С.П. Пыхтин

 

Кампания 1915 года на русском фронте и ее уроки

 

Каждая большая война, какие бы серьезные результаты за нею не последовали, после своего завершения как правило рано или поздно вытесняет из массового сознания предыдущую большую войну, чтобы впоследствии еще одна война, в свою очередь, вытеснила и ее. И так до бесконечности. Но речь все-таки не идет о забвении. Когда-то мы узнали, что англо-саксы Нового света ничего не знают об участии России во Второй мировой войне – для их она была «неизвестной войной». И России пришлось создать многосерийный фильм, хотя бы отчасти устранявший это незнание.

Однако массовое русское сознание ныне не помнит Первую мировую войну. Ее заслонили Великая революция, Гражданская и Вторая мировая войны. Вот почему нет у Первой мировой в России ни героев, ни полководцев, ни мемориальных кладбищ, ни памятников. Первая мировая война 1914-1918 годов для русских столь же неизвестна, как для Запада - Великая отечественная.

Ниже приводится краткий очерк Кампании 1915 года, которой в 2005 исполняется 90 лет.

Начальный период Первой мировой войны, современники ее назвали Великой европейской, а русские в то время Второй отечественной, опрокинули практически все предвоенные военные разработки теоретиков и генштабистов. Ход войны доказал несостоятельность предположений, по которым можно завершить войну разгромом противника в одной кампании за несколько месяцев. Несоразмерно большими были боевые потери, выбившие за первые месяцы чуть ли не весь кадровый состав армии, переложив тяготы войны на резервистов, ратников и новобранцев. Не подтвердились расчеты расходования снарядов, патронов, винтовок и т.д. Уже осенью 14-го года все воюющие государства, а не только Россия, как иной раз представляется, испытывали в них острый недостаток.

Маневренный характер войны тоже оказался кратким. Огневые средства в сочетании с преобладанием на поле боя еще недостаточно подвижной пехоты, заставили войска зарыться в землю. Конница утратила значение ударной силы, а эпоха машин и блиц-кригов еще не наступила. Это произойдет через двадцать лет, когда Германия, считавшая себя не побежденной, а преданной, объединив пятнадцать государств в Европе и три в Азии, попытается взять реванш, продолжив Первую мировую войну.

 

«С точки зрения ведущих военных специалистов эпохи, — пишет современный историк А. Уткин, — война должна была продлиться примерно шесть месяцев. Предполагалось, что она будет характерна быстрым перемещением войск, громкими сражениями, высокой маневренностью; при этом едва ли не решающее значение приобретут первые битвы. Ни один генеральный штаб не предусмотрел затяжного конфликта».

 

По итогам Кампании 1914 года, военно-стратегические планы которой так никому и не удалось выполнить, хотя война, с точки зрения большой стратегии, была заведомо проиграна Центральным блоком, к началу 1915 года в конфликт были вовлечены в Европе на стороне Центрального блока Германия, Австро-Венгрия и Османская империя, на стороне Тройственного согласия - Россия, Франция, Бельгия, Британия, Сербия и Черногория.

Образовалось несколько фронтов. На западе Европы Французский (для Германии Западный). На востоке Европы Русский (для Германии Восточный). На Балканах - Сербский. Против Османской империи с ее 800 тыс. армией, были развернуты войска Тройственного согласия в Палестине, в Месопотамии и на Кавказе.

 

Военные действия

 

При отсутствии между государствами Тройственного согласия общего плана предстоящей кампании, имея представление о нежелании англо-французов предпринимать активные действия на Французском фронте, отлично зная степень нехватки снарядов и маломощность отечественной промышленности, изготовлявшей в месяц всего лишь 358 тыс. снарядов, русское главное командование решило приводить в жизнь свой замысел «глубокого вторжения в Германию» через Восточную Пруссию и завершить победоносное наступление своих войск в Галиции, с выходом на Венгерскую равнину. 22 марта после шестимесячной осады капитулировала 127 тысячный гарнизон австро-венгерской крепости Перемышль с 9 генералами и 700 пушками. Но преодолеть Карпатские горы не удалось. В этих операциях были израсходованы последние запасы артиллерийского парка, и к лету боеприпасов для артиллерии уже не было[1].

В 1915 году Центральные державы направили основной удар против России, рассчитывая нанести ей поражение и вывести из войны. 3 января немцы впервые использовали отравляющие газы. Это произошло на Русском фронте, у Болимова. Газом был ксилилбромид «T-Stoff». Но немцы не учли климат: от мороза газ превратился в кристаллы и не имел никакого эффекта. К середине апреля германское командование перебросило из Франции четыре лучших корпуса; вместе с австро-венгерскими войсками они образовали новую 11-ю армию под командованием генерала Макензена.

Сосредоточив на главном направлении наступления войска, в два раза превосходившие силы русских, подтянув артиллерию, превосходившую русскую в 6 раз, а по тяжёлым орудиям - в 40 раз, австро-германцы, обрушив на русских в первый день наступления 700 тыс. снарядов, 2 мая прорвали фронт у Горлицы. Русские войска с тяжёлыми боями отступали из Карпат и Галиции, 19 мая они оставили Перемышль, 22 июня Львов.

Летом 1915 г., сосредоточив на Русском фронте было вдвое больше германских и австрийских дивизий, чем на Французском фронте,  в июне германское командование задумало зажать в «клещи» русские войска, сражавшиеся в Привислинском крае. Оно предприняло удары правым крылом между Западным Бугом и Вислой, левым - в низовьях реки Нарев. Русские, не имевшие достаточно оружия, боеприпасов и снаряжения, с тяжёлыми боями отступили, оставив Люблин и Холм. На фронте в 40 километров было сосредоточило десять с половиной германских дивизий, более 1000 пушек и 400 тысяч снарядов. У семи стоявших здесь русских дивизий было лишь по сорок снарядов на орудие, хотя рядом, в Новогеоргиевске, бездействовали 1600 орудий и миллион снарядов. Эта крепость пала 20 августа.

Проявляя мученическую стойкость, русские части каждый день отступали примерно на пять километров, строили наскоро укрепления и принимали бой, после чего снова отходили. Мечта немцев — сомкнуть свои клещи за спиной русской армии — превращались в мираж, их потери росли, а линии сообщения стали безнадежно длинными. Смысл германо-австрийских жертв становился туманным, поскольку приходилось наступать в никуда.

К середине сентября инициативы германцев истощилась. Русская армия закрепилась на линии фронта: Рига — Двинск — озеро Нарочь — Пинск — Тернополь — Черновцы, и к концу года фронт простирался от Балтийского моря до Румыния, державшей нейтралитет.

Утратив обширную территорию, Россия не потерпела поражения, хотя с начала войны ее армия понесла большие потери. Двести тысяч человек в месяц — таков счет 1915 г., счет, к сожалению, ничем не оплаченный Западом. И все же русское военное искусство сказалось в том, что отступающая армия была спасена, она сохранила порядок Германцам, при всех их впечатляющих успехах, так и не удалось добиться главного — окружить русскую армию. Черчилль с горечью и симпатией описывает этот период русских поражений:

 

«Ослабленные нанесенными ударами в отношении качества и структуры командования, находясь в худшей фазе недостачи оружия и боеприпасов, армии царя на 1200-километровом фронте удерживали позиции от последовательных германских ударов то здесь, то там, осуществляя глубокий и быстрый отход. Следующие на всех направлениях удары поставили под вопрос само существование русской армии. Это было зрелище триумфа германского воинства, действующего с удивительной энергией и близкого к тому, чтобы обескровить русского гиганта... Это была сага одной из ужасающих трагедий, неизмеримого и никем не описанного страдания. Учитывая состояние их армий и их организации, русское сопротивление и твердость достойны высшего уважения. Стратегия и поведение великого князя среди бесконечных несчастий, рушащихся фронтов, прерванных коммуникаций, развала тыла и прочих бед, которых обычно лишены большинство военачальников, представляет собой ту главу военной истории, на которую с благодарностью будут смотреть будущие поколения русских. Он терял провинции, уступал города, одна за другой сдавались линии укреплений по рекам. Он был изгнан из Галиции; его вытеснили из Польши; на севере его оттеснили на русскую территорию. Он вынужден был отдавать прежде завоеванное; он сдал Варшаву; он сдал все свои крепости. Весь обороняемый фронт рухнул под ударами молота. Все железные дороги перешли в распоряжение врага. Почти целиком население бежало в ужасе от надвигающейся грозы. Когда наконец осенние дожди превратили дороги в грязь и зима раскрыла свой щит над измученной нацией, русские армии, избегнув опасности, стояли на все той же непрерванной линии от Риги на Балтике до румынской границы, перед ними лежало будущее, не лишенное надежд на конечную победу».

 

Получив территориальный выигрыш на фронте, Германия не добилось от России главного - она не принудила русского императора к заключению сепаратного мира, хотя половина всех вооружённых сил Центральных держав была сосредоточена против России.

Поражения 1915 г. стоили России 1,5% ее территории, 10% железнодорожных путей, 30% ее промышленности. Одна пятая населения империи либо бежала, либо попала под оккупацию. Число беженцев достигло десяти миллионов[2].

По данным генерала Н. Головина, в летнюю кампанию Русская Армия потеряла убитыми и ранеными 1,4 млн. чел., т.е. в среднем 235 тыс. в месяц, когда как средняя величина потерь в месяц для всей армии равняется 140 тыс. В плену в кампанию оказалось 976 тыс. чел., по 160 тыс. чел. в месяц, при среднем числе для всей войны в 62 тыс. чел.[3]

Пока русские армии вели напряжённую неравную войну с главными силами Центральных держав, ее союзники на Французском фронте, для них главном, в течение всего года организовали всего лишь несколько частных операций, которые не имели стратегического значения. Наступление было предпринято только в конце сентября в Шампани и Артуа, когда на Русском фронте атаки германской армии уже прекратились. Но толку в них было мало[4]. Ллойд Джордж в своих мемуарах позже писал:

 

«История предъявит свой счёт военному командованию Франции и Англии, которое в своём эгоистическом упрямстве обрекло своих русских товарищей по оружию на гибель, тогда как Англия и Франция так легко могли спасти русских и таким образом помогли бы лучше всего себе».

 

В мае Италия вступила в войну на стороне Тройственного согласия и отвлекла на себя некоторую часть войск Австро-Венгрии и Германии. На Балканах 5 октября началось австро-германского вторжения в Сербию. В тот же день французы высадились в Салониках. Переправившись через Дунай,  австро-германцы вынудили сербов 9 октября оставить Белград. Австрийцы в тот же день вступили в Черногорию. Через два дня к Центральному блоку присоединилась Болгария. Ее войска преградили дорогу французам.. Сербская и черногорские армии проявляли героизм, но были вынуждены отступить, эвакуировавшись на остров Корфу. Позже войска Англии, Франции, России и сербской армии образовали Салоникский фронт.

По инициативе У. Черчилля, британского морского министра, была предпринята дарданелльская экспедиция; 19 февраля англо-французский флот начал обстрел Дарданелл. Однако, понеся большие потери, он через месяц прекратил бомбардировку. В апреле англо-французы начали большую десантную операцию на полуострове Галлиполи. Она продолжалась до конца года и, встретив ожесточенное сопротивления турок, завершилась эвакуацией десанта и 250-тысячными потерями.

На Кавказском фронте русские войска летом, отразив наступление турок на Алашкертском направлении, перешли в контрнаступление на Ванском направлении, где произошло восстание армянского населения. Тогда же немецко-турецкие войска активизировали военные действия в Персии. Опираясь на организованное немцами в Персии восстание бахтиарских племён, турки продвинулись к нефтепромыслам и к осени заняли Керманшах и Хамадан. Вскоре англичане отбросили турок и бахтиар от этого района, восстановив разрушенный нефтепровод.

Очищение Персии от турецко-германских войск легла на русский экспедиционный корпус, высадившегося в октябре в Энзели. Преследуя противника, русские заняли Казвин, Хамадан, Кум, Кашан и подошли к Исфахану.

До 1 января 1915 года в русскую армию, имевшую на начало мобилизации в 1914 году 1422 тыс. чел, было мобилизовано 5130 тыс. чел. В 1915 году численность действующей армии непрерывно менялась в зависимости от понесенных потерь и их восполнения. К 1 января 1915 г. она насчитывала 3500 тыс. чел., но после январско-февральских боев она понизилась к 15 февраля до 3200 тыс. чел., а к 1 апреля выросла до 4200 тыс. чел. В итоге апрельского наступления австро-германцев, Горлицкого прорыва и тяжелых сражений ее численность сократилась к 15 мая до 3900 тыс. чел., к 15 сентября - до 3800 тыс. чел., через месяц выросла до 3900 тыс. чел. В октябре интенсивность боевых действий значительно понизилась, а уровень укомплектованности войск возрос, и на 1 ноября она составила 4900 тыс. чел. Всего в армию в течение года были призваны 5047 тыс. ратников и новобранцев, в том числе 3722 тыс., годных к строевой службе, из них в действующую армию 3094 тыс. чел. В дальнейшем численность русской действующей армии непрерывно возрастала, достигая в следующем году почти 7 млн. чел.

 

Военная стратегия

 

Военная стратегия 1915 года была обусловлена результатами предшествующих пяти месяцев войны. Как утверждают военные историки, сражения 1914 года на Французском фронте, изобиловавшем взаимными ошибками, не закончились полным разгромом франко-английских войск и капитуляцией Франции, что было предусмотрено германским планом Шлиффена, в конце-концов лишь по одной причине – германцам не хватило для этого двух корпусов, которые были спешно переброшены на Восточный фронт, где русское командование, не завершив мобилизации, предприняло наступление. Франция была спасена от разгрома и капитуляции, но русская армия, выручая союзников, потерпела в Восточной Пруссии поражения, лишившись 2-й армии, которую немцам удалось разгромить.

Компания 1915 года для русских - это год героических поражений и год несбывшихся побед. Год, в течение которого русская армия на Германо-австрийском фронте, без действующей артиллерии, при минимуме снарядов, избежала неминуемого в таких обстоятельствах поражения, пожертвовав лишь пространством. Год, когда на Кавказском фронте она могла бы поставить на колени Османскую империю, особенно после блестящей Саракамышской операции, проведенной в декабре 1914-январе 1915 года, в которой практически полностью была уничтожена 3-я армии турок.

Все победы, которые одерживали германо-австрийские войска на русском фронте в 1915 году, победы, приводившие к баснословным по европейским меркам территориальным приобретениям, сопоставимым с тем, что удалось отвоевать германцам на Французском фронте, не имели отношения к военной стратегии. В конечном итоге они носили тактический характер. В плен попадало множество русских солдат, иногда гибли целые дивизии и корпуса, но «канны», о которых грезили германские генералы и кайзер Вильгельм, у них не получались.

При этом военные операции 1915 года выявили очевидные военно-стратегические преимущества Центрального блока, в котором ведущая роль принадлежала Берлину, по сравнению с тем, в каком положении оказались государства Тройственного согласия. Германия и Австрия представляли собой единый военный лагерь, действующий по единому плану, когда как их противники были разобщены, а политики преследовали в войне собственные цели. 1915 года показал, что никакой коалиционной стратегии стран Антанты, обладавшей очевидными военно-промышленными преимуществами, вообще не было. Во всяком случае,  англо-французы совершенно равнодушно смотрели на поражения и отступления русских армий, оставаясь на  своем фронте в полном бездействии в течение нескольких месяцев. Не лучше обстояло дело и с военными поставками. В 1915 году Россия получила от союзников 1057 пулеметов, около миллиона 3-х дюймовых снарядов и 129 тыс. шт. 4-6 дюймовых.

Вот как описывает летнюю ситуацию в полосе военных действий историк А.А. Керсновский:

 

«В результате всех неудач Ставка потеряла дух. Растерявшись, она стала принимать решения явно несообразные. Одно из них — непродуманная эвакуация населения западных областей вглубь России — стоило стране сотен тысяч жизней и превратило военную неудачу в сильнейшее народное бедствие. Ставка надеялась этим мероприятием «создать атмосферу 1812 года», но добилась как раз противоположных результатов. По дорогам Литвы и Полесья потянулись бесконечными вереницами таборы сорванных с насиженных мест, доведенных до отчаяния, людей. Они загромождали и забивали редкие здесь дороги, смешивались с войсками, деморализуя их и внося беспорядок. Ставка не отдавала себе отчета в том, что, подняв всю эту четырехмиллионную массу женщин, детей и стариков, ей надлежит позаботиться и об их пропитании. Организации Красного Креста и земско-городские союзы спасли от верной смерти сотни тысячи этих несчастных. Множество, особенно детей, погибло от холеры и тифа. Уцелевших, превращенных в деклассированный пролетариат, везли вглубь России. Один из источников пополнения Красной гвардии был готов. Прежнее упорство — «Ни шагу назад!» — сменилось сразу другой крайностью — отступать, куда глаза глядят. Великий князь не надеялся больше остановить врага западнее Днепра. Ставка предписывала сооружать позиции за Тулой и Курском. Аппарат Ставки стал давать перебои. В конце июля стало замечаться, а в середине августа и окончательно выяснилось, что она не в силах больше управлять событиями. В грандиозном отступлении чувствовалось отсутствие руководящей идеи. Войска были предоставлены самим себе. Они все время несли огромные потери и в значительной мере утратили стойкость. Врагу были оставлены важнейшие рокадные линии театра войны, первостепенные железнодорожные узлы: Ковель, Барановичи, Лида, Лунинец. На Россию надвинулась военная катастрофа, но катастрофу эту предотвратил ее Царь».

 

Вообще говоря, с начала войны действия русской Ставки характеризуются неслаженностью действий и отсутствием должного взаимодействия фронтов и родов войск. Как писал Керсновский: «Наши победы были победами батальонных командиров. Наши поражения были поражениями главнокомандующих». Недостатки были свойственны и военному министерству - весь 1915 год на фронт направлялось малоподготовленное пополнение.

При прочих равных условиях, при наличии равных по силе, численности и боевого духа войск, итог кампании и всей войны зависит от двух непременных условий – чтобы промышленность и земледелие обеспечивали средства ее ведения и чтобы верховное командование было на высоте положения, не допуская грубых ошибок в планировании и проведении операций. Кампания 1915 года с русской стороны именно в этом оказалась существенно слабее того, чем располагал противник, прежде всего Германия. Снарядный и патронный голод был обусловлен не в последнюю очередь кадровым голодом. И если с материальными проблемами к 1916 году удалось справиться, то голод на подходящих людей не исчезал никогда. Судя по всему, Государь при назначениях часто делал не лучший выбор.

Неудачное развитие событий на германском фронте, поражения и отступление армии ставили вопрос о смене главнокомандующего. 23-го августа 1915 года в приказе по армии Императора Николай II объявил:

 

«Сего числа Я принял на Себя предводительствование всеми сухопутными и морскими вооруженными силами, находящимися на театре военных действий. С твердой верой в милость Божию и с неколебимой уверенностью в конечной победе будем исполнять наш святой долг защиты Родины до конца и не посрамим Земли Русской. НИКОЛАЙ».

 

Для Императора принятие верховного главнокомандования было сопряжено с сильными душевными переживаниями. В дневнике было записано: «Подписал рескрипт и приказ по армии о принятии мною верховного главнокомандования со вчерашнего числа. Господи, помоги и вразуми меня!», а в письме к императрице от 25 августа 1915 года: «Начинается новая чистая страница, и что на ней будет написано, Бог Всемогущий ведает! Я подписал мой первый приказ и прибавил несколько слов довольно-таки дрожащей рукой!».

Возглавив вооруженные силы, Николай II, с одной стороны, стремился объединить военную и государственную власть в своих руках, а с другой — пресечь любые влияния на армию и правительство со стороны своих политических противников. Это было тем более необходимо, что тяжелая военная обстановка, сложившаяся на фронте, требовала единого руководства и единения всех сил России в решимости предотвратить военную катастрофу.

Исторические факты неумолимо свидетельствуют об огромной личной ответственности великого князя Николая Николаевича (младшего), являвшегося верховным главнокомандующим действующей армии, и его штаба за провал успешно начатой кампании 1914 года и за отступление 1915 года. Именно под его руководством Россия оказалась весной-летом 1915 года перед угрозой военного поражения, при его командовании были оставлены обширные территории, несомненно, великий князь способствовал хаотичной и бездумной эвакуации сотен тысяч мирного населения, в том числе нескольких сотен тысяч евреев, что резко ухудшило внутреннее положение государства.

Объективные факты свидетельствуют, что только после отстранения великого князя от верховного командования ситуация была стабилизирована, резко изменяясь в 1916 году в лучшую сторону. С этого дня начался новый этап в войне, который знаменовался стабилизацией Русского фронта, самой великой победой русской армии за эту войну, небывалым восстановлением и наращиванием военной мощи.

 

Большая стратегия

 

Единственным континентальным государством в Европе, желавшим войны, была Германия. У Франции и России такого желания не было. Однако Британия, не имевшая крупной сухопутной армии, была не прочь решить в свою пользу противоречия с Германией за счет французских и русских штыков. Вместе с тем общий военно-экономический потенциал Центральных держав был заведомо меньше потенциала государств Тройственного согласия. Против 120 млн. населения Германии и Австро-Венгрии Россия, Франция и Британия имели 266 млн. Численность их армий после мобилизации, включая сербскую и черногорскую, составляла 10,1 млн., численность армий Центральных держав - 6,1 млн., с учетом Турции и Болгарии, вступивших несколько позже в войну на их стороне, - 7,4 млн.

Выиграть войну у стран Тройственного согласия, на стороне которых находились США с их мощным военно-производственным потенциалом, Центральному блоку было невозможно. Любая более или менее продолжительная война с неизбежностью должна была окончиться для него поражением. Но после сараевского инцидента именно германский император настойчиво побуждал Австро-Венгрию начать против Сербии войну, зная, что она заставит действовать Россию, а война Австрии против России неизбежно повлечет за собой вступление в нее Франции. Германия хотела свести с ней счеты и вот почему планы войны были рассчитаны исходя из наступления немцев на Париж, чтобы сломить французов в несколько недель.

Вступив в 1914 году в войну с Центральным боком из моральных и союзнических обязательств, Россия, в сущности, не определила своей большой, глобальной, политической стратегии. Первые месяцы она следовала за своими союзниками, стремясь не допустить их поражения. Она выручала Францию, жертвуя военно-стратегическим искусством. Проблема возникла после того, как стало ясно, что война затягивается, что для достижения победы потребуются годы. И тогда выработка целей войны и ее большой стратегии встали перед русским главнокомандованием и правительством России в полный рост.

Сокрушение Германии, о чем мечтала Великобритания и Франция, очевидно не могло быть также русской целью. Ее падение разрушало европейское равновесие, которое давало России относительную свободу действий. В августе 1914 года главным противником России оказалась Вена, ее политика на Балканах, вытеснявшая Россию за пределы славянского мира. Оборона против Германии и наступление против Австро-Венгрии - такова должна была быть стратегия России в 1914 году. Но это не проясняло конечные русские цели в войне. В первоначальном формате войны их, в сущности, не было.

Ситуация изменилась после того, как в октябре 1914 на стороне Центрального блока выступила Оттоманская империя, чьи боевые корабли обстреляли русские черноморские порты. Для России это событие меняло все. Оно давало войне новый, истинный, ясный и исторически оправданный смысл. Соображения духовного порядка - крест на Святой Софии. Соображения политические – упразднение извечного врага - Оттоманской империи. Экономический фактор - проливы, без которых России не могла и до сих пор не может нормально развиваться, а осенью 1914 года уже стала задыхаться. Все это придало войне с Турцией активно- и творческо-великодержавный характер, которого не имела оборонительная война против Германии и Австро-Венгрии. Россия получила шанс осуществить собственную стратегию войны вместо стратегии, которая соответствовала целям ее англо-французскими союзников.

Разгром турецкий войск на Кавказе и захват русской армией проливов менял коренным образом общую стратегию войны и, прежде всего, на Балканах. Это означало спасение Сербии от поражения, выступление Болгарии на стороне Тройственного согласия, а не Германии, и вовлечение Румынии и Греции в войну в 1915, а не осенью 1916 и не летом 1917 года. Вместо ликвидации Сербского фронта упразднялись турецкие фронты и образовывался большой Балканский фронт, окружавший Австро-Венгрию с трех сторон. На следующем этапе кампании у России и ее союзников появлялась возможность ее низвергнуть. После этого признание поражения Германией, оставшейся в одиночестве, становилась неизбежной. Что и произошло, но не в 1915, а в 1918 году, и не под ударами русской военной мощи, которой тогда уже не существовало, а под ударами англо-французов, поддержанных экспедиционными силами США.

Не достигнув решающих успехов над Австро-Венгрией в 1914 году, русская Ставка, не считаясь со сложившейся военной обстановкой и разведданными о готовящемся крупном наступлении противника, продолжали планировать глубокие удары вглубь Германии. Между тем, Император Николай II предлагал совершенно иной план развития военных действий. Этот план предполагал нанести в 1915 году решающий удар по Австро-Венгрии и Турции, проведя одновременно десантную морскую операцию с целью захвата черноморских проливов. Глядя из сегодняшнего дня, можно с уверенностью сказать, что если бы к этому плану прислушалась Ставка, ход войны мог бы быть совершенно иным.

Особенность Первой мировой войны, в отличие от Второй, состояла в том, чтобы последовательно сокрушать слабейшего противника. Германии, пренебрегавшей этим правилом в 1914 году, в 1915 году это почти что удалось. Это видимо понимал Черчилль, предпринимая операцию в Дарданеллах, скорее всего, чтобы опередить русских, но закончившуюся в конце-концов неудачей.

К сожалению, в русском военном командовании и в высшем государственном руководстве не нашлось масштабно мыслящих и волевых стратегов. Русские генералы, как показал опыт войны, были хорошими полководцами. Они сравнительно быстро освоили практику войны в новых условиях, коренным образом отличавшихся от прошлой эпохи. Но этих качеств было недостаточно для победы.

Одна из основных ошибок в организации государства на время войны, которая приобрела всеевропейский, а затем и общемировой характер, и что самым роковым образом проявило себя в 1915 году, заключалась в сохранении довоенной системы власти и управления. Война требовала перемен, но ничего не происходило. Не возник общегосударственный орган, который бы объединял управление всех сторон жизни страны - не только военной, но и экономической, финансовой, промышленной, аграрной, культурной. Если И. Сталину в 1941 году потребовалось менее месяца войны, чтобы понять, что ему самому надлежит взять все бразды управления в свои руки, то у Николая II на это ушел целый год. Да и то речь шла лишь о функциях верховного главнокомандующего, в то время как стране был нужен подлинный национальный вождь[5].

 

Социально-политический анализ

 

Говоря о причинах относительных неудач русской армии в 1915 году, нельзя забывать о той психологической и профессиональной неготовности к мировой войне, как войне совершенно новой, не похожей на другие войны, которая была свойственна всем армиям и обществам великих держав мира, включая русские. Эта неподготовленность к войне нового типа стала причиной многих военных поражений и социальных конфликтов.

В отличие от Франции и главным образом Британии, которых устраивала стратегия, превращавшая мировую войну в войну на истощение противника, она противоречила русским интересам и возможностям. Россия не обладала необходимыми для такой стратегии материальными, главным образом промышленными ресурсами. И продолжительная война на истощение государств Центрального блока не могла не превратиться в войну на истощение самой России. Проблема состояла не только в относительном недостатке вооружения и иных средств ведения войны. С этим как раз ситуация постепенно улучшалась. Но стремительно сокращались духовные, нравственные ресурсы.

Как это произошло во время русско-японской войны и что имело место в Первой мировой, русское общество не было готово к длительной, изнурительной, чреватой тяготами и поражениями войне, оно жаждало скорых побед и впадало в состояние психоза, когда вместо ожидаемых победных реляций его извещали о людских потерях, оставленных крепостях и городах и иных фронтовых неудачах[6].

Не надо забывать, что Россия, в отличие от других государств, была вовлечена в войну с больным, едва успокоившимся обществом, за несколько лет до этого пережившим тяжкую смуту, массовые беспорядки и вооруженные мятежи. И война шла не за тридевять земель, не в заморских колониях, которых у России вовсе не было. Основная линия фронта проходила по границам империи, и любая неудача армии, тем более ее поражения и отступления, могла вызвать и вызывала массовое брожение умов.

Россия оказалась в состоянии войны как раз тогда, когда ей был нужен мир. Мир во что бы то ни стало. На 20, хотя бы на 10 лет, к чему стремился премьер Столыпин. Как и русско-японская, Первая Мировая война обнажала ахиллесову пяту России - ее психологическую неустойчивость, ее внутреннюю слабость. Узнавая о военных неудачах и поражениях, русское общество, вместо того чтобы осознать и преодолевать их причины, сразу же делало вывод, будто все дело — в недостатках власти.

Уже русско-японская война выявила возросшее значение тыла на ход и результат боевых действий, на исход войны в целом. В той войне Россия была вынуждена признать себя побежденной не на полях сражений, где она, если не считать несчастного Цусимского боя, не потерпела ни одного серьезного поражения, а в тылу. Русское общественное мнение вместо помощи фронту вредило ему изо всех сил. При этом массовое сознание, как, впрочем, и сознание образованных слоев было отчуждено от действительности и жило какими-то иллюзиями.

В то время как глубокий тыл русской армии стал приходить после неудач 1915 года в состояние брожения, принимая близко к сердцу сообщения об очевидных боевых успехах армий Центрального блока, в Берлине и Вене не чувствовалось стальной уверенности в конечной победе. Россия оставалась первоклассной военной державой, ее армия представляла собой грозную силу, кризис ее снабжения постепенно преодолевался, а ее тылом была самая большая территория мира, населенная жертвенным и терпеливым народом.

Пока германо-австрийские атаки вытесняли русские войска из Русской Польши, Галиции и Курляндии, дипломаты и агенты Берлина и Вены несколько раз обращались к Петербургу с предложением заключить сепаратный мир с Россией. В декабре 1914 министр двора граф Фредерике получил письмо из Берлина от графа Эйленбурга с предложением «положить конец недоразумению между двумя государствами». Но Николай II, прослушав письмо, подчеркнув место, где говорилось о «старой дружбе», написал на полях: «Эта дружба умерла и похоронена». Австрийский главнокомандующий Конрад фон Гетцендорф после возвращения Галиции и захвата Варшавы считал необходимым не только предложить России сепаратный мир, но и военный союз. Каналами передачи русским этой важной для них информации служили великий герцог Гессенский, княжна  Васильчикова, промышленники Фриц Вартбург и Андерсен. В начале августа царь Николай в третий раз с начала войны твердо сказал «нет» на подобные предложения. Посредник Андерсен объяснял германскому канцлеру Бетман-Гольвегу, что русские не ощущают себя побежденными, что огромная территориальная глубина России позволяет ей с меньшим трагизмом смотреть на потерю Польши и Курляндии.

Решительный отказ России от выхода из войны, ее неевропейская природа, поставили перед Германией вопрос о выживании. Впервые его условием в Берлине стали видеть в расколе коалиции Тройственного согласия, в подготовке социального взрыва, расчленении и уничтожении Российского государства любым путем, в использовании для этого ее революционных элементов и потенциала этно-сепаратизма. Задача состояла в создании в Восточной Европе мелкие, буферные государства, подвластные германскому влиянию. В 1915 году эта стало основой немецкой внешней политики в отношении России. В одном из меморандумов германского правительства, представленных Вильгельму II в сентябре, говорилось:

 

«До сих пор гигантская Российская империя с ее неиссякаемыми людскими ресурсами, способностью к экономическому возрождению и экспансионистскими тенденциями нависала над Западной Европой как кошмар. Несмотря на влияние западной цивилизации, открытое для нее Петром Великим и германской династией, которая последовала за ним, ее фундаментально византийско-восточная культура отделяет ее от латинской культуры Запада. Русская раса, частично славянская, частично монгольская, является враждебной по отношению к германо-латинским народам Запада».

 

По практически шаги в этом направлении делались значительно раньше. В начале года Берлин и Вена сделали основную ставку на «украинский сепаратизм», понимая, что отделение Украины лишит Россию статуса мировой державы и полагая, что в Киеве лежит ключ к общеевропейской победе Германии. Во главе подрывной работы на Украине стоял германский генеральный консул во Львове Хайнце, которого активно поддерживал львовский униатский архиепископ, подчиняющийся папе римскому. В направляемых в Россию листовках обещалось изгнать «москалей» из Польши, Литвы, Белоруссии, Украины. «Свобода идет к вам из Европы!». Немцы начали отделять военнопленных украинцев от русских и подвергали их методической обработке, чтобы сделать из них борцов за украинское отделение. Под руководством регирунгс-президента Шверина был создан особый штаб для контактов с украинцами и создана целая библиотека литературы о значении Украины и ее экономических возможностях.

Следующими по важности были польский и еврейский вопросы. Уже 17 августа 1914 года было одобрено создание в Германии «Комитета освобождения евреев России», под руководством берлинского профессора Франца Оппенхаймера. В обращении германо-австрийское командование призывало русских евреев к вооруженной борьбе против России.

Затем был стимулирован прежде не проявлявшийся сепаратизм в Закавказье и Средней Азии. В Константинополе возник фонд, целью которого было поднять Грузию против России. Летом 1915 года Берлин и Стамбул подписали документ, обещающий грузинам автономию.

8 августа по приказу германского кайзера был создан двухтысячный финский батальон для участия в боях на Восточном фронте. В обстановке секретности в Финляндии рекрутировались добровольцы для борьбы против русской армии. Их тайно переправляли в Германию. Через девять месяцев финский батальон уже участвовал в боях.

27 июля 1915 г. посол США в Берлине Джерард доложил в Вашингтон, что немцы «рекрутируют из русских военнопленных революционеров и либералов, снабжают их деньгами, фальшивыми паспортами и прочими документами, а затем посылают обратно в Россию с целью стимулировать революцию».

Но особое значение в Берлине все-таки предавали революционным силам. Именно они были способны сокрушить государственный строй России. Привлеченный германцами к разработке плана известный революционер Парвус-Гельфанд в меморандуме, подготовленном в марте 1915 года, писал:

 

«Русская демократия может реализовать свои цели только посредством полного сокрушения царизма и расчленения России на малые государства. Германия, со своей стороны, не добьется полного успеха, если не сумеет возбудить крупномасштабную революцию в России. Русская опасность будет, однако, существовать даже после войны, до тех пор, пока русская империя не будет расколота на свои компоненты. Интересы германского правительства совпадают с интересами русских революционеров».

 

Главной идеей Гельфанда было обоснование необходимости привлечения социалистов всех политических оттенков, прежде всего Ленина, для начала «энергичной борьбы с абсолютизмом» и организации в России массовой политической забастовки под лозунгом «Свобода и мир!». Центральным пунктом забастовочной борьбы должен был стать Петербург как центр оборонной промышленности, железнодорожных коммуникаций и доков. Свой меморандум Гельфанд заключил так:

 

«Объединенные армия и революционное движение в России сокрушат колоссальную русскую централизацию, представляемую царской империей, которая будет оставаться угрозой мира в мире до тех пор, пока существует. Так падет главная крепость политической реакции в Европе».

 

Правительство Германии сразу же выдало Гельфанду два миллиона марок, вскоре еще двадцать миллионов, а в конце года еще сорок миллионов на подрывную работу против России[7]. Центром подрывной работы против России стал Копенгаген, где был создан специальный штаб.

Ленин в сентябре 1915 года заявил, что согласен заключить мир с Германией в случае своего прихода к власти в России на таких условиях: республика, конфискация латифундий, восьмичасовой рабочий день, автономия национальностей. При этом Ленин обязывался заключить мир без согласования с союзниками России. Посредник — финансист демократ Кескюла, эстонец, указал лидеру большевиков, что должно быть дано право отделения от России пограничных территорий. Уже в первой половине сентября в Швейцарии состоялась конференция европейских социал-демократов. Среди российских делегатов выделялись Ленин и Троцкий. Итоговый манифест конференции призывал к немедленному миру и одновременной «войне классов» во всей Европе.

В ноябре 1915 года кайзер Вильгельм исключил для себя мир с Россией: «Теперь я не согласен на мир. Слишком много германской крови пролито, чтобы все вернуть назад, даже если есть возможность заключить мир с Россией».

Военные неудачи на русском фронте и неустойчивость русского общества тогда же было отмечено западными экспертами Тройственного согласия. Они начали приходить к выводу, что военные поражения не могут пройти бесследно. Вопреки браваде петроградских газет британский военный представитель в России Нокс предсказывал возможность распада России. А французский посол Палеолог писал в дневнике:

 

«Русский исполин опасно болен. Социальный строй России проявляет симптомы грозного расстройства и распада. Один из самых тревожных симптомов — это тот глубокий ров, та пропасть, которая отделяет высшие классы русского общества от масс. Не существует никакой связи между этими двумя группами; их как бы разделяют столетия… Следуя своим принципам и своему строю, царизм вынужден быть безгрешным, никогда не ошибающимся и совершенным Никакое другое правительство не нуждалось в такой степени в интеллигентности, честности, мудрости, даже порядке, предвидении, таланте; однако дело в том, что вне царского строя, т.е. вне его административной олигархии, ничего нет: ни контролирующего механизма, ни автономных ячеек, ни прочно установленных партий, ни социальных группировок, никакой легальной или бытовой организации общественной воли. Поэтому, если при этом строе случается ошибка, то ее замечают слишком поздно и некому ее исправить».

 

Как отмечают уже современные историки, ускоренная социально-имущественная поляризация в России размывала все, что поддерживало общественный статус-кво. Дворянская Россия не нашла дороги к России крестьянской. Некий шанс появлялся лишь в том, что за годы войны в офицерский корпус влилось много простолюдинов, когда как аристократия (гвардия в первую очередь) понесла невосполнимые потери. Гибли образованные — передаточное звено между Россией и Западом.

Большая и продолжительная война стала испытанием на крепость российского государственного устройства, на степень солидарности народа, на его способность ставить перед собой реалистические цели. Критически мыслящие русские в 1915 г., когда стало ясно, что война продлится долгие годы, справедливо усмотрели опасность в том, что перед русским народом нет ясной цели. Если от русских мужиков в шинелях требуют жертв, необходимость которых они не понимают, их патриотический порыв обречен. Потеря Польши сделала ощутимыми зачатки социального разложения и национального распада. Армия была еще полна героизма, но веры в победу становилось все меньше. Она ощущала, что ее приносят в неоправданную жертву. За упадком героического воодушевления стала видна грань, за которой наступал упадок духа, пассивная покорность судьбе.

Русские интеллектуалы также предвидели возможность серьезного кризиса. Так, предприниматель А.И. Путилов, член и председатель правлений более 50 акционерных компаний, включая общество Путиловских заводов, в июне 1915 года указал представителям Антанты на неизбежность революционного взрыва. Поводом послужит военная неудача, голод или стачка в Петрограде, мятеж в Москве или дворцовый скандал. Революция будет исключительно разрушительной, ввиду того что образованный класс в России являет собой незначительное меньшинство. Он лишен организации и политического опыта, а главное, не сумел создать надежных связей с народом. Режим настолько зависит от бюрократии, что в тот день, когда ослабнет власть чиновников, распадется русское государство. Парадокс заключается в том, что сигнал к революции дадут буржуазные слои, интеллигенты, кадеты, думая, что спасают Россию. Но от буржуазной революции Россия тотчас же перейдет к революции рабочей, а немного позже к революции крестьянской.

19 июня 1915 г. в Москве собрался съезд Земского союза и Союза городов. Его настроение было достаточно тревожно. Уже на открытии князь Львов вынес приговор правящей олигархии: «Задача, стоящая перед Россией, во много раз превосходит способности нашей бюрократии. После 10 месяцев войны мы еще не мобилизованы». Именно в мобилизации нуждались и фронт, и страна в целом. Следует отметить, что война вызвала небывалое напряжение российской экономики. Военные расходы России, составившие в 1914 г. 1655 млн. руб., в 1915 г. выросли до 8818 млн. руб., а в 1916 г. они достигли 14573 млн. руб.

Если принять экономическое производство 1913 года за сто процентов, то дальнейшее экономическое развитие страны будет выглядеть следующим образом: 1914 – 101, 2%, 1915 – 113,7%, 1916 – 121,5%. Производство машинного оборудования всех типов выросло с 308 млн. рублей в 1913 году до 757 млн. в 1915 году и 978 млн. рублей в 1916 году.

Проантантовские силы в России в самые тяжелые дни отступления русских армий создали широкую политическую коалицию, которую в Думе олицетворял «Прогрессивный блок» — союз основных политических партий ради достижения победы. Царь произвел ряд персональных перемещений. В середине июня 1915 г. военным министром вместо Сухомлинова, в отношении которого было начато уголовное производство, был поставлен инициативный генерал Поливанов. Создаваемые по всей России Военно-промышленные комитеты — их число превысило 220 — явились, по существу, последней попыткой России достичь самодостаточности в условиях первой большой войны индустриального века. 20 июня 1915 г. создано Особое совещание по обороне, которое мобилизует силы русской промышленности и финансов для создания базы производства вооружений на русской земле.

Как отмечают современные исследователи Первой мировой войны, анализируя Кампанию 1915 года, «русская военная мощь не сравнялась с лучшими армиями своего времени — прежде всего с главным врагом — германской армией, что и было продемонстрировано в 1914-1917 гг. Русские полководцы одерживали победы в боях против австрийцев и турок, но на германской линии фронта результат всех кровавых усилий был обескураживающим. Тыл некоторое время работал не только жертвенно, но и слаженно. Однако по мере растущего напряжения сказалась незрелость общественного устройства и несформированность жителей как граждан, равных «прометеевскому человеку» Запада. Это и предвосхитило фатальную слабость России в час ее исторического испытания».

Теперь, когда мы стали умнее на 90 лет, становится понятным, что не 1916 и не 1917, а именно 1915 год был для России не только самым тяжким на полях сражений. Принятые и не принятые тогда решения и состоявшиеся события, строго говоря, предопределили дальнейший ход всего XX века. Тогда и решилось, в каком направлении будет идти Россия - к победе или к революции. Не приняв радикальных изменений в стратегии войны и не решившись на серьезные изменения во внутренней политике, Россия, как мы теперь знаем, избрала в 1915 году путь к революции.

 

Источники: монографии и работы

А.А. Брусилова, А.М. Зайончковского, А.А. Керсновского,

А.И. Уткина, Б. Лиддел-Гарта, различные статьи,

монографии и справочники по Первой мировой войне.



[1] Согласно данным Н.Н. Яковлева, в 1914 г. русская артиллерия израсходовала 2,3 млн. снарядов и на 1 января 1915 г. имела 4,5 млн. снарядов. В 1915 году русская армия располагала примерно 18 млн. снарядов, в том числе на русских заводах было изготовлено свыше 10 млн. 76-мм снарядов и 1,3 млн. снарядов к орудиям среднего калибра, 4,5 млн. являлись остатками 1914 года, 1,2 млн поступило из-за рубежа. При этом за пять месяцев отступления русская армия израсходовала немногим более 4 млн. 76-мм снарядов (см. «1 августа 1914», М. Алгоритм, 2002. с. 180-181, первое издание 1973 г.). По мнению автора, доктора исторических наук, «интригующая загадка» нехватки снарядов в действующей русской армии при их изобилии на тыловых базах заключалась в предательской роли российской торгово-промышленной олигархии и либеральной интеллигенции, в заговорщицкой деятельности масонов.

[2] Согласно изданию «Россия. Хроника основных событий. IX-XX вв» (М. РОССПЭН, 2002, с.322) на май 1916 г. в России было 3,3 млн. беженцев.

[3] Действительные потери русской армии в Первой мировой войне в источниках весьма противоречивы. Так, во втором издании Большой советской энциклопедии (1957 г., т. 50, с 203) общее число ее потерь на 1 февраля 1917 года составляет 6038 тыс. чел, в том числе убитых и умерших от ран 599 тыс., отравленных газами  33 тыс., раненых 2465 тыс., контуженных 102 тыс., без вести пропавших 190 тыс., находящихся в плену 2650 тыс. В издании «Россия. Хроника основных событий. IX-XX вв» (с.344) общее число погибших определено в 1,7 млн. чел. По Б.Ц. Урланису, профессору МГУ, боевые и небоевые безвозвратные потери составляют 2,25 млн.

[4] В англо-французском наступлении участвовало 53 французских и 14 британских дивизий при 5 тыс. орудий. Они выпустили лишь на артподготовку 3 млн. снарядов. За две недели союзники продвинулись на 10-15 км.

[5] На протяжении всей войны русский верховный главнокомандующий имел полномочия лишь на театре военных действий. Остальные войска подчинялись военному министру. В тылу вообще не существовало режима военного положения. Промышленность, транспорт, торговля, пресса функционировали так, словно никакой войны не было вообще.

[6] Моральному разложению тыла и подрыву авторитета верховной власти способствовали инспирированное ставкой осуждение по голословному обвинению в шпионаже жандармского полковника С.Н. Мясоедова, расстрелянного 19 марта через два часа после вынесения приговора, и  обвинение в государственной измене военного министра с 1909 года В.А. Сухомлинова, отставленного в июне. На закрытом заседании Госдумы в июле за это проголосовало 345 депутатов из 375. Обе истории широко обсуждались либеральной прессой, нагнетавшей истерию.

[7] Германская агентура работала не только в русском тылу. По свидетельству В. Шелленберга, руководившего во Вторую мировую войну германской зарубежной разведкой, во время Первой мировой войны агенты германской разведка «организовывали» крупные забастовки американских докеров и грузчиков в атлантических портах США (Вальтер Шелленберг. Мемуары, М. «Прометей», 1991, с. 39).


Реклама:
-