Журнал «Золотой Лев» № 91-92- издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

В.В. Аверьянов

 

ДВА КОНСЕРВАТИВНЫХ МАНИФЕСТА

 

Манифест – это специальный жанр, молочная пища, пригодная для тех, кто не готов к усвоению пищи твердой, трудной, кто нуждается в том, чтобы истину ему «разжевали и в рот положили». Манифест не должен содержать в себе головоломок, темных символов, небрежных риторических оборотов и незаконченных идейных поисков.

 

В первой половине 2006 года в Москве были обнародованы сразу два манифеста русских консерваторов: Императивы национального возрождения (на сайте pravaya.ru) и Русский политический консерватизм (на сайте apn.ru). Причем имели они во многом сходные идеологические и философские предпосылки. Прежде всего, основные авторы обоих манифестов принадлежат одной и той же среде консервативного сообщества, сложившегося и созревающего уже в путинской России. Речь идет о новом поколении консерваторов («младоконсерваторах»). И это несмотря на то, что среди подписавшихся под одним из манифестов есть такой политический зубр как Сергей Бабурин и такой старожил патриотического андеграунда как Владимир Карпец.

Консервативные манифесты в послесоветской России - явление не новое. Можно назвать в качестве примеров предвыборную программу партии Льва Убожко или более адекватный документ, созданный для Конгресса русских общин в середине 90-х гг. Андреем Савельевым и Сергеем Пыхтиным и принятый тогда в качестве базовой идейной платформы Дмитрием Рогозиным. Однако манифесты младоконсерваторов - явление новое. Они - плод совместного общения и творчества довольно обширной среды, породившей в 2003-2005 гг. такие начинания как Консервативный пресс-клуб, Консервативное совещание, Русская доктрина (Сергиевский проект). 2006 год стал годом подведения предварительных итогов этой свежей, действительно молодой волны.

Манифест, вышедший на pravaya.ru, подписали 9 политиков и публицистов (далее будем называть его Манифест девяти), при этом подразумевалось, что тем самым они создают идейную основу для формирования Национально-консервативного союза - новой коалиции, формируемой под эгидой Сергея Бабурина. Соответствующая задача подтверждается следующими словами из Манифеста:

 

«Призываем все патриотические силы России, отложив споры о приоритетах и частностях, объединиться на основе этих императивов в национально-консервативный союз».

 

Бабурин за долгие годы своей политической карьеры создал уже немало структур и предвыборных союзов, как правило, карликовых. Очередной из этих проектов, как видим, делается теперь с использованием части младоконсервативного сообщества. При этом бабуринская «Народная воля» выступает в качестве основного костяка нового «консервативного» союза, а также, видимо, в качестве заказчика самого Манифеста.

Текст, вышедший на apn.ru, и объявленный Манифестом Лиги консервативной журналистики, не связан пока ни с какой предвыборной структурой, хотя авторы его - четверо младоконсерваторов (Дмитрий Володихин, Борис Межуев, Михаил Ремизов, Владимир Тор) оговорились, что, возможно, займутся формированием политической партии. Претензии Манифеста (далее - Манифест четырех) содержатся в следующей формуле:

 

«Приверженность декларированным в нашем манифесте принципам является главным признаком принадлежности к сообществу русских консерваторов».

 

Ни для кого не секрет, что Лига консервативной журналистики создавалась под патронажем Института национальной стратегии (сиречь Станислава Белковского).

В каком-то смысле - как некие пробные шары - два этих текста, может быть, и своевременны. Однако, по существу дела о своевременности создания консервативного манифеста говорить не приходится. Ведь можно плодить манифесты в количестве неимоверном - при этом возникнет не столько здоровая конкуренция идей, сколько стрельба мелкой дробью. А в результате девальвируется идея понятного людям, ясного и последовательного национального консерватизма.

Дело еще и в том, что манифест - очень сложный жанр. Большие политические идеи с трудом отливаются в чеканные, лапидарные формулы. Каждая такая формула должна быть выстрадана. Иначе получается безответственный текст с некоторым комичным эффектом хотя бы даже в силу того, что он претендует на довольно-таки напыщенное имя «манифеста». За манифестом по определению всегда стоит огромный контекст. Передать силу и магнетизм большого контекста через фразы-символы - сложнейшее искусство. Манифест предполагает, что у его авторов есть развернутая идеология, доктрина, программа действий, какая-то «бездна смыслов», которая открылась им. И он призван символизировать собой эту бесконечность. При несоблюдении композиционных и концептуальных пропорций вместо фраз-символов получаются формулы, которые искажают смысл породившей их идеи.

К сожалению, оба новых манифеста не избежали этой беды.

Так, в «Императивах национального возрождения» (Манифесте девяти) встречается немало непригодных для Манифеста определений, которые можно истолковать в совершенно превратном смысле. Например, такое:

 

«Государство Российское - это социально-представительное государство с сильной и преемственной Верховной властью».

 

Что значит «социально-представительное»? Что понимать под сильной властью? Ответы остаются за кадром. Или другое выражение, которое входит в определение консерватизма:

 

«Будущее есть заново осознанное и улучшенное Прошлое».

 

Многие читатели подумают, что речь идет о «приукрашивании» прошлого, его идеализации.

Насквозь непроходим пункт 5. Процитирую его:

 

«Народное Благо и Народная Воля - два неразрывно связанных между собой священных принципа. Развитие народа прочно только тогда, когда идет самостоятельно и свободно, когда каждая идея, имеющая возможность воплотиться в жизнь, проходит через сознание и волю народа».

 

Здесь за скобки вынесено практически все, что в этих скобках содержалось. Для людей, не углублявшихся в идеологию партии С. Бабурина «Народная воля», эти лозунги звучат абстрактно, почти заумно. Вообще какой-то синтез идей «народничества» XIX века с идеями нынешних младоконсерваторов может оказаться плодотворным. Но для этого нужно провести огромную умственную работу, результатом чего стала бы способность сформулировать в коротких и понятных словах, как консерватизм предоставит народу, его воле и его сознанию, идею его же собственного блага. Пока такой способности авторы Манифеста не демонстрируют.

Не меньше удручает и пункт 7, который звучит следующим образом:

 

«Армия и флот - главные союзники России в окружающем ее мире. Пропагандистские кампании, подрывающие безопасность страны, неприемлемы».

 

У Государя Александра III высказывание про армию и флот вытекало из жизненной и политической ситуации, было порождено конкретными историческими условиями и потому зажило своей жизнью, жизнью крылатой фразы. Однако в Манифесте, который должен являться самостоятельным и завершенным в себе документом, блестящий афоризм, который был бы уместен в другой ситуации, оборачивается какой-то ерундой: «флот и армия в окружающем мире». К тому же к ним пришит невразумительный тезис про пропагандистские кампании, проводимые непонятно кем и на чьи деньги. Если создатели Манифеста хотели привлечь этим пунктом русских военных и силовиков и укорить дискредитирующих нашу армию радикальных либералов - им это вряд ли удалось.

Теми же пороками - рыхлостью и незрелостью - страдает и манифест «Русский политический консерватизм» (Манифест четырех). Большие вопросы вызывает само определение консерватизма:

 

«Консерватизм есть идеология, нацеленная на сознательное удержание идентичности, сохранение живой непрерывности эволюционного развития».

 

Вообще весь текст этого Манифеста наукообразен, изобилует всевозможными специальными терминами, почему его следует понимать скорее как манифест, написанный для интеллигентов, чем для широких слоев консервативно ориентированных людей. Тем более непонятно, зачем было применять столь спорную для консервативного уха категорию как «эволюционное развитие». Одно это понятие способно вызвать в среде консервативных интеллектуалов бурную дискуссию и уже поэтому оно не годится в качестве базовой черты для определения консерватизма. Но не годится оно и по сути - ведь консерваторы стремятся сохранять идентичность в любых условиях, в том числе и не-эволюционного развития.

Один из «принципов русского политического консерватизма» назван, в соответствии с концепцией Михаила Ремизова, «цивилизационным антиглобализмом». Мне уже приходилось писать [http://www.apn.ru/publications/article1798.htm], что это крайне неудачное именование того, о чем Ремизов хотел сказать. «Антиглобализм» - термин не новый и достаточно устоявшийся. Расшифровка этого ремизовского принципа в Манифесте мало согласуется с тем, что знают и думают об «антиглобализме» обычные люди. Другой принцип носит в Манифесте четырех название «демографический национализм», однако, далее по тексту речь не идет о собственно демографии, но только о миграционной политике. Странная недоработка, учитывая, что Манифест по жанру обязан быть отточенным, выверенным.

Далее Манифест четырех ведет критику «ура-либерального» принципа «эффективности волшебной руки рынка» и взамен его выдвигает свой принцип «цивилизационного развития», которое, цитирую: «может опираться как на рыночные механизмы, так и - когда это целесообразно - на административное регулирование». И на этом ставится точка. Мысль сама по себе, конечно, правильная, но для символического определения консервативного курса в экономике совершенно недостаточная, даже ущербная.

Так же как лозунг гармонизации рыночного и административного в сфере экономики, беспомощными выглядят и попытки авторов данного Манифеста скрестить идеи государственничества и гражданского общества. Правилен сам посыл не причислять к гражданскому обществу тех деятелей, которые работают против интересов Русской цивилизации. Но это благие пожелания, не более того. Непонятна и концовка пассажа:

 

«Свободные граждане - те граждане, которые никогда и ни при каких обстоятельствах не отрекутся от своего народа и своей страны».

 

По-моему, «свободные граждане» (люди с российским гражданством, при этом ничем больше не связанные) вполне способны отречься от чего угодно. Здесь, видимо, имелись в виду ответственные граждане, но это далеко не то же самое, что свободные.

Весьма обрывочно и невразумительно звучит и следующая идея:

 

«Одна из задач русского политического консерватизма состоит в "обмирщении" православного христианства, в непростом, но творчески продуктивном деле сочетания православной религиозности с современной цивилизацией».

 

Если разрабатывать эту идею, необходимо показать механизмы ее реализации и на базе таких продуманных механизмов уже и формулировать манифесты. Иначе идея «обмирщения» рискует не стать основанием для взаимопонимания. В итоге же все может обернуться с точностью до наоборот: православная традиция будет отдельно, современная цивилизация - отдельно. А консерваторы угодят в провал между двумя этими пластами культуры.

Хотя авторы двух документов и сочувствующие им выступили с критикой друг друга (столкновение претензий на объединяющую роль, попытки определить Манифест девяти как «правый» консерватизм, а Манифест четырех - как «левый» и т.п.), тем не менее большинство из них остаются частями единого интеллектуального поля, к сожалению, растаскиваемого под разные проекты. Несмотря на критический и местами едкий тон своей статьи, должен сказать, что к большинству соавторов обоих Манифестов я отношусь с глубокой симпатией, уважаю их деятельность и усилия по формированию в нашем обществе консервативного лагеря и призываю к тому, чтобы внешнее размежевание не заходило вглубь, чтобы участие в каких бы то ни было проектах, которых у нас должно быть много, не становилось важнее объединяющих нас принципов. Проекты приходят и уходят, а русский консерватизм должен занять достойное место в обществе и больше никогда это место никому - ни либералам, ни радикалам - не уступать.

Наконец, чтобы не быть односторонним, отмечу и то, что в разбираемых Манифестах содержатся удачные определения. В этом смысле свой вклад в копилку русского консерватизма они вносят. Вот два примера из Манифеста девяти:

 

«Русский народ, создавший и защитивший на протяжении столетий Российскую государственность, в силу этого имеет первенство чести в семье братских народов России, где неприемлемы проявления ксенофобии, шовинизма, расизма». Другой пример: «Традиционные российские конфессии не являются альтернативой Православию».

 

Здесь авторы по хлесткости и риторической собранности действительно поднимаются на уровень хорошего Манифеста. Приведем и примеры из Манифеста четырех:

 

«Лозунг русских политических консерваторов: не общество - для элиты, но элита - для общества».

 

Или другой удачный тезис, хорошо вписанный в общий контекст Манифеста:

 

«Если лица, "власть предержащие", не могут или не захотят должным образом исполнять свой долг перед русской цивилизацией - они, с точки зрения русских политических консерваторов, утрачивают необходимое условие своей легитимности».

 

Здесь авторы Манифеста четырех отчасти полемизируют с Манифестом девяти, заявивших о «священности власти», однако это противоречие лишь на поверхностном уровне.

Вообще в двух Манифестах радует, что они вполне отражают представление о русском консерватизме как самобытном, духовно суверенном идейном течении, непохожем во многом на европейских консерваторов или, упаси Бог, на американских «неоконсерваторов». Метафизика русского политического консерватизма, его духовные истоки, настрой его мироощущения едва ли не противоположны консерватизму Черчилля, Тэтчер, Рэйгана, Бушей и т.д.

Огорчает другое: авторы Манифестов не имеют права на недостаточную «вразумительность» формулировок. Манифест, кредо не должен содержать в себе головоломок, темных символов, небрежных риторических оборотов и незаконченных идейных поисков. В идеале в Манифесте вообще следовало бы избегать не отшлифованных до блеска концептуальных формулировок. То, что допустимо в статье, в монографии, в большом труде, где специально создается широкое смысловое поле для понимания и усвоения сложных категорий, часто неприемлемо в жанре кредо. Поэтому, если бы четверо младоконсерваторов написали несколько статей о консерватизме с разными мнениями и оттенками - возникла бы понятная в своих целях и полезная для всех дискуссия. Но умножать манифесты сегодня значит расхолаживать идею интегрированной консервативной волны.

Манифест - это специальный жанр, молочная пища, пригодная для тех, кто не готов к усвоению пищи твердой, трудной, кто нуждается в том, чтобы истину ему «разжевали» и «в рот положили». Но пока получается, что младенцам под видом молочной пищи скармливают нечто другое. И хотя русским консерваторам необходима цветущая сложность своих проектов, клубов, заявлений (особенно заявлений по конкретному поводу), манифесты не должны выпекаться как блины. А тенденция такая намечается. Если она закрепится, и каждый заметный идеолог предложит по своему манифесту, то во-первых это обессмыслит сам жанр, а во-вторых публика просто устанет от консерватизма как повода для заявлений и «полу-окончательных» идеологических претензий.

Все это, на мой взгляд, свидетельствует о том, что объединяющий русских консерваторов Манифест - еще впереди.

И он обязательно будет написан.

 

13.09.2006 г.


Реклама:
-