Журнал «Золотой Лев» № 79-80- издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

М.Г. Делягин

 

АЗБУКА ГЛОБАЛИЗАЦИИ[1]

 

 

Глобализация — процесс формирования единого общемирового финансово-информационного пространства на базе новых, преимущественно компьютерных технологий.

В этих технологиях — ее ключевое отличие от интеграции, этапом которой она является. Эти технологии позволяют очень быстро и дешево получать почти любую информацию и переводить почти любую сумму денег из одного места в другое, но главное — они удешевили и упростили технологии формирования сознания, то есть, грубо говоря, рекламы и пропаганды так, что те стали общедоступными и быстро окупаемыми. В итоге наиболее прибыльным и потому массовым бизнесом стало преобразование живого человеческого сознания: как индивидуального, так и коллективного.

При глобализации происходит приспособление уже не товара к предпочтениям людей, но, напротив, людей — к уже имеющемуся товару.

Это перевернуло все отношения человечества с окружающим миром: раньше изменяя его, теперь оно переходит к изменению самого себя. Последствия еще не осознаны, и, возможно, они не могут быть осознаны вообще: ведь главным объектом преобразования становится сам инструмент этого осознания.

Тем не менее, следует решительно предостеречь от постмодернистских попыток возведения понятной беспомощности и растерянности на пьедестал абсолютной истины. Они очень легко перерастают в абсолютизацию ценности процесса движения как такового ("главное — двигаться и неважно, куда") при агрессивном отрицании значения цели и смысла деятельности и, в конечном счете, возможности и полезности познания как такового.

Подобный подход не просто не имеет ничего общего с наукой, но и оставляет исповедующих его совершенно беспомощными в повседневной жизни, в том числе в политике. В частности, он лишает их возможности отделять следствия от причин и выявлять интересы, определяющие поведение участников общественного развития, — а это, как писал еще Ленин, с неизбежностью делает их жертвами самых разнообразных обманов.

 

КРИЗИС УПРАВЛЕНИЯ

 

Современные системы управления не приспособлены к используемым ими технологиям формирования сознания. Результат — рост числа и тяжести ошибок.

Первый фактор кризиса традиционных управляющих систем в условиях глобализации — самопрограммирование: убеждая кого-то в чем-то (а управление при помощи формирования сознания — прежде всего управление при помощи убеждения), вы неминуемо убеждаете в этом и себя — и неминуемо теряете объективность.

Второе профессиональное заболевание современных управленцев — стремление подменить изменение реальности более простым изменением ее восприятия.

Третий фактор кризиса управляющих систем — эскалация безответственности: работая с телевизионной "картинкой" и массовыми представлениями, а не с реальностью, управленец теряет понимание того, что его работа влияет и на реальную жизнь реальных людей. Он просто забывает о них, что в сочетании с эффективностью превращает его в прямую угрозу для общества.

Безответственность не только охватывает управляющие системы, но и распространяется в обществе. Причина в том, что эффективность технологий формирования сознания повышает влиятельность тех, кто владеет ими, и тех, кто их применяет, делает их могущественными. Никакой "платы за могущество" нет: человек, создавая и внедряя новые представления, формируя сознание других, чувствует себя творцом, близким к богу. Эйфория творчества вкупе с безответственностью обеспечивает ему невиданное удовлетворение.

Безответственность представителей "информационной элиты", колоссальное могущество и фантастическая радость от каждой минуты работы становятся объектом подражания для остального общества. Не участвуя в массовом формировании сознания, оно подражает единственному доступной для него безответственности.

Четвертый фактор кризиса управления в условиях глобализации — вырождение демократии. Так как для формирования сознания общества достаточно воздействовать на элиту, то есть относительно небольшую его часть, участвующую в принятии важных решений или являющуюся примером для подражания, длительные концентрированные усилия по формированию сознания изменяют сознание элиты, и оно начинает кардинально отличаться от сознания остального общества. В итоге элита отрывается от общества, и исчезает сам смысл демократии: идеи и представления, рожденные обществом, перестают восприниматься элитой, и потенциал демократии съеживается до незначительных размеров самой элиты.

Как быстро и как разрушительно идет этот процесс, видно на примере России, в которой демократы[2] уже к 1998 году, то есть за 7 лет своего господства, оторвались от народа на порядок сильнее, чем коммунисты — за 70 лет своего.

Несоответствие инерционных систем управления резкому росту количества информации, обусловленному распространением качественно новых технологий, наблюдается не впервые. Запад уже попадал в такую ситуацию, когда изобретение книгопечатания привело к "информационному взрыву" — резкому увеличению количества информации, повышению ее доступности и качественному росту числа людей, способных задумываться на абстрактные темы.

Ключевая управляющая система того времени — церковь — не смогла справиться с проблемами, порожденными вызванной книгопечатанием "информационной революцией". Результатом стали Реформация и серия чудовищных религиозных войн. То, что из горнила последних вышла современная западная цивилизация, на фоне их разрушительности утешает слабо: так, в ходе Тридцатилетней войны население Германии сократилось вчетверо — с 16 до 4 млн. человек.

Сегодня, как и полтысячи лет назад, "информационный взрыв" превышает возможности управляющих систем человечества и создает для него серьезные системные опасности.

Конечно, это не означает обреченности на ужас, подобный религиозным войнам Средневековья. Более того: второй «кризис Гутенберга» не может быть копией первого просто потому, что история не повторяется или повторяется всякий раз по-новому.

Однако неприспособленность управляющих систем к новому, уже второму информационному и коммуникативному скачку порождает всеобъемлющий, системный кризис и требует не только осторожности и терпения, но и удесятерения усилий в поисках выхода — просто потому, что цена возможной неудачи уже известна.

 

КРИЗИС "АМЕРИКАНСКОГО ПОРЯДКА"

 

В условиях глобализации разрыв между развитыми странами и остальным миром стал непреодолимым — по крайней мере, в сложившейся парадигме мирового развития.

Это вызвано концентрацией людей, работающих с "информационными технологиями", в наиболее развитых странах (в ходе "утечки умов"), а также изменением ключевых ресурсов развития информационными технологиями.

Сегодня наиболее важно уже не пространство с жестко закрепленным на нем производством, но мобильные финансы и интеллект, и эффективное освоение территории — уже не развитие неразрывно связанного с ней общества, но, напротив, изъятие его финансов и интеллекта. Прогресс развитого общества идет за счет деградации "осваиваемого".

Важно и развитие глобальных монополий, блокирующих передачу технологий, в том числе и при помощи института защиты интеллектуальной собственности, который во многом выродился в глобальный инструмент злоупотребления монопольным положением.

Изложенное лишает неразвитые страны возможности развития. Конкуренция из механизма воспитания и развития слабых обществ выродилась с началом глобализации в механизм их уничтожения.

Глобальные СМИ внедряют по всему миру стандарты потребления развитых стран, а вызванное глобализацией ужесточение конкуренции убеждает все более широкие массы людей в принципиальной недоступности распространяемых стандартов даже для их потомков. Вызываемые этим отчаяние и безысходность порождают растущую глобальную напряженность.

Неблагополучие неразвитых стран бьет по всему миру. С началом глобализации впервые после войны накопление богатства перестало, как показывают скрупулезные отчеты ООН, вести к прогрессу в решении основных гуманитарных проблем человечества (загрязнение окружающей среды, нехватка воды, неграмотность, болезни, бедность, дискриминация женщин, эксплуатация детей и др.).

Высокая эффективность информационных технологий внезапно привела к "кризису перепроизводства" их продукции в глобальном масштабе, который был усугублен наличием на пути расширения сбыта барьеров благосостояния и культуры.

Первый общеизвестен: новые технологии слишком сложны и дороги для слабых стран. Ограниченность рынка сбыта лишает развитые страны возможности продолжать технологический прогресс на рыночной основе.

Второй барьер связан с ориентацией информационных технологий на сознание человека: его принадлежность к иной культуре снижает их эффективность и ограничивает спрос. Культурный барьер, почти неощутимый для автомобиля, для кинофильма порой оказывается непреодолимым.

В итоге борьба за расширение рынков информационных технологий становится борьбой за вестернизацию традиционных обществ. Это вызывает крах слабых и обострение противостояния сильных незападных обществ с Западом.

Это обострение дает развитым странам возможность финансировать технологический прогресс. Ведь рост напряженности ведет к росту военных расходов, являющихся стимулятором не только экономик, но и технологических рывков.

Понятно, что такое стимулирование — то самое лекарство, которое гарантированно страшнее болезни. Помимо прочего, оно разжигает конфликт между цивилизациями.

 

"ГОНКИ НА ВЫЖИВАНИЕ"

 

Человеческие цивилизации — культурно-исторические общности, объединенные системами ценностей и мотиваций, мировоззрением, образом жизни и действий.

Социализм и капитализм[3] боролись в рамках единой культурно-цивилизационной парадигмы, и силовое поле, создаваемое их противостоянием, удерживало в ее рамках остальное человечество. Исчезновение биполярной системы высвободило две новые глобальные цивилизационные инициативы: исламскую и китайскую[4].

Мировая конкуренция становится конкуренцией между цивилизациями, участники которой не только преследуют разные цели разными методами, но и не в состоянии принять ценности, цели и методы друг друга. Финансово-технологическая экспансия Запада, этническая — Китая и социально-религиозная — ислама не просто развертываются в разных плоскостях; они не принимают друг друга как чуждые явления, враждебные в силу не борьбы за влияние, но самого образа жизни. Компромисс требует изменения образа жизни, то есть уничтожения участника компромисса как цивилизации.

Взаимопонимание, выявляя несовместимость конфликтующих сторон, лишь подрывает возможность компромисса.

Конкуренция между цивилизациями ведется по отношению к ее участникам внесистемными, болезненными и разрушительными методами; она бескомпромиссна и нарастает даже при равенстве сил и отсутствии шансов на чей-либо успех.

Она иррациональна — и потому опасна и разрушительна. Каждая из трех великих цивилизаций, проникая в другую, не обогащает, но разъедает ее.

Цивилизационная конкуренция более, чем любая иная, ведется за определение "повестки дня": конкретной области противостояния и его принципов.

Сегодня наиболее предпочтительно положение США, чей финансово-экономический комплекс целей, не отягощенный гуманитарными ценностями, остается наиболее универсальным. В отличие от идеологической, религиозной или тем более этнической экспансии, финансовая экспансия никого не отталкивает заранее, что делает максимально широким круг ее потенциальных сторонников.

В силу своего образа действий проводником финансовой экспансии служит почти всякий участник рынка. Он может зарабатывать на финансовых рынках деньги для террористов, но сам его образ действий помимо его воли превращает его в проводника интересов и ценностей США. Граница между сторонником и противником той или иной цивилизации (а не ее отдельных аспектов) лежит в плоскости признания правильным того или иного образа жизни. Финансист принадлежит незападной цивилизации не когда он осуждает агрессию против Ирака, но лишь если он готов отказаться от финансовых рынков и перейти к образу жизни представителя иной, незападной цивилизации.

 

Завтра 26.04.06