Журнал «Золотой Лев» № 135-136 - издание русской
консервативной мысли
С.Г. Кара-Мурза
Холодная
гражданская война
Социальную систему царской России и СССР, русскую революцию
и причины нынешней разрухи нельзя понять, не оценив того места, которое
занимала в жизни народа община – в главных ее формах и
проявлениях за всю тысячелетнюю историю. В общине жили крестьяне, даже в
начале ХХ века составлявшие 85% населения России. Общиной жили на окраинах
беглые крестьяне – казаки. Особой общиной была армия (она в
Этот дух и определил смысл многих прав, прежде всего, права
на жизнь, на пищу. В России всегда была сильна уравнительность - право на внерыночное
получение некоторого минимума жизненных благ, принципиально отвергаемое в
обществе, где бедные есть отверженные.
Уравнительность в России заложена в подсознание, в корень
цивилизации. Изменения в идеологии не меняют этого подспудного чувства. Даже в
момент рыночного энтузиазма общественное мнение было уравнительным. В октябре
Уравнительность прежде всего проявлялась в общинном праве
на труд, которое позже из поземельной общины перешло и в промышленность.
Это был важнейший общественный договор России: каждому будет гарантирована
работа, в идеале - по его способностям. Члены общины-народа обязались не
выбрасывать за ворота в чем-то слабых людей, распределяя между собой их
заработок - обязались делиться друг с другом работой и никого не отправлять на
паперть или в банду.
Второй срез - право на жизнь, а значит, на некоторый
базовый минимум обеспечения, независимо от того, как оценил человека «рынок».
Это - не благотворительность, а неотчуждаемое право, которое человек получает
просто потому, что он родился на нашей земле и есть один из нас. Это право
налагает и обязанности (например, не быть «тунеядцем», а трудиться по мере
сил).
Механизмы реализации этих прав были разными, их надо было
обновлять, ибо по мере развития общества некоторые теряли эффективность. Так, в
советское время механизмом уравнительного права была общенародная собственность,
с которой каждый получал равный доход независимо от своей зарплаты. Другой
механизм – плановая система распределения доходов и ценообразования,
государственное содержание многих социальных служб (образования,
здравоохранения, почти всего ЖКХ).
Жизнеустройство с большой долей общинных механизмов было
непонятно западным наблюдателям и раньше, и сегодня. Французский путешественник
маркиз де Кюстин в своем весьма недобром, но очень
популярном описании России (1839) признавал: «С первых шагов в стране русских
замечается, что такое общество, какое они устроили для себя, может служить
только их потребностям; нужно быть русским, чтобы жить в России, а между тем с
виду все здесь делается так же, как и в других странах. Разница только в основе
явлений». Нам бы тоже следовало первым делом разбираться в основе явлений, а не
в тонкостях.
Концепцию развития России в индустриальную эру с опорой на
структуры и культуру общины разрабатывали и народники, и ряд далеких от
политики ученых. Дмитрий Иванович Менделеев, размышляя о выборе для
России такого варианта, при котором она не попала бы в зависимость от Запада,
писал: «В общинном и артельном началах, свойственных нашему народу, я вижу
зародыши возможности правильного решения в будущем многих из тех задач, которые
предстоят на пути при развитии промышленности и должны затруднять те страны, в
которых индивидуализму отдано окончательное предпочтение».
С начала ХХ века в России шло обсуждение альтернативных
проектов модернизации хозяйства и общества – при нарастающем кризисе, вызванном
втягиванием России в зону периферийного капитализма». Попытка консервативной
модернизации (реформа Столыпина) к успеху не привела и обострила кризис, проект
либералов-западников, пришедших к власти после Февральской революции
Каков главный смысл этого проекта? Русская революция
Советский строй - это реализация цивилизационного
проекта, рожденного Россией в русле ее культуры[2].
Официальная история была мифологизирована, «берегла» нас от тяжелых
размышлений. И суть советского строя, и те исторические обстоятельства, которые
толкнули ход событий в тот или иной коридор, мы понимали плохо. Мы, например,
не задумались даже над тем, почему две марксистские революционные партии –
большевики и меньшевики – оказались в Гражданской войне по разные стороны
фронта.
Многое из проекта не удалось осуществить в силу
исторических обстоятельств. Но было создано жизнеустройства, надежно
устранившего источники массовых социальных страданий, с высоким уровнем
безопасности и солидарными межэтническими отношениями. Базовые материальные
потребности всего населения в целом удовлетворялись в СССР гораздо лучше, чем
этого можно было бы достигнуть при том же уровне развития, но в условиях
капитализма.
Это был проект с большим творческим потенциалом и мощным
импульсом развития. Он повлиял на все большие мировые проекты: помог зародиться
социальному государству Запада, демонтировать колониальную систему, на время
нейтрализовал соблазн фашизма, дал импульс цивилизациям Азии.
Большой творческой программой была советская индустриализация,
альтернативная программе Запада. В Англии крестьяне в ходе «огораживаний» были
превращены в пролетариев, которые вышли на рынок рабочей силы как индивиды. В
СССР высвобожденные при коллективизации работники не стали пролетариями. Они
были направлены на учебу и на стройки промышленности, после чего стали
рабочими, техниками и инженерами. Это был перенос общины из села на
заводы. Основные черты общинного уклада проявились на предприятии даже больше,
чем в оставшемся в селе колхозе (это явление наблюдалось и в Японии). Поэтому
промышленное предприятие СССР было, как и община в деревне, центром жизнеустройства,
вокруг него возникла система социальных служб. По сравнению с западными фирмами
советские предприятия представляли иной социальный организм.
В 70-е годы советское общество стало втягиваться в
культурный кризис. К этому времени оно изменилось кардинально - 70% населения
стали жить в городах, и это было новое, уникальное для всего мира поколение.
Это были люди, не только не испытавшие сами, но даже не видевшие зрелища массовых
социальных бедствий. Возникло первое в истории, неизвестное по своим свойствам сытое
общество. Оно утратило коллективную память о голоде (Запад ради
демонстрационного эффекта всегда сохраняет социальную нишу крайней бедности,
хотя бы небольшую).
Произошло быстрое и резкое ослабление мировоззренческой
основы советского строя, которой был общинный крестьянский коммунизм.
Для сохранения легитимности советской системы требовалось строительство новой
идеологической базы, в которой советский проект был бы изложен на рациональном
языке, без апелляции к памяти о бедствиях. Однако старики этой проблемы не
видели, а новое поколение сначала искало ответ на эту проблему в марксизме, где
найти его не могло, а потом стало сдвигаться к либерализму, взяв за идеал Запад.
Новая властная бригада, сформировавшаяся в условиях мировоззренческого кризиса,
скатилась к антисоветизму[3].
Было заявлено, что перестройка является революцией, то есть
ставит целью радикальное изменение общественного строя. В течение трех лет оно
велось под прикрытием социалистической фразеологии (т.н. «перестройка»).
В 1991 г. СССР был ликвидирован, и была провозглашена
программа смены всего жизнеустройства страны - от детских садов до энергетики и
армии. Этому предшествовала интенсивная идеологическая кампания. Ее главными
направлениями было создание светлого мифа Запада и внедрение в массовое
сознание идей социал-дарвинизма. Это разрушало критерии различения добра
и зла и создавало идейный хаос.
Например, важный ницшеанский манифест известного ученого, депутата
Н. Амосова (1988) был несовместим с теми представлениями о человеке, на которых
был собран русский народ. Амосов требовал проведения, в целях «научного» управления
обществом, «крупномасштабного психосоциологического
изучения граждан, принадлежащих к разным социальным группам» с целью
pаспpеделения их на два типа: «сильных» и «слабых». Он писал: «Неравенство
является сильным стимулом пpогpесса, но в то же время служит источником
недовольства слабых... Лидерство, жадность, немного сопереживания - вот
естество человека».
Исподволь в кругах антисоветской элиты стала
культивироваться еще более фундаментальная мысль, - что население СССР
(а затем РФ) вообще не является народом, а народом является лишь скрытое
в этом населении особое меньшинство. Когда эта мысль стала высказываться
начиная с середины 80-х годов, она поражала своей недемократичностью, но
подавляющее большинство просто не понимало ее смысла.
А смысл этот предполагал подрыв гражданских связей
большинства населения и изъятие у него прерогатив, прав и обязанностей народа.
Говорилось, что на первом этапе реформ будут созданы лишь «оазисы» рыночной
экономики, в которых и будет жить демос (10% населения). При демократии
именно демосу и будет принадлежать власть и богатство, ибо демократия - это
власть демоса, а гражданское общество - «республика собственников»! «Старые
русские» («совки»), утратив статус народа, будут переведены в разряд охлоса,
лишенного собственности и прав.
Гражданская война в социальной сфере, которая пронеслась по
России в конце 80-х и 90-х годах ХХ века, завершилась сменой жизнеустройства.
Это значит, что достаточно крупная и активная часть общества изменила главный
критерий выбора образа жизни (пусть и неосознанно).
Советский строй сложился в определенных природных и
исторических обстоятельствах. Исходя из них строители советского строя
определили главный критерий выбора - сокращение страданий. На этом пути
СССР добился признанных всем миром успехов, были устранены главные источники
социальных страданий и страхов - бедность, безработица, бездомность, голод,
преступное, политическое и межнациональное насилие, а также массовая гибель в
войне с более сильным противником. Ради этого были понесены большие жертвы, но
уже с 60-х годов возникло стабильное и нарастающее благополучие.
Альтернативным критерием выбора жизнеустройства было увеличение
наслаждений. Старшие поколения, перенесшие тяжелые испытания, отвергли этот
выбор исходя из своего опыта. В ходе перестройки идеологи убедили политически
активную часть общества изменить выбор и пренебречь опасностью массовых
страданий[4].
Речь идет о фундаментальном изменении, которое не сводится к смене
политического, государственного и социального устройства (хотя неизбежно
выражается и в них).
Активная часть населения приняла мифический образ Запада за
идеал, оценив собственное жизнеустройство как недостойное («так жить нельзя!»).
Воздействие на массовое сознание было столь эффективным, что образ Запада к
1991 г. стал вожделенным, что было немыслимо еще за пять лет до этого.
Такое восхищение «чужим домом» с отрицанием своего - признак разрыва со здравым
смыслом. Он неизбежно должен был повести к национальной катастрофе.
Для перехода к жизнеустройству, направленному на увеличение
наслаждений, требовалось изменение социальных норм. «Сильные» нуждались в
доводах, позволяющих топтать ближних со спокойной совестью. Поэтому была
развернута идеологическая кампания по внедрению нового для России представления
о человеке и его правах. Чуть ли не главным принципом, который надо было
сломать в советском человеке[5],
чтобы совершить реформу, была идея равенства и братства людей.
Эта идея, лежащая в основе христианства, стала объектом очернения и
высмеивания, в массовое сознание нагнетался жесткий и зачастую вульгарный
социал-дарвинизм.
Сутью реформ было объявлено превращение российской
экономики в рыночную. На Западе буржуазные революции сломали общинность и создали «культуру индивидуализма», так что
вместо сотрудничества на первое место вышла конкуренция. В России, напротив,
революция лишь усилила «культуру коллективизма». Это и позволило
возникнуть в СССР, (вопреки теориям), народному «хозяйству семейного типа», с
переплетением «производства и быта» и сложением средств вместо обмена
(купли-продажи). Советское хозяйство, буквально по И.Т. Посошкову,
было построено как один трудовой крестьянский двор. Разрушение этого хозяйства
с потерей его «невидимого» и плохо понятого источника эффективности погрузило
страну в разруху, которой рыночные теоретики не могут объяснить. Эффективность
хозяйства, использующего «общинные» механизмы (неважно, идет ли речь о японской
промышленной корпорации, хлопковой плантации с неграми-рабами в США или
советской фабрике), определяется сильными кооперативными
взаимодействиями, которых не учитывают механистические теории рынка.
В прошлом рыночные механизмы успешно переносились при
модернизации в разные культуры, приспосабливались к традициям Японии, Китая,
Индии и т.д. Так же шла в прошлом и модернизация хозяйства России - и в
царское, и в советское время. И сейчас усиление рыночных отношений могло быть
проведено не в конфронтации, а в согласии с культурой России. Однако был избран
принцип насильственного переноса «чистой» англосаксонской модели рынка. Автор
закона о приватизации Е.Г. Ясин так выразил смысл этой акции: «Надо сломать
нечто социалистическое в поведении людей»[6].
Так, было осуществлено моментальное уничтожение системы планирования
хозяйства. Ее развитие - длительный процесс, «национальная особенность»
отечественного хозяйства, влияющая, в свою очередь, на все стороны нашего
жизнеустройства. Потребность в народнохозяйственном планировании была осознана
в царской России в начале ХХ века и правительством, и предпринимателями. Эту
функцию стали выполнять Министерство промышленности и торговли, а также
торгово-промышленные съезды и их постоянные органы. За основу планирования
тогда была взята транспортная сеть, а позже (в 1920 г.) энергетическая база.
В 1907 г. Министерство путей сообщения составило первый
пятилетний план, а деловые круги «горячо приветствовали этот почин». Затем был
составлен пятилетний план капитальных работ на 1912-1916 гг. Продолжились эти
работы уже после Мировой и Гражданской войн - при выработке плана ГОЭЛРО.
Комиссия разработчиков и была преобразована в феврале 1921 г. в Госплан.
Устранение планового начала оказало мощное воздействие на
социальную сферу - была разрушена социальная связность народа. Расслоение
общества по доходам и по доступу к основным благам в плановой системе
удерживалось в пределах, в которых все население по образу жизни
относилось к одной национальной культуре. Уничтожение плана привело к
аномальному социальному расслоению. «Мягким» показателем расслоения служит фондовый
коэффициент (отношение суммарных доходов 10% высокооплачиваемых к доходам
10% низкооплачиваемых). В СССР в 1956-1986 гг. он поддерживался в интервале
2,9-3,9, в 1991 г. стал равен 4,5, но уже к 1994 г. подскочил до 15,1 и до сих
пор колеблется на этом уровне. Официальные данные не учитывают теневых доходов,
и этот пробел восполняют исследования социологов. Так, группа экспертов
Мирового банка и Института социологии РАН, которая вела длительное наблюдение
за бюджетом 4 тысяч домашних хозяйств (большой исследовательский проект Russia longitudinal monitoring survey), считала
коэффициент фондов за 1996 г. равным 36,3.
Воздействие проводимой в России реформы на общество
(«социальную сферу») было разрушительным, это отразилось на всех срезах
системы. Достаточное количество объективных показателей приведено, без всяких
комментариев, в специальном издании. Разрушение структур жизнеустройства
населения создало ту питательную среду, в которой небольшое меньшинство могло
«наскрести» огромные состояния. Иными словами, обеднение большинства населения
РФ и деградация систем его жизнеобеспечения были выгодны некоторым социальным
группам и явились результатом их целенаправленных действий. Социальная
катастрофа развивается не слишком быстро в силу большой прочности созданных в
прошлом систем жизнеобеспечения и устойчивости культуры людей, воспитанных
русской литературой и советской школой[7].
Однако на ряде направлений уже чувствуется приближение срывов и отказов больших
систем.
И антропология советского строя, несущая на себе отпечаток
крестьянского общинного коммунизма, и русская православная философия, и
традиционные культурные установки исходили из установки, что бедность есть
порождение несправедливости и потому она - зло. Это не порождение
советского строя, напротив, советский строй - порождение этого взгляда на
бедность.
В начале 90-х годов бригада реформаторов приняла неолиберальную концепцию человека, общества и бедности.
Бедность в ней рассматривалась не как зло, а как полезный социальный механизм.
Массовое обеднение населения России было предусмотрено в доктрине реформ[8].
А.Б. Чубайс писал в своей теоретической разработке в марте 1990 г.: «К числу
ближайших социальных последствий ускоренной рыночной реформы относятся: общее
снижение уровня жизни; рост дифференциации цен и доходов населения;
возникновение массовой безработицы… Население должно четко усвоить, что правительство
не гарантирует место работы и уровень жизни, а гарантирует только саму жизнь».
В РФ произошло массовое обеднение, была создана большая
социальная группа бедных как стабильный структурный элемент нового общества.
Возникла уникальная категория «новых бедных» - те группы работающего населения,
которые по своему образовательному уровню и квалификации, социальному статусу и
демографическим характеристикам никогда и ни в какой стране не бывают
малообеспеченными.
В любой стране государство должно следить и за региональным
расслоением по «образу жизни», прежде всего по уровням душевого дохода. Есть
пороговые уровни, которых это расслоение не должно превышать, ибо иначе нация
распадается на общности, живущие в разных цивилизационных
нишах. В советской системе связность страны и народа по образу жизни была
высокой. В 1990 г. максимальная разница в среднедушевом доходе между регионами
РСФСР составляла 3,5 раза. В 1995 г. она выросла до 14,2 раза, в 1997 г. была
равна 16,2 раза. Если в 1990 г. средний доход жителей Нижегородской области
составлял 72,4% от среднего дохода жителей Москвы, то в 2004 г. всего 22,9%.
Резко нарушились соотношения в других социальных индикаторах разных регионов
страны.
Возникла и массовая крайняя бедность. К 1996 г. в РФ
сформировалось «социальное дно», составляющее около 10% городского населения
(11 млн. человек). В состав его входят: нищие (3,4 млн.), бездомные (3,3 млн.),
беспризорные дети (2,8 млн.) и уличные проститутки (1,3 млн.). Большинство
нищих и бездомных имеют среднее и среднее специальное образование, а 6% -
высшее[9].
Сложился и равновесный слой «придонья»
(зона социальных катастроф), размеры которого оцениваются в 5% населения.
Находящиеся в нем люди испытывают панику: они еще в обществе, но с отчаянием
видят, что им не удержаться в нем. Постоянно испытывают чувство тревоги 83%
неимущих и 80% бедных. Вот вывод социологов: «В обществе действует эффективный
механизм «всасывания» людей на «дно», главными составляющими которого являются
методы проведения нынешних экономических реформ, безудержная деятельность
криминальных структур и неспособность государства защитить своих граждан».
Отказ общества считать отверженных своими приобрел
демонстративный характер. Так, реально им отказано в конституционном праве на
медицинскую помощь - притом, что практически все бездомные больны, а среди
беспризорников больны 70%. Государственная помощь ничтожна по масштабам, что
также стало символом отношения к отверженным. К концу 2003 г. в Москве
действовало 2 «социальных гостиницы» и 6 «домов ночного пребывания», всего на
1600 мест - при наличии 30 тыс. официально учтенных бездомных. Зимой 2003 г. в
Москве замерзло насмерть более 800 человек.
Особо надо сказать о фундаментальном социальном благе – жилье.
В СССР право на жилье стало конституционным. Это было величайшим
социальным завоеванием и одной из сплачивающих народ сил. Между гражданским
правом на жилье и правом покупателя на рынке - разница принципиальная, и в РФ
возникла бездомность как социальное явление. Потеря жилья сразу
вызывает, по выражению социологов, «вызывающую отчаяние проблематизацию
абсолютно всех сторон жизни». Бездомные очень быстро умирают (смертность 7% в
год при смертности по всему населению 1,5%). Ликвидация права на жилье -
сильнейший удар по связности народа. Бездомные - иной народ.
Основная масса бездомных - люди 35-54 лет. Большинство -
бывшие рабочие, но заметно приращение бывших служащих. Более половины бездомных
имеют среднее образование, 22% - среднее специальное, около 9% - высшее[10].
Главные причины потери жилья (в порядке убывания) - выселения за неуплату,
жилищные аферы и обманы, выписка в связи с лишением свободы,
добровольно-принудительный уход по семейным обстоятельствам. Бездомность как
социальная болезнь приобретает характер хронический. Доля бездомных остается
почти неизменной, то есть, в России возникает особый «класс» людей, не имеющего
крыши над головой и жизненных перспектив.
Урон, который понесли народное хозяйство и население России
от реформ 90-х годов, по своим масштабам таков, что можно говорить об экономической
гражданской войне. Эта война внешне выразилась в лишении народа его
общественной собственности (приватизация земли и промышленности), а также
личных сбережений. Это привело к кризису экономики и утрате социального статуса
огромными массами рабочих, технического персонала и квалифицированных
работников села. Резкое обеднение привело к изменению образа жизни (типа
потребления, профиля потребностей, доступа к образованию и здравоохранению,
характера жизненных планов). Это означало глубокое изменение в материальной
культуре народа и разрушало его мировоззренческое ядро - рассыпало народ.
Такие действия несовместимы с духом и практикой
консервативных и либеральных российских реформаторов начала ХХ века. С.Н.
Булгаков так сформулировал их императив: даже реформа, ведущая к росту совокупного
богатства нации, неприемлема, если она ведет к обеднению социальных групп.
Позже Питирим Александрович Сорокин добавил еще одно
ограничение: не может быть успешной реформа, вступающая в противоречие с главными
культурными устоями народа[11].
Мощное идеологическое воздействие привело за 90-е годы к
расщеплению массового сознания. Люди с трудом понимают происходящее и плохо
ориентируются в социальном пространстве, они культивируют несовместимые желания
и несбыточные надежды. Однако слома главных культурных и нравственных устоев не
произошло. Это значит, что по мере выхода из острой фазы кризиса общество будет
сдвигаться к тем ценностям и нормам социального бытия, которые были отобраны
коллективным разумом в ходе длительного исторического развития России – в их
очищенной пережитым опытом форме.
Однако сейчас, по истечении двадцати лет нынешней Смуты и в
момент достигнутого неустойчивого равновесия, стала осязаемой угроза утраты
столь многих черт и качеств России, что она перестанет существовать в ее
привычном и близком для нас образе. Есть опасность, что продолжится та селекция
населения России, которая была начата реформой 90-х годов. Она означает
выбраковку населения, избыточного по отношению к потребности «новой России» в рабочей
силе. За годы реформ сильно подорвано здоровье обедневшей части населения,
резко снизился уровень образования рожденных в этой части детей.
При этом бедная часть по мере исчерпания унаследованных от
советского времени ресурсов начинает отделяться от «среднего класса» и
сдвигаться вниз, в цивилизацию трущоб. Эти признаки уже наглядно
проявляются в работе многих систем и общественных институтов. Например, СМИ
обслуживают исключительно благополучную часть населения, изредка давая
этнографические зарисовки «из жизни бедных», сделанные согласно социальному
запросу именно благополучной части. Здравоохранение «для бедных» - это нечто
совсем иное, чем для «благополучных». Школьный Интернет, ипотека, спорт
предназначены для тех, кто отобран для жизни в «новой России». Следов этой
селекции множество, они уже вошли в обыденную культуру и обыденный язык. Ни те,
которых выбрасывают из общества, ни те «благополучные», которые испытывают муки
совести при таком торжестве зла, не находят средств к сопротивлению.
Если процесс социальных изменений будет и дальше идти по
той же траектории, под угрозой окажется и тот слабый, нарождающийся сегодня
«средний класс», который пока что обеспечивает хотя бы минимальную связность
общества. Большая его часть снова, как в 90-е годы, начнет беднеть, теряя
статус, нажитый в «тучные» годы проедания минеральных
богатств России. Причина угрозы такого спада состоит в том, что все большие
системы жизнеобеспечения страны, унаследованные от советского времени,
приближаются к критической стадии износа. Рыночное хозяйство, сформированное в
90-е годы, не справилось с содержанием этих систем – иссякают месторождения,
разрушается производственная база промышленности и села, ухудшается
квалификация и здоровье основной массы работников, ветшает жилищный фонд, до
предела изношено теплоснабжение и далее по всему перечню систем (за исключением
мобильной связи и телевидения). Деградация жизнеобеспечения страны – процесс
массивный и неумолимый, глухой к лозунгам демократии.
Не имея возможности (и желания) мобилизовать средства для
содержания бюрократии приходится сбрасывать расходы на плечи местного
самоуправления и самого населения. Эти расходы для них неподъемны, и это тоже
реальность неумолимая. Нарастание аварий и отказов приведет к резкому
удорожанию всех социальных благ (начиная с жилищно-коммунальных) и выбыванию из
благополучного слоя все новых и новых контингентов «неплатежеспособных».
Но и благополучие тех, кто останется «в шлюпке», будет все
более иллюзорным – все мы в России скованы одной цепью[12].
Так уж исторически устроилась наша жизнь – даже элитарные дома среднего класса
подключены к тем же теплосетям, что и бедняки. Когда ржавые теплосети откажут,
богатые и бедные России будут замерзать на солидарной основе. Рухнет и
романтическая утопия части богатых построить себе, как поросенок Наф-Наф, «домик из камней» с автономным жизнеобеспечением.
В момент бедствия наша «социальная среда» уравняет этих поросят, да им и самим
совесть не позволит наслаждаться уютом[13].
Пока что в России не произошло раскола на классы богатых и
бедных как враждебные расы – за это мы все должны благодарить нашу культуру[14].
Но и ее ресурс не бесконечен. Задержка с восстановлением народного хозяйства и
структур необходимой социальной солидарности чревата лавинообразным нарастанием
«молекулярной» гражданской войны, которая уже в 90-е годы началась в форме
массовой преступности, в том числе с насилием. Эта деидеологизированная
социальная месть – худший вариант борьбы за изменение условий «общественного
договора».
То разделение на «демос» и «охлос»,
о котором заговорили в конце перестройки и которое тогда казалось какой-то
невероятной антиутопией, может стать реальностью[15].
Как сложится жизнь тех, кто останется жить в этой «новой России», сказать пока
нельзя. Подобного переустройства Россия еще не переживала. Для выработки
проекта, позволяющего сохранить цивилизационные
контуры России и направить страну на динамичный путь развития, еще есть время,
но его не очень много.
Русский проект. 19.12.07
[1] Автор всё-таки лукавит: в октябре 1917 года власть оказалась в руках социал-демократов-большевиков, а вовсе не Советов. Ничего «советского» в период коммунистического правления вплоть до 1990 года в России не существовало. Оно возникло в 1990, чтобы быть уничтоженным в 1993. Термин «советское» в настоящей работе - это метафора, заменяющая понятие «русское» для указанного периода истории Государства Российского. (прим. ред. ЗЛ).
[2] При большевиках Российское государство, в сущности, было реорганизовано в государство-фабрику. С середины 80-х правящий класс, - истинные пролетарии, то есть люди, не имеющие отечества, - взял курс на ликвидацию российской государственности и утилизацию её активов.
[3] Антисоветизм на самом деле был маскировкой русофобии и ненависти к российской государственности.
[4] Автор преувеличивает роль тех, кого он называет «идеологами».
[5] Категория «советский человек» - злобная антирусская идеологическая и пропагандистская выдумка, созданная коммунистическим правлением.
[6] Г-н Ясин, бывший одно время министром экономики РФ и занимающий ныне должность руководителя «Высшей школы экономики», введён В. Путиным в 2007 году в «Общественную палату».
[7] «Советская школа» - точнее говоря: вся система образования в послевоенный период - сыграла иную, разрушительную роль. Именно «русскому учителю» мы обязаны тем, что произошло разложение русского самосознания и мировоззрения, уничтожение в головах людей всех русских святынь, идеалов и ценностей.
[8] Недостаток настоящего анализа состоит в том, что автор преувеличивает роль «бригад» и приуменьшает значение массового сознания. Гибель экономического уклада и политического строя в России - не случайность. Дело не в том, что писал Чубайс, а в том, почему именно ельциным и чубайсам масса населения доверила власть в России.
[9] Проблема в том, что именно эти люди были наиболее ярыми сторонниками горбачёвщины и ельцинщины.
[10] См. прим. 9.
[11] Следствие из постулата Сорокина: культурные устои поколений, живших в 80-е годы, вполне соответствовали происходящим изменениями.
[12] Какие «цепи»? Что за наивная грёза.
[13] Автор почему-то не видит уже состоявшегося апартеида, раздельного проживания, свойственного колониям.
[14] Если этот раскол не осознан, то причина в заторможенности массового сознания перед общественным бытием.
[15] Уже стало реальностью.