Журнал «Золотой Лев» № 169-170 - издание русской
консервативной мысли
К. Бенедиктов
Ялта
кончилась. Да здравствует Ялта!
"Yalta, c'est
fini", - эти слова Николя Саркози
процитировали все западные СМИ. "Ялта кончилась!" - объяснил французский
президент западным журналистам, имея в виду, что раздел Европы на сферы влияния
по образцу 1945 года более невозможен. Журналисты
поняли это как недвусмысленное предупреждение русским - не лезьте в дела
суверенных государств, мы (ЕС, НАТО, Запад) вам не позволим! Но Ялтинская система
подразумевала не только советские, но и американские, и английские сферы
влияния. Если Ялта действительно кончилась, то не логично ли предположить, что
в дела суверенных государств, согласно Саркози, не
имеют права вмешиваться и англосаксы?
Обновление через крах
В 20-х числах сентября, принимая участие в очередном
заседании Генеральной ассамблеи ООН, Николя Саркози продемонстрировал, что является не только успешным
посредником в переговорах между конфликтующими сторонами, но и претендует на
лавры главного реформатора господствующей ныне неолиберальной
версии капитализма. В речи, которую он произнес перед представителями многих
государств, президент Франции высказался по поводу мирового финансового кризиса
и возможных способов его решения, в очередной раз
обнаружив свои претензии на роль лидера Европейского союза. Саркози
объявил, что виновные в нынешнем крупнейшем экономическом кризисе (а это, без
сомнения, - американцы), который можно сравнить лишь с
катастрофой 1930-х годов, должны понести суровое наказание. Последствия краха
мировой экономики, а также вопрос о мерах по преодолению кризиса президент
Франции предложил обсудить на саммите Большой Восьмерки, который, как
подчеркнул сам Саркози, было бы неплохо провести в
Европе или в США в ноябре этого года.
Сделать капитализм морально пригодным, согласно Саркози, можно лишь в том случае, если мировые лидеры
поспособствуют созданию системы, в которой банки действительно бы занимались
развитием экономики, а не спекуляцией во имя собственных интересов. Опять же - Саркози недвусмысленно целил в американцев. Неожиданно он
заговорил и об "общем экономическом пространстве, которое объединило бы Россию
и Европу". В общем, стало очевидным, что Саркози
намерен добиться независимости не только европейской
политики от Вашингтона, но и европейской экономики от Нью-Йоркской биржи.
Выступление французского президента
против экономической однополярности, во многом
перекликающееся по содержанию с июньской речью президента Дмитрия Медведева на
Петербургском экономическим форуме, не осталось одиноким. Тему краха финансовой гегемонии США подхватил вслед за Саркози министр финансов Германии Петер Штайнбрюк,
выступая в национальном парламенте 27 сентября: "Мир никогда не будет
таким, каким был прежде. Соединенные Штаты потеряют статус сверхдержавы в
мировой финансовой системе. Мировая финансовая система будет
многополярной". Европа явно претендует на то, чтобы стать одним из полюсов
в этом мире, а Саркози - еще недавно лучший друг
Америки на континенте - намерен сыграть роль первого лидера "постялтинской Европы".
Европейский посредник
На сегодняшний день в активе Саркози
как международного посредника беспрецедентно быстрое заключение мирных
договоренностей (план Медведева-Саркози); чудесное спасение
Михаила Саакашвили от почти неминуемой политической
гибели; выработка единой позиции ЕС по русско-грузинскому конфликту. За один
неполный месяц - более чем впечатляющий букет достижений.
Тем не менее, деятельность Саркози
воспринимается в Европе далеко не однозначно. Ряд стран (главным образом,
балтийские республики и Польша) считает, что он слишком усердствует в попытках
задобрить Россию. В странах, не столь одержимых страхом перед "русским медведем",
французского президента, напротив, обвиняют в том, что он является послушным исполнителем
воли Вашингтона. Великобритания недовольна тем, что французская дипломатия в
некотором смысле утерла нос англосаксонской - миссия Саркози
признается гораздо более успешной, чем вояж Дэвида Миллибэнда
на Украину в связи с русско-грузинским конфликтом. Да и по свою сторону
Ла-Манша критиков у президента хватает. Но Саркози
уверенно ведет свою политическую игру, не собираясь никому отдавать лавры
успешного посредника на переговорах с таким сложным партнером, как Россия.
Может показаться, что Саркози
просто неожиданно "повезло" с югоосетинским кризисом - он пришелся
как раз на период председательства Франции в ЕС. Однако было бы наивным
считать, что эффективный внешнеполитический блицкриг Саркози - не более, чем
удачная импровизация. В действительности речь идет о частном случае применения
концепции, разработанной задолго до грузино-осетинского конфликта. Она
существенно отличается от предшествовавшей концепции внешней политики Франции,
связанной с командой Жака Ширака - прежде всего, сменой целей и приоритетов.
"Французская дипломатия стремится создать
"Европейскую силу", противостоящую американской "сверхсиле", - утверждал в 2005 году один из
наиболее последовательных критиков Ширака философ Андре Глюксманн.
- Это мечта не о Европейской Европе, но о Французской Европе. И об оси
Париж-Берлин-Москва".
Для новой концепции подобная ориентация неприемлема. Причем
не только из-за связки с "имперской" Россией, но и с ближайшим
соседом - демократичнейшей Германией. Но значит ли
это, что новая концепция целиком ориентирована на укрепление трансатлантических
связей?
"Доктрина Саркози"
Можно с уверенностью говорить о том, что "доктрина Саркози" (которую так пока что никто не называет) не
предусматривает создания союзов по типу "Париж-Берлин-Москва". Но
нельзя с той же степенью убежденности утверждать, что ее основным приоритетом
является укрепление трансатлантических связей.
"Доктрина Саркози"
выросла на идеологическом поле, сформированном несколькими близкими к президенту
Франции политиками и философами. Среди них стоит отметить цитировавшегося выше
Андре Глюксманна, депутата Национальной ассамблеи,
советника президента Пьера Леллюша, министра иностранных
дел Франции Бернара Кушнера, а также спичрайтера Саркози
Анри Гено.
Глюксманн в последние годы претерпел определенную идеологическую
эволюцию. Он уже не выступает против идеи "Французской Европы",
которую так безжалостно критиковал в годы президентства Ширака. Видимо, потому,
что ось "Париж-Берлин-Москва" окончательно стала политической
фантастикой, а без нее идея доминирования Франции в европейской политике
представляется семидесятилетнему философу не столь отвратительной. С другой
стороны, американская "сверхсила"
во многих отношениях перестала быть таковой.
Америка слабеет, и образующийся дефицит силы должен быть
чем-то компенсирован. Глюксманн возлагает надежды на
усиливающуюся Европу - "настоящим сюрпризом прошлого августа стал не
Путин, а Европа, которая вновь обрела твердость, которую мы давно не видели",
- заявил он. А заявление Саркози о "конце
Ялты" прокомментировал так: "Европейский союз не поддался панике:
ни возвращения к холодной войне, ни идеологического разделения".
Есть основания полагать, что в недрах Елисейского дворца и Кэ д'Орсэ разработан план модернизации
ЕС, мотором которого должна стать Франция. Важные детали этого плана - ослабление
позиций Великобритании и Германии, усиление европейской оборонной политики, превращение
Франции в ключевого игрока на юго-восточном направлении.
Одним из авторов этого плана является министр иностранных
дел Франции Бернар Кушнер. Назначение Кушнера на пост главы Кэ
д?Орсэ было воспринято в
России как своего рода "меньшее зло" - гораздо хуже было бы, если бы Сарко отдал внешнюю политику своему советнику Пьеру Леллюшу, известному своими русофобскими взглядами. Кушнер, пришедший в команду Саркози из
стана левых является своеобразной французской репликой американских
"неоконов". Их сходство прослеживается в
политической биографии - в юности Кушнер был членом Компартии, а в мае 1968
года даже возглавил забастовку на медицинском факультете Парижского
университета. Сходны они и в идеологии: Кушнер - один из создателей движения
"Врачи без границ", бывший глава гражданской миссии
ООН в Косово, активно пропагандировавший доктрину "гуманитарной
интервенции", которая оправдывает применение военной силы для защиты
"прав человека". По мнению Даяны Джонстон, автора книги "Крестовый поход дураков: Югославия, НАТО и Западный обман", назначив
Бернара Кушнера министром иностранных дел, Саркози
отказался от "реализма", как стержня французской внешней политики,
заменив его "гуманитарными интервенциями". "Права человека"
- это наиболее опасная и двусмысленная из "ценностей", отобранных Саркози у пост-экономических
левых", считает Джонстон.
Сам Кушнер довольно жестко выступает против понятия "realpolitik". "Я не считаю, что нашу политику
стоит так называть", - заявил он в интервью журналу Newsweek, пояснив, что "realpolitik"
- это когда кто-то принимает решения, идущие вразрез с его собственными убеждениями.
По мнению Кушнера, политика Парижа в грузино-осетинском конфликте ? не "реальная", но "кризисная"
политика. Именно в этом ключе, видимо следует рассматривать и провозглашенный Саркози "конец Ялты". Несмотря на определенное
сходство с американскими неоконами, Кушнер не
идеализирует модель трансатлантического сотрудничества. Когда он говорит о том,
что "мы полностью изменили трансатлантические отношения (между США и Францией):
они стали легче и доверительней", это означает, главным образом, что Саркози не
будет фрондировать, подобно Шираку, фактически развалившему антииракскую
коалицию в 2003 году. Напротив, Саркози готов вернуть
Францию в рамки военной структуры НАТО, окончательно порвав тем самым с голлистской традицией. Однако некоторые эксперты считают,
что этот шаг навстречу Америке маскирует стремление Франции усилить и
возглавить европейский оборонный компонент, который ослабит влияние США в регионе.
Не менее важно, что создание мощной континентальной оборонной группировки существенно
ослабит и позиции Великобритании.
Новый европейский гегемон?
Таким образом, картина мира "после Ялты", в том
виде, в котором она рисуется Саркози и стратегам его
внешнеполитического штаба, предполагает сокращение англо-саксонского влияния в
Европе.
Понятно, что в новой системе международных отношений
Франция должна будет опираться на институты, в которых ее влияние будет
преобладающим. Видимо, именно в этом ключе рассматривался Средиземноморский
союз, учредительный саммит которого прошел незадолго до начала
грузино-осетинского конфликта в Париже.
Саркози озвучил идею Средиземноморского союза зимой 2007 года, но
сама идея такой структуры, уравновешивающей ЕС на юго-восточном направлении,
была разработана задолго до того спичрайтером французского президента Анри Гено. Известный "евроскептик" Гено
видел в Союзе южно-европейских стран и стран Средиземноморья инструмент,
который позволил бы не концентрировать все вопросы в руках высшей бюрократии в
Брюсселе. Первоначально Союз позиционировался как противовес средиземноморским
инициативам ЕС и не предполагал участия в нем стран Северной Европы и Германии.
Если бы Саркози удалось
"пробить" Средиземноморский союз в виде "клуба с ограниченным
членством", ведущую роль в котором играла бы Франция, это позволило бы ему
не только ускорить реализацию плана по модернизации ЕС, но и решить, наконец,
"турецкий вопрос". Сам Саркози является
убежденным противником вхождения Турции в ЕС, но один из его ближайших
помощников, Пьер Леллюш, по крайней мере, не
исключает возможности европейской интеграции Турции в случае выполнения ею ряда условий. Поскольку приоритетом и для Саркози, и для Леллюша является
усиление роли Франции в европейской политике, необходимость компромисса по
турецкому вопросу очевидна. Наполнив Средиземноморский союз реальным политическим
и экономическим содержанием, Франция смогла бы, во-первых, предложить Турции
полноценную альтернативу вхождению в ЕС, а во-вторых, превратиться в ключевого
игрока в зоне Большого Ближнего Востока (включая и Кавказ).
В настоящий момент реализация идеи Средиземноморского союза
идет не так, как хотелось бы Саркози - по меткому
замечанию одного английского аналитика, "проект Саркози
задушили в объятиях". В результате объединенных усилий британского
премьера Гордона Брауна и германского канцлера Ангелы Меркель
в состав Союза, помимо 12 стран Средиземноморского бассейна, войдут все 27
стран Евросоюза. Это означает, что Средиземноморский союз не станет
альтернативной ЕС структурой, и зоной преимущественного влияния Франции. Однако
Париж явно не собирается сдаваться: недавняя встреча в Дамаске с участием Саркози, Асада, эмира Катара Аль
Тани и премьер-министра Турции Реджепа Эрдогана свидетельствует о том, что Франция все уверенней
примеряет на себя костюм одного из основных переговорщиков в регионе.
Наконец, важное место во внешнеполитической модели Саркози отводится Украине. Именно о судьбе Украины (и
Молдовы) беспокоился Бернар Кушнер перед вторым визитом в Москву. А Пьер Леллюш, являющийся, как и его друг Андре Глюксманн, сторонником присоединения Украины к
Североатлантическому альянсу, не раз делал резкие заявления в адрес России,
"шантажирующей" Киев за его намерение вступить в НАТО. Возможно, на
берегах Черного моря Париж попытается взять реванш за средиземноморское фиаско.
Успешная политика Саркози в
период грузино-осетинского конфликта явилась в значительной степени результатом
работы его "идеологического штаба", разработавшего доктрину "Европы
после Ялты". Однако эта модель подозрительно напоминает "новую
Ялту", где роль англо-саксонских держав постепенно и плавно перетекает к
Франции. Такое кардинальное переформатирование европейской политики означает,
что ближайшее будущее Европы будет все меньше определяться трансатлантическим
англо-саксонским союзом. Ялта кончилась, да здравствует Ялта-2?
РЖ, 1.10.08