А.Н. Савельев

 

Русское чудо в политической технологии

 

Те, кто сегодня пытается логическим образом “просчитать” проект возрождения России, чаще всего приходят в тупик. У честных исследователей создается впечатление, что Россия отстала от развитых стран навсегда, а на пороге ресурсного и экологического кризиса в руках у русских не будет весомых аргументов в защиту своего существования в качестве нации, достойной хоть какой-нибудь роли в мировом развитии будущего тысячелетия.

Между тем, религиозное сознание подсказывает нам, что возрождение возможно, и носить оно будет чудесный характер, “и последние станут первыми”. Причем в данном случае речь идет не о сказочной грезе, а о вполне ощутимом результате, который можно будет “пощупать”, как сейчас можно “пощупать” сегодня Японское чудо или Германское чудо, а в начале века можно было “пощупать” русское экономическое чудо.

Наше Русское чудо, безусловно, будет отличаться от всех прочих чудес. Чудеса наших сказок и былин подсказывают, что все у нас будет не как у других. Скорее всего, наше чудо будет связано с восстановлением целостного миросозерцания - не способности примитивного наблюдения за перемещением предметов, а именно “ведания”.

Здесь необходимо остановиться на роли Православия в Русском чуде, исходя из нынешнего положения Русской Православной Церкви. Реально обстановка такова: РПЦ сумела сберечь миссию вселенского служения, но утратила способность чувствовать Россию, защищать ее в качестве основы своего бытия, единственного центра Православия. То есть речь идет о том, что “срединная культура” Церковью утрачена, а оттого столь слаб и неавторитетен стал голос церковных иерархов. И все-таки это состояние, поносимое многими внецерковными “патриотами”, вполне достойное - служение высшим истинам в отрыве от политики, “срединной” проблематики цивилизации. У западного христианства, например, дела обстоят еще хуже - “срединность” стала основой всей жизнедеятельности и Церковь по сути дела исчезла.

Проблема возрождения России, проблемы русской  нации  относятся все-таки не к вселенским ценностям. Они именно “срединны”. А это значит, что национальная мифология, соединяющая широкий слой культурной традиции, порожденной Православием, со всей русской историей и мифологическим символьным миром русских сказок и былин, фактически может заполнить опустевшее “срединное” пространство русского мировоззрения. При этом главенствующей идеей становится не Истина, а Победа, главной ценностью не человечество, а нация.

С точки зрения прагматической деятельности в политике, готовящей общество к Чуду, речь идет о социальной мифологии, о мифе, который переворачивает всю политическую структуру общества, не отказываясь от высших ценностей, но и не замыкаясь на них, не сводя любую тему к пустопорожним рассуждениям о нравственности.

У некоторых исследователей есть стойкое убеждение, что миф в политике - нечто архетипическое, а потому незыблемое, не подверженное манипулированию, а значит - лишенное качеств инструмента. С этой точки зрения, мы можем только наблюдать как неподвластные нам мифы на нас воздействуют и объяснять объективные процессы, изучая как эти мифы срабатывают.

Вместе с тем, в мире средств массовой информации миф становится почти рукотворным явлением - мифы дробятся, из них извлекается “костный мозг”, их измельчают и смешивают взбалтыванием (от слова “болтать”) и впрыскивают получившийся коктейль в полупустой мозг народа-Голема.

Вероятно, первым политическим проектом с использованием целостного мифа и СМИ был проект Третьего Рейха. Этот пример остается единственным фактом “чистого” социального эксперимента, когда инструментарием министерства пропаганды миф был “вбит” в сознание масс. Но прежде чем “вбивать” миф, были созданы орденские структуры (технология тайных элитарных сообществ),  которые потом “приживляли” миф к политике.

Третий Рейх кажется дурным примером, как бы говорящим, что от мифологии не приходится в современном мире ожидать чего-то положительного. Но ведь миф имеет древнюю предысторию и связан с самой сущностью человеческого мировосприятия! Миф дает человеку представление о неслучайности его появления в этом мире в данное время в данном месте, а цивилизации - образное целеполагание, выраженное на универсальном языке. Исчерпание энергии мифомотора (термин А. Хохлова) ведет к кризису мировоззрения. В этой ситуации мифотворчество - единственный инструмент спасения от гибели социума.

Проект Третьего Рейха нанес огромный урон человеческой цивилизации не тем, что использовал мифологическую технологию управления массовым сознанием, а тем, что политика фашистской Германии вышла за границы мифа и дискредитировала миф в глазах человечества, дискредитировала само понятие “нация”, дав простор космополитическому произволу, принципиально враждебному любой целостной мифологии вообще.

Разумеется, не всякое мифотворчество ведет к спасению, к чуду. Замечтавшийся разум может порождать не только чудеса, но и чудовищ. Но коль скоро речь идет не о суеверии, а о вполне сознательном принятии мифа, то мифология создает своеобразный язык понимания, язык объединения вокруг еще не освоенных, но уже влекущих высших ценностей. Погружаясь в миф, мы участвуем в реальном процессе борьбы Добра со Злом, которая ведется в мифологическом пространстве, накладывая неизгладимый отпечаток на земную историю. Здесь важно не перепутать наркотический сон с мечтой, просветляющей разум.

В вопросе борьбы за власть миф используется как средство мобилизации больших масс населения. Например, ритуал клятвы, который используется испокон веков, способен мобилизовать на подвиг или вызвать стыд по поводу нарушения клятвы; флаг, как воинский символ чести, воспринимается не как палка с тряпкой, а как символ воинской доблести, чести, славы. Все это элементы мифа.

Более сложным проявлением мифологического является мифосюжет, который достраивает картину мира, объясняет историю, и, таким образом, избавляет нас от необходимости держать в сознании огромную массу информации или порождает интерес к определенного рода информации. Он служит связкой между неалгоритмируемым процессом творчества и рассудочной логикой.

Еще один вариант использования мифа в политике состоит в создании системы посвящения, оформления ритуала причастности к иерархии, информационной пирамиде, в которой “верхушка” общества обладает наибольшей информацией и выстраивает связь с основной массой населения, забрасывая мифологические “крючки” в сознание людей в процессе “ловли человеческих душ”. “Верхушка” обладает глубоким, разветвленным знанием о мифе, а публике предлагает лишь время от времени проходить теми коридорами,  которые позволяют лучшим постепенно подниматься вверх, к пониманию мифа. Здесь привлекает сама причастность к глубокой интеллектуальной традиции, которую представляет сложная структура мифа, доступная лишь постепенному освоению и требующая определенных способностей. Примером такого рода иерархий служат орденские религиозные организаций, спецслужбы, тайные общества.

В качестве сюжета, влияющего на уровень политической мобилизации, можно привести феномен анекдота, который проявляется и как признак существования мифа, и как инструмент его разрушения (При Сталине анекдоты были запрещены, и миф в сознании оставался неприкосновенным; при Брежневе анекдоты разрешены и происходит разрушение мифа; при Ельцине нет ни мифа, ни анекдотов). Есть примеры, когда через анекдот происходит постепенная реализация мифа, и анекдот теряет остроту, его перестают рассказывать, когда соответствующий миф уже воплощен в реальность или разрушен.

Отдельной мифологической находки (типа “Михаил Меченый” по поводу Горбачева) оказывается достаточно, чтобы создать упомянутый мифоло­гический “крючок”, с помощью которого можно подтянуть для оперативного применения целый мифологический пласт. После этого уже не надо ничего объяснять, миф работает сам собой.

Примером тривиального использования “крючка” может быть применение против коммунистов обрывка мифа “придут - корову отберут”.

Помимо одного сюжета (типа анекдота) в политике может быть целый пучок сюжетов. В качестве примера можно привести книгу “Сталиниада” Ю. Борева. По виду это сборник анекдотов, но на самом деле - пучок сюжетов, создающих тот самый мифологический пласт, который делает фигуру Сталина неуязвимой для публицистических наскоков. Он как бы переведен в другое пространство, откуда посматривает на своих критиков, ухмыляясь в усы.

Пучок сюжетов создает картину борьбы между Добром и Злом, без чего любая теория утрачивает привлекательность. Как только сюжетное разнообразие исчезает, миф утрачивает свое воздействие на сознание. Например, марксизм опреснился донельзя, когда в брежневский период внедрялся без мифологии, без сюжета. Он просто стал скучен и умер сам собой просто потому, что коммунисты окончательно стали материалистами, погрязшими в меркантильных заботах о хлебе насущном.

Есть вполне явные свидетельства того, что мифологическая реальность существует. Примером может быть сюжет о Доме Романовых, протянувшийся от Ипатьевского монастыря к Ипатьевскому дому и сомкнувшийся с сюжетом о взрыве Ипатьевского дома руками будущего “всенародно избранного”. Это не исторический курьез. Такими “курьезами”, если присмотреться, история полна через край. А поскольку сюжеты типа “ипатьевского” не могут быть уничтожены в процессе политической борьбы (их могут только захватывать и присваивать), то они и демонстрируют присутствие в нашей обыденной реальности мифологического “тонкого” мира.

Поскольку мифологические технологии в политике - вещь очень сильная (особенно в стратегическом плане), ими никто делиться с нами не будет. И здесь мы поделимся с читателем лишь некоторыми соображениями, к которым автор пришел в результате эксперимента. Вот некоторые принципы рождения (точнее - “размораживания”, актуализации) мифа и организации, которая пользуется им в политических целях.

Первый принцип: миф не может быть рожден не-мифологически. Если при построении какой-либо политической модели она не примыкает к мистике, срок ее существования очень ограничен.

Второй принцип - необходима технология подбора “ключа” к мифу. Миф уже есть в обществе, надо только найти “ключ”, чтобы он заработал; знание момента, в который ключ необходимо повернуть, может радикально преобразить всю ситуацию (как это случилось, например, в Иране в момент свержения шахского режима).

Третий принцип - тотальность мифа. Ставить себе задачу использовать мифологические воззрения для решения локальной политической проблемы - дело пустое. Надо ставить задачу разработки единого мифа, который может заменить поток мифологических обрывков, так успешно используемых в рекламной продукции, но также быстро и надоедающих и перестающий воздействовать на поведение людей. Хаотический поток этих обломков вообще разрушает сознание человека, превращает народ в безмозглого и мстительного глиняного Голема.

Конструирование мифа (точнее, ключа к нему) должно предполагать использование современных технологий по типу рекламных. Тотальный миф в этом случае не будет нести в себе той лживости, которую мы ежечасно можем прочувствовать с экрана телевизора. Тотальный миф структурирует и само сознание, позволяя конструкторам рассчитывать на заранее предопределенный результат от “поворота ключа”. 

Это значит, что возможен и необходим заговор профессионалов по созданию мифа: определения его структура, поиск “замка” и изготовление ключа, выбор момента, в который миф сработает. “Заговорщики” должны говорить о технологии изготовления “ключа” и органичных компонентах мифа.

Вероятно, тотальный миф может быть построен только один, все остальные будут разновидностью рекламы. Кроме того, единственность мифа, по всей видимости, предопределена и в составе той “команды”, которая внедрит миф в социальную ткань. Вопрос лишь в том, сознательно из них будет создана команда-орден или случайность сведет их вместе. Используя случайность, “команда” обязана мыслить не жесткими постулатами (хотя в некоторых случаях и они полезны), но инструментом со-чувствия, со-творчества и доверия.

Проблема состоит в том, чтобы создать парадигму глобального характера, опираясь на воссозданную мифологию русского национального ядра, сплести сеть из орденских (а не партийных!) структур, забрать власть в стране в руки этой сети, а потом распространить экспансию вовне, вделав Русское Чудо общемировым достоянием, питающим прежде всего источник этого чуда.