Журнал «Золотой Лев» № 61-62 - издание русской консервативной
мысли
С.Ю. Глазьев
доктор экономических наук, член-корреспондент РАН
депутат Госдумы, фракция «Родина»
лидер общероссийской организации «За достойную жизнь»
Коррупция сделала наше государство
неработоспособным
Стенограмма выступления 8 апреля (2005 г.) в Московском
институте международных экономических и политических исследований РАН на
заседании круглого стола по теме «Борьба вокруг реформирования экономики».
Уважаемые коллеги! Я бы хотел свое выступление
сконцентрировать на первом слове, которое присутствует в нашей секции: «борьба»
вокруг реформирования экономики. В силу рода своей деятельности и в науке, и
работая в Правительстве, затем в Парламенте, мне трудно судить об эпохе до 1990
года. Я расскажу о том, что происходило позже. Это действительно была борьба.
Банальная всем известная истина «экономическая политика не может быть свободна
от экономических интересов», наоборот, она как правило направляется
экономическими интересами. Если экономические интересы в своем суммарном
результате противоречат выводам науки или ее рекомендациям, то это хуже для
науки.
Экономические интересы заставляют государство двигаться
совсем не в том направлении, которое кажется нужным для общества, которое
подтверждается научной теорией или практическим опытом. И дело здесь не в том,
что некомпетентны люди, принимающие решение. Вопрос в том, почему именно эти
некомпетентные люди принимают решения, почему именно им делегируется принимать
решения совсем не те, которые следовало бы принимать исходя из общенациональных
интересов.
До 1991 года зависимость экономической политики от
экономических интересов не была столь явно выражена. Если те, кто разрабатывал
реформы сталкивался с экономическими интересами, то это были как правило
интересы не столько людей, сколько интересы крупных производственно-ведомственных
бюрократических хозяйственных структур или групп.
Мы очень быстро обнаружили, как на наших глазах буквально
первое российское правительство реформаторов «из правительства зав.лабов», как
его пренебрежительно называли в первое время, вдруг за год превратилось в
правительство капиталистов.
Капиталистов не в том смысле, что они наворовали много
денег, а в том смысле, что они стали проводить линию, в которой были
заинтересованы вполне конкретные немногочисленные, но весьма влиятельные коммерческие
структуры, крупные бизнесмены, которые свои личные интересы стали транслировать
на уровне государственной политики.
И вот в этой развернувшейся борьбе между частными
интересами и интересами общенациональными, последние оказались в таком ослабленном
положении, поскольку их труднее было защищать. Для того, чтобы частные интересы
не сбивали политику государства в свою сторону, были необходимы определенная
фильтрация принятия решений, экспертные институты, нормально функционирование
Парламента, какой-то общественный контроль за принятием решений.
Эти усилия блокировались теми, кто четко знал, что их
частные интересы не совпадают с общенациональными. Фактически, проход
предложения от какого-то конкретного олигарха до уровня указа президента, а
иногда даже до уровня федерального закона стал занимать буквально считанные
месяцы. Я могу привести немало примеров того, как вся эта технология принятия
решений работала. Если в начале можно было еще достаточно легко принимать
решения, которые соответствовали и теоретическим рекомендациям, и
общенациональным интересам, то после расстрела Верховного совета в 93-м году и
фактического установления диктатуры в стране, это стало в большинстве случаев
невозможно.
Для того, чтобы было понятнее то, о чем я говорю буквально
несколько таких конкретных исторических примеров. Вот сейчас все говорят о
природной ренте… В начале девяностых годов на экспорте нефти и минерального
сырья можно было заработать огромное количество денег. Понятен был источник
происхождения этих денег, понятно было, как работает этот разрыв в ценах, и
совершенно понятно было, что нельзя полностью открывать экспорт сырья, поскольку
разница в ценах внутренних и внешних составляла разы.
Практически либерализация экспорта сырья культивировала
явно негативное в конечном счете экономическое поведение. Я уж не говорю об
ущербе, который это доставляло сбалансированности экономики. Нам тогда довольно
легко удалось принять решения, которые ограничивали экспорт сырья. Это, скажем,
принятие экспортных пошлин, сохранение на какое-то время квот по экспорту
сырья. Я могу сказать, что уже тогда в начале девяностых годов, буквально в
первые месяцы радикальной реформы мы столкнулись с тем, что вот эти частные
интересы очень быстро начали набирать ход. Например, когда были введены
экспортные пошлины на вывоз нефти, газа, металлов и большинства сырьевых
товаров, российский бюджет от них получил в 92-м году одну треть доходов. Тут
же коммерсанты, которые зарабатывали огромные деньги на перепродаже сырья,
устроили самый настоящий саботаж. Они просто остановили экспорт и сказали, что
у нас нет денег платить экспортные пошлины, пусть нам дадут кредиты, мы их оплатим.
Центральный банк кредиты отказался давать под это дело,
хотя обещал и в итоге только благодаря тому, что у государства еще оставались
тогда внешнеторговые крупные компании, которые практически за свои оборотные
средства заплатили экспортные пошлины и вывозили это сырье, экспорт в конце
концов не остановился и удалось эту технологию довести до конца.
Второй пример - переход к чековой приватизации. Как вы
знаете, Закон о приватизации был подготовлен с именными чеками, то есть там
были фамилии людей, и нельзя было чеки продавать. И был совершен подлог, о
котором уже сейчас стараются не вспоминать, а когда в Верховный совет поступил
закон в период летних отпусков депутатов и господин Филатов, который тогда
председательствовал в Верховном совете, просто скрыл от депутатов, что пришел
такой указ президента. По действующему порядку, если указ президента не
опротестовывался Верховным советом в течение месяца, он приобретал силу закона.
Вот этот указ пролежал в сейфе у Филатова, месяц прошел и депутаты, вернувшись
из отпуска Верховного Совета, с удивлением узнали, что теперь приватизация
будет не через именные чеки, а через чеки на предъявителя. Что из этого дальше
получилось, вы хорошо знаете: финансовые пирамиды и колоссальное перераспределение
собственности.
Были, конечно, и просто методические ошибки. такие, как,
скажем, либерализация цен, которая не сопровождалась переобучением бухгалтеров
и формированием конкурентной среды в ценообразовании и каких-то переговорных
отношений между предприятиями.
Гайдар тогда давал интервью, что вот, наверное, где-то в
три раза поднимутся цены на энергоносители. Умные бухгалтера просто умножили на
три цены на сырье, которое они покупали и таким образом запустили механизм
инфляций и издержек, который начал крутиться уже с колоссальной скоростью.
Другая ошибка - замораживание вкладов.
Но на чем я бы хотел в завершение акцентировать внимание.
Вот когда в том экономическом хаосе, который возник в первые годы радикальной
реформы, появились источники получения сверхприбылей, эти источники стали
воспроизводиться уже при поддержке государства. Дело дошло до абсурда в 1996-м
году, когда само государство вырастило чудовищную финансовую пирамиду ГКО, и
вопреки расчетам, которые проводились за год до финансового краха девяносто восьмого
года, вопреки огромному количеству материалов, которые посылались и Совета
безопасности и Совета федерации и от научных экспертов. Несмотря на это,
примитивно, тупо, финансовая пирамида крутилась между двумя ведомствами.
Центральный банк печатал деньги, а Минфин выпускал ГКО. Центральный банк
рефинансировал коммерческие банки под залог ГКО, таким образом, вся денежная
эмиссия обслуживала интересы тех люде, которые спекулируя на пирамиде ГКО
получая колоссальные деньги 100% годовых, всасывая в себя всю денежную массу
страны. Стало ясно в 1998 году, что дальше так продолжаться не может, но, тем
не менее, мы до сих пор не преодолели вот это доминирование частных интересов в
принятии государственных решений фактически до сих пор политика ведется главным
образом в интересах тех, у кого много денег.
Коррупция фактически сделала наше государство
неработоспособным. Мы видим, что если крупный капитал сталкивается с желанием
пролоббировать свои интересы, то его ничем фактически не остановить при
нынешней системе власти. Мы пришли к ситуации, когда государство перестало
существовать не просто как отдельный институт. Оно превратилось в некий набор
структур, находящихся в состоянии круговой поруки, утратило механизмы
ответственности за принятие решений. И та последняя конвульсия, которую мы
сегодня наблюдаем с коммерциализацией социальной сферы, с отказом государства
от выполнения уже социальных обязательств, - это рубеж.
Страна с моей точки зрения обречена на диктатуру в
политике, разрушение в экономике и деградацию в социальной сфере. Конечно никто
из тех, кто планировал перестройку двадцать лет назад, об этом не мог и
подумать, в страшном сне не приснилось бы. Но, к сожалению, мы пришли общими
усилиями к такому результату и, наверное, осталось, может быть, несколько лет
для того, чтобы эту траекторию движения изменить.