Журнал «Золотой Лев» № 115-116 - издание русской
консервативной мысли
С. Котов,
академик АПСН
«Этноклумбы» антирусского образования[1]
Почему в наших школах обостряются межэтнические отношения?
В последние годы в стране все больше становится школ с так
называемым этнокультурным компонентом образования, где обучаются дети одной
национальности[2].
Огромное число переселенцев-мигрантов (и официальных, и так называемых
"серых", не имеющих официального статуса мигранта) хлынуло в наиболее
экономически развитые районы России.
Поскольку переселение часто носило характер семейного, в
стране резко возросло число детей и подростков из семей мигрантов, что породило
серьезную проблему для русской системы образования - появилась задача обучения
этих детей в русских школах[3].
При этом обнаружилось, что, во-первых, подавляющее
большинство детей-мигрантов плохо владеет русским языком и не может быть
успешно включено в учебный процесс массовой школы без соответствующей предварительной
языковой подготовки. Во-вторых, уровень базового образования большей части этих
детей недопустимо ниже, чем у их ровесников в русских школах. В-третьих,
поведенческие особенности детей-мигрантов, обусловленные этнопсихологическими и
социально-культурными особенностями[4],
в новых для них условиях русской школы очень часто сопровождались конфликтами с
учащимися, а порой - и с учителями.
Все это потребовало поиска путей решения создавшейся
проблемы, в первую очередь - в мегаполисах и просто крупных городах, - именно
там, где количество детей-мигрантов оказалось выше всего.
В итоге этого поиска было решено пойти путем создания школ
с различными "этнокультурными компонентами".
Причем, национальному компоненту отводится четверть учебных
часов базисного плана. Предполагалось, что таким образом удастся не только
"мягко" адаптировать учеников к требованиям русского образования, но
и содействовать сохранению черт и навыков национальной идентичности[5].
Основную ценность появления учреждений образования такого
типа политологи[6] видят в
том, что этношколы прививают росссиской молодежи уважение к ценностям и
традициям других народов, воспитывая толерантность, что снижает уровень
ксенофобских и националистических настроений в российском обществе[7].
У них
Насколько русский путь поддержки этнокультурных школ
прогрессивен с точки зрения европейской практики? Ведь опыт ряда ведущих стран
Европы, испытывающих серьезный иммиграционный прессинг (прежде всего Франции и
Германии), свидетельствует о том, что политэлиты этих государств избрали
совершенно другой путь включения детей иммигрантов в образовательное
пространство страны проживания. Так, французские власти весьма твердо
отказались от идеи появления школ с каким-либо этнокультурным компонентом. По
их мнению, процесс интеграции переселенцев-мигрантов в социально-культурное
пространство Франции и так проходит крайне вяло, а попытки образовательной
сегрегации детей мигрантов и вовсе выведут их из зоны ежедневного общения и
контактов с местным населением.
Это, по мнению французских аналитиков, неминуемо приведет к
еще большей изоляции детей мигрантов, фактически оставляя их в замкнутой
субкультуре диаспоры.
В Германии, где проживает огромная турецкая диаспора, идея
появления школ с турецким этнокультурным компонентом не нашла понимания не
только в структурах государственной власти, но и… среди руководства самой
турецкой общины страны. Турки в Германии прокламируют ценность обучения своих
детей именно в немецких школах, поскольку, с одной стороны, возможность
постоянной языковой коммуникации с немецкими детьми позволяют легче и быстрее
решать задачу изучения немецкого языка детьми переселенцев. С другой стороны,
лидеры турецкой общины в переговорах с представителями министерства образования
и науки ФРГ откровенно объясняли свое желание обучать своих детей в немецких
школах и тем, что не уверены в возможностях школ с турецким этнокультурным
компонентом поддержать тот уровень общеобразовательной подготовки, что присущ
немецким школам. Кроме того, те же турецкие лидеры не скрывают, что их желание
обучать своих детей в немецких школах связано с уверенностью в более
эффективной борьбе в традиционных учебных заведениях с употреблением наркотиков
среди молодежи. При этом они ссылаются на значительный опыт, накопленный
германской системой образования в развитии массового молодежного досуга -
спорта, мероприятий культурно-воспитательного характера, что в итоге позволяет
отвлечь школьную молодежь от бездумного времяпрепровождения, минимизировать
риск ее контактов с наркозависимой средой и наркодилерами.
У нас
Между тем, русский опыт развития школ с национальными
этнокультурными компонентами продолжает распространяться, и за годы его
существования серьезные отечественные аналитики - педагоги и психологи -
выявили ряд серьезных, типичных для этого типа образовательных учреждений,
проблем.
Изначально предполагалось, что появление школ с
этнокультурным компонентом будет способствовать, в том числе, и более успешному
освоению детьми мигрантов русского языка, без чего их социально-культурная
адаптация в новой для них, русскоязычной среде будет крайне затруднительной[8].
Следует сказать, что, например, Московским Департаментом образования немало
делается для того, чтобы дети мигрантов могли овладеть русским языком в
процессе обучения. При этом следует иметь в виду, что подобные проблемы в
городе удается решать за счет средств, выделяемых на эти цели из городского
бюджета.
Однако опыт работы других русских школ с этнокультурным
компонентом свидетельствует о том, что качество обучения русскому языку оставляет
желать много лучшего.
Русский язык в некоторых этнокультурных учебных заведениях
запущен до такой степени, что комиссии отказываются эти школы аттестовывать.
Как выясняется, преподаванием русского языка в этих школах зачастую заняты
педагоги, для которых русский… не является родным или хотя бы привычным, хорошо
знакомым с детства языком. Кроме того, замечено, что в мононациональных школах
наблюдается следующая тенденция: дети перестают общаться в своей среде
по-русски и постоянно переходят на родной язык не только в свободное время, но
даже на уроках. Следует учесть, что на родном языке они общаются также и дома,
и в своих детских и подростковых компаниях…
Но если проблему изучения русского языка все-таки еще можно
решить с помощью проведения дополнительных занятий с привлечением
высококвалифицированных учителей, то проблему "замкнутости" детей в
формирующемся в этношколах достаточно узком национальном пространстве, решить
куда сложнее. Действительно, вследствие недостаточного знания русского языка
дети мигрантов психологически более комфортно, увереннее чувствуют себя "в
своей среде", там легче устанавливаются дружеские и товарищеские связи,
там обсуждаются проблемы, близкие и понятные им. Происходит процесс сегментации
контингента учащихся по этническому признаку. И вместо ожидаемого
"взаимопроникновения культур"[9]
происходит процесс формирования ощущения чужеродности иной этнической группы
вплоть до появления скрытых (а порой - и открытых, доходящих до стычек между
детьми) ксенофобских настроений с обеих сторон[10].
Опыт показывает, что преодоление "замкнутости" детей в национальном
пространстве требует огромных усилий со стороны педагогического коллектива,
которые не всегда могут увенчаться успехом. Существенным фактором,
препятствующим гармонизации межэтнических отношений в школах с этнокультурным
компонентом, является и поведение родителей.
Нередко они выказывают неудовольствие учителями "не их
национальности" по отношению к своим детям; не всегда понимают и принимают
систему требований школы, где есть "чужие" учителя; не стремятся сами
"вписываться" в ту социально-культурную среду, в которой оказались,
переехав на жительство в Россию, и совершенно не побуждают к этому своих детей.
Подобные проблемы, за редким исключением, не обходят
стороной ни одну школу с этнокультурным компонентом. Однако, руководители школ
стремятся "микшировать" подобные ситуации, не привлекать к ним (и
порою, вероятно, вполне оправданно) пристального внимания общественности. Но в
ряде случаев конфликтные ситуации в таких школах попадают в зону внимания
прессы, где часто приобретают чудовищно искаженное освещение. Вместо
деликатного разговора о реальной ситуации в школе с этнокультурным компонентом,
на страницах газет и журналов можно видеть попытки "дожаривания" и
без того "жареных" фактов, что только способствует росту ксенофобских
настроений, опять-таки, с двух сторон. Особенно ярко это проявилось в момент
конфликта, возникшего вокруг школы с грузинским этнокультурным компонентом №
223 в Войковском районе Москвы. Бесспорно, он подогревался представителями
некоторых политических сил с обеих (!) сторон. Но невозможно отрицать и то, что
в основе его лежали реально существующие проблемы, изначально заложенные в идею
функционирования учебных заведений подобного типа.
Что делать
Реакция на ситуацию, сложившуюся в школах с этнокультурным
компонентом, уже оказалась в зоне внимания большого круга политиков и
политологов. Некоторые из них достаточно давно пытаются предложить
альтернативные пути решения проблемы обучения детей мигрантов в роусской системе
образования. Так, еще в 2000 году в Южном административном округе Москвы
открыли экспериментальный языковой класс для детей беженцев. Малышей от 6,5 до
8 лет готовили для поступления в обычные общеобразовательные школы. Эти "нулевки"
дали неплохой результат, а дети, влившиеся в обычные школы, стали успешно
учиться и основам наук, и умению с первого класса строить отношения со своими
сверстниками других национальностей. Через пару лет появились такие же группы,
но для более старшего возраста - от 9 до 12 лет. Помимо русского языка как
иностранного, для этих детей ввели ускоренные курсы по математике и окружающему
миру. Это было крайне необходимо потому, что уровень подготовки обучавшихся
детей, посещавших школу на родине, сильно отставал от требований нашей
начальной школы. Кроме того, были и дети, которые из-за частых переездов семей
по разным городам и весям России просто не могли нормально учиться.
Конечно, организация подобного обучения детей мигрантов
требует существенных бюджетных затрат.
Но, как показывает опыт, подобная интенсивная работа с ними
дает возможность "не дробить" контингент учащихся на этнические
сегменты, и таким образом пытаться формировать добросердечные отношения между
детьми разных национальностей в школе обычного типа.
Следует обратить внимание и на то обстоятельство, что среда
мигрантов в России сегодня делится, по оценке экспертов, на три группы. К
первой относятся те, кто осознанно избрал Россию как новое место своего
постоянного проживания. Во вторую группу входят семьи, рассматривающие Россию
как место временного проживания перед новой миграцией - в страны Европы,
Америки и Азии. Наконец, есть семьи, которые приехали в Россию на короткое
время на заработки, и в ближайшие годы вернутся к себе на родину. Вероятно, подход
к работе с детьми из этих разных групп населения должен различаться.
Возникает и другой аспект организации работы с детьми
мигрантов. Начинают формулироваться претензии представителей некоторых народов,
входящих в состав коренного населения России, к государственной власти. Суть
претензий: чрезмерное внимание власти к переселенцам из стран СНГ и дальнего
зарубежья уменьшает ресурсы и возможности работы на местах с детьми коренных
российских этносов.
Как быть?
Теперь стоит сказать несколько слов и о появлении в
регионах России с преобладающим русскоязычным населением так называемых
"школ с русским этнокультурным компонентом"[11].
Недавно публицист А. Терентьев в одной из публикаций на эту тему остроумно заметил:
"Что стоит за этим смысловым парадоксом,
когда школа в России вынуждена прокламировать свою "русскость"? Это
только представить себе, что в Париже официально появляется школа "с
французским этнокультурным компонентом", в Осло - с норвежским, в Берлине
- с немецким… Не можете себе, уважаемый читатель, такое представить? Правильно,
и я не могу".
Интересна точка зрения на проблему появления феномена
"школы с русским этнокультурным компонентом образования" директора
московской школы № 1148 имени Ф.М. Достоевского, заслуженного учителя РФ Е.И.
Косарихиной:
"Появление таких школ - не
случайность. В последние полтора десятилетия СМИ, особенно электронные, немало
потрудились над опошлением и русской жизни, и русского менталитета, и целей и
ценностей нашей жизни. В ответ на это в стране начали происходить те
естественные процессы, которые вряд ли просчитали идеологи этой унизительной
компании. Родители и дети, идентифицирующие себя с русским народом и русской
культурой, в противовес этому, иначе и не скажешь, русофобству почувствовали
необходимость некоего единения. Это стало мощным межэтническим
социально-культурным движением, идеей которого стало стремление упрочить собственную
идентичность. Мимо этих процессов школа пройти не могла".
Важно здесь и замечание академика РАО Л.П. Кезиной:
"В Москве среди школ с этнокультурным
компонентом есть 23 русские. Сделали мы это потому, что наши ребята не знают
своих традиций, плохо ориентируются в вопросах культуры, православной религии"[12].
Особенно бурно процесс появления школ "с русским
этнокультурным компонентом" происходит сегодня в регионах России. Нет
сомнения, - и об этом стоит сегодня говорить вполне откровенно, - что это в
большой степени связано с реакцией на определенные русофобские настроения в
некоторых российских СМИ, в том числе - в электронных[13].
Но это связано, конечно же, и с проблемой появления значительного потока
мигрантов в русской провинции, в русской "глубинке". Русскоязычное
население[14] России
начинает испытывать желание, вслед за появлением и моментальной жесткой
консолидацией в провинции достаточно многочисленных диаспор (прежде всего -
групп мигрантов с Северного Кавказа и из государств Средней Азии), утвердить
собственную национальную идентичность. Подобные настроения в русской провинции
являются новыми, и требуют внимания к себе. Тем более, что сегодня в провинции
все чаще возникают эксцессы, сходные с теми, что случилось в карельской Кондопоге,
и лишь отсутствие "раскрутки" этих событий в СМИ оставляет их на
положении "событий муниципального масштаба".
Впрочем, информация о некоторых из этих вспышек межэтнического
напряжения - в том числе и вокруг учреждений образования - уже появляется в
прессе. Так, например, в ряде районов Московской области в последние годы
сформировались[15]
достаточно большие чеченские диаспоры, в которых велико количество детей
школьного возраста. Все они, естественно, обучаются в местных школах. Ситуация,
сложившаяся там, описывается в весьма показательной газетной публикации так: "В
нашем микрорайоне все знают, что вот эта школа - чеченская, а эта - обычная, для
всех. Мой сын сейчас в той, что "для всех". Боюсь, скоро и из нее
придется уходить: приезжих все больше", - поведал корреспонденту один из
местных жителей. Как рассказал директор той самой "чеченской школы",
очень много коренных жителей в районе спились[16]
и продали свои квартиры приезжим. Так в районе осели чеченские беженцы. А
школа, фактически, стала двунациональной: в ней учатся только русские и чеченцы.
Русских становится все меньше. "К нам детей других национальностей
родители сами не ведут…
Мы поначалу чеченцев жалели: от войны люди спасались. Но
сейчас они стали вести себя совсем по-другому", - почти шепотом сообщил
мне директор.
На выходе из школы группа молодых чеченцев вальяжно
расположилась на скамейке. Каждую проходящую старшеклассницу они сопровождали
какими-то репликами на своем языке и хохотом. Девчонки, краснея, ускоряли шаг…
Директор попросил не указывать номера школы, заявив
корреспонденту: "Иначе мне конец! В прямом смысле!"
Но подобные ситуации сегодня никто не анализирует, равно,
как и не дается оценки происходящему, поскольку часто речь идет о некорректном
поведении мигрантов по отношению к местному населению, а это не вписывается в
рамки идеологии нарочито односторонней "толерантности", которая
усиленно насаждается в России в течение последнего десятилетия.
Таким образом, охватывая практически всю Россию, проблема
работы с детьми мигрантов действительно приобретает сегодня необычайную
остроту. Необходимо новое осмысление этой проблемы, поиск новых путей и методов
ее решения. Представляется, что, перефразируя известного классика,
размежевавшись по этническим квартирам, приходит время объединиться. В рамках
единой российской школы[17].
Альтернативой этому, на наш взгляд, будет, увы, дальнейшее обострение
межэтнических отношений в современной России.
http://stoletie.ru/tayna/070529154709.html
Столетие, 30.05.07
[1] Настоящая статья, написанная с русофобских позиций, интересна тем, что раскрывает и разоблачает политику режима, превратившего русскую школу и русских преподавателей в орудие уничтожения Российского государства. Создание бюрократией «школ с этнокультурным компонентом» - один из методов такого уничтожения. Название дано редакцией (здесь и далее прим. Ред. ЗЛ).
[2] Разумеется, автор имеет в виду не «нации», а этносы, то есть народы.
[3] Автор везде использует вместо слова «русский» слово «российский». Эта «неточность», навязываемая русофобской бюрократией отечественной грамматике, в данной публикации исправлена, чтобы подчеркнуть нелепость происходящего.
[4] Автор имеет в виду русофобию, господствующую в семьях переселенцев-инородцев и иностранцев.
[5] Это значит, что бюрократический режим решил консервировать в сознании детей иммигрантах изначально заложенную в них неприязнь и ненависть к России, русским и русскому.
[6] Речь идет, видимо, о прокремлевских «политологах» типа Павловского.
[7] Этот абзац, демонстрирующий официальную русофобию российского профессорско-преподавательского корпуса, оставлен в авторской лексике.
[8] Речь идет о том, чтобы дети иммигрантов, овладев русским языком, оставались идеологически русофобами.
[9] Речь идет о сознательной политике бюрократического режима по уничтожению (под предлогом наличия мультикультурализма в России) носителей русской культуры в каждом следующем поколении.
[10] Ксенофобия – то есть психологический страх чужого – может существовать только в меньшинстве.
[11] Пример отъявленной русофобской лексики.
[12] Анафемски замечательная фраза. Стало быть, в столице России, где проживает более 15 млн. человек, имеется в наличии лишь 23 русских школы.
[13] Автор не замечает, что излагаемые им суждения – вполне русофобские.
[14] Автор имеет в виду русских, они для него уже не русские, а русскоязычные.
[15] Чеченские и иные диаспоры - результат целенаправленной политики бюрократического режима. Они не «формируются», их «формируют».
[16] Алкоголизация местного коренного русского населения – целенаправленная политика бюрократии.
[17] Лексика автора.