Журнал «Золотой Лев» № 61-62 - издание русской консервативной мысли (www.olmer1.newmail.ru)

 

Л.Г. Бызов

эксперт фонда "Институт Развития", социолог

 

Перестройка: 20 лет спустя

Когда окончится перестройка?(по материалам ИКСИ РАН и ВЦИОМ)

 

Перестройка, начавшаяся в СССР ровно двадцать лет назад, была воспринята большей частью тогдашнего общества как долгожданное событие. Исследования, проводившиеся в середине 80-х годов, показывали, что позитивное отношение к перестройке на ее раннем этапе было если и не единодушным, то преобладающим. Оно не было поколеблено ни издержками «антиалкогольной кампании», ни отсутствием ясно провозглашенных целей. Как утверждалось в публицистике того времени, «иного не дано»...

Это «иное» появилось уже позже. Так факторы, предопределившие последующий раскол общественного мнения, стали проявляться с 1988-89 гг., а уже в 1990 году отношение к идеям перестройки и оценка личности ее автора - Горбачева - стали существенно меняться не в лучшую сторону. Сегодня, когда спустя много лет, через целое поколение людей, вошедших в жизнь уже после того времени, мы пытаемся вспомнить и переоценить события конца 80-х, происходит невольная аберрация сознания, когда непосредственное восприятие тех событий искажается и мифологизируется.

Одни, вспоминая перестройку и Горбачева, видят мысленным взором энтузиазм и небывалый общественный подъем тех лет, другие - пустые прилавки магазинов и распадающуюся великую страну. Судьба перестройки в общественном мнении неотделима и от судьбы уже последующей, постперестроечной России, так как на нее влияет конечная оценка запущенных в те годы социально-политических процессов. Неудача ельцинских преобразований отбросила тень и на деятельность Горбачева, как человека, с которого и "начался процесс развала", относительная удача или полуудача постельцинской политики заставляет людей переосмыслить ту, уже далекую эпоху, понять, в чем остается безусловный позитив начатых тогда преобразований, какие обстоятельства предопределили их катастрофичность для целого ряда важнейших сфер жизни.

И, пожалуй, одним из важнейших симптомов "жизненности" основных идей и самого вектора перестройки, является то обстоятельство, что нынешние молодые поколения, уже выросшие и социализировавшие после Горбачева, оценивают перестройку гораздо более позитивно, чем старшие поколения, многим представителям которых перестройка действительно поломала жизнь.

Чем старше возрастная группа, тем выше в ней доля тех, кто полагает, что перестройку и не следовало начинать. В самой старшей группе - тех, кому сегодня за 60 лет, большинство, хотя и не абсолютное, принадлежит тем, кто считает начало перестройки ошибкой. Среди нынешних же 25-летних так считает лишь менее пятой части опрошенных.

В конечном счете, перестройка, как и чаще всего любые другие революционные изменения общества - оказалась в наибольшей степени востребована молодыми, образованными и активными группами населения. Те, кто ее делали и активно поддерживали, оказались зачастую в явном проигрыше и предаются сегодня ностальгии о доперестроечных временах. Новые поколения воспринимают идеи перестройки как само собой разумеющиеся и просто не видят ей альтернативы.

Перестройка - это в огромной степени рубеж поколений, разрыв с "типажом" советского человека, традиционалиста, советского консерватора. Этот "типаж" остался уже в 80-годы в меньшинстве, по крайней мере, в рамках советского среднего класса и советской элиты. Неприятие идей перестройки советским традиционалистом впоследствии стало базой коммунистического консерватизма эпохи 90-х, этот феномен существует и сегодня, хотя заметно сократились его масштабы и социальная база. И сегодня те, кто позиционируют себя как сторонники КПРФ, в свое время наиболее негативно отнеслись к началу перестройки (36,9% сторонников, для сравнения - среди сторонников "Родины" - 64,8%; СПС - 63,1%; Яблока - 67,2%; "Единой России" - 45,6%).

В начале перестройки доля тех, кто ее решительно не принимал изначально, составляла немногим более 30%. Это и есть собственно советские традиционалисты. О феномене советского традиционализма мы достаточно много писали. Он отнюдь не тождественен коммунистическому "фундаментализму", от которого к 80-м годам практически ничего не осталось. Это сложный синтез советского мировоззрения и традиционного крестьянского сознания, архаичного по сути. Советская урбанизация частично «переварила» советскую архаику, подорвав основы коллективизма, унаследованные от более ранних феноменов соборности, общинности. Наиболее стойким оплотом этой советской архаики остался аграрный юг Центральной России и Сибири, впоследствие проявивший себя в качестве «красного пояса».

Главной социальной базой перестройки на ее первоначальном этапе стала массовая научно-техническая интеллигенция СССР, а также культурная и научная элита страны, зарождающийся, хотя и в скрытых рамках "теневой советской экономики" бизнес-класс, тесно связанный со вторым эшелоном партийных и комсомольских органов. По сути, идеи перестройки были тесно связаны с начавшимися еще на рубеже 60-х и 70-х годов сложными процессами социальной и ценностной трансформации. Среди них в качестве важнейших, мы выделим:

процесс урбанизации населения СССР, особенно России. В рамках этого процесса стало формироваться массовое потребительское общество, основанное на индивидуалистической системе ценностей;

изменения в системе ценностей привели и к кризису традиционной советской мотивации, старые "коллективистские" стимулы переставали работать, все это стало приводить к постоянному снижению трудовой эффективности;

процесс социального расслоения советского общества, активно проходивший все послевоенное время. Выделилась «новая советская элита», как партийно-государственная, так и научно-техническая, которая стала локомотивом формирования западнической системы ценностей в СССР;

начавшийся процесс мировой глобализации, появление современных информационных технологий, формирование "мировой элиты", органичной частью которой стала ощущать себя значительная часть элиты советской;

резкое снижение вертикальной мобильности в период "застоя", когда значительная часть поколений, созревших в 70-е и 80-е годы, стала ощущать себя социально и профессионально невостребованной.

На поверхности факторов, определявших массовое недовольство тогдашним советским режимом, выделяется низкий уровень жизни большинства людей, дефицит товаров и услуг. Именно на это обстоятельство указывают 51,5% опрошенных, представляющих ныне старшие и средние возрастные группы, помнящие тот период. Одновременно в качестве субъективного фактора отмечается кризис управленческой элиты, сосредоточение власти в руках престарелых людей (38,2%). В качестве значимых отмечается также наличие системы благ и привилегий для номенклатуры, недоступных большинству населения (32,2%). Однако за этими обстоятельствами, безусловно, стоят более глубинные причины. Низкий уровень жизни, дефицит потребительских благ был свойственен большей части советского периода истории России, а в 30-е и 40-е годы даже был массовый голод, что не сказывалось ощутимо на популярности советского режима в массовом сознании. Советский строй оценивался тогда по иным критериям. Дело в том, что снижение уровня жизни в 70-е и особенно в 80-е годы наложилось на трансформацию системы ценностей массового советского человека, формирование системы потребительских ценностей, индивидуализацию. На этом фоне идея строительства коммунизма, идея "общего блага", идея жертвы ради счастья будущих поколений оказалась просто деактулизирована, к ней общество потеряло интерес, а в качестве "живого идеала" все в большей степени воспринималось современное западное потребительское общество. В какой-то период времени эта идея овладела массами и стала, таким образом, движущей силой истории.

Другой составляющей "перестроечной мифологии" стали антиноменклатурные настроения, особенно характерные для советской научно-технической интеллигенции. На фоне медленного, но неуклонного снижения уровня жизни большинства слоев населения в позднесоветский период, особое раздражение стали вызывать блага и привилегии, которыми пользовалась советская и партийная номенклатура. Массовому сознанию все это представлялось в преувеличенном гипертрофированном виде, но "антиноменклатурные" выступления действовали безотказно. Во многом это определило популярность андроповских попыток реформ, за которыми общество видело или хотело видеть антиноменклатурную направленность. Этим объясняется и популярность раннего Б. Ельцина, который, согласно мифологии того времени, выступил на Октябрьском Пленуме 1987 г. с критикой номенклатурных привилегий (хотя в реальности этого не было). На Х1Х Партконференции в июле 1988 г. тема привилегий стала одной из самых острых (памятна гневная отповедь Е. Лигачева в адрес социологического опроса об отношении к привилегиям, опубликованного в «Московских новостях», проведенного при участии автора настоящей статьи). В 1989 г. этот конёк был оседлан также Т. Гдляном, выступавшим с острыми, но бездоказательными обвинительными речами, воспринимавшимися "на ура". Не случайно, на первых свободных выборах депутатов весной 1989 г. самый высокий процент голосов в своих округах получили как раз Т.Гдлян и Б.Ельцин. Таким образом, перестроечный консенсус на ранней стадии перестройки был обусловлен объединением двух массовых тенденций в общественном мнении и идеологии - сторонников быстрейшего вхождения в Запад ("западников") и сторонников "обновленного социализма", восстановления принципов социальной справедливости, узурпированных тогдашней партийно-государственной номенклатурой. Понятно, что рано или поздно подобный союз должен был распасться.

Все это предопределило тогдашний перестроечный консенсус, объединивший большую часть советских элит, массовые слои научно-технической интеллигенции, сферу торговли и распределения, стремившихся к легализации своей теневой бизнес-среды, а также национально-ориентированные элиты с периферии тогдашнего СССР. Для всех них перестройка, независимо от ее конкретного социально-политического и идейного содержания, давала шансы на социальную и политическую самореализацию.

Уже в тот период определилась и социальная база "противников перестройки", в основном представлявшая социально мало активные слои населения, среди которых были лица невысокой квалификации, малообразованные, жители сел, просто пожилые люди, для которых перестройка стала разрушать их привычный мир.

Однако перестроечный консенсус первых ее лет вскоре стал стремительно разрушаться. В конце 1988 года автор настоящей статьи совместно с Н. Львовым провел исследование, в рамках которого мы впервые попытались сегментировать до того, казалось, нерасчленимый «перестроечный» консенсус («Политическое сознание и социальные отношения», Век ХХ и мир, апрель, 1989). Нам тогда удалось выделить «западников», «левых популистов», ориентированных на ценности обновленного социализма, «правых популистов», ориентированных на жесткий репрессивный порядок, а также некоторые другие, незначительные по объему группы. О распаде исходного консенуса свидетельствует и следующая таблица. Если в первый период перестройки ее поддерживали согласно нижеприведенным данным почти 55% населения, то после 1989 г. эта цифра сократилась более чем в два раза, до 25,2%. Между тем 1989 год, особенно его первая половина, ознаменовавшаяся Первым съездом народных депутатов, был, пожалуй, триумфом перестройки и лично М. Горбачева. Одновременно этот период стал началом конца перестройки. Уже во второй половине 1989 г. инициатива реформирования СССР стала стремительно переходить к иным политическим силам. М. Горбачев оказался в арьергарде набиравших силу разрушительных революционных процессов. Перестройка как таковая оказалась зажатой между двух тенденций и связанных с ними политических сил - тех, кого пугали и не устраивали происходящие события, и тех, кто, напротив, стремился их еще ускорить и радикализировать. По сути дела, именно с 1989 г. идеи перестройки оказались приватизированы лишь радикальными прозападническими группами советской элиты и интеллигенции.

Интересно отметить, что, проецируя отношение "второго этапа" перестройки на сегодняшние политические симпатии, мы видим, что после 1989 г. от поддержки перестройки отошли средние слои советского общества (примерный аналог сегодняшней "Единой России"), советские почвенники-националисты, сегодня поддерживающие скорее ЛДПР или "Родину", резко сократилась доля "перестроечников" среди традиционалистского электората КПРФ, а массовой «ретроспективной» базой перестройки остались только нынешние сторонники либеральных партий - СПС и "Яблока".

Означает ли это, что к 1989 году само содержание перестройки существенно изменилось? Действительно, если в 1985-86 гг. перестройка объединила вокруг себя практически все активные слои общества, стремившиеся к переменам, то спустя 3-4 года, разногласия между отдельными группами, каждая из которых видела "свой" путь перемен, становятся все более непримиримыми. По сути, именно этот этап перестройки стал основой для формирования последующей многопартийности, пышно расцветшей в СССР и потом в России, сегодня переживающей кризис. Уже к 1988 году стало ясно, что советское общество неоднородно и социально, и идеологически, "синкретическая" политическая культура, основанная на квазисоборности, нерасчлененности политической субъектности, начала рассыпаться. На руинах посттоталитарного общества стали формироваться идейно-политические ниши, представляющие весь политический спектр.

В чем же состоит причина перехода инициативы преобразований к сторонникам радикального трансформации в сторону Запада и рынка в конце 80-х? Почему эта группа, которая и сегодня, и в то время, составляла не более 30% общества сумела навязать свой политический и экономический сценарий? Были ли иные варианты развития политических процессов? На этот вопрос история пока не смогла дать однозначного ответа.

Однако анализ публицистических выступлений и общего состояния массового сознания в первый период перестройки показывает, что национально ориентированная российская интеллигенция поддерживала ее на первом этапе, влившись в ряды "перестроечного консенсуса", а после 1987 г. стала чем дальше, тем сильнее отходить от концепции и практики перестройки, переходя к ней во все более радикальную оппозицию. Потом примерно тоже произошло и с социальной базой Б. Ельцина, когда национально ориентированные демократы, поддержавшие его в 1990-91 гг., потом стали его самой непримиримой оппозицией, идейно возглавя мятеж против ельцинизма в 1993 г. Одновременно были распущены первые и последние в новейшей истории России демократические советы всех уровней, которые в период 1990-93 гг. стали сосредоточием реальной низовой активности масс при всей своей внешней безалаберности. Режим снова предпочел опереться не на народ, не на национально мыслящую элиту, а на горстку фаворитов.

Аналогично, на наш взгляд, одной из основных причин поражения перестройки, сужения ее социальной базы стала неготовность авторов перестройки опереться на национально ориентированные слои российского общества и его культурной элиты. Уже к концу 1987 г. перестройка приобрела явно антинациональные черты, которые оттолкнули от нее эти слои, а прозападные силы, оставшиеся в качестве ее основной социальной базы, сдали М. Горбачева и его перестройку вместе с идеей социализма, пусть гуманного и демократического.

Разумеется, авторы и архитекторы перестройки испытывали на себе серьезнейшее давление со стороны самых разных политических сил. Отражением этой ситуации является мнение нынешнего старшего и среднего поколения россиян относительно того, кто и с какой стороны оказывал на М. Горбачева такое давление. Так 16,8% опрошенных видят подобное давление со стороны консервативной части КПСС и партийной номенклатуры, а 19,1% - со стороны радикальных демократов. 41,2% полагают, что имело место давление и с той, и с другой стороны. Можно предположить, что давление как со стороны радикальных демократов, так консервативной части КПСС было примерно одинаковой силы, хотя по своим составляющим и ассиметричным.

Так на Первом съезде народных депутатов СССР радикальные демократы, объединившиеся в "Межрегиональную депутатскую группу", оказались в меньшинстве, противостоящем по их собственному выражению (Ю. Афанасьев) "агрессивно послушному большинству". Однако последовавшие события показали, что меньшинство, представленное МДГ, оказалось намного более агрессивным и активным. На протяжении двух последующих лет именно это меньшинство сумело перемолоть послушное, но пассивное большинство, радикально изменить под свои политические цели и политическую систему, и социально-экономический строй страны.

Консервативная часть КПСС и государственного аппарата СССР оказались не в состоянии противостоять натиску новых "демократов". А М. Горбачев и его окружение оказались все более зажатыми между этими силами. При этом их собственная социальная база начала стремительно сокращаться. Особенно с того момента, когда "демократическая революция" обрела нового лидера - опального коммунистического "расстригу" Б. Ельцина.

Наши исследования того периода, показывали, что еще зимой-весной 1990 г. М. Горбачев опережал по популярности Б. Ельцина, даже в радикально настроенной Москве. Но после избрания последнего Председателем Верховного Совета РФ (июнь 1990 г.), и таким образом создания институциональной властной альтернативы союзным властям, рейтинг М. Горбачева лично и связываемых с его именем идей стал быстро падать. Общественные ожидания в этот момент сконцентрировались вокруг Б. Ельцина и близкой к нему "Демократической России". В течение года (1990-1991гг.) в "лагерь" Б. Ельцина так или иначе перебежала большая часть тогдашних лидеров общественного мнения, "прорабов перестройки", входивших ранее в окружение М. Горбачева.

По сути, Б. Ельцину удалось, правда, на относительно короткое время, восстановить вокруг себя "перестроечный консенсус" с теми же двумя составляющими, какие наблюдались вокруг идеи перестройки в 1985-87 гг. Прозападническая "Демроссия", с одной стороны, сам Б. Ельцин, который воспринимался тогдашним российским обществом как "народный заступник", борец с коммунистической номенклатурой, с другой. Именно сочетание двух этих составляющих и обеспечило Б. Ельцину массовую поддержку в самый критический период 1991 г. Он казался своего рода антиподом мягкого, непоследовательного М. Горбачева, представляясь массам «крутым» мужиком, «царем», способным жесткой рукой восстановить порядок, порушенный М. Горбачевым. Однако, также как и М. Горбачеву, Б. Ельцину не удалось удержать вокруг себя "перестроечный консенсус", однозначная поддержка им в последующем либерально-западнического крыла некогда единой перестроечной базы привела к существенным потерям общественной поддержки уже в первой половине 1992 г., а в последующем и формированию в обществе "антиельцинского" консенсуса. По иронии судьбы, тот же путь, проделанный в свое время его предшественниками, повторяет и В. Путин. В 2000-2003 гг. вокруг него регенирировался по сути тот же "перестроечный консенсус", в котором доминировали антиэлитные настроения, связанные с идеей порядка и справедливости. Первый прототип нынешней «партии власти» - «Единство» образца 1999 года – активно эксплуатировало антиэлитные и даже ксенофобские настроения средних слоев общества. Однако через некоторое время реальной опорой режима становятся вовсе не разночинцы, а бюрократические и бизнес-элиты, ориентированные скорее на ценности "либерального порядка".

Сегодня, оценивая перестройку "задним числом", в качестве основных дилемм, стоящих в тот период и перед властью, и перед обществом, мы видим следующие:

сохранить социалистический строй в "обновленном виде", построить "демократический социализм с человеческим лицом", что собственного и составляло "генеральную линию" перестройки, сформулированную еще в апреле 1985 г.;

отбросить социалистическую идеологию, ускоренно продвигаясь к демократии и рынку западного типа;

продвигаться к рынку, не торопясь с введением политической демократии, проведением демократических реформ (то, что с известной долей условности получило название "китайского варианта").

По сути, первые два варианта и были опробованы в перестройку и последующий политический период, а сегодня, при В. Путине, страна пытается испробовать как раз "третий" сценарий - авторитарной модернизации, развития рынка и экономического либерализма, при одновременном сворачивании и выхолащивании демократических процессов. Вот как оценивают эти варианты россияне в 1995 и 2005 гг.

 

Как надо было проводить перестройку?

ФОМ, 1995

ИКСИ, 2005

Не разрушая социалистического строя

27

33,1

Более решительно, ускоренно продвигаясь к демократии и рынку западного типа

12

11,9

Решительно развивая рыночные отношения в экономике, но не торопясь с введением демократии

18

19,2

Так, как она (перестройка) и проводилась

2

3,0

Перестройку вообще не следовало проводить

27

19,9

Затруднились ответить

12

13,0

 

По сути дела, уже в постперестроечный период относительно возобладала точка зрения, что все же не следовало разрушать социализм, что перестройка не должна была выходить из рамок заявленных первоначально целей, определенных как обновление и демократизация социалистического строя. Причем доля тех, кто сегодня так считает, даже возросла за последние 10 лет с 27% до 33%. И это несмотря на то, что число "советских фундаменталистов" продолжает падать, равно как и число сторонников нынешней КПРФ. Об этом говорит и тот факт, что число тех, кто полагает, что "перестройку вообще не следовало начинать", сократилась с 27% до 19,9%. Приведенные в таблице четыре основные позиции можно сгруппировать в две. Так сумма тех, кто считает, что перестройку следовало проводить, не разрушая социалистического строя, и тех, кто считает, что перестройку вообще не следовало начинать - это, условно говоря, сторонники социализма в его двух вариантах - "брежневского" и "горбачевского" - составляет 53%. Объединим же вторую и третью позицию, также, условно говоря, "демократов-западников" и "либералов-авторитаристов", мы получим цифру 31,1% - это те, кто сегодня является сторонником несоциалистического пути развития страны.

Еще отчетливее ответ на поставленный вопрос дают результаты исследования, проведенного Центром социального прогнозирования в октябре 2003 г. На вопрос, какой социально-политической строй в наибольшей степени подходит для России, были получены следующие ответы. Так за рыночный капитализм высказались лишь 20,2% опрошенных, за социализм, который был во времена СССР - 16,4%, а большинство опрошенных - чуть более 50% - выступают за строй, который бы совмещал бы в себе и социалистические, и рыночные отношения, его можно назвать "иным социализмом".

Около 50% опрошенных называют этот строй "иным типом социализма", под словом "иной", понимая, что не такой, какой был в СССР. Впрочем, этот строй также в известном смысле может быть назван и "иным капитализмом". Ведь речь идет о строе, который бы совместил в себе преимущества и социализма, и рыночной экономики. Эта «идеальная» цель вообще не описывается, по мнению большинства россиян, в терминах «капитализм» или «социализм». Нарисованный в этом виде «образ будущего» является сегодня скорее социальной утопией. Это «мечта о порядке», когда под словом «порядок» понимается отнюдь не установление репрессивного режима и «закручивание гаек», а формирование общественного порядка, который признается большинством общества справедливым и эффективным. То есть завершение революционного периода в жизни страны, длящегося уже не одно десятилетие. Несмотря на общую социально-политическую стабильность в стране, которую не могут поколебать даже акции протестов, только 17,1%, то есть глубокое меньшинство признает справедливость и эффективность нынешнего социально-политического строя. Однако в общстве доминирует установка на постепенную эволюция нынешнего строя в направлении большей эффективности и справедливости, так 40,4% опрошенных, хотя и видят множество недостатков в существующем положении вещей, не хотели бы менять строй путем новой революции и новых социальных потрясений. Иной точки зрения придерживаются 32,5% россиян, настолько непринимающих нынешний строй, что выражают готовность к более решительных формам его замены на лучший.

 

С каким из мнений о нынешнем социально-политическом строе страны вы скорее согласны?

в целом устраивает нынешний социально-политический строй

17,06

в этом строе много недостатков, но радикальные перемены

40,38

этот строй несправедлив и опасен для будущего страны

32,50

Затруднились ответить

10,06

 

«Революционаристские» настроения сосредоточены преимущественно в «лево-традиционалистской» части политического спектра. Так среди сторонников коммунистов 45,9% полагают нынешний строй несправедливым и опасным для будущего страны, среди сторонников «иных левых сил» - ровно столько же, 45,9%. Несколько менее сильны радикальные настроения среди национал-патриотов – 37,3%. Можно предположить, что это недовольство в основном носит культурологический характер, в большей степени, чем политический. Феномен неприятия традиционным обществом современной городской цивилизации со всеми ее особенностями. Что же касается современных социальных групп, адаптировавшихся к жизни, в них доминирует пассивное недовольство социально-политическим строем, причем те, кого нынешний строй устраивает, оказываются в более или менее значительном меньшинстве во всех идейно-политических группах, даже среди сторонников нынешних властей. Но не случайно и «идея стабильности» продолжает занимать ведущее место среди идей и лозунгов, способных, по мнению россиян, объединить наше общество.

Это стабильность (44,3%), законность и порядок (37,4%), сильная держава (35,1%), равенство и справедливость (24,5%), социальная защита населения (27,1%). Практически не находят своего места в новом гипотететическом обществе никакие идеологии, такие как коммунизм (3,1%), православие (3,7%) и т.д. «Социально-консервативная» картина «общества идеала» не носит мобилизационного характера, выделенные «цели» не требуют жертв и напряжения, скорее, наоборот, это общество покоя и достатка, причем «покой» в широком смысле слова оценивается даже выше, чем созидательные цели, такие как упорный труд, богатство и процветание, прогресс и развитие. Россияне устали от перемен, устали от необходимости постоянно «крутиться» и рисковать, хочется покоя и «расслабухи». Но ради создания общества покоя и достатка, действительно, делать революцию смысла не имеет.

Сказанное позволяет утверждать, что базовые идеи перестройки о формировании в России общества "иного социализма", независимо от отношения к самому историческому периоду перестройки и личности М. Горбачева, продолжают оставаться актуальными в сегодняшней России, пережившей уже почти пятнадцать лет более или менее радикальных попыток отказа от завоеваний социализма. И если ностальгия по социализму "советского образца" присуща преимущественно отсталым, антимодернизационным слоям населения, то мечта об "ином социализме" характерна для средних слоев населения, городской интеллигенции, большей части трудящихся. Между тем, лишь 12,2% опрошенных сегодня россиян считают, что реализация идей гуманного демократического социализма возможна в современной России.

На наш взгляд, в подобном противоречии находит свое отражение один из кардинальных аспектов проводимой М. Горбачевым перестройки. Идеи социал-демократии и гуманного социализма в интерпретации инициатора перестройки носили космополитический, вненациональный характер. "Гуманизация" брежневского социализма сопровождалась ослаблением СССР, потом и России на международной арене, распадом государственности, активизацией националистических сил, преимущественно антирусской направленности. Сегодняшний магистральный запрос на социализм носит ярко выраженный социал-национальный характер. Однако «национальная» составляющая этого запроса пока существенно слабее социальной.

Все это заставляет говорить о перестройке в широком смысле слова как о процессе незавершенном. Историческая "перестройка", начатая М. Горбачевым, возможно, и потерпела поражение, но поражение потерпели и иные попытки реформирования общества - путь радикального введения рынка, на основе догоняющей модернизации, предпринятый Б. Ельциным, со все возрастающими сложностями сталкивается и путь бюрократической авторитарной модернизации, предпринятый В. Путиным как альтернативы "ельцинской" демократии. За прошедшие двадцать лет с начала преобразований советского общества, страна так и не нашла своего собственного исторического пути, адекватного своему самосознанию, не построила ни национальной модели экономики, ни национальной модели демократии. И сейчас, независимо от субъективного отношения общества к "той самой" перестройке и личности ее инициатора, поставленные перестройкой проблемы остаются по-прежнему актуальными.

 

Крамль-орг

15 марта 2005


Реклама:
-