М. Соколов

 

Как случаются триумфы либерализма

 

Герметичность либертарианского учения, проводящая его скорее по разряду хилиастических сект, нежели социально-экономических теорий, имеет то следствие, что наблюдатели, не состоящие в общине чистых, игнорируют любые суждения, исходящие от либертарианцев, - вероятно, исходя из принципа "Да тут с вами, отцы, в хлыстовщину попадешь, а потому не буду я вас вообще слушать". Между тем и терпентин на что-нибудь сгодится. Кроме изложения идеальных и универсальных принципов свободы либертарианцы в качестве положительного практического примера называют некоторые страны, где эти принципы в той или иной мере оказались реализованы, и это принесло им счастье и процветание.

Степень обретенного счастья можно оценивать по-разному, но сам список представляет несомненную ценность. Принципы-то универсальные, но восприимчивость к ним далеко не универсальна, а список позволяет понять, благодаря каким предпосылкам в одних странах оказывается возможным производить сильную дерегуляцию, а в других это не получается.

Если говорить о социально-экономических предпосылках, то есть страны вроде Китая, где социальный сектор по причине своей ничтожности изначально не был тяжким бременем для экономики. Подавляющая часть китайцев собесом сроду (со времен Цинь-Ши Хуанди, если не раньше) не была охвачена, что облегчало дело экономической свободы. Начнись либертарианские преобразования в СССР 6 марта 1953 года, когда собес, ЖКХ etc. были на уровне послемаоистского Китая, то есть ни на каком, успех, возможно, был бы не меньшим, однако с тех пор Маленков, Хрущев и Брежнев создали убогое, но хоть какое-то социальное государство, и китайской предпосылки успеха для нас более не существует.

Сюда примыкают те случаи, когда собес прежде был, но вследствие разрухи, инфляции etc. произошел такой сильный упадок социальной сферы, что ее, считай, больше и нет. Казахстанское чудо немало обязано сильнейшей постсоветской деградации. Чем кончатся реформы К. А. Бендукидзе в Грузии, мы пока знать не можем, но поскольку там все, что могло умереть, уже умерло и размер пенсии составляет 10 лари (5 долларов), возможно, грузинское либертарианство и состоится, ибо мертвому пожар не страшен, и легче резать без наркоза, когда и так уже все отрезано.

Кроме социально-экономических потребны, конечно, и предпосылки политические, заставляющие нацию смириться с горьким лекарством. Чаще всего в качестве такой предпосылки выступает режим, чуждый всякой мягкости и сентиментальности. Назарбаевский Казахстан, может быть, и является оазисом экономической свободы, но уж никак не политической. К народному Китаю это относится в еще большей степени, а слушая рассказы про пенсионную реформу, проведенную в Чили Хосе Пинейро, вряд ли можно полностью отстраняться от воспоминаний насчет стадиона в Сантьяго. После того как чилийцам в самой убедительной форме было показано, что "здесь вам не тут", готовности признать за реформой большие достоинства (или, по крайней мере, смириться с ней) значительно прибавилось. Для сравнения см. куда более скромную французскую пенсионную реформу. Ширак и премьер его Раффарен не использовали Стад-де-Франс по пиночетовской методе, и реформа буксует отчаянно.

Впрочем, бывают куда более вегетарианские предпосылки. Попавший в либертарианские святцы эстонский премьер Март Лаар дерегулировал хозяйство без всякого насилия, используя консолидирующую национальную идею "В Европу! В Европу!". Мечта о возвращении на Запад была эстонским национальным мифом на протяжении полувека, а идея, овладевшая массами, может горы своротить.

Наконец, есть новозеландский опыт, вероятно, особо симпатичный либертарианцам, поскольку он был в наибольшей степени основан на рациональном политическом консенсусе. Когда социальная справедливость дошла до уровня, удушающего на корню всякую хозяйственную инициативу, новозеландские политики достигли согласия по ряду дерегулирующих мер, договорившись не делать их предметом предвыборной дискуссии, то есть учинив программу национального единства. В небольших (когда, как в деревне, все друг друга знают) странах западной цивилизации такое иногда бывает.

Особенность же наших нынешних обстоятельств в том, что ни одной из вышеперечисленных предпосылок у нас не наблюдается. При всей убогости социальной сферы даже и после разворовывания там остается нечто большее, чем грузинские 10 лари, и сказать, что мертвому пожар не страшен, никак невозможно - страшен, и весьма. Ярые оппозиционеры могут сколько угодно именовать В. В. Путина кровавым извергом, однако при сколь-нибудь охлажденном взгляде очевидно, что по силе устрашения режиму очень далеко не то что до пиночетовского, но даже и до назарбаевского. Национальный миф, могущий побудить к затягиванию поясов ради достижения заветной цели, отсутствует. Удвоение ВВП - что в абсолютных цифрах, что на душу населения - вещь полезная, но в качестве духоподъемной идеи, ведущей нацию per aspera ad astra, вряд ли пригодная. О живительной силе, исходящей от управляемой реакции и михалковского гимна, никто уже не говорит, тем более что советские декорации малоудобны в качестве основания для ультралиберального дерегулирования. Рациональное согласие в новозеландском духе предполагает наличие различных политических сил, которые между собой соглашаются. В случае, когда в стране реально есть только один политик, он может, конечно, вступить сам с собой в согласие, но вряд ли это будет действенной предпосылкой для непростых мероприятий.

Теоретически говоря, список условий для успеха является открытым, можно еще чего-нибудь придумать и пополнить святцы российским примером, но практически пока ничего не придумывается - кроме той идеи, что святцы нам не указ и будем дерегулировать без всяких предпосылок успеха. Впрочем, "кривая вывезет" - это тоже дерегулирующая идея, тем более что других все равно нет.

 


Реклама:
-