Журнал «Золотой Лев» № 85-86- издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

С.П. Пыхтин

 

Лживость и разрушительная сущность парламентаризма

К годовщине самороспуска Съезда народных депутатов СССР

 

Политическая история Старого света доказывает тот непреложный факт, что парламентаризм в условиях системного кризиса той или иной державы, в Европе его называют «революцией», в России «смутой», обречён на вырождение. Парламент рано или поздно превращается в карикатуру на народное представительство, теряет какой-либо авторитет, затем компрометирует себя, чтобы наконец отдать власть, если она у него была, какому-нибудь решительному авантюристу или клики, и нисходит с политической сцены, принося народам, уверовавшим в него, одни лишь бедствия. И в России возникновение парламентских начал, каждый раз вызванное не естественным и благополучным развитием страны, а политическим кризисами, стремлением власти заглушить массовое недовольство, заканчивалось не менее плачевно.

Английская Палата общин времен революции XVII века, прозванная «долгим парламентом», разогнанная и упразднённая Кромвелем, из парламентского вождя и лидера нации превратившего в военного узурпатора. Законодательный корпус Франции, депутаты которого малодушно санкционировали диктатуру генерала Бонапарта 18 брюмера 1799 г. Порожденный революцией 1848 г. французский парламент, наделивший президента Луи-Наполеона Бонапарта монаршими атрибутами, а себя - изданием законов, и потому приговоривший себя к тому, чтобы быть разогнанным, что и произошло 2 декабря 1851 г. Национальное собрание Германии того же периода, претендовавшее объединить немцев в единое государство, но оказавшееся «дискуссионным клубом, состоявшим из сборища легковерных простофиль» и «бессильных фантазеров», «не обладавшего ни волей, ни силами, чтобы заставить признать свои требования». Парламент Итальянского королевства, после фашистского «похода на Рим» в 1922 г. принявший закон, согласно которому партия, получившая не менее четверти голосов избирателей, овладевает двумя третями мандатов, за чем последовало 20-летнее правление Муссолини и государственная катастрофа Италии. Испанские кортесы, избранные в феврале 1936 г., оказавшиеся не в состоянии ни предотвратить, ни подавить мятеж генералов летом того же года против республики, что на три десятилетия отдало Пиренейский полуостров во власть франкизма.

Примерами такого рода переполнены европейские летописи нового времени. Но перейдём к русскому парламентаризму, не менее противоестественному и уродливому.

 

Русский парламентаризм между 1906 и 1989 годами

 

Чего стоит одна лишь думская эпопея последнего десятилетия существования Российской империи. Созданная тогда благодаря рабочим забастовкам, аграрным бунтам, армейским мятежам, сановным интригам и даже великокняжеским ультиматумам, Государственная дума сразу же превратилась в легальный центр оппозиции. Но не общественному строю или форме правления, а самой России, ее единству. Ни одна из попыток образовать представительный орган не увенчалась тогда успехом. Все четыре состава Думы, избиравшиеся между 1906-1917 годами, оказывались скопищем сословного чванства, идейного скудоумия, партийной демагогии. Дума жила не законотворчеством, а интригами, скандалами и крамолой, получив ироническое звание «пятого колеса» российской государственности.

Пренебрегая чрезвычайными условиями, связанными с участием России в первой мировой войне, именно вокруг Думы к началу 1917 г. созрел заговор с целью отрешения Николая II от трона и от верховного командования армией. Потрясающий факт - депутаты IV созыва Думы после отречения царя не только не приняли на себя бремя власти, но так и не собрались в качестве государственного органа, молчаливо согласившись на создание самозваного «временного правительства», низвергшего страну в хаос безвластия и в военное поражение.

Годом позже бесславно пресеклась деятельность еще одной формы парламентаризма - Учредительного собрания, члены которого, вместо того чтобы взять на себя всю полноту государственной власти и создать основные начала государственного устройства, нарушенные упразднением монархии, начали свою деятельность дружным пением «Интернационала», а закончили ее тем, что безропотно разошлись в первый же день работы под улюлюканье караульного взвода моряков Балтийского флота, подчинившись декрету Исполкома ВЦИК.

Ничуть не лучше вели себя и советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, требование всевластия которым («вся власть Советам!») было одним из основных лозунгов «великой октябрьской». Но победа «красных» в гражданской войне 1918-1922 гг. не вручила им власть, как можно было бы предположить исходя из первоначальной публицистики их вождей. Ленин, менее всего склонный к лицемерию, откровенно писал: диктатура пролетариата, которая должна охватить целую эпоху, может осуществляться лишь в форме диктатуры коммунистической партии. Советы, хотя они формально избирались и периодически проводили съезды и собрания (сессии), фактически все годы коммунистического правления служили демократической декорацией партийного авторитаризма[1].

 

Парламентаризм периода «перестройки»

 

Отдельная глава русской политической истории - народное представительство времен «перестройки». Как и накануне русской революции, начавшейся в 1905 г., в «советской» России (СССР) середины 80-х годов XX века господствовал миф о том, что стоит возникнуть «советам», избранным на всеобщих, прямых, тайных и равных выборах, да к тому же при состязательности кандидатов, и всем накопившимся проблемам придет конец. Народ, конечно же, изберет самых лучших. Депутаты непременно будут плоть от его плоти, а не какие-то номенклатурные выдвиженцы, погрязшие в привилегиях. Все их решения, в научной глубине и основательности которых никто не сомневался, тут же обернуться скатертями-самобранками, молочными реками и кисельными берегами. В эту идеальную грезу свято верили, словно имели дело не с таинством политики, а с таблицей умножения.

Подыгрывая массовым настроениям, заведомо фантастическим, «команда» Горбачева оформила в 1988 г. поправки в основной закон страны и в избирательные правила. Высшим официальным органом в СССР вместо избиравшегося с 1936 года Верховного Совета становился периодически собиравшийся Съезд, состоявший из 2250 депутатов, а между его заседаниями - формировавшийся его депутатами двухпалатный Верховный совет. Под видом власти создавалась неработоспособная фикция, в лучшем случае говорильня. В результате выборов 1989 г. страна, к тому времени расшатанная разрушением символов и идей предыдущей эпохи, журналистским глумом, митинговой истерией, легализованным забастовочным психозом, что было доведено Кремлём до полной безнаказанности, избрала народными депутатами СССР еще больший процент членов КПСС, чем на предыдущих выборах. Но не партийность депутатов определяла их работу, как показали дальнейшие события, а жажда разрушения и непомерное тщеславие.

За два с половиной года Съезд народных депутатов СССР и созданные им органы власти главном образом занимались тем, что методично подрывали государство изнутри, провоцируя этнический шовинизм окраин, возбуждая территориальный сепаратизм центральных регионов, отменяя законодательные решения и договоры чуть ли не семидесятилетней давности, ставшие предметом истории. При этом ни Съезд, ни Верховный Совет, ни назначенные ими министры не обращали никакого внимания на «парад суверенитетов», которые стали нарочито провозглашать высшие власти «союзных» и даже «автономных» республик. Первой из них была РСФСР, Съезд народных депутатов которой принял решение о суверенитете 12 июня 1990 г. На все такого рода декларации Съезд либо вообще никак не реагировал, либо отделывался ничего не значащими постановлениями о признании таких деклараций «не имеющими юридической силы». Когда же преступные беспорядки, сопровождавшиеся погромами и убийствами, приобретали такой размах, что приходилось применять силу для их обуздания, как это было в Тбилиси, Баку или Вильнюсе, то центральная власть делала это так нарочито непрофессионально, что наведение порядка провоцировало еще большие волнения, распаляя самые низменные страсти. Словом, союзные депутаты с невозмутимостью истуканов демонстрировали полное пренебрежение к единству Союза, когда как избранные в республиках депутаты, соединившись в своеобразные землячества, были охвачены идеями территориального распада.

При этом, вместо консолидации власти, Съезд и Верховный Совет занялись ее бесконечной реорганизацией. Игнорируя «систему советов», предполагавшую единство, а не разделение власти, и конфедеративный характер СССР (в конституции было записано право «союзных республик» на выход из Союза) Съезд в марте 1990 года учредил пост «президента СССР», чтобы избрать им Горбачева. В марте 1991 был упразднен Совет министров СССР, подчинявшийся Съезду, его заменил Кабинет министров при Президенте Союза. Кстати, еще до избрания Съезда начались министерские реорганизации, в связи с чем уже к 1989 г. союзные органы исполнительной власти фактически утратили дееспособность.

Обладая юридически всей полнотой власти, Съезд нисколько не заботился последствиями принятых в годы «перестройки» финансово-экономических преобразований, заменивших плановый механизм рыночной стихией, что сразу же поставило крест на сбалансированности хозяйственного комплекса страны, вызвав рост цен и дефицит бюджетов всех уровней. Наоборот, Съезд и его органы продолжили начатую Горбачевым политику. Дело шло к «разрушению народного хозяйства страны». В декабре 1990 г. на IV заседании Съезда Назарбаев предложил заключить новый Союзный договор без участия центра, что говорит о созревшем решении республиканской бюрократии преобразовать конфедерацию в рыхлое содружество. А в мае 1991 г. Верховный Совет принял закон «О разгосударствлении и приватизации промышленных предприятий», что стало концом хозяйственного уклада, основой которого была общенациональная собственность на средства производства, и началом экономического расползания СССР.

 

Исчезновение союзного парламентаризма

 

Смертельный удар по единству государства нанес референдум 17 марта 1991 г., в котором главным был не его результат (76,4% проголосовали за сохранение Союза, но большинство жителей Москвы и Ленинграда - против), а то, что он легализовал в сознании масс возможность его ликвидации. На провокационный характер референдума указывает хотя бы тот факт, что Горбачев, его инициатор, уже 18 июня направил в союзный и республиканские Верховные Советы проект «Договора о Союзе суверенных государств», из чего следовало, что Союз ССР прекращал свое существование.

Предпринимал ли Съезд или Верховный Совет СССР тогда какие-либо действия, чтобы остановить процесс разрушения страны, нейтрализовать и арестовать «заговорщиков», возглавлявшихся Горбачевым и лидерами республик? Ведь они покушались на территориальную целостность и суверенитет государства, совершая уголовные преступления в форме государственной измены.

Увы. На позиции съездовского большинства не действовали ни ход событий, происходивших в различных регионах, ни аргументы министров обороны, внутренних дел и председателя КГБ, которые в июле на «закрытом» заседании Верховного Совета доложили о подрывной работе «агентов влияния» в высшем эшелоне политического руководства. Большая часть депутатов Съезда уже либо фактически прекратила исполнения обязанностей, либо оказалась в лагере ликвидаторов Союза. Странный трехдневный инцидент с ГКЧП в августе 1991 г., заявившим о необходимости спасти Союз от распада, но так и не предпринявшим ничего для его реализации, не изменил характер их деятельности (фактически бездеятельности). Союзные парламентарии оставались до такой степени безучастными, что можно говорить об их полной деморализации.

После ликвидации ГКЧП, объявленного Горбачевым и Ельциным «антиконституционным путчем», и ареста его руководителей, включая председателя Верховного совета Лукьянова, началась агония союзных институтов и органов власти. Кабинет министров исчез. Его заменили Комитетом по оперативному управлению народным хозяйством. Заседание Съезда, пятое по счету и вообще последнее, открылось лишь 2 сентября 1991 г. Это было собранием политических теней. Повестка даже не обсуждалась. «Хунта ликвидаторов», возглавляемая Горбачевым, закулисно подготовила нужные решения, которые Съезд принял 5 сентября. Большая часть депутатов, по воспоминаниям Н. Рыжкова, находилась в подавленном состоянии. «Казалось, что мы присутствуем на коллективных похоронах».

Суть новых «преобразований» сводилась к самоликвидации Съезда, созданию некоего Госсовета, состоящего из глав «союзных» республик под председательством президента СССР и формированию в будущем парламентами этих республик нового Верховного Совета из назначенных «представителей». 6 сентября Госсовет «признал» государственную независимость Литвы, Латвии и Эстонии, 14 сентября упразднил союзные министерства. Политический распад исторической России, ее новый удельный период становились реальностью. И хотя было заявлено о скором подписании договора о создании союза суверенных государств, это делалось для отвода глаз. Республиканские бюрократии разбегались в разные стороны.

Уже 6 сентября заполыхал чеченский мятеж. Началась война за Карабах. 11 ноября Чубайса поставили руководить приватизацией госимущества, 15 ноября обнародован указ Ельцина о либерализации внешнеэкономической деятельности, 1 декабря 90% жителей Украины проголосовало за ее «независимость», 8 декабря состоялся Беловежский сговор, 12 декабря Верховный Совет РСФСР отозвал своих представителей из Верховного Совета СССР, 19 декабря Ельцин слил в одно министерство органы безопасности и внутренних дел, 21 декабря в Алма-Ате главы девяти республик приняли «протокол» о создании СНГ. 25 декабря Горбачев заявил об уходе с поста президента по «принципиальным соображениям», что не помешало ему учредить «Горбачев-фонд», без проволочек зарегистрированный в Минюсте РФ уже 30 декабря 1991 года. 25 декабря Верховный Совет РСФСР под предлогом переименования превращает Российскую республику в Российскую федерацию.
От союзного парламентаризма в этот момент осталась лишь его тень - Совет Республик Верховного Совета. Его собрали впопыхах 26 декабря, чтобы принять формальный акт о прекращении существования СССР, подслащенный совершенно нелепой в тот момент «Декларацией прав и свобод человека». Так как вместе с ликвидацией Союза исчезало и союзное гражданство, в этом комическом по своему юридическому значению акте о «гражданине» и его «правах» благоразумно ничего не было сказано. Наоборот, в этом документе публичного бесчестия было подчеркнуто, что «высшая ценность нашего общества - свобода человека, его честь и достоинство». Таким образом, союзный парламентаризм прекратил свое существование полной клоунадой. Отсутствие кворума, как и противоконституционность всех этих «деяний», пропитанных изменой, своекорыстием и мелкотравчатым карьеризмом, никого не останавливало.

Что же касается населения, то, не обратив никакого внимания на исчезновение союзной представительной власти, как и самого Союза, оно готовилось весело встретить новый год, с шкурным удовольствием предвкушая потоки благ, которые ему грезились заполучить после либерализации цен, назначенной Ельциным на 2 января 1992 года. Теперь-то мы знаем эти «блага». Перманентную «войну властей», «шоковую терапию», расхищение национального достояния под видом приватизации, «черный октябрь» 93-го, фальшивые выборы 96-го, «дефолт» 98-го, миллионы беженцев и бездомных, десятки миллионов нищих, почти 200 миллионов бедных. И более 20 миллионов демографических потерь за эти 15 лет.

Неужели на фоне этой трагедии мы будем и дальше верить тому, что происшедшее - результат естественного хода объективных обстоятельств или действия непреодолимой силы?

 

Mundus vult decipi - decipiatur[2]

 

Проблема, как всегда, заключается не только в поколениях людей, которые оказываются не на высоте задач, которые им приходиться решать в кризисные эпохи, и не в закономерностях антагонизма различных сил, как бы их кто ни именовал, борьба между которыми составляет якобы смысл и содержание «истории, которая дошла до нас в письменных источниках» и обойти которые вообще невозможно, как невозможно игнорировать естественные законы природы. Дело в принципиальной несостоятельности парламентаризма как такового, что доказывается не только примерами из всемирной истории, лишь отчасти упомянутыми в начале этой статьи, или отечественным опытом восприятия парламентских институтов, каждый раз оканчивающихся разочарованием и крахом, что было испробовано в XX столетии.

На ложный характер парламентаризма, чреватый для России бедствиями, задолго до его воплощения на практике, обращал внимание еще К.П. Победоносцев, обер-прокурор Священного Синода, в знаменитой статье «Великая ложь нашего времени» (1896 г.).

Вкратце его аргументы против этого института сводятся к следующему:

Выборы не выражают волю избирателей, а депутаты руководствуются собственными расчетами или тактическими партийными соображениями. Механика парламентаризма сводится к «искусству играть инстинктами и страстями массы», превращающему избирателей в «стадо для сбора голосов». Не парламенты управляют министрами, а министры «насилуют парламент», распоряжаясь по своему усмотрению «достатками» нации и произвольно раздавая льготы и милости.

Лишь единицы граждан подают свои голоса сознательно, когда как большинство избирателей «дает свой голос стадным обычаем» тому имени, которое «громче всего звенело в ушах у всех в последнее время». Опыт свидетельствует, решительное действие принадлежит не разумному, но бойкому и блестящему слову, что на массу действуют не ясные, стройные аргументы, глубоко коренящиеся в существе дела, но громкие слова и фразы, искусно подобранные, усильно натверженные и рассчитанные на инстинкты гладкой пошлости, всегда таящиеся в массе[3].

Большая, значительная в парламенте партия образуется не как союз одинаково мыслящих людей, соединяющих свои силы для совокупного осуществления своих воззрений в законодательстве и в направлении государственной жизни. Она создается лишь под влиянием личного честолюбия, группируясь около одного господствующего лица. И в результате самые талантливые люди охотно ему подчиняются, становясь послушными его орудиями, сохраняя уверенность, что он ведет их к победе - и, нередко, к добыче.

По теории парламентаризма должно господствовать разумное большинство; на практике - пять-шесть предводителей партии; они, сменяясь, овладевают властью. По теории, убеждение утверждается ясными доводами во время парламентских дебатов; на практике - оно не зависит нисколько от дебатов, но направляется волею предводителей и соображениями личного интереса. По теории, народные представители имеют в виду единственно народное благо; на практике - они, под предлогом народного блага, и на счет его, имеют в виду преимущественно личное благо свое и друзей своих. По теории - они должны быть из лучших, излюбленных граждан; на практике - это наиболее честолюбивые и нахальные граждане. По теории - избиратель подает голос за своего кандидата потому, что знает его и доверяет ему; на практике - избиратель дает голос за человека, которого по большей части совсем не знает, но о котором натвержено ему речами и криками заинтересованной партии. По теории - делами в парламенте управляют и двигают опытный разум и бескорыстное чувство; на практике - главные движущие силы здесь - решительная воля, эгоизм и красноречие, а главным мотивом этой игры становится стремление к власти и к наживе.

При крайнем умножении числа членов собрания (парламента) большинство их, помимо интереса борьбы и партии, заражается равнодушием к общественному делу и теряет привычку присутствовать во всех заседаниях и участвовать непосредственно в обсуждении всех дел. Таким образом, дело законодательства и общего направления политики, самое важное для государства, - превращается в игру, состоящую из условных формальностей, сделок и фикций. Система представительства сама себя оболживила на деле.

Эти плачевные результаты всего явственнее обнаруживаются там, где население государственной территории не имеет цельного состава, но заключает в себе разнородные национальности[4]. Национальность в наше время можно назвать пробным камнем, на котором обнаруживается лживость и непрактичность парламентского правления. Примечательно, что начало национальности выступило вперед и стало движущею и раздражающею силою в ходе событий именно с того времени, как пришло в соприкосновение с новейшими формами демократии. Довольно трудно определить существо этой новой силы и тех целей, к каким она стремится; но несомненно, что в ней - источник великой и сложной борьбы, которая предстоит еще в истории человечества, и неведомо к какому приведет исходу.

Мы видим теперь, что каждым отдельным племенем, принадлежащим к составу разноплеменного государства, овладевает страстное чувство нетерпимости к государственному учреждению, соединяющему его в общий строй с другими племенами, и желание иметь свое самостоятельное управление со своею, нередко мнимою, культурой. И это происходит не с теми только племенами, которые имели свою историю и, в прошедшем своем, отдельную политическую жизнь и культуру, - но и с теми, которые никогда не жили особою политическою жизнью. Демократия не может справиться с подобными порывами, и этнические инстинкты служат для нее разъедающим элементом: каждое племя высылает представителей племенных инстинктов, племенного раздражения, племенной ненависти - и к господствующему племени, и к другим племенам, и к связующему все части государства учреждению.

Больно и горько думать, заключает Победоносцев, что в земле Русской были и есть люди, мечтающие о водворении этой лжи у нас; что профессоры наши еще проповедуют своим юным слушателям о представительном правлении, как об идеале государственного учреждения; что наши газеты и журналы твердят о нем в передовых статьях и фельетонах, под знаменем правового порядка; твердят - не давая себе труда вглядеться ближе, без предубеждения, в действие парламентской машины.

Мудрый Победоносцев, писавший эти суждения 110 лет тому назад, благодарил Провидение за то, что судьба не послала России при ее «разноплеменном составе» роковой дар - всероссийский парламент - и тем самым сохранило страну от «подобного бедствия». Но философская проницательность обер-прокурора, разоблачившая разрушительный смысл парламентаризма, преувеличила, как мы теперь можем с сожалением утверждать, способность потомков распознать его скрытую ложь, очистить от него общественное сознание и перестать поклоняться в своей политической практике.

Последнее «выдающееся» достижение всемирного парламентаризма, ставшее достоянием прессы, - на днях парламент Австралии, заседающий в Канберре, принял акт, предписывающий считать крокодилов рыбами…

 

16.08.2006



[1] Справедливости ради следует отметить, что «советы» не принадлежат парламентаризму и скорее являются его отрицанием. Парламентаризмом следует считать такую представительную систему, зародившуюся в Европе, которая исторически вырастала из противопоставления граждан, а точнее - горожан, бюргерства, мещанства - монархии, из отрицания единства власти, воплощавшейся в авторитарной, абсолютной, зачастую деспотической форме правления. Современный парламентаризм базируется на доктрине разделения властей, когда как власть «советов» предполагает сосредоточение ее исключительно в представительном учреждении, в связи с чем речь при этом может идти лишь о распределении полномочий между отдельными органами власти, когда как институтом власти является только «совет» соответствующего уровня. Советская система, таким образом, становится формой коллективного авторитаризма, в которой власть, исходящая от граждан, в состоянии подавить недостатки, органически присущие всевластию бюрократии, которая неизбежно наступает при парламентской форме правления.

[2] Мир желает быть обманутым (лат.)

[3] Кумирами страны периода Съезда народных депутатов СССР были Г. Попов, Станкевич, Афанасьев, особенно Собчак, которому недавно поставили памятник в Санкт-Петербурге и открывали его в присутствии президента РФ.

[4] Речь идет о государствах, население которых имеет полиэтнический, многонародный состав. В XIX и XX вв. термин «нация» применялся в русской публицистике чаще всего в значении «этнос», «народ», «племя».


Реклама:
-