(26 марта выбирается не президент, а путь развития)

Европа, историю которой в России знают лучше, чем какую-либо иную, демонстрирует нам непрерывное, под углом зрения столетий, изменение своих идеологических, экономических и политических форм. Если отсчитывать с начальных веков Христианства, Средневековье шаг за шагом разбивало устоявшиеся родовые общины. Затем Реформация, Ренессанс и Гуманизм боролись против уже упрочившихся порядков, сложившихся под знаменем Средневековья. Потом в борьбе с Просвещением победили идеи и силы, из которых вышли новые европейские национальные государства, появившиеся благодаря революциям на Британских островах, в Нидерландах, во Франции, Италии и Германии. При этом все коренные изменения сопровождались появлением в таких странах ярких, смелых, решительных идеологов и государственных деятелей, с именами которых связываются великие достижения.

Как бы это ни казалось парадоксальным, эпоха русского Просвещения не завершилась событиями 1917 года и не перешла тогда в принципиально новую стадию. Причина до банальности проста. Так называемая социалистическая, пролетарская революция была таковой лишь по самоназванию. Но её сущность заключалась в том, что базисные отношения остались теми же, что и до “штурма Зимнего дворца”. Революцию совершили не местечковые инсургенты и не городские пролетарии, а крестьянство. Крестьянство же, совершив революцию, может утвердить лишь те идеалы, которые ему свойственны. Если экономический уклад и политический строй, восторжествовавшие после 1917 года, и можно назвать социализмом, то лишь с прилагательным – “феодальный”. Поэтому государственные деятелями, которые с полным правом могут быть названы в качестве символов заката эпохи русского Просвещения, события, имеющего точную дату, - 31 декабря 1999 года, - это Брежнев, Горбачёв и Ельцин.

Поскольку история более развитых стран показывает менее развитым картину их собственного будущего, то, исчерпав до дна потенциал, заложенный и развившийся на идеях Просвещения, Россия неизбежно вступает теперь в новую эпоху. Она связана с созданием русского национального государства, которое предполагает и доминирование города над деревней, и буржуазную форму власти, и товарно-рыночный характер экономических отношений. Вместе с тем процессы, происходившие в России, не были даже подобием того, что за несколько столетий до этого происходило в Европе. Россия не Европа, не Америка и даже не Евразия. Общие закономерности, управляющие человечеством, не универсальны. Это всё-таки не естествознание с её химическими или физическими законами. В России, как и в любой отдельной цивилизации, они приобретают собственную модификацию. Лишь главная тенденция остаётся неизменной и определяющей. Это превращение феодально-этнических отношений в национально-политические и - формирование из государств, которые все человеческие проявления оборачивали в привилегии или повинности, государства, в которых их наделяют характером гражданских прав и обязанностей.

И ещё одно отличие. Формирование европейских национальных государств не является уделом XIX века и даже не серединой XX. Последние изменения произошли под его занавес, когда Словакия разошлась с Чехией, а Сербия с Хорватией. Русская государственность, дважды распадавшаяся под ударами кризисов, вызванных психологическими поражениями в мировых войнах, никогда не покушалась на изменение своего геополитического баланса. Подобно тому, как французы не собираются отказываться от Нормандии, Эльзаса или Корсики только на том основании, что их население исторически связано с норманнами, германцами или итальянцами, а Британия готова всегда держать “Юнион Джек” над Ольстером, даже если “прогрессивное человечество” будет считать его севером Ирландии, так и в русском сознании Государство Российское всегда будет тождественно тому жизненному пространству, которое было освоено, присоединено, завоёвано и защищено русскими и другими союзными ему народами под хоругвями Русского царства и знамёнами Российской империи и СССР.

Кризис государственности, вызванный поражением Советской России в “холодной войне”, и обостривший внутрироссийские отношения, как нельзя лучше показал, что предыдущее развитие уже создало предпосылки для воссоединения страны на принципиально новой, прежде всего материально-технической базе. Железные и автомобильные дороги, водные пути, нефтяные и газовые трубопроводы, авиалинии, радио и телевещание создали на пространствах Русской цивилизации густую сеть транспорта и связи для передвижения людей, товаров, услуг, для передачи изображения и звука во все её концы. Рост индустриальных центров, наука, более или менее одинаковые жизненные привычки и многое другое всё больше способствовали выработке единых стандартов бытия, взаимному проникновению коренных этнических культур. Всё это ведёт к тому, что именно сейчас понятие национально идентифицированного человека, в отличие от космополитической идеи “цивилизованного человечества” эпохи формального гуманизма и абстрактных “прав человека”, становятся действительностью. Этнические культуры приспосабливаются и выравниваются на более высоком уровне, который обеспечивает общенациональная русская культура.

После окончания “холодной войны” не произошла идеологическая конвергенция человечества, а колонизаторские идеи, приобретя более откровенные формы, превратились из абстрактной угрозы в реальную политику даже в Европе. Мир разделился на несколько самостоятельных цивилизаций, в которых прежние системы ценностей или идеологемы утратили какой-либо первоначальный смысл. Мы реально вступаем в век, в котором первичными становятся не прежние формационные противоречия, вокруг которых происходили все великие конфликты нашего века, а противоречия цивилизационного, идеологического типа, которые будут предопределять историю века наступающего.

На фоне неизбежного обострения таких противоречий необходимо указать на главную задачу, стоящую перед Российской цивилизацией. Она должна поднять сознание всех коренных её обитателей – как отдельных людей, так и целых народов – до общерусского сознания. При этом речь не может идти об утрате сохраняющихся этнических признаков. Никто не ставит вопроса об утрате народных традиций или фольклорного наследия. Напротив, это означает, что при сохранении своей народной культуры каждый индивидуум воспримет лучшую часть культурного наследия других народов.

Необходим процесс роста, который обеспечит возможность развиваться, невзирая ни на шовинистические или сепаратистские поползновения, ни на внутригосударственные границы. Такой рост сотрёт их, сливая все народы в одну общерусскую нацию, обладающую таким сознанием, которое охватит не только всё культурное наследие прошлого, но и сможет критически переработать драматические итоги “холодной войны”, сделав их всеобщим достояние для утверждения достойного статуса России в преобразуемом многополярном мире. За повседневными заботами, за трудностями быта нельзя отставать от жизни, застывать в несуществующем мире, не понимать смысла “холодной войны”, не сделать правильных выводов из этого глобального события и не видеть изменений, происходящих после её окончания.

Конечно же, поражение не способствует умиротворению. Наоборот, после них неё страсти, обиды, претензии, копившиеся десятилетиями, могут хлынуть наружу. Поэтому, пока в любой части Русской цивилизации, от Прибалтики, Карпат и Дуная до Камчатки и Кушки, от Лапландии и Таймыра до Бессарабии, Таврии, и Арарата, люди не станут сочувственно относиться к несчастью каждого из соседей, до тех пор, пока они не станут переживать успехи и неудачи других народов, как свои собственные, вчерашняя Россия будет продолжать жить в сознании как призрак, фантом, “империя зла”, потому что та Россия, которую мы знаем как Советский Союз, безвозвратно погибла на полях сражений “холодной войны”.

Для возрождения солидарности и сочувствия потребуется много времени, терпения и большой осторожности, потому что в каждом отдельном народе всегда будут сохраняться тенденции к негативным рецидивам. Иначе и быть не может. Ибо здесь столкнуться две эпохи: совсем недавнего “коммунистического” прошлого и определённая новая система, которая из идеи “возрождения” должна претвориться в действительность во всех областях нашего совместного существования, русского сообщества, реально вызванного к жизни исторической необходимостью восстановления на принципиально новой основе Российской империи. При этом уже сейчас в ещё слабо действующих единых институтах необходимо развивать принципиально новые, отвечающие реальностям, конкретные формы экономики, финансов, управления, внутренней и внешней политики, общественного уклада, культурной политики, воспитания и обучения молодёжи, а также военного комплекса. Они обеспечат предпосылки для государственного восстановления России и её динамичного развития во всех областях.

Бесстрастно анализируя последствия возникновения ракетно-ядерного оружия, принадлежащего двум враждебным формациям, возникшим после второй мировой войне, ещё в 50-е годы теоретики пришли к выводу, что “если люди хотят продолжать свой спор, не подвергая себя риску уничтожения, они вынуждены ограничиться психологическим театром военных действий – сражением принципиальных идей. Под “защитой” (атомного оружия) войну можно оттянуть, а затем она станет настолько невыгодной, что к ней не будут больше прибегать. Война ограничится областью идей”.

В истекшее десятилетие наше поражение в “холодной войне” завершилось не только расползанием страны, но и её военным разоружением, экономическим и волевым бессилием, финансовой зависимостью от победителей. Но всё это не значит, что настала эпоха “мира во всём мире”, а идеологи, чтобы дискутировать, переместились в элитарные клубы. Если России не суждено будет распасться, и она сохранит свою государственность, тотальная война идей – вот что нас ожидает.

Поскольку задача общенационального строительства будет выполняться, материальный и духовный потенциал страны получит принципиально новое качество, потому что тогда Россия будет по-настоящему подготовлена к XXI веку “идеологических войн”, и идеологическое наступление с Запада и Юга встретит на своём пути не разложение и распад, а новый растущий организм соединённых народов, нации, которая преодолела свою болезнь, что не поддаётся влиянию чуждых и враждебных ей идеологий. Тогда итоги “холодной войны” не останутся суммой мрачных, деструктивных представлений, но будут рационально использованы в новой жизни. Тогда эта война перестанет казаться нам гибелью нашего мира, а превратится в новую ступень нашего развития, рождённую в нечеловеческих муках и страданиях, в результате глубочайших потрясения. Тогда, – как всегда в природе – сама смерть на поле боя, в реальных сражениях, подобных тому, что происходило в Афганистане, Югославии или в горах Кавказа, станет предпосылкой для начала нового русского подъёма. Разве не является нашим священным долгом перед теми, кто пал за целостность страны, взяться за устройство нового русского мира и работать, работать, не отвлекаясь на пустяки и не связывая себя никакими сомнительными обязательствами, чтобы все уроки “холодной войны”, холодной для них, но горячей для нас, не пропали даром.

Этот политико-исторический экскурс показался необходимым в связи с появившимися предвыборными обращениями основных соперников на предстоящих президентских выборах – Г.А. Зюганова и В.В. Путина. Казалось бы, происходящее в нашей стране не может быть правильно понято и оценено, если не характеризовать их понятием “революции”. Революция, поскольку политический социум самым решительным образом отверг предыдущие идеи, а вместе с ними и выросшие из них материальные отношения, в частности те, которые существовали в России после 1917 года. Г-н Зюганов не может не олицетворять это прошлое, а г-н Путин по необходимости - её будущее. Поэтому оба политика, вопреки бытующему предубеждению, не могут не порождать реальной альтернативы, которую предстоит разрешить обществу , чтобы или “так ничего не понять и ничему не научится”, или попытаться, вооружившись новой совокупностью идей, вырваться за пределы синдрома поражения в “холодной войне”. Но анализ обоих текстов удручает.

Г-н Зюганов формально обратился “к народу”, а в действительности лишь к той его части, которая превращена, благодаря “ельцинским реформам”, в класс обездоленных – нищих, безработных, гонимых. Таких насчитывается 80 млн. чел. Цифра чудовищная. Но такая программа не приносит своему автору и четверти голосов из тех, кто приходит голосовать. Конечно, с одной стороны, этот предвыборный приём понятен. Кандидат от Компартии не может не чувствовать принадлежности прошлой эпохе, той части электората, которая в 1995 и 1999 годах голосовала за партийный список КПРФ. Однако статистика показывает, что максимум, на что может рассчитывать такой кандидат, не превышает 25-30 млн. голосов, причём последние парламентские выборы засвидетельствовали: сторонников “коммунизма” и “Советского Союза” становится всё меньше. Получается, что обещания политики “скромного достатка в каждом доме” и “социального равенства”, правильные слова об “оздоровлении российской экономики и политической системы”, о строительстве “свободной”, “новой”, “великой” России, если всё это предлагается кандидатом “коммунистов”, не являются гарантией победы, как не стали они гарантией от поражения в “холодной войне”.

Не лучше обстоит дело и с “обращением к российским избирателям” г-на Путина. Являясь действующим президентом, он, тем не менее, апеллирует не к активным гражданам, не к соотечественникам вообще, а к бюргеру в европейском или мещанину в русском смысле слова. Он напоминает расслабленному, утратившему какую-либо энергию, ни в чём не твёрдому обывателю о главной проблеме страны – “ослаблении воли”. Такому избирателю прямо говорят, что он “угрожает нашему дальнейшему существованию”. А чиновничеству бросается обвинение в том, что оно разболтало государственную машину, забыло о служебной дисциплине и, праздно рассуждая о борьбе с преступностью, ничего не сделало для обеспечения “верховенства права” и “диктатуры равного для всех закона”. Весь существующий политический класс, формирующий органы власти и правовые нормы, оказался классом-паразитом. Поскольку в стране нет “твёрдых общепризнанных правил”, то нет сильного государства и не может быть “свободной личности”. О полной недееспособности власти говорит и тот факт, что и.о. президента признал, что власть не знает, чем владеет государство, что и кому принадлежат на праве частной собственности. Таковы “наши проблемы”. Но есть и “наши приоритеты”. Они сводятся к решению четырёх задач: – “побороть бедность” (только не сказано, откуда она взялась и что явилось причиной её происхождения), “защитить рынок от незаконного вторжения”, “возродить личное достоинство граждан”, наконец – “строить внешнюю политику исходя из национальных интересов собственной страны”. Значит, “вчера” такими важными материями не интересовались вообще. Таковы принципы г-на Путина и его взгляды на государство. С ними можно согласиться или не согласиться. Но запоминается, как говорил Штирлиц, последняя фраза. Г-н Путин выразил в ней убеждение, что “основной чертой нового века станет не битва идеологий, а острая конкуренция за “качество жизни, национальное богатство и прогресс”, которые и определяют, насколько достойна сама жизнь. Он, безусловно, прав относительно “достоинства”, “жизни”, “богатства” и иных категорий, но они вряд ли настолько универсальны, чтобы относительно их понимания ни в самом русском обществе, ни между Россией и остальным миром не возникла острая идеологическая борьба.

Русское общество жаждет победы, но её не будет, если политический класс и государственная власть России окажутся либо вооруженные обветшавшей, морально устаревшей идеологией, применение которой обрекло нас на первое за 500 лет русской истории поражение в войне, либо предстанут идеологически безоружными перед новым вызовом, который бросила России судьба.