Журнал «Золотой Лев» № 81-82 - издание русской консервативной
мысли
А.Н. Савельев
Народовольцы
против Империи
1882 год. Процесс
20-ти
Казнь
цареубийц из террористической организации «Народная воля» 3 марта 1881 года не
прекратил войны «народовольцев» против Империи. Каждый из десятков мелких
кружков этой организации готов был превратиться в новое гнездо заговора.
Полиция разыскивала их всюду, стремясь оправдаться за то, что не сберегла
Александра II от бомбометателей.
В марте 1882 году состоялся
процесс над группой лиц, причастных к подготовке цареубийства, где вновь
пространным образом были изложены основные догмы террористов. На этот раз
главарем и главным оратором выступал некто Алексей Михайлов – член Исполкома
«Народной воли», сын землемера, недоучившийся студент, отдавший себя
исключительно революционной деятельности. Он оказывал поддержку замыслам
Александра Соловьева, стрелявшего в Государя 2 апреля 1879 года, готовил подрыв
железнодорожного полотна под поездом Государя 19 ноября того же года,
разрабатывал другие планы цареубийства. Михайлова не оказалось среди убийц
Александра II 1 марта 1881 года только потому, что он был арестован за три
месяца до этой трагедии.
Михайлов на следствии охотно
давал подробные показания (чтобы «способствовать
восстановлению исторической истины»),
но отказывался называть фамилии соучастников и рассказывать о действиях,
которые не были бы известны следствию из других источников. Главное в его
показаниях и выступлениях – попытка морального оправдания террора и цареубийства.
В качестве причин, подвигших
народовольцев к цареубийству Михайлов назвал приговор по «делу 193» (1874),
который для многих был мягок, а также отсутствие перемен в политике Империи
после начала террора против должностных лиц. По «делу 193» было арестовано
более 700 человек. В процессе дознания погибли от самоубийств, умопомешательств
и прочих причин (включая тяжелые условия предварительного заключения) под
следствием умерли 93 человека. Последующие репрессии правительства против
заговорщиков все больше обозляли их и довели, наконец, до мысли о цареубийстве.
Действительно, между правительством и народовольцами велась
самая настоящая война. Первоначально мягкие меры не могли не обостряться ввиду
циничности преступлений. Участники народовольческой организации, страстно
желавшие подвигов и быстрых видимых результатов, преисполнялись также жаждой
мести.
В 1876 г. организация «Земля и воля» провела демонстрацию у
Казанского собора в Петербурге, в которой приняли участие в основном студенты —
первую в России. Под красным флагом здесь выступил Г.Плеханов: «Да здравствует
социальная революция, да здравствует “Земля и воля”!» Около 30 демонстрантов
было арестовано, 14 отправлено в ссылку, 4 – на каторгу.
24 января 1878 года Вера Засулич стреляла в московского
градоначальника Ф.Ф. Трепова, мстя за розги, предписанные им для наглых
арестантов из студентов. 31 марта суд присяжных неожиданно оправдал Засулич, и
она смогла скрыться за границей. С тех пор в отношении народовольцев суд
присяжных не практиковался и их дела рассматривались исключительно Особым
присутствием Сената.
После оправдания Засулич появилось множество тех, кто
последовал ее примеру, будучи уверенным в моральном одобрении со стороны
общества, которое в процессе Засулич олицетворялось коллегией присяжных. 23
февраля в Киеве стреляли в товарища прокурора окружного суда М.М. Котляревского,
который был ранен. 25 мая в Киеве революционерами был убит начальник одесского
жандармского управления Г.Э. Гейкинг. В
августе С. Кравчинский в Петербурге зарезал кинжалом шефа жандармов Н.В. Мезенцова,
рассчитываясь таким образом за казнь одесского народника И.Ковальского,
оказавшего вооруженное сопротивление при аресте.
В феврале 1879 г. Г. Гольденберг убил харьковского
генерал-губернатора князя Д.Н.Кропоткина. (Позднее Гольденберг оказался на
скамье подсудимых в «процессе 20-ти», путая «исторические» показания Михайлова
своими экзальтированными выдумками). 13 марта в Санкт-Петербурге Л.Мирский
покушался на нового шефа жандармов А.Р. Дрентельна, но промахнулся, стреляя на
скаку с седла в окно генеральской кареты. Осенью 1879 года были предприняты
попытки устроить крушение поезда по возвращению царя из Крыма. Под Москвой
взорван путь под поездом сопровождения, погибло много невинных людей. 2 апреля
Александр Соловьев совершил покушение на Александра II. Государь не пострадал,
а Соловьев был схвачен и по приговору суда повешен. После этого в
Санкт-Петербурге в течение короткого времени были арестованы сотни активистов и
пособников народовольцев. Затем, правительственным решением были созданы шесть
военных генерал-губернаторств, генерал-губернаторы получили диктаторские
полномочия. Западные губернии были объявлены на военном положении, начали
действовать военные суды. По их распоряжению за 1879 были казнены 16, высланы
575 человек. Деятельность народовольцев в провинции была полностью прекращена.
Народоволец Николай Морозов, позднее ставший одним
из фигурантов «Процесса 20-ти», писал:
«3—4
удачных политических убийства заставили наше правительство вводить военные
законы, увеличивать жандармские дивизионы, расставлять казаков по улицам,
назначать урядников по деревням — одним словом, выкидывать такие salto mortale
самодержавия, к каким не принудили его ни годы пропаганды, ни века недовольства
во всей России, ни волнения молодежи, ни проклятия тысяч жертв, замученных и на
каторге и в ссылке... Вот почему мы признаем политическое убийство за одно из
главных средств борьбы с деспотизмом».
26 августа 1879 Исполнительный комитет «Народной воли»
утвердил постановление о цареубийстве. 5 февраля 1880 года был организован
взрыв в Зимнем дворце, повлекший десятки невинных жертв. 1 марта 1881 года
Александра II был смертельно ранен взрывом бомбы. После смерти Александра II
были проведены массовые задержания и аресты народовольцев. Казнены
непосредственные организаторы цареубийства А. Желябов, С. Перовская, Н. Кибальчич,
Т. Михайлов, Г. Гельфман, Н. Рысаков. «Процесс 20-ти» привлек к ответственности
группу соучастников цареубийства – теоретиков и практиков террора.
Что же поколебало
Империю
Убийство Императора Александра II, а затем скорый процесс и
казнь основных организаторов этого убийства отразили процесс страшного
вызревания в российских образованных слоях целого слоя нигилистов, дошедших до
крайней фазы амбициозности, лишенной какой-либо почвы.
Интеллектуально эта среда связывается с такими именами, как
А.Герцен, М.Бакунин, П.Лавров и других. В действительности, взгляды этого слоя
были крайне смутными, а теоретические разработки «крестьянского социализма»
никогда не были всерьез востребованы или даже мало-мальски интересны
народовольцам.
Размах народовольческой организации многократно преувеличен
историками. Если «хождением в народ» безо всякой системы и организации были
(почти всегда случайно) захвачены несколько тысяч человек, то политической
деятельностью, быстро сошедшей к террору, одновременно занимались не более
нескольких десятков человек. Об этом с достаточной откровенностью свидетельствовал
в своих мемуарах Николай Морозов. Ничтожны были тиражи революционных газет и
прокламаций. Так, в 1878—1879 гг. вышли только пять номеров газеты «Земля и
воля» тиражом по 1,5—3 тысячи экземпляров.
Возникает вопрос, как же эти жалки кучки экзальтированных
разночинцев могли поколебать могучую Империю? Домыслы о развитии
производительных сил, будто бы порождавших кризис производственных отношений, а
с ним – и революционное движение, будет поверхностным и совершенно неверным.
Разумнее увидеть, что в России начало возникать новое многосословное общество.
Достаток и мода на образование пополняли его «лишними людьми» - группами
«маргиналов», получивших название «интеллигенция».
Страсти, бушевавшие в этом слое достаточно описаны в
русской литературе. Но более всего выразил брожение, распространявшееся от
интеллигенции Ф.М.Достоевский в своем романе «Бесы». Достоевский, подбирая
определении для бесов революции, назвал лидеров «передовыми», вокруг которых
обретается просто «сволочь», «дряннейшие людишки». Открывают пути заговору и
террору поначалу безобидные умники, склонные к бесплодным дискуссиям. Их
словоблудье подхватывают заразившиеся зарубежным вольнодумством – им надо все
оспорить, все осудить и очернить. Наконец, «передовыми» становятся чиновники,
играющие в «современность», а потом и просто уступающие инициативу всякой «сволочи».
Проблема Империи состояла также и в нелояльности того общества, которое вырастало из традиционного строя жизни, постепенно разрушая его. Привычка к лояльности могла быть заменена только свободным патриотическим чувством, подкрепленным рациональным самоопределением.
Русская натура всегда склонна сочувствовать схваченным разбойникам. Их душегубство, будучи пресеченным, кажется русскому человеку уже не опасным. Остается только сожаление о горькой судьбе кандальника. Другой элемент русской натуры – ощущение в разбойниках некоего «благородства», в чем было немало воспоминаний о разного рода самозванных претендентах на власть в Империи, а также о дворянских мятежах. Участие в политике поднимало статус разнородной публики, претендующей быть «солью соли земли» - новыми «сливками общества». И власть также считала схваченных народовольцев скорее военнопленными, чем уголовниками. Кроме того, у народовольцев возникала публичная трибуна в судебном разбирательстве, а власть не имела такой трибуны.
Либеральная интеллигенция не столько сочувствовала самим террористам, сколько радовалась любой неудаче Империи, которая казалась им тесной и душной в сравнении с Европой, где либералы бывали преимущественно на курортах. Образцом для самих народовольцев были Соединенные Штаты и Швейцария, о которых народники-разночинцы знали лишь понаслышке. Но и этого было достаточно, чтобы расценивать США как страну, где «свобода личности дает возможность честной идейной борьбы, где свободная народная воля определяет не только закон, но и личность правителей».
Главной тревогой Империи в последнюю четверть XIX века был
политический террор и распространение в образованной публике диких идей
народоправства. Причиной разрастания революционного движения была праздность
образованной публики, превращавшейся во внутреннего врага, с которым Империя
поначалу не знала иного средства борьбы, кроме виселицы и каземата.
«Высшая психика»
интеллигенции
Николай Морозов писал:
«… подбирали мы себя совсем не
спрашивая, каких кто убеждений, а исключительно по нравственным качествам и по
готовности жертвовать собой против деспотизма. За все время существования
“Земли и воли” и “Народной воли”, я не помню даже ни одного разговора в нашей
среде о социализме…».
Какая-нибудь декларация принимались, к примеру,
потому, что «она трогательно написана». Программу «Народной воли» «как-то
вечером» написал Лев Тихомиров. Она была принята и тут же забыта.
В Программе Исполнительного комитета «Народной воли» было
отмечено, что народовольцы по своим убеждениям - социалисты и народники, но
сначала необходимо совершить демократический государственный переворот, и
только после этого проводить социалистические преобразования. Морозов пишет
совершенно иное. Он припоминает, что только террор казался единственно
действенным способом борьбы.
«Всякое другое средство борьбы
представлялось мне безнадежным среди окружавшего нас произвола и насилия и
всякая другая цель нецелесообразной, так как уже в то время я пришел к
убеждению в психической неподготовленности полуграмотных масс современного мне
поколения к социалистическому строю, требующему от населения высшей психики,
чем существующая теперь, и надеялся только на интеллигентскую, а не демократическую
республику».
В программе народовольцев народ должен был осуществить лишь
содействие перевороту и тем самым склонить на его сторону общественное мнение
Европы.
«Интеллигентская республика» - ни что иное, как диктатура
заговорщиков, а вовсе не народоправство. «Психическая неготовность» масс,
зафиксированная Морозовым, указывала на колоссальный разрыв между
интеллигентской страстью к общественным сдвигам и спокойной размеренностью
жизни подавляющего большинства подданных исполинской Империи. Интеллигенция
жаждала публичных дискуссий, межпартийных дрязг, народного представительства и
отчетности «верхов» Империи перед народными трибунами. А народ просто хотел
благополучия и справедливости, ожидая ее от «верхов», ведущих непростые реформы
и ограждавших страну от внешних недругов.
Народовольцы говорили, что переворот нужен ради снятия
гнета государства и свободного развития народа – сообразно его воле и
наклонностям, а наклонности эти, как ожидалось, имеют в основе социалистические
принципы. Разумеется, никаких таких принципов в народе не существовало, и не
хотел народ жить неприкаянным, подбирая путь в бурях политических страстей.
Народ не удовлетворял народовольцев. Чтобы понудить народ к свободному выбору
своего пути, народовольцы в конце концов дошли до идеи цареубийства – обезглавить
государство, полагали они, стоит именно для того, чтобы народ снова отказался
от тех табу, которые делали Империю несокрушимой. Устоявшееся престолонаследие
превращало самодержцев в бесспорных правителей, а потому в народном взгляде – в
бесспорных же помазанников Божиих. Убийство царя означало, что «все позволено»,
что «Бога нет». И тогда вместо воли Божией, вместо богоданной власти народ
должен был начать управляться сам собой – посредством интеллигенции.
Установки народовольцев позднее были подхвачены
большевиками: земля – народу (крестьянам), фабрики – рабочим, а интеллигенции -
политические свободы, всеобщее и равное избирательное право, народное
представительство.
10 марта 1881 года члены Исполнительного комитета в связи с
казнью своих цареубийц направили новому императору свои требования. В письме
сказано:
«Кровавая
трагедия, разыгравшаяся на Екатерининском канале, не была случайностью и ни для
кого не стала неожиданностью. После всего произошедшего в течение последнего
десятилетия она являлась совершенно неизбежной…».
Народовольцы как будто даже на
мгновение посочувствовали Империи и признали, что власть не была пассивной в
борьбе с революцией:
«правительство покойного императора нельзя
обвинить в бездействии. У нас вешали правого и виноватого, тюрьмы и отдаленные
губернии переполнялись ссыльными. Целые десятки так называемых “вожаков” переловлены,
перевешаны».
Народовольцы
вновь требовали политической амнистии и народного представительство со
свободными выборами народных депутатов и свободной агитацией. В письме даже прозвучали
примиренческие нотки:
«Надеемся, что чувство личного озлобления не заглушит в вас
сознания своих обязанностей. Озлобление может быть и у нас. Вы потеряли отца.
Мы теряли не только отцов, но еще братьев, жен, детей, лучших друзей. Но мы
готовы заглушить личное чувство, если того требует благо России. Ждем того же и
от вас».
Примирения между Империей и революцией не могло
быть. 3 декабря 1882 г. создаётся секретная
полиция, а затем – тайное общество «Священная дружина». Полицейская служба на
прежних основаниях не могла противодействовать идеологизированным террористическим
группам. Защита империи также должна была формироваться не основе преданности
осознанным принципам самодержавия.
Успехом
тайной полиции была перевербовка одного из главарей «Народной воли» С. Дегаева.
В начале 1883 г. ему был устроен фиктивный побег. К середине 1883 его сотрудничество
с полицией позволило разгромить террористически группы. Но в конце 1883 Дегаев
был разоблачен и, спасая свою жизнь от мести народовольцев, заманил в ловушку
шефа тайной полиции Г.П.Судейкина, который был зверски убит.
Ф.М.
Достоевский в «Бесах» писал:
«В смутное время колебания или перехода всегда и везде
появляются разные людишки. Я не про тех так-называемых "передовых"
говорю, которые всегда спешат прежде всех (главная забота) и хотя очень часто с
глупейшею, но все же с определенною более или менее целью. Нет, я говорю лишь
про сволочь. Во всякое переходное время подымается эта сволочь, которая есть в
каждом обществе, и уже не только безо всякой цели, но даже не имея и признака
мысли, а лишь выражая собою изо всех сил беспокойство и нетерпение. Между тем
эта сволочь, сама не зная того, почти всегда подпадает под команду той малой
кучки "передовых", которые действуют с определенною целью, и та
направляет весь этот сор куда ей угодно, если только сама не состоит из
совершенных идиотов, что впрочем тоже случается. (…) В чем состояло наше
смутное время и от чего к чему был у нас переход - я не знаю, да и никто, я
думаю, не знает - разве вот некоторые посторонние гости. А между тем дряннейшие
людишки получили вдруг перевес, стали громко критиковать все священное, тогда
как прежде и рта не смели раскрыть, а первейшие люди, до тех пор так благополучно
державшие верх, стали вдруг их слушать, а сами молчать; а иные так позорнейшим
образом подхихикивать. Какие-то Лямшины, Телятниковы, помещики Тентетниковы,
доморощенные сопляки Радищевы, скорбно, но надменно улыбающиеся жидишки, хохотуны,
заезжие путешественники, поэты с направлением из столицы, поэты взамен
направления и таланта в поддевках и смазных сапогах, майоры и полковники,
смеющиеся над бессмысленностию своего звания и за лишний рубль готовые тотчас
же снять свою шпагу и улизнуть в писаря на железную дорогу; генералы, перебежавшие
в адвокаты; развитые посредники, развивающиеся купчики, бесчисленные
семинаристы, женщины, изображающие собою женский вопрос, - все это вдруг у нас
взяло полный верх и над кем же? Над клубом, над почтенными сановниками, над
генералами на деревянных ногах, над строжайшим и неприступнейшим нашим дамскими
обществом. (…) Теперь все приписывают, как я уже и сказал, Интернационалке.
Идея эта до того укрепилась, что в этом смысле доносят даже наехавшим
посторонним. Еще недавно советник Кубриков, шестидесяти двух лет и со
Станиславом на шее, пришел безо всякого зову и проникнутым голосом объявил, что
в продолжение целых трех месяцев несомненно состоял под влиянием
Интернационалки. Когда же, со всем уважением к его летам и заслугам, пригласили
его объясниться удовлетворительнее, то он хотя и не мог представить никаких
документов кроме того, что "ощущал всеми своими чувствами", но тем не
менее твердо остался при своем заявлении, так что его уже более не допрашивали».