В. Бушин

 

GVADELUПЩИНА

О “Московской саге” и пр.

 

ПО ПЕРВОЙ ПРОГРАММЕ ТЕЛЕВИДЕНИЯ с начала октября и почти до конца ноября в лучшее время крутили-крутили-крутили фильм Дмитрия Барщевского "Московская сага". Серий двадцать с чем-то. А 8 ноября, в великий праздник, опять же в лучшее время, часа три, знать, в виде праздничного презентика народу, гоняли вытяжки из уже прошедших серий.

А какой шабаш рекламы, какой натиск пропаганды предшествовал, и сопутствовал, этому гомерическому шедевру! Ничего подобного наше кино и наше телевидение не знали отродясь. Многотиражные газеты и журналы отводили целые полосы с прельстительными портретами всех основных участников шедевра. Так и пялили они на тебя глазки, так и взывали: "Не пропусти! Не забудь! Отринь все дела, садись в 9.20 к телевизору. Не можешь вечером, смотри повтор завтра утром. Не проспи!" А перед иными сериями в передаче "Доброе утро!" давали душевно-рекламные беседы с актерами и другими творцами синтетической жемчужины. В передаче же "Пять вечеров" для любителей клубнички показали выброшенные из окончательного варианта "эротические сцены", как пишет в "Известиях" деликатная Ирина Петровская. Но эротика — это пушкинская "Гавриилиада", лермонтовский "Сашка", симоновские стихи "о нежной и прохладной коже и о лице с горящим ртом", а здесь — обыкновенный блуд, блуд vulgaris, и ничего больше. Но отношение такое, словно это пушкинские черновики.

А еще и какие блямбы бьют с титров по мозгам зрителя перед началом каждой серии! "Правительство Российской Федерации"!.. "Правительство Москвы"!.. "Федеральное агентство по культуре и кинематографии"!.. "Комитет по коммуникациям и СМИ"!.. Как понимать такое небывалое новшество? Что эти блямбы означают — высочайший патронаж? государственное финансирование? моральную ответственность за фильм их благородий Фрадкова и Лужкова? идейное вдохновение или прямой заказ Кремля? гарантия качества? наконец, право собственности, что ли? Загадка!.. Или это просто четыре ряда заграждений из колючей проволоки для защиты от критики? Ведь не всякий решится пойти на прорыв таких заграждений, ибо неизвестно, что тебя ждёт, если ты обидишь сии структуры. Вдруг из Москвы выселят?

Глядя на всю эту безоглядно агрессивную и в то же время трусливо оборонительную рекламу, помянутая И.Петровская в понятной тревоге: "Уж не туфту ли нам опять "впаривают"?

И то сказать, можно ли вообразить, чтобы, допустим, на великом фильме "Броненосец Потемкин" стояло клеймо "Политбюро ЦК ВКП(б)"? А на несравненном "Чапаеве" — "Совет Народных комиссаров СССР"? На незабываемых "Журавлях" — "Совет министров СССР"? На "Кубанских казаках" — хотя бы "Комитет Госкино"? А ведь тут все эти аналоги сразу и вместе!

Что ж это вы, маэстро Барщевский, такой бурный демократ, столь пламенный энтузиаст свободы творчества, что ж вы, сударь, к властям-то так назойливо лепитесь, к начальству столь нежно льнёте, как какой-нибудь Суровцев, Оскоцкий или Евтушенко, трижды орденоносец, лауреат, член Академии изящных искусств в Малаге и почетный гражданин Оклахомы: "Лучшие из поколения, возьмите меня с собой!"?

Вот же в вашем фильме персонажи читают наизусть Лермонтова, а он к властям не лепился. Куда там! "Но есть, есть Божий суд, наперсники разврата!.." У вас прославляется Пастернак, а он хоть и писал восторженные стихи о Сталине, но это же искренно, и тоже не льнул. Поминается Мандельштам, но и он пусть тоже нахваливал Сталина, но позволял себе и нечто весьма крамольное. Как же так? С кем вы, мистер мастер искусства — с Лермонтовым или с Оскоцким? За что вы — за пушкинский "неподкупный голос, эхо русского народа", или за ельцинско-еринскую колючую проволоку?

И это еще не вся агитация и пропаганда, ласкательство да заграждения. Важную роль тут сыграло еще и обсуждение фильма на той же первой программе под управлением антисоветчика Бориса Бермана, который в ходе обсуждения радостно воскликнул: "Советская власть не вернется! Ура!".

Кстати сказать, на повторный вопрос Тараса Бульбы "Много ли там наших?" — бессмертный Янкель опять мог бы ответить: "Наших? Много! Даже во втором и третьем ряду: продюсер Марк Рудинштейн, банкир Игорь Коган, Сергей Устинов, сын Лёвы Устинова... Куда ни плюнь — всё наши!".

И как они ликуют по поводу своего участия даже в мимолетных эпизодических ролях! Снимавшийся в массовке Коган восхищен: "Съемки "Саги" были большой тусовкой, приятной компанией, где все друг друга знают" ("Огонёк"№ 45'04). Рудинштейн, тоже на любительском уровне сыгравший эпизодическую роль, в восторге: "Атмосфера была замечательной!" (Там же). То есть, надо полагать, замечательно нашей была атмосфера, не так ли? Устинов, опять из самодеятельного кордебалета, более конкретен: "Я ведь очень хорошо знаком с семьёй и Аксеновых, которые тоже здесь снимались, и с семьями Барщевских и Виолиных, которые делали этот фильм" (Там же). Да, делали усилиями всех живущий ныне поколений клана, включая внуков. Правда, тут вдруг обнаружилось нечто весьма советское: семейный подряд, который горячо приветствовался во времена товарища Брежнева. Вот вам и "не вернется", Берман, вот вам и "Уря!" Или это "подряд наших"?

Но не будем продолжать эту тему, лучше присмотримся к обсуждению. Оно состоялось задолго, серий за шесть-семь до окончания показа. Что за фокусы? Где это видано? Вот вас, Юрий Соломин, самого именитого в коллективе создателей фильма, вас, которого биографы величают "самим воплощением традиций старейшей русской сцены", неужели вас не покоробила такая нерусская прыть расторопных дельцов? Вы не думали, что сказали бы об этой непристойной суете сыгранные вами герои — Телегин из "Хождения по мукам", Арсеньев из "Дерсу Узала", даже Иван Александрович Хлестаков?

Ильдар Жандарев, которому изредка дозволялось проявить себя на подхвате у Бермана, воскликнул: "Мы услышим здесь правду о "Саге" простых людей, особенно — простых женщин!" Сейчас вы увидите, что это за "простые люди", среди которых находились и режиссер, и сценарист, и артисты.

Очень характерным было выступление заслуженного мастера спорта широко известного, даже по мнению Бермана, легендарного баскетбольного тренера, орденоносца Александра Яковлевича Гомельского, человека, как сам напомнил и как это все видели, "немолодого", но очень простого. Он возникал три раза. Сначала морщился: "Фильм сделан недостаточно эмоционально. Актеры играют нормально, но вяло, ничего яркого, запоминающегося" (Так!). Представляете, ничего!

Тут взяла слово широко известная, но опять же очень простая женщина Александра Маринина. Ну, думаю, уж она-то сейчас сказанёт! Ведь подполковник милиции, да еще и кандидат юридических наук, образованнейший человек. Аспазия! Софья Ковалевская! Склодовская-Кюри! К тому же автор чуть ли не тридцати романов, многократно изданных тиражом за 30 миллионов экземпляров, лауреат премии МВД. Одни лишь названия иных её романов бросают в дрожь: "Чужая маска", "Черный список", "Убийцы поневоле", "Шестерки умирают первыми", "Седьмая жертва", "Я умер вчера", "Не мешайте палачу", "Смерть и немного любви", "Посмертный образ", "Светлый лик смерти", "Смерть ради смерти", тут же и "Реквием"... И за это, повторю, премия МВД, а не Ваганьковского кладбища.

Человеку, написавшему столько таких книг, чего бояться, чего играть в жмурки? Да, уж она сейчас врежет...

И вот мадам разверзла уста: "Фильм замечательный. Я смотрю его с удовольствием". И всё? Нет, нет! "Но он кажется мне холодным, ему не хватает чувства. Когда я читала роман Аксенова (по мотивам которого поставлен фильм), многие сцены романа вызывали у меня истерику до валокордина. И когда фильм приближался к этим сценам, я хватала заранее припасенный пузырек и думала: вот-вот сейчас мне будет плохо и я приму капли. Но на экране почему-то не было той страсти, того напряжения. И мне, увы, не делалось дурно...".

Как видим, автор "Светлого лика смерти" поддержала легендарного мастера спорта. Но их поползновение тут же энергично пресекла другая простая женщина — Дарья Донцова, автор таких знаменитых романов, как "Дама с коготками", "Бассейн с крокодилами", "Покер с акулой", "Гадюка в сиропе", "Обед у людоеда", "Канкан на поминках", "Контрольный поцелуй", "Маникюр для покойника" и так далее. (Да почему ж до сих пор не лауреат премии МВД?)

Простая Донцова очень просто сказала простой Марининой — хотите верьте, хотите нет — буквально следующее: "Мариночка Анатольевна, котик вы мой пушистый, неужели вы оставались спокойны? А я плакала, рыдала, у меня в каждой серии — истерика... Эта книга, этот фильм про меня, про мою семью...".

Про какую семью? Я знал её отца Аркадия Васильева. Писатель небольшой, но занимал большой и ответственный пост: долго был парторгом МК в Московской писательской организации. Вроде бы вполне благополучный человек. Любимая жена, перспективная дочка. Видимо, имел доступ к архивам КГБ и по их секретным тогда материалам написал книгу "В час дня, ваше превосходительство!" — о генерале Власове. К тому же в лагере не сидел, в ссылке не был, не знал разносов критики, имел прекрасную квартиру на улице Черняховского... Что еще надо для счастья! А дочка? Получила высшее образование, создала семью, бойко вступила на папину стезю, издаётся-переиздаётся, живет, кажется, в той же прекрасной квартире, не сидела, не высылалась... Что еще надо в наше время? А на героев фильма-то вон что навалили. Что ж тут общего?

К сожалению, Маринина назвала только одну сцену, где у неё "сердце не зашлось, не ёкнуло", а ей хотелось, чтобы ёкало, как селезенка у коня, — расстрел евреев где-то около оккупированного Чернигова. Но в этой сцене много странного. Дело происходит в июле 1943 года, а Черниговщина была захвачена еще в начале сентября 1941-го. Выходит, немцы учинили расправу лишь спустя почти два года. Почему? Обычно они делали это сразу, ведь иначе многие могли бы убежать, скрыться. Романист дал месту расправы название Гарни Яр. Это, естественно, приводит на память киевский Бабий Яр. Так вот, Киев немцы захватили 19 сентября, и уже в том же сентября, т.е. через несколько дней, начали расстреливать в Бабьем Яру евреев, коммунистов и советских работников всех национальностей и других жителей Киева. А тут, говорю, два года! Странно.

Один персонаж романа говорит другому: "Ты разве про Гарни Яр не слышал? Там немцы жидов... Две недели уже операция идёт". Первыми об этом должны бы узнать, конечно, евреи и что-то предпринять. Уж за две-то недели! А их в описываемый день согнали, ведут под конвоем за город к месту убийства, а они так ни о чем и не подозревают, среди них "некоторые даже смеются. Одна женщина подкрашивает губы" (кн.2, с.247). И тут Маринина принимала валокордин?

Во-вторых, в фильме сам расстрел изображен несуразно. Как это могли шеренга за шеренгой лететь в овраг, непонятно. Очень странно и то, что русская писательница ни слова не сказала вот о чем: большую, если не основную роль, в расстреле евреев и в романе, и в фильме выполняют "русские добровольцы из команды "Заря". Среди "русских интеллигентов еврейского разлива" (Г.Резник) Аксенов тут не одинок. Вслед за ним, например, критик Бенедикт Сарнов, у которого в оккупации расстреляли родственников, пишет ныне: "Считалось, что немцы. Но на самом деле, скорей всего (!), те самые мужички — "богоносные, достоевские", т.е. русские. И ведь никаких доказательств, одно желание плюнуть! А вы говорите валокордин, мадам.

Что еще могло огорчить Маринину в фильме? Вполне возможно, думается, например, вот что. Осень 1941 года. Молодая красавица Нина провожает на фронт мужа Савву. До сих пор абсолютным чемпионом-новатором по таким сценам был поэт С.О. Еще до войны в песне на его слова казачка говорила казаку, уходящему в поход:

Подари мне, сокол, //На прощанье саблю,//Вместе с острой саблей//Пику подари...

Все, естественно, недоумевали: если еще можно предположить, зачем молодке сабля и пика (от возможной агрессии ухажеров отбиваться), то совершенно непонятно, зачем она хочет обезоружить казака, идущего в боевой поход. Не агент ли она империализма? Песню, однако, распевали ...

А ведь как обычно-то русские женщины провожали на войну мужей, отцов, братьев? Дарили на прощанье фотографию или кисет, платок или ладанку. Помните, как провожала княжна Марья князя Андрея?

"Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.

— Ты что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец нашего отца, наш дедушка носил на всех войнах...

— Ежели он не в два пуда...— сказал князь Андрей, но в ту же минуту раскаялся.

— Против твоей воли он спасет и помилует тебя, — сказала княжна Марья дрожащим от волнения голосом, держа перед братом овальный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы".

А вот что нам изобразили в "Саге". Супруги прощаются почему-то не дома, не у военкомата, не на вокзале, как мы все прощались, а на скамейке у Патриарших прудов, да еще и встретиться после войны планируют опять же не на вокзале, не дома, а здесь, на данной скамейке. Знаю я сию скамеечку, некогда сиживал на ней: жил рядом — в угловом доме на Ермолаевском, в ста метрах от пруда. А за скамеечкой-то — павильон, где зимой выдавались коньки. Брал я их, на скамейке надевал и под лихую песенку ("Догони, догони!..") радостно скользил (не один, конечно!) по льду Патриаршего. Возможно, авторы "Саги" не знают, что когда-то по этому льду скользили Константин Левин и прелестная Кити Щербацкая. Им просто нужна была уединенная скамеечка для интимного разговора героев. Их Нина тоже дарит на прощанье уходящему на войну мужу некий образок в виде весьма неординарной загадки: "Как ты думаешь, милый, я тебе изменяла или нет?" Ничего себе подарочек! Савва, а он её обожает, естественно, ошалел. Она же, аттестуемая как "тонкая кость", "аристократка", будучи уверена, что её святая правда поможет мужу во всех тяготах и опасностях войны, сообщает: "Да, милый, случалось, и не раз. Но больше, вот те крест, не буду. Иди, сражайся и будь непобедимым". И он ушел с этим двухпудовым образком в душе на войну и не вернулся, что совсем не удивительно.

Что же такое мы увидели? Да разве не ясно: если в случае с казачкой перед нами был факт элементарного тупоумия, то здесь — душевная тупость с претензией на поэтичность (скамейка у пруда) и психологизм (человек сложен!). Справедливости ради должен заметить, что в романе сей ошеломительно аристократической сцены у пруда нет. Это персональный вклад в золотой фонд русского кино сценариста и режиссера.

Интересно, а что думает наш инженер-строитель человеческих душ и о такой еще сцене. У одного из главных героев романа маршала Никиты Градова была на фронте молодая возлюбленная Тася, "всю войну прошли вместе", говорит она. В сущности, была настоящей женой. А жена по паспорту оставалась в Москве. Что ж, дело житейское, бывало такое. В конце войны маршал нелепо погибает, а Тася остаётся беременной и уезжает домой. Через несколько лет, уже выйдя замуж, она едет с мальчиком в Москву и является к сыну маршала Борису с просьбой устроить мальца, то есть его единокровного брата, в пансионат, ибо она с мужем завербовалась куда-то на Север за длинным рублём. Нет, отвечает благородный Борис, никаких пансионатов, мой брат будет расти у бабушки. Прекрасно!

А что дальше? Хозяин устраивает застолье, угощение. И вдруг мысль: "Ей сейчас, должно быть, немного за тридцать, моложе Веры". Вера — его нынешняя пламенно любимая, ей тридцать пять. Тоже хороший возраст, но в тридцать лучше качество. И тут "сладкая тяга прошла по всему его телу". А вскоре "жар опять прошел по его телу". Опускаю подробности... Дальше: "Она быстро сняла халатик. Расстегните мне, пожалуйста, лифчик, Борис Никитич". Возможно, еще вчера так она просила и законного мужа. И вот "прошло довольно продолжительно время, пока после череды всех (!) излюбленных Борисом классических поз они наконец отпали друг от друга" (кн.3. с.327). Мальчик все это время смотрел по телевизору балет. Потом Борис скажет: "Надеюсь, мы с вами еще увидимся, и не раз. Теперь я очень хорошо понимаю своего отца".

Думаю, что при виде в книге такого тесного духовного единения отцов и детей за валокордин хватались не только подполковники милиции, и не одна дама с коготками билась в истерике.

А что нам показали в фильме? Ни малейшего намека на классические позы. Наоборот! Выпили они, поели и направились не в постель, а на могилу маршала, дабы возложить цветы. Судя по всему роману, можно было ожидать, что здесь, у могилы, всё-таки начнется демонстрация поз, но ничего подобного: так что вместо кровосмесительного блуда отменное благочестие. Как же тут не разочароваться? Как не воскликнуть, отложив валокордин: "Фильм эмоционально холодный!".

Но самое интересное в выступлении Марининой был спор с Гомельским. Берман тут же перебил старика, как только тот посмел сказать "артисты играют вяло", его принялись учить уму-разуму и Ю. Соломин, и другие. После такой обработки мужественный ветеран спорта сказал уже нечто совсем иное: "Женские роли очень удались. Классные актрисы! Все играли блестяще. Перед ними надо снимать шляпу". Вот так "вяло", вот так "ничего яркого"...

Но заслуженный пенсионер всё-таки частично продолжал артачиться: "Роль Сталина не удалась. Его обеляют, делают более добрым..." Каково было слышать это создателям фильма, ненавидящим Сталина "до стона и до бормотанья", как сказал поэт!

"А я видел Сталина очень близко, — продолжал баскетболист, — сидел напротив него в трех метрах на Спартакиаде народов СССР". Что ж, крупно повезло человеку. Я знаю людей, которые за эти три метра отдали бы три года жизни. Но что Гомельский увидел? О, много! "Видел его кошачьи дикие глаза...". Позвольте, сударь, почему дикие? Кошка — существо домашнее, ласковое. У моего Пуськи, например, очень добрые и красивые зеленые глаза. А вот что писал о Сталине и, в частности, о его глазах А.А. Громыко: "Прежде всего обращало на себя внимание, что он человек мысли. Глядя на Сталина, я всегда отмечал про себя, что у него говорит даже лицо. Особенно выразительны были глаза" (Памятное. Кн.1. М., 1988. С. 199). Кто так мог бы сказать о Гомельском?

А он продолжал: "Я видел его рябое страшное лицо". Но вот что читаем у того же А.А. Громыко: "Мне случалось после смерти Сталина не раз читать и слышать, что, дескать, у него виднелись следы оспы. Я этого не помню, хотя много раз с близкого расстояния смотрел на него. Что ж, коли следы имелись, то, вероятно, настолько незначительные, что я их не замечал" (там же).

Ну а если и были даже самые ужасные следы, что за грех? Ведь это следы болезни, и только. Против неё в царское время, когда родился и почти до сорока лет жил Сталин, боролись мало, плохо, вот он в детстве и переболел ею. Так прилично ли баскетболисту-гуманисту говорить с отвращением о печальных следах болезни? Тем более, что самому-то крупно повезло: родился в прекрасное советское время, когда прививку от оспы делали всем, притом бесплатно, вот Советская власть и защитила Сашеньку Гомельского от заразной болезни. А главное, да мало ли было в истории самых замечательных людей с теми или иными физическими недостатками. Гомер был слеп, Бетховен оглох, Кутузов — одноглаз, Наполеон был небольшого роста и имел пузцо, Байрон — хром, наш знаменитый адмирал Исаков — без ноги, и т.д. Ну, позлорадствуйте над ними, Гомельский. Однако не забудьте, сам-то каков? Вот уже лет сорок лысый, будто колено, нос — что твой паяльник... "Разве мама любила такого?..".

А он опять: "Я видел, как все люди, которые окружали его, боялись его взгляда, а в фильме Сталин добренький". После этих слов были даны кадры комически нелепого приема в Кремле, будто бы состоявшегося в конце 1942 года, где Сталин зимой фигурирует в белом кителе. Видно, Гомельскому хочется, чтобы при появлении Сталина все участники приёма разбежались по углам,— так все его боялись. Вот была бы историческая правда!

Но один ваш любимец, лютый ненавистник вождя, писал: "Я довольно часто имел возможность общаться со Сталиным, слушать его и даже получать непосредственные указания по разным вопросам. Я был буквально очарован Сталиным, его предупредительностью, вниманием, осведомленностью и заботой. Я был всецело поглощен обаянием Сталина и восхищался им". Это кто ж так? Да ведь Кукурузник.

Кому же верить — баскетболисту, однажды лицезревшему Сталина, или сталинским соратникам Громыко и Хрущеву? Ведь первый писал это уже после смерти Сталина и во время лихой борьбы против "культа личности". А второй, хотя позже и скурвился, но именно в эту пору и написал приведенные строки?

Вдруг подал голос абориген телевидения Генрих Резник, адвокат с прокурорскими замашками и, как уже отмечалось, по собственной аттестации, "русский интеллигент еврейского разлива" опять же. Он решительно, как всегда, заявил: "Историческая правда в фильме не искажена. А Сталин подходит под великолепную формулу Карякина (широко известный мыслитель солженицынского разлива. — В.Б.): "Сталин и Берия являются выдающимися государственными деятелями, но они были палачами". И уже своё резюме: "А у палачей не может быть заслуг перед историей. Палачи это палачи".

Адвокат это вроде бы дитя логики. А что мы видим? Начал с претензией на логику, но тут же сбился на эмоции: если палачи и только, то какие же они государственные деятели да еще выдающиеся? Покурорствующий адвокат хотел побить Сталина, а бьет любимого Карякина и себя заодно.

Тут третий раз вступает неугомонный аксакал Гомельский и опять дудит в ту же дуду: "Я видел Сталина своими глазами. Я прожил большую жизнь в баскетболе, мне очень много лет..." Господи, да все это знают, кроме Юрия Соломина, который назвал его Голеньским. А когда Берман поправил артиста, тот сказал: "Ну, хорошо, Коломенский".

Баскетболист ужасно обиделся, но продолжал: "Вот момент, когда Сталин даёт генералу Градову три раза исправиться: иди подумай, иди подумай, иди... Потом Сталин говорит: "Генерал правильно сказал". Показывают соответствующие кадры фильма. Гомельский делает заключение: "Такого не бывало у Сталина. Если Сталин сказал "нет", значит "нет". И никаких, мол, гвоздей.

Именно о таких случаях говорят: не знает броду, а лезет в воду. Заслуженному баскетболисту удивительным образом неведомо, что в фильме тут использован широко известный факт из военной биографии маршала Рокоссовского, тогда генерала армии, во время обсуждения плана операции "Багратион" — наступления в Белоруссии. Сам он вспоминал: "Окончательно план наступления отрабатывался в Ставке 22 и 23 мая (1944 года). Наши соображения о наступлении войск левого крыла (1-го Белорусского) фронта на люблинском направлении были одобрены, а вот решение о двух ударах на правом крыле подверглись критике. Верховный главнокомандующий и его заместители настаивали на том, чтобы нанести один главный удар — с плацдарма на Днепре (район Рогачева), находившегося в руках 3-й армии. Дважды мне предлагали выйти в соседнюю комнату, чтобы продумать предложение Ставки. После каждого такого "продумывания" приходилось с новой силой отстаивать своё решение. Убедившись, что я твердо настаиваю на нашей точке зрения, Сталин утвердил план операции в том виде, как мы его представили" (Солдатский долг. Воениздат, 1968. С. 260). То есть Сталин отказался от своей точки зрения, перечеркнул своё "нет" и принял точку зрения противоположную.

Кому же верить: Рокоссовскому или Гомельскому? Выбирайте, читатель.

Тут-то на бедного старца и обрушилась создательница "Смерти ради смерти". Но как! "В образе Сталина был найдён точный сценарный и режиссерский ход. Точный!".

Здесь ведущий Берман воскликнул: "Марина Анатольевна пришла сюда с совершенно другим мнением!" И вот, мол, под напором неопровержимых доводов Донцовой, Соломина, Резника и моих...

"Нет! Нет! — воскликнула автор романа "Не мешайте палачу". — У меня своё мнение. В фильме есть перлы, жемчужины. Я согласна с Гомельским, что если Сталин сказал "нет", то это всегда — нет...".

Тут я вспомнил анекдот, недавно рассказанный в компании Василием Ливановым.

Поскребышев входит в кабинет Сталина и говорит: "Иосиф Виссарионович, звонит Черчилль". Сталин берет трубку: Здравствуйте... Нет... Нет... Нет... Да... Нет... Нет". И кладет трубку. Поскребышев не удержался: "Иосиф Виссарионович, на что вы сказали Черчиллю "да"?" — "Он спросил, хорошо ли я его слышу".

А Маринина объясняет нам, что такое жемчужина: "Крупный план. Сапоги Сталина, идущего по ковровой дорожке. И охватывает ужас. И ты понимаешь, что с этим человеком невозможно иметь дело, с ним невозможно договориться, это не человек...".

Правильно, и Пастернак сказал:

Не человек — явленье,

Поступок ростом с шар земной...

Но почему же невозможно договориться и иметь дело? Помянутый Черчилль, а также Рузвельт и многие другие, совсем не мелкие люди, умели договориться со Сталиным и вели с ним дела, да еще какие! От которых зависела судьба всего человечества. А вы, котик пушистый, не можете себе этого представить. Это характеризует скорее вас, котик, а не Сталина.

А еще встречались со Сталиным, беседовали Герберт Уэллс, Андре Жид, Ромэн Роллан, Фейхтвангер, Бернард Шоу. Уж не говорю о советских учёных, писателях, артистах — от Максима Горького до Симонова. И со всеми он договаривался. Игорь Моисеев, слава Богу, и ныне здравствует. Может рассказать, как договорился со Сталиным о передаче его ансамблю зала Чайковского. Вы что ж, ничего не знаете об этом? Тогда, котик, надо поменьше пописывать, а кое-что и почитывать…

Что касается действительно "простых", главным образом даже безымянных участников обсуждения, то никто из них не рыдал, не бился в припадке падучей, не хватался за лекарство. Наоборот, многие из них спокойно говорили о сериале: "Ошибка"... "не получилось, дети не смотрят, не понимают происходящего на экране, хотя я своих сажал"... "и молодые не воспринимают"... Могу добавить: в последних сериях и я, старый человек, ничего не понял.

Но на экране тут опять вступали непростые "простые": "Сериал состоялся" (А.Гомельский)... "Фильм хороший, смотрю с удовольствием" (А.Маринина)... "Создателей сериала можно поздравить" (Э.Жандарев)... "Величайшие профессионалы. Хочется впитать всю их энергетику" (певица Лолита Милявская)... "великая актриса Чурикова, счастье быть её современником. Никитина блистательна, новая звезда" (Г.Резник)..." "мечта сбылась!" (Б.Берман)... "Это большой пример для молодых... большое спасибо!.. огромное спасибо! (Д.Донцова) и т.д.

Несколько озадачили режиссер Д.Барщевский и исполнитель главной роли Ю.Соломин. Первый сказал: "Аксенову фильм нравится... Роман вышел в эти дни гигантскими тиражами. Главный голос принадлежит читателю, он покупает роман десятками тысяч экземпляров..." Во-первых, позвольте, о чем речь-то — о фильме или о романе? Во-вторых, ну какие там гигантские тиражи? Открываю книжечку: "Доп. тираж 12 тыс." Очевидно, к первоначальному тысяч в 10.

Еще более озадачил Соломин тем, что высокомерно изрек о претензиях Гомельского: "Это говорит непрофессионал". А зачем же тогда пригласили его? Или в Малом театре пришли к выводу, что искусство создаётся только для профессионалов? Таков теперь Дом Островского?

За три-четыре серии до конца состоялось еще одно обсуждение — на страницах еженедельника "АИФ". Упоминаю об этом только потому, что тираж "АИФ" 8,5 млн. экземпляров. Тут от Инны Чуриковой мы узнали, что весь фильм целиком она не видела, но зато знает, что собака, фигурирующая в нём, принадлежит Соломину. Артист Дмитрий Харатьян поведал, что "натуру для исправительного лагеря сделали под Нахабином" (так в тексте). Александр Резалин (Нугзар) сообщил, что в Гнездниковском переулке выстроили тифлисскую квартиру, "где я Нину Градову-Будину... к стенке прижимал". Это самое важное из того, что сказали артисты.

А из зрителей вот в чем признался писатель Сергей Есин: "Посмотрел только две серии. Дальше не стал. Всё слишком предсказуемо, ожидаемо". Позволь, Сергей, не поверить. Разве можно было ожидать в фильме, за который ручаются аж Фрадков с Лужковым, хотя бы упоминавшуюся сцену у Патриарших? А разве можно было предсказать, что в фильме будет показано, как Сталин в октябре 41-го года пойдёт в Мавзолей. Вы-то, автор книги о Ленине, знаете, что саркофаг с его телом еще в июле был отправлен на Урал. И как можно было заранее знать, что генералу Градову, единственному из всех командармов, за разгром немцев под Москвой сценарист присвоит звание Героя Советского Союза, когда даже Жукова, командующего Западным фронтом(фронтом!), самым важным в той операции, наградили всего лишь орденом Красного Знамени. Нет, нет, вы не правы: в фильме что ни кадр, то и загадка, что ни серия, то и опупение.

Обсуждение заканчивается многозначительными словами Татьяны Горбуновой, заместителя директора музея истории Москвы: "Поверьте, бывает и хуже". Верим, например, "Штрафбат" Володарского.

Приходилось слышать и более резкие отзывы о фильме, в частности, среди тех, кто называет его "Московская Саа", "Московская ссака", "Московская кака" и т.п. Грубо, конечно, неприлично, хотя всё-таки это не матерщина.

Но вы, леди и джентльмены, всё равно возмущены, вы гневно протестуете. Я вместе с вами. Но, с другой стороны, весь роман В.Аксенова, "по мотивам" коего сделан фильм, от начала до конца напичкан уж такой изощренной матерщиной, такими похабными эпизодами, таким патологическим блудом, что рядом с этим одноразовая "кака" или "ссака" выглядят детской шуткой, однако же вы, леди и джентльмены, не протестовали против этого. Мало того, роман так понравился вам, так пленил ваши тонкие интеллигентные души, что вы потратили не один год жизни на его экранизацию и безмерное тиражирование с помощью телевидения. Так что уж чья бы интеллигентная корова мычала...

Трилогия Василия Аксенова "Московская сага" была написана в 1992 году. Сейчас она вышла в издательстве "Изографус" (М., 2004. Стр. 1476. Редактор М.Гуревич). Автор сообщает, что писал роман в Вашингтоне, Москве и Гваделупе. Похоже, что большая часть текста написана именно в Гваделупе, может быть, в городке Ле-Мудь. Почему? Да уж очень много в романе гваделупщины и гваделупости. А какая там непроворотная мудь!

Молодой читатель едва ли знает В.Аксенова. Пожалуй, есть нужда кое-что поведать.

Прежде всего, естественно, это, говоря его собственным языком, "плод любовных утех" Павла Васильевича Аксенова, члена ЦИК, заместителя председателя горсовета Казани и писательницы Евгении Соломоновны Гинзбург, неоднократно поминаемой в трилогии. Так что перед нами писатель во втором поколении. И, видимо, именно этим — не первородством, а вторичностью, объясняются многочисленные литературные излишества и проказы автора.

Так, он пытается ухватить за бороду аж Льва Толстого: "Глядя на движущийся паровоз, слыша свист и видя движение колёс, Толстой отрицает за собой право заключить, "что свист и движение колёс суть причины движения паровоза". Насчёт колес позвольте усомниться: именно ведь они, катясь вперед или назад, вызывают движение всей нагроможденной на них штуки", — заключает автор.

Кто же прав: Лев Толстой или лауреат премии журнала "Юность"? Увы, последний не может сообразить, что ведь колеса вертятся не сами по себе, не святым духом, — их через поршни крутит паровой двигатель, именно он вызывает движение. И если с горки или под влиянием силы инерции паровоз может некоторое время ехать с отключенным двигателем, то уж по прямой или на горку, или назад — никак! И так во всем у Аксенова: замах рублёвый, а удар — х......

 

Завтра 22.12.04