Журнал «Золотой Лев» № 63-64 - издание русской консервативной мысли (www.zlev.ru)

 

Л.С. Гребнев

 

XX век – торжество самодержавия в России?

 

Начало прошлого века в России прочно ассоциируется с лозунгом: "Долой самодержавие". В 1917 году этот лозунг, казалось бы, воплотился в жизнь, последний российский самодержец расстался с властью, а затем был лишен и жизни. Однако идея самодержавной власти отнюдь не канула в лету, и это стало заметно думающим наблюдателям очень скоро. Философ Б. Рассел, посетивший нашу страну в 1920 г., заметил: «… возникла система, неприятно напоминающая прежнее царское правительство, – система, являющаяся азиатской по своей централизованной бюрократии, секретной службе, атмосфере правительственного таинства и покорности террору. Она борется за цивилизованность, за образование, здравоохранение и западные идеи прогресса; она состоит в основном из честных и напряженно работающих людей, презирающих тех, кем они управляют… они живут под страхом народных восстаний и вынуждены применять жестокие репрессии, чтобы сохранить свою власть (курсив мой, – Л.Г.)»[1].

Прошло еще 70 лет, очередной российский самодержец в лице генсека компартии Советского Союза сначала освободил от руководящей роли эту партию, а затем лишился и власти, которая перешла к президенту России. Теперь-то, наконец, все в корне изменилось? Опять-таки, нет. "В советском обществе только административно-командная номенклатура имела осознанные интересы и обладала всеми чертами социального слоя, включая самоидентификацию. Благодаря этому, в ходе реформ эта номенклатура сохранила контрольные позиции во власти и трансформировалась в крупную квазибуржуазию. Таким образом, в постсоветской России сохранилось в трансформированном виде этакратическое общество, которое приобрело форму номенклатурно-бюрократического квазикапитализма (курсив мой, – Л.Г.)"[2].

Можно подумать, что самодержавие в нашей стране только меняет названия, сохраняя неизменной свою суть. Это не совсем так. И в стране, и в мире кое-что изменилось за последние сто лет. В таблице приведены только те изменения, которые имеют прямое отношение к теме самодержавия в России.

 

Таблица 1. Динамика властных отношений самодержавия в России в XX веке

	До 1917 года	1917 – 1991 гг.	После 1991 г.	Проблемы (2005 г.)
Центр самодержавной власти	Император	Генеральный секретарь КПСС	Президент России	Как обеспечить персональную преемственность власти?
Власть и народ	Преимущественно односторонняя экономическая зависимость власти от народа	Взаимная экономическая зависимость власти и народа	Экономическая зависимость народа от власти ("Труба", ЖКХ…)	Нужен ли власти народ?
Власть и вера (религия)	Использование православия	Использование "марксизма-ленинизма"	Отказ от явного использования властью религии для манипулирования населением	Нужна ли власти вера?
Власть и внешний мир	Почти полная независимость от внешнего мира до начала индустриализации	"Гонка вооружений": "война моторов", Бомба-Ракета"…	Почти полная экономическая зависимость от внешнего мира	Как избежать вырождения в "тамодержавие" – разновидность наместничества?

 

Комментарии к таблице. Строго говоря, государственность в России начиналась с полной взаимной независимости власти и народа. Экономика Киевской Руси как государства зиждилась на международной торговле и транспортной ренте на пути "из варяг в греки". Народ (точнее, просто люди, простолюдины) тогда тоже был товаром на "европейском рынке". Slave (раб) как производное от "славяне" берет основу именно там, в Киеве (вообще говоря, Slave может означать еще и «полученный от славянина». Русичи сами торговали рабами транзитом). Эту традицию работорговли затем продолжили ханы, в том числе и крымские.

С исчезновением транспортной ренты, во многом обусловленного изменением ситуации на Средиземном море после крестовых походов, народ на много веков стал единственным источником "прибавочного продукта" для власти. При этом сам народ, живший в основном самодостаточными земледельческими общинами, от власти экономически никак не зависел, а потому самодержавие оставалось фикцией в сфере экономики, компенсировавшейся манипулированием сознанием людей с использованием религии. До 1917 года избавление от этой фикции осуществлялось путем формирования автономного государственного хозяйства ("казенные заводы" Петра I и т.п.).

После 1917 года обе линии – в сферах общественного сознания и экономического бытия – были слиты воедино на новой религиозно-организационной основе. Личностно-ориентированное православие было заменено атеистическим "марксизмом-ленинизмом", обращенным к массам. Внеэкономическое насилие над этими массами позволило идею "казенной экономики" довести до совершенства. Все наиболее важные работы, вызванные "гонкой вооружений" с внешним миром, включая создание ракетно-ядерного щита, были выполнены "за колючей проволокой" заключенными и формально свободными людьми. В этот же период за счет развития индустриальных инфраструктур (машинно-тракторных станций (МТС), транспортных, энергетических), формирования единого народно-хозяйственного комплекса в целом исходная экономическая зависимость власти от народа дополнилась также экономической зависимостью народа от власти.

Логичным завершением линии на повышение автономии власти внутри страны стало сооружение под ее руководством сети нефте- и газопроводов, обеспечивших как внутренние потребности в топливе и сырье, так и поступление доходов извне. Теперь уже власть перестала экономически зависеть от народа и, наоборот, народ попал в полную экономическую зависимость от власти. Рассуждения о демократии как власти народа потеряли в нашей стране экономическую основу. Самодержавие внутри страны перестало быть экономической фикцией.

В отношениях с внешним миром ситуация складывалась прямо противоположным образом. Почти полная независимость российской власти от внешних взаимодействий, свойственная любому традиционному обществу, по мере развития индустриального общества к западу от России перешла сначала в зависимость от успеха в гонке вооружений, а затем сменилась практически полной зависимостью от мировой конъюнктуры на рынках продукции добывающих отраслей. При этом сам мир представляет собой слоеный пирог, в котором основная по численности масса продолжает пребывать в обществах традиционного или переходного от него к индустриальному типу, меньшая часть пребывает в обществах индустриального типа и только небольшая часть наших современников на планете имеет возможность пользоваться возможностями, предоставляемыми постиндустриальными технологиями.

Ключевым вопросом нашего самодержавия становится вопрос самоидентификации власти. Прежде всего – вопрос о ее субъектности: остается ли она самодержавием или уже перешла грань, отделяющая ее от явного или скрытого перерождения в некоторую разновидность наместничества, "тамодержавия". Выражение "вашингтонский обком" уже давно не сходит со страниц журналов, причем не только публицистических. Многое в поведении нынешних "верхов" говорит в пользу гипотезы, что самодержавие превратилось в фикцию, самообман тех, кто упорно выстраивал "властную вертикаль".

Конечно, вопрос личной преемственности при самодержавии является весьма важным, но лишь техническим. Вряд ли стоит ломать над ним голову тем, кто находится вне этой власти Гораздо более важным является вопрос, а нужен ли власти народ. Ее поведение в течение всех последних лет весьма определенно показывает: нет, не нужен ни количественно, ни качественно. Количественно: для поставщиков на экспорт потребители внутри страны – чистые нахлебники, с которыми приходится делиться доходами от не воспроизводимых ресурсов. Чем их меньше, тем лучше. Качественно: приверженность основной части населения, хотя бы остаточная, культурным основам поведения, заложенным православием, по мнению многих интеллектуалов, является препятствием для импорта институтов развитой рыночной экономики: "Нестяжательство – это тормоз экономического развития", хотя на самом деле никакая хоть сколько-нибудь развитая индустриально-рыночная культура в стране властям "при Трубе" не требуется. Кому-то может показаться, что гораздо практичнее в порядке управляемой миграции заменить представителей "неправильной", устаревшей культуры достаточным количеством представителей иных культур, более динамичных, "пассионарных" (с юга? с востока?).

Неиспользование властью религии для манипулирования населением – это, конечно, благо для самих людей. Но благо весьма относительное. Поскольку свято место пусто не бывает, его заполняют самые разнообразные новоделы и суррогаты. Заполнение телеэфира передачами типа "Слабое звено", "Окна" и другими, закупленными там же, – еще один признак наметившегося, если не свершившегося, вырождения самодержавия в "тамодержавие".

"Новый строй", с учетом сказанного выше, представляется как формирование более-менее сбалансированного самодержавия, основанного на осознании взаимной асимметричной зависимости традиционных российских "верхов" и "низов" в мире, переживающем кризис индустриальности. Выше уже говорилось о зависимости народа от Трубы и других инфраструктурных явлений индустриального общества, находящихся в руках власти. Обратная зависимость имеет не технологический характер. Исчезновение традиционного народа выбивает почву из под претензий российских властей на суверенное обладание недрами на занимаемой территории.

Уже сейчас можно встретить утверждения, что недра любой страны – достояние всего человечества. В этом есть доля смысла, поскольку, в отличие от поверхности земли, во многих случаях являющейся результатом многовековых усилий людей по ее культивированию, содержимое недр – дело случая по нашим, земным меркам.

Неспособность народа "взять из-под земли" не им туда положенное, особенно в случае, если и народа-то почти не осталось, – очень удобный повод для реальных субъектов мирового хозяйства сменить "команду менеджеров", "технического правительства". Иными словами, народ оказывается нужным власти для того хотя бы, чтобы иметь автономную легитимность как основу присвоения чего бы то ни было. За это надо делиться. Пропорции – предмет торга. Для этого нужны субъекты внутри страны помимо самой власти, причем субъекты, имеющие с властью хотя бы минимум общей культуры, общих ценностей. Это сообщество, так или иначе структурированное, включает в себя корпус работников образования, здравоохранения и искусства как представителей элиты традиционного общества, а также предпринимателей и сохранившиеся остатки инженерно-технических работников и "рабочей аристократии" – представителей элиты индустриального общества в нашей стране. Стратегическим сверхдолгосрочным ориентиром торга по поводу использования природной ренты могло бы стать формирование общества постиндустриального типа, основанного на взаимодействии всех культур, сложившихся в современном человечестве. Ключевым элементом стратегии движения в этом направлении должно стать включение в образование всех людей, начиная с полномасштабного возвращения в образование детей их родителей.

Таким образом, в целом можно говорить о строе просвещенного, так или иначе учитывающего интересы народа и демократичного в этом смысле, самодержавия как альтернативе полному исчезновению России как субъекта жизни человечества.

 

[1] Рассел Б. Теория и практика большевизма. М. Наука. 1991, с. 96-97.

[2] Шкаратан О. Российский порядок. Вектор перемен. М.: Вита-Пресс, 2004, с. 191.

 

Интернет против телеэкрана

3.06.05