Русская доктрина

Журнал «Золотой Лев» № 69-70 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

Русская доктрина

(главы из документа)

В начале октября текущего года на греческом острове Корфу состоялось представление большого труда коллектива авторов и экспертов, созданного по инициативе фонда 'Русский предприниматель' под эгидой Центра динамического консерватизма. Констатировав нахождение России как общества и государства в глубочайшем кризисе, авторы в отличие от подавляющего большинства своих коллег простой констатацией не ограничились и попытались создать в более или менее цельном виде проект возможного переустройства всех сфер жизни в России. 'За истекшие полтора десятилетия многие отечественные ученые, мыслители не за страх, а за совесть собирали свои духовные и интеллектуальные силы, чтобы создать новые виды оружия и защиты против невидимой агрессии. 'Русская доктрина' становится одной из первых коллективных работ, призванных дать нам как нации собственное 'оружие сознания', дать такие инструменты, которые не позволят разрушать наш национальный менталитет', - полагают авторы 'Русской доктрины'.

Редакция журнала 'Политический класс' решила опубликовать две ключевые, на наш взгляд, главы труда с целью, во-первых, проинформировать политиков и экспертов о сути 'Русской доктрины', а во-вторых, стимулировать дискуссию, итоги которой могут оказаться весьма полезными. И не только для авторского коллектива данной концепции, но и для всего российского общества.

Духовная суверенность и социальная правда

Демократия должна служить политическим идеалам ,а не подменять их

Добровольное заложничество

На современном этапе Российское государство переживает глубокий кризис целей. Убежденность в недолжном положении дел в государстве высказывают все - от обывателей до самых высоких чиновников. Те, кто в материальном смысле выиграл от произошедших в последние два десятилетия изменений, недовольны ничуть не меньше, а иногда даже больше, чем проигравшие. Всеобщий характер недовольства, продолжавшего нарастать, несмотря на предпринимавшиеся в первые годы XXI века попытки его стабилизировать, говорит о том, что ситуацию невозможно исправить с помощью частных технических решений - административных реформ, укрепления вертикали государственной власти, совершенствования работы тех или иных учреждений, перекройки политического поля. Невозможно потому, что причина общественного недовольства и порождающих его негативных явлений не в частностях, а в принципах принятой долгосрочной политики, в избранном ошибочном стратегическом курсе.

Суть допущенной ошибки в отказе от единственного целеполагания, которое может и обязано иметь государство, от единственной очевидной для него политической цели - служения интересам нации. Всякое ответственное государство исходит из того, что оно создано, сформировано для служения интересам определенного политического тела - нации и является единственным и безальтернативным инструментом осуществления национальных целей. Соответственно отказ от служения, от огромной связанной с ним ответственности не только обессмысливает само существование государства, превращающегося в чисто паразитическое образование, но и роковым образом подтачивает силы нации. Ведь революционный путь, учреждение нового государства 'из ничего', через разрыв с предшествующей историей, является исключительно ресурсоемким и опасным для национального самосознания.

Наиболее возмутительная черта политической психологии современной России - восходящая к Смутному времени 1985 - 2000 годов самооценка политической элиты как временщика. Отсюда парадоксальным образом проистекает подсознательная ориентация на революцию, на радикальный политический переворот, который породит новое государство взамен нынешнего и до которого соответственно надо успеть и продержаться. Не деятельность горлопанящих революционеров, а именно предреволюционное поведение самого государства создает подлинную угрозу революции, то есть кризиса, в ходе которого наша нация либо утратит политическую независимость и территориальную целостность, либо ее и без того оскудевшие за последние годы ресурсы будут отвлечены на воссоздание государственности.

К сожалению, не все даже патриотически ориентированные политические деятели понимают опасность революционного сценария: кажется слишком соблазнительным одним махом упразднить прогнившую государственность, но возможность построения новой оценивается при этом без необходимой доли трезвости - на такое у русской нации может не хватить сил.

В современной РФ стратегической целью объявляется укрепление демократии. Однако вне зависимости от пользы или вреда демократии как формы правления подобная цель абсурдна. Демократия - определенная процедура принятия решений в государстве. Совершенствование процедуры не может быть стратегической целью государства. Напротив, эта процедура, демократическая или какая-то еще, должна служить поставленным государством стратегическим целям. Когда Соединенные Штаты Америки заявляют о своей цели укрепления демократии, то имеется в виду демократия за пределами США. Она в данном случае - инструмент реализации национальных целей американцев, утверждения американского образа жизни в качестве межкультурного идеала в мире.

При этом в совокупности представление американцев об образе жизни - чисто националистическое: 'государство гарантирует, что мы будем жить так, как мы привыкли и как нам нравится'. Когда аналогичная цель - укрепление демократии - едва ли не теми же словами провозглашается в России, у наших граждан волей-неволей возникает подозрение, что власть находится в другой системе координат, вне национального целеполагания, что и нация, и государство являются не субъектом суверенной политики, а объектом внешнего воздействия. В России укрепление демократии означает нечто противоположное, чем в Америке, а именно: 'Государство гарантирует, что мы не будем жить так, как привыкли и как нам нравится, поскольку ценности демократии превыше всего'.

Такой же смысловой внеположностью государству и нации, встроенностью во внешний контекст грешат и большинство других формулировок, претендующих на определение целей современной России. Например, формулировка 'Россия должна быть конкурентоспособной' автоматически предполагает принятие в качестве аксиомы неких международных правил игры, правил конкуренции. И здесь конечные цели подаются как бы извне. Мы не отрицаем ценности конкурентоспособности, но лишь указываем, что в данном случае она превращается в антиценность - навязанные другими субъектами мировой жизни модели развития, схемы образа жизни и потребления благ.

Началось это не вчера. Первые признаки смещения целей в государстве Российском заметны в эпоху Петра I. Хотя о тотальности смещения можно говорить начиная с правления Никиты Хрущева, который полностью принял 'вызов Алена Даллеса' и вынудил Россию вступить в неравную схватку с Западом там, где необходимо было от схватки уклониться. Результатом игры по чужим правилам стало Cмутное время конца XX века, поставившее под угрозу духовную суверенность России.

Успех стратегии холодной войны, развернутой на этом фоне западным сообществом, достигнут за счет применения деструктивных технологий, мишенью которых было не столько коммунистическое мировоззрение, сколько духовно-правовые основы нашего общественного устройства. К таким деструктивным технологиям, примененным против СССР, относятся:

- управление потребительскими стереотипами, побуждающими к отказу от национальных инвестиций в развитие производства и инфраструктуры;

- проповедь идей постиндустриальной информатизации в качестве суррогатной сверхцели, адресованная технической интеллигенции СССР;

- проповедь идеи покаяния за любую форму насилия и принуждения, адресованная гуманитарной интеллигенции;

- пропаганда индивидуальных гедонистических ценностей, адресованная молодежи;

- пропаганда освобождения от имперского гнета, адресованная элитам национальных меньшинств.

Постепенно приняв западные жизненные стандарты, наше общество проникалось ложными идеями такой пропаганды.

В результате Россия в начале 1990-х годов очутилась в рамках добровольного заложничества, в которых очень многое сразу, вдруг, оказывается нельзя, не позволено, в том числе и то, что другим ведущим мировым политическим игрокам можно.

Недозволенным, в частности, оказывается использование специфического политико-культурного инструментария - национального, имперского, монархического, советского, православного, - который составляет накопленные Россией за века конкурентные преимущества. Этот инструментарий если и готовы учитывать, то как свидетельство отставания от передовых стран. О специфичности России в рамках принятой государственной риторики дозволительно говорить лишь в отрицательном смысле, в качестве извинения: в России не удается сделать нечто так, как в Европе или в Америке.

Отказаться от демократии?

Демократическая процедура, особенно на общегосударственном уровне, меньше всего воспринимается в современной России как народное завоевание. Напротив, она выглядит символом победы завоевателя на нашей земле, пусть и возникшим без внешнего вторжения. Подобным образом афиняне оставляли после себя демократии всюду, куда вторгались в ходе Пелопоннесской войны. И непременная связанность западной демократической процедурой - один из наиболее видных и оскорбительных признаков ограниченности нашего суверенитета. Невозможность установить у себя государственное правление в любой наиболее удобной и естественной форме - будь то власть советов или земская монархия, вечевая демократия или военная диктатура - является для России и ее граждан унижением.

К русской модели демократии, адекватной нашей цивилизационной специфике, мы пока не подступились. Проблема не в том, что наша демократия молода, - существует точка зрения, что русское самодержавие в Средние века было своеобразной формой демократии (не говоря об опыте вечевых республик Новгорода и Пскова или об общинной самоорганизации русских крестьян)1. Дело в том, что наша современная демократия не вызвана к жизни процессами внутренней глубинной политической эволюции русских социальных структур.

Пока демократия в России не сделала социальную систему более совершенной, чем она была раньше. Произошло упрощение и разъединение: фабрику разобрали на части, но не добились надиндустриального уровня, напротив, опрокинули Россию, по существу, в доиндустриальную стадию, в базар, на котором старые ценности обесценились, а новые не создаются. Наш современный базар замкнут на воспроизводстве старого и даже на понижении его качества. Поскольку вся социальная действительность, включая политическую, строится по аналогии со свободным рынком в экономике, уместно заметить, что наш хозяйственный и политический рынок не развивается интенсивно, но выступает как одна из форм социальной энтропии.

Иными словами, для подлинного развития России оказалось явно недостаточно свободного рынка. Рынок представляет собой болото. Без импульсов извне он лишь приумножает себя, но не созидает нового и высшего качества. В экономике происходит наводнение свободного рынка иностранным барахлом, дешевым ширпотребом, быстроизнашивающимся товаром при разложении собственной индустрии. Многим становится понятно, что настоящее развитие хозяйства может происходить не через циклическую саморегуляцию, но через прорывные стратегические проекты, которые сообщали бы ему инновационные импульсы и способствовали повышению качества товаров и интенсификации производства. Так же, как и в любой другой социальной системе, свободному рынку необходимо волевое начало, вносящее в него динамику, меняющее его вертикальный объем.

Что касается политического рынка, то с середины 1990-х годов в России практически отсутствует вертикальная социальная циркуляция, связанная с демократическими институтами. В депутаты выбирают одну и ту же когорту людей, не способных предложить ничего конструктивного. Если новые люди и рекрутируются во властную элиту, то происходит это посредством системы назначений, а не системы демократических выборов (исключения из правила незначительны). С каждым годом все больше граждан России осознают абсурдность существующей системы выборов, в которых отчуждение избирателей от избранников становится катастрофическим. И для власти, и для народа выборы становятся тягостной формальностью, добровольно взятым на себя ритуалом поддержания приличий.

Демократические принципы в конце 1980-х годов восприняли в России нетворчески, догматически, происходило слепое копирование заемных образцов, представленных народу как неоспоримые. Демократия была принята политическим классом не как процедура, имеющая технический смысл и носящая служебный характер, но как квазирелигиозная ценность. На поверку оказалось, что эта политическая религия - прикрытие для элиты временщиков, позволяющее им микшировать конкурентное политическое поле и сводить к минимуму любые попытки провозглашения более содержательных, подлинных политических ценностей, которые отвечали бы традиционному духу русской государственности. Такие попытки априори объявлялись не соответствующими демократии. На самом же деле они помешали бы временщикам усугублять выгодную для них свободно-рыночную стагнацию в политической сфере и в хозяйстве.

Все получилось в соответствии с метким замечанием Л.Тихомирова, который описал демократического суверена следующим образом: 'Владыка слепой, глухой и даже немой. Все его выборные делали что хотели и обманывали его, он ни за чем не мог углядеть: обычное положение всякой демократии, взявшей на себя верховную власть в великом по объему государстве'.

Если рассматривать демократию по существу, то в лучшем случае она может явиться корректным методом принятия политических решений, корректным методом согласования тех или иных общественных преобразований (однако корректность этого метода может быть достигнута далеко не всегда и не везде). При этом, по верному замечанию модных сетевых мыслителей А.Барда и Я.Зодерквиста в бестселлере 'Нетократия', 'демократия как таковая редко или никогда не является гарантией мудрых решений'. 'Избиратели не могут проголосовать неправильно, а если вдруг они это делают, как австрийцы, приведшие к власти крайне правых в конце ХХ столетия, - результат, вызвавший протесты всего Европейского союза, - это немедленно объявляется ошибкой и ошибка корректируется соответствующим образом'.

И пример с австрийской победой ультраправых (партии Хайдера), и хрестоматийный пример демократичности прихода к власти национал-социалистов в Германии показывают, насколько иллюзорна квазирелигиозная вера в демократию как политическую саморегуляцию цивилизованных обществ. Впрочем, и цивилизованность свою они явно преувеличивают. Страны, отменившие крепостное право лишь на 13 лет раньше России (Германия) или даже позже ее (США), признавшие избирательное право женщин в 1928 году (Великобритания), не имеют морального права учить Россию демократии.

Мы не считаем, что Россия должна полностью отказаться от демократии, тем более что сам принцип демократической процедуры, справедливость, заложенная в этом принципе, всегда признавались на Руси. Мы считаем, что русская нация должна отказаться от того, чтобы рассматривать демократию в качестве сверхценности политического устройства России.

У нас есть другие сверхценности, другие идеалы: идеал духовной суверенности и идеал социальной правды. Ради двух этих идеалов наши предки строили Россию, ради них жертвовали жизнями, терпели лишения. Два этих завещанных нам политических идеала превыше любых процедур, они являются для нас высокими символами истины, а демократия - лишь один из механизмов достижения политических идеалов. Не отметая демократию, мы признаем ее как важный инструмент, который должен применяться в государстве разумно и избирательно.

Партии будущей России

Новые политические реалии потребуют и новых форм государственности. Вероятно, эти формы будут напоминать наши старые Земские соборы, которые иностранцы того времени называли 'парламентами', а не 'подобиями парламента', как стыдливо именовал их В. Ключевский. Не исключено, что и само имя новых политических форм позаимствуют из отечественной традиции.

Принципом соборного зова был не выбор депутатов, но отбор общинами лучших и важнейших своих представителей, 'лучших, крепких и разумных людей'. Как отмечают исторические источники, это было сословно-корпоративное представительство, внутри которого шансы прохода залетного кандидата, возможности подкупа и влияния на исход голосований стороннего капитала были практически нулевыми. Известно, что крепкие крестьяне и посадские люди с большой неохотой бросали свои дела, поскольку были кормильцами и реальными руководителями хозяйств. Представительство на Земском соборе было для них не политическим карьеризмом, а государственным долгом и проявлением заботы со стороны населения о России в целом. Выборщики и представители на Соборе выражают не личное мнение, но мнение тех, кого представляют, кто выдвинул их в качестве своего голоса, своего органа в соборную работу всей земли. Задача представителя на Соборе - адекватно выражать и воспроизводить наказ своего сословия, своей корпорации, территории.

Соборное политическое устройство не исключает, а предполагает партийную распределенность идейных позиций. Однако партии в России будущего должны складываться более естественно - вокруг реальных жизненных интересов нации, а не абстрактных идей, навязанных политологическим прочтением государственных задач, и не корыстных интересов политических и олигархических группировок, борьба которых за власть способна привести страну к новому хаосу и нестабильности.

В духе соборной политики партии боролись бы не друг с другом за саму власть, но за влияние на власть; они не исключали бы друг друга из общества, а предполагали бы и взаимодополняли друг друга как функциональные органы единого государственного организма.

На ранней стадии формирования Византийской империи внутренние противоречия решались институциональным путем - за счет развития и взаимодействия особых византийских партий - дим, вокруг которых образовывались военно-спортивные организации - факции. Эти партии формировались органически - как политическое выражение интересов определенных социальных групп. Сначала этих партий насчитывалось четыре - кроме венетов ('синих') и прасинов ('зеленых') были левки ('белые') и русии ('красные'). Однако левки и русии отошли на второй план: левки влились в венетов, а русии - в прасинов.

Венеты были партией греко-римской земельной аристократии, ориентировались на западные малоазийские и балканские земледельческие области, а также отстаивали официальное православие. Партия прасинов представляла интересы торгового класса, ориентировалась на богатые города востока империи и была более склонна к монофизитской ереси. Однако в VII веке партии практически потеряли значение, поскольку их функции заместили фемы (военно-территориальные объединения свободных крестьян-стратиотов).

Идея партии в Византии - идея организации, полностью разделяющей основные духовно-политические положения империи, но выражающей определенные стратегические ориентации в рамках этой сверхидеологии. В конечном счете партий стало две - более консервативная и более реформаторская. Между прочим, византийскую партийную модель приняла англосаксонская политическая система, и, как показывает исторический опыт, такая система полностью себя оправдывает. В Великобритании это правые тори (консерваторы) и левые виги (сначала либералы, а позднее главным образом лейбористы). В США это правые республиканцы и левые демократы.

В византийской модели обе партии существуют как две команды единого государства, соревнующиеся за его внутреннее и внешнее развитие, духовное и физическое. Нация регулярно выбирает не между полярными идеологиями существования страны или между различными финансово-бюрократическими кланами, а между двумя дополняющими друг друга стратегиями развития.

Две основные политические идеи, вокруг которых могло бы произойти органическое строительство партий будущей России, - это, во-первых, идея державности (духовной суверенности нации, цивилизационной и личной состоятельности и чести русского гражданина) и, во-вторых, идея социальной правды (единства справедливости и ответственности, гармонии всех слоев и частей нации на основе их взаимного уважения и признания разумных прав друг друга).

Соответственно и сами политические силы назовем условно 'державники' и 'народники', хотя вряд ли стоит рассчитывать прийти к двухпартийной системе сразу и навсегда. Россия - страна с большой пестротой политических сил, их собирание, становление самосознания будут происходить постепенно и не без внутренних противоречий.

Не вполне понятно, как будет распределяться внутри соборной системы так называемое евразийское крыло (союз естественных культурных автономий и корпораций). На какое-то время оно способно стать полноценным автономным направлением новой российской политики. В разные периоды государственного строительства оно, возможно, в большей или меньшей степени окрасится в религиозные и местно-национальные тона. Даже по судьбе евразийской идеи в 90-е годы XX века можно судить о том, что различные этнические, религиозные, корпоративные, локальные (территориальные) группы, мыслящие себя как евразийские, очень пестры и, следовательно, могут и образовывать множество партий, и примыкать к различным крупным политическим силам России. Важно, чтобы евразийская идея стала для них другим именем идеи России как нации - такое евразийство может войти и в состав державников, и в состав народников или подавать свой голос особо.

Несомненно, внутри соборной политической системы должны будут занять достойное место полномочные представители традиционных религий, этнических и культурных общин, корпоративных и местных укладов. Это целая плеяда так называемых малых идеологий, присущих русской цивилизации, при этом не обязательно и не всегда евразийских по интеллектуальному происхождению и предметному духовно-политическому содержанию. Они могут вступать между собой в разнообразные коалиции и сочетания, с тем чтобы их соборный голос был лучше слышен и звучал как общее, выработанное в согласии мнение.

Державники (идеология духовной суверенности)

России нужна организованная политическая сила, которая подняла бы на щит идею чести державы, - только это способно прорвать многолетний нарыв бюрократического сговора вокруг государственной идеи. Нет большего врага державности, чем насевшее на государство чиновничество, которое рассматривает смысл своей службы как корпоративное потребление благ.

Державники будут представлять фундаментализм традиционной российской государственности, собирательницы земель и покровительницы народов, России как собора племен и вер. В основе имперской системы ценностей будет лежать приоритет не количественный (перевод и пересчет людей, племен и традиций в деньги, киловатт-часы и т.п.), а духовно-политический.

В современной РФ партия власти все больше превращается в носительницу полубессознательного, но вполне реального бюрократического фундаментализма; наиболее здоровые представители бюрократии осознают, что единственный для нее путь в будущее - раскрытие своего социального содержания как внутреннего оплота государства и цивилизации и стремление к облагороженной манифестации своей миссии - госслужбе, служению Отечеству и т.п.

При этом партии власти последних 10 лет воспроизводили принцип деидеологизации ради стабильности. Особенно ярко этот принцип проявился в 'Единой России'.

Начало идеологическому негативизму положили горбачевский плюрализм и ельцинская департизация, в которых нашла выражение боярская традиция без зазрения совести переметнуться из стана одного самозванца в стан другого. Даже в эпоху выхода из Смутных времен бюрократия не испытывает желания обзавестись официальной идеологией, не потому что усвоила установки М. Вебера на безличность и аполитичность, а потому что без идеологии ей спокойнее.

В институциональном плане идеология державности должна была бы способствовать новому возвышению идеалов гражданской чести и дисциплины (в первую очередь самодисциплины как индивидуального выражения духовной суверенности). Мы как нация в настоящий момент утратили однозначный смысл этого человеческого достоинства: воспринимая его не то как послушание, не то как субординацию. На самом же деле латинское слово 'дисциплина' означает 'познание' и 'учение' (отсюда и выражение 'учебная дисциплина'). То есть: 'Мне тяжело, но я делаю, ибо понимаю, зачем это нужно'. С дисциплиной как пониманием 'зачем' римляне подчинили мир.

Продолжая аналогии с Древним Римом, которые представляются в рассматриваемой теме уместными, обратим внимание на систему принципата Октавиана Августа в конце I в. до н.э. как на одно из самых совершенных в истории воплощений идеологии державности.

Август не стал упразднять традиционные органы римского народовластия, но, поскольку они то и дело воспроизводили гражданскую войну, он, по существу, дополнил их параллельной государственной системой, находившейся под его личным контролем.

Эпоху принципата впоследствии воспринимали как время счастливой стабильности и тишины после целого века революций и братоубийственного кровопролития. Поэты воспевали ее как золотой век империи. Однако существенно то, что этот режим фактически покончил с исчерпавшей ресурс республиканской формой правления.

Отучать римлян от привычной для них республики Август стал постепенно, всячески подчеркивая приверженность формально-правовой старине. В этом Августу помогали последовательный религиозный и нравственный консерватизм, реставрация древних обычаев, апелляция к духу народа. Современники отразили таинственную суть власти Августа, не вполне юридически ясной, посредством термина 'авторитет'.

Вот как описывал ситуацию Светоний: 'Сенат давно уже разросся и превратился в безобразную и беспорядочную толпу - в нем было больше тысячи членов, и среди них люди самые недостойные, принятые после смерти Цезаря по знакомству или за взятку, которых в народе называли 'замогильные' сенаторы. Он вернул Сенат к прежней численности и к прежнему блеску, дважды произведя пересмотр списков: Некоторых он усовестил, так что они добровольно отреклись от звания: При себе он завел совет, выбираемый по жребию на полгода: в нем он обсуждал дела перед тем, как представить их полному Сенату. О делах особой важности он опрашивал сенаторов:'

Выстраивая параллельное государство в государстве, Август рекрутировал из разных сословий кадры новой администрации, подчинявшейся лично принцепсу помимо Сената. По существу, принципат оказывался системой политико-правового дуализма, или диархией Сената и императора. Равновесие внутри двойственной системы достигалось за счет нескольких особых полномочий: Август стал пожизненным главнокомандующим армии и пожизненным народным трибуном. Фактически он сконцентрировал в руках источники двух идеологем, о которых у нас идет речь: державничества, то есть imperium, власти над силовыми институтами и социальной правды. Надо сказать, Август очень умело ими пользовался. При этом Август неоднократно избирался и консулом, на высший пост исполнительной власти. Однако он всячески подчеркивал нежелание получать официальные диктаторские полномочия или какие-либо атрибуты, хотя бы отдаленно напоминающие атрибуты монарха.

Что касается материальной базы принципата, то Август разделил все приносящие доход провинции на две категории: подконтрольные Сенату и подконтрольные императору. Это означало, что государство не устранялось из хозяйственной жизни, казна формировалась не только за счет налогов, но и за счет прибыли, получаемой от обширных государственных хозяйств.

В чем смысл принципата? В противоположность закулисным интригам и олигархическим междусобойчикам все члены Совета, принимающего государственные решения, известны населению. Подлинный авторитет державникам Древнего Рима создают не столько их былые заслуги, сколько деятельность, осуществляемая у всех на глазах, здесь и сейчас. Свобода эпохи гражданских войн приносила римлянам лишь несчастья, она стала для них проклятием. Август, взяв у римлян часть свободы, предложил взамен другую ценность - достоинство, честь римского гражданина. Люди должны захотеть пожертвовать свободой (на деле мнимой) ради чести, которая является неотъемлемым достоянием гражданина, неотчуждаемым, если только гражданин не вступит на путь государственной измены.

Авторитет не может быть почерпнут из пустоты, авторитет черпается из национально-государственной традиции, возникает из права на ее олицетворение, а значит, истолкование. Цезарь Август, творя новое государственное целое, больше всего озаботился символической и духовной связью этой новизны с римскими традициями. Он создал вокруг себя когорту державников, которые не служили императору из личной преданности, а служили идее империи, способствовали обновлению и продолжению древних римских традиций. Фактически режим принципата положил начало Римской империи, то есть образцовой, классической империи, предшественнице Византии и Третьего Рима.

Народники (идеология социальной правды)

В идейном направлении социальной правды будут сочетаться духовный пафос русской традиционной этики и пафос русского народничества, широкого общественного движения XIX века. Социальная правда раскроется не как абстрактная ценность, но как своего рода национальная традиция. Большевики использовали пафос русского народничества, одухотворяя им свою культурную политику, формируя с его помощью цивилизационный стиль советской империи.

Это крыло нашей будущей соборной политической системы видело бы свою задачу в том, чтобы привести в гармонию сословия и корпорации внутри России. Понятно, что путь к такой гармонии лежит не через псевдостабильность нынешних 'единороссов' и не через профессиональную оппозиционность коммунистов, а через жесткое изменение внутрироссийского климата, в том числе ограничение зарвавшихся корпораций. Обуздание тех, кто в Смутное время преуспел в несправедливом обращении с общенациональным богатством, является для идеологии социальной правды не самоцелью, но именно средством достижения прочной классовой и сверхнациональной гармонии в России.

В этом народничестве заключено иное содержание, чем в западных социал-демократиях или лейборизмах, а также в отечественных идеологиях экспроприации. Это не левое направление, впрочем, как и не правое. Оно относится к иному измерению политики, иному пути.

Не левая идеологическая направленность идеала социальной правды проявляется в том, что в самой мысли о политической справедливости изначально заложено неравенство между тем, кто имеет законное право, и тем, кто такого права не имеет, тем, кому положено, и тем, кому не положено.

Справедлив не тот суд, который предоставляет равные возможности насильнику и его жертве, а тот, который воздает наказание виновному и защищает правого.

Справедливо не то общество, которое каждому выдает побольше, а то, которое воздает каждому по заслугам. Проблема справедливости в современной России не в том, что люди хотят широких и равных возможностей, а в том, что они хотят получить свое, реализовать права на то, что должно им принадлежать, в том числе и духовные блага (например, право на образование или принципы чести и достоинства; последние должны быть не только терминами судебной практики, но терминами государственной, административной практики, повседневными установками для чиновников и политиков).

Если бизнес по своей природе стремится к частной экономической эффективности - к концентрации благ у наиболее успешных субъектов экономики, лучше всего приспособленных к сложившимся условиям, то нация в целом стремится к социальной справедливости, к распределению благ, которое соответствовало бы представлениям об общественном благе. Государство обязано обеспечивать гармонизацию краткосрочных интересов ради долгосрочного успеха всего общества и неизменного следования интересам нации как таковой со стороны всех экономических и общественных институтов. Социальную правду надо толковать не в классическом социал-демократическом духе как реализацию все новых и новых прав трудящихся, бесконечное их наступление на государство и капитал, но как социальную ответственность. Ответственность должна быть усвоена всеми полюсами общества и должна быть пропорционально распределена между всеми его слоями. Какой-то минимум ответственности должны нести даже маргинальные сословия, если хотят жить именно в России. А тем, кто не готов нести созидательную гражданскую ответственность, место в тюрьме или за пределами России. Ответственность должна возрастать пропорционально правам и объективным возможностям граждан - чем сильнее, могущественнее, богаче человек, тем большую ему надлежит нести ответственность в деле общегосударственного и общественного приумножения блага нации. Именно социальная ответственность соединяет отдельных людей в нацию, отдельные фирмы - в бизнес, чиновников и народное представительство - в государственную власть, а всех вместе - в Россию.

Если обратиться к институциональным воплощениям такого идеологического направления, то можно сказать, что, пожалуй, наиболее полную и продуктивную систему подобной властной правозащиты удалось создать Римской республике в V веке, после примирения патрициев и плебеев и восстановления единства римской общины.

Институт народных трибунов был создан с целью защиты плебеев от незаконных посягательств других магистратов. Власть трибуна включала в себя право отмены всякого распоряжения любого магистрата, которое наносило ущерб кому-либо из римских граждан, право 'вето' на любое предложение, вносимое в сенат или народное собрание, которое трибун считал вредным народу. Всякое сопротивление трибуну, использующему свое законное право, считалось заслуживающим смертной казни. Право ходатайства за обиженного гражданина и любой возможной помощи ему было, собственно, даже не правом трибуна, но его священной обязанностью, для успешного выполнения которой предоставлялись и другие права. Чтобы гражданин ни минуты не оставался без защиты, трибун обязывался не покидать Рим, а двери его дома всегда должны были быть открыты.

Очевидно, что власть, подобная власти трибуна, наиболее эффективна для реальной защиты гражданских прав. Она способна вторгнуться в случае нарушения в действия любой инстанции и остановить любую процедуру, наносящую ущерб гражданину. При этом на власть трибуна в Риме с самого начала накладывались логичные ограничения. Во-первых, она могла быть парализована в случае злоупотребления - властью другого трибуна. Во-вторых, она не распространялась на imperium, то есть на военную власть консулов; таким образом, трибун даже в случае намеренного злоупотребления властью не мог повредить военной безопасности государства. В данном случае мы наблюдаем разумную пропорциональность государственных начал в Древнем Риме: каждое из начал имеет собственную зону автономной ответственности.

Для современной России обращение к римским принципам правозащиты, да и вообще к римскому государственному опыту, было бы настоящим переворотом. Причем переворотом исключительно продуктивным и в то же время традиционным, обращающим нас - граждан Третьего Рима - к римским истокам русской имперской государственности, к римскому опыту устроения власти. Последовательное применение принципа народного суверенитета на практике означало бы прежде всего восстановление суверенитета России над самой собой - то есть решение проблемы, которая имеет не только внешнеполитическое, но и внутреннее измерение. Впрочем, понятно, что нынешняя идеология правозащиты куда больше устраивает коррумпированную бюрократическую систему. Ведь она даже признает за чиновником своеобразное право на произвол, поскольку он - не более чем одна из ипостасей тотально порочного государства. И правозащитная деятельность в ее современном исполнении для бюрократической системы не опасна - никакого властного 'вето' за ней нет. Поэтому современные правозащитники так далеки от древнего идеала народного трибуна и так далеки от подлинной нелицемерной демократии.

ТРИАДА ГОСУДАРСТВЕННОГО СТРОИТЕЛЬСТВА

России нужно гармоническое сочетание демократии, аристократии и автократии

Национальное самодержавие

Принятие идей Русской доктрины в качестве руководящих не только не приведет к снижению уровня демократии в России, но, напротив, будет способствовать выработке самостоятельных, сильных, действенных форм демократической процедуры. Если рассматривать демократию как внешний инструмент воздействия на политику России, если видеть в ней фактор упрощения и примитивизации русской политической традиции, то такая демократия должна быть отброшена прочь как ядовитая гадина. Если же строить своеобразную русскую демократию без ущерба для национальной органики, без повреждения жизненно важных тканей государственного организма, то такое строительство можно только приветствовать.

Пример новой демократизации - требование повышения в России будущего значения плебисцитарных форм принятия политических решений. Верховная власть в России должна сделать референдум одним из регулярных средств легитимизации своих решений через голову бюрократии и элит, которые тем самым будут вынуждены считаться с подлинно демократическими инструментами государственной политики, а не режиссировать регулярные выборные спектакли.

Российская государственная власть должна быть сильной, эффективной и ответственной. Сама же форма устройства власти не может быть чем-то раз навсегда данным и определенным. Древнее русское понятие 'самодержавие' значительно шире его общепринятой узкой трактовки как неограниченной власти единоличного монарха. Этот термин часто толкуется как единодержавие, то есть власть одного человека. Однако такое толкование ошибочно и исторически, и лингвистически.

Русское слово 'самодержавие' употреблялось в том же значении, в котором в Европе употреблялось слово 'суверенитет', что соответствует также русским словам 'полновластие' или 'независимость'. Оно означает независимость от каких-то других начал на земле и от чьей-либо посторонней воли. Выражение 'Божией милостью', употреблявшееся в титуле самодержцев, означало происхождение их власти только от Бога, но не от кого-либо из людей. Монархическая или республиканская форма правления, автократическое или демократическое устройство тех или иных властных и общественных институтов поэтому суть служебные и технические приложения к главной ценности государства и нации - справедливой духовной суверенности.

Самодержавие-суверенитет - одна из высших форм осуществления свободы, и национальной и личной. Личной, поскольку только гражданин и подданный самодержавного государства может быть уверен в том, что это государство не станет действовать вопреки стране и ее людям, не посягнет на основы общественной жизни, будет способно само контролировать свои действия и отвечать за них. Напротив, подданный государства, не имеющего подлинного самодержавия, не может быть ни свободным гражданином, ни полноценным подданным, поскольку подчинен не только государству, в национально-политическое тело которого включен, но и некоей внешней силе.

Однако идея самодержавия не полностью соответствует западному понятию 'суверенитет'. Суверенитет, как это и вообще характерно для западной политической традиции, определяется через негативную формулу - 'тот, кто получает указания от Папы или императора, не суверенен', как писал создатель европейской теории суверенитета Ж. Боден. Русское понятие самодержавия включает в себя прежде всего позитивный аспект, это не только независимость от чьего-либо чужого суверенитета, но и концентрация в едином властном полномочии огромной государственной мощи. 'Русский царь ни от кого не получает и не получил своей власти; русские цари и князья объединили разрозненные племена и организовали то русское государство, под сенью которого сложился русский народ, и прежде чем русский народ почувствовал себя политическим телом, во главе его уже стояли русские цари, сильные созданным ими государством и организованными ими общественными силами. Русские цари возникли с русским царством, воспитавшим русский народ к сознанию своего единства. Власть русского царя - власть самодержавная, то есть власть самородная, не полученная извне, не дарованная другой властью. Основанием этой власти служит не какой-нибудь юридический акт, не какое-нибудь законоположение, а все историческое прошедшее русского народа', - писал замечательный русский юрист А.Алексеев.

Идея самодержавия, таким образом, основана не только на принципе независимости от какой-то иной власти, но и на позитивном опыте произошедшей в ходе длительной исторической работы Русского государства и русского народа концентрации огромных сил и полномочий в одном источнике, в одном государственном принципе. Принцип самодержавия не утрачивает, разумеется, значения с прекращением исторического существования русской монархии, вне зависимости от того, будет она восстановлена или нет. Она была исторически первой, в чем-то самой возвышенной и совершенной, но не единственно возможной формой осуществления русского самодержавия. Его идею сформулировал выдающийся русский правовед П.Казанский: 'Самодержавной называется русская верховная власть, покоящаяся на собственной силе'. Другой выдающийся русский юрист В.Катков справедливо отмечает, что 'где нет личного самодержавия, самодержавия императоров, там оно сменяется идеей коллективного самодержавия'. По тонкому замечанию Каткова, отбросив все 'старорежимные' идеи, марксисты-социалисты удержали именно идею самодержавия в коллективистской форме диктатуры пролетариата. Фактически в ходе революции эта диктатура трансформировалась из инструмента интернациональной классовой борьбы в еще одну, пусть и весьма своеобразную и в чем-то извращенную, форму самодержавия как концентрации национальной власти. В постсоветской России принцип самодержавия был фактически утрачен, что немедленно сказалось на качестве, эффективности и дееспособности государства.

Мы стоим перед задачей восстановления традиционного понимания природы государства, то есть внутреннего самодержавия как единства, полномочности государственной власти и ее сосредоточенности на актуальных исторических задачах. И по сей день широко распространено понимание государства как инструмента легитимного насилия, который необходим исключительно в целях ограничения и исключения насилия нелегитимного. Не менее распространено и другое ошибочное суждение о государстве как о 'предприятии по оказанию услуг населению'. Это суждение часто звучит в риторике нынешнего чиновничества, однако оно лицемерно и не имеет практического смысла.

Государство Российское никогда не имело конфликтов с нацией в том духе, который породил Английскую или Французскую революции. В России коренные интересы династии полностью совпадали с интересами нации. По сути, полноценную идеологию национализма или народности в России пришлось создавать лишь в царствование Николая I, когда восстание декабристов поставило под сомнение тождество династии и нации. В России государство воспринималось как богоданное, царь - прежде всего, если не исключительно, как помазанник, наделенный особой Божественной благодатью разумения, а не 'династ', распоряжающийся государством как своей собственностью. Еще московские великие князья, присваивая себе титул 'всея Руси', отказались от династического оформления своей власти в пользу национального. Революция в России шла не под лозунгом прав нации против права царя. Большевистский интернационализм заменил национальный язык языком классовым, государство теперь было призвано работать в интересах трудящихся, хотя фактически быстро произошел сдвиг в пользу прежнего понимания государства как общенародного.

Демократия должна быть неотъемлемой составляющей национального самодержавия в России. Так велось издавна - и в вечевую эпоху, и в эпоху земских соборов, и местного 'губного' управления.

Однако для формирования полноценной государственности необходимо сочетание демократии с другими политическими началами - автократическим и аристократическим. Каждое из этих начал имеет свое место в системе выражения национальной политической воли. Демократическое начало дает эту волю в 'абсолютных цифрах', как выражение совокупного мнения тех, кто становится объектом приложения тех или иных политических решений. Начало аристократическое дает национальную волю в ее качественном состоянии, через посредство лучших по тем или иным признакам людей, способных самостоятельно произвести политическую рефлексию и выдвинуть хорошо обдуманное и интеллектуально глубокое мнение. Наконец, в автократическом начале национальная воля концентрируется в одном-единственном человеке, способном без посредников принимать решения и осуществлять их.

Сочетание трех этих политических принципов воспроизводит триаду самосознания: национальное - родовое - индивидуальное.

Новая сложность

Органическая доктрина государства, признавая демократию одним из путей властестроительства, рассматривает политический народ как совокупность прошедших, настоящих и будущих поколений, образующих государство как исторический субъект. Такое понимание демократии существовало в средневековой России и обозначалось термином 'соборность'. Соборность предполагает солидарное стремление к общему благу средствами государственной власти. Политическая воля народа в духе соборности - не механическое большинство голосов, а выражение мнения нации как органического единства, в котором ни одна из образующих его групп не получает превосходства перед другими в силу численности или богатства. Соборная демократия исключает узурпацию мнения нации мнением одной, пусть даже количественно наибольшей ее группы и безусловное подчинение меньшинства большинству, если только это меньшинство не исключило само себя из соборного единства нации.

Еще в древности политические философы пришли к убеждению, что оптимальной формой правления является смешанная, соединяющая в оптимальной пропорции все три политических начала (демократическое, автократическое и аристократическое). В русском политическом языке это представление наиболее четко выражено Л.Тихомировым, введшим термин 'сочетанная форма правления'. Такая форма предполагает гармоническое сочетание основных форм государственного устройства в единый политический механизм, без предоставления абсолютного перевеса какому-либо началу. Классическим образцом такого сочетания был политический режим Римской республики и продолжавшей ее ранней Римской империи (сохранявшей республиканские политические формы). Именно найденному римлянами оптимальному сочетанию аристократии, демократии и монархии древние приписывали исключительные военные и политические успехи Рима. Даже в период крупнейших кризисов эпохи гражданских войн государственный механизм Рима оставался непоколебленным, несмотря на смену политических режимов.

Западные образцы монархий Нового времени, то есть монархии абсолютные и монархии конституционные, не свойственны русской истории. Нам свойственна монархия сословно-представительная, которая прекрасно уживается с мощной демократической традицией и с традицией аристократической. Если на Западе демократия сейчас и существует, то она сильно повреждена, во-первых, бюрократией и, во-вторых, различными олигархиями - корпорациями богатых, корпорациями тайных обществ, корпорациями массмедиа. Грядут и новые - сетевые - корпорации, которые, скорее всего, похоронят западную демократию. Но это не должно нас заботить слишком сильно: если мы признаем необходимость своей русской демократии, духовно суверенной, вызванной внутренними потребностями нации, то эта демократия должна существовать и развиваться без всякой оглядки на происходящее 'у них'.

По мысли Л.Карсавина, кризис власти и правящего слоя часто путают с эпифеноменами исторического процесса (кризисом форм монархии, парламентаризма, демократии и т.п.). На деле не имеет решающего значения, какая конкретно форма сочетания политических начал восторжествовала в данный момент. Ведь эта форма находится в зависимости от правящего слоя и от механизмов формирования и обновления этого слоя. При наличии здорового правящего слоя никакая диктатура не способна представить угрозу для национально-государственной традиции. Если же правящий слой болен, то политические формы сами по себе не послужат ему лекарством. Коррупцию не исцелишь с помощью демократической процедуры, психологию временщика нельзя изгнать с помощью монархии, поскольку и сами монархи иногда ощущают себя на троне, как на чемоданах.

Мы считаем, что спор о конкретной форме государственного устройства является тактическим и вторичным по отношению к вопросу о путях смены и обновления правящего слоя России. Если механизм такого обновления будет построен, то правящий слой под руководством автократической власти и при участии всей нации, вовлеченной в демократические процедуры, сам осознает необходимость перетекания государственной системы из одного режима в другой. Важно добиться определенной пропорциональности между тремя политическими началами нации.

Современная политическая элита России - трусливая и наглая. Она по существу своего положения и происхождения не может и не желает исполнять функции правящего слоя суверенной державы. Необходимы железная воля и разумное смирение, чтобы сообщить нашей государственной системе новую сложность, снабдить ее параллельными институтами, которые постепенно вывели бы старую номенклатуру из поля государственного управления.

В конституциях многих государств предпринимались попытки в той или иной форме воспроизвести классическое - римское - сочетание политических начал, однако они неизменно разбивались о политико-правовые инструменты европейского Нового времени, принципиально противоречащие как идее самодержавия, так и 'сочетанному правлению'. Эти новоевропейские принципы, пересаживание которых на нашу почву неорганично для России, суть парламентская представительная система и принцип разделения властей.

Система представительства надстраивает над исходным демократическим суверенитетом квазиаристократию (политический класс) и квазимонархию (президентское правление там, где оно существует и где президент понимается как представитель нации). При этом подлинный суверенитет размывается - он не принадлежит народу, поскольку представительное правление основано на постулате о несвязанности представителя прямой волей тех, кто его выбрал. Однако не принадлежит суверенитет и самим представителям, поскольку их легитимность постоянно оспаривается с помощью выборов.

Фактически подлинными центрами власти в рамках такой системы являются формальные и неформальные политические объединения - либо партии, либо политические клики, олигархические группы, негосударственные, а то и тайные организации. То есть структуры, находящиеся вне политической ответственности.

Говорить, что новоевропейские политические системы являются наиболее успешными и эффективными, - явное отступление от истины. Они обеспечивают определенную политическую устойчивость, но не обеспечивают подлинной национальной мобилизации. Когда встает задача экстренной мобилизации нации, для осуществления ее в рамках подобных режимов формируются неформальные политические надстройки, основанные на харизме лидера или на передаче ему политической элитой особого кредита доверия. Так создавалась фактическая диктатура Франклина Рузвельта в США или режим личной власти де Голля во Франции.

Напротив, разумное сочетание первичных политических форм при условии концентрации политического организма вокруг единой национальной цели позволило бы России не только выйти из кризиса, но и выработать новую политическую модель, которая была бы органичной и исторически своеобразной.

Мы попытаемся изложить здесь некоторые базовые принципы этого устройства, которое могло бы быть не менее сложным, чем современная западная демократия, но только эта сложность лежала бы в совсем другой плоскости.

Национальной властью России должна стать совокупность трех государственных начал - демократии, компетентной аристократии и единоначалия в их конкретных политических формах. Примитивизация этих принципов - узурпация единоличной власти, 'демократическая' демагогия или формирование олигархических кланов - наносит ущерб согласованному национальному порядку. Необходимостью соблюдения этого золотого правила (согласованного сочетания политических начал) определяется сложность излагаемой системы по сравнению, допустим, с монархией или популярными разговорами о национальной диктатуре.

Три принципа государственного устройства

1. Итак, первым принципом гармоничного государственного устройства должен быть принцип демократии, в значительной степени минующей посреднические представительные институты. Это значит, что ключевые политические решения, требующие всенародного обсуждения, должны приниматься самими гражданами, а также их объединениями.

Подлинным инструментом непосредственной демократии могла бы стать система советов (можно повторить удачный термин, утвердившийся в ХХ веке, но совсем с иным смыслом), то есть групп граждан равной численности (минимальное число - 100 человек), имеющих право обсуждать открытым или закрытым голосованием и выносить решения по важнейшим политическим вопросам.

Выносимые на всенародное обсуждение решения должны приниматься большинством от высказавшихся советов, а решения в советах - большинством, но вне зависимости от кворума. Тем самым каждому гражданину должно быть предоставлено право активного участия (или неучастия в случае непосещения совета) в политике и принятии решений, причем не только в качестве избирателя, но и в качестве активного агитатора в пользу того или иного мнения. А конечное решение будет приниматься не просто большинством, но большинством убежденных в его правильности гражданских сообществ. Помимо плебисцитарных функций советы возьмут на себя и функции обсуждения и решения местных вопросов, тем самым они войдут в земскую, муниципальную, низовую систему самоуправления в качестве их элементарных единиц.

Реализация непосредственной демократии наиболее эффективна не через выборы депутатов, каждый из которых обладает слишком большой свободой для выражения собственных, личных политических взглядов, но через делегирование выборщику, гласному, представителю права передавать Земскому собору волю делегировавших их общин. По существу, в технических условиях современных коммуникаций роль выборщиков или гласных может взять на себя и надежная электронная система передачи голоса снизу вверх. Однако это не означает, что низовые советы, общины, земства не нуждаются в постоянных представителях в высших органах и институтах управления, в районных и областных центрах для наблюдения за ходом политической дискуссии и согласования законодательных и административных решений. Кроме того, представители низов могли бы контролировать четкость и оперативность поступления гласа народа по адресу, а при необходимости и дублировать его. В случае ошибки или неадекватной передачи мнения общины на Земском соборе или на оперативном совещании какого-либо уровня власти община должна иметь право не только требовать наказания виновных, но и отозвать свой голос. Ведь политическое и административное управление государством - не спортивная игра, судейские ошибки здесь не должны быть необратимыми.

Земский собор не является прямым аналогом Федерального Собрания нынешней РФ, поскольку текущая работа по составлению законов, собиранию и согласованию законодательных инициатив будет передана в ведение специальных коллегий профессионалов при Сенате (см. ниже). Таким образом, главное дело Земского собора - не разработка, а утверждение новых законов.

Через сочетание системы представителей и прямой демократической процедуры, прямого волеизъявления народа, через оптимизацию этого волеизъявления с помощью новейших технологий работа Земского собора и других демократических институтов перестанет быть столичным делом, оторванным от мест. Процесс согласований и обсуждений государственных дел станет в огромной мере интерактивным, прозрачным для всей нации, вовлекающим в выработку решений не только делегатов, но и сами общины, советы, первичные субъекты политической жизни.

Другим элементом непосредственной демократии, в котором существует сегодня большая потребность, могли бы быть институты народных защитников (подобных древнеримским трибунам), обладающих правом 'вето' на решения любых органов власти, нарушающие, по мнению защитника, права гражданина. Законность или незаконность наложения 'вето' может быть предметом последующего судебного разбирательства. Однако система государственного управления и частные структуры, могущие нарушить права гражданина, должны быть поставлены в условия, когда внезапное применение ими насилия, постановка всех перед свершившимся фактом окажутся невозможными. Система советов и народных защитников вместо фиктивной всеобщей демократии, в рамках которой 'вся власть принадлежит народу', но ни на что конкретно народ повлиять не может, отберет у народа фикцию всевластия, зато предоставит в его руки реальные инструменты влияния и самозащиты.

2. Второй принцип, который должен быть положен в основание гармоничного государственного устройства, - принцип компетенции общественных групп, которые оказывают реальное квалифицированное влияние на общественное управление. Этот принцип оформляет аристократическое начало в государстве как начало, основанное на компетентности и обладании реальным знанием государственных и общественных дел. Аристократический этаж государственного строя должен быть выстроен в первую очередь при помощи ряда неизбираемых компетентных советов, охватывающих различные стороны национальной жизни. Ключевым из них должен являться Сенат (он может именоваться Государственным советом). Сенат может осуществлять постоянную законосовещательную, консультативную и директивную работу, относящуюся к государственному управлению, формулировать вопросы, выносимые на общенародное обсуждение, и принимать окончательные редакции законов, выработанные специальными законодательными коллегиями, в соответствии с предложениями всех институтов, обладающих правом законодательной инициативы.

Сенат будет олицетворять в государстве контур преемственности, обеспечивающий сохранность политических устоев при любой политической динамике. Сенат мыслится как несменяемое учреждение, самостоятельно следящее за соответствием своих членов их высокой должности. Сенат формируется на одну четверть из представителей военно-служилого сословия, на одну четверть из представителей духовного сословия с решительным преобладанием представителей Русской Православной Церкви, на одну четверть из представителей академических и университетских корпораций и на одну четверть пополняется по назначению главы государства. В Cенат могут входить также лица, занимающие или занимавшие четко определенные законом государственные должности. Члены Сената не состоят в политических партиях. Члены Сената несменяемы, их ротация осуществляется по мере выбытия по причинам физического характера или в соответствии с внутренними решениями Сената на основании решений службы нравственного самоконтроля Сената.

В компетенцию Сената входят как минимум следующие полномочия:

- осуществление этического и политического надзора (ценза) над высшими органами государственной власти и высшими должностными лицами государства;

- принятие решений о несоответствии отдельных министров и парламентариев цензу, предъявляемому к их должностям;

- констатация невозможности исполнения главой государства своих полномочий вследствие непреодолимых причин, включая состояние его здоровья, а также совершение им государственного преступления;

- отклонение кандидатур на должность главы государства;

- объявление недействительными актов главы государства, изданных от его имени во время его пребывания в плену неприятеля или под влиянием иной враждебной воли.

Сенат выносит решение квалифицированным большинством голосов не менее чем три четверти от общего числа своих членов. Решение Сената по предмету, отнесенному к его компетенции, безапелляционно и подлежит неукоснительному исполнению.

3. Третьим принципом гармоничного государственного устройства должен быть монархический принцип единоначалия. Власть принимать конкретные и чрезвычайные решения должна быть сосредоточена в одних руках и одной голове. Глава государства (президент, правитель и т.д.), являющийся одновременно верховным главнокомандующим, должен сосредоточивать в руках рычаги верховной законодательной, исполнительной и судебной власти, иметь право относить к своей компетенции любое решение и давать прямые указания на любой уровень управленческой вертикали. Одновременно он несет полноту моральной и политической ответственности за действия государственного аппарата. Глава государства должен назначать министров и других высших чиновников, однако всем им должна быть предоставлена высокая степень самостоятельности (ограничиваемая, впрочем, не только правителем, но и контролем Сената).

Пространство прямого действия верховной власти - пространство возникающей неопределенности, требующей политического, административного, а порой и морального решения. Поэтому глава государства должен выступать безусловным национальным лидером. Его избрание на этот пост должно осуществляться не столько количественным всенародным голосованием, сколько качественной общенациональной поддержкой - голосованием народных советов, одобрением Сената, Военного совета и Православной Церкви и - по возможности - мнением (завещанием или рекомендацией) прошлого главы государства. Лишь при согласии всех этих инстанций глава государства может считаться избранным. Это накладывает на него существенные, и не только формальные, обязательства перед нацией, а с другой стороны, дает беспрецедентный политический мандат на осуществление общенациональных задач.

Монархия является органической формой осуществления самодержавия, которая должна вызреть и оформиться. Без этого монархическое начало будет нежизненным. Диктатура может быть переходной, кратковременной формой правления для решения точечных политических задач, но быть постоянной формой правления она не может. Подлинное национальное самодержавие может быть осуществлено только в сложной политической форме. Однако копирование этих форм для России с западных образцов создает дополнительные трудности в осуществлении и без того непростой задачи управления страной.

Конкретные политические режимы не являются догмой государственного устройства, а могут и перетекать друг в друга. Политическая элита в ходе истории нащупывает оптимальную форму государства, подготавливая для нее почву, воспитывая нацию для принятия и усвоения самых благородных политических институтов. При этом демократические институты должны стать постоянными (плебисциты, советы, Земский собор и др.). Должна происходить и непрерывная выработка новой аристократии - смыслократии, которая доказывает свои права на особую политическую роль в государстве путем постоянного творческого усилия. Наконец, монархия могла бы увенчать государственное устройство как ее зрелый цвет.

Но на пути к восстановлению монархических институтов России, возможно, придется пройти и через диктатуру, и через авторитарное правление, другие автократические формы.

Для монархистов это не должно представлять большой проблемы, поскольку оформление политического режима в любом случае является лишь относительным приближением к государственному идеалу.

Приход к монархии после длительного периода удаления правящих династий от власти не может произойти легко и безболезненно. Одним из наиболее вероятных путей учреждения вновь монархии в России было бы сознательное решение правящих сил, институтов, согласное с народным общественным мнением.

Проект восстановления монархии может разрабатываться на конкурсной основе. Мы предвидим, что основной спор может разгореться между тремя проектами:

- восстановления старой правящей династии (Романовых), если будут найдены достаточные аргументы для выявления наиболее легитимного претендента и если вся сумма обстоятельств восстановления полномочий династии будет устраивать нацию в целом, способствовать ее консолидации, а не вести к политическому расколу;

- прямого избрания монарха на Земском соборе из нескольких кандидатов, предложивших свои программы развития России, свои заслуги и заслуги своего рода перед Россией (теоретически в их числе могут быть и представители рода Романовых);

- воспитания монарха с детских лет - под опекой и контролем правящего слоя; в последнем случае может быть создано нечто вроде школы для нескольких сотен мальчиков, набираемых со всей России. Одного из этих мальчиков, достигнувшего полного совершеннолетия, изберут будущим монархом путем согласия педагогов, государственных мужей и духовных авторитетов между собой (по церковной традиции допустимо также использование жребия для избрания из нескольких наиболее достойных кандидатур), тогда как другие воспитанники этой школы, получив первоклассное образование в русле русской духовно-политической традиции, пополнят высшую смыслократическую и управленческую элиту.

Понятно, что реальный способ осуществления национального самодержавия может разниться от излагаемых здесь идей. Но главное - усвоение общих принципов национального самодержавия и согласие всех конструктивных политических сил: монархических и демократических, национальных и социалистических, народнических и элитаристских - ради строительства такой государственной модели, которая будет подлинным политическим соответствием исторической русской нации и условием ее развития и процветания.

Сословно-корпоративное управление

Мы должны отдавать себе отчет в том, что партийная система в нынешнем мире теряет значение и деградирует. Это предопределено уходом в прошлое эпохи доминирующего индустриализма (для которой институт партий был органичен) и становлением надиндустриальной формации, стремительностью перемен в экономике и обществе, образованием новых социальных отрядов, кризисом доверия народа к политикам.

Монополия парламентской системы способствует деградации политики и расцвету так называемых политических технологий, направленных на навязывание избирателям ненужного им политического товара в виде программ и кандидатов, выражающих не общественные, а свои личные интересы или интересы стоящих за ними узких лоббистских групп. Данную систему ни в коем случае нельзя считать ни демократической, ни традиционной. В современной России она дискредитировала себя, что выражается в растущей от выборов к выборам пассивности электората, в кризисе доверия к властям всех уровней, в общем кризисе легитимности. Поэтому в России нужно создать рядом с партийно-политическими институциями представительство реально существующих в стране социальных, профессиональных и корпоративных групп.

Деятельность Сената как надкорпоративного органа должны дополнять специальные советы, наделенные законосовещательными и экспертными функциями и обладающие правом законодательной инициативы по проблемам, касающимся соответствующих их компетенции сфер. Выдвинутые корпорациями, сословиями, отраслями национального хозяйства, профессиональными союзами и гильдиями представители смогут согласовывать с властью интересы, формулировать требования к политике государства, проводить экспертизу готовящихся законов и нормативных актов. К наиболее значимым советам этого ряда следует отнести: Военный совет, обладающий особой компетенцией в военно-политических вопросах и выражающий точку зрения вооруженных сил и военной элиты; Совет традиционных религий России; Стратегический совет, который должен зримо воплотить в государственных делах тенденцию к оформлению смыслократии, то есть могущественному влиянию на национальную жизнь тех или иных идей, концепций и смыслов. Кроме того, при Сенате в качестве его консультативных органов должны существовать отраслевые советы экспертов по тем или иным специальным областям - образованию, науке, торговле, промышленности и т.д.

Военный совет должен представить военно-служилое сословие (кадровых военных, представителей спецслужб) и состоять из ассоциаций военнослужащих и ветеранов, представляющих все сферы вооруженной борьбы: аэрокосмическое пространство, океан, сушу и информационную сферу (разведка и контрразведка, связь, радиоэлектронная борьба и др.). Они не только смогут сообща защищать свои интересы (общие и специфические), но и принимать участие в создании национальной стратегии, в формировании политики вооружений, в контроле над расходованием средств на социальные программы для военнослужащих и ветеранов и др. В их число должны входить Герои России, кавалеры высших государственных орденов, награжденные за боевые заслуги. Здесь мы получаем аналог Георгиевской Думы в Российской империи, создавая гильдию тех, кто делом доказал готовность рисковать жизнью ради своей страны. Именно эта структура (во избежание начальственного произвола) может взять на себя утверждение представлений к высшей награде Родины, экспертизу справедливости награждений, вынесение авторитетных суждений по важнейшим вопросам жизни страны.

Помимо канонических органов Православной Церкви - Архиерейского собора, Священного Синода - значительным влиянием должен пользоваться Совет традиционных религий (в настоящее время его прототипом является Межрелигиозный совет России). Этот совет должен включать религиозные структуры только российской юрисдикции, представляющие традиционные для России вероисповедания пропорционально численности верующих граждан. В него также могут входить и иметь статус наблюдателей представители ряда вероисповеданий, не включенных законодательством в число традиционных, однако имеющих значительное духовное и нравственное влияние в обществе и важных для построения сбалансированных отношений России с другими государствами и международными организациями.

Стратегический совет формируется при участии ведущих научных и культурных корпораций и вовлекает в свою работу наиболее творческие силы нации, в первую очередь научно-исследовательское, изобретательское и внедренческое сословие, а также видных руководителей экспертных и прогностических структур. Внутри Стратегического совета должны быть созданы аналитические команды, которые могут представлять различные точки зрения на будущее России и мира, сотрудничать на основе сетевых взаимоотношений с аналитиками из различных ведомств, корпораций, общественных и частных организаций. Эти точки зрения, даже при их явном несовпадении, должны быть максимально глубоко проработаны и предельно адекватно переданы для сведения государственной власти и в определенных случаях (отсутствие грифа секретности, отсутствие требования тактического умолчания о той или иной теме) - всей нации через публикацию исследований и отчетов данных команд.

Три указанных органа должны обладать моральным авторитетом, достаточным для того, чтобы не одобряемый ими законопроект или представляющаяся им недопустимой государственная акция была вынесена на обсуждение всех уровней власти. Исключением, естественно, будут указы и акции, которые относятся к оперативной компетенции верховной власти и не могут откладываться из-за сомнений и разногласий экспертов. Однако вся планомерная, кропотливая государственная работа, все рациональное строительство должно проходить не вопреки, а благодаря сознательной воле сословно-корпоративных совещательных институтов, при их участии.

Отраслевые экспертные структуры при правительстве России могут быть объединены в два корпоративных органа, также имеющих законосовещательное значение.

В Государственный совет по экономике, общенациональным проектам и инновациям войдут топ-менеджеры (из состава генеральных директоров российских производственных компаний, а также компаний, занимающихся сбытом отечественной продукции - не менее 70% оборота), общественные служащие, представители научно-технической элиты и хозяйственных сословий, избранные на паритетных началах или с учетом количества их членов и вклада в национальное богатство.

Государственный совет по культуре образуется из представителей научно-образовательного сословия, общенациональных академий и крупнейших университетов; представители делегируются и отзываются в соответствии с уставными принципами и регламентами этих корпораций и сословных объединений. В их число должны войти заслуженные деятели культуры, представители гуманитарных наук и классического искусства, рекордсмены и выдающиеся тренеры отечественного спорта. В Совете должно найтись место лауреатам государственных премий (обязанности которых понятны по аналогии с функциями, которые несут в Военном совете кавалеры высших орденов, врученных за воинскую доблесть).

Корпоративное представительство одно способно ограничить вредный для интересов государства и общества теневой лоббизм и создать условия для реализации потребностей и нужд классов и профессиональных сообществ нашего социума, проведения в жизнь их инициатив, с приоритетным учетом интересов государства как целого.

Государство и местное самоуправление

Самоуправление территориальных общин - составная часть системы государственного управления, его первичное звено. Местное самоуправление - функция политического субъекта, которым является территориальный социум, именовавшийся в античной древности муниципией, называющийся в современной Франции коммуной, в России - общиной. Община - первичная политическая ячейка нации, обладающая территориальной обособленностью, социальной устойчивостью и относительной самостоятельностью в хозяйственно-экономическом отношении. Поэтому там, где есть население, но нет общины, не бывает и реального местного самоуправления. То, что население современного города, поселка и даже большого села (станицы), как правило, не обладает признаками общины, - факт, который не надо доказывать. Тем более это положение присуще крупным городам или мегаполису - Москве. Они даже теоретически не могут быть общинами, и наделение статусом местного самоуправления городских и районных административных органов - не более чем условность.

Прежде всего государственной власти предстоит выявить и поддерживать территориальные социумы - общины, обладающие реальной низовой инициативой и ресурсами для самостоятельного развития. Такие общины должны быть наделены всеми правами, вытекающими из положений законодательства, регулирующего местное самоуправление. Но где такой инициативы и ресурсов пока объективно нет или недостаточно и формальное создание местного самоуправления было бы его имитацией, обязанности его органов все равно должен кто-то выполнять. Их осуществляют территориальные администрации, создаваемые властью данного региона. При этом важно, чтобы недееспособные пока социумы-общины (советы) постепенно дорастали до возможности учреждать и развивать местное самоуправление.

Местное самоуправление должно сопрягаться с органами государственной власти, а не противопоставлять им себя. С одной стороны, оно должно стать первичным институтом государственности, создаваемым самими гражданами в городах и сельских поселениях. С другой - подотчетность и подконтрольность распространяется и на органы местного самоуправления, от чего они были ошибочно освобождены на протяжении нескольких лет. У системы органов государственной власти и местного самоуправления, его составной части, принципы организации должны быть не различными, а общими.

Примечание.

1 К слову о новгородской демократии, она очень напоминала целым рядом своих черт современную Россию: диктат олигархической прослойки, сводящий на нет представление реальных интересов основных сословий общества; через подкуп 'худых мужиков' олигархия осуществляла свою стратегию. По верному замечанию И.Солоневича, 'Новгород был построен более или менее по ганзейскому типу: государство как торговый дом. Правительство как правление акционерного общества: Москва рассматривала каждую завоеванную или присоединенную область как свою новую составную часть, как новую часть общего государства, а не как торгово-промышленное сырье, не как меховой или челядинный сырьевой рынок'. Старая новгородская демократия воспроизводила западный архетип колонизации иных племен, а не русский (московский) архетип правильной империи. Следовательно, олигархический вариант демократии явно не соответствует многовековой русской политической традиции. Вместе с тем в России всегда существовала мощная традиция низовой демократии - как в деревенской общине, так и в городах. Русские горожане были объединены по улицам, собиравшим уличанский сход и избиравшим своего старосту. Уровнем выше был конец, созывавший кончанское вече, и, наконец, вершиной демократии Древней Руси являлось вече городское. Здесь уместно говорить не о национальной демократии, но о самоуправлении народа, что, несомненно, является исконной и весьма почтенной разновидностью демократии.

Политкласс

Октябрь 2005