А. Чадаев
Да вы не понимаете! — убеждало начальство напуганных
либералов. Всё под контролем, всё так и должно быть… Вы же помните, как
приходилось буквально протаскивать через Госдуму ваши антинародные реформы при
Ельцине! А зато теперь мы закрутим все винтики и будем спокойно делать столько
антинародных и непопулярных реформ, сколько никакому Гайдару не снилось! — И
либералы верили.
Я не сильно утрирую. «Если вы будете проводить честные
выборы, то получите абсолютно неуправляемую страну,» — это фраза, некогда в лоб
сказанная Сурковым Надеждину. То же самое на все лады сообщали
правительственные либералы своим неправительственным коллегам: так надо, иначе
просто не выйдет. В ответ Гайдар со товарищи вяло камлали на тему о том, что,
мол, никакого либерализма без демократии не бывает. Ясное дело, им никто
никогда не верил — бывает, и ещё как. «Сами знаете».
И вот оно, наконец, свершилось. Полный и абсолютный
контроль над всеми ветвями и самим деревом власти, маргинализация политического
и абсолютное равнодушие всех ко всему — самое время браться, наконец, за
долгожданные антинародные реформы. Долго шли к этому, очень долго — местами
даже настолько увлеклись укрощением, что начали порой подзабывать: укрощение
оное надо понимать как средство, а не как цель; цель же — антинародные реформы,
и ничто другое. Спасибо, президент никогда не давал насовсем об этом забыть —
всё время сообщал, ради чего укрощают: «удвоение ВВП», «борьба с бедностью», и
даже — «догнать и перегнать Португалию».
И ура — таки взялись. На повестке самая первая антинародная
реформа, уже благополучно проштампованная в первом чтении — «монетизация
льгот». Начальству явно так хотелось поскорее сделать, наконец, что-нибудь
такое либеральное и по возможности максимально антинародное, что всех, кто
попытался было развернуть хоть какую-то дискуссию, в привычной манере
прихлопнули тапком и принялись вершить, популярно объясняя суть свершений
средствами телевизионной кампанейщины. Недобитые остатки прогрессивно-либеральной
общественности, в свою очередь, повели себя как тот старый армейский конь, услышавший
боевой гимн — и, сразу простив власти всё, ринулись защищать чаемую монетизацию
от уклонистов и отщепенцев. Под раздачу попал даже министр Зурабов, вздумавший
порассуждать на предмет того, что льготникам неплохо бы предоставить
возможность выбора между натуральными льготами и их денежным эквивалентом: тут
же оказался на четвёртой полосе «Ведомостей» в роли схизматика и коррупционера.
Немногочисленные оппоненты монетизации, впрочем, тоже
оказались не на высоте: они в основном привычно ныли о «закате социального
государства». И почти никто не удосужился проанализировать упомянутую реформу
не на предмет её экономической или даже социальной эффективности, а с точки
зрения политического смысла и политических последствий.
Собственно говоря, если анализировать реформу с
экономической точки зрения, то возразить против неё практически нечего. Да,
действительно, бесплатность — это всегда иллюзия, в том смысле, что за
бесплатные блага для одного всегда платит кто-то другой. В ситуации, когда
единственным источником большинства благ было государство[1],
льготы работали нормально — в том смысле, что само государство закладывало
«льготные» издержки в свои «бизнес-планы» и, тем самым, оплачивало льготы из
своего бюджета. Сейчас же, когда экономических субъектов чуть ли не больше, чем
людей, пытаться понять, кто кому и за что должен в случае отправления
«натуральных» льгот — дело практически безнадёжное. Гораздо проще вручить
льготникам деньги непосредственно на руки и дать им возможность самим ими
распоряжаться.
С социальной эффективностью чуть сложнее — но тоже, в
общем, понятно. Прижимистые пенсионеры в массе своей ни на какой транспорт,
конечно, получаемые деньги тратить не будут — а будут либо меньше ездить, либо
по-старому ездить бесплатно, закатывая скандалы в автобусах, либо ещё
как-нибудь. Благо, с учётом столь обширных и разнообразных экономических
условий нашей страны точно рассчитать необходимое для покрытия той или иной
льготы количество денег невозможно в принципе, и количество получаемых денег
всегда будет в той или иной степени отфонарным. Но ясно, в частности, что для
сельских льготников монетизация будет реальным благом — вместо «городских»
натуральных благ, которых никто в глаза не видел, люди получат живые деньги.
Для городских — да, скорее проблемой, но это во всех случаях будет зависеть от
индивидуальных предпочтений каждого льготника. Как бы там ни было, в общем
балансе социальная эффективность может вылезти даже повыше нуля.
А вот политические последствия этой реформы, особенно
долгосрочные, могут оказаться вполне катастрофическими.
О чём идёт речь? Дело в том, что, говоря о льготах, все
почему-то упускают из вида те задачи, на которые они направлены, вообще смысл
льгот как таковых. Льгота как одна из форм привилегий — это не столько
экономический механизм, сколько механизм социальной стратификации, влияющий на
расстановку общественных статусов. Проще говоря, когда уважаемому человеку
предоставляется право на бесплатный проезд в общественном транспорте, то
делается это, в идеале, не потому, что у него нет денег на билетик, а для того,
чтобы институализировать, облечь в зримые формы уважение общества. Этот закон
недавно ярко проиллюстрировали чешские пивовары, обещавшие небедному человеку,
тренеру своей футбольной сборной, до конца дней наливать пиво бесплатно в
случае победы на Евро — увы, у Брюкнера ничего не получилось.
Место в социальной иерархии — это вещь, с деньгами по
большому счёту практически не связанная. Советский интеллигент мог зарабатывать
в разы меньше, чем грузчик или продавщица в магазине, но никому бы даже и в
голову не пришло поставить их на одну ступеньку социальной лестницы.
Новорусское быдло, приезжающее со своими миллионами в Европу, воспринимается
даже рядовыми европейцами именно как быдло, безотносительно к толщине кошелька
(см. известную историю с Куршавелем). Американский военный офицер может иметь
денег не в пример меньше, чем, скажем, хозяин пиццерии — но в глазах
американцев он будет несравненно более уважаемым человеком.
Проще говоря, социальный статус — это вещь, которая «дороже
денег», и уже поэтому в деньги почти не конвертируемая. Впрочем, в истории
существовало немало политических систем, в которых главным мерилом этого самого
статуса были именно деньги, однако ни одна из них не имела сколько-нибудь
серьёзной государственности. Ибо одно из обязательных условий государственного
строительства — приоритет параллельной иерархии статусов, не определяемых через
собственность. «Дворянин» может быть в сотни раз беднее «купца», но даже в этом
случае именно «купец» должен первым снимать шляпу и кланяться при встрече.
Что же происходит в результате перевода льгот и привилегий
в денежный эквивалент? Мало того, что разрушается их реальный смысл, т.е. в
сознании людей они девальвируются до тех сумм, в которые их оценил. Но, кроме
этого, происходит ещё и девальвация власти, обесценивание функций суверена.
Власть этим решением фактически расписывается в отказе от своей важнейшей роли
— от права влиять на иерархию социальных статусов, «возводить во дворянство» —
целиком отдавая это право на откуп «невидимой руке» и лишь слегка поддерживая
тех, кого оно считает нужным поддержать, в конкуренции за статусы, определяемые
через доход.
Парадокс — «вертикаль власти», оказывается, строилась ради
торжества либерал-анархизма. Причём специфического: когда сокращение госфункций
начинается не с «лишних», а с «основных». Беда, однако, в том, что заметить это
некому: либеральные догматики воспринимают как благо практически любое сокращение
функций государства, безотносительно к содержанию функции, и уловить разницы не
в состоянии. Однако власть не перестаёт рулить экономикой и оказывать услуги
населению — наоборот, она всё более становится мегакорпорацией, самой крупной
из имеющихся на рынке, и активно закрепляет свой монопольный статус. Нетрудно
понять, насколько взрывоопасной становится ситуация, когда власть занимается
чем угодно, кроме своих прямых функций — это, пожалуй, гораздо хуже «чистой»
анархии. Собственно, ответ на вопрос о том, откуда берутся феномены вроде
«оборотней в погонах» — именно здесь.
www.apn.ru
июль 2004
[1] Редакция «Золотого льва», демонстрируя дурной характер, в очередной раз должна уточнить, что в данном случае автор имеет в виду не «государство», как таковое, а «государственную власть».