А.Г. Кузьмин

 

«ЕВРАЗИЙСТВО» И «ГЕОПОЛИТИКА»

 

Наверное, трудно найти в нашей истории эпоху, когда бы с таким пренебрежением относились к науке, вообще к знанию. Не последнее место в модном "наукотворчестве" отводится "евразийству" и "геополитике".

Правда, смысл в эти понятия вкладывается разный, и это обстоятельство как раз и есть то сущностное, что характеризует "оккультные науки" - каждый по-своему понимает явление.

Во всяком случае, его различно трактовали почти все участники "круглого стола", материалы которого публиковались в № 2 газеты "День" за 1992 г. Скажем, для С. Бабурина с понятием "евразийство" связывается объективный государственный интерес бывшего СССР, Ш. Султанов[1] рассматривает возможные блоки государств евразийского материка, противостоящие мировому жандарму - США, А. Дугин говорит о "Евразии" от Дублина до Сингапура.

Так же неоднозначно толковался за "столом" и термин "геополитика". Большинство наших участников рассматривали его как обозначение глобальной государственной стратегии в международных отношениях. Иностранные участники и А. Дугин исходили из специфического понятия "геополитика" как некой оккультной науки, возникшей в канун первой мировой войны, когда остро встал вопрос о "переделе мира". Смысл этой "науки" достаточно обстоятельно, но крайне невразумительно представил А. Дугин в серии статей в газете "День". "Евразийство" родилось тоже в рамках именно такой "геополитики". Но территория предполагалась совсем не та, которую выделяет А. Дугин. В этом легко убедиться, познакомившись с перепечаткой статей "евразийцев" в "Нашем современнике".

Пожалуй, массовому читателю трудно воспринять статейный эшелон А. Дугина не только из-за крайне произвольного и чрезмерно изобильного употребления импортно-научной терминологии, часто не совпадающей с ее общепринятым в серьезной социальной науке содержанием, но и потому, что не верится в буквальный смысл написанного. Так, у него святая вроде бы дата 9 мая 1945 года - "победа" в кавычках, с позиции "евразийства" - это поражение. Вершиной же достижений следует считать пакт Молотова-Риббентропа (в тактическом значении которого никто никогда не сомневался). Руководство "третьего рейха" прямо-таки изнывает от любви к России, следуя евразийскому инстинкту, а русский Генштаб и военная разведка пылают ответной страстью к лидерам фашистской Германии, стремясь слиться с ними в едином оккультном ордене, то "евразийском", то "полярном".

В рассуждениях А. Дугина большая нагрузка ложится на противопоставление "крови" и "почвы". При этом он осуждает славянофилов за их якобы приверженность к "крови", поддерживая "почвенников". Но проблема, конечно, не сводится к альтернативе "кровь" или "почва". Уже славянофилам было понятно, что специфика русского (и славянского) этнического характера зависит от форм религии (веры), общежития и хозяйственной деятельности.

Удивляет совершенный разнобой в аргументации и в понимании реальности, отсюда фантастическое соединение несоединимого и расчленение достаточно крепко связанного (скажем, блок НАТО, куда спешат на поклон нынешние российские руководители). Практически полностью игнорируется и реальная история народа. Так, противостоянию германских и славянских племен, по крайней мере, полторы тысячи лет, а политика "Дранг нах Остен" традиционна для германских феодалов со времен Карла Великого. Кстати, нацистские геополитики никогда об этом не забывали. На Востоке Европы несколько тысячелетий противостояли Лес и Степь.

Впрочем, А. Дугин, похоже, не стремится в чем-либо быть точным: противоборствуют у него в простенькой схеме от начала века два оккультных ордена, пронизавших всю планету и поделивших между собой всех сколько-нибудь известных общественно-политических деятелей. Назвать, скажем, нынешних "атлантистов" агентами ЦРУ он не решается ("это надо доказывать!"). Зато обозвать, скажем, Хрущева и Андропова "агентами атлантизма" - доказательств не требуется: оккультные ордена! И вообще ничего не надо доказывать: бери с потолка.

Как было сказано, исконные "евразийцы" имели в виду иную "Евразию", нежели А. Дугин. Западную Европу в этот континент они не включали. Исключались даже славянские страны, хотя вопрос о Болгарии и Сербии и оставался на доследование. Их салонные разговоры и домашние публикации приходятся на то время, что и выступление геополитиков. Усвоили "евразийцы" и методологию "геополитиков": излагать, ничего не доказывая, следуя своим озарениям.

На эту особенность методологии "евразийцев" по совершенно другому поводу указал видный русский славист А. М. Селищев. Он откликнулся на статью главного "евразийца", филолога Н. С. Трубецкого, посвященную диалектному членению древнерусского языка. "Я должен заявить, - решительно возразил Селищев, - что ни одно из положений Трубецкого не соответствует реальным данным, которыми располагает лингвистическая наука. Он оперирует главным образом с "языковой системой"... Но такое отношение к "языковой системе", какое обнаруживает в своей работе Трубецкой, неприемлемо и ведет к отрицательным результатам. Следует сперва восстановить эту систему, а потом уже исходить из нее" (Избранные труды, М., 1968, с.32. Написано в 1929 г.).

Тем же оккультным путем Трубецкой и его коллеги создавали концепцию "евразийства". В предположительную систему различных культурно-психологических типов втискиваются разные народы, ничего общего между собой не имеющие. Совершенно произвольно Трубецкой конструирует в Азии некий "туранский психологический тип", включающий народы, даже и не соприкасавшиеся друг с другом (скажем, угрофины и маньчжуры). Не более уважительно обращаются "евразийцы" и с историческим материалом, в том числе хорошо известным по школьным и гимназическим учебникам.

Узловое звено в концепции "евразийцев" - держава Чингис-хана. Именно с ней связывается обнаружение "особого материка" - Евразии. Если германские геополитики твердо стояли на почве пангерманизма, рассматривая Восток как сферу экспансии, то русские эмигранты "евразийцы" искали на Востоке противовес Европе и находили его в Монгольской державе. Собственно славяно-русская история их не интересовала, не существовал для них вопрос о православии, его роли. Домонгольский период мыслился как исторически бесперспективный. Уже поэтому монгольское завоевание воспринималось как благо.

Своеобразной реабилитации монгольских завоевателей служили и материалы полемики, развернувшейся во второй половине XIX века по вопросу о последствиях нашествия для Киева и Киевской земли. Историк М. П. Погодин, лингвисты И. И. Срезневский, А. И. Соболевский и некоторые другие настаивали на том, что Киев домонгольской поры был по языку ближе к великорусскому, а не малорусскому диалекту. М. А. Максимович, М. С. Грушевский и некоторые другие украинские историки и филологи оспаривали это заключение. Первые исходили из того, что нашествие "смыло" первоначальное население из Киевского Поднепровья и позднее туда спустилось новое население из предгорья Карпат. Вторые стремились доказать, что ни город, ни земли не понесли серьезного ущерба (!?) и, следовательно, на Киевщине все время жило одно и то же население. Ради этого вывода потребовался пересмотр и самого отношения к монгольскому нашествию и ордынскому игу.

В прошлом веке привлекались в основном лишь письменные источники. В них есть разногласия и противоречия, но картина разорения предстает все-таки ужасающей. Даже шесть лет спустя после взятия Киева, в 1246 г. проезжавший здесь Плано Карпини видел вдоль дорог бесчисленные останки убитых, которых некому было захоронить, а от многолюдного некогда города осталось не более двухсот домов. Археологические материалы полностью подтверждают эту картину. Факты эти широко известны. Поэтому и выглядят кощунственно современные писания евразийского толка.

Сейчас становится все больше материала для сравнения: города и их население до и после нашествия. Известный киевский археолог и историк П. П. Толочко население Южной Руси в домонгольский период оценивает в 6 млн. человек, предполагая примерно такую же численность и для остальной Руси. Видимо, в северной части (менее исследованной с этой точки зрения) она была выше: дело в том, что в северных городах, защищенных от набегов степняков лесами, укрепления обычно занимали значительно меньшую территорию, нежели на юге, тогда как открытые посады во много раз превышали укрепленную часть. Как бы то ни было, население Руси было выше его численности в конце XVII века (пять столетий спустя!), когда оно составит 11 миллионов.

Самое резкое падение приходится, конечно, на годы завоеваний. Южная Русь практически полностью была разорена, и на долгое время некогда цветущие районы окажутся "диким полем". В руинах, не восстанавливаясь, лежали и многие города северной части Руси. А грабительская дань не позволяла не только возродиться, но и воспроизводиться. "У кого денег нет - у того дитя возьмет, у кого дитя нет - у того жену возьмет, у кого жены нет - сам головой пойдет". К сожалению, здесь нет никакого преувеличения: два с лишним столетия татаро-монголы грабили Русь и истребляли ее население.

И можно только удивляться, как весь этот оккультный евразийский вздор заглатывается теми, кто считает себя русскими патриотами. Поистине надо довести людей до сомнамбулического состояния, чтобы упиваться бедами и страданиями своего народа (или все-таки не своего?)...

 

Русский Вестник, № 27, 1992