Г. Сидорова
Прививка от привилегий
Очень личная история
Я – дитя привилегий. Как говорили во времена моего детства
– девочка из хорошей семьи. Внучка президента. Конечно, не всея Руси, всего
лишь – РСФСР в составе СССР. Тогда эта должность, которую мой дедушка, Михаил
Алексеевич Яснов, занимал с 1966 года почти 20 лет, называлась по-другому:
председатель Президиума Верховного Совета РСФСР. По номенклатурному статусу она
была ниже союзной, а значит, не политбюрошная, а просто цэковская.
Но внучку статус не волновал, как, по счастью, и моих
родителей. Зато сам дед в человеческом плане для всех нас был эталоном.
Строитель из 20-х, на первую зарплату купивший у букинистов дорогущую книгу по
архитектуре Москвы и всю жизнь потом собиравший свою библиотеку. Инженер,
руководитель строительства московских оборонительных укреплений в Великую
Отечественную, мэр нашего города (председатель Мосгорисполкома) в начале 50-х.
Единственный человек в моей жизни, которого я побаивалась, но безмерно уважала
– строгий, волевой, бескомпромиссный, неудобный для начальства, не предававший
ни друзей, ни убеждений и абсолютно бесстрашный. Помню, его друзья на каком-то
юбилее вспоминали послевоенный эпизод: в дачном поселке неожиданно появился
Василий Сталин и, будучи в подпитии, попытался выяснить отношения с кем-то из
присутствующих с помощью пистолета – дед единственный, не колеблясь, вмешался и
урезонил неуправляемого сына вождя. Человек внешне суровый, он никогда не
повышал голоса, любил и ценил в людях чувство юмора, которое сам демонстрировал
редко, но метко.
Большую часть суток он, как и многие коллеги по партийному
цеху, проводил на работе. И обожал свою семью – последнее я осознала, уже
будучи взрослой: бабушку, маму с братом, а потом и нас, внучек и внуков.
Особенно повезло нам с сестрой – мы были первыми.
Талоны и
панталоны
Конечно, дед пользовался всеми привилегиями своего
номенклатурного статуса, начало которым, по преданию, положил Владимир Ильич: в
1918 году в беседе с рабочей делегацией высказался за дополнительный продовольственный
паек для партийных активистов. Теперь-то я понимаю, что сам дед мало чем
пользовался, потому как был абсолютно неприхотлив, и все отдавал нам. По
талонам мама несколько раз в месяц отоваривалась продуктами в столовой
знаменитого Дома на набережной. Ничего сверхъестественного в нынешнем
понимании. Но сильно отличное от продовольственного ассортимента своего
времени. В общем, и вкусно, и полезно: супчики в судочках, котлетки с пюре,
докторская колбаска, что-нибудь рыбное, хорошие полуфабрикаты. Главное, хоть
время от времени можно было не озадачиваться готовкой.
Перед праздниками, это уже в 70-е, случались походы в
двухсотую секцию ГУМа. Там уже на честно заработанные родителями деньги, а
также выданные дедом маме для нас на подарки, покупались некоторые предметы
одежды и другие заграничные штучки в виде пледов, штор, постельного белья и
т.п. Товаров за один поход можно было купить немного. Ввиду, во-первых,
ограниченности заработанных денег, во-вторых – самих товаров в одни руки. Самым
запомнившимся приобретением из «двухсотки» для меня стало замшевое пальто – хит
сезона, вскоре украденный прямо из помещения комитета комсомола МГИМО.
Еще были летние поездки в Сочи на несколько недель – редко
вместе с дедом, чаще он отправлял туда нас с родителями, за путевки они платили
сами. Вся семья останавливалась на одной из трех госдач – небольшом домике на
территории санатория «Россия», купались с утра до ночи, дружили со спасателями,
местными сочинскими мальчишками, подрабатывавшими на пляже. Взрослые принимали
разные процедуры, а нам с сестрой Иришкой делали массаж и поили кислородным
коктейлем. Ездили на машине с шофером по всем интересным местам Черноморского
побережья – страсть к путешествиям у меня от деда и от мамы.
Особо полезная привилегия – книжная экспедиция. Там
ежемесячно по списку можно было покупать издававшиеся небольшими тиражами
книги.
Бесплатное лечение в то время привилегией не было. Но
бесплатное лечение в Первой поликлинике и Центральной клинической больнице с
лучшей аппаратурой и санаторными условиями, конечно же, было. Цену этим
привилегиям я осознала много позже, когда муж в этой самой больнице, а потом
дома умирал от рака и приходилось вычислять и складывать стоимость койко-дней,
облучения, химии, болеутоляющих и других запредельных по стоимости лекарств,
которые в нашем случае оказались бессильны.
В середине 50-х незадолго до моего рождения мама с папой,
благодаря деду, получили двухкомнатную отдельную квартиру на улице Горького,
прямо напротив Моссовета. Там мы вчетвером и жили до 1978 года – в одной
комнате я с сестрой, в другой мама с папой. Сам же дед в 1964 году переехал в
элитный новый дом на Сивцевом Вражке в четырехкомнатную квартиру вместе с бабушкой,
своей тетей и семьей сына.
Архангельское как
колыбель революции
Самое яркое из «привилегированных воспоминаний» детства,
конечно же, госдача в Архангельском. Каждые выходные мы собирались там вместе –
вся большая семья с дедом во главе за обеденным столом, который тогда казался
просто огромным. Часто приезжал кто-то из родительских друзей или папиной
питерской родни. Много и вкусно ели. Смотрели кино в кинозале; его крутили
сначала в доме отдыха, а потом у нас. Бежали на речку Десну: там была
оборудована купальня, и мы могли прыгать в воду с трехметровой вышки. На пляже,
целомудренно поделенном на мужскую и женскую половину для переодевания и
загорания, проходило общение с другими обитателями Архангельского – детьми и
взрослыми. Не могу сказать, что с кем-то мы особенно дружили. Люди были разные
– приятные и заносчивые, интересные и скучные, добрые и завистливые, – как в
любом замкнутом коллективе. Помню, когда в школе появились друзья, в
Архангельское меня тянуть перестало: как нормальному подростку, хотелось
по-взрослому побыть в собственной компании, подобранной по абсолютно не номенклатурному
признаку.
Но сама дача всегда оставалась неким центром притяжения.
Там царствовал наш семейный дух, несмотря на все временные разлады и
примирения, несмотря на нелепые инвентарные номерки на мебели и казенные белые
чехлы на креслах, аляповатые шторы и ковровые дорожки. Зимой пахло огромной
новогодней елкой, которую привозили прямо из леса, и игрушками из прабабушкиных
сундуков, бабушкиной квашеной капустой, и мочеными яблоками, блинами тети Кати
и пирожками тети Нины, официанток, в разное время помогавших бабушке с
готовкой. Там была комнатка с балкончиком с резным коньком, где мы маленькими
любили ночевать под «страшилки» о черной руке. Старый чулан с массой
интересного и куча закутков, где мы играли в прятки.
С этим домом связано тридцать лет моей жизни. После нас там
уже никто не жил. Это была та самая 15-я дача, которая впоследствии вошла в
историю как место, где мои друзья-гайдаровцы писали документы нового
Российского государства. За тем самым невероятных размеров обеденным столом.
Круг замкнулся. Номенклатурная внучка оказалась в рядах
демократов-ниспровергателей, среди которых, если уж быть точным, попадались
юноши из не самых простых семей. Не буду говорить за других. Но мне, видимо,
просто повезло с родственниками. Во-первых, меня всегда учили мыслить
самостоятельно и отстаивать свое мнение: даже не учили – не мешали. Во-вторых,
абсолютно немыслимым в семье считалось «воспользоваться фамилией». Видимо,
поэтому никому и в голову не приходило «нажать на рычаги» и по дешевке
построить, например, собственную дачу. Денег всегда не хватало, и их, естественно,
не откладывали. Не знаю, что для этого сделали родители, но как-то само собой я
очень рано усвоила две принципиальные вещи: далеко не все имеют то, что мы;
дружат с тобой по-настоящему не за то, кто твой дедушка. Многие мои школьные и
институтские друзья вообще не догадывались о моих родственниках – фамилии-то
разные. Если меня и подбрасывал дедушкин водитель на занятия – что, по правде,
случалось крайне редко, – я соблюдала правила конспирации, прямо как в популярных
тогда фильмах о разведчиках.
Наконец, в-третьих. В середине 80-х я, как и многие мои
коллеги, перестала быть только журналистом-международником, а начала мотаться
по «горячим точкам» огромной всколыхнувшейся страны и писать о том, что считала
важным и нужным. И хотя мы никогда об этом не говорили, я совершенно точно
знаю: дед был моим первым читателем, собирал мои статьи и уважал то, что я
делаю. Для меня это на всю жизнь осталось высшим признанием.
Монетки и
монетизация
Привилегии, с которыми прошла первая половина моей жизни,
по нынешним меркам кому-то покажутся невинными. Но это неправда. Просто мерки
выросли. Для тех, кто в то время перебивался в очередях за колбасой за 2.20 или
метался в поисках лекарств, те привилегии действительно воплощали райскую
жизнь.
Это было знаковым явлением. Особенно в такой бедной стране,
как наша. Не случайно именно с борьбы с привилегиями и коррупцией начались в
России глобальные перемены. Другое дело, что кто-то был в этой борьбе наивным
идеалистом, кто-то въехал на ней в коридоры власти, кто-то вроде меня полагал,
что свобода говорить и писать то, что думаешь, стоит любых привилегий.
Проиграли все: идеалисты стали пессимистами, тех, кто был на коне, потеснили
новые, более резвые наездники, а свобода слова стала почти виртуальной.
Круг замкнулся. Прививку от привилегий, которую мы,
казалось бы, вкололи себе в начале 90-х, перестала действовать слишком быстро.
Страну словно отбросило назад, но уже на новом витке, где одним в очередной раз
обещано все, а у других хотят отнять последнее, прикрыв иностранным словом
«монетизация».
Власти даже не утруждают себя объяснить несовпадение в
цифрах. Как получилось, что недавно затраты на льготы государство оценивало в
180 миллиардов евро, а компенсация за их отмену в бюджете предусматривается в
4,7 миллиарда?
Вместо ответа – затыкание недовольных. Едва по стране
покатился вялый ропот по поводу судьбы льгот, журналистов из пула Белого дома
предупредили: никакой самодеятельности, вся запланированная к публикации
информация должна согласовываться. А от некоторых руководителей изданий без
обиняков потребовали заменить своих и без того лояльных «пуловских» корреспондентов
на еще более лояльных.
Губернаторам, подписавшим «письмо двенадцати», пригрозили
не только лишить кремлевской ласки на выборах, если у кого они грядут, но и
устроить «черный» PR по полной программе. Совету Федерации показали пряник.
Накануне голосования там по «социальному пакету» Госдума в первом чтении
приняла поправки в закон о формировании Совета (он фактически лишает органы
власти региона права отзывать своих сенаторов). Но двинуть его на дальнейшие
чтения пообещали только в случае правильного голосования в СФ по монетизации
льгот. Сенаторы проголосовали правильно.
На днях президент встречался с Патриархом Алексием II,
после того как тот написал ему письмо, где пожурил власти за политику в области
реформирования социальной сферы, мол, «монетизация льгот» – не в традициях
православия. Патриарху тоже было обещано что-то полезное.
Почему
засуетились в кремлевских коридорах?
Да потому, что ропот нарастает. По данным исследования
Левада-центра, если в марте на вопрос, в каком направлении движется сейчас
Россия, 54 процента наших сограждан ответили оптимистично, 33 процента –
пессимистично, то к июлю верх взяли пессимисты. Соотношение выглядело 41 к 46.
То есть 13 процентов россиян пополнили категорию разочарованных.
Как утверждают информированные злые языки, чтобы попасть на
неформальный прием к президенту во время его отдыха в Сочи, некоторые желающие
платили нужным людям из его окружения до 50 тысяч долларов. Хотя если
вдуматься, это не так уж много по сравнению с миллионами «зеленых», в которые
оцениваются «полезные» министерские посты. На фоне таких расценок 200 тысяч
рублей за должность первого секретаря райкома КП Азербайджана по ценам конца
60-х выглядят даже как-то несерьезно – так, монетки какие-то.
Но главное не в масштабах. Привилегии развращают.
Превращают чиновников в послушное орудие власти, делают их зависимыми от нее,
как от наркотика. В результате люди идут на все, лишь бы только с этой властью не
расставаться. По большому счету вся система коррупции завязана на средневековой
возможности карать и раздавать милости по усмотрению государя. Современные
привилегии более изощренные. Это не только «дотации» чиновникам и депутатам.
Это еще и дешевые лицензии для «своих», целые компании, заводы, месторождения,
да и вся страна оптом и в розницу.
«Совершенно секретно» № 9 2004