Журнал «Золотой Лев» № 277-278 - издание русской
консервативной мысли
(www.zlev.ru)
В.С. Овчинский
генерал-майор милиции в отставке
доктор юридических наук
Реальная
преступность в разы выше официальной
—
Владимир Семенович, руководители силовых структур все чаще заявляют о том, что
преступность в России снижается, а раскрываемость растет. Но судя по полицейским
сводкам, картина складывается другая...
—
Действительно, в последние годы руководители правоохранительных органов заявляют,
что в России в очередной раз снизилась преступность, в том числе количество
убийств. Но это не так. Последние 10 лет в России
наблюдается совершенно обратная ситуация. Каждый год в России количество
преступлений растет. Увеличиваются и убийства. Статистика преступности не
отражает реального положения дел. В результате дезориентированы и руководство
страны, и население.
—
Это достаточно смелые заявления. На чем они основаны?
— Я
проанализировал материалы уникального исследования, которое провело НИИ Академии
Генпрокуратуры под руководством профессора Сергея Иншакова. Исследование было
проведено на основе всех современных методов — математических расчетов, опросов
населения, сопоставления различных потоков статистической информации. Там также
совмещены судебная статистика преступности (ее делает судебный департамент
Верховного суда) и статистика, которую делает Главный аналитический центр МВД.
—
И это исследование подтверждает рост преступности?
— Из
него следует, что все последние годы преступность в России не снижалась, а постоянно
росла. На последней коллегии МВД России было вновь заявлено о снижении преступности
в 2010 году. А что происходит на самом деле? За год было зарегистрировано около
24 млн. заявлений о преступлениях. В МВД посчитали, что более 2 млн. заявлений
— действительно заявления об уголовных преступлениях, около 4 млн. —
административные правонарушения, еще по четырем миллионам вынесено постановление
об отказе в возбуждении дела. Еще в статистике МВД появилась такая категория,
как приобщение к “номенклатурным делам”. Какие номенклатурные дела? Я почти 30
лет проработал в МВД, я не понимаю, что это за категория. Есть понятия
“заявление о преступлении”, “зарегистрированное преступление” и “отказ в
возбуждении уголовного дела”. Другого не может быть.
Так
вот, на фоне этого остальная масса Где они?
Получается, что граждане постоянно обращаются, число этих заявлений постоянно
растет, а то, что регистрируется как преступность, постоянно снижается. Одновременно
постоянно растет количество постановлений об отказе в возбуждении уголовных
дел. Поэтому если уже президент на официальном совещании на весь мир заявил,
что статистика, которая формируется МВД, — это брехня, то куда дальше плыть?
—
То есть можно сказать, что дела просто не возбуждают?
— Есть
статистика прокуратуры. Она показывает, что все последние 10 лет растет количество
постановлений об отказе в возбуждении уголовных дел, которые органы прокуратуры
отменяют как незаконные. Но они не попадают в статистику уголовной
преступности, и их дальнейшая судьба непонятна.
—
Статистикой по убийствам тоже управляют? Это ведь очевидное преступление.
—
Действительно, наименее латентным преступлением является убийство. Куда труп денешь?
Но оказывается, что у нас статистика убийств также полностью управляемая. Любое
убийство, если труп найден не сразу, можно переквалифицировать как тяжкий вред
здоровью, повлекший смерть. Под статистику убийств это уже не попадает.
Человека можно несколько дней пытать, оставить умирать, он будет мучиться...
Потом его доставят в больницу, где он умрет. Найдут преступников, и они скажут:
“А мы не хотели, чтобы он умирал, мы хотели, чтобы он остался уродом и всю жизнь мучился”. И это уже не будет считаться
убийством.
—
Так какова реальная статистика по убийствам?
— По
официальной статистике 2006—2009 гг., регистрировалось от 19 до 17 тысяч
убийств в год. Исследование НИИ Академии Генпрокуратуры показало обратное. На
самом деле у нас совершалось до 47 тысяч убийств в год.
—
К этому выводу пришел только этот НИИ? Существуют ли еще похожие точки зрения?
— Я
проанализировал юридические и медицинские диссертации по латентной преступности.
И был поражен. Оказывается, медики приходят к выводу, что причиной смерти в половине
случаев актов травматизма являлось фактически скрытое убийство. Как правило, в
медицинских заключениях пишется, что удар был нанесен тупым предметом, получены
колото-режущие раны и т.д. Но причина нанесения не установлена. Случай проходит
по медицинской статистике как травма с последующей смертью. И в уголовной статистике
этот случай никак не фиксируется.
Как раз
эту сферу НИИ Академии Генпрокуратуры не исследовал. Я взял и совместил данные
медиков, исследовавших причины травматизма, с данными НИИ Генпрокуратуры.
Оказалось, что они независимо друг от друга пришли к выводу, что реальное
количество убийств в стране ежегодно доходит до 50
тысяч, а не 17, как уверяет МВД.
—
Статистику по терроризму тоже приукрашивают?
— С
терроризмом тоже полное искажение фактов. Наиболее реальные цифры дают Внутренние
войска. Когда я работал в МВД, мы всегда ориентировались на оперативные сводки
ВВ. Я считаю, что самые объективные данные привел командующий ВВ в СКФО генерал
Внуков. По его данным, только на Северном Кавказе в прошлом году было совершено
более 900 актов, которые можно отнести к актам терроризма. К этим актам
относятся взрывы, поджоги, нападения на сотрудников правоохранительных органов,
нападения на глав администраций. Если мы посмотрим на
данные МВД, то они снова покажут снижение актов терроризма. Тем временем
фактически идет третья необъявленная война. За прошлый год произошло 18 самоподрывов смертников. В предыдущие годы было по 3—4
случая.
—
Но и в других странах существует латентная преступность... Может, это проблема
касается не только России?
—
Латентная преступность существует во всех странах. Когда говорят в Америке или
в Европе о латентной преступности, то имеют в виду преступность заявленную и не
заявленную. В этих странах проводят опросы потерпевших. На основе этих опросов
делают вывод, что некая категория людей — как правило, это 25—30 процентов — по
каким-то причинам не заявляет в органы правопорядка или судебные органы о
совершенных в отношении них преступлениях или о преступлениях, свидетелями
которых они стали.
У нас же наблюдается латентность искусственная. Это когда люди сообщают о
преступлениях, а меры, которые предпринимаются (или не принимаются) в отношении
этих сообщений, искажают всю картину преступности и систему реагирования.
—
Как латентная преступность влияет на реформу Службы исполнения наказаний?
—
Концепция руководства Минюста и ФСИН заключается в том, что надо сажать как
можно меньше людей, освобождать тюрьмы, колонии преобразовывать в новые тюрьмы.
Возникает вопрос: а на фоне чего происходит реформа системы исполнения
наказания и реформа уголовного права в сторону радикальной гуманизации
и либерализации? Если бы мы имели сейчас общество, в котором постоянно
снижается преступность, в котором совершаемые преступления теряют степень
общественной опасности, общество всеобщего благоденствия, равенства,
процветания, то в этих условиях надо радикально гуманизировать
и либерализовать Уголовный кодекс. Но у нас нет этих
тенденций. У нас эти тенденции существуют только на бумаге. И если верить
статистике-брехне — то правы оказываются министр
юстиции и директор ФСИН, которые предлагают разгружать тюрьмы. Тем более что
количество сидельцев в колониях и тюрьмах последние годы составляет более 800
тысяч. В мире мы занимаем третье, после Штатов и Китая, место по общему
количеству сидельцев. И первое место по числу осужденных на 100 тысяч
населения.
—
Откуда же в США — самой демократичной стране — такое количество сидельцев?
— У них
за решеткой 2,5 млн. человек. Но у них 80 процентов сидят за малозначительные
преступления и преступления средней тяжести. А у нас 80 процентов сидят только
за тяжкие и особо тяжкие. Если бы у нас были такие же
строгие законы, как в Америке или европейских странах, и у нас сажали бы всех насильников,
педофилов, грабителей, членов ОПГ, разбойников, наркоторговцев, то у нас было
бы около 3—4 млн. сидельцев.
—
Так на каком же месте в мире по преступности Россия действительно находится?
— Если
учитывать только официальные данные, то мы окажемся на третьем месте по количеству
убийств в “Большой двадцатке” (G20) — после Южной Африки и Бразилии. У нас
убийств на 100 тысяч населения больше, чем в Мексике.
Я еще
составил “Большую криминальную двадцатку” по всем странам, входящим в ООН. Так
вот, мы единственные из всех европейских стран и стран СНГ входим в эту
двадцатку. У нас, по официальной статистике, 14,3 убийства на 100 тысяч
населения, и мы занимаем там 17-е место. На первом месте, кстати, Гондурас. Но если
дать реальную статистику, то мы окажемся на десятом месте среди самых
криминальных стран мира.
—
Руководители силовых структур в курсе реальной статистики?
—
Конечно.
—
Почему молчат?
— Они
продолжают действовать по принципу “жить стало лучше, жить стало веселее”. Рашид Гумарович в очередной раз
заявляет, что у нас преступность снизилась, количество убийств снизилось, а
раскрываемость увеличилась — за это надо всем ордена давать. На этом строится
вся политика МВД, да и других правоохранительных органов.
Все
ученые говорят о том, что реформа в МВД и всей системе уголовной юстиции должна
начинаться с наведения порядка в учете регистрации преступлений и организации
реагирования на них. Все нормальные люди едины в том, что нарушения в учете
регистрации преступлений — это антигосударственная политика. У нас количество
краж, фиксируемых в статистике, меньше, чем в Норвегии. Просто там фиксируется
все, а у нас только то, что уже нельзя не зарегистрировать.
—
Может ли реформа МВД что-то исправить?
— Пока
реформа МВД не мобилизовала, а дезорганизовала всю работу. Возьмем хотя бы
аттестацию. Ведь по каким критериям она проводится? Если начальник какого-нибудь райотдела в хороших
отношениях с начальством, он переаттестацию пройдет. В обратном случае ему
скажут: “Иван Иванович, в прошлом году раскрываемость у вас низкая и преступность
увеличилась...” Человек честно регистрировал и честно выполнял свой долг, а его
не переаттестуют из-за низких показателей. Поэтому в МВД останутся только те,
кто умеет подстраиваться, манипулировать. Мы оставляем не лучших,
а худших. И это все связано с проблемой латентности, с которой мы начали.
—
Владимир Семенович, насколько целесообразно при таком уровне преступности
принимать поправки в Уголовный кодекс по либерализации уголовного права?
— Как
вы считаете, можно ли в одной из самых криминальных стран мира проводить радикальную
гуманизацию? Я говорю, что нельзя. Мы опять наступаем
на те же грабли. Например, в 2003 году гуманизировали
уже все что можно, изуродовали статью УК “о хулиганстве”.
—
А что произошло с этой статьей?
— Еще в
1960-е годы наши криминологи выявили закономерность: чем сильнее ведется борьба
с хулиганством, семейными истязаниями, бытовым насилием, с насилием на почве
пьянства, тем ниже преступность по тяжким статьям. Тогда был принят указ об
усилении борьбы с хулиганством. Попался третий раз за административную
“хулиганку” — идешь в тюрьму. У нас на волне первой либерализации в декабре
2003 года изуродовали состав статьи в УК в статье “о хулиганстве”. Оставили хулиганство
уголовно наказуемым, только если оно было совершено с применением оружия. Это
бред полный.
—
Почему?
— К
примеру, банда негодяев может подойти к человеку и
начать плевать ему в лицо, пинать ногами, мочиться на него, бить, но при этом
не наносить тяжкий вред здоровью. Это не будет уголовным хулиганством. Это
будет административным хулиганством. Такого бреда нет
ни в какой стране. Если преступник при этом будет
применять оружие, то это будет не хулиганство, а покушение на убийство, если
что-то еще и отобрал — разбой, в конце концов — причинение тяжкого вреда
здоровью. Преступление, совершенное с применением оружия, — это совершено
другая характеристика.
—
Как вы относитесь к идее снизить низший предел за тяжкие и особо тяжкие преступления
до двух месяцев? Насколько я понимаю, нас это ожидает в ближайшем времени.
— В
данном случае под либерализацию попадают такие преступления, как разбои, грабежи,
кражи, вымогательства. Получается, что человек, совершивший одно или несколько
таких преступлений, может быть отпущен прямо в зале суда, если ему назначают
наказание по низшему пределу. К примеру, в СИЗО он отсидит месяца четыре. Этот срок просто засчитают и
выпустят. Вот что сделали наши гуманизаторы.
—
В новых поправках часто встречается словосочетание “на усмотрение суда”. Насколько
это правильно?
—
Нормативно неограниченное судейское усмотрение с “резиновыми” сроками всегда в
праве носило негативную оценку. Этот термин означает субъективизм. Если в
Уголовном кодексе нет четкого регламента, если что-то четко не определяется, то
это открывает возможность злоупотреблений. Многие нормы УК, особенно касающиеся
экономической преступности, дают возможность для очень широкого толкования.
Человека можно направить на 15 лет, а можно — на два месяца. Никаких критериев
в поправках не указано.
Также в
новых поправках решение вопроса об УДО оставили на усмотрение суда. Раньше
действовал жесткий критерий — если человек в местах лишения свободы совершает
новое преступление или злостно нарушает режим, то его нельзя выпускать. А
сейчас — на усмотрение суда.
Такая
же ситуация с условным осуждением. Если человек совершит во время условного
осуждения новое преступление, суд может его оставить на свободе. Раньше, если
человек совершил новое преступление, особенно однотипное (за то, что он был
условно осужден), он однозначно шел в места лишения свободы.
—
Как это может сказаться на обычных гражданах?
—
“Резиновые” нормы — коррупционный ресурс. У преступника, который связан с организованной
преступностью, у которого есть коррупционные связи, шанс остаться на свободе
выше, чем у обычного гражданина. Обычный гражданин не защищен ни мафиозной
сетью, ни коррупционной сетью, ни большими деньгами. Это нарушение принципа
справедливости — одного из главных конституционных принципов и принципов
уголовного права.
—
Что вы предлагаете взамен либерализации Уголовного кодекса?
—
Статистика показывает, что у нас самая гуманная судебная практика в мире. За
тяжкие и особо тяжкие преступления максимальный срок лишения свободы дается
только 3—4 процентам лиц, совершивших эти преступления. Остальные идут по
минимуму. В места лишения свободы направляют только тех, кого нельзя не
направлять. В той же Америке (самой демократичной стране) за преступления этой
категории 80 процентам преступников назначают максимальное наказание.
Я
считаю, что к особо опасным преступникам нужно применять максимально жесткое наказание.
Только тогда можно будет притормозить рост преступлений других категорий. А
также чем эффективнее реакция государства на малозначительные преступления
насильственного характера, тем эффективнее сдерживается особо тяжкая
преступность насильственного характера. Нельзя также сводить основной объем
наказаний за коррупцию только к штрафам. Тем самым мы всю борьбу с этим
явлением сводим к принципам игры в казино. Попался — заплатил, не попался —
продолжай бесчинствовать.
Все
обстоятельства, смягчающие наказание, указаны в статье 61 УК. Эти смягчающие факторы
есть во всех законодательствах мира. А все остальное смягчение и гуманизация — от лукавого
МК от 31 марта 2011 г.