился
воплощать.
Культ Путина напоминает культ
Горбачева – то же посмешище, те же потуги на интеллектуальность, та же
безграмотность в деталях и в стратегии. Не случайно Сурков произносит по
отношению к политике Путина слово «демократизация». Над этим посмеивались еще в
период перестройки: демократизация отличается от демократии как канализация от
канала.
«Президент возвращает реальный
смысл слова "демократия" всем демократическим институтам» - сильная
мысль. Бирка – главное, жизнь – пустяки. Этот сурковский символизм о многом
говорит. Как и утверждение, что путинская политика пользуется поддержкой
большинства населения. Ведь Сурков не будет вдаваться в подробности. В качестве
поддержки он будет толковать исключительно о рейтинге, в который социологии
вкладывают подобострастие, лукавство и осторожность респондентов и самих себя.
Когда этого не требуется, обозначается реальный рейтинг путинской политики –
уровень популярности правительства и основных государственных институтов. Она
ниже низкой. Как раз именно поэтом Суркову важен принцип вождя. Все остальное
может быть объявлено неважным. Что с того, что все меры правительства встречают
протест, что «партия власти» в парламенте принимает неприемлемые для граждан
законы? Главное – рейтинг Путина. И на это бросаются все ресурсы «убеждения».
«Вбивание ценностей» Сурков
планирует как принуждение к позитивной оценке всего, что делает Путин. «Делайте
что написано в Конституции!» - этот приказ должен быть расценен как огромная
победа. Все трактовки Конституции – побоку. Все двусмысленности и нелепости
Конституции – побоку. Главное – объяснить обществу юридическую стерильность
всего, что делается от имени Путина. А далее – закрепить силлогизм: раз по
закону, значит демократично, а раз демократично, значит так и надо для пользы
народной. Тезис о создании правового государства усилиями Путина – все равно
что рапорт о построении развитого социализма. Причем и обоснование аналогично:
мы определили сами что такое «развитой социализм» и тут же обнаружили
соответствующие характеристики. Так и у Суркова: мы сами определяем, какие у
страны будут законы, и тут же говорим, что законность – это и есть демократия.
А получается, что защита прав граждан подменена защитой инициатив Путина – к
каким бы результатам они ни приводили.
Сурковские оценки захвата
чиновниками ОРТ и НТВ выдержаны в том же ключе: раз законно, значит легитимно,
а если и нелегитимно, то законно и т.п. Нормальные рыночные правила. То есть,
не надейтесь, что телеканалы у нас будут разнообразны – все будут на одно лицо
и все под контролем путинской «вертикали», которая сама будет устанавливать,
что хорошо, а что плохо для граждан и для России. Сейчас уже вполне понятно,
что принцип тут сработан по стандарту: «Что хорошо для Администрации
Президента, то хорошо и для России». Раньше на месте АП могли стоять
«Гусинский» или «Березовский» или «Ходорковский». Но от замены субъектов
порочность принципа не изменилась: раньше олигархи ходили вразброд и
телевидение было вредным, но разнообразным; теперь олигархи встроены в
«вертикаль» и телевидение утратило разнообразие и осталось исключительно вредным.
Зато Сурков может поставить Путину в заслугу следование рыночным принципам и
интересам России.
Апология Путина – особенно
трепетная часть сурковской накачки активистов «партии власти». Он им прямо
вворачивает в мозги: зарплаты и пенсии платят вовремя, вовремя, вовремя… Чтоб
никто не смог спросить: а сколько они составляют от прожиточного минимума? Да
не в этом дело! Главное – чтобы вовремя, главное – что Путина распорядился,
главное – спасибо Путину за то, что осчастливил!
Путин, оказывается, восстановил суверенитет
России. Особенно в Чечне. Мол, там решили жить в РФ. И на том спасибо, больше
мы не должны иметь никаких претензий. Ни к Чечне, ни к Путину. Что Чечня живет
по бандитским законам, так на это не надо обращать внимание. Там у них
региональные особенности. Именно особенности позволяют наделять главаря
бандитов званием академика и званием Героя России. «Минимизирована активность
негодяев, которые истребляли и чеченский народ, и нападали на другие регионы
страны» - и будьте довольны. Можно было бы сказать даже «оптимизирована» и тоже
испытать радость за талантливость нашего президента.
«Политика Президента Путина очень
ясна. Она изложена и в его посланиях, и в его выступлениях на самые разные
темы». Точно! Разве политика может оцениваться по делам?! Никак нет. Главное
слова. Например, сказал президент о демографической катастрофе в 2001 году – и
будьте довольны. А что после этого Россия потеряла еще 5 млн. коренного
населения, так это к словам не относится.
Источники вдохновения для больного воображения
Путин цитировал Ивана Ильина. И
Сурков цитировал. Кто, спрашивается, читал? Никто. Путин, скорее всего, просто
цитировал Суркова, который по контексту подобрал нечто из сочинений
философа-монархиста, а потом из той же «нарезки» процитировал нечто для своих
партийцев.
Откуда такая уверенность, что
Сурков не читал Ильина? Ведь он его цитирует! Да просто Ильину приходится в
гробу переворачиваться, зная о речах Суркова, где имя философа поминается всуе
– в прямом противоречии со всем его творчеством. Сурков примеряет понятие
«ведущий слой», использованное Ильиным, который наверняка назвал бы сурковский
«слой» - шайкой разбойников. Пророчество Ильина Сурков принимает с одним
дополнением: очерк грядущего кризиса признается адекватным тому, что разразился
в 90-е годы, но направление его преодоления Сурков не может не считать
анахронизмом. Ильин писал о национальной диктатуре, а Сурков печется о режиме
либерального фашизма; Ильин думал о судьбе русского народа и мечтал о
возрождении русского «ведущего слоя», а Сурков думает о условиях для
олигархического произвола, творимого «по закону», и об интернационале инородцев
во власти. Ильин разрабатывает проект русской солидарности, Сурков мечтает о
соревновательности применительно к режиму олигархии. Ильин чает пришествия
монархии, Сурков – фюрерской власти, под сенью которой в России должны
разграбить все, что еще не разграбили.
Еще один из авторов, вдохновляющих
Суркова- поэт Иосиф Бродский, получивший Нобелевскую премию за англоязычные
стихи, но почему-то имеющего среди либеральной публики репутацию «нашего».
Забавно, что Сурков цитирует вовсе не стихи Бродского, а рассуждения поэта об
экономической войне и финансовом порабощении стран Восточной Европы. Банальные
мысли. Сурков вдохновляется ими для обоснования ценности суверенитета. Ему вся
история России – пустяк, а Бродский – ценный источник мудрости. Поэтому
волей-неволей понимаешь, что суверенитет для Суркова значит всего лишь вотчину
для доморощенной олигархии. При этом Россия для мира становится тем, чем является
для России Чечня – зоной свободной охоты, где главная добыча принадлежит
местным егерям.
Плюрализм в одной голове – обычный
признак прохиндеев и шизофреников. Сурков, выступив в защиту суверенитета, тут
же разворачивает оглобли к «прагматическому моменту»: «если мы не будем
открытым демократическим обществом, если мы не будем широко интегрироваться в
мировую экономику, в мировую систему знаний, то мы не получим доступа к
современным технологиям Запада, без которых, как мне представляется,
модернизация России невозможна». Совместить два «вдохновения» Суркова –
глобализацию и суверенитет – можно только одним способом: рассматривать
суверенитет не как исторически данную самобытность и независимость от внешнего
мира, а как фактор конкурентной борьбы, который «наши» олигархи могли бы
использовать в соревновании с «их» олигархами. Это просто выгодно. И как раз
поэтому у нас нет врагов, а есть только конкуренты: «Один известный политолог
удачно сказал, что из нас хотели бы сделать службу безопасности по охране их трубопровода,
проходящего по нашей территории. Думаю, в целом, это так. Это не значит, что
они враги. Нет, они конкуренты».
Все на своих местах: «Суверенитет
– это открытость, это выход в мир, это участие в открытой борьбе. Я бы сказал,
что суверенитет – это политический синоним конкурентоспособности». То есть,
никакого суверенитета – сплошная конкуренция! Так срабатывает в фашистской
идеологии власти либеральный фактор. Он отказывается ото всего, что не
вписывается в идею наживы. А наживу мыслит как олигархическое ограбление своего
народа и, по возможности, в союзе с силами глобализма – и других народов:
«Россия, без сомнения, должна оставаться в числе держав, которые принимают
решения по вопросам организации мирового порядка». То есть, и во внешнем мире вся
политика разворачивается в пользу принципа наживы – в коалиции с разбойниками
мирового масштаба.
Керосиновых дел мастер
Власть считает русский народ
непроходимыми тупицами. Именно поэтому ее ведущие представители полагают, что
нам ни к чему пыжиться и развивать наукоемкие производства. Мол, раз Бог не дал
ума, не стоит и напрягаться – достаточно и того, что Россия может объявить себя
энергетической сверхдержавой.
Хорошо, объявил Путин об этом,
повторил за ним Сурков, эхом отзовутся активисты «Единой России», а дальше что?
Дальше – строительство за госсчет трубопроводов, чтобы побыстрее выкачать из
недр все наши энергетические «преимущества». На век Путина и Суркова этого
дармового богатства, конечно, может хватить. Но потом Россия должна будет
превратиться в пустыню. Пока мир будет развивать высокие технологии, мы, по
воле Путина и Суркова, останемся сырьевой колонией. А потом просто
колонией-пустырем, откуда нечего взять.
Свою собственную науку, свой
технологический багаж Сурков уже списал. Ведь у нас нет современных производств
даже в секторе НПЗ! А почему нет? Сурков как-то забыл, что и в путинскую
пятилетку здесь и конь не валялся – никто не собирался внедрять современных
методы переработки сырья. Теперь же Сурков прямо говорит, что собирается «сплавить»
Стабфонд – потратить на закупку зарубежных знаний и технологий. А отечественная
наука – пусть издохнет, надо понимать.
Все, о чем печется Сурков, связано
с задачей «попасть в «международный кооператив» энергетики будущего. Кажется,
он вовсе не Россию имеет в виду, а вполне конкретную группу олигархов.
В «кооператив» Сурков предполагает
втянуть и российский ВПК, и космическую промышленность. Предполагая, что здесь
контроль будет за государством, Сурков как будто не знает о решении Кремля
приватизировать оборонку и впустить в нее иностранный капитал.
ТЭК, стратегические коммуникации, финансовая система, как считает Сурков,
оборонная сфера должны быть преимущественно российскими. Но вовсе не
обязательно государственными. А раз так, то какая разница? Ведь олигархические
кланы давно глобализировались. Они только числятся за Россией, но к России
никакого отношения не имеют. Они давно в безгосударственном «кооперативе»
мировой олигархии. И это обстоятельство Сурков предлагает просто закрепить. Он
прямо декларирует цель: «Мы должны стремиться к участию в глобальной экономике
в составе новых мультинациональных корпораций». Мультинациональный или
транснациональный – хрен редьки не слаще. Дело не в терминологии, а в смысле.
Интересно, что Сурков радикально
против «либерального мракобесия» - то есть, произвольного развития экономики на
основе принципов частной инициативы. Этим он отличается от либеральных
романтиков, безумно мнящих, что спонтанные процессы и есть самые эффективные. В
то же время Сурков роль государства в развитии экономики видит очень
своеобразно – государство становится акционерным обществом кучки приближенных к
Кремлю, а народ – просто скотом, которому не дан шанс подняться из грязи хотя
бы в порядке случайности или за счет какого-нибудь природного таланта. Ему даже
«керосиновая» сверхприбыль при распределении не светит – все уйдет на
обеспечение великих планов Суркова.
Партия коррупции
Понимание «ведущего слоя» у
Суркова сводится к двум группам – воровской буржуазии и продажной бюрократии.
Презрительно характеризуя эти группы, Сурков, тем не менее, именно в них видит
лидерские качества и объект для воспитания. Кто будет этим воспитанием
заниматься, ясно не вполне. Но можно с хорошей достоверностью предположить, что
тех и других научат любить Родину кремлевские комиссары – те, перед кем,
собственно, выступал Сурков. Правда, исходя из того, что эти комиссары как раз
и являются альянсом скоробогачей и чинуш, повязанных меж собой коррупцией, они
сами решат, где для них Родина и что в ней стоит любить.
Сурков почти исповедально
заявляет, что у бизнеса проблемы вовсе не с государством, а с обществом.
Претензии чиновника, надо понимать, в большинстве случаев ограничиваются некоей
суммой «отката». А вот остальное общество как-то не может согласиться с тем, что
все богатства страны делит этот коррупционный альянс. Как же выйти из этого
конфликта? Сурков предлагает «гармонизировать» отношения между богатыми и
небогатыми. Таким образом: пусть бизнес-класс уважает традицию и мораль
общества и платит налоги, а власть тогда будет его лелеять и заботиться о нем.
Вот так-то! Не народ, обнищавший донельзя, власть будет спасать, а лелеять
«оффшорную аристократию», как называет бизнесменов сам Сурков.
Конечно, кремлевским стратегам
трудно сформировать интегральную модель общества, в котором различные
социальные слои солидарны. Поэтому он выбирает, какие слои приблизить и на
какое расстояние. Самый ближний к власти – олигархи, потом – прочие бизнесмены,
потом – что осталось. Об этих остатках Сурков печется меньше всего. Они
бесприбыльны. Потому нет речи об образовании, здравоохранении, культуре и в
целом – о духовном измерении общества. Даже демократию Сурков меряет мерками
рентабельности. Демократия рентабельнее – вот и вся основа для выбора.
Рентабельнее, как считает Сурков, не воспитывать свои профессорские кадры, а
завозить из за рубежа. Рентабельнее вести агитацию через нищего учителя и
врача. И раскалывать профессиональную солидарность разовыми подачками, вроде
тех, которые выдумал Путин в рамках своих убогих «национальных проектов». Столь
же убого понимать роль учительства и Сурков, что-то там вспомнивший на этот
счет из Бисмарка. Всего лишь для красного словца.
Что же касается коррупции, то и
здесь Сурков предпочитает одеть розовые очки: «не верьте, когда говорят, что
наше общество как-то в большей степени коррумпировано, чем большинство обществ
мира». Мол, все это только дискредитирует власть, а на самом деле зло – не так
уж и страшно. Нам же все равно, на каком там месте в мире российская коррупция.
Главное, что Россия не может дышать в той системе, которую создал Путин и его
сподвижники – еще более коррумпированную, чем в условиях ельцинского хаоса.
Формула врага
Сурков без обиняков выделил в
политике две враждебные «Единой России» партии.
Первая представляет собой симбиоз
«либералов» и «державников», ностальгирующих по ельцинским временам и
безбрежному разгулу олигархии: «все они были как бы в доле, потому что
оппозиция получала свою статусную ренту со всего происходящего, а правящий, но
почему-то находящийся в меньшинстве отряд революционеров имел что-то свое».
Сурков позабывает, что сам
принадлежал к этой партии. Да и сегодня принадлежит, но только не признается.
Не хочет провести очевидные аналогии. Не хочет, чтобы олигархической клеймо,
приставшее к «Единой России» было распознано как клеймо позора, не хочет
прояснить своих закулисных отношений с руководством компартии. Ведь тогда надо
было бы признать, что смибиоз сохранился, а вся опасность «реванша» исходит от
небольшой группы экспроприированных экс-олигархов, ищущих защиты своих
интересов у мировой олигархии – там же, где Сурков мнит обрести рентабельность
путинского режима.
Вторая партия именуется Сурковым
«партией двух шагов назад», а также изоляционистами. И тут идеолог не жалеет
пропагандистского пороху. Мол, слово «патриот» только пачкается этой партией.
«Это такие почти нацисты, люди, которые муссируют дешевый тезис, что и Запад –
это страшно, нам Запад угрожает, и китайцы на нас наступают, и мусульманский
мир нас подпирает, Россия для русских, Татария, видимо, для татар, Якутия для
якутов, видимо, по этой логике… О Кавказе не буду, потому что окажется, что они
заодно с Басаевым».
Разворачивая критику, которая
звучит в адрес путинского режима со стороны патриотического движения, Сурков
пророчит, что патриоты у власти могут воспроизвести только ухудшенную копию
советского государства и приведут нацию к демографической катастрофе. Понятно,
что никаких аргументов на этот счет у Суркова нет и быть не может. Потому что
демографическая катастрофа и национальное предательство – очевидные результаты
деятельности его собственной партии «Единая Россия». Во всю историю нашей
страны не было власти более постыдной, чем та, которую защищает Сурков от
патриотов.
Свои собственные «заморочки»
поздней перестройки Сурков пытается приписать патриотам: мол, как раз тогда
доказали сами себе, что вся периферия для страны убыточна. И потеряли ее.
Хорошо хоть Сурков не защищает разрушителей страны. Но он их и не называет! И
не говорит, что намерен способствовать воссоединению. Вместо него это делают
патриоты – те, кого Сурков считает своими главными врагами. Скорее всего
потому, что они не причастны к разрушению и разорению страны, а Сурков со
своими однопартийцами – в полной мере.
«Вырвать победу» - вот цель
Суркова в борьбе с оппозицией. Он и занял этим все свое рабочее время. Потому
что если не вырвет, то всем придется отвечать. Не только за 90-е, но и за
путинскую эпоху, которая для России оказалась не менее разорительной, чем
ельцинская.
Страх ответственности понуждает
Суркова настраивать едросовских активистов на прямое нарушение закона: «Пути
демократии не всегда прямые», «не дать сторонникам олигархии разрушить
демократию с помощью демократических процедур. То же касается и поклонников
национал-диктатуры. Всех противников народного суверенитета». При чем тут
народный суверенитет? Это термин вместо «демократии»? Скорее всего это
заменитель других терминов – «деспотия», «диктатура», «либеральный фашизм».
Сурков предлагает удушить оппонентов так, чтобы они и носу в политику не показывали в течение 10-15 лет. То есть на тот срок, за который доктрина «мировой керосинки» себя исчерпает, ресурсы будут распроданы, а олигархи и их политтехнологи найдут себе новую родину.
Очень обидно Суркову, что нет у
«Единой России» идеологии. И, главное, не может быть. Дествительно, какая
идеология у разбойника? У него деяния и преступные планы. Сурков их огласил с
откровенностью. А чтобы не мучиться обидой, предложил считать идеологией
едросов все, что говорит Путина. Пишет говоримое, разумеется, Сурков. Значит,
как говорится «слушай сюда» и «иди туда». Паранойя властолюбия не у тех, кого
обвиняет Сурков, а у него самого: усидеть в кресле любой ценой – пусть даже
ценой гибели России.
Назвав лидера патриотического
движения «мусорщиком», Сурков определил свою партию и самого себя как «мусор».
Можно целиком и полностью поддержать такое самоопределение. Судьба мусора – либо быть выметенным, либо сгнить.
15.04.06