Журнал «Золотой Лев» № 99-100 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

А.М. Юсуповский

 

В чем устарела концепция национальной политики?

В поисках точного диагноза этнополитических проблем РФ

 

Рискну утверждать что элита, хотя бы регулярно обсуждающая проблемы национальной стратегии, эффективнее элиты, для которой главная политика - это экономика и бизнес, государство - просто большая корпорация-монополия, а единственный критерий состоятельности страны - ее коммерческая эффективность. Для элиты, умеющей мыслить стратегически, ситуативные текущие выгоды не становятся препонами на пути реализации политики на последующих этапах, и она хотя бы понимает, что кратчайшим расстоянием между двумя точками прямая является только в геометрии, но не в политике. Стратегические проекты, концепции, идеи часто воспринимаются политиками-прагматиками и высокопоставленными бюрократами как ненужная интеллигентская заумь. Мне нравится шутливая, но мудрая притча про бездельника, который, попав в НИИ после распределения, целыми днями стоял и курил в коридоре, подпирая стену и размышляя о стратегии развития института. И конечно, первым попал под сокращение штатов. На следующий день стена, которую он подпирал, рухнула. НИИ пришлось расформировывать. Выходит, не всегда лежащее на поверхности и кажущееся рациональным решение оказывается самым умным и эффективным.

 

В приоритетах текущей национальной политики требуется поворот

 

Вероятно, анонимные реорганизаторы структуры правительства, устранившие 'непонятный' и 'занимающийся неизвестно чем' Госкомнац как отдельное министерство, не были знакомы с этим незамысловатым анекдотом. А может, и по сей день не видят связи между своим тогдашним решением и обострением межнациональной[1] ситуации, кровавыми межэтническими столкновениями, ростом агрессивной ксенофобии, антииммиграционных настроений, требующим пристального внимания и нестандартных решений, набухающим 'русским вопросом' и т.п. Впрочем, я не верю в бюрократическую наивность. Это каким же надо быть: либералом, чтобы спустя примерно десятилетие после развала СССР (не стану напоминать, какую роль в развале сыграл межнациональный фактор) упразднять Госкомнац в полиэтнической РФ? Ну не поверите же вы в наивность тех, кто, отправляя самолет в полет в сложнейших метеорологических условиях, снимает с него 'лишнее' аэронавигационное оборудование?[2]

Упразднение Госкомнаца не было компенсировано созданием при президенте Российской Федерации хотя бы даже структуры, аналогичной, например, комиссии по делам казачества[3]. Между тем в жизни казачества не больше взрывоопасного материала, чем в сфере межнациональных отношений. Наблюдение за тем, кто и как взялся за решение вопроса в Общественной палате, тоже внушает больше обоснованных опасений, нежели необоснованных надежд:

В структурных аналитических подразделениях аппаратов федеральной власти в это же время были упразднены 'за ненадобностью' отделы, занимавшиеся этнополитическими проблемами, комитеты, ведавшие национальной политикой. А сам термин 'национальная политика' стал чуть ли не непристойным выражением в коридорах власти. И дело, конечно же, не только в отсутствии соответствующего ведомства. Национальный вопрос, национальное развитие, противоречия межнациональных связей - не узковедомственные проблемы, но пронизывающая всю общественную ткань многонационального[4] общества система факторов, которую должны учитывать все властные институты, ветви, уровни, министерства, ведомства, службы.

Тут было бы уместно упомянуть о проводимых этнополитических исследованиях и системах этнополитического мониторинга, финансируемых преимущественно зарубежными фондами, конечно же (кто б сомневался!), мотивируемыми сугубо филантропическими соображениями поддержки академической этнополитологии в Российской Федерации. Российские же должностные лица, столкнувшись с Кондопогой, не смогли даже сразу четко и однозначно идентифицировать проблему. И как слепые в индийской притче, ощупывающие разные части слона, спорят, являются ли события социальным протестом, следствием неэффективности и коррумпированности власти, криминальными разборками или все же межнациональным конфликтом. Нет диагноза - не может быть и адекватного практического решения. А будут просто поиски 'крайнего-виноватого'. Но вопрос 'в чем проблема?' и вопрос 'кто виноват?' - это не один и тот же вопрос, хотя их часто путают.

'Знание - сила!' - уверял мудрый Фрэнсис Бэкон. А также бесценный управленческий ресурс - осмелюсь дополнить афоризм английского мыслителя.

Вызов, перед которым оказались сегодня Российское государство и российское общество, сродни той развилке, к которой в свое время подошли победившие вопреки всем канонам марксизма большевики. Либо продолжать ориентироваться на глобальную мировую революцию, либо сделать стратегический разворот в сторону 'строительства социализма в одной стране'. Сегодня вопрос стоит почти так же! Продолжать ли стратегию предыдущего этапа (вписывать страну в глобальный контекст на чужих условиях и чуть ли не любой ценой)? Или осознать, что логику суверенного национального развития России рано списывать со счетов и исключать из политической повестки дня?

Прежняя стратегия оказалась чреватой чрезмерными издержками для экономики, культуры, национальной идентичности, хотя и крайне выгодной для части российской элиты. Инфантильные упования на то, что 'заграница нам поможет', ожидание как манны небесной 'прогрессивных западных технологий', инвестиций, кредитов (впоследствии большей частью разворованных) и прочих форм 'помощи', которыми были так насыщены 90-е годы, изжиты в элите, в кабинетах государственной власти и в массовом сознании[5]. Но не полностью. Объективная логика такова, что элита[6] и страна вынуждены будут стратегически самоопределяться в отношении разных вариантов участия в глобализации. Окажется ли этот вопрос переплетенным с проблемой преемника Путина, будет ли персонифицирован им самим - покажет ближайшее время. Конечно, можно было бы учиться на чужих ошибках.

Логика поворота от чрезмерной открытости и глобализации к 'суверенной демократии'[7] (идущего полустихийно и не осознаваемого в полной мере даже элитой) требует серьезного переосмысления всех последствий такого акта, в частности и в этнополитической сфере.

Речь идет не об изоляционистском варианте 'строительства капитализма в одной стране' под флагом 'суверенной демократии', но об определенном изменении курса, изживании политически инфантильной и космополитически ориентированной неолиберальной стратегии развития страны, угрожающей уже самим основам национального существования. Преждевременно говорить, что этот поворот уже отлился в четкую систему государственных решений на всех этажах. Далеко не вся элита выигрывает от такого поворота. Несовместимость интересов разных сегментов элиты реальна, и есть основания считать, что внутриэлитная борьба за коррекцию стратегического курса будет если и не такой острой, как в конце 20-х - начале 30-х годов прошлого века, то не менее драматичной[8].

Нет никаких оснований считать, что водораздел, наметившийся во многих странах между глобализаторской неолиберальной частью элиты и ее национал-консервативной традиционалистской частью, минует Россию. Будет ли национальный ответ на издержки глобализации обязательно право-консервативным или соединится с левым социальным протестом? Произойдет ли эволюция в рамках существующей партийно-политической системы или возникнут совершенно новые силы, движения, партии? Рискну заявить, что главная тенденция в так называемом русском национализме - это начальные стадии обострения глобализационных противоречий, затрагивающих и Россию. А также выражение поляризации общества и политических структур, начавших пересмотр своего отношения к неолиберальному варианту глобализации и переоценку ее последствий для России.

Многое зависит от того, кто именно будет персонифицировать национальную реакцию (реакцию нации) на глобализацию и сопутствующие ей явления (эрозию национальной культуры, мощный приток иноэтничной миграции и ответную мигрантофобию и т.п.). Кто в России займет место партии Пима Фортейна в Нидерландах, Йорга Хайдера - в Австрии, Жан-Мари Ле Пена - во Франции и т.д.

В фокусе статьи находятся сугубо этнополитический срез глобализации и ее издержки не столько для экономики или культуры России, сколько для национального развития, межнациональной стабильности, национальной идентичности и тому подобные сюжеты. Следует остановиться на том, как стратегия и национальная политика государства[9] соотносятся со стихийным (во многом) развитием нации, этноса, целостного социального организма. Являются ли они стимулом, ресурсом, фактором полнокровного национального развития или палкой в колесах нации?

 

'Русскость' или 'российскость'?

 

Главным индикатором наметившихся этнополитических разногласий является давно идущая полемика между неолибералами - апологетами конструктивистских подходов к национальному строительству - и их оппонентами. Первые под лозунгом борьбы с этнонационализмом[10] (отчасти - но лишь отчасти! - справедливым) пытаются насаждать 'российскость' как основу гражданской национальной идентичности.

Для сторонников 'российскости' словосочетание 'русская нация' уже само по себе является индикатором этнонационализма. 'Нужно прежде всего признать, что национальная идентичность, а значит, российская нация, существует... Дальше отрицать и разрушать российскость недопустимо. Нужно утверждать российский национализм как осознание и отстаивание национального суверенитета и интересов страны, укрепление национальной идентичности российского народа, утверждение приоритета самого понятия 'российский народ'. Всякие другие варианты национализма на основе этнических крайностей - от имени одного государствообразующего народа или от имени 'дружбы народов' - несостоятельны и должны быть отвергнуты', - заявляет бывший министр Госкомнаца эпохи Ельцина, ныне член Общественной палаты, член-корреспондент РАН, директор Института этнологии и антропологии Валерий Тишков¹.

Общим местом рассуждений неолиберальных теоретиков о путях смягчения межнациональной напряженности и разрешения национального вопроса в процессе модернизации стал тезис о необходимости максимальной деэтнизации общественной и политической жизни и деполитизации межэтнических отношений.

Отражением такой позиции является тот факт, что даже понятие 'этнический' приобрело негативные смысловые оттенки и чаще всего упоминается в государственных документах в сугубо негативном контексте. Так, например, в 'Концепции национальной безопасности РФ' (в редакции Указа президента РФ № 24 от 10 января 2000 года) этноэгоизм, этноцентризм, шовинизм, этносепаратизм и их последствия - социальные и религиозные конфликты, терроризм - упоминаются как угроза национальному согласию, как факторы возникновения напряженности. И борьба с ними рассматривается как приоритетная внутриполитическая задача обеспечения национальных интересов. Часто встречающееся в сводках МВД словосочетание 'этническая преступность' логично укладывалось и дополняло этот ряд, хотя националисты делали ударение и на слове 'этническая', а либералы - лишь на слове 'преступность'. Отражением тенденции стали перевод управления миграцией (иноэтничной в значительной степени) Федеральной миграционной службой в ведомственную подчиненность МВД, резкое изменение акцентов и приоритетов в деятельности этой структуры, что бы ни заявляли публично его руководители. Главными представителями Российского государства, с которыми чаще всего сталкиваются иноэтничные граждане, стали, как правило, люди в погонах.

Попыткой устранить из политической и правовой сфер этничность было и упразднение графы 'национальность' из новых российских паспортов как 'пережитка советского прошлого'[11], а затем и упразднение самого Госкомнаца. По замыслу идеологов всех этих мер, прогрессивная гражданская 'российскость' должна была стать противоядием, нейтрализующим якобы деструктивную и реакционную этничность.

Даже если наперекор обоснованному скепсису поверить в 'рост гуманности и единства', национальность и этничность рано вычеркивать из истории как бесполезный атавизм или вредный рудимент. Тот, кто пытался это сделать, всякий раз оказывался посрамленным.

Именно девальвация этничности и 'русскости', эрозия представлений о национальных интересах России, ее народа выступают интегральным показателем идущих в России глобализационных процессов, проводившейся национальной политики и воздействия этих факторов на самоидентификацию граждан РФ.

'Русскость' и 'российскость' могут не противоречить друг другу. Значимость этих самоидентификаций может варьироваться как на личностном, так и на групповом уровнях. Популяризируя 'нацию-согражданство' в противовес этнической ипостаси нации, нужно отдавать себе отчет в том, что 'согражданство' не есть 'соподданство'. Это не умозрительная конструкция, не формальное объединение живущих под чьей-то властью в конкретной стране на общей территории. 'Согражданство' подразумевает наличие граждан, объединяющихся вокруг консолидирующих и значимых дел и общих интересов (а не механическую совокупность статистов-подданных), высокий уровень интереса к общественной и политической жизни, значительную степень политического участия, гражданскую ответственность за то, что творится в стране. И формирование такой 'нации-согражданства' есть стратегическая задача элиты, а не данность.

Вопрос не в том, станем ли мы все 'россиянами' вместо русских, татар, чувашей, евреев, чеченцев и т.д[12]. Вопрос в другом - какую именно идентичность подразумевает активно проповедуемая 'российскость'. Следует отличать 'российскость' как лишенный узкоэтнической племенной ограниченности инструмент интеграции российского общества, как некое продолжение 'русскости', 'башкирскости' или 'бурятскости' от другой 'российскости'. От 'российскости', призванной обеспечить массовую поддержку глобализационных устремлений космополитической и безразличной к национальным интересам части российской элиты. И в этом случае внедрить 'российскость' - значит адаптировать нации под параметры 'прекрасного нового мира', в котором лишь часть российской элиты и ее обслуга будут чувствовать себя комфортно. Но такая 'российскость', игнорирующая объективные механизмы национального развития, противопоставляемая этничности как 'реакционному заблуждению', сегодня, похоже, начинает изживать себя.

Если национальная политика строится исходя из идеализированных представлений о глобализации, прикрывающих частные интересы, - это еще не самое страшное. Хуже, когда государство упорно продолжает сеять кукурузу чуть ли не за полярным кругом, растрачивая на это дефицитные ресурсы, 'человекодни', семена, ГСМ, в то время как уже ясно, что кукуруза там не вызревает. Когда тупо-бюрократически насаждаемая 'российскость' механически противопоставляется естественной этнической самоидентификации.

Когда выращенным 'этнополитическим големом' пытаются подменить политическое участие, действительно гражданскую позицию, сопричастность стране, без чего все теории о 'нации-согражданстве' остаются лишь пропагандой и пиаром.

Что, если 'российскость' в ее неолиберальном глобализаторском варианте есть та же этнополитическая 'кукуруза', только с сильным национально-нигилистическим потенциалом деэтнизации - дерусификации, детатаризации, дечеченизации, дебашкиризации и т.д.? А сопротивление ей становится фактором, объективно объединяющим российские нации?

Главная проблема, которую следует учитывать при оценке разных вариантов 'российскости', - не отрицание общих черт у россиян или протест против формирования российской общности, а именно сам характер этой общности, ее конкретные параметры и интеграционный потенциал. Не стоит забывать, что существование далеко не вымышленной, хотя изрядно мифологизированной 'новой исторической общности - советского народа' не стало гарантией против распада СССР по линиям национально-республиканских разломов. Вряд ли глобализаторский вариант 'российскости' сможет стать более прочным скрепом общества и государства.

Довольно бурная недавняя полемика вокруг, казалось бы, не заслуживающего того вопроса о преподавании в средней школе предмета 'Основы православной культуры' могла показаться бурей в стакане воды. Но она лишний раз продемонстрировала разнонаправленность возможных стратегических перспектив России в глобализирующемся мире.

Конечно, 'русскость' элиты надлежит оценивать по ее вкладу в национальное развитие, а не по этническому происхождению, степени приверженности этническим обычаям, традиционным вкусам и пристрастиям или по родному языку. Распродающему невозобновляемые ресурсы олигарху, мнящему себя частью глобальной элиты, отдыхающему в Куршавеле или на Багамах, смотрящему голливудские боевики, обучающему детей в английских школах, будущему клерку или менеджеру многонациональной корпорации, 'глобальному кочевнику' действительно ни к чему такой учебный предмет, даже если корпорация действует на территории РФ. В то же время 'суверенная демократия', концепция национального государства могут обрести здесь ценностную основу и импульс социокультурной легитимации. А клерк многонациональной корпорации, между прочим, может иметь российское гражданство, право голоса и активно участвовать в политической жизни. Так что борьба за самоидентификацию будущих клерков-избирателей идет уже сегодня в наших школах. Пока же будущее столкновение стратегических интересов проявляется в форме полемики православных апологетов данного предмета и либеральных антиклерикалов, апеллирующих к принципу светскости образования и отделению Церкви от государства.

Проиллюстрирую мысль о важности самоидентификации конкретным примером. В свое время массовая эмиграция американцев в Техас, бывший тогда частью Мексики, позволила переселенцам 'демократически' объявить эту территорию независимой. С последующим присоединением к пришедшим на помощь 'независимому Техасу' Соединенным Штатам.

Массовое производство оранжевых смердяковых и 'Ivanov, не помнящих родства', вполне может быть рассмотрено как первый этап 'техасизации' России или ее отдельных - лакомых и богатых ресурсами - регионов. Иногда после общения в Рунете с русскоязычными собеседниками (с вполне уже американской или западноевропейской идентичностью) мне кажется, что такой сценарий осуществим в ближайшем будущем и без массовой американской или европейской миграции в Россию. Заявления ведущих западных политиков о том, что 'российская Сибирь вообще-то должна 'принадлежать всем'², технология 'избавления' богатого ресурсами Ирака от диктатора Саддама Хусейна, риторика про 'энергетический шантаж' со стороны России и другие первые ласточки наметившейся тенденции показывают, что техасский сценарий[13] не есть плод моего воспаленного и подозрительного воображения.

Таким образом, существует политический срез межнациональных (де-факто) отношений, которые почти не воспринимаются как межнациональные. Это отношения между носителями несовпадающих гражданских и политических ценностей, отражающих столкновения разных политических проектов, например националистически-этнократических и интернационалистских, глобалистических и национальных, общероссийских и сепаратистских, сугубо элитарных и демократических. Ареалы сторонников политических проектов могут не совпадать строго с границами этнических общностей, но политическая самоидентификация если не всецело детерминирует, то очень сильно воздействует на самоидентификацию этническую и обусловленные ею коммуникации на личностном и на групповом уровнях.

Кстати, даже в самых 'передовых' гражданских нациях в кризисных, форс-мажорных, конфликтных ситуациях апелляция именно к глубинным пластам этнического племенного сознания, этническая риторика широко использовались в пропаганде для политического сплочения и мобилизации. Граждане Германии, например, в периоды войн моментально превращались на страницах СМИ враждебных им государств в 'кровожадных тевтонов', жители Великобритании - в англо-саксов, французы - в 'кичливых галлов' и т.д. Нет нужды доказывать, что подобные приемы - не просто риторические упражнения, но апелляция именно к этническим пластам психики и самосознания. Возможно, что идущая снизу этнизация сегодня просто отражает растущее стихийное понимание экстремальности ситуации для русской нации.

Пока же в федеральных и региональных концептуально-установочных и законодательных документах закреплены иные приоритеты - межнациональной и межэтнической интеграции. Многострадальный проект федерального закона 'Об основах государственной национальной политики' также декларировал в преамбуле, что целью национальной политики является 'согласование общегосударственных интересов и интересов всех населяющих ее (Россию. - А.Ю.) народов'.

Но представляется, что согласовывать национальные интересы, размываемые глобализацией и политикой элиты, пытающейся вписаться в эту самую глобализацию, в ситуации усиливающейся эрозии национальной идентичности - дело довольно бесперспективное.

Откроем детские журналы и наткнемся на симпатичные символы корпораций, рекламирующих для наших детей свою продукцию. Эти символы давно уже оттеснили на периферию сознания героев народных сказок, носителей традиционных национальных ценностей, персонажей из отечественных мультфильмов и навязчиво выступают в роли воспитателей потенциальных потребителей.

Я не собираюсь никого обличать или предлагать высосанные из пальца или вычитанные из толстых книжек решения. Но констатирую, что целые пласты стратегического и этнополитического взаимодействия нашего русского и российского[14] национального и цивилизационного мира с глобальными ветрами и поветриями оказались за пределами внимания государства. Процессы национального воспроизводства оказались лишенными государственного регулирования и финансирования. Рынок все расставит на свои места? Вот он и расставляет, запустив доллар как каток, сминающий все ему ненужное.

Достаточно полчаса полистать списки вакансий в бесчисленных российских представительствах зарубежных фирм и компаний, чтобы убедиться: предъявляемые требования (свободное владение языком, определенный уровень образования, опыт работы в западных фирмах и т.д.) предполагают 'мягкий', но вполне реальный дискриминационный механизм в отношении россиян[15]. Фактически это преференции для иностранцев при найме на хорошо оплачиваемые места. Кстати, косвенно стимулирующие и граждан РФ получать образование в зарубежных вузах, ориентироваться на западные учебные курсы, отдавать предпочтение зарубежным компаниям при поисках работы.

Однозначно ответить на вопрос, являются ли эти 'коммерческие соображения' дискриминацией россиян, можно лишь после анализа законодательной базы, практики законоприменения, экспертизы этнического состава работающих и менеджмента, включая высший менеджмент[16]. Но такой вопрос сам по себе может возникнуть, если в принципе руководствоваться долговременными национальными интересами страны. Наши законодатели могут сколь угодно произносить пламенные речи о своем патриотизме, но мне неизвестны механизмы и нормы, эффективно защищающие представителей коренных народов России от косвенной дискриминации при найме на работу в транснациональные компании и их филиалы (как, впрочем, и в экспортно-ориентированные российские или офшорные корпорации).

Я не хочу противопоставлять 'плохие' иностранные фирмы 'хорошим' отечественным. Но нужно же наконец обратить внимание на то, что в механизмах формирования социальной, экологической ответственности (или безответственности) пока никак не учитывается этнополитическая, национальная составляющая.

Противоречия между интересами целостного эволюционного национального развития и интересами неолиберальной космополитической части элиты будут обостряться, становиться все более ощутимыми и драматичными. Поэтому важнейшим элементом новой национальной стратагемы должны стать концептуальные ответы на угрозы и вызовы неолиберального варианта глобализации, а значит, и частичный пересмотр концепции национальной политики.

 

Межнациональные отношения - взаимодействие социальных организмов-наций

 

Следующий блок проблем в этнополитической сфере возникает при рассмотрении взаимодействия, например, среднестатистического американца и представителя какой-нибудь африканской страны. Более зажиточный, более образованный, более разбирающийся в механизмах современного мира и более успешный в силу этого американец является таковым не из-за мистической избранности или личных достоинств и качеств, а по причине собственной принадлежности к американскому высокоразвитому социальному организму.

Впрочем, эта разница бывает замаскированной, менее выраженной. Мне в свое время пришлось долго ломать голову, чтобы обнаружить в качестве одной из рациональных причин и истоков квебекского сепаратизма и национализма эту косвенную 'естественную' дискриминацию франкоканадцев по сравнению с англоканадцами. Никакой видимой индивидуальной этнической дискриминации ни в экономике, ни в политике, ни в культуре, ни в кадровых решениях. Но начинаешь анализировать статистику и обнаруживаешь, что в Квебеке и качество рабочей силы пониже, и заболеваемость социальными болезнями вкупе с безработицей повыше. А вот что касается высокодоходных рабочих мест или уровня образования, то франкоканадец на несколько пунктов позади среднестатистического англоканадца. Человеческий капитал приобретает национальные и этнические измерения, которые могут быть весьма значимыми.

Я вспомнил тут эти мини-открытия своей диссертации для того, чтобы сделать еще одно важное предупреждение. Механизмы непрямой и 'естественной', 'неэтнической' дискриминации некоторых наций (включая русскую) запущены во многих странах. Практически во всех бывших республиках СССР, кроме Белоруссии, идет вытеснение русского языка из высшей и отчасти средней школы, из документов и коридоров государственных учреждений, из СМИ, сферы культуры. Через поколение, например, в тех же Латвии, Эстонии и других странах с русской диаспорой быть русским будет означать обладание в среднем худшей квалификацией, худшим образованием, менее престижной и менее оплачиваемой работой, нежели у среднего же представителя титульного населения. Единственно возможная альтернатива такому развитию событий - ассимиляция и утрата русской идентичности. При этом не нужно вводить никаких дискриминационных законов: все необходимые и достаточные правовые механизмы уже созданы. Тот факт, что сегодня русские занимают кое-где довольно прочные позиции - например, в бизнесе, - не отменяет действия логики национального развития. Эти позиции, скорее, остаточное явление, следствие инерции прошлого, а не закономерность новых этнополитических реальностей в странах, где у власти национальные элиты с этнократическими замашками.

Да что говорить о странах СНГ, если попытки аналогичных перекосов мы наблюдаем даже в некоторых республиках в составе Российской Федерации[17]. Тут уместно вспомнить долго обсуждаемый вопрос о целесообразности введения института уполномоченного по правам народов. Характер и механизм сегодняшней групповой дискриминации (являющейся побочным следствием действия стихийных рыночных механизмов, а не прямого ущемления прав граждан по этническому признаку) делает данный институт малоэффективным, поскольку отсутствует законодательная база и не идентифицирована сама проблема. В то же время прямая дискриминация по этническим признакам входит, скорее, в сферу компетенции уполномоченного по правам человека и является одним из важнейших (в условиях Российской Федерации) направлений его деятельности.

Русская нация является разделенной, я бы сказал, разрезанной на части Беловежскими соглашениями нацией. Рано или поздно придется отвечать на вопрос, смягчили ли как-нибудь остроту данной проблемы все многолетние танцы вокруг СНГ. Как политика в отношении стран СНГ, ЕЭП, ЕврАзЭС была увязана с 'русским вопросом'? И где результаты этой недешево обходящейся России политики?

Относительно стабильную межнациональную атмосферу в позднем СССР неисправимые либералы объясняют лишь репрессивным характером власти. Игнорируя наличие сложного и практически сломанного нынче механизма выравнивания уровня развития наций и стимулирования дружбы народов, механизма, включавшего широкий спектр мер - от квот для нацкадров в ведущих вузах до политкорректного позитивного освещения представителей разных наций в фильмах, спектаклях и литературе.

Современная нация воспроизводит себя именно как этносоциальный организм, через институты современного общества. В этом организме системы современного конкурентоспособного и ориентированного на потребности национального развития образования или здравоохранения, на контент СМИ не менее важны, чем рассказанные на ночь мамой или бабушкой народные сказки. И сегодня Зурабов, Фурсенко, Эрнст (и структуры, ими возглавляемые) в максимальной степени формируют реальные параметры национального развития и национального воспроизводства русских и других народов Российской Федерации, осуществляя национальную политику де-факто в ее самых существенных аспектах.

Принадлежность к социальному организму не есть эквивалент nation state, нации как согражданства (citizenship) - норм, долгое время навязывавшихся 'неправильной России', унаследовавшей свою 'неправильность' от 'неправильного СССР' как нормативный образец. К тому же привлекательность такого образца отчасти поблекла после драматических всплесков в 'гражданских нациях' антииммигрантских настроений и ксенофобии[18], столкновений на расовой и этнической почвах, роста влияния радикальных националистических партий и движений в Нидерландах, Австрии, Португалии, Дании, Великобритании, Франции, Германии.

Существующая федеральная и региональная системы распределения бюджетных дотаций, субсидий и субвенций, их этнополитическая обоснованность и рациональность также нуждаются как в экспертизе, так и в мониторинге. Иначе они могут создавать и воспроизводить опасные перекосы, подспудно усугубляя межнациональные противоречия. И аргументированный анализ эффективности или неэффективности данных институтов и структур намного важнее для рационального и справедливого разрешения 'русского вопроса' и других вопросов, чем подсчет лиц с узким разрезом глаз или неславянскими окончаниями фамилий в коридорах власти.

Если вертикальная мобильность в обществе ограничена, блокирована, деформирована, то в многонациональной среде[19] это будет с неизбежностью восприниматься как этническая избирательность и национальная дискриминация, обостряющие конкурентность и конфликтность межнациональных отношений - как групповых, так и межличностных.

Мудрость, воплощенная в формуле 'не буди лиха, пока оно тихо', как оправдание национального нигилизма мне представляется мудростью страуса, предпочитающего не замечать этнополитических реалий и проблем. Но тогда эти самые реалии и проблемы напомнят о себе сами. Посему усугубляющийся дисбаланс социального развития наций и регионов в рамках России (и разделенной русской нации в масштабах СНГ) - еще одна веская причина, требующая ревизии проводимой национальной политики.

Этнокультурная резервация для этничности - верхушка айсберга этнических проблем

Последний блок межнациональных проблем - этнический, касающийся механизмов этнокультурного воспроизводства наций. На первый взгляд именно тут национальная политика может похвастаться определенными успехами и достижениями.

Позитивно можно оценивать, например, меры по деполитизации межэтнических отношений - поставлен правовой заслон формированию этнических партий[20]. В соответствии с федеральными законами 'Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации' и 'Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации' в избирательные блоки не могут входить: 'а) объединение, зарегистрированное в соответствии с законодательством Российской Федерации в качестве профессионального союза, религиозной, благотворительной организации, национально-культурной автономии; б) объединение, устав которого предусматривает членство в нем или принадлежность к нему граждан только по профессиональному, национальному, этническому, расовому и (или) конфессиональному признаку (признакам)'. Хотя и тут шитая белыми нитками попытка разгрома умеренной 'Родины' приводит лишь к активизации ДПНИ и более радикальных националистических и даже экстремистских организаций[21].

Существует целый блок законодательных актов, регулирующих с учетом ошибок предыдущего этапа этнокультурную сферу жизни российского общества. Важнейшими из них, конкретизирующими положения Конституции РФ об этнокультурных правах, являются федеральные законы 'О национально-культурной автономии', 'О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации', 'Об общих принципах организации общин коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации', 'О территориях традиционного природопользования коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации'[22] и т.д. ³.

Как видно даже из названий, данное законодательство ориентировано на регуляцию сугубо этнокультурных, чтобы не сказать этнографических, аспектов национальной жизни. И не только законодательство, но и реальная практика по ведомству национальной политики. Но сабантуи и 'недели дружбы' с разными народами или республиками, несмотря на затратность и внешнюю эффектность, далеки от того, чтобы стать действенным инструментом интеграции национальных интересов, а также средством обеспечения собственно межэтнического баланса интересов.

Национальная интеграция многомернее и сложнее этнической. Механизмы воспроизводства и формирования наций могут сталкиваться с архаикой этнических принципов, ценностей, норм. Ревнители патриархальной горской старины умиляются обычаям кровной мести или взаимопомощи единоверцев. Но в урбанистическом и национальном контексте эти культурные ценности выступают как выгодный способ этнизации, подчинения соплеменников, отражая в этнических формах конфликт разных элитных группировок и интересов.

Некоторые этнические ценности, нормы обычного права в новом контексте приобретают новое качество, новые функции, далеко не нейтральные по отношению к иноэтничному окружению и нормам общероссийского законодательства. Иными словами, российское законодательство перестает действовать на границах диаспор, а это уже вызов и проблема для национальной правоохранительной системы и власти.

Либеральные этнополитологи, преуспев в обличениях советской власти и ее национальной политики, похоже, и сами уверовали в ее глупость и примитивность. Но понимание логики политической борьбы советов с национализмами в районах с сильными пережитками кланового строя, выдаваемыми за национальную специфику, важнее поверхностных обличений. Советская власть не в силу какой-то своей патологической злобности боролась с националистическими[23] пережитками, пережитками прошлого в широком диапазоне - от эмансипации женщин до замены судов шариата советским судом. Модернизационному советскому интернациональному проекту приходилось выбирать что-то одно - либо этическую, либо правовую регуляцию общественной жизни.

Развитие модернизационных институтов стимулирует и интеграционные процессы. Поэтому пугает оптимизм ученых и политиков, радующихся, что по сравнению с переписью 1989 года количество этнических групп стало почти на 50 больше. Это всего лишь свидетельство того, что общенациональная самоидентификация уступает локальной, рудиментарной. Если власть либерально пускает конфликт этнических ценностей и норм на самотек, надеясь, что рынок все сам решит, то он и решает: по кондопожскому сценарию[24].

Наличие множества правильных и безупречных этнокультурных законов[25] не означает отсутствия проблем в данной сфере. Традиционным приоритетом национальной политики в РФ называется защита и особая опека над коренными малочисленными народами. Но где гарантия, что под видом регулирования этнокультурных отношений хозяйственники не осуществляют отъем природных ресурсов (значительная часть актов, касающихся малочисленных народов)? Реально квоты на отлов рыбы могут переуступаться хозяйствующим субъектам, совершенно не способствуя декларированным целям сохранения традиционных промыслов и образа жизни. Разве кто-нибудь осуществлял мониторинг и оценку даже не эффективности, а соответствия законоприменения провозглашенным в том или ином законе целям и задачам? Доходят ли выделяемые ресурсы по целевому назначению или большая их часть попадает не тому, кому они предназначались, а различным посредникам или моментально организованным ушлыми представителями местных администраций структурам? Именно поэтому ряд организаций и лидеров от имени поморов бьются за признание их коренным малочисленным народом Севера со всеми причитающимися квотами и господдержкой. Они, как коряки или чукчи, издавна и традиционно веками занимались ловом рыбы, промыслом морского зверя. Разница лишь в том, что нарушение их прав и их ассимиляцию русской нацией не заметит так называемое международное сообщество.

Также назрел вопрос и об экспертизе правоприменения принятых в начале 90-х годов законов о депортированных и репрессированных народах. Что есть реабилитация в современных условиях? Правовая и моральная реабилитация, осуществленная в 60-х годах ХХ века, конечно же, не решила всех проблем. Но сегодня муссирование вопроса о реабилитации народов, которые по всем параметрам, характеризующим качество человеческого капитала, не отличаются от других наций, может служить прикрытием обостренных аппетитов элит, стремящихся к контролю над ресурсами и бюджетными средствами. Не создало б применение этнического критерия ситуацию, когда потомок погибшего под Сталинградом или Моздоком солдата не имеет никаких компенсаций, тогда как потомок стрелявшего этому солдату в спину бандита получает от Российского государства и региональных властей надбавки. Никакой принципиальной этнополитической разницы между аппетитами элит стран Балтии, требующих репараций с России за якобы оккупацию, и устремлениями каких-нибудь выступающих от имени пострадавших в Кавказской войне адыго-черкесских народов я не вижу. Разница лишь в сроке давности. В этой логике русским будет резонно требовать с Монголии компенсаций с процентами за все неприятности, доставленные татаро-монгольской оккупацией с XIII по XV век. Впрочем, позднее были еще и набеги крымских ханов, той же 'литвы', поляков, шведов, турок, Наполеона: Или на повестке дня, я уверен, рано или поздно станет вопрос о компенсациях, например, репрессированному и депортированному в дудаевско-масхадовской Чечне русскому населению. Не 60, не 150 лет назад, а всего лишь в минувшее десятилетие!

Обращает на себя внимание тот факт, что апелляция 'этнических патриотов' что на Кавказе, что в Якутии, что в финно-угорских республиках идет к Западу, к небеспристрастным глобальным инстанциям однополярного мира. Выдворенные 'через дверь', не предусмотренные законодательством Российской Федерации 'этнические партии' могут вернуться в Российскую Федерацию через 'окно в Европу' в видоизмененном, слегка замаскированном виде. А поддержанные Европой этнополитические претензии, политически противопоставляющие коренные этносы России друг другу и государству, могут вновь стать фактором роста межнациональной напряженности в отдельных регионах. Такое вот замешенное на этничности новое 'россиянство', таскающее каштаны из огня для глобальных заказчиков. Впрочем, сращивание этнократических сепаратистских мятежников Ичкерии с инстанциями и интересами 'международной неолиберальной общественности' на антироссийской основе мы уже наблюдали.

В то же время, как показали события в Кондопоге и других городах, правовые механизмы и правоприменение оказались неадекватными идущим этнополитическим процессам. Я здесь даже не имею в виду бездействие и неэффективность власти, правоохранительных органов[26]. Проблема более фундаментальная. В то время как законодатели и их эксперты ориентировались на идеальную этнокультурную этничность, изучаемую академической наукой, проблемы создавала этничность реальная. Идущая этнизация гражданского общества, диаспор заставляет взглянуть на этнос под нетрадиционным углом зрения, чтобы обнаруживать под старыми этническими формами новое и далеко не этнокультурное содержание. Апологеты гражданского общества могут ужаснуться и не разглядеть прямых последствий своих благих пожеланий, рекомендаций, решений в столкновениях организованных этнических диаспор[27] с националистическими сетевыми организациями русской молодежи. Для них такое гражданское общество не есть гражданское общество.

Собственно межэтнические отношения - это соотнесение разных этнокультурных традиций, этнических ценностей и норм, которые далеко не всегда идеальны, взаимотерпимы и взаимодополняемы. В межэтнических конфликтах люди выступают сугубо как этнофоры, то есть как носители качеств определенного этноса. И строго говоря, межэтнические конфликты возникают только как конфликт этнофоров. Поэтому чаще межэтнический на поверхности конфликт - это всего лишь псевдоним других конфликтов.

В то же время и этнос в своем диаспоральном варианте давно уже стал социальной и хозяйственной, а не только этнокультурной категорией. Наличие широких сетей помощи нуждающимся соплеменникам и единоверцам в этнических и конфессиональных общинах, помощь в миграции, получении работы, кредитов для бизнеса, образования, профессии и, наконец, защиты создает преимущества гражданам, принадлежащим к определенным этносам в современной конкурентной рыночной среде. Сегодня налицо все основания ставить вопрос об этнических диаспорах - квазикорпорациях. Со своими аналитическими подразделениями, хозяйственными модулями, службами безопасности, социальным пакетом, пиар-службами, нередко собственными СМИ, сайтами, интенсивными внутренними коммуникациями и т.д. Корпорация мимикрирует под этнос, использует этнические особенности как дополнительный конкурентный ресурс. А этнокорпоративные нормы, этнокорпоративная идентичность, поощряемая как норма этническая солидарность почти всегда доминируют над нормами официального права, гражданским самосознанием. Но данные межэтнические реалии фактически никак не учитываются и тем более не регулируются государственной властью.

И если уж неолибералы ставят вопрос о деэтнизации политики, то предпосылкой этого должна стать реальная деэтнизация многих сфер экономики.

Этничность также превращается в элемент социальной структуры, в косвенную гарантию и косвенный показатель общественного статуса. Но вот в США этнические мигранты занимали нижние ярусы социальной иерархии. А в некоторых регионах сегодняшней РФ такие же мигранты сразу претендуют (с использованием самых разных инструментов и средств) на доминирующее положение и более высокий статус, нежели у коренного населения.

К русскому этносу (вопрос о русских диаспорах за границей собственно России - особый вопрос) сказанное относится в наименьшей степени. Православные учебные заведения, взаимопомощь православных обществ и общин, не являясь собственно этническими механизмами, выполняют отчасти функции диаспор, но в намного менее отчетливом и закрытом виде.

Нейтрализация корпорациями-диаспорами потенциальных и актуальных угроз со стороны властей и правоохранительных органов через способ, называемый на Востоке 'бакшиш', не есть просто коррупция.

Перепродажа властных полномочий в пользу диаспор - это косвенная, опосредованная и завуалированная форма ползучей этнократии.

И коррупция органов власти, миграции, правоохранительных структур превращает всех их в посредников, де-факто обеспечивающих приоритет интересов корпораций-диаспор при выдаче разрешения на миграцию, регистрации, предоставлении права на занятие трудовой или хозяйственной деятельностью и т.п. Наличие представителей диаспоры во властных, правоохранительных и иных органах облегчает нахождение точек взаимодействия. В этих точках начинается уклонение того или иного общественного или государственного института с сугубо правовой траектории в область договоренностей, и в результате происходит дискриминация одной части населения в пользу другой.

'События в Кондопоге - проявление некого этнического инстинкта', - считает Валерий Соловей. 'Русским отказывают в праве на этничность еще и потому, что это очень опасно с точки зрения неких властвующих группировок'. 'Русские ведь сами боятся своей этничности'. 'Сейчас русские как раз начинают осознавать, что они не подданные империи, не православные, не граждане Советского Союза, а именно русские'. 'Русские начинают осмыслять мир в этнических категориях'⁴.

И с этим можно было бы согласиться, если принять за данность совершенно новую, вполне адекватную современности этничность, представляющую в сплаве с архаикой такое бинарное этнополитическое оружие, с которым ни власть, ни общество еще не научилось справляться. Законодательство, регулирующее этнокультурную сферу и по привычке относимое у нас к национальной политике, определяет далеко не самые важные для жизни наций стороны. И перечисленные проблемы и противоречия этнических аспектов существования наций и диаспор - еще один резон, требующий тщательной ревизии национальной концепции и национальной политики, приведения их в соответствие с новой этнополитической реальностью.

 

Информация к размышлению

 

Часто приходится сталкиваться с мнением, что в стране нет внятной, четко артикулированной национальной политики[28]. Национальная политика действительно не сложилась в целостную систему, состоящую из людей, мер, решений, действий, идей. Интересующие в данной сфере экспертное сообщество вопросы - это совсем не те вопросы, которые волнуют массы. Проблемы, обсуждаемые журналистами, имеют очень опосредованное отношение к головоломкам, решаемым властью. Сама же власть часто оказывается способной одновременно принимать решения в разных, противоречащих друг другу стратегических логиках.

Еще раз перечислю негативные тенденции, доминирующие ныне в сфере национальной политики.

Первое. 'Конструктивистские' импортные теории наций, используемые как важный концептуальный инструмент неолиберального глобального строительства в РФ. Объявление этничности (особенно русской) пережитком 'неправильного' прошлого, изъяном в ментальности, характере, главным источником мигрантофобии, ксенофобии и фашизма.

Второе. Менталитет экспертов, депутатов и политиков, пугающихся самого слова 'русский' как симптома агрессивного национализма. Чурающихся этничности, питающей сопротивляемость России исчезновению в 'глобальном растворе'.

Третье. Навязываемые однобокие представления о 'национальном развитии', вытеснение этого развития в периферийную для национальных интересов сферу деклараций о ценности русского языка, 'защите' коренных малочисленных народов, национально-культурной автономии и т.д. Переориентация законодательства, призванного регулировать национальное развитие, на сугубо этнокультурную и этнографическую сферы, реально мало что решающие.

Четвертое. Эрозия и упразднение властных институтов, ответственных за опережающее и эффективное решение проблем, возникающих в сфере национального развития и межнациональных отношений.

Пятое. Отсутствие этнополитической экспертизы, встроенной в механизмы принятия решений, этнополитической проработки законов, дефицит стратегических интеграционных проектов, стимулирующих межэтническую и межнациональную кооперацию. Игнорирование изменившегося характера индуцированной этничности, создаваемой информационными этнополитическими технологиями, которую легко использовать в разрушительных или частных целях, но которая становится препятствием стратегического развития страны как автономного целого.

Станут ли наши властные институты более отзывчивыми к этим опасным тенденциям? Пока что проблемы в сфере национальных отношений накапливались со скоростью, превышающей способность политиков и государственных мужей не то что решать их, но даже осмысливать. Окажется ли Российская Федерация островком относительной стабильности и безопасности для своих граждан в ситуации глобальной нестабильности и управляемого хаоса, где холодные войны перемежаются горячими, неотличимыми от спецопераций и террористических актов?

Председатель Совета Федерации Сергей Миронов 25 сентября 2006 года заявил о необходимости обновления и коррекции действующей 'Концепции национальной политики', более точного диагноза этнополитической ситуации, выработки эффективных рекомендаций государственным органам по решению возникающих в этнополитической сфере проблем. Не знаю, чем конкретно руководствовался глава верхней палаты нашего парламента, но, как я попытался показать в данной статье, по существу проблемы он абсолютно прав.

 

Примечания.

1 Тишков В.А. Российский Мир // Русская гамма. М., 2006. С. 82.

2 О вероятном сценарии действий США в отношении России в 2006 - 2008 годах // Политический класс. 2006. № 9. С. 23.

3 Подробнее см.: Хабриева Т.А. Правовые и организационные основы национально-культурной автономии в Российской Федерации // Журнал российского права. 2003. № 7.

4 Соловей В. Русские сами боятся своей этничности // Московские новости. 2006. № 38 (6 октября). С. 12 - 13.

 

Политический класс 29.11.2006