А.Н. Савельев

 

Право без Традиции – путь к сатанизму

 

Важность понимания национальной Традиции при законотворческой и правоприменительной деятельности кажется необходимым. Вместе с тем, такое понимание сегодня остается абстрактным в силу утраты властью чувства Традиции. Именно поэтому случайно подхваченная правовой системой догматика дальше развивается по своим собственным законам, заводя страну в тупик и ставя ее перед выбором: либо сломать правовую систему и начать строить ее с «чистого листа», либо согласиться на неизбежное умирание нации и государства, из которых правовая система последовательно высасывает все жизненные силы. Возможно, конечно, предложить и эволюционный подход. Но для него власти требуется какое-то невиданное прозрение и невообразимая решительность и трудоспособность – так много сил требуется, чтобы заново перелопатить груды законов, изломавших всю жизнь России.

Правовые традиции ряда европейских стран полезны для нас тем, что являют собой живую традицию. В сравнении с убитой правовой традицией Российской Империи мы можем воочию видеть пользу, которую можем извлечь сами как при обращении к иностранной традиции, так и из обращения к традиции собственной.

Наиболее пытливые русские умы всегда видели в иностранной традиции то, что может нам самим послужить уроком.

Например, наш великий химик Д.Менделеев в своих автобиографических записках «Заветные мысли» (1907) указывал на достойный опыт Великобритании при формировании принципов образования, в которой студент университета или колледжа мог быть отчислен из учебного заведения не только за пропуски занятий, но и за три кряду пропуска воскресной службы. Менделеев видел особое достоинство в том, чтобы иметь целью таким образом «получить истинных англичан до конца ногтей».

Аналогичную мысль любит высказывать и известный историк В. Махнач, то и дело отмечающий полезность общественного стереотипа, сложившегося в Великобритании, когда каждый должен был быть сначала англиканином, потом англичанином, а потом лишь – консерватором, лейбористом, филателистом, любителем кошек и т.д.

В России для подобного подхода есть все основания – не только потому, что в Российской Империи принято было быть сначала православным, потом русским, а потом – кем угодно еще. В современной России мы имеем более 80% граждан, идентифицирующих себя как русские. Более 90% являются русскими по культуре. 70% наших граждан заявляют о себе как о православных. 20-25% считают себя атеистами, но все равно учили в школе Пушкина, Гоголя, Достоевского, а значит, живут в пространстве православных догматов и православной этики. На сегодня мы имеем близкую к традиционной формулу общественного стереотипа: сначала мы все русские, затем – православные, а уж потом различаемся политическими пристрастиями.

Отвечает ли российская правовая система этому стереотипу национального самосознания? Нет, не отвечает. Мы живем в системе, созданной на основе либеральной догмы, отвердевшей в противоречивых и стилистически безграмотных (переведенных с иностранного языка) формулах действующей Конституции. (В порядке упражнения для начинающих государствоведов можно было бы предложить собрать коллекцию логических неувязок и «нерусских» фраз, допускающих широкую свободу трактовок, в 1-й и 2-й неизменяемых частях Конституции РФ.)

Главное противоречие современной российской правовой системы – между традиционной религиозностью и писаными нормами, все дальше отступающими от национальной истории и культуры. Когда право идет вслед за традицией и меняющимися условиями жизни, оно плодотворно. Когда же право начинает вытеснять традицию и теряет чувствительность к жизненным проблемам, оно обращается в тормоз общественной жизни и государственного строительства. Российское право больно именно этой болезнью беспочвенности.

В свое время Карл Шмитт высказал глубокую мысль о систематической аналогии между теологическими и юридическими понятиями. Проводя эту аналогию, всегда можно расшифровать теологическую подоплеку, лежащую сокрыто за сухими формулами законов.

Современная политология также дает основания сопоставлять Традицию и Право. Крупнейший русский политический философ современности А.С. Панарин писал:

 

«Философия государственности не только выстрадана русским народом в ходя тяжелейшего исторического опыта, но и вписывается в его великую письменную традицию – православие. Ненависть к греху и любовь к ближнему как религиозные принципы реинтерпретированы народным сознанием как принципы государственнические, как доминанта политической культуры» (Стратегическая нестабильность, М., 2003, с. 208).

 

Мы вполне в состоянии увидеть, что правовая система России сегодня является прямой аналогией политеизма или пантеизма – диких представлений протухшей и перебродившей свалки парарелигиозных идей, противных христианству. Бюрократизация права, которое в соответствии с либеральной догмой направлено не на решение проблем общества, а на создание новых и новых институтов, новых и новых правил для бесплодного «диалога» общества и власти, опирается на разношерстный пантеон правовых «богов» - трактовок общелиберальных формул, склоняемых бюрократией вкривь и вкось по своему усмотрению. Вследствие релятивизма трактовок закона (а прежде всего – догмата Конституции образца 1993 года) мы имеет также коррупционное перерождение всей правоохранительной системы, следствием которого является обретение корпусом российских судей такой профессиональной характеристики, как крайнее бесстыдство.

Еще одно следствие – чудовищное извращение хозяйственной жизни, которая получает от правовой системы определенный «религиозный» позыв. Если на Западе идет вырождение некогда чрезвычайно продуктивных основ протестантской этики (о чем в своих классических трудах писал Макс Вебер), то в России «свободная игра рыночных сил» приобретает, во-первых, черты нравственного релятивизма (Рынок позволяет); во-вторых, наднациональный характер – не просто беспочвенность, но и антинародность.

Российское право соединяет в себе пороки советского и постсоветского периода, не приобретая никаких преимуществ. Фальшивая «дружба народов», сегодня замещена идеологической доктриной о «приватизации этничности» (как вообще коллективность может быть приватизирована?). В правовых документах встречаются утверждения, что равенство прав народов изживает вопрос о национальной принадлежности. Если большевики уничтожили понятие «великоросс», то современное право оказывает, прежде всего, русофобским, а в частности – враждебностью к каким-либо коллективным идентичностям традиционного типа. Например, соотнесением граждан со своим родом-племенем. Эта болезнь безотцовщины (Отца нет, значит каждый сам себе бог!) продолжена в современном российском праве полным изгнанием понятия семьи. Семьи наше право касается только в случае ее разрушения (развод, смерть члена семьи, внебрачные дети и т.д.).

Политеистическая концепция российского права привела Россию к совершенно нетипичной для нее федеративной системе (на антитрадиционность федерации не так давно авторитетно указал А. Солженицын в своей книге «Россия в обвале»). Сам принцип федерализма, превращенный в своеобразную клятву либеральной догме, тяжко сказался на системе российского государственного права, пораженной вирусом плюрализма суверенитетов и столкновения федерального и регионального законотворческих потоков.

Заметим, что вирус федерализации проникает и в другие европейские правовые системы. Так, на сегодня очевидны попытки подрыва унитаризма Великобритании путем введения особого статуса местной власти. Сепаратистские тенденции сильны в Шотландии и Уэльсе. Пошатнувшаяся от всплеска деволюции (передачи власти) Великобритания рискует наступить на те же федералистские грабли, которые больно ударили Россию – до такой степени, что она все еще не в себе – вне традиционной государственности.

Укрепление основ существования социума в Европе и России ведется совершенно негодными средствами – вместо утверждения защиты, воспитывается пренебрежение к ее символам (например, к институту монархии в Великобритании, который даже консерваторы теперь считают дорогостоящий игрушкой) ведется лихорадочная политизация населения, все более отчуждающегося от фальши модернистских символов демократии и избирательных технологий. Кажется, что децентрализация власти реанимирует демократию. В России мы точно знаем, что это не так. Расширение системы выборов на традиционно независимые от выборов институты – тоже очень опасная затея, которая не уменьшит, а увеличит циничное отношение к политикам, которыми должны теперь считаться любые выбранные чины. Выборность убивает традицию вместе с родовой аристократией, вместе с династиями профессионалов, передающих свои умения от поколения к поколению помимо публичной конкуренции за те или иные посты. Выборность, как многим в Европе сегодня становится очевидно, убивает нейтральный статус госслужбы, которая вся превращается в один большой предвыборный штаб партии власти и оттого чурается выработки стратегического видения перспективы национального развития.

Отношение общества и власти строится преимущественно на традиции, а вовсе не на формальном следовании праву. Формализм ответов на депутатские запросы – общая проблема народных представителей в России и в Европе. Но в Европе остатки традиции все-таки действуют. Британский парламентарий может гордо заявить: «Я буду очень расстроен, если в ответ на свое обращение не получу письмо, подписанное министром или его заместителем». Российский парламентарий, напротив, будет приятно изумлен, если на его обращение придет ответ по существу, да еще за подписью министра. Европейский парламентарий в оппозиции защищен традицией уважения к иной точке зрения и традиционным пониманием политики как диалога, в котором большинство может узнать от меньшинства много того, на чем стоит заострить внимание. Российский оппозиционер в парламенте, напротив, будет отсечен не только от парламентской трибуны, но и от средств массовой информации (то есть, от избирателей). При этом норма закона нарушена не будет. В Британии известно, что у правительства нет собственных денег, а есть только деньги народа, контроль за расходованием которых лежит на парламентариях, беспрерывно требующих и получающих сотни финансовых справок и отчетов. Российский бюджет – это форма обмана, уводящего из народного кармана огромные суммы, перетекающие в бизнес членов правительства и их деловых партнеров. Формально нарушения правовых норм в этом найти, как правило, не удается.

Догма федерализма убивает традицию не менее интенсивно, чем догма правового государства. Убивается, прежде всего, имперский мироустроительный импульс, происходящий от «единобожия» правовой системы и священной иерархии государственных и общественных институтов. Россия, избавленная от «имперских амбиций», или Великобритания, проклявшая свои колониальные завоевания, становятся заурядными странами, уже ничего не сулящими миру ни в политике, ни в культуре, отдавшие экономику не откуп транснациональным корпорациям, свободно перечерчивающим государственные границы и приватизирующими будущее народов.

Федерализм в форме Евросоюза чрезвычайно опасен тем, что грозит уничтожением традиционных европейских наций, уже лишившихся ряда основополагающих признаков политического суверенитета. При этом население Европы не получило в обмен на сдачу национального суверенитета какого-либо общеевропейского суверенитета. Кроме суверенитета «брюссельской бюрократии» и диктата США, осуществляемого через новых (малых) членов ЕС.

Россия втягивается в подобную же историю, отчаянно добиваясь членства в ВТО, которое грозит нам утратой целых отраслей хозяйства и добиванием последних признаков хозяйственной самодостаточности. Даже если Россия никак не будет причастна к мировому кризису, в системе ВТО она одной из первых получит смертный приговор, если таковой кризис состоится.

От российской государственной традиции мы, конечно же, имеем своеобразное «единобожие» в образе президента. В то же время российский президент царствует, но не правит. Он страшно зависит от зарубежных «богов», все время оправдываясь перед ними, будучи более ответственен перед мировым общественным мнением (то есть, мнением прессы), чем перед собственным народом.

Традиционное право предполагало куда более точную аналогию священной иерархии. Самодержец Всероссийский как Помазанник Божий – вот был главный символ единства России. И до сих пор память о российских монархах в символической форме нас объединяет. А память о коммунистических Генсеках и либеральных президентах – только разъединяет.

Российская бюрократия всячески отторгает монархические институты – даже несмотря на очевидное их присутствие в Европе. Статус Российского Императорского Дома (РИД) не только не установлен, но даже не обсуждается. Попытки склонить Администрацию Президента к такого рода обсуждениям наталкиваются на самые нелепые и невежественные рассуждения и оценки. По Конституции мы республика? Но разве республиканский строй не может предполагать статус РИД? Опыт европейских стран, все еще – пусть по уже не вполне принимаемой инерции – действует как часть иммунной системы многих европейских наций. Или монархия противоречит демократии? Тогда как быть с оценкой Великобритании, Испании, Швеции, Дании и других европейских стран? В истории Испании мы имеем замечательный пример неоднократного восстановления монархии. Почему Россия должна отказываться от подобной перспективы только потому, что в 1993 году некий непрочитанный народом документ был объявлен основным законом страны? Да если бы и была ныне действующая Конституция принята не в условиях политических репрессий и не сомнительными средствами считались бы голоса на референдуме, разве любой закон не подлежит пересмотру при определенных условиях? Почему восстановление монархии не только исключается из общественного диалога, но запрещается даже упоминание монархии, самодержавия и царя в названиях общественных организаций, которые (вполне законным путем!) намереваются способствовать восстановлению российской государственной традиции?

Ответ на эти вопросы прост: наша правовая система защищается либеральными догматиками, прямо враждебными российской традиции и готовыми в зародыше уничтожать все позывы возвратить правовую систему к традиционным нормам. Даже такой неотъемлемый признак правовой системы как право власти в час особой угрозы национальной безопасности объявлять чрезвычайное и военное положение, вырван из российской правовой системы. Россия, таким образом, лишается права на суверенитет. Увы, попытка выправить положение в порядке неформальных усилий президента В.Путина в 2000-2001 годах, закончилась неудачей. Сегодня Российская Федерация вернулась к ситуации ельцинского разброда суверенитетов - фактическому присутствию не ее территории вольных анклавов – Чечни, Татарии, Башкирии, Якутии и др.

Разложение суверенитета пошло вглубь с 2004 года – когда вся государственная система управления была парализована т.н. административной реформой, предписывающей создавать органы власти в каждом хуторе, а практически все налоги сдавать в федеральный центр. Увы, мы идем от малого абсурда к большому. Федерализм в России становится принципом, внедряющим повсеместный хаос и делающим нищету нестерпимой, а государство невозможным.

Особенно отчетливо политеизм либеральной власти, чудовищно хаотизировавшей российское право и саму жизнь граждан России, проявляется в отношениях с Церковью. Правовому политеизму соответствует распространение по стране разного рода сект, тоталитарных культов, деструктивных форм досуга и явное ущемление национальных форм культуры перед иностранными или близкими к ним модернистскими и постмодернистскими подделками под «культурный прогресс». Значительную роль в жизни России играет отчаянная ксенофобия этнических религий. Не только иудаизма, под каждым кустом ищущего антисемитов и «русских фашистов» (что есть прямое оскорбление русского православного большинства), но и нетрадиционных для России политизированных форм ислама, источающего террористический ваххабизм и кавказский сепаратизм, а также переносящий на российскую почву совершенно нетипичный для нашей страны палестинский конфликт. Принижение Русской Православной Церкви, склонение ее священноначалия к отказу от компенсаций за нанесенный в период гонений ущерб (а также от возврата земель, собственности, зданий и сооружений и т.п.) отодвигает общественную жизнь России все дальше от традиции и все теснее приближает ее к социальной катастрофе. Неправославная рыночная «нравственность» в России больше напоминает различные формы сатанизма, утверждая социальные отношения, подобные отношениям в банде разбойников-душегубов или в секте садистов-мазохистов. И правовая система своим текучим и многоликим видом, своей внезапной сменой милости и ненависти по отношению к гражданину все больше напоминает сатанинскую гримасу, насмехающуюся над горем народа.

Секуляризация и мультикультурализм – вот формула умирания традиции в праве. За культурным и религиозным релятивизмом следует релятивизм нравственный. Если он получает дополнительное подкрепление в праве (а в России так оно и есть), то последние времена русской нации – не за горами. Впрочем, как и всего Европейского человечества, съедаемого либеральной догмой. Прогнозы Патрика Бьюкенена («Смерть Запада») сегодня представляются наиболее вероятным будущим, в котором жить нашим внукам и детям.

Возвращение к национальной традиции для России может быть обозначено в нескольких шагах, обозначающих основные скрепы государственности: православную веру, державную власть и единую политическую нацию (вполне в соответствии с формулой «православие-самодержавие-народность»).

Признаками реального присутствия Традиции в государственно-правовой системе должны стать:

Правовой приоритет Православия, выраженный в институте государственной религии.

Государственный статус Российского Императорского Дома (соучастие в государственном протоколе на первых порах, а в дальнейшем – переход к той или иной форме конституционной монархии).

Замещение неизменной Конституции изменяемыми конституционными законами, конституционных догм – принципом континуитета (непрерывности) российской государственности, произвольного законотворчества - преимущественно прецедентным формированием законодательства.

Утверждение унитарной формы государственности с элементами имперского регулирования периферийных и пограничных областей, ликвидацией федерации и принципов федерализма.

Корпоративное формирование народного представительства взамен партийному.

Все эти по виду экстремальные условия оживления Традиции в действительности являются возвращением к норме, заменяющей либеральный фундаментализм (даже скорее экстремизм) национальной демократией и укорененными в российской истории институтами. Только так можно уйти от извращенных форм права.