Реклама:
Номер 277-278
подписан в печать 01.04.2011

С. Еремеева

 

Егор Францевич Канкрин

 

Великие дела всегда грозят затмить собой деятеля. Попав на страницы истории и учебников, человек становится лишь ярлыком своих достижений. Откройте сегодня любой курс по экономическим наукам – вы увидите: успешная реформа денежной системы в России, приведшая к серебряному монометаллизму, называется Канкрин.

 

…Когда в 1797 году 23-летний Георг Людвиг Канкрин прибыл в Петербург, удручающий вид столичного порта вызвал у него естественную реакцию: бежать отсюда. Бежать, похоже, было некуда. Еще несколько лет в России прошли в борьбе с бедностью – даже курить пришлось бросить из экономии. Кто бы мог подумать, что через каких-то двадцать-тридцать лет тот же человек под именем Егор Францевич будет не только заведовать всеми финансами Империи, но и получит уникальную привилегию – курить во время доклада некурящему императору.

 

 

Императоров на его русскую судьбу достанется трое: при Павле Канкрин прибыл в Россию, при Александре начал службу, при Николае ее закончил. За это время изменилось все. И Петербург: стрелка Васильевского острова, встречающая гостей, пребывающих морским путем, преобразилась, в значительной мере –  усилиями Канкрина. И сам герой, со своеобразным юмором замечавший, что немец похож на капусту: чтобы она вышла хороша, непременно надо ее пересадить.

 

Правительственный сан! Огромные заботы! Согбен под колесом полезной всем работы, Бенедиктов В.Г. «Он»

Не скрыл талант: но всё, что мог Царю, России в дар принес; От колыбели до могилы Трудился до последней силы. Надмогильная песнь незабвенной памяти графу Григорию Францевичу.

 

Егор Францевич Канкрин и после смерти своей в 1845 году оставался актуальной фигурой. До конца века о нем вспоминали и спорили – одни считали его финансовым гением, другие – врагом России. Первая его подробная биография, написанная Р.И. Сементковским, появилась в 1893 году, и начиналась она так:

 

«Граф Егор Францевич Канкрин признается самым замечательным из министров финансов. Эту славу он приобрел недаром. Достаточно указать на две его заслуги, чтобы понять, какое громадное значение он имел для русской государственной и народной жизни: во-первых, благодаря его финансовым и административным способностям, Отечественная война – эта грандиозная катастрофа в жизни русского народа – обошлась в денежном отношении неимоверно дешево, и потому графа Канкрина несомненно следует причислить к героям нашей Отечественной войны наряду с теми героями, которые на полях битвы стяжали себе благодарность потомства; во-вторых, он совершил то, чего не удалось совершить ни до, ни после него ни одному из русских министров финансов: он восстановил денежную нашу систему, расстроенную до последней крайности».

 

Что было сложнее – неизвестно. Назначенный министром финансов в 1823 году, Канкрин принял наследство, от которого все отказывались: денежное хозяйство России после войны 1812 года так и не вышло из состояния хаоса – для покрытия военных расходов было выпущено слишком много бумажных денег, потом государственная власть попыталась отчасти скупить их, чтобы стабилизировать курс, однако для этого пришлось прибегать к иностранным займам, по которым надо было платить проценты. Государственные доходы упали. Главной проблемой было отсутствие твердой денежной единицы – основы измерения цен, что вело к путанице во всей хозяйственной жизни и злоупотреблениям. Казна считала на ассигнации, вся остальная страна - на серебряные рубли. Существовало, как минимум, 4 курса конвертации: вексельный, податной и таможенный, биржевой и простонародный; все они колебались в зависимости от места и времени. В результате официальной единицей считалась мера, которая то увеличивалась, то уменьшалась.

Сейчас бы Канкрина назвали антикризисным менеджером. Работать приходилось по 15 часов в сутки. Но результаты многолетнего труда оказались впечатляющими. Именно при Канкрине в России появился бюджет в общепринятом смысле этого слова, т.е. финансовый план страны в виде баланса доходов и расходов государства. Существует даже миф о постоянной бездефицитности бюджета, для этого, конечно, требовалось уже волшебство; тем не менее, как минимум, в 1826, 1828, 1831 и 1837 годах такое волшебство удалось.

За счет чего был достигнут успех?

За счет сокращения государственных расходов (в первую очередь – по военному ведомству: Канкрин, всю войну 1812 году прослуживший интендантом сначала одной, а потом и всех трех воевавших армий, мог компетентно анализировать траты; во вторую очередь - по министерству финансов).

За счет увеличения доходов – повысилась собираемость налогов; увеличились горные и таможенные доходы. Добыча золота выросла с 25 пудов в 1823 г. до 1000 пудов в 1842.

За счет благоприятной социально-экономической обстановки в стране и доверия к правительству.

За счет реформирования в контексте экономических реформ; один из самых действенных механизмов – протекционизм (на уговоры в Государственном совете по поводу того, что скажет о нас Европа, если не изменить таможенного тарифа, министр отвечал: «Вот-то, господа, вы все только и твердите, что скажет Европа, а никто из вас не подумает, что станет говорить бедная Россия!»). «Запретительный», как его называли, европейский тариф был принят еще в 1822 до назначения Канкрина министром - он облагал огромной пошлиной (до 200% стоимости товара) текстильную продукцию и предметы роскоши, но разрешал провоз с малой пошлиной или вовсе без оной сырья или товаров первой необходимости. В 1841 году был принят Кяхтинский тариф, регулирующий торговлю с Китаем, и он также был протекционистским. В 1852 г. на русский текстиль пришлось уже 5/6 всего экспорта в Китай.

Но самое знаменитое его деяние Канкрина – это денежная реформа. Существовало 5 проектов - 2 из них сразу же признаны неосуществимыми; остальные были схожи по целям – создание в России устойчивой денежно-кредитной системы, основанной не серебряном монометаллизме и бумажных деньгах, разменных на серебро, но отличались по тактике. Канкрин был единственным, кто полагался только на внутренние ресурсы и считал возможным обойтись без внешних займов.

Реформа, начатая 1 июля 1839 г., объявляла серебряный рубль единственной законной монетной единицей, а ассигнации – вспомогательными, с постоянным курсом 3,5:1. Через полгода были введены новые обеспеченные дензнаки (курс 1:1) и при Коммерческом банке была открыта депозитная касса для приема от населения серебра и золота с выдачей «депозитных билетов» от 3 до 100 руб. Через год в кассе было 38 млн. руб. серебром - так был создан фонд для поддержки рубля. В 1843 произошла окончательная замена ассигнаций на кредитные билеты. Обмен ассигнаций был закончен в 1851 г., депозитных билетов – в 1853. Механизм вполне понятный, все дело было в последовательности реализации программы и тщательной проработке вопросов о величине разменного фонда и порядке обмена ассигнаций. История выглядит просто только на бумаге: в Государственном Совете все это время бушевали бури. Но, как справедливо заметил один из людей, много лет проработавший рядом, барон М. Корф, Канкрин обладал особым даром – находить «удобоисполнимое решение» самых сложных вопросов.

Совсем не все планы Канкрина были воплощены, а некоторые из воплощенных были неудачны (например, проект использования платины в денежном обращении – монеты были непопулярны и последовало падение курса). Но даже шутки по поводу Канкрина имел обертона восхищения. Известный острослов князь А.С. Меншиков, разговаривая с государем и видя проходящего мимо Канкрина, сказал: «Фокусник идет». — Какой фокусник? — спросил государь,— это министр финансов. — Фокусник,— продолжал Меншиков.— Он держит в правой руке золото, в левой — платину: дунет в правую — ассигнации, плюнет в левую — облигации».

Справедливости ради, надо сказать о недолгом веке серебряного стандарта в России – уже в конце 40-х для пополнение разменного фонда стали привлекаться бюджетные средства и заключаться иностранные займы, а во время Крымской войны свободный размен государственных кредитных билетов на серебро и золото был прекращен. Но это было после Канкрина. А он успел незадолго до смерти написать: «Первая обязанность министра финансов – это способствовать, сколько от него зависит, поднятию уровня народного богатства». С годами он все чаще говорил об «огненном стуле» русского министра финансов. А за несколько лет до смерти заметил, что «министру финансов для покоя своего надобно умирать на этом месте» - ввиду опасности активизации врагов и суда.

 

С сигарою в зубах, в исканье целей важных, Дум нечернильных полн и мыслей небумажных. Бенедиктов В.Г. «Он»

Высоким чувством бытия Тебя природа наделила. Надмогильная песнь незабвенной памяти графу Григорию Францевичу

 

Несмотря на столь блестящую жизненную карьеру, Канкрин никогда не был карьеристом. Он хотел служить, но чинов он не искал. Он искал осмысленной деятельности. Одним из вариантов этой деятельности была – литературная, в самом широком смысле этого слова.

Привычка излагать свои мысли на бумаге была и двигателем, и тормозом по службе. Но существовала это привычка вне службы, и до службы. В свое время именно записка об улучшении овцеводства в России, поданная вице-канцлеру, графу Остерману, помогла получить первое служебное место в Министерстве внутренних дел.

«Отрывки, касающиеся военного искусства с точки зрения военной философии», опубликованные в 1809, возбудили к нему интерес у военных, а написанный для Баркалая де Толли проект «О средствах продовольствия больших армий», в конце концов привел к назначению главным интендантом действующих армий.

Но вот несвоевременная записка «Исследование о происхождении и отмене крепостного права или зависимости земледельцев преимущественно в России», излагающая алгоритм проведения реформы, рассчитанной более чем на три десятилетия, в результате которой крестьяне постепенно освобождались с землей и подушная подать заменялась подворной, поданная государю в 1818, симпатии к нему наверху, скорее, охладила.

Однако очередной труд «Всемирное богатство, национальное богатство и государственное хозяйство» (1821) оказался теоретический программой его практических действий на посту министра финансов, на который он был назначен неожиданно для многих (и на тот момент, в свои 47 лет, стал самым молодым российским министром). Россия в этом трактате нигде не называется – говорится «об одном большом государстве». Зато изложен главный принцип будущих действий:

 

«Надо чуждаться крайностей, избегая четырех великих апокалипсических зверей: понижения достоинства монеты, бумажных денег, чрезмерных государственных долгов и искусственного накопления торгового капитала, и приводить в строгое соответствие расходы с естественными доходами, стремясь увеличить последние путем поощрения народного труда, порядком и хорошим управлением и только в крайнем случае прибегая к умеренным займам, чтобы их погашать при первой же возможности».

 

Как уживалась эта потребность анализировать деятельность с возможностью самой деятельности? И то, и другое было для Канкрина необходимо, и, подводя итоги своей службы, он заметил, что заслуги его состояли не в том, что сделано, а в том, чего он не допустил. Уже в отставке (которую он смог получить только за год до смерти), после двух ударов, за 4 месяца написал он сочинение «Экономия человеческих обществ», в котором заметил «не счастье, а усовершенствование людей должно быть целью правительства».

Удивительным образом широта мыслей в книгах сочеталась с постоянным сомнением в необходимости нововведений на деле. Современники рассказывали, что он выступал против канализации в городах «неизвестно к чему приведет эта канализация»;  смотрел «на излишнее усердие к железнодорожному строительству как на болезнь времени», а о пагубных последствиях свободы печати писал, что если не будут выработаны законодательные меры по «обузданию прессы», то «она разрушит Европу и сделает необходимым деспотизм».

Но когда вчитываешься в аргументацию Канкрина, понимаешь, что его консерватизм не был одиозным – он просто умел просчитывать практические последствия. Разве можно отказать в здравомыслии следующим его рассуждениям о печати: «Выставляя на вид слабые стороны общества и их правительств, всячески раздражая и возбуждая противодействующие по самой природе вещей элементы, во многих случаях достойные полного сожаления, и дозволяя себе при этом всякого рода недостойные объяснения, искажения, извращения, клеветы, вымыслы и обманы, пресса причиняет то, что спокойное положение дел становится решительно немыслимым; кто же поручится за последствия подобного порядка?»

Это был не столько консерватизм, сколько прагматическая ориентация деятельности и понимание ситуации здесь и сейчас - в отставший от Европы России: протекционизм диктовался защитой отсталого в промышленном отношении русского народа в борьбе за экономическое существование; выступление против железных дорог было обусловлено мыслью о необходимости громадных капиталов… Канкрин предлагал создание своеобразных шлюзов, через которые можно было бы безопасно выходить на «большую воду» экономики.  

 

Угодничества чужд, он был во весь свой век Советный муж везде и всюду - человек, Бенедиктов В.Г. «Он»

Министр — был в полном смысле слова.— Душа к добру твоя готова. Надмогильная песнь незабвенной памяти графу Григорию Францевичу

 

Незадолго до смерти Канкрин писал: «В течение всей моей жизни, в веселые и горестные дни, я стремился лишь к одной цели: делать людям добро, содействовать успехам, заимствовать полезное, распространять знания и цивилизацию. Те, кто меня знает, могут сказать, достиг ли я чего-нибудь и в какой мере». При этом он признавал определенную правоту тех, кто нападал на него: «Министр финансов не может быть любим ими – это такой человек, который должен как можно более взять, и как можно менее дать»

Но удивительным образом, «беря» как министр финансов, он «давал» как строитель цивилизованной жизни в России. В письме к знаменитому европейскому ученому Александру Гумбольту он жаловался: «Россия совсем не имеет располагающего средними теоретическими знаниями класса людей, который ей крайне нужен в самых разнообразных отраслях труда». И тут же начинал действовать – учреждал Технологический и Горный институты, обустраивал Лесной институт, открывал Горыгорецкий земледельческий институт на юге России, коммерческие училища, рисовальные классы и школы, технические отделения при некоторых гимназиях, технические горные школы, мореходные классы и школы торгового мореходства по всей стране. При некоторых учебных заведениях открывались отделения для девушек – новшество даже для Европы.

Им была создана целая инфраструктура распространения технических знаний: агенты посылались за границу, отправлялись в командировки русские специалисты («сперва я отправлял молодых людей, но они учились больше в трактирах и напитывались пустым либерализмом; теперь я посылаю чиновников зрелых лет, коих поведение надежно, что гораздо выгоднее для службы»), выписывались иностранные мастера для обучения, устраивались выставки российских фабричных изделий, издавались за счет министерства переводные и оригинальные сочинения, не говоря уже об основании «Горного журнала», «Коммерческой» и «Земледельческой газеты»  (последняя – дотационная в целях широкой доступности).

Его инициативе принадлежит организация путешествия А. Гумбольта, который обмолвился в письме, что «быть в Тобольске составляет мечту его ранней молодости». В результате знаменитый натуралист («в интересах науки и страны», как писал ему русский император) проехал 14500 верст, отпраздновал свое 60-летие на Урале, написал огромный труд «Центральная Азия». «Вам я обязан, что этот год вследствие огромного числа идей, собранных мной на огромном пространстве, сделался важнейшим  в моей жизни» - писал ученый Канкрину с Урала.

Он был действительно – государственным деятелем, и понимал, что в основе финансового благополучия лежит благополучие всего хозяйства. Однако, как он сам замечал по поводу расширения Лесного института (к чему его побудило «печальное лесное хозяйство»): «все хорошее двигается медленно, дурное – летит»

 

На иностранный лад слова произнося, Спокойно говорит: «Нет, патушка, нелься». Бенедиктов В.Г. «Он»

 

Этот немец, ставший патриотом России и много сделавший для нее, так до конца жизни не научился правильно писать и говорить по-русски. Сам про себя говорил, что он «всегда сражается с русским языком, не зная оный фундаментально» (все, что он делал, он делал крайне серьезно), при этом он любил народные поговорки и чудовищно коверкал их своим произношением. Остроты его, не всегда пристойные, повторял весь Петербург. «Патушки» (т.е. батюшки), было его любимым обращением в Государственном совете. Речь его звучала приблизительно так:

 

«Фаши стихи, фаше сиятельство, граф Тмитрий Ифаныч, так префосходны, што састафляют меня самого пропофать писать такие же стихи, шрес што я софершаю косударственное преступление, уклоняясь от моих опязанностей престолу и отешеству» (он обращался к поэту-графоману графу Хвостову).

 

О нем рассказывали множество историй. Например, Канкрин жаловался Николаю при официальный лицах на неудобства одного наказа, в обсуждении которого сам принимал участие. Государь спросил, почему тот не возражал во время обсуждения? «Ваше величество читали так скоро, точно охотились за бекасами; параграфы, как бекасы, летели во все стороны. Один, другой подметил и подстрелил на лету, а прочие пролетели мимо». Или: министр внутренних дел граф Строганов по поводу переложения доходов на серебро «сказал Канкрину, что надобно бы быть бухгалтером или казначеем, чтобы понять что-нибудь в этой путанице. «Я, Ваше, Сиятельство, - отвечал Канкрин, - бывал в моей жизни и бухгалтером, и казначеем, и не бывал только никогда дураком».

О его порядочности и честности ходили легенды; никто из многочисленных врагов не мог обвинить его хоть в малейших денежных злоупотреблениях. Борьба с коррупцией была беспощадной. Он сам никогда не позволял себе покупать акции или биржевые бумаги.

Совершенно не светский человек, редкие досуги он проводил в мыслях о прекрасном. Еще в юности, до приезда в Россию, он написал «Дагобер, роман из теперешней войны за освобождение», в котором встречались любовь, страсть, смерть и рассуждения о философии Канта. В 1836, в самый разгар своей деятельности на посту министра, опубликовал книгу «Элементы прекрасного в зодчестве». Уже стариком, с расстроенным здоровьем, в 1843 года создал «Фантазии слепца» - сборник повестей и новелл. Устав от работы, любил играть на скрипке – скверно, но вдохновенно. Сам распланировал парк вокруг Лесного института и вообще любил заниматься благоустройством города (говорили, что один из мостов, спроектированных им, рухнул во время открытия, что отражено в «Канкриниаде» С.А. Соболевского: Кто стране, скажите, отчей/ Придал исполинский рост? / Кто построил чудный зодчий/ Самопадающий мост?).

Ему было интересно жить. И это ценили. В 1838 г. он был приглашен преподавать финансы наследнику престола (будущему Александру П). Современник писал, что если после николаевских времен настала эпоха великих реформ, то в значительной степени благодаря влиянию трех преподавателей наследника – Жуковского, Сперанского и Канкрина – умевших внушить будущему монарху просвещенные и глубокие взгляды на управление страной. Канкрин ездил к наследнику два раза в неделю, специально составляя лекции для этого курса. Опубликованные, они начинались так:

 

«Основное условия хорошего финансового управления заключается в том, чтобы содействовать благосостоянию народа путем увеличения национального богатства. Богатый народ дает больше доходов; обременять бедного податями все равно, что срубить дерево, чтобы снять с него плоды».

 

Несгибаемый, он «увлекался упрямством», как писал про него сослуживец. И при этом был человеком отзывчивым: многие вспоминают, как сокрушаясь о том, что не может по закону выдать пособие нуждающемуся, он тут же выдавал его из собственных средств.

Одежда его – поношенная шинель, шарф вокруг горла, темные очки, когда болели глаза – обсуждалась всеми. Да и вообще образ жизни он вел чудаковатый.  «Он теперь уже более месяца лежит в постели, устроенной с обыкновенною его комическою оригинальностью. Это – огромная двуспальная кровать, страшной вышины, что-то вроде катафалка, с которого он озирает всех приходящих. Под локтями у него исполинские фолианты, на которые он упирается, как Зевс на свою молнию. При всем этом страдальческом положении и при всех этих причудах, которые я называю фанфаронством цинизма и оригинальности, Канкрин нисколько не прекращает своей изумительной деятельности: он весь день читает, диктует, сам пишет – словом, управляет своим министерством в полном его объеме, как самый трудолюбивый директор своим департаментом», записал в своем дневнике М. Корф 29 декабря 1839 г.

Тяжелая болезнь последних лет характер не изменила, а проявила. Рассказывали, что перед отъездом на лечение граф Канкрин поссорился с доктором Арендтом, который, прописав ему лекарство, узнал, что министр принимает тройную дозу. «Это вам сделает вред», - сказал Арендт. – «Полноте, я сам лучше вас знаю медицину и что мне вредно и что полезно». «Позвольте мне заметить, граф, - прервал Арендт, - что я хорошо знаю, что вы хороший министр, но дурной медик и архитектор. – «Меня ужасно раздосадовал Арендт, – говорил граф жене, – пусть бы еще называл плохим доктором, а дурным архитектором – это просто грубость!»

 

 

Народным голосом и милостью престольной Увенчанный старик… Бенедиктов В.Г. «Он»

 

«С ним (Сперанским) угаснет предпоследний гений в России, говорю предпоследний, потому что мы имеем еще Канкрина, тоже не вполне оцененного, но стоящего выше других – как гора над равниною. Где соперники этих двух орлов и кто из завистников и насмешников их, старых и молодых, поравняется с их полетом», писал еще при его жизни М. Корф в своем дневнике 28 октября 1838 г.

«Граф Канкрин возымел смелость посмотреть злу прямо в глаза и признать финансовую несостоятельность государства» - оценивал его роль после смерти автор обобщающего труда «Финансы России XIX ст.» И. Блох в 1882г.

… Его без иронии называли гением современники и потомки; о нем писали стихи и рассказывали истории при жизни и после смерти; о его духовном влиянии говорили даже тогда, когда серебряный стандарт приказал долго жить… Он долго оставался живым в памяти россиян. А потом стал незаметен в тени свершившихся и легендарных слов: удачная денежная реформа и бездефицитный государственный бюджет.

 

 

http://www.rosbankjournal.ru/print/15765

Журнал Росбанк, 10.03.2011