А.А. Калинин

Наблюдения последних десяти лет дают основания полагать, что даже политически активные люди зачастую определяют свою идейно - политическую ориентацию случайно, часто под воздействием импульсов, к политическим идеям или традициям отношения не имеющих.

Люди, считающие себя консерваторами, исключения не составляют. Это понятно, если принять во внимание тяжелое наследие недавнего прошлого, когда хороший, не искавший себе на голову приключений человек про консерватизм должен был знать только то, что консерватизм “махровый”, а про либерализм - только то, что тот “гнилой”. Затем наступил смутный период, в течение которого “консерваторами” называли коммунистов - догматиков вроде Е. Лигачева. А с тех пор, как Гайдара и юных реформаторов объявили “либералами”, все люди, не пристроившиеся, по тем или иным причинам, достаточно комфортно в рамках учрежденного юными реформаторами режима и не записанные в одну из коммунистических или ультранационалистических партий, стали естественным образом считать себя консерваторами. В качестве курьезного примера можно привести известного, мягко говоря, трудным характером Л. Убожко.

Наиболее важные мировоззренческие детерминанты политического поведения - это устойчивое мнение человека о ( или знаке: +/-) человеческой природе, о том, как надлежит относиться к людям (включая самого себя), о способностях человеческого разума и допустимости применения тех или иных средств для достижения целей. Сведем эти вопросы и наиболее простые ответы на них в таблицу 1.

Читатель может развлечься, зачеркивая крестами те графы таблицы 1, которые содержат ответы, соответствующие его отношению к поставленным вопросам (в горизонтальной строке желательно ставить только один крест; если хочется дать два варианта ответа на один вопрос, можно, в порядке исключения, поставить в одной графе крест, а в другой - галку). Единственное условие игры в кресты и галки таково: оценивать человека вообще.

Таблица 1. Мировоззренческие детерминанты политического поведения

1)Этот вариант ответа предполагает, что даже очень скверный по объективным показателям индивид может преодолеть свою пакостность, достойно служа правому делу или старательно исполняя возложенные на него обязанности. Скажем, сторонник сословного строя вообще относится к низшим классам, мужикам, с аристократическим пренебрежением и настаивает на том, что мужиков надлежит время от времени сечь. Но даже сторонник сословного строя может допускать, что есть “мужик и мужик: если он не пропьет урожаю, я тогда мужика уважаю”, хотя, конечно, и такой облагороженный нравственным усилием мужик никогда вровень не станет не токмо что Ричардом Львиное Сердце, но и с известной Салтычихой, ибо порода не та (старая французская пословица утверждает, что “дворянина может сотворить только Бог”), и с этим обстоятельством ничего не поделаешь.

2)Ответ “по обстоятельствам рождения / происхождения / принадлежности” в данном случае подразумевает зависимость от неких объективных данностей: скажем, пролетарий или представитель некоего меньшинства (религиозного, этнического и т.д.) или определенного этноса заслуживает особого (хорошего или плохого) отношения именно потому, что он относится к классу, меньшинству, этносу.

3)Чаще этот вариант ответа звучит так: “Некоторые люди обладают более совершенным разумом, нежели другие; я отдаю предпочтение таким людям; следовательно, моему разуму доступна истина, и как знать, не абсолютна ли она; во всяком случае, то, что постигает мой разум, вашему - то (если вы со мною не согласны) не постичь никогда”.

4)Этот вариант ответа означает: “Не доводите меня до крайностей. Вообще я уважаю ваше инакомыслие, ваш выбор, вашу жизнь и так далее, но если вы полезете с вашими глупостями ко мне, то уж не обессудьте: буду от вас отбиваться до полного вашего уничтожения - или до вашего обращения в правильные понятия”.

5)Уж если ответ положительный, то по полной программе: надо для достижения заветной цели применить оружие массового уничтожения, грохнуть Х миллионов, включая безвинных младенцев и собственных родственников - значит, надо.

а) чем больше крестов в правой стороне, тем более респондент тяготеет к правым радикалам; для того, чтобы считать себя таковым, принципиально важно ответить “да” на четвертый вопрос;

б) сочетание крестов в правом столбце и в центре таблицы указывает на консервативные наклонности респондента;

в) сосредоточение крестов в центре таблицы с некоторым смещением влево указывает на либеральные наклонности респондента;

г) концентрация крестов в левом столбце указывает на предрасположенность респондента к левому радикализму; для того, чтобы считать себя законченным левым радикалом, принципиально важно ответить “да” на четвертый вопрос;

Убрав содержащую вопросы левую колонку, получим таблицу, которую можно сложить пополам и получить деление “правые - левые” - или сложить по границам трех столбцов и получить деление “правые - центр - левые”.

Теперь рассмотрим наиболее мыслимые варианты ответов ( под “наиболее мыслимыми” имеется в виду только то, что ответы на разные вопросы хоть как - то сопрягаются друг с другом). Использовано четыре цвета штриховки: интенсивность 60 % - очень сильная приверженность к данной позиции; 40 % - сильная приверженность; 20 % - сравнительно слабая приверженность, 12 % - редкая для данной идейно - политической ориентации позиция.

Таблица 4. Левый радикализм

Таблица 5. Либерализм

Таблица 6. Консерватизм

Таблица 7. Правый радикализм

Автор просит отнестись к табличкам снисходительно. В них нет претензии на объяснение всех извивов любой человеческой души. Каждый человек сложнее любых схем и ни в какие таблицы не вмещается. И все же при сопоставлении этих примитивных таблиц обнаруживается нечто любопытное.

Во-первых, коль скоро мы рассматриваем политических животных, то не следует удивляться тому, что во всех таблицах оказалась заштрихованной, хотя и разной интенсивностью, графа “мой - да, ваш - нет”. Люди, которые дают на этот вопрос другой ответ, политикой не занимаются.

В-третьих, проявляется всеядность либерализма ( то же свойство можно назвать эластичностью или толерантностью), который охватывает весь диапазон возможных ответов на вопрос о том, как следует относиться к людям, ибо даже ответ “по обстоятельствам рождения / происхождения / принадлежности” либералам по - человечески не чужд. Они не менее прочих любят советскую песню “Должен и сын министром стать, если отец - министр”. Как соберутся и примут резолюции в защиту прав человека вообще, так обязательно, после закрытия заседания, поют ее тихими голосами. Но обосновать свою любовь к “породе” либеральными принципами не могут.

В-пятых, легко заметить, что в левом радикализме отсутствует цельность, которые присущи правому радикализму (другое дело, что цельность правого радикализма отвратительна; впрочем, не более, чем неврастеническая непоследовательность левого радикализма).

В-шестых, становится понятным, что последовательная крайне левая позиция слишком хороша для реальной жизни. Такую позицию можно проповедовать, но практиковать в политике невозможно.

В-седьмых, очевидна аморфность и аполитичность позиции смиренного агностицизма. Люди, отвечающие на все вопросы “не знаю”, обречены голосовать под воздействием своих изменчивых настроений и изменяющего эти настроения агитпропа, который, однако, беззастенчиво добирается уже не до их убеждений (вместо них у агностиков - одни сомнения), а до их смутных предпочтений.

В-девятых, в проиллюстрированной таблицами типологии нет места 99 % российских политических партий, групп и т.д. К этому обстоятельству можно отнестись трояко. В нем можно увидеть свидетельство несостоятельности предложенной выше типологии, рассыпающейся в тлен от соприкосновения с живой жизнью. В рассматриваемом обстоятельстве можно увидеть и доказательство своеобразия современной российской жизни, политики в особенности. Наконец, в нем же можно видеть доказательство аномальности современной российской жизни, политики в особенности.

В большинстве своем люди не отдают себе отчета в своих мировоззренческих установках. Происходит это вовсе не от невежества и бескультурья, не потому, что русские ленивы и нелюбопытны, а потому, что, во - первых, такое самопознание вроде как не к чему (шубы из него не сошьешь); во - вторых, это все равно, что рассуждать на темы “что есть жизнь ?” и “что есть истина ?” (мы этого не знаем, однако до поры до времени бессовестно живем и даже во что - то верим); в - третьих, самоанализу очень мешает то, что, как однажды заметил, кажется, Д. Белл, один и тот же человек может быть консерватором в вопросах культуры, иметь либеральные экономические и политические взгляды и быть отчаяннейшим радикалом в вопросах науки и в социальных вопросах.

Итак, чаще всего мы своих подлинных мировоззренческих установок не знаем. Установки эти, на первый взгляд, страшно далеки от ликующего многоцветия российской политики. Между тем наши мировоззренческие установки как раз и являются теми скрытыми струнами наших душ, которые издают неожиданные звуки, пугающие не только слабонервных интеллигентов, но и нас самих и на которых хорошо, с выгодой для себя играют другие люди.

О воздействии звучания (не смысла!) слов на сознательное и полубессознательное спорить не приходится. Анализ этого воздействия приводит к неутешительному, но обнадеживающему выводу: на людей действуют не столько смыслы слов и словосочетаний, сколько чарующие звуки и прочие обстоятельства, со смыслами никак не сопряженные.

Звуки трогают скрытые струны души, ласкают их, входят с ними в резонанс, заставляют делать странное. А блудливое сознание услужливо и моментально рационализирует поведение, находит в чарующих звуках смыслы (чаще всего, превратные).

Но никакие звуки ни за что не возымели бы действия, если бы не неосознанные мировоззренческие детерминанты политического поведения, которые, впрочем, отзываются не только на звуки, но и на смыслы, даже если смыслы выражены косвенно, смутным намеком. Резонанс происходит автоматически. Возьмем, например, простой, распространенный по всему миру и по всему миру считающийся консервативным лозунг “Закон и порядок”.

Услышав этот лозунг, человек либеральных воззрений обычно пугается, вспоминает про то, что не платил налоги властям и заработную плату рабочим и служащим, ходил по малолетним проституткам, завел счета в банках острова Мэн и Великого герцогства Люксембург, и требует разъяснений, какой закон и какой порядок имеют в виду провозглашающие этот лозунг, будут ли закон с порядком распространять свое действие на заблуждения и шалости, совершенные в прошлом и без злого умысла (у либерала всегда наготове сотни неглупых доказательств отсутствия в его деяниях злого умысла), и не окажутся ли под запретом самые невинные развлечения и финансовые правонарушения на сумму свыше 100 тысяч долларов США.

Правый радикал поддержит такой лозунг неискренне. С его точки зрения, в лозунге, с одной стороны, много лишних слов (“закон и”), а с другой стороны - нет главного, определяющего слова (скажем, “русский”, “белый”, “арийский”, “евразийский”).

Левый радикал сцепится с правым радикалом именно из - за определения. Левому радикалу не нужен ни “русский”, ни “арийский” порядок. Покрывшись нервными пятнами, левый радикал требует, чтобы порядок был “моральным”, “вселенским”, “подлинным”, “человечным”, закон был “нравственным” и “идеальным”, а если порядок и закон не такие, какие ему по нраву, то и не надо никаких законов и порядков.

Нормальный человек внемлет этому гвалту с отчаяньем, ибо не может ничего понять. Нормальный человек хочет жить нормальной жизнью. В силу этого желания нормальный человек, когда приходит время голосовать, голосует “сердцем”, инстинктами, которые скорее консервативны, нежели либеральны или право - лево радикальны. Нормальный человек голосует не за меньшее зло и, уж конечно, не за большее, а за знакомое зло, полагая, что добра все равно не дождешься, а знакомое зло будет злом стабильным и не станет крепчать.

Для полной ясности наложим предложенную выше типологию на современную российскую политику. Левые радикалы - это анпиловцы и подобные политические группы (но не лимоновцы). Либералы адекватно не представлены ни одной политической партией или группой, наибольшее приближение к либерализму - “Яблоко”, но никак не “Демвыбор России”. Консерваторы (разных мастей) лучше всего представлены КПРФ, аграриями, народовластниками и “Нашим домом” времен премьерства Черномырдина, а также Б. Федоровым, то есть, как и либералы, рассеяны по всему политическому спектру; наконец, правые радикалы - это “Демвыбор”, Партия экономической свободы и прочие идущие впереди прогресса люди, называющие себя либералами, а также, что примечательно, РНЕ, где за либерализм в морду бьют сходу, правда, своим. Но кто сказал, что правые радикалы должны быть на одно лицо и одинаково стрижены - бриты ?

Конечно, морду бить недопустимо. Но как - то наказать “либералов” и “демократов” надо. Не потому, что либерализм заслуживает кары (либерализм - не ересь), но потому, что либерализм Гайдара - это вообще не либерализм, а “демократия”, выстроенная по номенклатурному проекту, не демократия. Следовало бы установить наказание за присвоение чужого названия и злоупотребление им и сделать преследование за такую мерзость общим делом. В конце концов, использование формы противника считается нарушением законов и обычаев ведения войны, т.е. военным преступлением.

Одна из наших горьких бед состоит в том, что у нас все называют себя не своими подлинными именами, причем зачастую выбирают себе ярлыки потому, что людям нравится звучание слова, или потому, что считают ярлык чем - то вроде шляпки или шарфика (перестал в старых нравится толпе - освежил свой облик посредством замены аксессуаров и снова стал всем хорош и интересен) или отпущения грехов (не грабил, а экспроприировал экспроприаторов, не убивал “черных”, а очищал землю Русскую от азиатско-африканского варварства, не хищениями занимался, а практиковал либерализм и права человека).

Но главная наша горькая беда заключается в таинственности нашей русской души, вследствие которой мы думаем одно, говорим другое, делаем третье, а чувствуем нечто четвертое, причем ни один компонент этого меню может никак с другими или даже любым другим не сопрягаться.

Существенно важно то, что консерваторы и либералы образуют центр, должны держать баланс и способны договариваться друг с другом; это вечные соперники, но не антагонисты: исчезновение одних влечет исчезновение других. Вот левые и правые радикалы - это антагонисты, только о том и мечтающие, как бы удавить, утопить, расстрелять, сжечь, искоренить друг друга под самый корень. Их надо постоянно растаскивать в разные стороны.

Либералов и консерваторов, увы, надо рассматривать вместе до тех пор, пока их различие не проявится более четко. Для этого дополним исходную таблицу еще тремя вопросами. Получаем таблицы 8а и 8б, в которых представлены типичные консервативные и либеральные позиции.

Таблица 8а: Мировоззренческие детерминанты политического поведения:

Таблица 8б. Мировоззренческие детерминанты политического поведения:

На этой стадии анализа обнаруживаются существенные различия консервативного и либерального мировоззрений. Во-первых, если для консерваторов традиция (особенно воплощенная в институтах) самоценна, то либералы подходят к традиции утилитарно. Отсюда, между прочим, следует, что консерваторы оказываются большими почвенниками (и большими изоляционистами), нежели либералы. Во-вторых, либеральное мировоззрение более гедонистично, тогда как консервативное мировоззрение не отвергает удовольствие, но и не воспевает его, потенциально аскетично, готовит исповедующих его людей к жертвам и, что важнее, к самопожертвованию. Отсюда следует, в частности, отмеченная выше дисциплинарность консерватизма, который, в отличие от либерализма, требующего самодисциплины, не считает возможным полагаться на благость человеческой природы, способность людей к самодисциплине и обуздывает человеческую натуру внешними ограничениями.

Теперь перейдем к анализу собственно консерватизма. Как было отмечено выше, в пределах этой традиции существует несколько течений, идентифицируемых, прежде всего, на основании того конкретного идеала прошлого, которому поклоняются консерваторы. Перечислить все мыслимые и немыслимые идеалы прошлого невозможно. Им несть числа.

Консерваторов, поклоняющихся идеальным образам идеального прошлого и мечтающих об их воплощении в настоящем и будущем, можно назвать “легитимистами”, поскольку для них образы прошлого имеют силу высшего закона. Понятно, что отравленные своими представлениями о прошлом консерваторы - легитимисты между собой договориться не могут, ибо “православие, самодержавие и народность” никак не стыкуются с “ведической” или “советской” традициями. Попытки создать синтетический идеальный образ идеального прошлого путем перечисления образов идеального прошлого через запятую дают дикое месиво.

Консерваторы - прагматики не более отвратительны, чем прагматики - неконсерваторы. Отвращение к консерваторам - прагматикам могут питать только консерваторы - легитимисты, которые часто становятся жертвами своего идеализма и с тоской наблюдают за безбедной жизнью консерваторов более гибкого ума и более высокой культуры.

Консерваторы - прагматики, однако, тоже не едины. Разногласия в их стане возникают и обостряются в моменты смены власти, когда каждый прагматик держит нос по ветру и руководствуется собственным чутьем. Консерватор - прагматик - это не одинокий волк, ибо знает, любит и чтит порядок стаи, но и его кормят ноги: зачастую его успех зависит от того, успеет ли он вовремя добежать (перебежать). Посмотрите на губернаторов и НДР. Спектакль продолжается. Он нескончаем. Затем последует картинка “Лужков или Примаков ? Или Лебедь ?”

Консерватору - прагматику случается ошибаться. Но свои ошибки консерватор - прагматик всегда способен и готов искупить прилежанием и верной службой. Среди консерваторов - прагматиков немало людей грамотных, знающих дело, работоспособных. Такие люди всегда надобны и всегда находят место в стае. В КПСС таких было множество - и чем выше была ступень партийной иерархии, тем их было больше. С небольшими исключениями все они прекрасно устроены и при торжествующей “либерально - рыночной демократии”. Если завтра случится режим “всенародного гнева и уничтожения либерально - рыночной демократии”, то такие люди снова будут при деле. Даже не такие же, а те же самые люди. Они необходимы, пребудут с нами во веки веков. Не оставят нас своими заботами и попечением своим.

Консерваторов - прагматиков нельзя считать безыдейными оппортунистами. Это люди высоких принципов. Просто в ранг принципов они возвели прагматизм и веру в государство как формат существования народа. Себя такие люди консерваторами не считают, мысля себя “государевыми / служивыми людьми” и “государственниками”. Любопытно, что из консерваторов - прагматиков редко выходят лидеры, ибо консерваторы - прагматики, при всех их достоинствах, люди нетворческие, неизобретательные. Они любят жить по общим правилам, не любят изменений общих правил и терпеть не могут изобретать общие правила. Вот частные, ведомственные правила - это да, это стихия консерваторов - прагматиков, виртуозов составления подзаконных актов.

Наконец, в консерватизме есть третье течение, которому трудно дать название. Пожалуй, это течение можно назвать подлинным, интеллектуальным, философским (но не кабинетным) консерватизмом. Представителей такого консерватизма никогда и нигде не бывает много, но именно они консолидируют все течения консервативной мысли в единую традицию и обеспечивают ее выживание. Суть просвещенного консерватизма достаточно проста: изменения нежелательны, но неизбежны; если изменения отвергать, то будущее станет еще хуже; однако, упорно работая, избирая адекватные меры и методы, соблюдая осторожность, избегая резких движений и необратимых решений, адаптируясь к изменениям и адаптируя их к традициям, можно и должно обеспечить преемственность, фундаментальную стабильность, самобытность.

Просвещенные консерваторы достаточно просвещены для того, чтобы не объявлять собственные вымыслы или грезы идеалом, требующим воплощения в действительность ( то есть проводят грань между поэзией и политикой), и достаточно образованны для того, чтобы осторожно обращаться с прошлым, понимать его разнообразие и невозможность познать и понять его до конца. Вместе с тем для них прошлое - всегда живое прошлое, необходимый и главный элемент среды обитания, который они готовы отстаивать и защищать со всей самоотверженностью. Представителем такого консерватизма был П. А. Столыпин, спасавший государственный строй России и ее правящий класс ценой разрушения общины, репрессий, обуздания придворных группировок. К сожалению, ныне популярностью в определенных кругах Столыпин пользуется, кажется, главным образом как борец с революционной заразой методами военно-полевого судоговорения, то есть вовсе не за то, за что он достоин уважения - и за что его, в конце концов, “уважили” в киевском театре.

Применение в классификации знаковых слов вроде “просвещенность”, “прагматизм”, “легитимизм” не следует воспринимать как указание на монополию той или иной группы на просвещенность, прагматизм или легитимность. Консерваторы - прагматики и консерваторы - легитимисты вовсе не дубины стоеросовые, а просвещенным консерваторам не чужд прагматизм.

По-видимому, спектр консервативных воззрений стоит представить графически. Таблицей это назвать нельзя, пусть будет картинка. Картинка получается такой:

В картинке примерно соблюдены те пропорции между тремя основными течениями, которые, на взгляд автора, наблюдаются в реальной жизни, т.е. 1: 10: 4. Деление в графе “Консерваторы - легитимисты” условно и отражает только то, что консерваторы - легитимисты раздроблены до крайности, причем некоторая их часть тяготеет к правому радикализму.

Хотелось бы отметить еще одно важное обстоятельство: консерватизм и либерализм совместимы с очень широким спектром экономических теорий и доктрин. Претензии Гайдара и юных реформаторов на либерализм основываются всецело на том, что они вроде бы реализовали либеральнейшую экономическую теорию - монетаризм то ли Фридьмана, то ли Бридьмана, ну неважно, кого, главное, что либеральнейшего либерального экономиста. Мы Фридьманов - Бридьманов не читали и читать не хотим, на то, что сам Фридман от прав отцовства в отношении российских реформ отрекается, нам наплевать (все они такие: получат удовольствие - и в кусты), мы верим на слово Гайдару, Чубайсу и Лацису с Абалкиным. Раз они назвали бедствия, постигшие Россию в 90 - х годах, “либеральными реформами” - значит, не врут. А кто может проводить проклятые либеральные реформы, как не проклятые либералы ? Это ж ежику понятно. Политические выводы самоочевидны.

Автор никогда не был ежиком, поэтому принять логику этих симпатичных зверьков не может. И не советует верить Чубайсу, Лацису и Сванидзе. Даже порядочному человеку Лившицу. Вопрос, над которым стоит задуматься любителям выводить политические взгляды из экономических, таков: а разве Рейган и Тэтчер, реализовывавшие монетаризм (правда, с большим успехом, нежели Гайдар с Чубайсом), - либералы ? Если Рейган и Тэтчер узнают, что их либералами обзывают, они зарыдают и умрут не снеся оскорбления.

КПРФ - партия консервативного толка. Ее консерватизм очень своеобразен, под стать феодальному социализму, несправедливо осмеянному классиками марксизма - ленинизма в “Коммунистическом манифесте”. Люди консервативных наклонностей, приверженные советской традиции (в которую вполне вписывалось и значительное социальное неравенство, и порядок, при котором каждый сверчок знал свой шесток и без разрешения сидящих выше со своего шестка не смел слезть, наказания за инакомыслие, и так называемое “материальное стимулирование”), голосуют за КПРФ не столько потому, что видят в ней левизну, а потому, что считают (ошибочно) ее защитницей “советской” традиции. А люди консервативных наклонностей, почитающие традиции самодержавной России, голосуют за другие партии, намекающие на свой консерватизм. Консерваторы - прагматики голосуют за те партии (в будущем, видимо, за “Отечество”), которые, по их расчету, должны победить на выборах или, независимо от выборов, будут гнуть консервативную линию через невыборные институты власти.

В значительной, если не в решающей мере будущее России зависит от того, удастся ли в ближайшее время создать настоящую, консервативную если не по названию, то по сути партию с новыми лидерами и идеологами, а не очередной “лохотрон” с ярким, таким манящим ярлыком “консервативная партия” и президиумом из хорошо знакомых лиц, еще вчера присягавших на верность ельцинизму, либерализму, правам регионов, чубайсизму, бюрократизму, патриотизму, пофигизму и вообще всему, что бы ни вошло в моду хотя бы на день.

Как бы иронически ни относился автор к консерватизму, следует подчеркнуть: консервативный фермент необходим всякому обществу, стремящемуся к самосохранению. Осознание угрозы существованию России и ее народа приводит к тому, что в современной России доминируют именно консервативные настроения. Но преобладание латентных, неартикулированных консервативных настроений ведет не к политическому господству консерваторов, а к превращению консервативно настроенных людей в объекты манипулирования, которым занимаются люди без убеждений, готовые принимать любую личину (и даже несколько личин разом) ради получения голосов.