Н. С. Леонов

 

Ни щита, ни меча

Готовы ли спецслужбы обеспечить безопасность общества

 

В свое время сознание общества интенсивно загружалось доводами о засилье КГБ во всех сферах, о необходимости покончить с этим институтом тоталитаризма. Что и было сделано. Теперь же, в условиях нарастающей опасности терроризма, все больше сетований о слабости российских спецслужб в борьбе со злом, доводов в пользу их укрепления. Мыслями на этот счет делится генерал-лейтенант КГБ, ученый и публицист, депутат Государственной Думы Николай ЛЕОНОВ.

 

Сразу скажу, что сами по себе оргмероприятия по укреплению, усилению консолидации и т. д. спецслужб не могут ни улучшить, ни ухудшить их работу. В основе эффективности спецслужб лежат более фундаментальные причины. Поскольку всю свою жизнь я проработал в разведке и все мои коллеги по профессиональному цеху — это разведчики и контрразведчики, могу твердо сказать, что на первом месте в эффективности спецслужб находится морально-волевой дух их сотрудников. Как ни важен профессионализм, спецслужба, одухотворенная высокими целями и идеалами, всегда сильнее, чем громадная и хорошо оплачиваемая структура, не одухотворенная патриотизмом, готовностью принести себя в жертву, способностью, как поется в песне, не жалеть ни себя, ни врагов. Вспомним историю ЧК в первые годы Гражданской войны. Технически она была оснащена слабо. Ей не хватало профессионализма. Но у нее было то, чего не хватает сегодня, например, нашим спортсменам, — огонь души.

Почему эффективны спецслужбы Израиля? Прежде всего потому, что они воспитаны и действуют в высокопатриотическом духе. Разведка Китая сильна потому, что она движима целью сделать свою страну великой. Этим же отличалась спецслужба и нашей страны до периода загнивания. Благодаря чему в течение полувека мы привлекали на свою сторону людей, даже далеких от социализма, но веривших нам, нашей убежденности в своей правоте.

Сегодня, к великому сожалению, страсти в служении своему Отечеству у чекистов нет. Они неплохо подготовлены профессионально, но в основном это кордебалет. А нужны мастера высокого класса. То, с чем мы столкнулись в Беслане, осознание общенациональной беды в какой-то степени, я надеюсь, всколыхнет чекистов, даст им почувствовать, что дальше так жить нельзя. Ну а пока мы видим то, что есть — деньги превыше всего. Даже совести. А раз выше, то надо ли удивляться коррупции, разъевшей органы? Она достигла масштабов скандальных. Мы, ветераны, сгорали от стыда, узнавая, что целые оперативные группы продались Б. Березовскому. Вместе с ним эти люди выехали за рубеж, и их выпустили! Все это, естественно, деморализующе действует на тех, кто служит. Люди спрашивают: за что, за кого я должен сражаться? За Абрамовича? За Смоленского? За Хаита? За те две сотни миллиардеров, за одно оглашение списка которых человека приговаривают к смерти, как Пола Хлебникова? За какую Родину я должен жертвовать собой?

Президент обещал, что к двухтысячному году будет выработана идеология на базе патриотизма. Прошло пять лет — мы пока идеологии не видим. Народ продолжает оставаться разобщенным. Возьмите недавнюю замену — а в основном-то это отмена! — льгот и привилегий. Хотим мы или нет, но не менее трети людей, задетых этой мерой, — в оппозиции Правительству. Они не считают это Правительство своим, не готовы с ним сотрудничать и не хотят быть заодно с теми, кто их обобрал. Соответственно никто из офицеров не готов положить голову за миллиардеров, многие из которых живут к тому же за границей. А если и в России, то ездят они в бронированных автомобилях, защищены от мира мощной охраной и трехметровыми кирпичными заборами. Им нет дела до народа, до страны, богатства которой они захватили. И даже такие ее беды, как бесланская, — это не их беды. На какой же основе нам с ними объединяться?

Это одна сторона. Другая — в реорганизациях, в раздроблении, которое претерпели органы в начале девяностых годов. Практически это было разрушение безопасности страны. Когда Президент говорит, что она оказалась без защиты как с запада, так и с востока, без границ, то возникает вопрос: а как же политические лидеры в свое время пошли на это? Как не увидели последствий своих шагов? Почему не подумали о том, насколько уязвимым станет наше общество в результате бездумных реорганизаций КГБ?

В одночасье были разорваны производственные связи, разрушена система подготовки кадров, расчленены архивные данные. Единый живой организм госбезопасности был разорван на части, каждая из которых предоставлена самой себе. Как вся страна в результате расчленения потеряла половину своего промышленного потенциала, так и КГБ потерял половину своей боеспособности.

Но этим дело не кончилось. Я помню, как КГБ, членом коллегии которого я был тогда, ставил вопрос о департизации комитета. О том, что он должен стать структурой не партии, а государства. И ее надо было беречь как зеницу ока в силу особой уязвимости России, тем более в период, когда на страну, что называется, все блохи сели. Однако из сугубо политических, точнее,  политиканских соображений в КГБ провели кадровую чистку. Генералов уволили всех. Полковников — почти всех. Сколько стенаний мы слышали о том, что Сталин перед войной расстрелял всех генералов и полковников! Но ведь в начале девяностых годов системе безопасности России урон был нанесен ничуть не меньший. Страна потеряла своих защитников и без расстрелов. Профессиональных, опытных, а главное, веривших, что вся жизнь их отдана служению Отечеству.

На смену им пришли кадры уже в значительной мере иные. С иными мотивами, представлениями о жизненных ценностях. Главным мерилом всего и вся стал рубль. В результате коррупция поразила спецслужбы не меньше, чем остальные сферы нашей жизни. А тысячи офицеров, изгнанные из органов, пошли в услужение к олигархам. Создали им системы безопасности, службы анализа, разведки. А как иначе? Какой иной вариант предложило государство тем, кто преданно ему служил?

В общем, произошла кадровая катастрофа. Но даже к тем кадрам, которые остались в органах, государство относится ужасно. В начале службы оперуполномоченный получает 3—3,5 тысячи рублей. Его коллега на Западе — на порядок больше. И тут наша власть не смогла ничего лучше придумать, как начать “монетизацию” льгот и привилегий не с кого-нибудь, а с офицеров службы безопасности. И грубейшим образом их обмануло. Ведь если инфляция составляет 12 процентов в год, это значит, уже в обозримом будущем оплата льгот сократится до нуля. Нетрудно представить, как это отразилось на моральном состоянии офицеров спецслужб. Позже, когда эксперимент был законодательно распространен на другие категории российских граждан, Думу пришлось ограждать от возмущенных людей ОМОНом.

Иными словами, власть тупо отталкивает от себя тех, на кого она могла и должна бы была опереться.

Теперь о материально-техническом оснащении спецслужб. Когда мы наблюдаем схватки спецназа с бандитами, то с ужасом убеждаемся, насколько защитники права и порядка уступают своим противникам в оснащенности транспортом, связью, в вооружении. Оно практически такое же, как в первые послевоенные годы: те же громоздкие бэтээры, автоматы, ручные гранаты. Ничего нового. У противника же современное снайперское вооружение, великолепная оптика, новейшие средства связи, системы шифрования информации и т. д. Банальный пример: чемоданчик с набором инструментов для сапера у нас в России не выпускается. Мизерное количество таких чемоданчиков по цене тысяча евро за штуку мы закупаем в Германии. И в то же время на заводах БМВ размещены заказы российских министерств и ведомств на 500 автомобилей класса VIP по 120 тысяч евро каждый. О чем же заботится государство? О безопасности? О своих защитниках? Или об удобствах “элиты”, где олигархи и министры сплошь и рядом в одном лице? Трагизм ситуации чувствуют все. Удивительно, что ее не чувствуют люди, облеченные ответственностью за судьбу государства.

Центральный НИИ спецтехники влачит жалкое существование. А ведь когда-то здесь создавались прекрасные образцы оперативной техники. Сегодня же спецслужбы не имеют в своем распоряжении ни новой акустической аппаратуры, ни оптических систем. А возьмем такое средство, как биометка, пользуясь которой, можно за несколько дней получить полную информацию о каждом шаге подозреваемого, о его контактах. Будь в руках спецслужб такое средство, многие преступники, включая Басаева, на свободе бы сегодня не гуляли. Но мы продолжаем жить в мире неведения и безнаказанности.

Как успех спецслужб нам по ТВ демонстрируют бандитов, убитых в ходе операций. Но сколько бы ни было таких “штучных” истреблений террористов, корни терроризма остаются. Вскрыть их может помочь не убитый бандит, а взятый живым. Убитый преступник — это потерянная для следствия информация. Пленный — это сведения о его связях, об организации, вербовке, о мотивах, менталитете. Нам говорят об арабах, о неграх в составе банд, но нам-то важнее понять, что толкает наших соотечественников на такие зверства, как в Беслане, какова психологическая основа явления? Я ставлю вопрос об этом, надеясь, что наши спецназовцы получат наряду с обычными зарядами специальные — нервно-паралитического действия.

Важный вопрос — совершенствование законодательства по борьбе с терроризмом. И покойный Президент Чечни А. Кадыров, и нынешний А. Алханов неоднократно говорили, что в Чечне, где действует тейповая система, люди знают, кто занимается бандитизмом. Ведь бандит действует не в вакууме: он получает кров, пищу, одежду, где-то хранит оружие, боеприпасы. Летом он использует “зеленку”, а где проводит зиму? В чьих теплых домах?

То есть речь должна идти о наказании не за родство с преступником, а за содействие преступлению. В законодательстве любой страны есть статья, согласно которой человек, знающий о готовящемся преступлении, но не уведомляющий об этом власть, является соучастником преступления. У нас же в этом отношении пробел.

Или взять проблему идентификации убитых или задержанных бандитов. Документов при них нет. Родственники от них отказываются. Как быть? Удивительно, но у нас до сих пор не налажена должным образом система идентификации с помощью анализа ДНК, не создан банк данных, хотя это совсем не сложно при современной компьютерной технике. Будь такой банк, мы бы имели более полную информацию не только о преступном мире, но и сократили бы число солдат, погибших в боях, но месяцами остающихся неопознанными, что бросает тень на нашу страну, на уровень ее цивилизованности. Эту проблему не следует путать с проблемой прав человека. Это проблема безопасности страны, ее граждан.

Массовое детоубийство в Беслане — крах мифа, в который еще кто-то верил, о благородных горцах, борющихся за независимость. Этот миф утоплен в детской крови. Ну а вопрос о том, почему он так долго жил на Западе да и у нас в стране, я бы обратил к нашим органам информации. Почему до сих пор нет белой книги о зверствах боевиков? Будь она сегодня, я бы разослал ее в парламенты всех стран и в Европарламент. Читая ее, люди бы убедились, что бандиты терроризируют не только осетин, русских, но и собственный народ. На этот счет мало информации и на самом Северном Кавказе, и в России в целом. Возьмите слова “шахид”, “шахидка”, применяемые в наших СМИ. Шахид, согласно Корану, это воин, погибший в бою, а не убийца невинных людей. Всеми средствами информации надо показать бандитов теми, кто они есть на самом деле.

Просятся и некоторые меры оперативного характера. Кто надевает пояса со взрывчаткой и идет в людные места? Как правило, одинокие, обездоленные  женщины, потерявшие родственников в ходе первой и второй чеченских войн. Это наиболее уязвимый контингент, утративший семейные связи, связи с традиционным укладом, движимый где-то чувством мести, где-то религиозным фанатизмом. Что делать? Если бандиты обрабатывают эту категорию, почему на нее не обратит внимание власть, как местная, так и федеральная? Ведь уже само по себе появление в одиночку чеченской или ингушской женщины в незнакомом людном месте — явление чрезвычайное, однако оно повторяется и в Пятигорске, и в Тушине, и у метро “Рижская”... Неужели эта повторяемость нас ничему не учит? Вспоминаю, как во времена “холодной войны” американцы вычислили, что советская разведка, вербуя агентов, делает ставку на государственных чиновников, испытывающих финансовые трудности. Защитная мера последовала незамедлительно: все те служащие госдепа, ЦРУ, администрации президента, за которыми числились долги — а таких набралось около пяти тысяч, — были взяты под особый контроль спецслужб, каждый был внесен в особую картотеку. Ревнители прав человека на этот счет даже не пикнули. Что же нам мешает вести статистику, столь необходимую для нашей безопасности?

В упрек спецслужбам следует поставить и низкий уровень аналитики. Каждый новый теракт в чем-то повторяет предыдущий. И так в течение десяти лет. Где же осмысление происходящего? Где выводы из ситуаций, почти стандартных?

Наконец, последний вопрос, который я все чаще задаю себе в последнее время: кому происходящее в России выгодно? Официальный Вашингтон уверяет, что он вместе с нами в борьбе с терроризмом. Только вот несколько деталей. Первая — за три года после трагедии 11 сентября ни в США, ни в Англии, вставших во главе агрессии против Ирака, не произошло ни одного теракта. В России же, не пославшей в Ирак ни одного солдата, теракты происходят по нарастающей, словно наша страна — некий громоотвод для террора и террористов.

Далее. В ходе иракских событий берут в заложники кого угодно, включая опять-таки граждан России. Но не американцев, не англичан.

Недавно в прессе было сообщение о том, что 7 тысяч чеченцев подали заявление на получение политического убежища не где-нибудь, а в США. С чего бы?

Почему спецслужбы именно США предоставили катарским властям “данные” об участии наших дипломатов в покушении на Яндарбиева? Даже если бы эти данные были реальными, с какой стати США помогать в выявлении тех, кто устранил террориста?

Почему Закаев свободно представляет правительство Масхадова в Англии? Почему все европейские суды его оправдали?

Почему буквально накануне событий в Беслане главный канал телевидения Грузии был предоставлен для выступления Масхадова?

Как получилось, что под давлением американцев в Панаме 26 августа были досрочно выпущены из тюрьмы четверо кубинских контрреволюционеров, осужденных за подготовку убийства Фиделя Кастро? В свое время эти же люди взорвали самолет с 73 пассажирами, убили несколько кубинских дипломатов, участвовали в покушении на министра иностранных дел Чили Орландо Летельера, неоднократно арестовывались за провоз взрывчатки и наркотиков. И вот они — на свободе. Почему?

Почему в ведущих английских и американских СМИ террористов, убивающих детей, называют “русскими повстанцами”?

Что означает все это, если не потворство терроризму?

На сессии ООН, открывающейся в ближайшее время, должна быть принята резолюция, от имени всего человечества решительно осуждающая терроризм и его пособников и предусматривающая создание международного антитеррористического центра наподобие Интерпола. США и Англия упорно против его создания.

Странная война с терроризмом, не правда ли?

 

РФС № 18 2004