Журнал «Золотой Лев» № 75-76 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

И.З. Бестужев

 

Русский консерватизм и геополитика России

 

“Государство - это сталь,

скрепляющая общество”.

Фридрих Ницше.

 

На протяжении по крайней мере двух последних столетий вплоть до перестройки государственное руководство России вело постоянную борьбу против сил, вызывающих беспорядки и влекущих страну к  неконтролируемому хаосу. Самые опасные периоды национальной смуты всегда начинались с действия группы лиц, внедрявших в общество идеи неограниченных свобод, противопоставляемых интересам государства. Эти лица, принадлежавшие, как правило, к образованной публике или даже к верхним слоям общества, получили историческое название “либералов”.

Зарождение либерализма в России в его дворянском варианте относится ко второй половине 18 века, но предпосылки возникли в царствование Петра I, стремительно реформировавшего русскую жизнь по иностранным образцам. Технически полезные нововведения не удалось тогда органически совместить со сложившимися национальными традициями. Эпоха Екатерины II, внедрявшей свободомыслия по меркам французского просвещения, дала толчок образованию либеральных групп, накапливавшихся в масонских ложах и других разрешенных императрицей учреждениях. К началу 19 столетия в них входило немало представителей родовитого дворянства. Их тайная и явная деятельность способствовала постепенному повороту общества к радикализму.

В 18 веке появились первые проекты ограничения самодержавной власти и крепостного права / С.Десницкий, А.Поленов, Н.Новиков, Ф.Кречетов/. Либерализм с первых шагов принялся заимствовать европейский опыт без связи с народными традициями. Нужно учесть, что Западная Европа долгое время сама находилась в центре духовных влияний, чуждых индоевропейскому наследию. Кочующие элементы привнесли в европейские государства дух ростовщичества, - то, что Макс Вебер называл “протестантской этикой“, Зомбарт эпохой торговцев», а Карл Маркс - просто “духом наживы”.

Но, вернемся к России. Декабризм стал радикальным следствием расцветшего на русской почве либерализма. К середине 19 века выразителями либеральных взглядов стали “западники”/ Кавелин, Боткин, Грановский и др./ Но в этой разновидности либерализм еще не утратил черт радения за судьбу России. Его противоположность идеям славянофилов не была безусловной, тем более что последние сами разделяли либеральные комплексы, недаром цари видели в идеях созыва Соборов и Дум попытки ограничить самодержавие. С другой стороны, отход либералов от радикального демократизма /разрыв с “Колоколом” и “Современником” во второй половине века/, как скоро выяснилось, не изменил их природной близости. В дальнейшем ответственность за развитие событий вплоть до свержения самодержавия в большой степени несли либералы, так как именно они внедряли в обществе пренебрежение к национальным ценностям и истории России, что позволило революционерам сагитировать денационализированные слои и их руками уничтожить государственную власть. Исчерпывающие свидетельства этого имеются у крупных русских писателей, философов и общественных деятелей.

Большую ценность представляют анализы Ф.М. Достоевсого в “Дневнике писателя” за 1876-77 и 80-й годы, а также его творческие прозрения в романах. Консерватизм Достоевского смягчался религиозной терпимостью и снисходительным великодушием характера, так что его глубокий психологизм вступал в противоречие с идеями “всечеловеческой отзывчивости” и сословного “братства” в русском обществе, или с убежденностью в неизбежном сближении интеллигенции с народом. Тем больший смысл приобретают пророчества Достоевского там, где он дает волю своей интуиции и реальному знанию людей. В романе “Бесы” в отталкивающем виде изображены не только террористы-нечаевцы, но и деятели 60-х годов, либералы 40-х , Чаадаев, Белинский, русский апостол католицизма В. Печерин, Т.Грановский, петрашевцы, с которыми он сам когда-то был близок. Постепенно роман, задуманный как обличение либеральной дворянской интеллигенции, перерос в критическое изображение общей болезни, переживаемой Россией и Европой, ярким симптомом которой стало “бесовство” Нечаева и его последователей. Таким образом, Достоевский прямо связал либерализм с преступными действиями радикалов. В “Дневнике писателя” он отметил низкий интеллектуальный уровень «западничающей» интеллигенции: “Либерал всесветный,  атеист дешевый, над народом величается своим просвещением в пятак ценой... Либералы наши, вместо того, чтобы стать свободнее, связали себя либерализмом как веревками”.

Несмотря на свой  скептицизм к Европе, Достоевский первым из консервативных мыслителей России заявил о необходимости сближения с Германией, так что ряд суждений в “Дневнике писателя” прямо совпадает с программными положениями геополитиков-европоцентристов 20 века. Это резко контрастирует с почти полным неприятием Европы, за исключением полезности временных союзов, которое выказывали другие русские консерваторы. Видя постоянную нелюбовь Европы к России, Достоевский все же называл Европу “вторым отечеством”: “Европа нам почти так же дорога, как Россия. Как же быть? Стать русскими прежде всего”. При этом он не был сторонником политического объединения славян в одно государство. “Не будет у России таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов как все эти славянские племена», писал Достоевский. - “России надо серьезно приготовиться к тому, что все освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными”. Об этом же свидетельствовали писатели К.Леонтьев и В.Крестовский, имевшие солидный опыт дипломатической службы в Восточной Европе, а последний и как участник русско-турецкой войны 1877-78 гг. на стороне европейских славян, сразу же после “освобождения” включившихся в международные интриги против России.

Основу для будущего союза Достоевский видел в других нациях. Он осознавал противоположность интересов континентальной Европы и, например, Англии как военно-морской империи, с ее особой позицией в важных вопросах /колониальный, восточный и пр./ “Англии бояться,- никуда не ходить”, - говорил Достоевский. Он высказывался прежде всего за российско-германское сближение: “Зависимость от союза с Россией есть, по-видимому, роковое предназначение Германии”. Писатель называл Германию “серединной страной” /классический термин современной геополитики!/ и с подозрением относился к Франции, несмотря на все соглашения с Россией, часто выступавшей при кризисах против нее.

Политическая мысль Достоевского не замыкалась на Европе, будущность которой, по его мнению, принадлежит России. Он сознавал Россию и как часть азиатского массива: “Азия, да ведь это и впрямь может быть наш исход в будущем!” В его словах: “Азиатская наша Россия - ведь это тоже наш корень, который воскресить и пересоздать надо”, в соединении с  мыслями о европейском будущем выражено желание сближения частей огромного евро- азиатского пространства, которые необходимо возможно плотнее подогнать друг к другу, но без потери самостоятельного лица каждого из крупных народов.

Современник Достоевского, философ и историк мировой цивилизации Н.Я.Данилевский /1822-85г./, создатель оригинальной теории “культурно-исторических типов”, опередивший на полстолетия научную мысль Запада /Рюккерта, О.Шпенглера /, выделил три обязательных этапа, которые подобно живому организму переживает государство: юность, зрелость и дряхлость. Эта теория на большом историческом материале опровергала как фантастическую социологию марксизма, так и примитивные дарвинистские догмы. У Данилевского парадоксально сочеталась глубина анализа с неверными прогнозами о будущем России из-за идеализированных представлений о русском национальном характере. Он редко употреблял слово “либерализм”, но осуждал “европейничанье” и, хотя признавал его глубокое проникновение в высшие классы общества, однако считал русский народ как бы застрахованным от разложения благодаря врожденным свойствам “мягкости, покорности, почтительности”, а также “за отсутствием в течение всей его жизни… борьбы между различными слоями русского общества”. Отсюда сделан ошибочный вывод: “ Не революция, но даже простой бунт… сделался невозможным в России, пока не изменится нравственный характер русского народа, его мировоззрение и весь склад его мысли, а такие изменения, если считать их возможными, совершаются не иначе как столетиями”. Это заключение вытекало также из представления Данилевского о молодом возрасте русского народа, “у которого впереди много времени и сил”. Он был одним из самых твердых сторонников политического союза всех славян. Убедительно доказывая ненасильственный характер территориального расширения России, Данилевский оправдывал применение твердых мер против племен, которым “не суждено ни положительной, ни отрицательной исторической роли… так как они составляют лишь этнографический материал, входящий в состав организмов культурно-исторических типов”. Он, как и Достоевский, признавал пользу войн, “которые могут служить лекарством, ибо не о хлебе едином жив человек”. Важно подчеркнуть, что Данилевский подтверждал право крупного государства распространять свое влияние далеко за пределы собственных границ, оправдывая, например, “доктрину Монро” в отношении Латинской Америки, как национальное действие США.

Противопоставляя Россию Европе, как величины абсолютно чуждые друг другу, ученый писал: “Если наперекор истории, наперекор мнению и желанию самой Европы, наперекор внутреннему сознанию и стремлению  своего народа Россия все-таки захочет причислиться к Европе,… то ей ничего другого не остается, как отказаться от самого политического патриотизма, от мысли о крепости, цельности и единстве своего организма, от обрусения своих окраин, ибо эта твердость наружной скорлупы составляет только препятствие к европеизации России”. Его вывод не оставлял вариантов в отношении Европы, “уже прошедшей высшую точку исторического цикла”: “Борьба с Западом - единственное спасительное средство… для излечения наших русских культурных недугов”.

Опасность, исходящую от Европы, Данилевский описал следующим образом: “Теперь, после того как жизненная обстановка высших классов русского общества лишилась своего народного характера, сделалась общеевропейскою, усиливается отчужденность инородца и из-за этого порождаются те молодая Армения, молодая Грузия, о которых мы недавно услыхали, а может быть народятся еще молодая Мордва, молодая Чувашия, молодая Якутия, о которых не отчаиваемся еще услышать”. Своеобразное геополитическое чувство Данилевского указывало ему на первостепенную важность укрепления собственного народа, “хранителем” которого он называл государство. Актуально звучит мысль философа о том, что “исторический народ, пока не соберет всех своих частей, должен считаться политическим калекой… Одна народность должна составлять одно государство”. У него не было сомнений в строе, сужденном России: “Сила и крепость народной брони должна сообразовываться с силой опасностей, против которых ей приходиться бороться. Поэтому государство должно принять форму одного централизованного политического целого там, где опасность эта велика”. Его предостережение направлено следующим поколениям: “Если Россия, как говорят ее враги, действительно окажется “больной, расслабленный колосс,…переставший внимать не только голосу народной чести, но и самым громким побуждениям инстинкта самосохранения,…готовый отречься от самого смысла своего существования… Если бы Россия даже дошла до такого самоунижения, оно было бы слишком невероятно, чтобы ему поверили: в нем увидели бы притворство и уловку и нас все-таки не оставили бы в покое”. И это верно на все времена: в покое оставляют только сильных.

Необходимость государственной крепости лаконично выражена политическим и религиозным мыслителем К.И.Леонтьевым /1831-91г./: “Россию надо подморозить хоть немного, чтобы она не гнила”. Леонтьев, как многие его современники, прошел в юности школу либерального воспитания, но “первые же встречи с крайней демократией нашей” - польское восстание и неудачные реформы 60-х годов сделали из него стойкого консерватора. Он отвернулся от русской жизни, “вставшей на путь буржуазно-уравнительного прогресса, ведущего к гибели России, барской и мужицкой”, видя, что губительный для России либерализм вышел не с гор Кавказа или Мекки, а из христианских стран: “С упорными иноверцами окраин Россия со времен Иоаннов все росла, крепла и прославлялась, а с “европейцами” великорусскими она в какие-нибудь полвека пришла в тяжелое состояние”. Со временем Леонтьев убедился, что тихий и мирный ход домашнего разложения “во сто крат ужаснее национальных восстаний”, которые, по его мнению, возбуждают в народе национальную доблесть хоть на время. Вращаясь в орбите бурных событий по службе в министерстве иностранных дел, Леонтьев быстро нашел связь между либерализмом русской интеллигенции и размягчением политического курса правительства.

Писатель сконцентрировал силы на осмыслении национального пути России. В редкой по силе и новизне идей публицистике 70-х годов /“Племенная политика как орудие всемирной революции”, “Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения”/ он предсказал неминуемое осуществление социализма в России - “нового рабства” /“почва рыхлее, постройка легче”/. Отвергая романтические ожидания, Леонтьев считал, что русский народ вследствие своих качеств из “богоносца” может стать богоборцем скорее всякого другого народа. Поэтому он сделал ставку на “византийское” самодержавие. В полемике с Достоевским и Л.Толстым безошибочное историческое чутье мыслителя перевесило идеализированные суждения этих великих людей. Леонтьев отверг “космополитическую любовь” к человечеству Достоевского, считая недостижимым и нелепым всеобщее примирение. Еще более нереальными и вредными представлялись  идеи Толстого о “любви, которой люди живы” и “всечеловеческом братстве” - то, что он назвал “новым еретическим христианством”, противопоставив    ему настоящее православие как религию церковной дисциплины  и страха Божьего.

Оставшись малопопулярным при жизни, Леонтьев стремительно обрел внимание в ближайшем поколении русских литераторов и ученых. Н.Бердяев назвал его “единственным крупным мыслителем даже не консерватизма, а реакционерства. Суждение этого либерала приобретают любопытный смысл, если вспомнить его жизненный путь: раннюю пропаганду марксизма, затем проклятия революции и заграничные метания между одобрением корпоративного строя Муссолини и благопристойными образцами буржуазной философии. В 20-е годы после революции леонтьевские идеи о национально-культурной самобытности народов воздействовали на русских евразийцев, веривших в особый путь русского народа даже при коммунистической власти. Общее внимание привлекает футурология Леонтьева. В 1883 году /!/ он писал: “Русское общество помчится еще быстрее всякого другого по смертному пути всесмешения, и кто знает?.. мы неожиданно, лет через сто /!/ каких-нибудь из наших г о с у д а р с т в е н н ы х недр родим антихриста”.

Вершиной философской мысли К.Леонтьева явился капитальный труд “Византизм и славянство” /1875/. Вслед за Данилевским Леонтьев предложил впечатляющую периодизацию циклов государственного существования, выделив периоды “ первоначальной простоты”, “цветущей сложности” и “вторичного смесительного упрощения”, т.е. разложения и распада. Расцвет России, по Леонтьеву, начался в конце 17 века и завершился эпохой Николая I. До этого периода господствовала простота нравов и вырабатывалась стойкая государственность. После Николая I началось нашествие либеральных идей с Запада и повсеместная организация террористических групп для борьбы с правительством. Предвидевшему распад государственности Леонтьеву были одинаково чужды обе стороны этого общеевропейского процесса - “свирепый коммунар и охранитель капитала - республиканский лавочник, враждебный и церкви своей, и монарху, и народу”. Порождением смуты и одновременно ее творцом стала “самодовольная карикатура на прежних людей - средний европеец, с умом мелким и самообольщенным… Никогда еще в истории не видел никто такого уродливого сочетания умственной гордости перед Богом и смирения перед идеалом однородно-серого и безбожно-бесстрастного человечества”.

По мнению Леонтьева все европейские страны испортили у себя государственную форму, которая вырабатывалась у них в период “цветущей сложности” и впали в прогрессирующее однообразное разложение. Философ обращал  внимание на то, что в России образованные слои стали главными ферментами разложения: “Народ рано или поздно везде идет за интеллигенцией, а интеллигенция русская стала слишком либеральна, т.е. пуста, отрицательна, беспринципна. Сверх того, она мало национальна. Творчества своего у нее нет ни в чем : она только всему учится всегда и никого ничему своему научить на может, ибо у нее нет своей мысли, своего стиля, своего быта и окраски. Русская интеллигенция так создана, что она, чем дальше, тем бесцветнее. Она жрет что попало и радуется”. Эта характеристика подтверждается поведением интеллигенции перед революцией, когда такие личности как С.Булгаков, П. Струве, Туган-Барановский пропагандировали марксизм, упиваясь романтикой социальных. потрясений и только в изгнании изменили  свои взгляды, но вновь с либеральным оттенком. Среди тех, кто “одумался” уже за границей, был и видный писатель И.Бунин.

К.Леонтьев был убежден в том, что “пока дисциплинирующие принципы не возьмут верх в нашем государстве, а во всероссийском ядре охранительные и творческие начала не одержат победы над либерально - разрушительными, русскую плачевную интеллигенцию нашу не следует предпочитать иноверцам и инородцам... Имена немецкой аристократии связаны с военным и политическим величием православной России”. Леонтьев любил русский народ тем здоровым чувством, которое не прощает серьезных изъянов в национальном характере. Поэтому он судил его по строгим меркам. Одно было для него очевидно - народ, впавший в либерализм, обречен: “Мы, русские - европейцы в худшем значении этого слова, т.е. медленные разрушители всего исторического у себя и у других... Из самого великорусского племени, бывшего так долго ядром объединения и опорой созидания государству, происходит теперь расстройство... В умах наших царит смута; в чувствах усталость и растерянность. Воля наша слаба, идеалы слишком неясны... Народ наш пьян, лжив и нечестен, и успел уже привыкнуть к ненужному своеволию и вредным претензиям. Сами мы в большинстве случаев некстати мягки и жалостливы и невпопад сухи и жестоки. Мы не смеем ударить и выпороть мерзавца и даем легально и спокойно десяткам добрых и честных людей умирать в нужде и отчаянии.” - Написано как будто сегодня!

Хотя Леонтьев не ожидал скорого осуществления  мировой миссии русского народа, он знал о заложенных в нем великих возможностях, и надеялся с Божьей помощью, следуя предложенным им социальным рецептам, предотвратить катастрофу, к которой шла страна. Для этого следовало, прежде всего, перестать копировать Европу: “Невозможно нам, не губя Россию, идти дальше по пути западного либерализма, которому на экономической почве всегда соответствует бессовестное господство денег”. Он призывал не считаться с тем, что думает о нас Европа. Выводы Леонтьева обоснованы всем историческим опытом государства: “Для России нужна крепость организации, крепость духа и дисциплины... Поменьше так называемых “прав”, поменьше мнимого блага”. Меры, предложенные философом для выздоровления общества, вытекают из особенностей русского характера. И поскольку характер народа не меняется столетиями, эти рецепты могут оказаться важнее наших устоявшихся представлений о “прогрессивных завоеваниях” 20 века: требуется “прочность строя... устойчивость психических навыков у миллионов подданых... Национально-разнородному государству необходима строгая централизация”. Леонтьев подчеркивал второстепенное значение формгосударственного устройства. Правильную организацию сословных отношений он считал важнее самой монархии. Это допускало возможность национальной диктатуры “византийского” типа, еще не изведанного Россией.

В интересах национально-политического воспитания нашего народа важно использовать опыт крупного государственного и общественного деятеля императорской России К.П.Победоносцева /1827-1907г./. Высокообразованный юрист, он с тридцати четырех лет преподавал науки великим князьям, в том числе будущему императору Александру III, но, несмотря на близость к династии, не стал царедворцем, довольствуясь членством в Государственном Совете. Здесь Победоносцев увидел, как набирают силу временщики в верхах /граф Шувалов, Валуев, семья Бобринских/. По его наблюдению не революционеры и народники, а либеральные сановники и министры сыграли роковую роль в последовавших событиях. Российское самодержавие не смогло противопоставить силу сплоченному клану “государственных либералов”, как определил их Победоносцев.

Приняв реформы Александра II, он уже через год разочаровался в них, так как они проводились “людьми шатких убеждений и эгоистических наклонностей, оторванными от земли, не имеющими корней в быте общества”. 70-е годы стали временем окончательного прозрения. Ближайших советников царя он называл “болтунами, трусами и лакеями”. В 1880г. Победоносцева назначили обер-прокурором Синода - гражданским главой русской православной церкви. Он вступил в борьбу с такими столпами либерального реформаторства как премьер-министр Лорис-Меликов и министр финансов Абаза, уверившись в том, что реформы подтачивают монолит государства, возбуждают вражду между сословиями, уничтожая традиции, на которых столетиями держалась страна. Это противоречило коренному убеждению Победоносцева: “В народе вся сила государства”.

1.03.1881г. после вакханалии покушений на высших чинов России был убит Александр II, о котором глава Синода говорил: “Нас тянет это роковое царствование падением в какую-то бездну”. С этого времени кучка лиц, державшая власть в руках, активизировала противонародную деятельность. После издания составленного обер-прокурором царского манифеста о незыблемости самодержавия и разрыве с политикой Александра II, усилились интриги против Победоносцева, питаемые “невежеством русской интеллигенции и ненавистью иностранной интеллигенции ко всякой русской силе”. Главная опасность, против которой он боролся, был переход к многопартийному конституционному строю, “более опасному, чем русская революция и безобразная смута. Первую еще можно побороть и водворить порядок в земле; последняя есть яд для всего организма, разъедающий его постоянной ложью”. Победоносцев предвидел губительную силу бесконтрольной свободы печати. В истории России не было периода, когда “свободная” пресса помогала правительству обустроить государство, но всякий раз использовалась для его разложения. Деятельность Победоносцева оздоровляла общественную атмосферу. Он способствовал роспуску созданной аристократией для отпора бунтовщикам “Священной Дружины”, но подспудно связанной с революционными элементами. Глава Синода указывал царю на порок местного самоуправления /земства/ - засилье бюрократии, использующей в своих интересах ослабление государственной власти и опирающейся на безответственные элементы из простонародья. Он не верил в возможность улучшения общества переделкой его государственных институтов, но -  только исправлением человеческих нравов /так же рассуждал и К.Леонтьев: “Учреждения пусть будут суровы, человек должен быть добр”/.

Известны суждения Победоносцева, выходящие за пределы его признанного мировоззрения. Западной цивилизации, которую он называл“ правовым государством” /!/ и “порождением безбожного разума”, Победоносцев противопоставил перспективу религиозно освященного государства и  с о ц и а л ь н ы й   р а д и к а л и з м  с идеей правды. Вероятно лишь почитание монархии не позволило ему сделать вывод о необходимости “принудительного общественного состояния”, как назвали в 20 веке консервативную революцию. Победоносцев пытался направить Александра III к решительным действиям, однако царю не нравился тотальный критицизм обер-прокурора. Революционеры дважды совершали на него покушения, но Победоносцев, уже потеряв пост главы Синода по требованию хитроумного Витте, без поддержки в верхах продолжал борьбу, используя свое членство в Госсовете. В 1903 г. по его инициативе закрылось Религиозно-философское общество, готовившее интеллектуальные кадры для будущих разрушителей России. “Ныне и власть женская, и головы перевернулись”, - заключал он в одном из последних писем царю.

Практическую ценность сохранили статьи Победоносцева в “Московском сборнике” 1897-8гг. Анализируя европейский парламентаризм, он пишет: “Выборы не выражают волю избирателей... Народные представители руководствуются личным произволом или расчетом, сообразуемым с партийной тактикой. Министры самовластны и насилуют парламент. Располагая всеми ресурсами нации по своему усмотрению, раздают льготы и милости, содержат множество праздных людей на счет народа и не боятся никакого порицания, если располагают большинством в парламенте... Ошибки, злоупотребления, произвольные действия – ежедневное явление в министерском управлении... Все здесь рассчитано на служение своему “я”... И комедия выборов продолжает обманывать человечество”.

Этот классический вывод приложим к  любому современному государству. Опыт российского парламентаризма небогат, но народ успел в нем разувериться. Русский народ скептически относится к политическим нововведениям, но он податлив к проявлению силы со стороны государства. Этим объясняется добровольное подчинение разрушительной политике первых президентов СССР и России. Приговор Победоносцева направлен против копирования буржуазных форм управления, не согласующихся с опытом России, когда место сословий, работающих на пользу государства в союзе друг с другом, занимает анонимная власть самых богатых и ловких. Парламентаризм осуждается со знанием дела: “Выборы падают на того, кто нахальнее суется вперед... Этому способствует масса легкомысленых, равнодушных или уговоренных избирателей… Именно нездоровая часть населения мало-помалу вводится в эту игру и ею разлагается”. При слабости государственной власти дело усложняется многонациональным составом государства: “Каждым племенем овладевает страстное чувство нетерпимости к государственным учреждениям... и желание иметь самостоятельное управление со своей нередко мнимой культурой”. При этом принижается государственно-образующий русский народ.

В письмах Александру III Победоносцев выделил среди способов обескровливания народа порочное образование: “Чтобы спасти и поднять народ, необходимо дать ему школу, которая просвещала бы и воспитывала его в простоте мысли, в истинном духе, не отрывая от той среды, где совершается его жизнь и деятельность”. Осужденная Победоносцевым система обессмысливала обучение на всех уровнях с помощью избыточных и ложных знаний, без учета потребностей общества, уничтожая национальные корни воспитания, - все то, что культивируется в современной России. Другую беду он видел в пьянстве: “Кабак высасывает из народа все здоровые соки, распространяя повсюду голое нищенство и болезнь”. Разложению подверглись все сословия, начиная с высших слоев. По свидетельству Победоносцева члены Госсовета, сенаторы, генерал-адъютанты “бесстыдно смешивают личные интересы с государственными, по совместительству руководя акционерными обществами и приобретая себе большой капитал”. “Масса иностранных имуществ в России - великое зло, грозящее бедой и в международных отношениях”, - предупреждал он. Однако сам царь уже не в силах был порвать золотую цепь международного капитала и “предотвратить бессовестную игру каких-то внешних сил... Бог знает, чья хитрая рука направляет, чьи деньги снабжают наших злодеев, людей без разума и совести, одержимых диким инстинктом разрушения, выродков лживой цивилизации, которые эпидемически размножаются”.

Все совпадения описываемого Победоносцевым времени и наших дней не случайны. Они свидетельствуют об особом членении русской истории на повторяющиеся периоды, включая “смутное время”, когда шатаются устои государства и распадается народный быт. При ослаблении государственной власти общество быстро радикализируется, подпадая под подавляющее влияние  либералов, которым чужды национальные интересы России. При этом периоды радикального правления обязательно сменяются революционными потрясениями и диктатурой денационализированных кругов.

Критика предреволюционной России велась и с радикально-консервативных позиций. Прообразом консервативного революционера будущего был юрист и филолог Б.Н.Никольский /1870-1919г./, расстрелянный большевиками идейный руководитель Союза Русского Народа. Убежденный монархист, Никольский обсуждал возможность устранения Романовых. “Россия или династия… на династию нет надежды. Но кто будет диктатором? Где этот человек? Кто его выдвинет и как ему выдвинуться? Из лужи то? Тогда это будет вулкан, вроде 1612 года”. “С каким-то ослеплением отверженного Богом человека сверху все последовательнее отталкиваются, оскорбляются и предаются верные и разнуздываются враги. Истребление династии становится неизбежным”, - писал Никольский и делал вывод: “Самоуправство и самосуд: вот единственное, что остается сторонникам порядка и закона. Но правительство, которое до этого довело, - преступно и терпеть его еще преступнее... Быть консерватором нынче, - значит быть по крайней мере радикалом, а вернее, - революционером”.

Русские революции 1917 года и занятие в 20 веке Америкой ведущего положения в империалистическом мире привели к появлению совершенно новых форм консерватизма, как внутри страны, так и за рубежом среди русских эмигрантов. С другой стороны, в европейских странах развились консервативные силы не просто сочувствовавшие России, но отводящие ей важную роль в планах противостояния мировому либерализму. Наступало время совместных геополитических решений перед лицом общего врага. Сразу после революции русские патриоты столкнулись с угрозой распадения страны на территориальные и национальные анклавы. Началась жестокая борьба между революционными космополитами и национальным крылом большевиков, озабоченных целостностью государства. В результате победы Сталина патриотические силы получили возможность пропагандировать идею централизации государственной власти на всей территории бывшей Империи.

Геополитика, силами европейских ученых приобретшая к этому времени научную форму, давала надежное обоснование необходимости сохранения территории государства в прежнем виде. Основные положения геополитики были изложены профессором Лейпцигского университета Фридрихом Ратцелем /1844-1904г./ в его главном труде “Политическая география” /1897г./: пространство само есть политическая сила, упадок государства - результат слабеющего пространственного чувства. Ратцелю принадлежит концепция “мировой державы”, сыгравшая важную политическую роль в событиях 20 века. Он верил, что в будущем доминирующее положение в мире займут крупные государства с территорией не менее пяти миллионов квадратных километров, подобные Северной Америке и Евро-Азиатской России. Характерно, что этот сторонник германской экспансии поместил Россию в ряд держав, обладающих естественным правом на мировое превосходство.

Другой крупнейший геополитик, шведский историк и германофил Рудольф Челлен /1864-1922г./ первым предложил план “континентального государства”, включающего Россию. Он не раз цитировал Достоевского, к которому восходит идея “юных народов”, прежде всего - немцев и русских. Не утратили актуальности труды Челлена “Великая держава” /1910г./ и “Государство как форма жизни”. Он считал силу более важным фактором поддержания мощи государства, чем закон, так как сам закон может поддерживаться только силой. “Малые страны из-за своего географического положения обречены на подчинение великим державам”, - писал Челлен.

Видный немецкий юрист Карл Шмитт /1888-1985г./ разработал теорию “Большого пространства”, рассматривающую процесс развития государства как стремление к приобретению наибольшего территориального объема. В отличие от пангерманистской модели нацистов и от советского интернационализма “Большое пространство” Шмитта основано на культурном и этническом равноправии и широкой автономии, ограниченной лишь стратегическим централизмом и общей лояльностью к высшей властной инстанции. При этом Шмитт считал такое “тотальное государство” совершенным государством традиционного типа.

Самый существенный вклад в обоснование континенталистских идей внес знаменитый немецкий ученый Карл Хаусхофер /1869-1946г./, написавший более четырехсот работ. Его длительная служба в дипломатическом и военном ведомствах Германии включила период научной деятельности при нацистах, когда он возглавлял Институт геополитики, что было причиной долгой обструкции самого ученого и геополитики как науки. Лишь четверть века после войны ученый мир признал заслуги этого мыслителя, который еще в начале 20-х годов утверждал, что возрождение крупного государства после политической катастрофы возможно, только если “люди с улицы научатся геополитически мыслить, а вожди - геополитически действовать”. Можно считать закономерностью то, что суть доктрины Хаусхофера и его последователей /А.Грабовски, Вовинкель, Обст, Маулль/ заключалась в создании континентального блока Берлин - Москва - Токио. Это был единственный полноценный ответ на стратегию США и Англии, не скрывавших большой опасности для себя от оформления Евро-Азиатского Союза.

В статье “Континентальный блок” Хаусхофер писал: “Евразию невозможно задушить, пока два самых крупных ее народа - немцы и руские всячески стремятся избежать междоусобного конфликта, подобного Крымской войне или 1914-му году. Это  - аксиома европейской политики”. Мысль об “ориентации на Восток” проводилась Хаусхофером в разнообразных вариантах, при этом Германия и ее народ рассматривались как западное продолжение Евразии. Не случайно англичане во время второй мировой войны уничижительно называли немцев “гуннами”. Следует иметь в виду, что “открытость к востоку” у Хаусхофера не означала оккупацию славянских земель, поскольку речь шла о совместных усилиях Германии и России по установлению “Нового Евразийского порядка” и выведению континента из-под влияния “морской силы”, возглавляемой США. Журнал Хаусхофера «Zeitschrift fur Geopolitik» публиковал статьи известного советского разведчика Рихарда Зорге, написанные в таком же духе.

На практике эта тенденция, имевшая сторонников в верхах рейха, столкнулась с расистским подходом Гитлера, замкнувшегося на этнической близости англичан и немцев и мнимой неполноценности славян, а также на ненависти к евреям как “родоначальникам” коммунизма. Трагический исход борьбы в тот период был вызван победой именно этой ущербной линии. Сам Хаусхофер на протяжении 20-30-х годов не уставал призывать Японию к сближению с Китаем и Советским Союзом, выступая одновременно за укрепление советско-германской дружбы. Нелишне заметить, что единомышленник и сын Карла Хаусхофера - Альберт - также крупный геополитик, был казнен нацистами за причастность к путчу 1944 года.

В дальнейшем ведущие геополитики Европы все решительнее вводили в планы единого континентального пространства Россию, даже в качестве центрального ядра.

Противостоящая континенталистам группа геополитиков с конца 19-го века пропагандировала право на мировое доминирование “морской силы” /американский адмирал А.Мэхэн - 1840-1914г./ или “мирового океана” /британский ученый Х.Маккиндер - 1861-1947г./ Эти расходящиеся позиции, разумеется, не снижают ценности для России самостоятельных геополитических построений. Геополитика, как всякая наука, не дает преимущества кому-либо, но предоставляет борющимся мировым силам равные возможности использовать ее положения в своих целях.

Единство геополитических интересов Европы как “теллурократической” силы /“власть суши”/ в ее противоборстве с “таласократией” /морская цивилизация/, представляемой англо-саксонскими странами, на уровне политического руководства впервые ощутил и сделал первые шаги по их воплощению Шарль де Голль. В 1963 году французский президент вывел свою страну из Североатлантического Союза, оживил франко-германское сотрудничество и связи с СССР. Его знаменитый тезис “Европа от Атлантики до Урала” стал прообразом будущих масштабных проектов в этом направлении. Параллельно узкие группы в европейских странах, связанные с националистическими партиями и движениями, развивали идеи континентализма в духе школы Карла Хаусхофера.

    Центральное ядро этого движения получило общее название европейских “новых правых”. Оно возникло во Франции в конце 60-х годов. Его лидер - философ и публицист Ален де Бенуа. Высокий интеллектуальный уровень публикаций и изданий “новых правых”, многочисленность их последователей в европейской академической среде резко контрастировали с ничтожным вниманием, уделяемым им властными инстанциями и аналитическими центрами, представляющими структуры атлантизма. Подозрения вызывает не только яркий консерватизм “новых правых”, но прежде всего - их радикально антиатлантические и антимондиалистские взгляды. Между тем, “новые правые” резко отличаются по всем пунктам от традиционных правых: монархистов, католиков, антикоммунистов, шовинистов, германофобов. “Новые правые” - сторонники “органической”  /творческой/ демократии, социального и технического модернизма, социалисты, германофилы, язычники и т.д. Представителей этой группы отличают новизна идей и логическая цельность построений.  В отличие от классических националистов и “старых правых” де Бенуа считает исторически исчерпанным принцип централистского “государства-нации”. Будущее, по его мнению, принадлежит “Большим пространствам” в виде единой “Федеральной Империи”, составленной из относительно самостоятельных этнических групп, связанных общностью индоевропейского происхождения и очевидно допускающей вхождение в нее на определенных условиях иных, например, тюрко-язычных или угро-финских групп.

Знаменательно, что “новые правые” противопоставляют Европе не Атлантическое сообщество, а Запад в целом, законченным воплощением которого являются США. “Запад” в их понимании связан во всех отношениях с современным миром, отрицающим собственные духовные и этические традиции, но признающим в качестве основы материальные, коммерческие ценности буржуазной цивилизации. Это приводит “новых правых” к  идее особого геополитического значения России  как “Хартленда” /сердца континента/ и как традиционной антибуржуазной силы. Нейтральная евро-азиатская модель эволюционировала сначала к признанию стратегического союза с Китаем, а затем к предоставлению ведущей роли России в предполагаемом союзе Востока и Европы.

Впечатляющий план создания евро-азиатской империи выдвинул в 60-х годах бельгийский ученый Жан Тириар /ум.в 1992г./, возглавлявший общеевропейское радикальное движение “Юная Европа” и называвший себя “национал-большевиком”. В отличие от де Бенуа Тириар считал, что единая Империя, противостоящая США, должна быть не федеральной, а предельно унифицированной, централистской,т.е. стать единым континентальным государством-нацией. В конце 70-х годов, обсуждая реальную возможность объединения, он пришел к выводу, что для Европы лучше выбрать советский социализм, чем англо-саксонский капитализм. Так появился проект “Евро-Советской Империи от Владивостока до Дублина”. Тириар пророчески описал причины и логику грядущего краха СССР, если он не предпримет в ближайшее время активных геополитических шагов в Европе и на Юге. В 60-х годах Тириар встречался с Чжоу Эньлаем, Насером и с югославским руководством, но советские лидеры не пошли на контакты, отвергнув его предложение об организации в Европе “подпольных отрядов европейского освобождения” для террористической борьбы с “агентами атлантизма”. Идеи Тириара предвосхитили более изощренные и развитые проекты “новых правых”. Они, в частности, лежат в основе активизировавшегося “Фронта национального освобождения” /европейские национал-большевики/.

Австрийский генерал Йордис фон Лохаузен в книге “Мужество властвовать. Мыслить континентами” выделяет необходимость видеть политические и социальные процессы в масштабе тысячелетий, предлагая формулу власти: “Могущество = Сила х Местоположение”. Лохаузен отделяет судьбу Европы от судьбы Запада. Для политического освобождения Европы, подпавшей под временный контроль таласократии, Лохаузен считает неизбежным стратегический союз с Россией, без которого Европа остается уязвимой для Америки, имеющей выигрышное местоположение. Понимание самобытности России проявилось в игнорировании Лохаузеном идеологических вопросов. Он рассматривает политику Руси боярской, России царской и Советского Союза как единый непрерывный процесс.

Сознавая трагическую сторону распада СССР, Лохаузен видит благоприятные предпосылки для создания в будущем евразийской империи в связи с ликвидации барьера в виде марксистской идеологии.

Французский писатель Жан Парвулеско изложил романтическую версию геополитики. Впервые геополитические темы в литературе возникли в романе Дж.Оруэлла “1984” /1949г./, описавшего разделение планеты на  три огромных континентальных блока - “Остазию”, “Евразию”, “Океанию”. Подобные темы встречаются у А.Кестлера, О.Хаксли, Раймона Абеллио. В книге “Galaxie GRU” /1991г./ Парвулеско изобразил многовековую борьбу “ордена атлантистов” с “орденом евразийцев”, завершившуюся трагическим столкновением “Евразийской Империи конца” с “Империей Атлантиды”. Тексты Парвулеско, в том числе статьи 70-х годов, поразительно точно описывают ситуацию в мире, сложившуюся лишь к середине 90-х годов. Сторонники мистицизма могли бы приписать эти прозрения оккультным увлечениям Парвулеско. Но подобная точность предвидения характерна и для других “новых правых” /Тириар, Лохаузен/, мыслящих вполне рационалистически.

Научного подхода придерживается издатель престижных журналов “Ориентасьон” и “Вулуар” бельгийский геополитик Роббер Стойкерс, связывающий исход борьбы с атлантизмом не только с европейским союзом, но также с участим в ней стран третьего мира, особенно арабских.

Радикальную позицию занял активный автор миланского журнала “Орион” доктор Карло Террачано. Он верит, что будущее Европы целиком зависит от судьбы России и Евразии, подчеркивая важную роль в борьбе с атлантизмом исламского мира, в первую очередь антиамериканских режимов - иранского, ливийского, иракского и т.д. Террачано убежден: Россия и исламский мир должны объединиться против США. Европе он отводит второстепенную роль, видя в ней территориальный плацдарм русско-исламского антимондиалистисткого блока. Сходной позиции придерживаются итальянские интеллектуалы Клаудио Мутти, М.Мурелли, А.Колла, М.Баттара, а также некоторые левые, социал-демократические, коммунистические и анархические круги Италии /газета “Уманита”, журнал “Нуови ангулациони” и т.д./.

Здесь уместно изложить позиции главных теоретиков атлантизма и мондиалистских организаций, включая атлантистов постсоветского периода, опирающихся на геополитические идеи Мэхэна, Маккиндера, Спикмэна. Среди них видное место занимает американский политолог Сэмюэль Хантингтон, изложивший свою концепцию в статье “Столкновение цивилизаций”. Сторонник республиканской партии Хантингтон считает временной геополитическую победу атлантизма в результате распада СССР, убежденный, что коммунистической идеологией не исчерпывается глубина противостояния двух цивилизаций, и скоро у незападных народов появятся иные основания продолжать борьбу, коренящиеся в исторических особенностях таких культур как славяно-православная, китайская, японская, исламская и некоторые другие. Поскольку автоматического равнения на ценности атлантической цивилизации не произойдет, предстоят глобальные сражения между Западом и всем остальным миром. Речь идет о семи-восьми крупных цивилизациях, обладающих достаточной волей, стремлением и ресурсами, чтобы придать миру незападный облик благодаря росту национального самосознания, религиозному радикализму и т.д.

Главную угрозу атлантизму Хантингтон видит не в возрождении России, а в безграничном усилении Китая и исламских государств. Поэтому, не ограничиваясь традиционным разделением “моря” и “суши”, он представляет будущее атлантической цивилизации в укреплении единства США и Европы, а также в присоединении к этому союзу других обществ, чьи культуры близки к западной. Россию и Японию следует нейтрализовать, установив с ними более тесные отношения.

Агрессивный натиск чужеродных классическим цивилизациям сил имеет целью сокрушить исторически сложившиеся традиции европейского и азиатского миров и навязать народам холодные,  безжизненные космополитические ценности. Существует радикальный геополитический план, именуемый “мондиализмом” или “новым мировым порядком”. Он разрабатывался американцами, начиная с 70-х годов. Публично заявил о нем президент Буш-старший в 1991 году, во время войны в Персидском заливе. Мондиализм доказывает неизбежность перехода от множественности государств, народов и культур к всеобщему планетарному объединению. Версии этих планов существовали еще в 18-19 веках, например, у социолога Огюста Конта, Лессинга и английского колонизатора Сесиля Родса. Последний организовал группу крупных бизнесменов из разных стран, которые обязались содействовать созданию мирового правительства. В конце 19-го и весь 20-й век мондиалистские организации существовали под разными названиями и часто носили секретный характер, причем коммунисты соседствовали в них с “финансовыми акулами”. Лига Наций и ООН были порождены именно этими кругами, связанными утопической верой в объединение планеты.

Со временем сложились три основные мондиалистские организации. Первая из них - “Совет по международным отношениям” /СМО/ создан американским банкиром Морганом еще в 1921 году как филиал “Фонда Карнеги за вселенский мир”. Состоявшие в нем  высокопоставленные политики  одновременно представляли масонство шотландского обряда.

В 1954 году создана другая мондиалистская структура - “Бильдербергский клуб”, объединивший не только американских политиков и деятелей культуры, но и их европейских коллег. Ее американская часть состояла исключительно из членов СМО.

В 1973 году активисты “Бильдербергского клуба” создали важнейшее мондиалистское объединение - “Трехстороннюю экономическую комиссию” /“Trilateral “/. Ее возглавили американцы, входящие в состав двух первых структур. Ведущие лица “Бильдербергов” и “Трилатераля” - владелец “Чейз Манхэтэн бэнк” Рокфеллер и его наследники, а также геополитические стратеги Збигнев Бжезинский и Г.Киссинджер, - оба ярые враги русского нации.

После распада СССР новую версию мондиализма предложил один из идеологов демократической партии США Фрэнсис Фукуяма. В статье “Конец истории”, опубликованной в начале 90-х годов, он заявил о совершающемся переходе человечества от темной эпохи “закона силы”, “мракобесия” и нерационального хозяйствования к наиболее разумному строю - капиталистической рыночной экономике и либерально-демократической идеологии. Легковесная доктрина Фукуямы вряд ли реализума, но за ней стоят огромные деньги и решимость любой ценой создать “новый мировой порядок”.

Существуют более детальные версии мондиализма, исходящие из европейских кругов, противостоящих “новым правым”. Миланский профессор К.Санторо оспаривает оптимистические представления Фукуямы о Международных институтах ООН как ядре будущего “Мирового правительства”. Санторо излагает сценарии возможных катастроф, начиная от войн средней и малой интенсивности и кончая угрозой всеобщего хаоса, что подтолкнет различные блоки к созданию планетарного государства под эгидой Мирового правительства.

Среди европейцев есть откровенные проповедники мессианской эры в иудейско-каббалистическом духе, например, бывший директор Европейского банка реконструкции и развития Жак Аттали. В книгах “Он придет” и “Линии горизонта” Аттали предвещает наступление “Третьей эры” - эпохи денег, будто бы являющихся универсальным эквивалентом всех ценностей. Извращенная мысль этого политика упирается в вариант будущего, которое “уже наступило”. Игнорируя историю и традиции народов, Аттали и его единомышленники  /Ф.Рериг, Ф.Бродель/ сводят процесс мирового развития к концентрации финансовых бирж, полезных ископаемых, информационных центров и крупных производств, вводя для его обозначения термин “геоэкономика” /новая маскировка стратегических различий “суши” и “моря”/. На этой основе Аттали прогнозирует объединение Американского пространства, Европейского пространства и Тихоокеанского региона. Не случайно в его схеме отсутствует Россия, которой отводится роль гигантского рудника, заполненного механической рабочей силой. Среди практических политиков, исповедующих подобные взгляды - Пол Вулфовиц, занимающий видный пост в администрации Буша-младшего. Эти лица настаивают на создании санитарного кордона против нашей страны. Не случайно подобные проекты возникают на основе идей, генерируемых “Трехсторонней комиссией”.

Сможет ли противостоять такому напору русская геополитическая мысль, едва пульсирующая, чуть живая, игнорируемая руководящими кругами государства?

В 19 веке прямое влияние географических факторов на государственное развитие отмечено знаменитым историком С.М.Соловьевым и изучено Л.И.Мечниковым.

В 20 столетии геополитическая традиция России, как и вся русская культура, раскололась на две ветви. Одна из них развивалась в Советской России, другая - в Русском Зарубежье. Яркой фигурой русской эмиграции был религиозный философ и политический писатель И.А.Ильин /1882-1954г./ последовательно противостоявший радикализму и либеральным влияниям. Общественная деятельность и творчество Ильина достигли пика после высылки из России в 1922 году. Особенностью Ильина было отвращение к  политическим партиям и растрачиванию национальной энергии на партийные распри: “Партия есть союз граждан, соорганизовавшихся для того, чтобы захватить государственную власть в свои руки. К этому стремятся все партии - демократические и антидемократические... Создавая схему для политической вражды, партии усиливают государственные раздоры... и, в сущности, готовят гражданскую войну”, - писал Ильин.

С таким же постоянством он осуждал федеративную систему государственного устройства, непригодную для государств с большой территорией и многочисленным многонациональным населением: “Крупные и сложные державные задачи успешно может решать лишь унитарное государство, а в самые ответственные периоды - национальная диктатура; требование же федерации равносильно началу федеративного расчленения”. Территориальное разрушение России, считал Ильин, создаст в мире вечный очаг гражданских и международных войн. Эта опасность постоянно присутствует, так как “мир изобилует русофобами, врагами национальной России, обещающими себе от ее крушения, унижения и ослабления всяческий успех... Им нужна Россия безвольная, погруженная в несущественные и нескончаемые партийные распри,... не способная ни оздоровить свои финансы, ни провести необходимый бюджет, ни построить необходимый флот... Россия с убывающим народонаселением”.

В пророческом труде Ильина “Наши задачи” /215 бюллетеней Русского Общевоинского Союза, с 1948 по 1954 год/ описана трагедия будущего разрушения СССР, детально совпавшая с реальными событиями: “Когда после падения большевиков мировая пропаганда бросит во всероссийский хаос лозунг: “Народы бывшей России, расчленяйтесь! – то откроются две возможности: или внутри России встанет русская национальная диктатура, которая возьмет в свои цепкие руки бразды правления, погасит этот гибельный лозунг и поведет Россию к единству, пресекая все сепаратистские движения в стране; или же такая диктатура не сложится, и в стране начнется хаос передвижений, отмщений, погромов, безработицы, голода, холода и безвластия. Тогда Россия будет охвачена анархией и выдаст себя с головой своим национальным, военным, политическим и вероисповедным врагам”. А вот то будущее, которое предстоит пережить народу, если он не покончит с режимом национального предательства: “Медленно, десятилетиями будут слагаться отпавшие или отчлененные государства. Каждое поведет с соседним длительную борьбу за территорию и население, что будет равносильно войнам в пределах России... Новые государства окажутся через несколько лет сателлитами соседних держав, иностранными колониями или протекторатами... о федерации никто и не вспомнит, а взаимное ожесточение заставит их предпочесть иноземное рабство всерусскому объединению”.

Правота Ильина подтверждается. Поразительно безразличие народа к судьбе своей страны, привычное антинациональное поведение российской интеллигенции, с дикарским восторгом принимающей любую иностранную подачку и подсказку, обменивая ее на все, что составляет самостоятельную ценность и силу русской державы. Утрата национальной чести и даже инстинкта самосохранения - прямой предвестник исторической гибели народа, не способного твердо взять в руки ни плуг, ни меч.

Острая мысль Ильина выходит за пределы наших дней. Как геополитический прогноз звучат его слова:

 

“Россия не погибнет от расчленения, но начнет воспроизведение всего хода своей истории заново. Она, как великий организм, снова примется собирать свои члены, продвигаться по рекам и морям, к горам, к углю, к хлебу, к нефти, к урану”.

 

Твердый ориентир для восстановления государственной силы дает утверждение Ильина: “Россия есть организм природы и духа”. – Здесь указано на глубокое соответствие национального характера и огромных пространств России, которое должно быть восстановлено, несмотря на все препятствия и трагический ход истории. Философ, занятый тяжелыми раздумьями о грядущем распаде государства, вторгается в широкий круг геополитический проблем:

 

“Этот простор не может жить одними верховьями рек, не владея их выходящими в море низовьями... Хозяйственная мысль суши всегда задыхается без моря /!/... Нациям, которые хотят загородить России выход к морям, надлежит помнить, что здесь дело идет о том, чтобы верно увидеть проблему континентального размера /!/ и не становиться поперек дороги мировому развитию. Неумно и недальновидно вызывать грядущую Россию на новую борьбу за двери ее собственного дома, ибо борьба эта начнется неизбежно и будет сурово-беспощадна”.

 

Совершенно в духе классической геополитики Ильин пишет:

 

“Народоправство требует от народа государственно-политического кругозора, соответствующего размерам страны и державным задачам этого народа. Малому, ниоткуда не угрожаемому народу достаточно уездного политического горизонта... но американский “изоляционист” есть близорукая деревенщина, а русский калужанин, отвергающий борьбу за морские берега на том основании, что “нам калуцким моря не надо”, не способен к народоправству. Народ, не понимающий своих исторических задач, погубит себя и свою культуру”.

 

Упоминание Америки здесь вряд ли случайно. Второй полюс противостояния также возникает у Ильина в сходном контексте: “Европа есть небольшой полуостров великого азиатского материка”.

В СССР единственным ученым, создавшим целостную глобальную концепцию геополитики был проффессор ЛГУ 20-30-х годов В.П.Семенов-Тян-Шанский. Он исходил из представлений зарубежных /Ратцель, Э.Реклю и др./ и русских ученых /А.И.Войеков, В.И.Ламанский, П.П.Семенов-Тян-Шанский / о связях государственных образований и культурных процессов человечества с их природным своеобразием и историческими особенностями освоения пространства. Практическое значение трудов П.Семенова-Тян-Шанского, не имевшего прямых последователей в СССР, заключалось в том, что советская геополитическая реальность, /например, освоение азиатской части Советского Союза/, в главных чертах складывалась по его проекту - путем целенаправленного, исходившего из имперских интересов создания в обозначенных им пределах “колонизационных баз будущего” /Уральской, Туркестанской, Алтайской, Прибалтийской/. Такая политика была закономерным продолжением усилий Царской России, создавшей путем добровольного объединения многочисленных этносов единую континентальную империю. Это подтверждает известную геополитическую идею о возможности расширения пространства больших держав без территориальных захватов и войн.

В Русском Зарубежье одним из первых обратился к проблемам геополитики социолог и публицист И.Л.Солоневич / 1891-1953г. /. “История России есть история преодоления географии России, - писал Солоневич, имея в виду” географическую обездоленность” страны, т.е. отсутствие у нее океанов и проливов, гарантировавших безопасность США и Англии. Солоневич считал, что безопасность России может быть обеспечена дисциплинарными ограничениями русского народа, прежде всего - общей воинской повинностью, позволяющей быстро применить силу при появлении геополитической угрозы на любом направлении.

Идея о России как об особом мире с собственными историческими задачами объединила патриотическую группу русских ученых-эмигрантов, назвавшихся “евразийцами”. Среди них геополитиком в точном смысле слова был П.Н.Савицкий /1895-1968г./, возглавивший вместе с князем С.Н.Трубецким евразийское движение. Мировоззрение Савицкого сложилось под влиянием трудов Н.Данилевского и особенно К.Леонтьева, обосновавшего самостоятельное значение русской нации. Многое сближало евразийские теории с идеями немецких консервативных революционеров /А.Меллер, Ван ден Брук, Г. Лауфенберг, Эрнст Никиш, фон Заломон, Юнгер/. Их объединяла укорененность в национальных традициях в соединении с творческим порывом в будущее, с социальным модернизмом и техническим развитием. Одна из главных идей Савицкого: “Россия имеет гораздо больше оснований, чем Китай, называться “Срединным Государством”. Она - самостоятельный мир - “Евразия”. Россию Савицкий понимал как особый тип цивилизации, сложившийся на основе нескольких составляющих: арийско-славянской культуры, тюркского кочевничества  и православной традиции. Это - синтез мировой истории. Важная сторона учения Савицкого - принцип “идеократии”. Идеократией он назвал все формы недемократического, нелиберального устройства, основанных на нематериалистических, некоммерческих мотивах. В представлении Савицкого идеократия может воплотиться и в религиозной соборности, и в народной монархии, и в национальной диктатуре. Допускалось партийное государство советского типа.

Русские евразийцы /среди них Г.В.Вернадский, Л.П.Карсавин, Г.Ф.Флоровский/ довели до полной ясности основную геополитическую идею противостояния “моря” и “суши”. “Море” представляет “либеральная демократия”, “торговый строй”; “сушу” - идеократия, иерархическое правление, преобладание религиозного идеала.

Сравнение идей русских евразийцев и немецких геополитиков-континенталистов /К.Хаусхофер, Шмитт и т.д./ выявляет полноту картины мира Савицкого и его единомышленников  и половинчатость радикальных западноевропейских проектов, вращающихся в круге представлений о превосходящем значении германской народности.

Были, впрочем, в Германии политики / Лауфенберг, Никиш /, понимавшие относительную “срединность” своей страны и абсолютную континентальную и культурную “срединность” русских. Отсюда они делали вывод о том, что Германия должна выбирать между юго-западной, славянофобской, католической, германо-австрийской ориентацией и северо-восточной, германо-славянской, социалистической и русофильской позицией Пруссии. В результате победы антикоммунистической, русофобской линии Гитлера Германия надолго утратила свою национальную независимость и мощь из-за кошмарного поражения, нанесенного ей именно теми силами, “вечный союз” с которыми только и мог обеспечить немцам соучастие в мировом господстве “суши”.

СССР также не смог в одиночку использовать свою победу в полную силу и через полстолетия был обескровлен силами “моря” и их агентурой внутри страны.

Послевоенное поколение советских исследователей, использовавших геополитические идеи в своих трудах, представлено учеником Савицкого и его товарищем по советскому лагерю Л.Н.Гумилевым /1919-1992г./,крупнейшим современным этнографом, доктором исторических и географических наук. Гумилев специально не занимался геополитикой, но его самостоятельно разработанная теория происхождения этносов и циклов их существования рельефно дополнила геополитические построения основателей этой науки. Согласно периодизации Гумилева постепенное накопление “пассионарности” /жизненной энергии/ государством сменяется бурной фазой роста и растраты энергии в коренных внутренних преобразованиях, в достижениях культуры, в революциях и войнах. Завершающий период государственной жизни народа, упадок проявляется в мемориальной фазе. Гумилев подтвердил свои выводы огромным количеством исторического материала, охватывающего тысячелетние периоды и гигантские территории расселения евро-азиатских народов.

Эти выводы приобрели особое значение для русского народа, впавшего в обессиленное состояние. Если пропустить критическую точку, то никакие геополитические союзы и континентальные объединения не спасут народ от окончательного краха. Процветающие государства не нуждаются в поддержке слабых. “Справедливость всегда была предметом споров. Сила неоспорима. Вот почему люди не могли сделать справедливое сильным и сделали сильное справедливым”, - утверждал Паскаль еще в 18 веке. Сильная Америка проявляет избыточную агрессивность только потому, что она имеет дело с государствами, которые /за исключением Китая/ утратили самостоятельное лицо, превратившись в бледные тени когда-то независимых наций. И если Россия с ее непредсказуемыми возможностями еще сохранила шанс успешно противостоять власти “моря”, то ей следует резко активизировать самостоятельное геополитическое поведение на всех направлениях. Вместо этого руководство страны пристроило ее в хвост американской политики и несет одно тяжелое геополитическое поражение за другим.

Ситуацию описал известный мусульманский деятель, российский евразиец Гейдар Джемаль: “Россия даже как слабый партнер не соответствует стандартам, при которых образуются военные союзы – для Запада она сегодня имеет более низкий статус, чем в 1913 году”. - Политика “коллаброционизма” привела к утрате влияния в Средней Азии, приблизила угрозу разгрома потенциально важных для России Ирана и Ирака и отторжения мусульманского мира, обострило отношения с Китаем, проблемы Приамурья и Курил. В результате Россия, как слабый союзник США, превращается в объект антиамериканизма по всему миру. Джемаль делает вывод: “Россия стоит перед угрозой утраты своего национального суверенитета... Огромная часть российского общества молчит, как великий немой... Мы переживаем сейчас национальную катастрофу, позор и унижение России”.

Лишенные государственной поддержки раздробленные патриотические группы к тому же постоянно враждуют между собой. Многим из них не хватает последовательности и ясности в изложении собственных позиций. Неумением государственников сплотиться, сконцентрировав силы в один кулак, пользуются еврейские круги и их ставленники во власти, с нарастающей силой раздувающие опасность фашизма, добиваясь принятия законов против русских патриотов. Часть идеологов, вроде А.Проханова, подогревают романтический пессимизм и скорбь по безвозвратно ушедшей “Красной Империи”. О том, к каким выводам приводит превозношение исчезнувшего советского строя, свидетельствует эволюция взглядов ученого и писателя Александра Зиновьева. В середине 2002г. “Литературная газета” опубликовала его статью с уничтожающей критикой исторических достижений русского народа - православия, великодержавности, монархии, названных им “чертами социальной организации, против которых шла вековая борьба лучших представителей народа”. Удивительным для логика образом Зиновьев совмещает эту критику с похвалами мощной государственной системе, созданной Сталиным, устранившего этих «представителей» от власти.

Можно признать справедливость его характеристики сложившегося человеческого типа: “низкий уровень самоорганизации и национальной солидарности, покорность перед властями, низкопоклонство перед Западом”. Зиновьев, однако, не говорит о том, что национальный нигилизм и пассивное поведение поощряла и прививала русскому народу плодившаяся как чума либеральная интеллигенция  - застрельщик всякого разложения, а вслед за ней - поколения революционеров, включая интернациональных марксистов, к которым писатель очевидно относит и себя.

Геополитические построения полуофициальных “евразийцев”, возглавляемых Александром Дугиным, все больше склоняются в сторону Востока. В его схемах, раздуваемых почти до мировых масштабов, теряется самостоятельная роль России, а на обессиленный русский народ возлагается губительная для него задача сплочения восточных наций, включая Китай и Японию для отпора проамериканским силам. Все эти теории стоят в одном ряду с советским интернационализмом.

В свое время советская внешняя политика в целом следовала  к л а с с и ч е с к о м у  евразийскому курсу. В этой связи современный исследователь Ю.В.Тихонравов предположил о существовании внутри советского режима “какой-то неизвестной организации”, адаптировавшей идеи Савицкого и Л.П.Карсавина, /открыто сотрудничавшего с СССР/, к политическим реальностям, облекая их в официальную лексику /наподобие “13-го отдела КГБ”, описанного в неповторимом историко-романическом стиле писателем-эмигрантом Г.Климовым / А.Дугин также допускал возможность работы секретного отдела советского ГРУ, игравшего роль центра геополитических решений. Как бы то ни было, вплоть до “перестройки”советское руководство не допускало крупных просчетов в этой сфере. Например, так называемая “доктрина Брежнева” препятствовала формированию в соседних странах прозападных режимов /вторжение в Чехословакию и Афганистан было в тех условиях политически обоснованным/. Рациональное геополитическое мышление стояло даже за такими акциями  как проникновение в Африку и дестабилизирующие действия в Латинской Америке /в противовес не менее агрессивной американской “доктрине Монро”/.

Ситуация резко изменилась с началом “перестройки”. Мондиалистские центры сразу послали своих представителей в Москву. Горбачев имел личные встречи с руководителями “Трехсторонней комиссии” и Г.Киссинджером и сознательно проводил мондиалистскую политику на основе фантастической теории конвергенции /сближение и слияние государств с различными социально-политическими системами/. Ключевой фигурой здесь был директор НИИ системных исследований Д.М.Гвишиани /в 1968-85г. - зам. пред. Госком. по науке и технике; следующие два года - зам. пред. Госплана СССР/[1]. В этом же направлении вел “исследования” и предлагал их советскому, а затем российскому руководству Институт США и Канады во главе с Г.А.Арбатовым. Прямо заявлял о неизбежности “мирового правительства” активист “Фонда Горбачева” профессор Г.Х.Шахназаров. Регулярно созываемый этим Фондом “Всемирный форум” координирует свои действия с тремя главными мондиалистскими структурами /см. выше/. Остается добавить, что по данным историка О.Платонова в число так называемых “консультантов” СМО, “Бильдербергов” и “Трилатераля” входят, помимо Гобачева и Ельцина, известные политики: Примаков, С.Кириенко, В.Лукин, Немцов, Чубайс, Явлинский, Гайдар, Бурбулис, Березовский, Александр Яковлев, Уринсон, Ясин, Лифшиц, а также американофил Андрей Козырев.

После распада СССР мондиалистское влияние в России значительно возросло благодаря действиям влиятельного либерального клана. Видный функционер “нового мирового порядка” Ж.Аттали имел прямые контакты с Ельциным. Первый президент России был посвящен в рыцари Мальтийского ордена, входящего в систему мондиализма, как и все другие масонские структуры. До настоящего времени круги, близкие к высшему руководству России, поддерживают отношения с масонскими орденами различного толка. “Независимая газета” в мае 2001г. приводила слова руководителя масонских лож Германии А.Коска о том, что “представители российского правительства и администрации президента выражают поддержку совместным усилиям масонов разных стран... и готовы к контактам с ними”. Та же газета писала писала тогда о внедрении международной ложи “Ротари клуб” в среду губернаторов и промышленников крупных российских городов /члены ложи - губернаторы Москвы, Санкт-Петербурга, Ярославля/. Журнал “Деньги” в конце 2001г. устами “президента Международной академии по проблемам национальной безопасности” и рыцаря Мальтийского ордена В.Спектора сообщала о проникновении Ордена в высшие эшелоны власти России, в т.ч. в окружение президента. Понятно, что геополитические позиции перечисленных организаций и относящихся к ним лиц не могут различаться существенно. 

Откровенно атлантическую позицию занимает “Союз правых сил”, устами Хакамады предложивший государству принять “идеологию поворота на Запад” и проект “глобального контракта”, т.е. сближения с мондиалистскими кругами. На одном из последних съездов СПС внук жестокого красного комиссара Е.Гайдар заявил о том, что Россия, как государство русского народа, завершило свою историю. Затем другой идеолог русофобии А.Чубайс в интервью крупной российской газете обрушился на Достоевского, обвинив его в реакционности и шовинизме. Как будто возвращаются времена троцкистско-ленинского наступления на русскую историю и культуру.

Высшая государственная власть не только терпит подобные провокации. Она поощряет направленные против русского народа акции широкого масштаба, вроде подписания многопартийного Антифашистского пакта, словно не замечая главного врага российской государственности – сплоченного прозападного клана внутри страны.

Успешное противодействие тотальному наступлению этих сил может быть обеспечено в первую очередь подавлением либерального экстремизма в экономике, политике и культуре. Всестороннее укрепление государства - необходимая предпосылка для создания перспективных континентальных союзов, так как успешные геополитические проекты воплощаются только при поддержке внушительной экономической и военной мощи. Выполнение этих задач требует воссоздания сильной централизованной государственной власти и оздоровления  народа на основе Кодекса национального поведения. - Общее благо выше личной выгоды!



[1] Небезынтересно, что Гвишиани был зятем премьер-министра Косыгина.