Журнал «Золотой Лев» № 77-78 - издание русской консервативной
мысли
(www.zlev.ru)
В.Л. Махнач
Так
ли страшен фашизм, как его малюют?
Что же такое «фашизм» и чем он отличается от «национализма»
и «нацизма»?
В нашем политическом, публицистическом, а порой и научном
дискурсе царит дикая путаница: мы путаем понятия «фашизм», «национализм» и
«нацизм». А это — примерно то же самое, что путать советский коммунизм с
британским лейборизмом на том основании, что и те, и другие социалисты.
Различать же эти понятия очень важно.
Что же такое «фашизм» и чем он отличается от «национализма»
и «нацизма»?
Слово «фашизм» происходит от латинского fascio — «пучок
прутьев». Римские ликторы, сопровождающие консулов или преторов (римских
магистратов), в качестве знака их власти носили пучок прутьев или розог на
плече в черте города, а за чертой города в этот пучок вкладывали топорик. Сам
термин «фашизм» ничего зловредного не означает и переводится с итальянского,
как «единство». Кстати, в русском языке этот корень живёт самостоятельно и с
фашизмом никак не связан — при продвижении машин на поле боя большие пучки
прутьев сваливаются во рвы и называются «фашинами», а лесные дороги чинят
«фашинником».
Многие находят некую идеологическую предысторию фашизма,
хотя и очень смутную, в выступлениях отдельных публицистов первых лет XX века.
Однако в тот момент почва для фашизма ещё не была готова. В начале XX века
существовали две тенденции разрушения традиционной государственности и
традиционной общественности: безудержный радикал-либерализм и социал-анархизм.
Безудержный радикал-либерализм, декларировавший всеобщее гражданство, всеобщее
избирательное право и неограниченность функционирования рыночной экономики,
обычно связывают с англосаксами (англичанами и американцами). Но за исключением
фритредерства, т.е. неограниченной свободы торговли, другие свои теоретические
разработки англичане, будучи традиционалистами, вовсе не торопились у себя
вводить. А к уравнительному коллективизму призывали двигаться социалисты
различных мастей и анархисты.
Первая мировая война превратила эти тенденции в реальность.
Россия и Австро-Венгрия были разрушены и расчленены. В Турции и Германии было
разрушено государство, хотя эти страны не подверглись расчленению (Турция
потеряла нетурецкие территории, и то не все). Одновременно образовались многие
малые государства, некоторые — достаточно искусственно. Для очень и очень
многих западноевропейцев рухнул мир, причём мир довольно уютный, мир высокой
культуры и цивилизации XIX века. Именно под впечатлением этого разрушения
Шпенглер заканчивал свой «Закат Европы».
И тогда появляются сначала первые фашистские теоретические
и публицистические работы, а затем и первые фашистские движения. Первыми
теоретиками фашизма стали итальянец Б.Кроче и испанец маркиз Х.А. Примо де Ривера.
Фашизм на уровне ранних разработок представлял собой как идею, так и практику
инициативного силового народного движения с целью воссоздания традиционной
общественности и государственности. Фашизм того времени — это прежде всего
корпоративизм.
Следует отметить, что мир, созданный в рамках христианских
культур Запада и Востока, был весьма корпоративен. Помимо сословий, которые
сами по себе являются корпорациями, существовали и многие другие корпорации:
ремесленные цехи и купеческие гильдии, университетские корпорации и корпорации
школьные, монашеские ордена, как рыцарские, так и чисто монашеские, да и сам
отдельный монастырь — это корпорация. Впоследствии были известны многочисленные
корпорации, объединяющие творческих деятелей. Между прочим, профессиональные
союзы — тоже корпорации.
Корпорации были сильны на Западе ещё в Позднем
Средневековье, а в XVIII веке начался процесс их ослабления, который шёл по
нарастающей, и в начале XX века корпорации были уже значительно ослаблены и
даже частично разрушены. Ещё задолго до Первой мировой войны были разрушены
сословия, по сути дела их как действующих официальных категорий не осталось. В
итоге, мир начала XX века обнаружил, что традиционное общество разрушено и
превращается в бедствующую аморфную массу, причём бедствующую во многом потому,
что общество перестало быть по-настоящему структурировано.
В настоящее время мир ощущает опасную неструктурированность
социума и стремится к восстановлению корпораций в том или ином виде, а ещё в
60-ых годах термин «корпоративизм» у нас прочно ассоциировался с фашизмом,
поэтому его избегали. Ныне им свободно пользуются в США, где имеет место мощная
тенденция усложнения системы — «коммунитаризм», последователи коего есть и в
других странах Запада. Коммунитаризм — это фактически муниципализм. Суть
коммунитаризма в развитии коммун, местного самоуправления, местной жизни,
замкнутой на сообщество небольшого городка или сектора, района большого города.
Кстати, коммунитаризм — тоже корпоративизм.
Между мировыми войнами восстановление корпораций и
корпоративного уклада происходило везде, где фашистские движения достигали
определённых результатов. Например, в Испании при Франко был восстановлен
традиционный парламент (кортесы) как корпоративное представительство. Иными
словами, в кортесах заседали не представители абстрактно-статистических
жителей, а представители социальных корпораций и муниципалитетов. Такая форма
парламентаризма имеет больше шансов на то, что избиратели будут избирать лицо,
а не политическую программу, что между избирателем и избираемым сохранятся
неформальные отношения, поэтому в данном случае корпоративизм демократичен, ибо
отстаивает демократию от превращения её в охлократию.
Теперь разберёмся с «национализмом». В политической и
социальной практике это явление имеет место независимо от того, мыслится ли
нация в категории гражданского единства или в категории единства этнического.
На протяжении весьма длительного советского периода термин
«национализм» считался если не страшным уголовным преступлением, то по крайней
мере ругательством (обычно употреблялось словосочетание «буржуазный
национализм»), и даже ещё в начале Перестройки раздавались голоса против
развития националистических тенденций. Игра слов с корнем «нация» доходила до
того, что один из образованнейших людей нашей эпохи академик Д.С.Лихачёв как-то
раз заявил: «Я за национальные, но против националистических тенденций в
культуре». Однако если с определением «националистический» связано
существительное «националист», то с определением «национальный», видимо, должно
быть связано существительное «национал», а такого слова в русском языке нет,
есть одно — «националист».
В IV Государственной думе (1912-1917 гг.) крупнейшей
партией, имевшей 120 депутатских мест, была Партия русских националистов —
партия, достаточно либеральная и, как правило, блокирующаяся с другой
либеральной партией — Партией октябристов («Союз 17 октября»).
В западноевропейской терминологии XX века термин
«национализм» обычно безоценочный. А по тому, как американцы и англичане
освещали историю борьбы 20-ых — 40-ых годах в Китае, видно, что их симпатии
были на стороне китайских националистов, т.е. сторонников Чан Кайши (партии
Гоминьдан), которые боролись с коммунистической угрозой, но проиграли.
Существует, конечно, и национализм агрессивный, основывающийся
на неприязненном отношении к другому народу или группе народов. Но он иначе
называется — «шовинизм». Он возникает в XIX веке и своим названием обязан
французскому капитану Шовену (Chauvin), жившему более 100 лет назад. В
программных документах КПСС повторялся один и тот же нелепый тезис:
«нетерпимость к буржуазному национализму и шовинизму». При этом ни в одном
энциклопедическом словаре советского времени не объяснялась разница между
национализмом и шовинизмом, дабы ни у кого не возникло вопроса: если между ними
есть разница, то, может быть, один приличный, а другой нет? Не случайно также
многие составляющие западноевропейских национализмов трактовались у нас
искаженно. Например, немецкая националистическая песня “Deutschland uber alles”
(«Германия превыше всего») была написана ещё в XIX веке, когда немцы, тогда
разобщённые на множество мелких государств, стремились к созданию единого
Германского государства. Трактуется она у нас неверно. Смысл этого стиха лишь в
том, что Германия для немца превыше всего, а всё остальное потом, но вовсе не в
том, что Германия на земном шаре превыше остальных государств.
Есть ещё более агрессивная и негативная форма национализма
— «нацизм». Нацизм включает в себя уже не только неприязненное отношение к
другим нациям, он опирается на идею национального превосходства. Нацизм может
проявляться и в такой форме, как неприязненное отношение к чужому национализму,
в то время как себе национализм позволителен. Именно нацизм (а вовсе не фашизм,
как ему кажется) и громит вполне справедливо в своей статье С.Баймухаметов.
Однако его критика не может быть отнесена к здоровому национализму, присущему
всем народам.
К нацизму и шовинизму мы имеем право относиться негативно и
квалифицировать их как формы людоедские, однако национализм так квалифицировать
не удастся.
Но в XIX веке появляется и аномалия противоположного
направления — «космополитизм», который опирается на идею неизбежности
исчезновения национальных отличий. Космополитизм К.Н.Леонтьевым был назван
«ядом всесмешения». Впрочем, достаточно вспомнить его основное правило: «Всякое
упрощение есть деградация». Вряд ли возможно исчезновение национального лица
всех народов на Земле, но случись такое, это было бы ужасно — образовалась бы
совершенно неструктурированная масса, система упростилась бы до предела, и люди
едва ли смогли бы в ней жить.
Наряду с космополитизмом, часто употребляется понятие
«интернационализм», но ни в одном справочнике не проведена чёткая граница между
этими понятиями. Тем не менее «пролетарский интернационализм» в нашей стране
декларировал отмирание национальных различий в отдалённом будущем. Т.е. в его
основе лежит та же идея, что и в основе космополитизма, следовательно, это
явление негативное. Допустимый интернационализм можно квалифицировать как сумму
дружелюбных национализмов (впрочем, такова и формула империи).
Вернёмся к фашизму. Было бы, конечно, глупо отрицать, что
фашизм исключал силовые методы борьбы. Однако после Первой мировой войны и цепи
революций к силовым методам привыкли все. Тем не менее в самой идее
первоначального фашизма не было места фашистскому государству. Фашизм
существовал только как движение, единственная цель которого — восстановить то,
что было раньше, т.е. провести определённую социальную реставрацию. В этой
связи образование фашистских государств (а таковые образовались) есть измена
первоначальному фашизму. Насколько это были жёсткие государства и насколько
правомочно сближение понятий «фашизм» и «нацизм»?
Нацистских тенденций за Пиренеями — в Испании и Португалии
— не было вообще. В этих двух благополучно переживших войну и существовавших
после государствах (в одном случае — монархии, другом — республике) имел место
восстановительный период, временная диктаторская власть, но никакого нацизма не
было.
В догитлеровской Австрии господствующим было фашистское
движение, и вплоть до Аншлюса там торжествовал достаточно жёсткий консерватизм
при полном отсутствии какой бы то ни было нацистской составляющей. Например, в
Австрии можно было основать частную школу, причем не только католическую (что было
бы естественно, потому как Австрия по большинству населения — католическая
страна), но и протестантскую, православную или иудейскую (мусульман в Австрии
не было). Государство, а точнее, общество руками государства не позволило бы
основать лишь внеконфессиональную (атеистическую) частную школу. Это —
консерватизм, но всё же весьма терпимый, для всех оставляющий своё место. Но
Австрия была разрушена, и разрушена она была гитлеровцами. Иными словами,
германский нацизм уничтожил австрийский фашизм.
Элементы нацистского мировоззрения заметны в
муссолиниевской Италии, хотя это — результат сближения с Германией и сильного
её влияния.
А саму Германию, хотя в ней всё начиналось в 20-ые годы с
фашистского движения, и вообще нельзя считать фашистской страной, а правильнее
считать нацистской, ибо доктринально Германия исходила из идеи национального
превосходства, сопрягающейся с идеей расово неполноценных народов. Она
стремилась достичь всеевропейского господства и не столько основать империю,
сколько выкачивать жизненные блага из сопредельных государств. Кроме того,
Германия совсем не стремилась к воссозданию традиционной германской
общественности и государственности и тем самым не соответствовала необходимому
начальному условию фашизма.
Вряд ли стоит защищать в наше время фашизм, но понять, на
каких основаниях он возник, стоит. Во всяком случае фашизм — достаточно
симпатичное социальное явление, если вспомнить коллизию австрийцев 20-ых годов
и даже франкистского Движения фалангистов, спасавшего Испанию от республиканского
правительства с его ЧК (именно так по-испански и называлась их карательная
структура — «Чека»). Куда серьёзнее параллели у австрийцев 20-ых годов и
испанских фалангистов не с германскими нацистами, а с отрядами «молотобойцев»
Бертрана Дюгеклена и с демократическим движением Второго земского ополчения
Минина и Пожарского. Последние тоже были народными (при отсутствии
государственности) силовыми движениями во имя восстановления традиционной
общественности и государственности, что, кстати, к 1613 году в России и было
достигнуто.
Что же касается современной России, то фашистский (в смысле
нацистский) путч ей, конечно, не грозит. Ни во власти, ни тем более в народе
для нацизма (равно как и для шовинизма) никакой серьёзной социальной базы нет.
Нет даже признаков того, что такая база складывается или сложится вообще в
обозримом будущем. Во-первых, имперский народ (а русский народ является именно
таковым) по определению не может быть нацистским. А во-вторых, в России будет
всегда действовать «прививка» от нацизма, полученная русскими в Великой
Отечественной войне. Утверждения же о том, что коммунизм и фашизм — это чуть ли
не одно и то же (или, как пишет С.Баймухаметов, «в теоретическом смысле из
одного гнезда») — это либо малограмотный бред, либо сознательная и
злономеренная в отношении исторического прошлого нашей страны фальсификация (в
данном случае даже уместно говорить об идеологической диверсии). «Русский
фашизм» (т.е. «русский нацизм») — такое же бессмысленное словосочетание, как,
например, «турецкий интернационализм» или «эстонский космополитизм». Тотально
же отрицая фашизм, мы рискуем негативно отнестись к его главной составляющей —
корпоративному движению. А восстановление корпораций в той или иной форме —
насущная задача не только современных западноевропейцев, у нас эта задача
обострена до предела. Мы не можем без восстановления социальных структур
надеяться на создание гражданского общества.
А вот что, действительно, у русских в настоящем дефиците, —
так это здоровый национализм. Ведь что на самом деле означает термин
«национализм» и кто такой «националист»? Как ни воспринимай слово «нация» (как
этнос или как гражданское единство), националист — тот, кто прежде всего
интересуется делами собственными народа, а делами другого народа иногда и не
возражает заниматься, но уж по крайней мере во вторую очередь. Но ведь это
нормальная этническая позиция! Здесь уместно вспомнить шутку об отношении к
дочери, кузине и соседке: «Я люблю свою дочь больше, чем свою кузину, а кузину
— больше, чем соседку. Однако из этого, честное слово, не вытекает, что я
ненавижу свою соседку». Интересно, что эта шутка английская, а англичане,
вероятно, — самая националистическая нация на Западе. И английских
националистов никогда не было именно потому, что все англичане без исключения —
националисты.
Интеллигент
17.03.06