Журнал «Золотой Лев» № 95-96 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

А.И. Фурсов

 

РУКОТВОРНЫЙ КРИЗИС. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ[1]

Современная финансовая олигархия пошла по пути средневековых феодалов

 

СОЦИАЛЬНЫЙ КРИЗИС В ТРЕТЬЕЙ СТЕПЕНИ: ТАКОГО ЕЩЕ НЕ БЫЛО

 

Для начала оглянемся в прошлое. А. Фурсов выделяет три тяжелых системных кризиса, глубоко потрясших человечество: кризис «длинного» шестнадцатого века, крушение Западной Римской империи (гибель античного мира) и кризис верхнего палеолита (древнекаменного века). Каждый из них представляет свой тип кризиса.

Давайте начнем с ближайшего нам по времени - так называемого кризиса «длинного» шестнадцатого века (1453-1648 гг.) - с периода между падением Константинополя под ударами турок-османов и Вестфальским миром, завершившим Тридцатилетнюю войну. В ходе его произошел генезис капитализма.

Что произошло накануне этого кризиса? В середине четырнадцатого века по Европе пронеслась эпидемия чумы, выкосившая 20 миллионов душ из ее 60-миллионного населения. В результате «сделочная» позиция крестьянина по отношению к феодалу резко усилилась. Ведь теперь рабочих рук не хватало и власть помещика-сеньора ослабла. В течение тридцати-сорока лет сеньоры пытались силовым способом вернуть прежнее положение вещей, снова приводя «подлую чернь» к покорности. В ответ одно за другими вспыхнули восстания низов - настоящая европейская антифеодальная революция. В 1378-1382 годах прокатываются бунты «белых колпаков» во Франции, Уота Тайлера в Англии и чомпи - во Флоренции. Она надломила хребет феодализма. И после у сеньоров осталась лишь одна стратегия: сохранить свои привилегии и не оказаться ни в кулацком, ни в бюргерском «раю». Мы не можем остановить перемены? Так возглавим их и останемся при власти и богатствах! И не случайно в пятнадцатом веке появляются новые, сильные монархии и централизованно-бюрократические государства привычного нам типа. С этим процессом совпали открытие Америки, возникновение нового мирового разделения труда и революция в военном деле шестнадцатого века.

В итоге к 1648 году класс феодалов избежал уничтожения, сумев сохранить власть и привилегии. Кто-то превратился в представителей королевского двора, как во Франции. Кто-то смешался с богатыми крестьянами, как джентри в Англии. Как показывают исследования, 90% феодальных семей, которые были у власти в 1453 году, сохранили ее и в 1648-м. Однако, борясь за сохранение своих привилегий, феодалы породили капитализм. Как некий «побочный продукт». Правда, далось все это ценой невероятных крови, насилия и страданий: мы видим раскол католической церкви, отпочкование протестантизма, ожесточенные религиозно-гражданские войны в Германии, Франции и Голландии, свирепствующую инквизицию и сотни тысяч заживо сожженных. Тридцатилетнюю войну, уничтожившую четверть населения тогдашней Германии. И еще миллионы погибших от голода, холода, болезней и нищеты - спутников войн и общественных конфликтов.

Вот первый тип тяжелого кризиса перехода между эпохами - кризис, вызванный борьбой верхов за сохранение своей власти в новой эре. Некая операция «Прогресс», управляемая революция. И сей кризис был связан с внутренним развитием Европы.

Второй тип кризиса проявился в эпоху поздней античности, во времена падения Западной Римской империи (погибла в 476 г. нашей эры). Здесь мы видим внутренний кризис великой империи (падение эффективности рабовладельческой экономики, демографические проблемы, деградация правящей элиты), к коему добавилось Великое переселение народов: волны варварских племен, накатывающих на Рим с севера и востока. Если феодалам удалось сохранить власть и войти в новую эру, то позднеантичным господствующим группам не удалось. Прежняя элита исчезла. Особенно примечателен кризис перехода между рабовладельческой античностью и феодальным средневековьем тем, что огромная масса варваров была фактически «выкормлена» римлянами на границах - для них были созданы удивительно благоприятные в демографическом плане условия! Ведь что получалось? Племена германцев селились в порубежье с разрешения Рима (таким образом он избегал войн с ними), получали статус «федератов» (союзников) - и пользовались плодами имперской культуры, переходя к более производительному сельскому хозяйству. И бурно размножались. За несколько веков такой политики варвары усилились и обрушились на Рим, уничтожив высокоразвитую культуру и на много веков погрузив нынешнюю Европу во тьму невежества и раздробленности.

Таков второй тип кризиса, где внутреннее ослабление цивилизации сочетается c нашествием «внешнего пролетариата», по терминологии А.Тойнби, - волной переселения извне менее развитых, но бурно плодящихся воинственных народов.

Но самым тяжелым, страшным и долгим из известных нам кризисов человечества выступает кризис верхнего палеолита - древнекаменного века. Он начался примерно за 25 тысяч лет до нашей эры и закончился за 10-8 тысяч лет до Рождества Христова неолитической революцией: переходом от охоты и собирательства к скотоводству и земледелию. Эта революция стала выходом из кризисной ситуации. В чем ее суть? Род «человек разумный» вел присваивающее хозяйство: охотился на животных, собирал плоды и коренья. Люди настолько размножились, что попросту истребили дичь и объели огромные пространства планеты. Кормиться стало нечем. А тут еще настал ледниковый период. И 25 тысяч лет назад рухнула система, базировавшаяся на высокоспециализированной охоте. Пришла социальная деградация. Примитивизировалось искусство. Население уменьшилось почти на 75-85%. И чтобы выжить, людям пришлось переходить к производящему хозяйству, одомашнивая животных и растения, изобретая ремесла.

Вот третий тип кризиса: гибель экономики старого типа, сопряженная с климатическими и экологическими катаклизмами.

- На какой из кризисов, о которых шла речь, похож тот, чьи контуры уже различимы? Который уже надвигается на современное человечество? - рассуждает А. Фурсов. - Мой ответ, к сожалению, не самый веселый: грядущий глобальный кризис несет в себе характеристики всех трех кризисов, но в одном пакете - «кризис-матрешка». Или «кризис-домино», если угодно. Только грядет этот кризис в условиях позднекапиталистической системы, которая охватила весь мир. То есть стала глобальной. Он наступает в условиях перенаселенности планеты, с огромной нагрузкой на экологию и близящимся дефицитом сырья, воды. Сюда нужно добавить чудовищную социально-экономическую поляризацию современного мира, невиданные запасы оружия массового уничтожения.

- Действительно. Впервые в истории кризис типа палеолитического разражается на перенаселенной планете, напичканной всеми видами оружия. Ну не было в каменном веке ни пулеметов, ни атомных бомб, ни отравляющих веществ... Не было опасных АЭС или химических производств, плотин и водохранилищ - всего, что, разрушаясь, может стать оружием массового поражения.

- Если кризис пойдет по количественной переформулировке закона Мерфи («все плохое происходит одновременно»), а ситуация характеризуется третьим положением теоремы Гинзберга («даже выход из игры невозможен»), то кризис XXI века будет намного круче верхнепалеолитического. И если после него что-то возникнет, то это что-то скорее всего будет отличаться от сегодняшней нашей цивилизации так же сильно, как эта цивилизация отличается от палеолита.

Разумеется, не надо себя пугать (тем более, что пугаться поздно). Но кто предупрежден, тот вооружен...

 

НАТИСК КОСМОКРАТИИ ПОСЛЕ ГИБЕЛИ СССР

 

- Первые признаки нового надвигающегося кризиса, - продолжает А.Фурсов, - умным наблюдателям из западного истеблишмента были видны уже на рубеже 1960-1970-х годов. Действительно, к середине 1970-х годов окончилось беспрецедентное тридцатилетие в истории капитализма, материальные достижения которого по многим показателям превышают таковые полуторавекового периода 1800-1950 годов. В это тридцатилетие казалось, что кризис («Тридцатилетняя война» XX века - 1914-1945 гг.) преодолен и мир надолго возвращается в «золотой век» капитализма а la эпоха 1815-1914 годов. Однако в истории ничто, в том числе «золотые века», не возвращается. Славное тридцатилетие после Второй мировой оказалось всего лишь короткой вспышкой накануне кризиса, короткой передышкой внутри начавшегося в 1914 г. системного кризиса капитализма, его сладким «бабьим летом», исчерпавшим себя к середине 1970-х годов. С тех пор кризис развивается по нарастающей.

Однажды отец-основатель мир-системного анализа И. Валлерстайн заметил, что истинной причиной упадка исторических систем является падение духа тех, кто охраняет существующий строй. Сам упадок начинается тогда, когда разворачивается борьба за то, кто возглавит грядущие изменения, развернув их в свою пользу.

Феодальные сеньоры в XV веке успешно справились с этой задачей. Очевидно, мировой истеблишмент, мировая буржуазия второй половины XX века последует их примеру. Только если «сеньоры-помидоры» действовали исходя из социальных инстинктов и интуиции, то буржуины, обладая теми же инстинктами (хищник есть хищник), помимо этого имеют в своем распоряжении «фабрики мысли» и используют научные формы рефлексии (которые, впрочем, нередко вступают в противоречие с классовым интересом и сознанием).

Важная веха в осознании «железной пятой» приближения кризиса - 1975 год. Тогда на Западе появился доклад «Кризис демократии», написанный по заказу «Трехсторонней комиссии» С. Хантингтоном, М. Крозье и Дз. Ватануки. В докладе четко фиксируются угрозы положению правящего слоя - прежде всего то, что против него начинают работать демократия и welfare state (государство всеобщего социального обеспечения), оформившиеся в послевоенный период. Под кризисом демократии имелся в виду не кризис демократии вообще, а такое развитие демократии, которое невыгодно верхушке.

В докладе утверждалось, что развитие демократии на Западе ведет к уменьшению власти правительств, что различные группы, пользуясь демократией, начали борьбу за такие права и привилегии, на которые ранее никогда не претендовали, и эти «эксцессы демократии» являются вызовом существующей системе правления. Угроза демократическому правлению в США носит не внешний характер, писали авторы, ее источник - «внутренняя динамика самой демократии в высокообразованном, мобильном обществе, характеризующемся высокой степенью (политического. - А.Ф.) участия». Вывод: необходимо способствовать невовлеченности (noninvolvement) масс в политику, развитию определенной апатии. Надо, мол, умерить демократию, исходя из того, что она - лишь способ организации власти, причем вовсе не универсальный: «Во многих случаях необходимость в экспертном знании, превосходстве в положении и ранге (seniority), опыте и особых способностях могут перевешивать притязания демократии как способа конституирования власти».

Однако ослабление демократии в интересах западной верхушки было нелегкой социальной и политической задачей. Кто был становым хребтом западной демократии, которую надо было умерить? Средний класс - главный получатель выгод «славного тридцатилетия». Перераспределение общественного продукта с помощью налоговой системы welfare state привело к тому, что значительная часть среднего и часть рабочего класса, не имея буржуазных источников дохода, смогла вести буржуазный образ жизни. После Второй мировой народилась эдакая «социалистическая буржуазия». Неслучайно послевоенный триумф средних классов в ядре капсистемы совпал с триумфом государства всеобщего собеса.

Разумеется, буржуазия включила перераспределительный механизм не по доброте душевной. Welfare state - это явное отклонение от логики развития и природы капитализма, которое лишь в малой степени может быть объяснено заботой о создании спроса и потребителей массовой продукции. Главное в другом - в наличии системного антикапитализма (исторического коммунизма) в виде СССР. В ходе «холодной войны», глобального противостояния с СССР, в схватке двух глобальных проектов буржуины вынуждены были откупаться от средних и рабочих классов, замирять их (налоги на капитал, высокие зарплаты, пенсии, пособия и т.п.). Таким образом, само существование СССР, антикапиталистической системы, заставляло капсистему в самом ее ядре нарушать классовую, капиталистическую логику, рядиться в квазисоциалистические одежды. Мало того, что экономическое и социальное положение среднего и части рабочего классов упрочилось, эти группы и политически усилили свое положение в западной системе, напугав ее хозяев до «кризиса демократии».

- Почему? Что конкретно угрожало их власти и привилегиям?

- Мощные левые партии. В одних странах - социалистические, в других - коммунистические. Влиятельные профсоюзы. Все эти силы оказывали давление на буржуазию и истеблишмент, требуя дальнейших уступок. На рубеже 1960-1970-х годов буржуазия ядра капсистемы оказалась в положении аналогичном тому, в которое попали западноевропейские сеньоры на рубеже XIV-XV веков: сохранение тенденций развития вело и тех и других к постепенной утрате привилегий - в одном случае в «кулацко-бюргерском раю», в другом - в политико-экономическом раю «социалистической буржуазии».

Чтобы разрешить «кризис демократии» в интересах «железной пяты» и повернуть вспять тенденцию осереднячивания западного общества, нужно было решить несколько проблем. Политически и экономически ослабить демократические институты было невозможно без частичного демонтажа welfare state. А как его демонтируешь, если в мире есть СССР, который объективно выступал гарантом сытой и обеспеченной жизни западного «мидла»? Отсюда - с начала 1980-х годов курс на обострение и ужесточение «холодной войны» с СССР и одновременно социальное наступление на средний и рабочий классы ядра. Впрочем, в 1980-е годы это наступление все же тормозилось фактом существования соцсистемы и возможностью грабить «третий мир», прежде всего средние классы его наиболее развитых стран. Так, в 1980-е годы с помощью «структурных реформ» МВФ был, по сути, уничтожен средний класс Латинской Америки. В это же время сильный удар получили средние классы ряда африканских стран, а состояние этих классов, естественно, перекачивалось на Запад. Можно сказать, судьба латиноамериканских средних классов - это «воспоминание о будущем» среднего класса ядра капсистемы.

- Таким образом, кризис изначально был вполне рукотоворным? То есть, капиталистическая элита сознательно ввергла мир в перемены так же, как когда-то - феодальная аристократия в пятнадцатом-шестнадцатом веках?

- Да, в значительной степени так, только на новом техническом уровне и с использованием науки, прежде всего обществоведческой.

- Интересно сопоставить наши наблюдения. Программа уничтожения среднего класса и деиндустриализации Запада запускается в конце 1970-х на «пробной модели» - Нью-Йорке. Его спасает от банкротства финансовая группа во главе с банкиром Феликсом Рогатиным (Felix Rohatin). Город освобождается от промышленности и превращается в рай для богатых. Движущей силой спровоцированного кризиса становится финансовый капитал. А затем, когда СССР погибал, в 1989 году ведущие страны Запада приняли Вашингтонский консенсус, твердую линию на ультралиберализм и глобализацию - мощные средства уничтожения среднего класса и welfare state, государства всеобщего благосостояния...

- Да, с падением Союза в жизни среднего класса Запада наступает черная полоса. А вот средние классы бывшей социалистической системы уже стерли «ластиком Истории»: в 1989 году в Восточной Европе (включая европейскую часть СССР) за чертой бедности жило 14 миллионов человек, а в 1996 году - спасибо Горбачеву и Ельцину - уже 169 миллионов! Изъятые средства либо прямо ушли на Запад, либо со временем были размещены в западных банках - фантастическая геоэкономическая операция, глобальная экспроприация. Теперь наступает очередь «мидлов» на Западе. Недаром там уже появилась социологическая теория «20:80». Согласно ей в современном западном обществе меняется социальная структура: 20% - богатые, 80% - бедные, и никакого среднего класса - он размывается, тает вместе с нацией-государством, частной формой которого является welfare state.

Дело в том, что в условиях глобализации нация-государство слабеет, оно не может противостоять хозяевам глобальной финансовой системы. Уже на заре глобализации, в начале 1990-х объем чисто спекулятивных межвалютных финансовых трансакций достиг 1 трлн 300 млрд долларов в день - в 5 раз больше, чем объем мировых торговых обменов и почти столько же, сколько составляли на тот момент резервы всех национальных банков мира (1 трлн 500 млн долл.). Какое государство сможет выдержать пресс давления глобального финансового Франкенштейна? Государство утрачивает многие социальные и политические характеристики, превращаясь в административно-рыночную структуру. Глобализация оказалась мощным социально-экономическим оружием верхов мировой системы против середины и низов: она экономически подрывает те самые демократические политические (а, следовательно, и перераспределительные) институты, которые были гарантией положения среднего класса. У среднего и рабочего классов экономически выбивается щит, который защищал их от «железной пяты».

При этом очень важно, что хозяева глобального мира - французский исследователь Дени Дюкло называет их «гипербуржуазией» и «космократией» - оперируют на глобальном уровне, а средний и рабочий класс - на национальном, государственном, что ставит их в неравное положение. Так же, как в XVI веке новое международное разделение труда и серебро Америки переместило часть сеньоров и купцов на мировой уровень, а крестьяне остались на локальном и попали в социальный и исторический офсайд. Гипербуржуазия существует безнаказанно, пожирая в условиях глобализации капитал низших групп буржуазии и доходы среднего класса. С 1980-х годов развернулось наступление верхов на середину и низы, завершив двухсотлетний цикл наступления работяг и «середняков». Показательно, что XX век начинался книгой Ортеги-и-Гассета «Восстание масс» (1929 г.), а закончился книгой К. Лэша «Восстание элит» (1996 г.). В этом плане то, что происходило в России в 1905-1917 годах и с 1987 года хорошо вписывается в общемировые тенденции. Так, горбачевщина и особенно ельцинщина - это наши аналоги тэтчеризма и рейганомики. Я уже не говорю о том, как глобализация усиливает сделочную позицию буржуазии по отношению к рабочему классу. Теперь в ответ на забастовки в Европе и США целые отрасли можно перебрасывать в Южную Корею, Китай, Таиланд. По сути, рабочий класс в ядре капиталистической системы, как и массовый средний класс, теперь не нужны.

 

«ТРУЩОБЫ» ПОРОЖДАЮТ «ВАРВАРОВ»

 

- Итак, глобальный кризис наших дней начинался так же, как региональный кризис позднего средневековья, как управляемый процесс в интересах старой правящей элиты. Капиталистический истеблишмент, стремясь сохранить власть и привилегии, сознательно взял курс на экономическое уничтожение среднего класса. Новая политика получила названия «ультралиберализм» и «глобализация». Они сорвали мир в спираль больших потрясений. Однако глобальный кризис явно вышел за отведенные ему рамки и стал неуправляемым...

- Да, начали, не продумав до конца такой фактор, как масштабы современного мира. Кризис позднего феодализма оказался управляемым, потому что в главном не вышел за европейские рамки. Кризис позднего капитализма - иной. Капитализм - мировая система, каждый раз преодолевавшая свои структурные кризисы за счет внешней экспансии - путем выноса проблем вовне и превращения европейской мир-системы сначала в мировую, а в конце XX века - в глобальную. Капитализм невозможен без периферии (низкооплачиваемая рабочая сила, сырье, рынки сбыта), население которой стремительно растет. Капитализм на своей периферии «выращивает» «внешний пролетариат» и полупролетариат так же, как античность «выращивала» варваров, свой «внешний пролетариат», если пользоваться терминологией А. Тойнби.

«Демографический взрыв» XX века - результат экспансии капитала. Однако сегодня включить разросшееся население в производственные процессы капитал не может. Результат - огромное количество лишних людей. А поскольку деревня Юга сама себя прокормить не в силах, являя аграрное посткрестьянское общество, быстро растущее население сбивается в города, прежде всего самого Юга и мигрирует в города Севера (города поглотили 2/3 «продукции глобального демографического взрыва» после 1950 г.). В результате помимо сегмента-аналога позднефеодального кризиса в нынешнем глобальном кризисе появляется и сегмент-аналог позднеантичного. Так сказать, «вторая матрешка».

Согласно ооновскому докладу 2003 г. «Вызов трущоб», из 6 миллиардов нынешнего населения планеты 1 миллиард - это так называемые slum people, то есть трущобные люди. Те, кто живет в убогих лачугах, землянках, пустых ящиках и т.п. Один миллиард - это мировое население той поры, когда Энгельс изучал положение рабочего класса в Манчестере. «Трущобный миллиард» - примерно треть мирового городского населения и почти 80% городского населения наименее развитых стран. Трущобные люди ничего не производят и почти ничего не потребляют. "Slumland" раскинулся от предгорий Анд и берегов Амазонки до предгорий Гималаев и устья Меконга. Это люди, вообще исключенные из жизни, так сказать, помноженные на ноль. Кстати, глобализация - это и есть прежде всего исключение всего лишнего, «нерентабельного» населения из «точек роста». Глобализация социально - не единая планета. Это две сотни связанных только между собой точек, сеть, наброшенная на остальной мир, в которой он беспомощно барахтается, ожидая последнего удара.

К 2020 г. численность трущобников составит 2 миллиарда при прогнозируемых 8 миллиардах населения планеты. Экологически (да и психологически) трущобы не выдержат такой пресс, и мировые «лишние люди» рванут за пределы трущоб, «заливая» города, причем не только на Юге, но и на Севере. По прогнозам демографов, к 2025 г. от 30% до 50% населения крупнейших городов Севера будут выходцами с Юга. Чтобы увидеть это будущее, достаточно взглянуть на Нью-Йорк, Лос-Анджелес с трущобами в центре (!) города, Париж и, конечно же, Марсель, арабская половина которого, по сути, не управляется французскими властями. Афро-арабский и турецкий сегменты в Европе живут своей жизнью. Они не принимают общество, в которое мигрировали, не принимают его ценности. Причем не принимают активно. Так, по арабским и турецким каналам кабельного телевидения в Европе «на ура» идут антиамериканские и антиизраильские фильмы. Это свидетельствует только об одном - зреют «гроздья гнева» в старой и относительно тихой Европе. А ведь кроме выходцев с Юга в Европе теперь есть - спасибо США - мощный албанский сегмент, мусульманский и криминальный одновременно.

Половина «трущобных людей» - лица моложе 20 лет. А согласно теории (точнее, эмпирической регулярности) Голдстоуна, проверенной на немецкой Реформации XVI века, Великой французской революции XVIII века и русской революции XX века, как только доля молодежи (15-25 лет) в популяции превышает 20%, происходит революция. Когда молодежи слишком много, общество не успевает социализировать и интегрировать ее. А ведь помимо slum people, которые живут ниже «социального плинтуса», есть и те, кто живет чуток выше - не на один доллар в день, а на два.

Когда-то Мао Цзэдун выдвинул доктрину «Мировая деревня окружает мировой город», где сконцентрированы эксплуататоры. Сегодня, напротив, в мегаполисах и мегасити сконцентрированы эксплуатируемые и те, кого даже не берут в эксплуатацию, - «избыточное человечество». А верхушка, будь то Лондон, Нью-Дели или Сан-Паулу, переезжает в укрепленные загородные виллы, как это делала римская знать в конце империи, бросая Рим, форум которого зарос травой, где гужевались свиньи. Переезд сытых пожилых изнеженных римлян в охраняемые виллы не помог - варварская волна и восставшие собственные варваризированные низы смели их. Ныне, похоже, мы находимся на пороге (а отчасти уже в начале) нового Великого переселения народов. И как бы североамериканцы и европейцы ни пытались регулировать процесс миграции, у них ничего не получится - нужда и беда выталкивает афро-азиатские и латиноамериканские массы в мир сытых и глупых белых людей. К тому же без притока бедноты с Юга экономика ядра, прежде всего третичный сектор не сможет функционировать - европейцы и американцы обленились и никогда не станут выполнять ту работу, за которую уцепятся выходцы с Юга.

В результате на самом Севере мы имеем противостояние: богатые, белые, христиане, пожилые - против бедных, небелых, в основном мусульман, молодых. Четыре противоречия в одном - это социальный динамит. Недавние расовые бунты во Франции - это так, цветочки, «проба пера».

- Что же получается? Западная финансовая аристократия уподобилась советской партийной номенклатуре? Та ведь тоже хотела возглавить перемены, дабы сохранить власть и привилегии, начала перестройку - и потеряла управление над неконтролируемо разросшимся кризисом. Ни дать ни взять - социальная версия Чернобыля. Финансовая элита Запада тоже пустила реактор истории вразнос. Страны уже бывшего «золотого миллиарда» опасно раскалываются изнутри, идет обнищание среднего класса, вспыхивают социальные конфликты - и тут же на это накладывается демографический натиск «неоварваров», грозящий самому существованию Запада.

- Это так. Выигрывая в краткосрочном и отчасти среднесрочном плане от ослабления и устранения среднего класса, финансовые олигархии в долгосрочном плане закладывают динамит под самих себя. Кстати, похожая ситуация складывается в РФ, где поощрение миграции объективно усложняет жизнь среднего класса и также закладывает социальный динамит. За все придется платить.

Серьезные люди в той же Европе уже давно бьют тревогу. Так, в 1991 году в Париже вышла книга Ж.-К. Рюфэна «Империя и новые варвары: разрыв Север-Юг». Автор попытался наметить стратегии империи в противостоянии неоварварам и ничего лучше, кроме «limes»'а (границы) времен римского императора Марка Аврелия так и не нашел. Лимес, как мы знаем, не спас Рим. Всего лишь через несколько десятилетий после смерти Аврелия разразился кризис III века, после которого Рим перестал быть самим собой.

- Пожалуй, можно добавить и другие факторы. Спровоцировав кризис, финансовый истеблишмент словно открыл врата ада. Наружу вырвались многие демоны. Например, кризис старой индустриальной модели развития. Мир оказывается на пороге болезненного перехода на технологии следующей эпохи, которые приведут к закрытию целых отраслей нынешней промышленности за их ненадобностью, к потере работы и места в жизни миллионами обитателей развитых стран. Многие мыслители говорят об опасной точке «технологической сингулярности», указывая на развитие нанотехнологий, биотеха, генной инженерии. Сегодня в США и Европе лишними оказываются не только рабочие, но и «белые воротнички» - менеджеры среднего звена, рядовые финансисты. При том что глобализация дробит некогда богатые страны на какую-то мозаику: в них теперь есть острова процветающих «глобалов», остатки умирающего индустриализма и зоны дикой нищеты, третий мир в недрах первого.

Приплюсуем сюда грядущий кризис мировой валютно-финансовой системы, грозящий глобальной депрессией почище 1929 года. Кризис энергетический: потребление электричества и тепла растет быстрее, чем мощности по их производству. Кризис управленческий: прежние структуры власти, институты парламентаризма и демократии, унаследованные от индустриальной эпохи, слишком медлительны и неадекватны в современном мире бешеных перемен и нарастающей сложности. Наконец, падение качества образования и оглупление граждан некогда развитых стран приводит к тому, что белые теряют научно-техническое лидерство, не могут грамотно эксплуатировать сложные технические системы. Отсюда - болезненная смена лидеров развития и нарастающий вал техногенных катастроф...

- Кризис образования - важная составляющая любого общего кризиса, это было характерно для кризиса и поздней античности, и позднего феодализма. Но сейчас масштабы фантастичны, поскольку капитализм строился как цивилизация науки и образования, а чем выше забираешься, тем больнее падать. То, что сегодня происходит с наукой и особенно с образованием, как в мире в целом, так и у нас, - это катастрофа. Неадекватность систем образования и науки современному миру, обращенность во вчерашний день, деинтеллектуализация образования, а следовательно, социальной жизни в целом - все это создает общество, в котором и верхи, и низы не способны не только справиться с проблемами эпохи, но даже увидеть их.

Да, оболваненным населением легче управлять, но по закону обратной связи это возвращается бумерангом к верхушке и их детям. Посмотрите на большинство современных политических лидеров в мире и сравните их даже не с началом XX века, а хотя бы с серединой. Можно сказать, что сегодня в глобальном масштабе мы имеем неадекватность человеческого материала текущему моменту истории. Решения с глобальными последствиями принимают люди провинциального, а то и просто местечкового уровня. И это еще один показатель кризиса - рыба гниет с головы. Ацефалы-«безголовые» с кризисом не справятся. Более того, стремясь избежать его, еще более приблизят, как это сделали, например, неадекватный Николай II и еще менее адекватный Горбачев.

 

КРИЗИС-«МАТРЕШКА»

 

- Получается какой-то кошмарный коктейль: многомерный кризис, причем один кризис вложен в другой и они вместе - в третий!

- Вы удачно упомянули третий кризис, потому что если «позднефеодальный» аналог-сегмент нынешнего кризиса влечет за собой «позднеантичный» и вложен в него как в большую матрешку, сам «позднеантичный» вложен в сегмент-аналог «верхнепалеолитического», и вот это уже совсем невесело: даже если бы теоретически удалось решить проблемы первого сегмента и второго, мы все равно наталкиваемся на третий. Как говорил толкиеновский Гэндальф, повторяя слова одного из героев «Макбета», "Если мы проиграем, мы погибли; если добъемся успеха, то придется решать следующую задачу". Но это в теории. В реальности каждый из «матрешечных» кризисов возможно решить только на следующем уровне, а следовательно - только в целом. И эта целостность упирается в реальность под названием «капитализм».

В отличие от региональных систем античности и феодализма, капитализм - мировая система, а потому его кризис автоматически является кризисом планеты в целом, причем не только социосферы, но и биосферы. Капитализм, продемонстрировав фантастические материальные и научные достижения, подвел человечество к краю исторической, биологической, природной пропасти. У А. Конан Дойла есть роман «Когда земля вскрикнула». Земля конца XX - начала XXI века не просто вскрикнула, она орет что есть сил, пытаясь привлечь внимание людей к опасной ограниченности созданной ими индустриальной цивилизации и возможном окончательном решении человеческого вопроса путем освобождения биосферы от надоедливого и алчного «человека разумного» (homo sapiens), который - особенно в капсистеме - перестает быть sapiens. Исчерпание ресурсной базы, проблемы экологии (если добыча ископаемых продолжится темпами, характерными для ХХ века, то, как считают специалисты, за ближайший век из недр будет изъято все, что планета накопила за четыре миллиарда лет!), демографии, продовольствия, воды - все это напоминает кризис верхнего палеолита, но только многократно усиленный, усложненный и опасный, способный не только сократить население планеты на 50-80%, но и обнулить его.

В любом случае, удастся ли человечеству преодолеть кризис с относительно минимальными потерями или это будет повторение верхнепалеолитического кризиса по полной программе, жизнь после кризиса будет принципиально, практически по всем параметрам отличаться от посленеолитической истории, от цивилизации. Это будет другой мир, другая история. Может быть, другая цивилизация. А может быть, неопалеолит или нечто третье. В любом случае - к сожалению, мало кто это понимает - мир доживает последние докризисные десятилетия.

Вы сказали, что русские приспособлены к выживанию в условиях кризисов и смут. Это так. Более того, механика русских смут может кое-что прояснить в нынешней глобальной смуте. В свое время В.О. Ключевский и С.Ф. Платонов предложили свои концепции русской смуты конца XVI - начала XVII вв., которые работают не только на материале той смуты, но, во-первых, всех русских смут (1870-х - 1929 гг. и нынешней, стартовавшей в 1987 г.); во-вторых, макроисторических кризисов - позднеантичного, позднефеодального, глобального позднекапиталистического.

Ключевский и Платонов выделили в истории Смуты три фазы: первая - «боярская» у Ключевского, «династическая» у Платонова; вторая - у обоих «дворянская»; третья - соответственно «общесоциальная» и «национально-религиозная». Наши историки точно зафиксировали, что смуты начинаются с борьбы вверху, а затем как бы спускаются вниз, охватывая сначала низы господствующих групп и средние слои, а затем общество в целом. То, что Ключевский назвал общесоциальной фазой, по форме, как правило, выступает в качестве национально-религиозной, то есть переходит на уровень борьбы за национальную и (или) религиозную идентичность, хотя содержание носит вполне социальный характер (примеры - «протестантская» революция в Европе в XVI веке, современный исламский фундаментализм).

Схема Ключевского-Платонова неплохо объясняет механику нынешнего кризиса. Глобальную смуту начинает «мировое боярство» в борьбе за свои «династические привилегии». Затем смутокризис охватывает средние слои, причем главным образом на полупериферии и периферии, которые эксплуатирует «железная пята». Этот процесс усиливает эксплуатацию и депривацию низов, перед которыми во всей остроте встает проблема социального падения, утраты идентичности и - часто - физического выживания.

В 1970-е годы мы начали «въезжать» - при всей условности и поверхности аналогий - в аналог кризиса «длинного XVI века» (борьба верхушки со средними и рабочими классами), который довольно быстро стал перетекать в аналог позднеантичного кризиса (порой даже кажется, что оба аналога развивались синхронно). И вот мы приближаемся к самой страшной фазе - национально-религиозной (то есть общесоциальной, мировой), которая, помимо прочего, совпадает с аналогом верхнепалеолитического кризиса. (Напомним, что тогда погибла большая часть человечества). Причем выход из каждого отдельного кризиса не выводит из него, а является входом в следующий. Это вовсе не «черновидение» (Ст. Лем), а реальность, в которой уже живет огромная часть мира. Достаточно указать на конфликты в Судане, войну между хуту и тутси в Руанде, которая унесла около одного миллиона жизней - и не надо успокаивать себя тем, что это далеко, - есть и поближе: Афганистан, Чечня, Косово. К тому же, как правило, кризисы начинаются на периферии. Помните, откуда пришли христианство и ислам? Нас от жестокого кризиса избавляет пока то, что мы до сих пор проедаем остатки советской системы и обладаем ядерным оружием - тоже, кстати, советское наследие, которое до сих пор гарантирует нам непревращение в сербов, пуштунов и иракцев.

- Кстати, «трущобный народ» идеально приспособлен для выживания в условиях кризиса и тотального разрушения старой цивилизации. Обратите внимание на романы-катастрофы Саймона Кларка. В них современное общество рушится из-за климатических или геологических катаклизмов, воцаряются одичание и хаос - и в таких условиях господство захватывают выходцы со «дна»: бродяги-бомжи, трущобники. Жестокие, сплоченные, жаждущие отомстить тем, кто их еще вчера презирал и отвергал. И на руинах мегаполисов воцаряется ад...

- Или «Мир черного солнца» - так называется одна из многих версий игры «Dungeons and dragons», посвященная миру после глобальной катастрофы. Что касается трущобного люда, то у него, в отличие от сытых и сильных мира сего, ни во что не верящих циников-поклонников «двух Б» (бабло и бабы) есть мощное идейное оружие. Slum people в Африке и Азии исповедуют ислам, в Латинской Америке - пятидесятничество, которое почти превратилось в отдельную от христианства новую религию с сильнейшим протестным потенциалом.

Но я знаю еще одну группу, только не социальную, а этническую, которая идеально приспособлена для выживания в условиях жестокого кризиса. Это мы, русские. Хотя, боюсь, за вторую половину ХХ века это качество во многом утрачено.

 

КАТАСТРОФЫ И НОВЫЕ ОТВЕРЖЕННЫЕ

 

- А можно ли спрогнозировать, по кому в первую очередь врежет глобальный кризис кризисов?

- Прежде всего - по среднему классу Запада. Затем изъятие доходов ждет верхушки полупериферийных и периферийных стран: либо тех, что слабы, либо тех «богатеньких буратин», которых Запад лукаво убедил в необходимости хранить свои богатства у него.

У «буратин» в такой ситуации два выхода: встать, извините за выражение, на отсос у «железной пяты» и компенсировать утрату усилением эксплуатации своего населения. Либо во главе своего народа начать борьбу. Но для этого нужны воля, мужество и, желательно, нравственность.

Еще один кандидат на небытие - институт государства. В ходе кризиса произойдет окончательная приватизация власти-населения, хотя в качестве внешней скорлупы, формы государственности сохранятся. Приватизация как социально-экономический курс и упадок государства тесно связаны с еще одним аспектом кризиса - криминализацией глобальной экономики, а точнее - принципиальному стиранию граней между легальными («белым») и криминальным («черным») секторами. В результате возникает некое серое пятно, охватывающее почти всю планету.

Грубо говоря, глобальная экономика стоит на «пяти китах» (или слонах - как угодно): торговля нефтью; оружейный бизнес; наркобизнес; торговля драгметаллами и золотом; проституция и порнобизнес. Два «кита» носят практически полностью криминальный характер, три других - в огромной степени криминализованы. Современная глобальная экономика - в огромной степени криминальная экономика, и это показатель кризиса. А за этим следует криминализация и других сфер - социальной (сверху донизу, включая правящие элиты), политической. Таким образом, приватизация и криминализация - две стороны одной «кризисной» медали. Разумеется, не всякая приватизация криминальна, однако я имею в виду конкретный исторический процесс, стартовавший в конце XX века под знаменем либерализма, который к настоящему либерализму имеет такое же отношение как Гручо Маркс (комик) или Эрих Маркс (один из разработчиков плана «Барбаросса») к Карлу Марксу.

Кстати, приватизированные власть, системы жизнеобеспечения, снабжения и т.п. в мегаполисах в случае кризиса - например кризиса доллара, мировой валютно-финансовой системы - рухнут сразу. Аналогичным образом обстоит дело с технической и медицинской инфраструктурой - и чем они сложнее, тем быстрее будут рушиться. А уж в приватизированном виде и подавно. Сравните советскую электроэнергетику и чубайсовскую.

- Тем более, что опыт показывает: в период общественных потрясений происходят природные катастрофы, эпидемии.

- Да, «Черная смерть» - эпидемия чумы предшествовала кризису «длинного XVI века». Посреди великого переселения народов - в VI веке - бушевала еще одна эпидемия чумы, ослабившая Византию и косвенным образом способствовавшая мусульманским завоеваниям. Примеры из XX века - «испанка», унесшая больше жизней, чем мировая война 1914-1918 гг. и СПИД, стартовавший вместе с глобализацией - причем в буквальном смысле: слово «глобализация» появилось в том же году, когда «зафиксировали» вирус СПИДа - в 1983.

Вообще прогнозировать надвигающийся кризис и формирование послекапиталистической системы без учета природно-климатических факторов и потрясений нельзя. Естественно, я имею в виду не форс-мажорные и плохо предсказуемые явления типа удара из космоса астероидом или кометой, а вполне циклические и хорошо известные геологам и палеоклиматологам явления, сроки которых, к тому же, вот-вот должны наступить.

Во-первых, это окончание трех-четырехвекового периода относительного геологического спокойствия планеты. По мнению специалистов, с середины XXI в. начнется новый цикл геологической активности: вулканизм, землетрясения, природные катастрофы. Вулканизм, как правило, становится «спусковым крючком» похолоданий и биотических кризисов. Пик геоактивности придется на XXII в., и мы получаем неукротимую планету похлеще гаррисоновской.

Во-вторых, раз в 12-15 тысяч лет смещаются полюса и наклон земной оси, что обычно приводит к серьезным природным потрясениям. Последний раз это произошло именно около 15 тысяч лет назад.

В-третьих, геологическая история времени существования человеческого рода, «сконструирована» так, что из каждого стотысячелетия 85-90 тысяч лет приходится на ледниковый период, а 10-15 тысяч лет - на потепление. Наша постнеолитическая цивилизация полностью связана с мировой оттепелью, она продукт межледникового периода. Но период оттепели заканчивается, прогнозируется новый ледниковый период - и не малый, а великий. Разумеется, человечество ныне не то, что 10-15 тысяч лет назад, у него несопоставимо более высокий информационно-энергетический потенциал, но у этого потенциала есть и разрушительная составляющая, что создает опасности на порядок более серьезные, чем в каменном веке.

Разумеется, глобальное похолодание может стать мощным стимулом дальнейшего развития человека. А может - и терминатором. В любом случае наложение, волновой резонанс трех геоклиматических потрясений на тройной социальный кризис может стать сверхиспытанием. Собственно, «командорские шаги» надвигающегося кризиса уже слышны - по скорости вымирания животных и растений в ХХ веке мы уже вступили в эпоху глобальной катастрофы. Но кто будет слушать биологов.

Для России ситуация осложняется тем, что по прогнозам в случае геоклиматических изменений и катастроф ее территория окажется мало незатронутой их последствиями (в отличие от Западной Европы, Северной Америки, Африки). Если учесть, что при двух процентах мирового населения мы контролируем пусть не 1/6, но 1/7 или 1/8 часть суши - необъятные пространства и умопомрачительные ресурсы, включая пресную воду, то слабая Россия оказывается мишенью, фактором, раздражающим ближних и дальних соседей. Причем, если в XIX веке это были соседи главным образом с Запада, то сегодня это соседи со всех сторон света, кроме Севера.

Уже в конце XIX века Запад фактически прислал России «черную метку». «Акт берлинской конференции» 1884 г. зафиксировал принцип «эффективной оккупации»: если страна не может как следует добывать сырье на своей территории, то она обязана допускать к эксплуатации более эффективные и развитые страны. Формально это говорилось об афро-азиатских странах, но в виду имелась и Россия, все больше попадавшая в зависимость от западных банков. На рубеже ХХ-XXI вв. ситуация типологически повторяется под знаменем глобализации и ТНК.

В надвигающемся кризисе наша задача - не позволить разорвать страну. Например, не допустить, чтобы сюда хлынули все полчища «трущобного люда». Да, они угнетенные и обездоленные. Но если они придут к нам, то станут обычными грабителями. И если мы будем слабыми, у нас отберут пространство и ресурсы: слабых бьют. Я глубоко убежден, что Россия может сохраниться, только занимая свое естественноисторическое пространство. Нам не нужно лишнего (лишним оказались Польша, Прибалтика, Финляндия, Западная Украина, возможно, меньшая часть Средней Азии)[2], но и своего нельзя отдавать ни пяди.

Возвращаясь к приватизированному миру, отмечу, что он - идеальная жертва для кризиса, тем более сочетающего социальные и природные характеристики. Если нужно «подготовить» мир для кризисного уничтожения, все в нем или бóльшую часть нужно приватизировать. Можно сказать, что приватизация, развернувшаяся в мире с 1980-х годов и облегчающая социальный коллапс, - интегральная часть кризиса, причем ее негативные последствия «матрешечного» характера явно не просчитаны до конца теми, кто страгивал спусковой механизм. Они решали свои кратко- и среднесрочные проблемы. И решили их. Но решение среднесрочных проблем части (верхушки) усугубило долгосрочные проблемы целого, а следовательно, и самой мировой верхушки, все менее способной к геостратегическому мышлению. Мелкий лавочник может думать только о лавочке и гешефте, стратегия же предполагает, во-первых, умение слышать Музыку Сфер, Музыку Истории, во-вторых, трагическое мироощущение - необходимое условие самостояния большого государственного деятеля.

 

ГЛОБОФАШИЗМ КАК ВОЗМОЖНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

 

- Не считаете ли вы, что глобальная финансовая олигархия, заварив кашу мирового кризиса, попытается выйти из него, установив нечто вроде глобального фашизма? С властью высшей касты избранных, с изощренными средствами контроля и подавления, планомерным уничтожением «лишнего населения»?

В самом деле, в ХХ веке часть финансовой олигархии уже делала ставку на нацистский проект. Где гарантия от того, что подобная попытка не повторится и сто лет спустя? Не говорю, что она увенчается успехом - а о том, что попробуют. Создадут нечто тоталитарное: США как военная база наднациональной власти, контролирующей природные ресурсы планеты, стаи беспилотных штурмовиков в небе, «плавучие города» для касты избранных, прикрытые ПРО и авианосцами. Непокорные народы и группировки, уничтожаемые специальными вирусами, выведенными генными инженерами...

- Давайте сначала уточним насчет фашизма. Для меня как для историка - это очень конкретное явление, связанное с Италией Муссолини. В Третьем рейхе был не фашизм, а национал-социализм, совершенно иная конструкция. Если говорить по сути вашего вопроса, то «глобофашизм» (в данном случае я использую это слово в качестве метафоры, а не понятия) как проект уже осуществляется неоконами. США уже сегодня являются базой наднациональной власти. Уже сегодня они стремятся установить контроль над мировыми ресурсами; уже сегодня микропроцессоры, «генная» инженерия и нанотехнология поставлены на службу американскому ВПК.

В 1990 г. И. Валлерстайн опубликовал статью «Америка сегодня, вчера и завтра», в которой разбирал возможные варианты будущего США. Неофашистский - подавление своих низов с помощью насилия - он посчитал маловероятным из-за американских традиций и ценностей (правда, на это я сразу же могу возразить ему его же фразой: «Ценности становятся весьма эластичны, когда речь заходит о власти и прибыли»).

Второй вариант таков: поддержание социального мира и относительной демократии внутри Америки и Севера в целом за счет эксплуатации остального мира, который окажется в полурабском состоянии. Если с 1945 по 1990 г., писал Валлерстайн, поддержание на высоком уровне дохода 50% населения США вместо 10% требовало увеличения эксплуатации других 50%, то нетрудно представить, что потребуется для поддержания 90% населения на относительно высоком уровне дохода - жесточайшая эксплуатация остального мира и систематическое оглупление, информационно-психологическое отупление своих масс.

Перед нами модель «Афины-2» или «Рим-2». То есть глобальное неорабовладение. Однако у этой модели есть уязвимое место. Это небелое население - как местное, так и мигранты. Рано или поздно верхушка «крепости Север», «Рима-2» будет вынуждена на существенное ограничение прав низов (среднего класса уже не будет) и усиление их эксплуатации. Возможный результат - гражданская война, распад США (например, на афро-мусульманский юг и восток и на протестантско-иудаистский север и запад).

Крушение «неорабовладельческого» варианта может привести к реализации варианта «неофеодального» (оба термина условны) - распад глобальной системы на множество относительно мелких и по-разному устроенных политико-экономических единиц с превращением огромной части мира в неоварварскую зону. Мне этот вариант представляется наиболее вероятным. Ставка финансовой олигархии на глобальный «фашистский» проект скорее всего провалится, как это когда-то произошло с Гитлером. Мир слишком велик и сложен, чтобы им управлять из одного центра, - эту фразу устами одного из своих героев сказал Т. Клэнси, писатель, весьма близкий к американскому истеблишменту. Хотя сама «глобототалитарная попытка» - а нынешняя глобализация и есть форма ее осуществления - может занять несколько десятилетий. Эдакий мир Глобамерики.

Но вот в чем я не согласен с Валлерстайном, так это в том, что такая Глобамерика, осуществляющая эксплуатацию мира, будет внутренне демократичной - это уже не так. Население США (а с помощью систем типа «Эшелон» и Севера в целом) находится под колпаком электронной слежки.

- Причем призывы к тотальной электронной слежке раздавались и раньше, что характерно именно со стороны неоконов. Стоит только посмотреть на проект «Новый американский век», начатый неоконами. В его рамках пошел разговор о создании генетически сконструированного биологического оружия избирательного действия, о системах тотальной электронной слежки...

- А после событий 11 сентября 2001 г., которые помогли части мировой «железной пяты» так же, как Перл Харбор 7 декабря 1941 г., тем более не так. Вдобавок, как показывает история, контроль над миром или крупным регионом, как правило, оборачивается сворачиванием демократии внутри страны-контролера. Классический пример - Рим. Как только он захватил полный контроль над Средиземноморьем, республика была обречена. Кстати, Чалмерс Джонсон в книге «Печали империи» (2004 г.) (можно перевести и как «горести», «муки», «страдания») прямо пишет о том, что республика в Америке закончилась в 1990-е годы, к власти фактически пришли военные. Они строят мировую империю, которая дорого обойдется американскому народу. У книги показательный подзаголовок: «Милитаризм, секретность и конец республики». «Имперская республика» США ХХ в. превращается в квазиимперию. Впрочем, мощь этой империи - как военную, так и финансовую - переоценивать не стоит.

Возвращаясь к футурологической проблематике, хочу отметить, что на смену капитализму идет намного менее демократичное общество. (Придет или нет - зависит от сопротивления людей, в том числе русских.) Поскольку решающую роль в современном производстве начинают играть духовные, информационные факторы, то именно их будут отчуждать у людей хозяева новой системы - как капиталисты отчуждают овеществленный труд. Общество, где у людей отчуждаются духовные факторы, информация, должно быть устроено принципиально иначе, чем капиталистическое - и многие его черты уже проступают в позднем, «неоварварском» (он же - «неорабовладельческий», «неофеодальный») капитализме корпораций.

Во-первых, оно будет кастово-иерархическим с резкими ограничениями доступа к образованию, сначала - с помощью рынка, который якобы расширяет образовательные возможности (привет некоторым элементам Болонской системы), затем - социально закрепленными.

Во-вторых, это должно быть общество с принципиально плохим массовым образованием - несистематическим, лоскутно-мозаичным.

В-третьих, настоящая наука, прежде всего теория и прогнозирование скорее всего превратится в кастовое занятие части верхов; «внизу» останутся безобидные эмпирические штудии, «игра в бисер» с сильным иррациональным оттенком и фольк-наука, особенно это коснется исторической науки, которая стремительно детеоретизируется и переживает кризис как на Западе, так и у нас.

В-четвертых, массам будет предложена (уже предложена) отупляющая развлекаловка в режиме «нон-стоп», превращающая людей в толпу дебилов, неспособных жить без поводырей-пастухов.

В-пятых, в связи с этим политика окончательно отомрет, ее место займет шоу-бизнес; к реальной власти, к реальному слою хозяев эта деятельность, этот фасад кривляющихся марионеток непонятного пола, иметь не будет. В крайнем случае, как в романе Ст. Лема «Эдем», правящий слой вообще превращается в полубогов-невидимок, которые живут в изолированном запретном пространстве и благодаря техническим достижениям невидимы массам, а потому внушают еще больший страх.

- Можно представить и другой вариант: господа совершенствуют себя с помощью последних достижений биотеха, генной инженерии и нанотехнологий. Вводят в организм наноботы, скрещивают свой мозг с компьютерными сетями. Применяют новейшие методы обострения своих умственных и психических возможностей. В итоге получается раса властителей... Кстати, все движется именно в этом направлении.

- Я не считаю фантастичным такой вариант развития посткапиталистического мира, когда слой господ превратится не просто в иную расу, а в иной вид - биотехнологический и будет даже внешне (рост, телосложение и т.п.) сильно отличаться от низов. Собственно, в докапиталистических обществах верхи, как правило, биологически отличались от низов, и дело не только в поведении и одежде, но и в «физическом экстерьере». Это капитализм, причем только в ХХ веке, а еще точнее - в послевоенный период в значительной степени нивелировал внешность верхов и низов, усреднив ее - улучшение питания, гигиена и т.д. Остальное довершила демократическая молодежная мода, восторжествовавшая после 1968 г.

Послекапиталистический мир в этом плане будет больше похож на докапиталистические общества. С этой точки зрения демократический капитализм ХХ века (с обязательным наличием антикапиталистического сегмента СССР), как бы мы его ни критиковали, оказывается уникальным мигом в мировой истории.

Но все это не значит, что надо покорно ждать пришествия новых хозяев. К тому же, не в силе Бог, а в правде...

 

СИМПТОМЫ КРИЗИСА

 

- И как же выходить из глобального кризиса? Кто будет думать об антикризисных мерах? Ведь сегодня мы видим, как деградируют умственные способности политиков и правящих элит. Как падает качество образования на Западе и у нас. А многочисленные кризисные явления, складываясь, порождают совершенно новые беды.

- Падение качества образования - частный симптом общего кризиса. Образование рушится с 1960-х годов, со времени того, что некоторые на Западе называют «мировой студенческой революцией». Результаты плачевны. Я сталкивался с американскими студентами из известных университетов, которые никогда не слышали таких имен, как Робеспьер, Бисмарк, Шарль де Голль. Они историю Второй мировой войны изучают по романам и художественным фильмам. Наши школьники и студенты тоже постепенно деградируют.

Образование в современном мире становится средством формирования нового общественного расслоения. Ведь именно образование в современных условиях позволяет отсекать от общественного пирога целые сегменты общества не только в настоящем, но и в будущем. Оно готовит сегодня завтрашних незнаек, «информационно бедных», сводя процесс обучения к дрессуре - тестовому оболваниванию, отучающему человека от главного - умения ставить вопросы, формулировать проблемы. Анализ образования должен занять одно из главных мест в новой дисциплине, которую предстоит создать, - кризисологии с ее практическими рекомендациями.

Пока же это происходит только в фантастических романах. Помните, как в азимовском цикле «Академия» («Foundation») математик Селдон предсказывает, что через несколько десятилетий внешне процветающая галактическая империя сорвется в кризис, который продлится десятки тысяч лет. Кризис неотвратим, однако «темные века» можно сжать до одной тысячи лет, если реализовать на практике антикризисный «план Селдона». Для реализации плана в разных концах галактики создаются две Академии - явная и тайная, многие поколения ученых-психоисториков, которые в конечном счете выводят ситуацию из кризиса.

Когда-то Ленин сказал, для нас важнейшее из искусств - кино. Перефразируя, сегодня можно сказать: из всех наук для нас важнейшая - кризисология, которую нужно было создавать вчера.

- Накатывающий на человечество кризис настолько тяжел и опасен, что все нынешние распри между левыми и правыми политиками, между коммунистами и либералами, монархистами и демократами кажутся пустой тратой времени. Не пора ли объединяться, чтобы сообща противостоять перспективе гибели 80% землян?

- Прежде чем отвечать на этот вопрос, вспомним, когда и в связи с чем появились левые и правые, консерваторы, либералы и марксисты. Левые и правые появились в эпоху Великой французской революции. Что касается идеологий, то они оформились уже после французской революции. Одним из главных результатов последней был психоисторический - социально и политически активная часть общества поняла: изменение есть нормальный, неизбежный и необратимый факт общественной жизни, нравится кому-либо это или нет. Не случайно в 1811 г. появляется термодинамика - первая постклассическая наука; в ней, в отличие от ньютоновской физики, время необратимо (Стрела Времени). В дальнейшем социальные проекты и средства их достижения конструировались с учетом отношения к факту изменения. Те, кому изменения не нравились и кто пытался их затормозить, законсервировать - консерваторы; те, кто приветствовал постепенные, эволюционные изменения - либералы; те, кто выступал за качественные изменения - марксисты. Так возникли три великие идеологии Модерна. Разумеется, это упрощенная картина, но она отражает главное.

Между либералами и марксистами существовало важное сходство - они положительно воспринимали сам факт изменения, разрушение традиционных структур и формирования современных, трактуя его как прогресс. Он был общим знаменателем как для либералов, так и для марксистов.

XIX век прошел под знаменем прогресса, хотя к концу его возникла вполне ощутимая тревога - достаточно сравнить написанные на рубеже 1860-1870-х годов четыре самых известных романа Жюля Верна и написанные в 1890-е четыре самых известных романа Герберта Уэллса. В предвоенный и военный периоды антипрогрессистские настроения усилились, хотя и не стали доминирующими, ну а «славное тридцатилетие» (1945-1975) стало триумфом прогрессистских идеологий и теорий. Казалось, еще чуть-чуть и весь мир войдет в царство прогресса: бедные страны существенно сократят отрыв от богатых. В самих богатых странах с бедностью будет покончено навсегда, научно-технический прогресс обеспечит бесконечный рост и социальный прогресс. Однако 1980-е и особенно 1990-е годы развеяли эти мечты и надежды.

Научно-техническая революция (НТР), плодами которой воспользовались, естественно, страны ядра капсистемы, резко увеличила и продолжает увеличивать разрыв между развитыми и слаборазвитыми странами. Основная масса последних все больше погружается в слаборазвитость и бедность - на этот раз без какой бы то ни было перспективы и надежды на то, чтобы вырваться туда, «где чисто и светло». Парадокс, но именно научно-технический прогресс последней четверти ХХ века похоронил надежды на прогресс социально-экономический. НТР и глобализация на рубеже ХХ-ХХI веков в мировом социальном раскладе и соотношении сил, сыграли роль, очень похожую на ту, что сыграли в XVI веке возникновение европейской (атлантической) мир-системы с ее новым разделением труда и военная революция. Они усилили сильных и ослабили слабых, лишив их надежд на улучшение своего положение.

Уже в 1980-е начинают появляться книги с названиями типа «конец прогресса», «фэнтэзи» вытесняет научную фантастику («science fiction»). В науке начинает акцентироваться роль вероятности, хаоса, случайности, точек бифуркации. В 1979 г. в «третьем мире» происходит революция впервые не только не под марксистскими или хотя бы левыми знаменами, но под религиозными, антипросвещенческими - хомейнистская мусульманская революция в Иране. Если на Ближнем Востоке разворачивается исламский фундаментализм, то на Западе - рыночный. В 1979 г. к власти в Великобритании приходит Тэтчер - яркая представительница рыночного фундаментализма, который по-своему является не меньшим отрицанием геокультуры Просвещения, чем исламский фундаментализм.

В 1991 г. рушится СССР[3], а вместе с ним - Большой Левый Прогрессистский Проект Модерна, и еще одна огромная зона вылетает из прогресса. С этого момента в мире остается только одна версия «прогресса» - капиталистическая англосаксонская, ограниченная 15-20% мирового населения и осуществляющаяся за счет остальных 80-85%. Теперь, когда СССР нет, капитализм снова может показать зубы - и своим «пролам» и «мидлам», и чужим. Особенно афроазиатским и латиноамериканским, как это делалось в XIX - начале ХХ века Прогресс гипербуржуазии, космократии (Д. Дюкло) - это прогресс на костях 80-85% мирового населения. Речь, таким образом, идет о массе людей, обреченных стать сырьем в топке чужого прогресса.

Значит ли это, что нужно послушно лезть в эту топку? История дает однозначно отрицательный ответ таким логике и прогрессу. Исторические факты свидетельствуют, писал знаменитый социолог Б. Мур, что источники человеческой свободы и революционной борьбы за нее «лежат не только там, где видел их Маркс, в устремлениях классов к захвату власти, но возможно в еще большей степени в предсмертном реве класса, который вот-вот накроет волна прогресса».

Поздний капитализм движется, выталкивая из системы значительную часть промышленного пролетариата и среднего класса и создавая таким образом новые опасные классы, которые могут составить не менее 50% населения. Они противостоят верхушке не по линии «капитал - рабочая сила», а либо по линии «достойная жизнь - недостойная жизнь», либо «жизнь - нежизнь». Политика сменяется биологией, а экономика - моралью выживания. Это сеет семена такого социального гнева, по сравнению с которым пролетарские революции покажутся цветочками.

Ликвидируя средний класс и таким образом решая кратко- (в лучшем случае - средне-) срочные политические проблемы, западная верхушка создает для себя еще более серьезные долгосрочные проблемы. Во-первых, устраняется социальная стена между верхами и низами. Во-вторых, капитализм выковывает разрушительную антисистемную силу. Помимо прочего, это свидетельствует и об утрате инстинкта самосохранения значительной частью западной верхушки. Эта утрата - характерный показатель периодов деградации.

Иными словами, перед лицом волны неолиберального прогресса, который грозит пересортировкой человечества и социальной выбраковкой большей его части, многие прежние споры и разногласия между левыми и правыми уходят в прошлое.

 

ЧЕРТЫ НОВОЙ ОППОЗИЦИИ

 

- В нынешней эпохе, в ситуации «вывихнутого века», возможны принципиально новые идейно-политические комбинации и конструкции, особенно если мы не хотим, чтобы нас вывихнули вместе с веком и взяли на болевой прием. Сегодня капитал, провозглашающий свободу без равенства, мультикультурализм и права меньшинств (чтобы легче давить и отсекать от «общественного пирога» ставшее ненужным большинство) угрожает христианству и европейской цивилизации (точнее, тому, что от нее осталось), белой расе, огромной части человечества, социосфере и биосфере.

В этой ситуации идейным оружием тех, над кем вот-вот сомкнутся волны неолиберального прогресса (а это главным образом средние и низшие классы - «лишние люди» современного мира) может стать «реакционный прогрессизм». А наиболее радикальной «левой» стратегией может стать консервативное противостояние радикализму «неолибералов» и «неоконов». Речь идет о том, чтобы не позволить капиталу разрушить демократические институты, оформившиеся между 1848 и 1968 гг. и представляющие системно-институциональный каркас капиталистического общества. Обычно те, кто стоит на пути изменений, прогресса, считаются реакционерами, «правыми». Однако в нынешней ситуации «прогресс» - это оружие «правых», оружие сильных, которые стремятся заменить более не устраивающую их прежнюю эксплуататорскую систему на новую, посткапиталистическую - значительно более жестокую, эксплуататорскую и антигуманную. Союз консерваторов и марксистов, а также нормальных либералов в рамках «реакционного прогрессизма» может встать на пути демонтажа демократических институтов.

Я не случайно беру «левые» и «правые» в кавычки. Как «реакционный прогрессизм» находится по ту сторону «левых» и «правых», так и «неоконы» с их «прогрессом» - тоже по ту сторону «левизны-правизны», некий «лево-правый» симбиоз. Не случайно почти все неоконы - в прошлом «левые», причем многие из них - крайне «левые», троцкисты, прошедшие (или пропущенные) впоследствии сквозь «правое» решето-школу Лео Штрауса с его любовью к Платону, кастовым порядкам и т.д. (мне это напоминает способ «изготовления» толкиеновских урук-хаев в Изенгарде). Штрауса и неоконов, по-видимому, больше всего привлекла идея правления высшей касты, некоего закрытого ордена посвященных.

Кстати, идея о том, что миром должны руководить закрытые тайные структуры и общества, носится в воздухе, а точнее распространяется в нем целенаправленно, через книги и фильмы. Мне почему-то кажется, что тамплиеры, «коды да Винчи», «Граали», Гарри Поттеры (здесь, как считают П. Образцов и С. Батенева, за волшебно-магическим антуражем школы Хогвартса скрывается орден иоаннитов - Мальтийский орден) и т.п. - это не просто мода и не просто эксплуатация рыночного успеха. Нас постепенно приучают к тому, что нормально и правильно, когда миром правят скрытые от массового взора силы, некие посвященные. Особенно когда в мире тревожно. И в то же время - обилие фильмов-катастроф. В массовое сознание вбрасываются некие блоки-знаки-образы: катастрофы, тайные (закрытые) организации как формы управления. Это не конспирологическая схема, а нормальная картина идейно-психологической (психоментальной) пропаганды и обработки, нейролингвистического программирования с помощью кино и массовой литературы. Кстати, о важности этих форм постоянно говорят неоконы. «Реакционный прогрессизм» (название условное) - адекватный ответ этим ребятам: «Ступай, отравленная сталь, по назначенью».

- То есть, наступает «эпоха красной свастики»?

- Так и подмывает сказать: а также «черной звезды и зеленого креста». Однако при всей внешней эффектности словосочетаний «красная свастика», «черная звезда», «зеленый крест» и т.п. и даже с учетом того, что многие (но не все!) противоречия между левыми и правыми, действительно исчезают, что эпоха Модерна или, по крайней мере, Высокого Модерна (1789-1991 гг.) закончилась, я бы воздержался от таких формулировок.

Во-первых, не могу забыть, что под красными знаменами со свастикой в мою страну 65 лет назад хлынула гитлеровская нечисть, планировавшая полное уничтожение моего народа, наиболее пострадавшего во Второй мировой войне. Такое не забывается.

Во-вторых, поскольку в современном мире социальная база коммунизма и фашизма (не путать с национал-социализмом) исчезла, нужно искать другие символы, не надо цепляться за прошлое.

В-третьих, если говорить уже о кресте и полумесяце, при том, что ислам выступает сейчас как идейное знамя борьбы с англосаксонским турбокапитализмом без тормозов, что в самóм христианстве одни течения (протестантизм) явно обслуживают сильных как богоизбранных, а другие самим ходом событий выталкиваются в противостояние этому, борьба в XXI в., если ей суждено состояться и увенчаться успехом, должна быть прежде всего светской по своим целям. Бог - лишняя гипотеза.

А с исламскими движениями вообще надо быть аккуратнее. Многие из них, как это очень хорошо показали в своих работах, например, Р. Лабевьер и А. дель Валь, создавались США в своих интересах для борьбы сначала против СССР, затем против Европы и Китая. Ислам - оружие не только обездоленных, но и богатых финансистов, торговцев оружием и нефтью, которые используют и ислам и свою же бедноту в качестве средства борьбы за бóльшую долю в мировой прибыли. Одни их агенты влияния пытаются лицемерно убедить, что они-то и есть защитники обездоленных в мире, друзья России и т.п. Но, как сказано в Коране, «Аллах свидетельствует, что лицемеры - лжецы» (сура 63, аят 1). Другие откровенно говорят, что поскольку русскими всегда командовали этнически нерусские элиты - норманны, монголы, немцы, евреи, то теперь нормальный для русских выбор - это мусульманские элиты. Ну что же, большое спасибо. Не буду даже рассуждать на эту тему, рекомендую желающим проследить историческую судьбу всех тех, кто пытался править Россией как «этой» (т.е. чужой) страной.

Прежде чем объединяться в мировой игре, надо хорошо понять: с кем и на каких условиях. Как говорил один великий марксист с русской спецификой - Ленин, прежде чем объединяться, надо разъединяться. Поэтому я предпочитаю действовать по принципу другого великого марксиста - с китайской спецификой - Мао Цзэдуна: «Идти порознь, бить вместе». Наличие общего противника еще не есть повод сливаться в экстазе. Дело надо делать. И помнить фразу Александра III о том, что друзья России - это только ее армия и флот. С учетом реалий ХХ-XXI вв. сюда нужно добавить спецслужбы.

У России, тем более нынешней слабой, к тому же позорно сдавшей на рубеже 1980-х - 1990-х своих союзников, действительно нет друзей в современном мире. Да и союзников нет - сами виноваты. Нам предстоит выстраивать новую систему союзов, а это предполагает четкое видение ситуации, подчинение краткосрочных целей долгосрочным, готовность верхушки идти на жертвы. Может ли кто-то из нынешних мировых центров силы быть долгосрочным союзником России? Едва ли. Значит, остается игра на противоречиях. Но здесь важна цель - ради чего? Ради краткосрочного экономического гешефта или восстановления державности?

- Мне кажется, на деле идет оформление всего двух партий. Людей творческих, сражающихся за жизнь, развитие и достойное будущее рода людского - и античеловеков, носителей духа алчности и властолюбия. Проводников политики финансового истеблишмента.

- Вы правы в том, что в условиях современного наукоемкого производства 80% населения планеты - лишние люди. Это касается в значительной степени и верхушки полупериферийных и периферийных стран. Те из них, кто полагает, что улетят от кризиса на Запад, рискуют. Во-первых, надо еще до аэродрома добраться. Во-вторых, на том же Западе, как только представится возможность, периферийных «остапов бендеров» обдерут как липку.

Что же касается двух партий «творческих людей» и «античеловеков», то я бы присовокупил к ним еще одну, самую многочисленную партию - равнодушное болото, живущее сегодняшним днем. Это первое. Второе добавляет трагическую составляющую в вашу констатацию: в реальной жизни представители двух партий, о которых вы сказали, нередко оказываются тесно переплетены. Противостояние «творческой» и «античеловеческой» «партий», к сожалению, вписано сразу в несколько других серьезных раскладов различного масштаба и различной исторической длительности.

 

ФУНДАМЕНТ «ЖИЗНИ ПОСЛЕ КАТАСТРОФЫ»

 

- И вот тут мы подошли к очень важному моменту. Не секрет, что многие из нас выступают за то, чтобы Россия в широком понимании этого слова стала азимовским Основанием-Академией («Foundation») для создания нового послекризисного мира. Проханов, Громыко, Крупнов, Калашников, Кугушев - очень многие видят сегодня Россию как спасительный ковчег. Как остров «жизни-после-катастрофы», центром альтернативного развития мира. Зачатком новой цивилизации. Оплотом всех здоровых сил, борющихся с глобофашизмом и засильем финансового истеблишмента. А как считаете вы?

- В ответе на Ваш вопрос я хочу отделить должное от сущего. Мы можем изобретать любые проекты того, как должно быть. Но есть реальность. Чтобы изобретение стало нововведением, нужны следующие благоприятные факторы: психологическая атмосфера, общественная потребность (материальный интерес) и финансовая поддержка. Китайцы изобрели порох, но нововведением он стал в Европе. В СССР делалось огромное количество изобретений, они запатентовывались, и патенты ложились на полку. Значит, будем исходить из реальности.

Во-первых, идея Академии а la Азимов не вполне соответствует идее империи. Это принципиально разные структуры. Академия - это хотя и долгосрочная, но все же «чрезвычайная комиссия», а империя - это «стационар». Из Академии при определенных условиях со временем теоретически может возникнуть новая империя, однако если говорить о создании чего-то, то либо Академия, либо империя. Причем в обоих случаях свои трудности и сложности. Но к проблеме империи я вернусь чуть позже.

Во-вторых, не думаю, что какая-то «одна, отдельно взятая страна» может стать азимовской Академией. Тут нужен универсальный опыт, и скорее это будет мировая сетевая структура. Это не значит, что не надо стремиться создавать локусы кристаллизации нового, свои сетевые структуры, «фабрики мысли», объединять их, активно внедрять свои наработки в образование и т.д. Тем не менее, будучи реалистами и стремясь к невозможному, к тому, чтобы сработать на пределе («интеллектуальный спорт» наивысших достижений), не надо забывать о реальности вообще. Антонио Грамши называл это пессимизмом разума при оптимизме воли.

В-третьих, в чем может заключаться русская заявка на превращение в locus standi и field of employment чего-то нового? К сожалению, здесь не так уж и много, что можно предложить. Можем ли мы похвастать недеморализованным населением, готовым не то что строить новое, а вообще к чему-то новому?

Для кристаллизации нового нужны наука и образование. У нас - стремительно рушащиеся и рушимые наука и образование. Их нынешняя организация не соответствует ни состоянию современного мира, ни современному этапу развития науки. Как и во многих других областях, мы проедаем советское прошлое, добавляя плохо соотносимые с ним западные дешевки - поделки для бедных и утиль-сырье. Есть ли у нас иммунитет против этого? На рубеже 1980-1990-х годов мы не смогли спасти самих себя и проиграли находившемуся в тяжелом состоянии сопернику. Сегодня наше положение хуже? Мы живем в обществе либер-панка (В. Макаров), или либерастии (И. Смирнов). То есть, в обществе, комбинирующем худшие черты советского и буржуазного социумов и переплетающее их в немыслимых комбинациях. Я бы охарактеризовал общество либер-панка как общество самовоспроизводящегося разложения, где позднесоветские элементы подрывают и разлагают западные, буржуазные - и наоборот. В результате ничего по-настоящему нового не возникает. Это - общество-ловушка, своеобразный «туннель под миром» (Ф. Пол).

В России 1990-х - начала 2000-х годов, где некапиталистические и антикапиталистические традиции остаются весьма сильны, развитие капитализма приобретало «первоначальный», на практике - криминальный, асоциальный характер, а его героями часто становились социопаты из разных слоев - от причмокивающего мямлика из номенклатуры и комсомольского шустрика до рэкетира, у которого шевелюра «стартует» от бровей (лба не просматривается). Неудивительно, что место социалистической утопии коммунистического строя в РФ заняла социал-дарвинистская утопия, трудно представимая даже в логове капитализма. Асоциализм, пришедший на смену социализму, есть синтез местных традиций и капитализма. Не в силах ни уничтожить его, ни переварить социально, они вытесняют его в асоциальную, неоархаическую, неоварварскую зону, одна из главных характеристик которого - приватизированное насилие. В своих худших проявлениях общество либер-панка - это более или менее институциализированная социо-антропологическая деградация. С точки зрения исторической логики постсоветский строй на выходе из исторического коммунизма занимает нишу, эквивалентную НЭПу на входе.

Общество либер-панка - ни в коем случае не капиталистическое и тем более не буржуазное - как не была такой нэповская Россия. По своему содержанию экономический тип постсоветского общества мало чем отличается от такого советского, который, в свою очередь, уходит корнями в дореволюционное прошлое. Этот тип не только принципиально некапиталистичен, но даже и не рыночен. В РФ нет рынка, основанного на конкуренции, а есть монополия, основанная на власти. Только власть эта носит приватизированный характер. Указанная монополия приобретает «рыночные» (и то часто в фарсовом виде) черты, только вне страны, на мировом рынке.

Ясно, что монополия эта была обеспечена не только не рыночным, но и не правовым способом. Поэтому у нас и не может быть крупной буржуазии - только разбойно-паразитический по происхождению слой, ряженый в либеральные одежды. Черты «протобуржуазии» просматриваются в намечающейся тощей прослойке среднего класса. Но его-то как раз постоянно и систематически уничтожают, гнобят, стремятся «унасекомить». То, что у нас нередко представляют в качестве «среднего класса» (целые издания специализируются на решения данной задачи) - это низшие группы разбойно-паразитического класса и его медиа- и арт-обслуга . Таким образом, либер-панк - это внеправовая, внелегальная надстройка над приватизированными сегментами советской экономики, связанными с экспроприированной у населения народной (государственной) собственностью на недра. Социально-экономически либер-панк - это организация проедания того, что осталось от позднесоветского общества, ограниченным небольшим процентом населения, социальное гниение.

Рано или поздно любая власть РФ должна будет решить: сливаться полностью с либер-панковской «надстройкой» или срезать ее, как это было сделано с нэпом...

 

НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК КАК «СВЕРХЗАДАЧА»

 

- Как правило, из социальных кризисов выходят не на пути имперского строительства - это может быть следствием, а на пути создания (возникновения) нового человека. Возникновение христианства, протестантизма и (во многом) советского коммунизма - наглядные примеры. В спорах, развернувшихся в начале XVI века в Германии по вопросу кто виноват, стороны разделились. Одни говорили: виноваты попы, истребить их. Другие утверждали: ничего подобного, виноваты миряне, из их среды на освободившиеся места придут новые жадные попы. Ответ, оказавшийся исторически адекватным, дал Мартин Лютер: «mea culpa» - «моя вина», «я виноват». И пока я не истреблю в своей душе зло и жадность, ничего не будет. В ходе протестантской революции родился, выковался новый человек, новый субъект, способный создавать новые системы, новые империи - что бы кто ни говорил, а по-настоящему эрой империй в строгом смысле слова было Новое время, приход которого возвестила «революция, происшедшая в мозгу монаха» (К. Маркс).

Я не за то, чтобы опустить руки - нам нужна мощная держава, но ее можно построить только с новым человеческим материалом, с новым человеком - не "хомо шкурник" (голубая мечта эрэфских реформаторов), а Homo, способный ставить надличностные неэкономические цели. Для этого нужна «перезагрузка матрицы». Со старым материалом державу не построить, в лучшем случае криминальную державку, которая, естественно, будет тормозом на пути возрождения истинной державы.

На все это можно возразить: Россия уже дважды - во время смут начала XVII и начала ХХ веков - попадала в ситуации, похожие на нынешнюю (с той лишь разницей, что тогда была прямая оккупация) - и ничего, вылезла. В ХХ веке не разлетелась на куски, как Австро-Венгерская и Османская империи, а уже в 1930-е годы обернулась «добрым молодцем» СССР, который не только сломал хребет Гитлеру, но и вопреки американским предвоенным расчетам стал сверхдержавой. Какой ценой - другой вопрос, замечу лишь, что все новые системы возникают кровавым образом, все молодые общества жестоки - к себе самим и к соседям. Иначе не бывает, и сталинская юность советского общества здесь не исключение, а правило, которым тычут в нос почему-то только русским, требуя покаяния от них, но не от англичан за кровь Британской империи и не от американцев за миллионы индейцев, негров и других народов. В ХХ веке СССР показал: возможна развитая техническая цивилизация на антикапиталистической основе, антикапиталистический Модерн. А еще раньше, в XVIII веке Петр I показал, что возможен русский паракапиталистический Модерн. Все так.

- Однако ситуации начала XVII, XVIII и ХХ веков, будучи похожи друг на друга, существенно отличаются от нынешней...

- Действительно. Выход из разрухи и смуты и становление новых структур - Московского царства, Российской империи и СССР происходили в относительно благоприятных международных условиях: в Европе, а в ХХ веке - в мире шла борьба за гегемонию, Запад не был един, и сильнейшим западным державам было не до нас. Но как только на Западе заканчивались войны, все замирялись и появлялся новый гегемон-объединитель, начиналось общезападное наступление на Россию в виде «горячей» (Крымская в середине XIX в.) или «холодной» (во второй половине ХХ в.) войны. Как правило, мы терпели поражение.

Нынешняя ситуация такова, что СССР (Россия) не только капитулировал(а) в «холодной» войне, но и имеет перед собой противника невиданной силы. Нам противостоит глобальная система во главе с США, в которую, вдобавок, вписаны - экономически, политически, психологически - верхние слои РФ. Как когда-то русские князья были «вписаны» в золотоордынскую систему.

Поэтому успешные исторические аналогии трехкратного подъема и возрождения России на сегодняшний день не работают. Одно из необходимых (хотя и недостаточных) объективных условий подъема РФ - новый раунд мировой борьбы за гегемонию, мировая смута, крах долларовой системы - разрушение нынешнего глобального порядка.

 

«ЛИБЕРАЛЬНЫХ ИМПЕРИЙ» НЕ БЫВАЕТ

 

- Однако работа на слом глобальной системы упирается в проблему тех в РФ, кто обрел власть и богатство в 1990-е...

- У них двойственное положение: с одной стороны, в глобальной системе они - зависимый элемент, чаще всего - объект; с другой - они все же элемент этой системы, властно и экономически выигрывающий от ее функционирования (аналогичная дилемма, правда, несколько в ином разрезе, стоит перед Китаем).

Долгосрочные целостные интересы правящих слоев РФ (прежде всего интересы сохранения власти) требуют демонтажа нынешней мировой системы - триумф глобализации окончательно загоняет их в угол. Важным аспектом здесь является и то, что в нынешней - глобализирующейся - мировой системе послесоветские властно-экономические слои поставлены в жесткие рамки, а потому их поведение легко просчитывается, а следовательно - направляется. Ослабление, разбалансировка современной мировой системы ослабит рамки, сделает их более проницаемыми, а потому увеличит степень свободы правящих групп РФ и сделает их менее предсказуемыми, что само по себе есть мощное оружие в мировой борьбе.

В то же время, краткосрочные частные интересы верхних слоев РФ заключаются в продолжении процесса глобализации, в сохранении нынешней системы. И это реальное противоречие, которое находит отражение как во внутренней, так и во внешней политике, более того - разводит и противопоставляет их. Укрепление державности плохо совместимо с рыночной трансформацией РФ, так как такая трансформация объективно ослабляет государство и укрепляет позиции тех, кто работает против восстановления державности. Державность России и рыночная система (капитализм) практически несовместимы как во внешнеэкономическом (сырьевая ориентация) и внешнеполитическом (слабость государства) планах, так и во внутреннем плане. Опять же - слабость государства, но в ином аспекте, ведущая к его распаду, и, что не менее важно, резкая социальная поляризация, формирующая раскол социума на два «уклада» (Ключевский), чуждых и враждебных друг другу до состояния «двух наций» (Дизраэли) со всеми вытекающими отсюда последствиями. Все это говорит о неизбежности выбора и, по-видимому, период 2008-2012 гг., самое большее - 2008-2016 гг. станет критическим моментом этого выбора, водоразделом.

За последние 5-6 лет немало сделано для восстановления державности, но, во-первых, мы пока что лишь отползли от края пропасти, у которого оказались после катастрофы 1991 г. Во-вторых, те сдвиги, которые налицо, еще более четко проявляют существующее противоречие между державностью и рыночностью («либеральных империй» не бывает, это - от лукавого).

Слабая, сырьевая экономика и зависимые верхи - плохая комбинация. У СССР была намного более сильная экономика, чем у РФ, однако проблема верхов антикапиталистической системы, интегрированных в капсистему по линии потребностей (а, следовательно, и психологии) сыграла решающую роль в крушении СССР. Да, советская экономика переживала кризис; да, гонка вооружений была тяжелым бременем. Но дело здесь не столько в экономике, сколько в социальных интересах группы, системообразующей для данной системы. Объективная причина гибели (а точнее - сдачи и гибели) СССР[4] - не в экономике, а в социальных интересах активной части его верхних слоев, тесно связанных с Западом. В эпоху массовых обществ исход борьбы, в конечном счете, определяется результатом схватки властных и интеллектуальных элит, воплощающих целостность своих обществ. СССР так и не смог сформировать антикапиталистическую целостную верхушку. С середины 1950-х годов советские верхи прочно подсели на западную иглу в удовлетворении материальных и культурных потребностей. Запад с помощью «хищных вещей века», прежде всего бытовых, которые СССР не производил - он не был ориентирован на роскошь, - аннексировал у советской верхушки главную социально-психологическую сферу - сферу потребностей. Это означало разрыв социальной целостности, целостности совокупного общественного процесса: одна из фаз этого антикапиталистического процесса у его верхов была присвоена капитализмом со всеми вытекающими последствиями.

Западная (американская) массовая культура, которую Зб. Бжезинский правильно называет одним из мощнейших видов оружия США в борьбе за мировое лидерство, западная мода (от одежды до музыки) - все это, вторгаясь в совсистему через ее верхи, подрывало ее. Интеллектуальная обслуга верхов с 1960-х годов (об этом те из них, кто дожил до наших дней, говорят и пишут не стесняясь) начала активно внедрять в свои аналитические записки и работы элементы западной социологии, политологии, экономической теории. То есть начала смотреть на мир глазами главного противника, косвенно - приняла его позицию, а следовательно - его правоту. Отсюда - неизбежное поражение. Наша нынешняя ситуация - результат поражения советской верхушки, но на этой пораженческой основе, а не на ее преодолении сформировалась верхушка постсоветская. Остается лишь надеяться на негативный опыт, на то, что за одного битого двух небитых дают.

- Действительно, правящая верхушка СССР не использовала в борьбе и четверти накопленных в стране возможностей и резервов - в виде промышленных возможностей, человеческого капитала высшего сорта, разработанных технологий всех видов, промышленных и военных возможностей, геополитических позиций. А все потому, что млела перед Западом, была очарована им. Впрочем, не так ли было и до советской эпохи, в случае с русским дворянством, с его низкопоклонством перед Европой?

- То, что советская верхушка в 1970-1980-е годы не использовала материального и научного потенциала страны в борьбе на мировой арене, это естественно. В массе своей некомпетентная, тупая и трусливая, она плохо представляла эти возможности. Будучи сытой и ленивой (а зачем напрягаться - нефтяные деньги капают - и хорошо!), она и не хотела это делать. Более того, упор на развитие высокотехнологических областей объективно угрожал и сырьевому «сектору» (многие добавляют сюда и атомный), уже крепко повязанному с Западом и, самое страшное для номенклатуры, выводил на первые властные рубежи новые социальные группы, делая партноменклатуру если не лишней, то второстепенной. Ясно, что на такое эта группа пойти не могла.

Что касается дворянства, то во многом дело обстоит именно так, как вы сказали. Вестернизация русского дворянства, стартовавшая в XVIII веке, привела к формированию «двух укладов», представители которых противостояли друг другу как по сути представители двух различных этнических групп. Именно этим во многом объясняется крайняя жестокость гражданской войны. Революция сняла противоречие между двумя укладами. Новая система возникла как целостное противостояние Западу, капитализму, которое, однако, с середины 1950-х годов стало слабеть.

Сейчас принято высмеивать Сталина за тезис о построении социализма в одной стране. Но Сталин имел в виду не просто страну, а страну - мировую систему, обособленную от капиталистической и развивающуюся как альтернативная, антикапиталистическая система - по своим, не рыночным законам и, самое главное, не конкурирующая с капитализмом на его поле (мировой рынок) и по его правилам. СССР должен был стать и новой системой, и новой цивилизацией, и новой - протоглобальной - общностью. Так он и развивался до середины 1950-х годов, пока совноменклатура не решила интегрироваться в мировую систему. Отмечу здесь две причины этой интеграции. Во-первых, поскольку номенклатура превращалась в квазикласс, ей не нужны были мировые потрясения, тем более что капсистема стабилизировалась и в мире появилось ядерное оружие. Отсюда - курс на мирное сосуществование и интеграцию в мировую экономическую систему. Во-вторых, в середине 1950-х годов у советского руководства возникло убеждение, что оно сможет переиграть капиталистический мир на его собственном, т.е. на чужом для себя поле и по чужим правилам. С этого момента шансы СССР на системно-историческое поражение стали расти.

Справедливости ради надо признать: не только советские, но и многие западные лидеры 1950-1960-х годов считали, что СССР переиграет США, Запад в экономической борьбе. При гонке вооружений главной значимой формой интеграции СССР в мировой рынок могла быть преимущественно сырьевая, и СССР стал превращаться в военно-сырьевую державу, верхушка которой удовлетворяла свои материальные (а с какого-то момента и массовокультурные) потребности посредством западных товаров, о чем я уже говорил. В 1980-е годы совпали - и отлились в блок конкретных интересов групп, заинтересованных в развале страны - структурно-экономический кризис, усугубленный организованным по инициативе А. Хашоги - Р. Рейгана обвалом цен на нефть, кризис верхов и западное политическое давление.

Один из уроков гибели СССР и проекта Красного Модерна заключается в том, что правящая элита должна стараться жить антикапиталистически. Сталин (а впоследствии Мао в Китае) решал эту проблему, снимая целые слои номенклатуры («Мы снимаем людей слоями» - Л. Каганович). Однако такая технология власти работает только до тех пор, пока верхушка не отстоялась, не стала особой группой. Как только это происходит, начинается сопротивление, которое заканчивается свержением или уничтожением «прочесывающего вождя». Я уже не говорю о том, что чистки - ненормальная форма функционирования общества, ослабляющая и деморализующая его, ведь они распространяются сверху вниз, вызывая мощную волну снизу, которая приобретает самостоятельную логику и динамику и начинает «метелить» верхи снизу. Эффективных «точечных», селективных «чисток» пока что еще никто не изобрел. Проблема формирования верхов, адекватно воплощающих и реализующих антикапиталистический социум как целое, по-видимому, одна из наиболее серьезных проблем Красного Проекта, его конструкторов и архитекторов. СССР эту проблему не решил.

 

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ФОРМА РУССКОГО БУДУЩЕГО

 

- Значит, при строительстве новой, Пятой империи[5] нам следует, во-первых, перенести конкуренцию с противником на свое поле. Образно говоря, предлагать людям не «золотые унитазы», а нечто совершенно другое. Скоростной транспорт нового типа, связывающий материки. Новую чистую энергетику и доступное, качественное жилье. Новую, высокоэффективную и недорогую медицину. Методы развития способностей личности. Короче говоря, стиль счастливой, свободной и здоровой жизни. Будет у нас это - и унитазы нам принесут в обмен на возможность перенять у нас такую жизнь.

А во-вторых, нужно воспитывать правящую элиту высшего сорта, давая ей нечто, перед чем потребительские ценности капитализма померкнут. Покажутся дрянными дешевыми стекляшками в сравнении с алмазами. Может, то будут особые, сверхчеловеческие качества. Особый стиль жизни, опять же. Тот, что даст чувство превосходства над противником и внушит ответственность за судьбу людей своей цивилизации. Нужна элита, нацеленная не на темные стороны власти, не на уничтожение человечества, а на высокую миссию подъема своей страны.

- Я не представляю, как можно воспитать элиту нового типа в нынешних условиях. Будучи реалистом, я полагаю, рассчитывать можно только на то, что какая-то часть правящих слоев в своих интересах - то есть, в интересах борьбы за власть и ресурсы - будет вынуждена сделать державно-патриотический выбор и ликвидирует общество либер-панка. Так же, как когда-то группа Сталина ликвидировала НЭП - сверхкоррумпированную систему с сырьевой ориентацией, угрожавшую как внутренней, так и внешней безопасности СССР.

Отдельный разговор - Пятая империя. Скажу сразу: как историка, как ученого, старающегося оперировать понятиями, а не поэтическими метафорами, меня эта идея не убеждает. Когда мы произносим слово «империя», то эмоционально подразумеваем следующее: мощное централизованное государство, построенное на принципе исторической преемственности (СССР, Россия, Московия, Киевская Русь) и традиционных русских ценностях, центральное место среди которых занимает социальная справедливость (отсюда - социальная ориентация на деле, а не на словах, некапитализм). Это государство должно эффективно охранять и беречь русское пространство в его естественных границах.

Все это вовсе не характеристики только империи, это характеристики великой державы. Как правило, крупные империи - это великие державы, но не всякая великая держава - империя. Начнем по порядку. Откуда «Пятая» империя»? СССР не был империей, он был принципиально новой и намного более интересной конструкцией - протоглобальным сообществом, как и США, только антикапиталистическим. Превратиться в глобальное не получилось ни у нас, ни у них - по разным причинам. Никогда не была империей Киевская Русь. Империей в формальном смысле слова было Петербургское самодержавие. Но оно рухнуло, поскольку время классических империй ушло, и его не повернуть вспять - в истории ничего нельзя реставрировать. Это - первый момент.

Второй момент заключается в том, что империи всегда вознаграждали имперский, «метропольный» народ. Но это не ситуация Российской империи (Петербургское самодержавие), которая так допекла русских, что они - прежде всего они, а потом уже масоны, евреи, немцы, англосаксы, кто угодно - ее разрушили[6]. СССР - если считать его «Четвертой империей» - вообще стартовал как антирусская структура, ситуация начала меняться лишь к середине 1930-х годов и то частично. В течение всей истории СССР отсталые национальные республики развивались за счет более развитых русских регионов. Только славянские республики, прежде всего РСФСР тратили меньше, чем зарабатывали, остальные тратили намного больше, живя за счет (велико-, мало- и бело-) русской помощи. И в 1960-е годы это принесло свои результаты, выразившиеся, в частности, в подъеме экономики, культуры неславянских республик. Однако национальное возрождение республик обернулось национализмом и антирусскими настроениями, которые местные кадры раздували с 1980-х годов. Как говорится, «не делай добра...». В послевоенный период коммунистическая власть не была русофобской, как в 1920-е годы, но она стимулировала развитие прежде всего нерусских народов и весьма опасалась русского национального возрождения, «расизма».

Не могу не процитировать В.Д. Соловья: «Как "старая" империя, так и Советский Союз существовали и развивались, опираясь не только на материальные ресурсы и биологическую силу русских, но и, не в меньшей степени, на их символические, моральные, экзистенциальные ресурсы. Проще говоря, у русских брали потому, что они внутренне были готовы отдавать, а когда эта готовность иссякла, улетучился и Советский Союз».

Таким образом, русские, державообразующий, метропольный народ, и в «старой» империи и в СССР не только не грабили, не эксплуатировали окраины, как это имело место в империях Запада и Востока, но развивали их, отдавая свое, и зачастую жили хуже «меньших братьев». В российской империи поляки и финны получили конституцию, когда русские и мечтать об этом не могли; крепостное право в Прибалтике отменили раньше, чем в России; о роли немцев («Назначьте меня немцем, государь»), кавказцев и других при дворе я уж и не говорю. И это называется «империя»? А как же тогда называть империи, в которых метрополия жила за счет колоний, периферии? Певцам «белого» и «красного» имперских проектов я бы порекомендовал задуматься о судьбе русских в этих проектах.

Третий момент. Империя есть политическая форма. То, что называют «империей», «имперскостью» в России имеет отношение прежде всего к социальной организации, к социальной ткани. Это в большей степени способ социальной организации, организации народа как «текучего элемента русской истории» (Ключевский); «имперскость у нас - это социальная ткань пространства (в этом плане отдаленный аналог Российской империи - Римская). Поэтому, в отличие от Запада, крушение русских «империй» влекло разрыв социальной ткани и восстановление «общества» было синонимом восстановления «империи», а точнее было бы сказать державы или русской власти как единственной формы организации, адекватной русскому пространству.

В русской истории пространство играет особую роль. По сути именно оно (количественно и качественно, т.е. как тип ландшафта) - одно из главных, если не главное, богатство (и оружие) русских. И уж точно главная русская субстанция, по поводу которой складываются властные и социальные отношения. С этой точки зрения, защита русского пространства есть автоматически защита властной и социальной организации - и наоборот. Тип экспансии, характерный для русских, - не завоевание, а, как верно отмечает В.Ю. Царев, обживание, что, однако, не исключает и завоеваний. Тем не менее, в отличие от англосаксов, мы не ставили задачу физического истребления местных этносов и, в отличие от китайцев (ханьцев), не поглощали и не растворяли их в себе этнодемографически.

«Империя» была формой жизни-обживания русскими евразийского хартленда, причем русские оказывались «победителем, который не получал ничего», и до определенного времени русское население готово было с этим мириться. Однако с какого-то момента империя начинала высасывать из державообразующего народа все соки, власть отчуждалась от народа и уничтожение такой власти, особенно если она и в сфере культуры воспринималась как чуждая, нарушала негласный «морально-экономический» общественный договор, становилось вопросом времени. Хрупкий баланс между «имперскостью» как способом освоения пространства и удержания его не только как территории, но и как ценности («русская земля»), с одной стороны, и тяжестью материального и психоисторического бремени, с которым готов был мириться русский народ, нарушался - и хребет «империи» ломался. Русские готовы были терпеть «державу» как необходимость, даже если она была жестокой, но не как несправедливое и чуждое бремя. Впрочем, хребет ломался и потому, что в глазах населения, прежде всего русского, власть оказывалась не только паразитом (т.е. чем-то несправедливым), но и слабым паразитом, не способным к противостоянию внешним силам.

Защита, сбережение не только народа, но и пространства - одна из главных задач. Решение именно ее - проверка жизнеспособности властных конструкций. Здесь РФ в ее нынешнем - рыночно-административном - состоянии не представляется жизнеспособной конструкцией. Рынок по определению разрывает русское пространство, Россия как рыночное государство невозможно. Невозможно государство Россия и как элемент мирового рынка, тем более - зависимый, сырьевой. Мы это уже проходили с пореформенной Россией - двух Александров и одного Николая. Кончилось все финансово-экономической зависимостью от Запада и революцией, разорвавшей эти путы.

У меня нет ощущения, что РФ в ее нынешнем состоянии сможет эффективно противостоять внутреннему сепаратизму и внешнему давлению (экономическому, политическому, демографическому, социокультурному), а ведь русское пространство - земля и вода - не менее, если не более ценный ресурс, чем нефть, газ или алмазы.

- Значит, задача новой русской империи - настолько подняться в качественном отношении, чтобы воевать не числом, а умением. Чтобы сохраниться и развиться, обладая даже небольшим населением!

- Желательно все-таки, чтобы население было большим, ну а бить противника надо всегда по-суворовски, тем более что русских становится меньше, причем не только за счет сокращения рождаемости, как это происходит с населением Запада, но и за счет роста смертности, в основном мужиков в возрасте от 20 до 60 лет. И это тоже системная социально-демографическая черта РФ.

- Значит, новая империя - извините за метафору - не должна больше вычерпывать жизненные силы русских. Мы не должны жить менее богато, чем соседи по империи, и платить жизненными силами за стабильность сверхдержавы. Раньше так происходило из-за несовершенства доиндустриальных и индустриальных технологий. Тогда русским приходилось рвать жилы на заводах и стройках, пока малые народы рожали детей. А технологии следующей эры эту проблему снимут начисто! Грядет эра безлюдных производств. А те блага (например, жилища), что в индустриальную эру стоили очень дорого, с помощью новых технологий станут дешевыми. И тогда русские смогут строить империю, богатея и размножаясь!

- Звучит прекрасно. Но как совместить технологический рывок с господством сырьевых элит - вот в чем вопрос. Как осуществить русский властно-технический реванш в глобальном мире, где русские - не субъект, а объект? В мире, который мы плохо знаем? Парадокс, но в начале XXI века мы плохо ведаем, как устроен и работает современный мир (на уровне теоретического осмысления, концептуальной информации - почти не знаем). Мы плохо знаем собственную страну в ее прошлом и настоящем, а следовательно, едва ли можем адекватно прогнозировать будущее. Наконец, мы плохо представляем себе логику и механизм функционирования России в мировой системе. Более того, за последние 15-20 лет, в ходе и после горбачевско-ельцинской катастрофы, мы, похоже, вообще прекратили работу по концептуальному анализу мирового развития в его трех временных ипостасях, а перешли на экспорт западного интеллектуального старья - целый сонм брокеров и компрадоров от науки делают себе на этом имя и деньги.

Необходимое условие рывка - адекватное знание о мире и о самих себе, о нашем настоящем и прошлом, его демифологизация. Нам необходим безжалостно-честный по отношению к самим себе, принципиально новый тип социально-исторического и гуманитарного знания, отражающий русские опыт, ценности и интересы. Наши - а не чужие, обслуживаемые у нас либер-панковской «пятой колонной» экспертов-компрадоров с психологией смердяковых. Знание не создается империями, это империи создаются знанием, которое - сила. Знание создается Академиями (не путать со структурой РАН, близкой к состоянию «жизнь после смерти»). Сначала ум, а потом сила. А между ними - воля.

Завершая, скажу: вообще-то неважно, как будет называться новая Россия - Пятая империя, Новая держава или иначе. Главное не в этом. Это должна быть великая держава, адекватно вознаграждающая державообразующий народ, который строил ее в течение столетий и сегодня впервые за последние 400 лет составляет более 80% населения - как ханьцы в Китае. Это должен быть строй, воплощающий традиционную русскую ценность - социальную справедливость. А еще власть, обладающая крепкой броней, быстрыми танками и ядерным оружием нового поколения, а потому способная охранить и сохранить русское пространство и живущие на нем народы, обеспечить им достойную их жизнь.

Будут ли нас любить? Скорее всего - нет. Сильных не любят. Да нам и не надо. Самое главное, чтобы мы уважали сами себя, свою историю - вопреки всему очернительству. Чтобы всегда могли объяснить другим, что надо нас уважать. А руководством к действию должна стать замечательная поговорка англосаксов: «Right or wrong, my country» («Права или неправа - но это моя страна»).

Иными словами, если «Пятая империя» окажется эффективным политическим лозунгом восстановления социальной (народной) державы и позволит нам выйти из своего кризиса, преодолев национально-религиозную фазу Смуты, а затем проскочить и глобальный - пусть будет Империя. Хотя я предпочел бы Державу.

 

Беседовал Максим Калашников

 

RPMonitor.ru

13.11.2006 г -21.11.2006 г.



[1] На наших глазах привычный нам мир меняет свои очертания. Цивилизация глобального потребления стремительно движется к своему финалу, вползая в эпоху глубочайшего и многослойного кризиса. Какие цели в этот период должны ставить перед собой мы? Имеем ли мы право ограничиться лишь тем, что диктует инстинкт самосохранения? Очевидно, наши задачи - иного плана. Перед лицом наступающего кризиса мы должны думать не только о том, чтобы выжить, но и о том, чтобы победить. А для этого нам нужно знать этот мир в его настоящем и прошлом, видеть его реальные проблемы в системно-исторической ретроспективе. В контексте заявленной RPMonitor темы наступления глобального кризиса мы предлагаем читателям цикл бесед с известным русским ученым и публицистом Андреем Ильичем Фурсовым, директором созданного в 1997 г. Института русской истории РГГУ. Отметим, что наш собеседник - автор известных работ о русской истории и русской власти, об истории капиталистической системы и Востока, о геополитике и глобализации, о мировых войнах и идеологии, уделяет в своих трудах особое место проблематике макроисторических кризисов.

[2] Весьма спорное, мягко говоря, суждение, которое справедливо лишь по отношению к Польше, частью которой владела Российская империи с 1815 по 1915 год. В правовом отношении эти земли оставались в составе российского государства до 1939 года (прим. ред. ЗЛ).

[3] Характеристика кризиса русского государства в конце XX столетия менее всего может быть выражено термином «крушение».

[4] Крушение или гибель СССР - все-таки метафора, а не понятия. Да, сложившееся после 1917 года общество в российском государстве погибло в 90-е годы, разложилась и исчезла центральная государственная власть, но не государство Российское. Нечто подобное происходило в начале XX столетия и во времена Смуты.

[5] Россия не Франция, и строительством множества империй или республик не занимается. Изобретение главного редактора газеты «Завтра», будем надеяться, останется фразой, лозунгом, и не более того.

[6] Вряд ли нужно смену строя, уклада, образа правление в государстве изображать как разрушение государства.


Реклама:
-