М.Г. Делягин
К «ДИКТАТУРЕ
УБОЖЕСТВА»
13
сентября 2004 года стало «тяжелым понедельником» российской демократии[1].
Однако протест против несоответствия президентских планов демократическим
идеалам и либеральным толкованиям Конституции не должен подменять анализ их
практических последствий.
Концентрация власти
Путин
воспользовался серией терактов, увенчавшейся чудовищной трагедией в Беслане,
для объявления о мало что меняющем по существу, но демонстративном и в высшей
степени символическом изменении системы власти.
Прежде всего, переход к выборам в Госдуму только по
партийным спискам уже и формально делает депутатов независимыми от избирателей
и подчиняет их партийным чиновникам, то есть в конечном счете администрации
президента. Фактическое назначение губернаторов и мэров значимых городов
президентом делает их независимыми от избирателей и подчиняет опять-таки
администрации президента. Наконец, указание на необходимость большего влияния
губернаторов на формирование органов местного самоуправления трудно истолковать
иначе, как намерение лишить последних самостоятельности и подчинить — через
губернаторов — все той же администрации президента.
Истолковывающие данную схему как простой возврат к
советской системе управления[2]
забывают о значительно большем демократизме советского общества по сравнению с
нынешним российским. Так, в нем был совершенно незначителен произвол силовых
структур. За исключением деятельности, считавшейся антисоветской, граждане СССР
обладали практически незыблемыми правами человека, на страже которых, каким бы
удивительным это ни показалось сейчас, стояли и правоохранительные органы, и
суды. Коррупция по сравнению с современным уровнем (и даже намного отстающего
от него уровня ельцинских времен) была незначительной, а масштабы требуемых
взяток — смехотворными.
При этом в СССР действовали разнообразные механизмы
«обратной связи» между обществом и властью: профсоюзы, месткомы, женсоветы,
общественные организации и учитываемые системами управления социологические
исследования, проводимые, как можно понять, в основном МВД и КГБ. Существовала,
хотя и с понятными ограничениями, внутрипартийная и (внутри)комсомольская
демократия[3].
«Письма трудящихся», не говоря уже о жалобах, подлежали содержательному
рассмотрению в течение месяца. В отношении вопросов неполитического характера,
как правило, существовало реальное разделение властей[4].
Вся эта внутренняя демократичность советского общества
отчасти компенсировала жесткость формальных механизмов принятия решений и
повышала эффективность системы управления. Повышала недостаточно, о чем и
свидетельствует трагедия СССР.
Однако сегодняшняя Россия не имеет и такой куцей,
внутренней демократии, умерявшей бы неэффективность авторитарных процедур
управления.
Поэтому ссылки на СССР в качестве образца представляют собой
попытки свалить проблему с больной головы на хотя и не здоровую, но все же
существенно менее больную.
Химера авторитарной модернизации
Первый
срок Путина был потрачен им на построение манипулятивной (на кремлевском
воляпюке именуемой «управляемой») демократии. При этом ее внешние атрибуты
(кроме ключевого — независимых СМИ) были сохранены при ликвидации смысла —
максимального учета государством мнений и интересов общества. Однако по мере
концентрации власти в руках силовой олигархии даже формальные демократические
процедуры начали противоречить реально созданному авторитаризму.
Люди (хотя бы только в регионах) могли выражать свое
недовольство, приводя к власти (хотя бы только над собой) юмористов или
заведомых преступников, а не полностью контролируемые окружением президента
политики могли приобретать влияние и даже становиться губернаторами[5].
С другой стороны, реализация демократических формальностей
требовала слишком много денег и сил: решив назначить путем выборов то или иное
лицо, затем приходилось прилагать колоссальные усилия для реализации уже
принятого решения — и при этом всегда оставалась хотя и низкая, но реальная
вероятность неудачи! Это не могло не раздражать, и противоречие между
демократическим фасадом и авторитарным содержанием будет устранено переводом
политической системы в последовательно «монархическое» русло.
Чем больше управляемость — тем меньше демократии, тем
слабее обратная связь общества с государством[6].
Хотя в общем случае при адекватном и сознающем свои интересы обществе это снижает
эффективность управления, в России разложение общества зашло так далеко, что
его возрождение на основе демократии невозможно. Демократия (по Платону —
власть самостоятельных и способных защитить себя, то есть адекватных
представителей народа) неизбежно выродится в неэффективную «охлократию» (власть
плебса).
К сожалению, проблема не в самой демократии, представляющей
собой всего лишь инструмент, но в цели окончательно оформившегося авторитарного
режима. Если бы он ощущал ответственность перед страной, он мог бы провести
авторитарную модернизацию, оздоровить общество и вырастить его до уровня,
позволяющего использовать демократические процедуры.
Но его социально-экономическая политика, означающая, по
сути, дела войну с обществом, нежелание извлечь уроки из разгула терроризма и
начать бороться с ним (как будто он исчезнет, если о нем забыть)
свидетельствуют о принципиальной недоступности для него ответственности, а
значит, и о невозможности авторитарной модернизации. Действительно: государством
управляют люди, ставшие элитой[7]
за счет осознанного разграбления и уничтожения своей страны и сложившиеся в
итоге в силовую олигархию, поставившую государственную монополию на насилие на
службу личным и корпоративным интересам, а не обществу. Ответственность перед обществом
недоступна представителям этого социального слоя органически. Их цель — не
достижение общественного блага, но корпоративные амбиции и личное обогащение.
Это предопределяет неэффективность и, с точки зрения
общества, бессмысленность окончательного оформления отказа от демократии.
Не задержавшись на этапе управляемой демократии, Россия
проваливается дальше, к принципиально неуправляемому, хаотичному авторитаризму,
своего рода «диктатуре убожества».
Финансовая мотивация
Помимо
упрощения процедур управления за счет их концентрации, путинские новации имеют
и внятный финансовый смысл: центр политического лоббирования и связанные с этим
финансовые потоки окончательно сдвигаются в администрацию президента.
В результате если сегодня финансирование выборов «размазывается»
тонким слоем по большому кругу причастных к ним лиц, то после реализации
президентской схемы эти средства могут быть почти полностью сконцентрированы
администрацией президента. При этом в силу абсолютной монополии (и большей
вероятности успеха) она сможет повысить расценки, приблизив неформальную
«стоимость» губернаторского кресла к общей сумме расходов всех кандидатов в
губернаторы.
Столь высокая концентрация финансовых потоков делает
слишком привлекательным пост управляющего ими человека и потому повышает его
уязвимость. При отсутствии абсолютной политической поддержки это предопределит
постоянную смену занимающих этот ключевой пост чиновников в силу перманентного
столкновения уже не политических, но коммерческих интересов.
Типичные ошибки «эффективного менеджера»
С
технологической точки зрения, путинские преобразования оправданы: они упрощают
и рационализируют сложившуюся систему, отбрасывая мешающие ей декорации. Однако
президент повторяет типичную менеджерскую ошибку, совершенную, между прочим,
Ходорковским: проводя технологическую рационализацию, он пренебрегает ее
политическими и социально-психологическими последствиями.
В свое время «эффективные менеджеры» Ходорковского, изучая
неэффективность правительства, выявили ее ключевую управленческую причину:
министры назначаются не премьером и потому не подчиняются ему. Ходорковский не
подумал о том, что исправление этой причины подорвет власть президента, и это
стало одной из причин его неприятностей.
Так и Путин, рационализируя созданную им же манипулятивную
демократию и приводя ее форму в соответствие с ее сущностью, проигнорировал
социально-психологические и политические последствия этого.
В частности, внедрение в местную хозяйственную и
политическую среду «спущенного сверху» губернатора или мэра будет намного более
сложным и болезненным, чем сейчас. Ведь если чужой региону губернатор
избирается общим голосованием, даже с использованием административного ресурса,
он в процессе выборов и становится как минимум известен региону, и проникается
его проблемами. Назначаемый же губернатор просто не будет иметь возможности
узнать многие принципиально важные детали местной жизни, что в сочетании с его
зависимостью исключительно от федерального центра может придать его
деятельности разрушительный характер[8].
Три фронта Владимира Путина
Вся
история Германии последнего столетия свидетельствует о пагубности попыток войны
на два фронта. Подобно былинному герою, Путин презрел чужеродный догматический
опыт и одним кратким выступлением открыл не один и не два, а целых три
совершенно новых фронта.
Первый открыт против региональных элит[9]
и среднего бизнеса, окончательно лишаемых возможности нужного им политического
влияния. Несмотря на восторг освоивших искусство кремлевского лоббирования
губернаторов-«старожилов», получивших, наконец, не очередное «продление» срока,
а возможность занимать свое место едва ли не пожизненно, региональные элиты в
целом переходят в состояние холодной ярости и презрения, не умеряемых даже
страхом: после утраты надежд на политическое будущее со стратегической точки
зрения им уже нечего терять.
Второй фронт открыт против общества[10],
так как принципиальная неэффективность создаваемой системы (в первую очередь
из-за обрезания еще сохранившихся обратных связей) будет порождать вал все
более болезненных ошибок.
Эти ошибки будут усугубляться качественно возросшей
разрушительностью внутри- и межклановой борьбы: отсутствие публичной политики
позволяет сохранить в тайне нанесение вреда сопернику за счет нанесения вреда
стране, сделает этот метод безнаказанным и в силу его эффективности приведет к
его стремительному распространению. В результате «бульдоги вырвутся из-под
ковра».
Наконец, третий фронт открыт против Запада. Приурочив к
ужесточению политического режима либерализацию рынка акций «Газпрома», Путин,
вероятно, пытался создать себе имидж этакого Пиночета (в стиле покойного
генерала Лебедя), не подумав о том, что Пиночет был для США «своим сукиным
сыном», свергнувшим радикального социалиста Альенде и уже этим приблизившим
свою страну к «более нормальному» (в американском понимании) состоянию.
Руководитель России, каким бы близким другом США он ни был,
никогда не станет для них «своим» — просто потому, что наша страна в силу ряда
своих неустранимых (в том числе позитивных) качеств никогда не станет не только
Португалией, но и Чили.
Отбросив демократический фасад, президент показал
американцам, что ведет страну не к «нормальному» в их понимании состоянию, но,
напротив, от него. Пиночет уводил страну от коммунизма к капитализму; в России
эту задачу решил Ельцин[11],
и клановый и бандитский характер его режима американцев не интересовал, пока
соблюдались идеологические формальности. Путин, отбросив их, обозначил движение
России от демократии в американском понимании таким образом, проигнорировать
который донельзя идеологизированная американская управляющая система просто не
в состоянии.
Создаваемая система откровенно неинтегрируема с Западом и
оставляет ему лишь два возможных варианта поведения. Первый — выработка специальных
форм и правил взаимодействия — рентабелен лишь по отношению к сильным, каким
раньше был СССР, а сейчас является Китай. Сегодняшняя Россия к этой категории
не относится. Ее гораздо проще попытаться вернуть к понятному, поддающемуся
интеграции внутреннему устройству. Это значит, что вскоре после инаугурации
нового президента США Россия попадет под жесткое комплексное давление,
вызванное уже не исторической привычкой противостояния с СССР, не рудиментарным
страхом перед ядерным оружием и не желанием поставить под контроль богатые
природные ресурсы, но принципиальной идеологической несовместимостью, неприемлемостью
создаваемой в России системы для руководства США.
* * *
В
силу описанных причин заявленная система выйдет из равновесия уже через 2—3
года, что может привести даже не к территориальному распаду, но к полному
уничтожению России.
От редакции
Предложенная В.В. Путиным административная реформа вызвала
самые противоречивые отклики как внутри России, так и за ее пределами. Основной
их пафос — критический. Главный упрек — недемократический характер новой
системы власти, авторитарные тенденции в управлении страной.
Подобную позицию, как свидетельствует опубликованный выше
текст, в какой-то степени разделяет и наш постоянный автор Михаил Делягин.
Признавая право на существование подобной точки зрения, тем
не менее заметим, что редакция журнала не столь категорична в оценке
предложений президента и склонна усматривать в них попытку (возможно, тщетную)
укрепления всей системы российской власти.
Страна, как нам представляется, нуждается сегодня в жестком
и твердом управлении. Выборная система региональной администрации во многом не
оправдала себя, подчас превратившись в откровенный бизнес. Так же, как в
откровенный бизнес, в конкуренцию капиталов превращаются и избирательные
кампании в высший законодательный орган власти по одномандатным округам[12].
Предложенная президентом система назначения руководителей
крупнейших регионов, так же как и переход к выборам в Государственную думу
только по партийным спискам — попытка поставить заслон на пути к власти
криминалу, попытка оградить избирателей от откровенных манипуляций хорошо
оплаченных политтехнологов и «пиарщиков». С другой стороны, это и стремление
повысить ответственность и строгую подотчетность всей властной вертикали.
В кризисные ситуации — а именно такую ситуацию переживает
сегодня Россия — подобные шаги высшего лица государства естественны и
оправданны.
Впрочем, это вопрос для серьезного обсуждения. Мы
приглашаем к нему наших читателей и авторов.
Автор - председатель
президиума-научный руководитель
Института
проблем глобализации, доктор экономических наук.
Москва
№ 11 2004
[1] Публикация настоящей статьи объясняется отнюдь не тем, что Редакция «Золотого льва» разделяет все или большинство содержащихся в ней оценок и суждений. Скорее наоборот. Во всяком случае, трудно себе вообразить российскую демократию, о которой говорит автор. Ее нет сейчас точно так же, как не было в русской литературы сатиры во времена СССР (см. к/ф «Гараж»). Редакция не отказала себе в удовольствии подстрочные примечания главным образом из-за исполнения автором обязанностей руководителя программой комиссии в руководстве партии «Родина» (здесь и далее прим. ред. ЗЛ).
[2] Под «советской системой управления» автор имеет в виду систему управления страной, установленную КПСС как монопольно правящей партии. На протяжении 70 лет эта система несколько раз подвергалась коренной перестройке. Не стоит пояснять, что в СССР не было ничего «советского», кроме самого этого названия.
[3] Термин «демократия» приобрел в современной публицистике безразмерное и внеисторическое значение. Он может применяться как угодно. В данном случае автор, скорее всего, имеет в виду право членов КПСС и ВЛКСМ избирать и быть избранными в их руководящие органы и право на свободную дискуссию внутри этих организаций.
[4] Ни о каком разделении властей в коммунистической России (СССР) речь не шла. Это противоречило догмам марксизма. Автор имеет в виду разделение полномочий между институтами власти.
[5] Трудно понять пафос автора, в частности, его одобрение на приход к власти преступника в результате выборов, поскольку он независим от главы государства, и его критику назначения по воле главы государства губернатора, если тот не является преступником.
[6] Автор имеет в виду не государство, а государственную власть и ее институты и органы. Что же касается общества, то в современной России, к сожалению, но вполне закономерно, его пока что не существует.
[7] Речь здесь идет не об элите (лучших, избранных), а о правящем слое, о худших, узурпировавших власть в России из-за незрелости политически активной части граждан. Разве Ельцины, Чубайсы, Гайдары, Абрамовичи или члены парламентов от раболепных «партий власти» могут быть отнесены к элите?
[8] С одной стороны, не надо назначать в губернаторы Урус-Кугуш-Кильдибаевых,Угрюм-Бурчеевых или Перехват-Залихватских, а с другой - опрометчиво вести себя подобно глуповцам. Если население страны состоит из гпуповцев, а кадры верховной власти сплошь и рядом формируют герои из сатир Салтыкова-Щедрина, то никакая система власти и никакие административные реформы не помогут избежать катастрофы.
[9] Автор не учитывает, что наличие неких «региональных элит» вместо общенациональной элиты способствует появлению местного сепаратизма и зтно-шовинизма, поощрение которых уже произвело известные разрушения в России.
[10] Стоит повторить, что никакого общества в России не существует и потребуется время, чтобы оно было воссоздано.
[11] Странная ошибка автора, являющегося экономистом. Ельцинская социально-экономическая политика создавала в России все что угодно, но только не капитализм.
[12] В переводе с «американского» бизнес есть дело. Редакция «Москвы» имеет в виду, конечно же, не дело, а спекулятивную коммерцию, торгашество, продажность, превращение политиков в живой товар, который покупается и продается.