Журнал «Золотой Лев» № 135-136 - издание русской
консервативной мысли
В.В. Аверьянов
Европа: кризис Nation state
Национальные государства в ЕС
превращаются в подобие «больших муниципалитетов»
Привычные границы понятия «нация» и «национальное
государства» в конце ХХ-го изменились и наполнились
новым содержанием. Несомненно, важнейшим геополитическим событием в мире
последних лет следует признать реальную европейскую интеграцию, формирование
конфедеративного государства всех западных европейцев. Что происходит в этом
контексте с «европейскими нациями»[1],
с теми государствами-народами, которые не только сами традиционно существовали
в формате nation-state, но и предложили в XIX–XX
веках всему миру этот формат как образец, как универсальный по своей ценности
стандарт?
Не важно при этом, что большинство классических
«национальных государств» наиболее легко складывались в странах – бывших
колониях западноевропейских колониальных империй или в процессе распада империй
(как, например, Австро-Венгрии). Легкость нациеобразования
в пост-колониальных странах можно объяснить тем, что,
освобождаясь от опеки метрополии, сами эти народы не имели опыта развитой
государственности и были вынуждены заимствовать свой социально-политический
формат.
Однако теперь, когда происходит формирование нового супергосударства – Евросоюза, с гораздо большей остротой
встает вопрос о том, насколько универсальным был этот путь – перехода из
имперского состояния суверенитета в состояние суверенитетов национальных
государств. Встает вопрос о многовековой традиции международного права, идущей
от Вестфальского мира, о традиции глобальных институтов сотрудничества держав в
XX веке, таких как Гаагский суд, Лига наций и ООН. Перемены последнего времени
заставляют обратиться к историческим тенденциям гораздо большего масштаба, чем
последние два-три века. Эти перемены предполагают ревизию многих аксиом, на
которых базировалось международное право эпохи модерна и которые по инерции все
еще звучат в риторике официальное европейской бюрократии в качестве привычных
стереотипов.
НАЦИЯ И ЦИВИЛИЗАЦИЯ
Происходящую трансформацию можно рассматривать с разных
точек зрения, но довольно трудно отрицать, что эта трансформация во многом
разрешает давний спор между цивилизационной моделью
истории и моделью формационной. Объединение Западной Европы, которая,
несомненно, является самостоятельным цивилизационным
миром, его, так сказать, корпускуляризация,
приведение границ политического формата в соответствие с границами цивилизационными, границ хозяйственного макрорегиона
Западной Европы с границами стандартов гражданственности и единой культуры –
осязательно доказывает правоту цивилизационной
модели.
И здесь я бы отметил первый парадокс. Европейская
интеграция, будучи процессом однонаправленным с так называемой глобализацией,
по существу, по содержанию, знаменует процесс начавшейся дезинтеграции, деглобализации мирового устройства. В 90-е годы многим это
было еще не понятно. Иллюзия распространения демократических стандартов,
переплетаясь с иллюзорностью глобализации в отдельных сферах технологий и быта,
окрасила в розовые тона мироощущение многих экспертов 90-х годов. На время все
забыли, что любой виток глобализации обязательно имеет свой «потолок», свои
ограничители. Новая паутинка технологической глобализации, покрывшая мир в 90-е
годы, представляет собой не что иное как тончайший надстроечный слой,
опирающийся на толщу местной традиции, где-то более, а где-то менее органично
прикрепленный к ней, но ни в коей мере не подменяющий его и не способный
существовать вне него. Эта паутинка ни в какой степени не противоречит развитию
самостоятельных цивилизационных миров, не
преодолевает культурной, духовной пропасти между мирами, если таковые пропасти
есть в действительности. Между тем, весь мир (развивающиеся и догоняющие
страны) сравнительно быстро перенимает плоды все новых и новых технологических
революций, порою опережая в их разработке и сам Запад (как, например, Россия),
но в сущности не становится от этого ближе Западу. Внешнее объединение мира во
многом оказывается не глобализацией взаимопонимания и родства, а глобализацией
внутреннего разрыва между разными частями человечества.
Но что касается формата национального государства,
культурного потенциала нации, то здесь сдвиг глобализации и евроинтеграции
может привести к очень существенным переменам. Итак, различение единства
первого порядка – цивилизационного и единства второго
порядка – связанного с форматом «нации – различение, которое долгие века
европейской истории отступало на второй план, но сегодня стало чрезвычайно
рельефным.
И здесь можно обратиться к другому парадоксу. Не всякие
процессы глобализации являются столь поверхностными и условными. Совсем другое
дело – имперский порядок с его трансляцией цивилизационных
стандартов. Империя, даже если она существует в стиле soft
power, от этого не перестает быть империей. Так вот,
все что касается имперских или квази-имперских
претензий 90-х годов, все, что касается распространения политического стандарта
за пределами западноевропейского мира, всего этого демократического
однообразия, единого формата ценностей, так называемого «цивилизаторства»,
можно уверенно сказать, потерпело полный провал.
НАЦИЯ И ГЛОБАЛИЗАЦИЯ
Достаточно удачный в Восточной Европе, процесс нациеобразования не был и не мог быть таковым в других цивилизационных ареалах. В Америке местные цивилизации были
уничтожены. Но в Японии, Китае, Индии наложения на местные народы
западноевропейского шаблона не может не носить поверхностный характер. Наиболее
остро процессы насаждения стандарта национальной независимости протекали в
исламском мире, где цивилизационную общность до сих
пор не удается преодолеть и растворить посредством классического
инструментария. В настоящее время евроатлантическая
элита[2]
предпринимает очередные титанические попытки, чтобы запустить еще один процесс
растворения исламской идентичности. На примере исламского мира мы можем видеть,
как формат национального суверенитета в качестве некоторой элементарной единицы
мироустройства наполняется в разные моменты разным содержанием. При этом сами
по себе национальные границы, разделяющие исламскую умму,
ничего не решают – все решается в зависимости от того, какие конфликты
проецируются на эти границы и в какой конфигурации это происходит (как
развиваются противоречия между разными частями исламской цивилизации: шиитами и
суннитами, арабами и иранцами, богатыми нефтяными шейхами и беднотой, проамерикански настроенными и более автохтонными,
ваххабитами и умеренными и т.д.). Опыт истории показал, что для успешного нациестроительства в других цивилизационных
мирах необходимо эти скрытые конфликты обнаруживать, извлекать и разжигать. В
противном случае, сама по себе «национальная независимость» приводит лишь к
переименованию старых цивилизационных форматов и к их
новому воплощению в более современном, как правило, в более агрессивном виде.
Говоря о суверенитете не национальном, а цивилизационном, мы усматриваем в западноевропейском
мышлении смену различных волн. На волне глобальной интеграции доминирует
цивилизаторская логика, на волне же дезинтеграции свои позиции отвоевывает
другая логика – цивилизационная, связанная с
аутентичностью данной традиции, ее несводимостью к
общечеловеческим категориям и даже отчасти с непереводимостью на другой язык.
Цивилизаторский подход. будучи ориентированным на
отдельные сектора жизни, на закрепление «тонкой паутинки» новых технологий, в
этом отношении лишен подлинной гуманитарности, он механистичен. Идеологам цивилизаторства ничего не остается как выстраивать
плоскостную, двухцветную модель мироустройства. Так действует известный идеолог
американского неоконсерватизма Билл Кристол, который
в диалоге с западными европейцами использует клише «тирании» и критикует
европейский дух Хабермаса в пользу духа Арона, столь
же европейского, по его мнению. «Патриотизм, смешивающий национальную
принадлежность и Европейскую конституцию, может ли он привести к взятию
гражданских обязательств, когда международные проблемы сгребаются в охапку,
вместо того, чтобы попытаться их устранить? – пишет Кристол
в одной из своих статей. - Свобода неотделима от смелости и от участия в
делах мира. Нация, которая делает приоритетом внешней политики сопротивление
режимам тиранов, имеет все шансы на то, чтобы быть в своей тарелке. Напротив,
внутренний кризис усиливается при отказе идти на риск - выходить за свои
границы, чтобы защищать дело свободы. Таков урок Арона: либеральная демократия
в силе и добром здравии, когда она отваживается на борьбу с тиранией. Моя
Европа - это Европа Раймона Арона, скорее чем Европа Юргена Хабермаса!».
ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ КОД СОВРЕМЕННОЙ ЕВРОПЫ
Необходимо иногда абстрагироваться от привычных клише,
которыми пользуется политическая евробюрократия, не
говоря уже об американских идеологах - это необходимо иногда делать, чтобы
сохранять честность мышления. И в таком случае мы увидим, что основной конфликт,
в котором развивается нация не в ее стереотипном и в конечном счете манипулятивном значении, а в значении исконном (как
государство своего народа) – это борьба за место в мировых политических и
экономических отношениях. Если формат системы стандартизированных наций –
принципиально международный, конструктивистский формат, то представление о
нации как субъекте имеет гораздо более глубокую философию. Это представление об
органической идентичности народа, о его внутреннем суверенитете.
За рубежом мало знают нашего отечественного мыслителя
Николая Григорьевича Дебольского, который определял
смысл существования нации следующим образом: "Историческое достоинство
племени состоит в его силе для борьбы за свой духовный тип". Именно в
борьбе за свой духовный тип, по Дебольскому, народ
создает государство (как самый эффективный способ выражать и сохранять этот
тип) и становится нацией. Дебольский
противопоставляет западноевропейскому (либеральному и космополитическому)
видению нации свое видение, которое можно назвать автохтонным и цивилизационным: «С точки зрения либеральной, будущее
развитие народа должно согласоваться с некоторым предвзятым отвлеченным
правилом; с точки зрения начала национальности это будущее развитие должно
согласоваться с действительным ходом предыдущего развития». Таким образом,
сам национализм раздваивается в зависимости от того, к какому типу
мировоззрений он относится: единой общечеловеческой цивилизации или особых цивилизационных миров.
В России очень часто приходится слышать точку зрения, что у
нас с Западной Европой единый духовно-культурный базис – христианство. На этом
основании строятся далеко идущие выводы о наличии единой Европы как особого цивилизационного мира. Несомненно, нечто подобное существовало
в первые века нашей эры, когда параллельно развивались Западная и Восточная
Римские империи. Но уже в V–VII веках христианство начало приближаться к
расколу, связанному с разнонаправленными цивилизационными
проектами Запада и Востока христианской ойкумены.
Христианство не может быть узурпировано Западной Европой,
но, что даже еще важнее, на Западе сегодня доминирует точка зрения дальнейшего
освобождения от христианских корней. Идентификация себя с христианством сегодня
в Западной Европе все менее актуальна и популярна.
В чем же состоит цивилизационный
код Западной Европы? Приходится констатировать, что этот код существенно мутировал, что сегодня ЕС представляет собой качественно
иной стандарт жизни, качественно иное представление о смысле и ценности человеческой
жизни и смысле истории, чем во времена проекта Карла Великого или «Священной
римской империи Германской нации» или во времена «пятидержавия»
великих государств в XIX веке.
Поэтому если в понятии «нации» западные европейцы какое-то
время назад усматривали описание способа жить в небольшом уютном мирке
собственной государственности, а затем стандарт подобного образа жизни, который
можно насаждать в других цивилизациях для удобства международной системы, то
мы, русские, в зеркале «нации» видим другое имя собственного цивилизационного мира, свое Царство, которое в русском
языке звучит как аналог понятий «мир», «космос», «вселенная».
Мутация политической программы, которая, несомненно,
связана с Великими революциями, в первую очередь, с Великой Французской
революцией, в XX веке перешла глубже, в мутацию культурной программы Европы.
Непредвзятый взгляд на эту мутацию позволяет вычленить новые черты европейского
культурного стандарта, который вряд ли будет приемлем для других цивилизаций
(китайской, исламской и российской).
Дело не просто в секуляризации как переформатировании
европейской духовности. Дело в новейшей постмодерной
перманентной революции, которая включает в себя богатый набор эмансипационных
стандартов 1968 года и следующий за нею набор революций в духовно-гуманитарной
сфере. Вместе с преодолением модерна и выходом из многовековой обреченности
Европы на расколотость во множественности
национальных государств, формируется и претендует на общезначимость
новый постхристианский стандарт. Это уже не столько секулярный мир, мир высвобождения из средневековых моделей
христианства, сколько мир другой духовной идентичности. Возникает опасение, что
духовно-гуманитарный стандарт, который складывается сегодня в Европе,
становится смесью мистических и оккультных традиций, которую можно будет
использовать для «эзотерической перестройки человека».
ХРИСТИАНСКОЕ ЕДИНСТВО ЗАПАДА И ВОСТОКА - ЭТО ИЛЛЮЗИЯ
Предстоит и уже началась ревизия ортодоксального
христианства не в классическом протестантском ключе, а в ключе возращения к
древним гностическим ересям и эзотерическим традициям, в том числе и
традиционному язычеству европейских племен. Для нашей темы особенно важным
будет отметить, что новый цивилизационный стандарт Европы,
связанный с преодолением локальных моделей отчуждения от создаваемой
общеевропейской культуры, предполагает в том числе и формализацию и ослабление
национальных скреп, девальвацию модели «нации». «Нация» в новом европейском
стандарте станет чем-то вроде аналога местного самоуправления, «большого
муниципалитета», но она не сможет строить сколько-нибудь эффективных барьеров
против размывания локальных идентичностей, против удержания традиционных
ценностей данного народа. Это с особенной озабоченностью приходится говорить на
земле Греции, которая так дорожит своими тысячелетними духовными традициями и
пока не намерена их уступать.
Глава Русской Православной Церкви Святейший Патриарх
Алексий II, выступая в ПАСЕ (Парламентской Ассамблее Совета Европы), отметил: «Любой
честный исследователь истории Европы засвидетельствует, что благодаря
христианскому отношению к человеку было осуждено и уничтожено рабство,
сформировалась процедура объективного суда, вызрели высокие социально-политические
стандарты жизни, определилась изящная этика межличностных отношений, получили
развитие наука и культура. Более того, сама концепция прав человека, важнейшая
политическая идея Европы, возникла не без влияния христианского учения о
достоинстве человека, его свободе и нравственной жизни. С самого своего
зарождения права человека развивались на почве христианской нравственности (…) Однако
сегодня происходит губительный для европейской цивилизации разрыв взаимосвязи
прав человека и нравственности». Констатируя это, Предстоятель
Русской Церкви далее дает понять, что складывающийся в Европе новый
духовно-культурный стандарт вряд ли будет когда-либо принят в России, поскольку
он не просто чужд для нас, но и крайне опасен. Цитирую: «Традиционные
моральные принципы – это еще и основа для интеграции многокультурного
общества (…) Именно на основе традиционной нравственности, уважения к
социальным моделям и образу жизни друг друга сосуществовали различные
религиозные традиции в России, не знавшей религиозных войн. И сейчас наша
Церковь продолжает укреплять межрелигиозный мир, выстроив эффективный диалог и
сотрудничество с иными традиционными религиозными общинами как России, так и
других стран СНГ. (…) Мы убеждены, что ни одно мировоззрение, включая секулярное, не может настаивать на своей монополии ни в
Европе, ни в мире. Вот почему мы считаем недопустимым изгнание религии из
публичного пространства».
Опыт России последних 15 лет наглядно показывает, что
новейшие европейские ценности внешней толерантности и политкорректности плохо
работают в других цивилизационных условиях, что они
не только далеки от универсальности, но еще и очень часто становятся
безжизненными схематичными инструментами для подавления инакомыслия, разрушения
складывавшихся веками иных моделей социального взаимодействия, моделей
гармонизации разных культурных, религиозных и национальных укладов.
Разговоры о внутреннем родстве христианского мира несколько
устарели. Но они вряд ли верны и по существу. Если бы мы были родственны друг
другу внутренне, то фактор христианства сплотил бы нас в гораздо более плотное
целое. Об этом в XIX веке грезили наши философы Чаадаев и Соловьев. Но даже
благодаря христианству настоящего сплочения не происходило. Россия отторгает
Запад, но – что гораздо ощутимее и в гораздо большей степени – Запад отторгает
Россию. Если говорить о религиозной стороне дела, то Россия входит в другой
большой мир – границы этого мира очерчиваются православной ойкуменой, а не
абстрактным христианством. Россия не просто входит в православный мир, но с
некоторых пор (с эпохи, которая начиналась изгнанием православных из Польши и
первыми крестовыми походами, а завершилась взятием и осквернением
Константинополя крестоносцами и «выбором» Александра Невского) реально держала
его на своих плечах, будучи наследницей Греции, той старой великой Греции,
Второго Рима, который с легкой руки западных европейцев сейчас чаще всего
именуется «Византией».
Формат национального государства долго время приводил к
тому, что на одну плоскость ставились несопоставимые величины. Сегодня, когда
Евросоюз уже состоялся, можно говорить в более сопоставимых категориях –
«Запада» и «Востока».
Мы разные. При этом и преувеличивать дистанцию между
цивилизациями не стоит. Взаимопонимание между нашими цивилизационными
мирами вполне возможно. Но усилия России по гармонизации отношений с Западом,
энергия, которая была потрачена на решение этой задачи – слишком большие
жертвы. Так думают все больше и больше людей в России. Этого нельзя сказать об
отдельных частях ЕС, в частности, Греции или Болгарии. С ними у России единый православно-христианский
фундамент. В этих странах также понимают, что единого религиозного фундамента с
Западом у них нет. История показывает, что на границах больших цивилизационных ареалов возникают группировки сателлитов.
Еще совсем недавно Болгария входила в число сателлитов России (так же, впрочем,
как и Восточная Германия), сегодня она входит в ЕС. Однако вполне возможно, что
в XXI веке Россия предложит среднеевропейским нациям более гибкий, более терпимый
в культурном и духовном отношении формат, чем тот, который складывается сейчас
в Евросоюзе.
В основу статьи положено выступление автора на
международной конференции «К новому мироустройству – потенциал европейских
наций» (Греция, Корфу).
РПМонитор, 7.12.07
[1] Автор в данном случае использует понятие «нация» как синоним понятия «народ» или этнос, что было принято в конце XIX столетия, дополняя его при этом политическим содержанием (прим. Ред. ЗЛ).
[2] Имеются в виду политически господствующие классы.