Г.И. Ханин,

доктор экономических наук

 

Вперед, к авторитаризму?

 

В очередной раз Россия оказалась в состоянии экономической отсталости. Это следует из сравнения душевого производства валового внутреннего продукта (ВВП) в различных странах. СССР входил в группу развитых стран, хотя занимал в ней последние места. В 1990-е годы Россия в связи с огромным спадом производства резко опустилась по этому показателю на 50—60-е место в мире, покинув группу развитых стран, в которую в настоящее время входит примерно 30—35 стран мира с душевым доходом, превышающим 10000 долларов США. После 1999 года российская экономика развивается довольно быстро, но этот рост нельзя считать устойчивым, так как обеспечивается он преимущественно благодаря высоким мировым ценам на нефть и большим резервам производственных мощностей и рабочей силы, образовавшимся в результате спада первой половины 90-х годов. Разрушение производственного, интеллектуального и человеческого потенциала в 90-е годы оказалось таким глубоким, что при ухудшении внешних условий экономического развития рост может легко смениться новым спадом, в лучшем случае — длительным застоем.

Россия трижды в своей истории оказывалась в аналогичной ситуации: в конце XVII века, в середине XIX века и в конце 20-х годов XX века. Изучение того, как страна пыталась выйти из состояния экономической отсталости в эти периоды, представляется поэтому крайне актуальным.

 

Итоги Петровских реформ

 

Первые более или менее достоверные оценки душевого ВВП России и других крупных стран мира (а их было тогда совсем немного) на конец XVII века появились у нас в печати недавно — в середине 1990-х годов. Как следует из примерных расчетов крупного специалиста по проблемам экономического роста в мире В. А. Мельянцева, тогда по душевому ВВП Россия отставала от Запада в 1,5—2 раза, Китая и Индии — в 1,5 раза. Сильно отставала Россия от этих стран и регионов и по другим социально-экономическим показателям: грамотности, уровню урбанизации, урожайности сельскохозяйственных культур1. Заметим, что разрыв по нынешним временам не такой уж большой, но тогда абсолютные уровни душевого ВВП были настолько малы, а дифференциация в доходах между различными группами населения настолько велика, что даже такой разрыв создавал огромные проблемы для населения отставших стран, сильно сказывался на их военном могуществе и политическом влиянии.

Понимание, что Россия отстает от Запада в экономическом, культурном, военном и бытовом отношении, возникло еще в XVII веке, но робкие попытки выйти из этого отставания, предпринимавшиеся во второй половине XVII века, мало что дали. Впервые серьезную попытку вырваться из экономической отсталости предпринял Петр I. Удалось ли ему это? Ретроспективная макроэкономическая статистика для петровского периода отсутствует. Можно только весьма приблизительно представить развитие российской экономики за весь XVIII век, в течение которого петровские преобразования, несмотря на отступления, постепенно проникали в российское общество.

Если верить западным ученым, российская экономика в XVIII веке развивалась быстрее западной. Так, по оценкам английского экономиста Блэквелла душевой ВВП России увеличивался на 0,3% в год, что было заметно больше, чем аналогичный рост в Западной Европе в тот же период. В то же время В. А. Мельянцев утверждает, что, по его расчетам рост составлял, всего лишь 0,1% в год.. Правда, приводимый Мельянцевым расчет слишком груб, чтобы можно было безоговорочно с ним согласиться. У западных ученых в такого рода расчетах накоплен очень большой опыт. К тому же несколько косвенных, но существенных фактов экономической и политической жизни России в XVIII веке склоняют к тому, чтобы все же прислушаться к оценкам Блэквелла. Опираясь на данные, приведенные академиком С. Г. Струмилиным в книге «История черной металлургии СССР», я исчислил внутреннее потребление чугуна в Англии и России в XVIII веке и долю внутреннего потребления России по отношению к Англии в расчете на душу населения. (Нет нужды доказывать, что чугун и сталь уже тогда являлись индикаторами экономического развития, поскольку железо использовалось во многих отраслях экономики и в быту.) Так вот, эта доля в 1720 году составляла менее 12%, в 1750-м — 24%, а в 1800-м (уже после того, как началось отставание российской черной металлургии от английской по причине использования кокса вместо леса в выплавке чугуна) — 32%. Таким образом, за весь XVIII век доля России увеличилась почти в 3 раза. Это ли не ликвидация экономического отставания? Экспорт Великобритании с 1720 по 1800 год вырос примерно в 5 раз, а России за несколько меньший период (в серебряных рублях) — в 10 раз4. Стоит обратить внимание, что сравнение ведется не просто с Западом, а с наиболее развитой страной Запада в XVIII веке. Достаточно убедительным доказательством экономических успехов России в ту пору явилась ее победа над наполеоновской Францией в Отечественной войне 1812 года, невозможная при слабой экономике.

С началом промышленной революции, в которую крепостническая Россия вступила с большим опозданием и огромным отрывом в области образования и сельского хозяйства, экономическое отставание от Запада снова стало усиливаться. Драматическим свидетельством этого оказалось поражение в Крымской войне.

Отмена крепостного права и другие экономические и общественные реформы 1860-х годов открыли путь к развитию капитализма в России. Появилась надежда, что на путях рыночной экономики и постепенной демократизации Россия сумеет преодолеть экономическую отсталость.

 

Миф предвоенного расцвета

 

Насколько оправдалась эта надежда? Еще недавно у нас много писали об экономических успехах России после отмены крепостного права, особенно в предвоенный период. Могло создаться впечатление, что поставленная цель — преодоление экономической отсталости — постепенно достигалась. Сухая и скучная статистика этого не подтверждает. Хотя по сравнению с предреформенным периодом ускорение экономического развития действительно произошло, но Запад развивался быстрее. Отношение душевого ВВП России к среднеевропейскому уровню в 1910 году, по расчетам бельгийского экономиста Бэрока, оказалось точно таким же (57%), как и в 1860 году.. По сравнению с США разрыв значительно увеличился и только по сравнению с крупнейшими странами Азии — уменьшился6.

Ну а как же рост в 1908—1913 годах, столь часто восхваляемый? Экономистам хорошо известно, что судить о возможностях рыночной экономики нужно не по годам подъема, а по всему экономическому циклу. С конца предыдущего подъема, закончившегося в 1900 году, доля России в производстве важнейших видов продукции тяжелой промышленности по отношению к ведущим странам мира в 1913 году сократилась. По душевому ВВП, если верить расчетам Мэддисона, Россия несколько опережала рост в Западной Европе и Японии (соответственно 22, 19,7 и 12), но значительно отставала от совокупного роста ВВП США, Канады, Австралии, Новой Зеландии. По расчетам Мельянцева, темпы роста российского ВВП в 1900 — 1913 годах были ниже, чем в 1885—1900, и, что еще более важно, в этот период заметно снизились среднегодовые темпы роста производительности труда, душевого ВВП, а также доля интенсивных факторов в росте ВВП, составившая совершенно ничтожную величину в 12—13 %.

В прошлом году в США вышла книга Р. Аллена «От фермы до фабрики», которая стала сенсацией в научном мире. Автор анализирует результаты развития российской экономики в конце XIX — начале XX века, в том числе и экономический бум перед Первой мировой войной. На основе тщательного анализа он приходит к выводу, что этот бум носил преимущественно конъюнктурный характер, связанный с ростом цен на зерно, и не имел никаких шансов в последующем, когда цены на зерно начали снижаться и Россию должна была ожидать судьба Аргентины (тоже специализировавшаяся на экспорте зерна, в 1930-е годы она начала скользить вниз) или, хуже того, Индии. Общий вывод автора таков: дореволюционная Россия в ее тогдашнем общественном состоянии не способна была преодолеть экономическую отсталость от Запада. Замечу, что вывод о конъюнктурном характере российского экономического роста перед Первой мировой войной задолго до Ричарда Аллена сделал выдающийся историк российской экономики П. И. Лященко в своем знаменитом учебнике «История народного хозяйства СССР».

Все это подтверждает правоту слов  Мельянцева, что «несмотря на некоторый прогресс в осуществлении модернизации, Россия в предреволюционный период так и не смогла начать процесс догоняющего развития по отношению к Западу».

Глубокую экономическую отсталость России выявила Первая мировая война. Страна не выдержала бремени и надломилась как экономически, так и социально-политически. Вместе с тем Первая мировая и Гражданская войны, политика военного коммунизма нанесли огромный ущерб экономике, поставив ее на грань полного краха.

 

«Советское экономическое чудо»

 

Нэп создал предпосылки для экономического восстановления, и Россия действительно вернула довоенный уровень примерно к 1928 году. На этом основании во многих публикациях 1990-х годов делался вывод об исключительных экономических возможностях нэпа, которые были погублены отказом от него в конце 1920-х годов.

Но если нэп был так хорош, почему же он закончился так плохо? Разгадка, как это часто имеет место в российской экономике, кроется в недостоверной статистике. Производственные фонды (что повторялось и впоследствии) были оценены значительно дешевле их реальной стоимости, и это обстоятельство имело серьезные последствия для оценки всего экономического положения страны. Не вдаваясь в статистические детали, которые любознательный читатель может найти в другой моей статье, скажу: при реальной оценке фондов оказалось, что рентабельность экономики была ничтожной, равно как и размеры роста производственных фондов. Пригодный для восстановления довоенного уровня экономики благодаря лучшему использованию имеющихся ресурсов, нэп был неспособен (вследствие низкой эффективности экономики по сравнению с дореволюционной и отсутствия притока иностранного капитала) обеспечивать существенный прирост капитала, наращивать его. К такому же выводу приходит и Аллен, посвятивший основную часть своей книги доказательству преимущества выбранной в конце 20-х годов стратегии экономического роста по сравнению с другими возможными стратегиями: нэповской и капиталистической.

Как и в эпоху Петра I, выход из экономической отсталости был найден с помощью мобилизации всех ресурсов страны в целях скорейшего создания тяжелой промышленности и других отраслей, обеспечивающих успешное экономическое развитие (образование, здравоохранение, наука, геология и т. д.).

Модернизация долгое время шла за счет уровня жизни, демократических прав и свобод населения. Как справедливо оценивал сталинский период Лев Копелев, это был «рабовладельческий период первоначального социалистического накопления». Только после создания предпосылок успешного долгосрочного экономического развития и мощного оборонного комплекса стало возможным повышать уровень жизни населения, который с начала 50-х до начала 80-х годов возрос в несколько раз.

В 1930—1950-е годы развитие советской экономики шло намного быстрее, чем в большинстве развитых стран мира, в том числе и странах, переживших «экономическое чудо». Вполне правомерно поэтому, особенно для 1940—1950-х годов, говорить о «советском экономическом чуде».

В результате осуществления ускоренной модернизации СССР к началу 1960-х годов резко повысил свой удельный вес в мировой экономике и стал второй державой в мире по объему ВВП и военному могуществу, страной с мощным научно-образовательным комплексом. По ряду показателей уровня жизни населения он занимал вполне достойное место среди других развитых государств (продолжительность жизни, уровень калорийности питания, уровень образования и медицинского обслуживания), но в то же время продолжал значительно отставать по другим.

 

Очередная авантюра?

 

В 1960—1980-е годы СССР стал терять достигнутые позиции. В 90-е годы отставание от других стран сильно увеличилось. В то время как почти все страны мира наращивали объем производства, в России он сокращался. До сих пор страна не достигла даже уровня 1990 года — ни по абсолютному, ни по душевому объему ВВП. Многие отрасли экономики, которые определяют условия дальнейшего развития, оказались в глубочайшем кризисе: инвестиционный сектор, научно-образовательный комплекс, здравоохранение, геологоразведка, проектное дело. В сущности, Россия оказалась сегодня в таком же положении, как в конце XVII века или в конце 20-х годов XX века.

Попытки выйти из отставания на путях возникшей рыночной экономики и демократических институтов (пусть весьма несовершенных и во многом фальшивых) дают ограниченные результаты. Тот подъем, который переживает российская экономика в последние пять лет, носит восстановительный характер, как и подъем периода нэпа. Как только будет достигнут максимально возможный уровень использования имеющихся ресурсов, он прекратится. Существующие высокие цены на нефть также не могут удерживаться бесконечно.

Реконструктивный период, связанный с наращиванием производственного потенциала на новой технической базе, всегда порождает множество сложных проблем. И нынешняя наша экономика не в состоянии их решить. Вспомним хотя бы многолетние разговоры о возрождении некогда мощнейшей у нас авиационной промышленности, которые так и остались разговорами ввиду принципиально нового характера проблем. Справедливости ради отмечу, что нам все-таки удалось решить отнюдь не простую в техническом и финансовом отношении задачу в области телекоммуникаций: создать систему мобильной связи, электронной почты и интернета, — правда, с иностранной помощью.

Общий вывод из сказанного довольно печален: задачу преодоления экономической отсталости в России успешно решали авторитарные режимы, а вот более демократические, как правило, утрачивали достигнутые ранее позиции в экономике.

Вполне естественно, что мысли соотечественников обращаются к удачным примерам преодоления экономической отсталости в прошлом — при Петре I и Сталине. Несколько лет назад в малотиражной коммунистической «Экономической газете» была опубликована статья физика из Академгородка Алабужева под заголовком «России нужна сверхзадача». Автор доказывал, что русский народ готов идти на любые жертвы для преодоления своей отсталости и укрепления страны, а потому надо поставить перед ним задачу скорейшего внедрения в производство огромной массы имеющихся у российских ученых и инженеров научно-технических идей и создания новых отраслей промышленности, идея при этом на временное снижение уровня жизни населения. Аналогичные мысли в ряде весьма ярко написанных книг развивает журналист Максим Калашников. Везде у него присутствует идея нового русского чуда на основе использования научных достижений России. И она завораживает читателей, особенно молодежь. А вот мнение уважаемого историка и экономиста Анатолия Уткина: он утверждает, что «прочным фактом современной жизни является то, что от балтийских шхер до Берингова пролива новая-старая Россия с удивительной силой тихо, но прочно таит глубинное несогласие с предрекаемой второстепенной судьбой». Рассматривая сценарий конфронтации с Западом в ответ на ущемление им интересов России на международной арене, Уткин пишет, что «он предполагает мобилизацию ресурсов с целью сорвать строительство очередного санитарного кордона. Стране не привыкать к очередной мобилизации — это почти естественное состояние России на протяжении почти столетия. Потребуется автаркия, подчеркнутая внутренняя дисциплина, плановая (по крайней мере, в оборонных отраслях) экономика, целенаправленное распределение ресурсов».

Неизбежность рывка для преодоления застоя и отставания как особенность русской модели управления теоретически обосновывает в своей замечательной книге «Русская модель управления» А. П. Прохоров. Только так Россия и может жить — от спячки к рывкам, убеждает на множестве исторических примеров автор. Ту же теорию рывков обосновывают Сергей Валянский и Дмитрий Калюжный.

Итак, рывок. Как же его сейчас осуществить? В этом отношении у большинства его сторонников колебаний нет. Только на основе новейших научных открытий, создавая экономику XXI века, и ни в коем случае не через развитие традиционных отраслей экономики. Идти, так сказать, в обгон, «перегонять, не догоняя».

Но здесь возникает множество вопросов, на которые авторы этой идеи даже не пытаются ответить, они их просто не замечают. В этом отношении они, как мне кажется, ничем не лучше своих предшественников — либералов, которые провалились во многом потому, что не принимали во внимание реальное состояние российской экономики и общества.

Начну с самого простого. Где взять деньги для столь масштабного изменения структуры экономики? На этот вопрос пытался ответить Сергей Глазьев, но его ответ поражает своей беспомощностью. Он уже много лет пишет о несметных доходах, спрятанных в нефтегазовом комплексе России. Однако обнаруженные им резервы составили максимум 10 — 15 миллиардов долларов в год — смешная величина для страны с валовым внутренним продуктом в 700 — 900 миллиардов долларов (о точной цифре еще спорят) и с нынешними мизерными капитальными вложениями. На такие деньги рывка не произведешь. Нужны сотни миллиардов долларов дополнительного финансирования.

Деньги важны, но это далеко не единственное. Существуют ли реально все эти тысячи научно-инженерных открытий, которые будто бы только и ждут реализации? Увлеченным своими идеями ученым ничего не стоит убедить малокомпетентных (не в обиду будь сказано) в этих делах журналистов типа Калашникова, что их идеи перевернут мировую экономику. Скучный вопрос о том, сколько научно-технических идей Россия продает в виде лицензий, способен охладить пыл мечтателей: оказывается, на скромную сумму в десятки миллионов долларов, в то время как, например, США — на многие миллиарды долларов в год. Дело в том, что российская наука, действительно богатая на идеи (хотя и не столь богатая, как хотелось бы, — об этом можно судить по числу Нобелевских премий, индексу цитируемости научных работ и т. д.), слаба именно в их практической реализации. Здесь требуется не только научный ум, но и организация развитого опытного производства, — то, чего всегда не хватало в России. А кто будет осуществлять массовое производство новых изделий, если, по подсчетам Министерства труда (которые никто не проверял, но и не опровергал), в стране лишь 5% рабочих являются квалифицированными (против 50—60% в США и Германии) и имеется не намного больше квалифицированных заводских инженеров, а проектные институты и конструкторские бюро сократили свою численность в разы и живут сдачей площадей в аренду торговым организациям? Кто спроектирует заводы, поставит оборудование, кто и, главное, как будет на этих заводах работать? Относительные успехи российской промышленности в последние годы относятся почти полностью к выпуску изделий низшего ценового сегмента, потому что для среднего и высшего у нас нет квалифицированных специалистов, качественного оборудования и сырья.

Но ведь сумели решить эту проблему в 30-е годы, скажет грамотный читатель. По-настоящему — только в 40-е и особенно 50-е, что потребовало огромных вложений во все сферы образования и переподготовку кадров.

Я перечислил только часть проблем, которые возникнут при осуществлении предлагаемого России рывка, но и этого достаточно, чтобы понять: он может вылиться в очередную дорогостоящую хозяйственную и политическую авантюру, которая потребует больших жертв, но не принесет желаемого эффекта. Слишком сильно современная экономика отличается от экономики конца XVII и первой половины XX века, чтобы надеяться на удачное копирование старого способа преодоления экономической отсталости. Она стала намного сложнее, умнее и индивидуализированнее. Такие черты старой экономики, как концентрация, специализация, синхронизация и массовое производство, для которых хорошо была приспособлена авторитарная и тоталитарная политическая и экономическая модели, во многих отраслях уже уходят в прошлое. Даже редкие удачные случаи преодоления экономической отсталости странами Юго-Восточной Азии показывают, что по достижении рубежа современной экономики авторитарные методы приходится менять на чисто рыночные механизмы, а режимы — на демократические формы правления.

 

Трудности неизбежного

 

Авторитарный режим может (хотя и не обязательно) оказаться экономически эффективным для модернизации отраслей старой экономики, созданных в России в предшествующий период. (Замечу, кстати, что ориентация именно на эти отрасли, в которых у России есть сложившиеся производственные традиции и которые отстают от мирового уровня из-за недостаточного технического оснащения и обеспеченности кадрами, имеет для страны наибольшие перспективы.) Но для ряда отраслей экономики, ориентированных на требовательный потребительский и производственный спрос, он вряд ли приведет к положительным результатам. Не случайно в последний советский период относительно успешно развивались как раз традиционные отрасли экономики и намного менее успешно — новые, такие, как бытовая и промышленная электроника, телекоммуникации, выпуск высококачественных потребительских товаров, фармацевтика.

Нельзя не учитывать и нестабильности экономических успехов, достигаемых мобилизационной экономикой. Накопленная усталость от тягот этой экономики и авторитарного политического режима вынуждает переходить к либеральным формам, которые постепенно ведут к стагнации и упадку. Стоит ли выдавать зло за добродетель, относя движение рывками на счет особенностей российской цивилизации, даже если это и подтверждается фактами из прошлого? Цивилизация ведь тоже не остается неизменной, она учится на своих ошибках. Городская цивилизация второй половины XX — начала XXI века не может не отличаться от аграрной цивилизации предыдущих веков. Авторитарные режимы, даже когда они обеспечивают значительный экономический рост, извращают нравственный облик всех слоев общества, порождая страх и ложь, лишая своих граждан чести и достоинства. Когда умирают диктаторы, их наследники оказываются лишенными государственных способностей и гражданских качеств, а рядовые граждане не способны на самостоятельные экономические и политические действия. Поэтому практически всегда в России вскоре после смерти диктаторов наступал застой.

Наконец (но не в последнюю очередь), найдутся ли в нынешней России деятели с выдающимися государственными способностями — такие, как Петр I и Сталин? Последние 40 лет показали удивительное убожество российских государственных деятелей. Видимо, прав Анатолий Уткин, утверждая, что самая слабая черта российской цивилизации — недостаток организационных способностей, а после ликвидации авторитаризма — идейная и нравственная пустота.

Одним словом, риск неудачного повторения удававшихся в прошлом (ценой огромных человеческих жертв) опытов преодоления экономической отсталости остается слишком большим.

Однако некоторые элементы этого опыта, по-видимому, неизбежно придется повторить, если нынешние способы решения экономических проблем провалятся, что мне представляется весьма вероятным. Так, потребности производства, инфраструктуры и научно-образовательного комплекса в финансовых ресурсах вряд ли удастся обеспечить существующими сегодня средствами. Эти ресурсы придется мобилизовать. При Петре I и Сталине они мобилизовывались преимущественно за счет снижения жизненного уровня простых граждан. Сейчас этот уровень у нас, по современным понятиям о благосостоянии, настолько низок, что здесь возможности невелики. Зато есть небольшой слой граждан, которые накопили колоссальные богатства в стране и за рубежом и имеют огромные текущие доходы — в результате бездумного раздаривания государственной собственности и общего беспорядка в стране в 90-е годы. Потребовать от них поделиться хотя бы частью этих неправедно нажитых богатств в пользу общества и его будущего абсолютно оправданно со всех точек зрения. По моим подсчетам, такое перераспределение доходов способно увеличить ресурсы накопления производственной сферы и развития интеллектуальной инфраструктуры общества почти на двести миллиардов долларов (при сохранении и даже повышении доходов беднейших слоев населения)18. И оно просто неизбежно, поскольку российская экономика (чего не замечает наша статистика по причине заниженной оценки основных фондов и амортизации) является убыточной во многом именно из-за чрезмерных доходов небольшой кучки собственников и топ-менеджеров.

Усиление роли государства при слабости и неэффективности частного сектора также является неизбежным в отношении тех отраслей экономики, где государство традиционно является достаточно эффективным собственником (железнодорожный и авиационный транспорт, оборонная промышленность, электроэнергетика и т. д.). И Петр I, и Сталин обновляли, часто варварскими методами, правящий класс — закостеневший, коррумпированный и некомпетентный19. Трудно отрицать, что наш нынешний правящий класс отличается этими же пороками, так что его обновление также является условием экономического подъема. Тяжелейший вопрос состоит в том, кто будет судить о компетентности и степени коррумпированности, как отбирать лучших управленцев, какими критериями при этом руководствоваться. В сталинской России эта проблема решалась методом проб и ошибок, по итогам практической деятельности отбирались более подходящие кадры. Но тогда и критерии оценки были более простыми и очевидными. Сейчас они намного усложнились.

Важную роль в подъеме экономики при Петре I и Сталине имело использование иностранного технического, организационного и интеллектуального опыта, достижений передовых стран мира. Нет нужды приводить примеры заимствования, они широко известны. При этом и Сталин, и Петр I использовали соперничество между зарубежными странами, их заинтересованность в союзе с Россией, симпатии к ней части общественности этих стран (например, социалистически настроенной интеллигенции). В настоящее время такое заимствование, в случае формирования в России автократического (не говоря уже о тоталитарном) режима, будет крайне затруднено. Нынче Россия начинает примерять на себя роль младшего партнера Китая, все больше становясь его сырьевым и интеллектуальным придатком. Это позволяет решить некоторые текущие проблемы российской экономики, но вряд ли открывает перед ней перспективы…

Читатель, напуганный перечисленными трудностями и опасностями, подстерегающими Россию на путях преодоления экономической отсталости, спросит: а может, не стоит гнаться за столь трудно достижимой целью? Вот отстает Аргентина уже 70 лет от передовых стран Запада — и не умерла…

Слишком, однако, различны условия наших стран, чтобы такое сравнение было правомерным. Никто как будто не собирается покушаться на территориальную целостность и независимость Аргентины. Между тем огромная по территории, обладающая крупнейшими сырьевыми ресурсами и важным геополитическим положением Россия неизбежно будет привлекать к себе взоры своих быстро растущих (как экономически, так и демографически) соседей с разных сторон. Есть только один способ уменьшить опасность: вступить в союз с какой-нибудь мощной военно-политической группировкой или страной, которая станет гарантом территориальной целостности России. Выбор здесь довольно велик: США, Китай, Европа, Япония… Но рассмотрение этого варианта выходит за пределы возможностей и знаний скромного экономиста. К тому же вряд ли вероятные союзники удовольствуются тем, чтобы просто взять Россию под защиту.

Итак: чтобы преодолеть далеко зашедшую экономическую отсталость, России приходилось и, видимо, придется использовать мобилизационные методы. Для их осуществления нужна сильная государственная власть, способная эффективно перераспределять ресурсы в пользу наиболее важных общегосударственных нужд, ломая сопротивление сложившихся общественных структур и частных интересов, нередко весьма могущественных. Важно при этом, даже идя на известные авторитарные меры, не задушить экономическую и гражданскую самодеятельность, как это было при Петре I и Сталине. В противном случае Россию снова ждет застой и упадок. То, что мягкий и динамичный авторитаризм не удавался в прошлом, еще не означает, что такого вообще не может быть; однако для его осуществления от власти потребуется много ума и организованности, которых не хватало российской власти в прошлом.

 

Библиография:

1. Мельянцев В. А. Россия за три века: экономический рост в мировом контексте. Общественные науки и современность. №5. 2003. С. 85. Ранее эти оценки В. А. Мельянцева появились в интернете в статье по этому же вопросу на английском языке.

2. Там же. С. 85.

3. Angus Maddison. The phases of economic development. Oxford. New York. 1982. P. 247.

4. Струмилин С. Г. История черной металлургии в СССР. М. 1967. С. 202.

5. Рязанов В. Т. Экономическое развитие России. ХIХ — ХХ века. Санкт-Петербург. 1998. С. 148.

6. Мельянцев В. А. Восток и Запад во втором тысячелетии. М. 1996. Приложение 3.

7. Показатели по чугуну, стали, нефти в сравнении с США, Англией, Францией и Германией приводятся в книге: Экономическое соревнование между СССР и США. М. 1959. С. 57.

8. Расчеты Мэддисона цитируются по: R. C. Allen. Farm to Factory. Princeton and Oxford. 2003. Р. 5. Имеются и более низкие оценки динамики ВВП в России в этот период.

9. Мельянцев В. А. Россия за три века. Указ. соч. С. 90.

10. R. Allen. Оp cit. Р. 35.

11. Лященко П. И. История народного хозяйства СССР. Т. 2. М. 1956. С.406.

12. Мельянцев В. А. Указ. соч. С. 88.

13. Ханин Г. И. Почему и когда погиб нэп. ЭКО. № 11. 1989.

14. Подробнее этот период экономического развития СССР рассмотрен в моей книге: Ханин Г. И. Экономическая история России в новейшее время. Новосибирск. 2003.

15. Уткин Анатолий. Вызов Запада и ответ России. М. 2002. С. 517.

16. Там же. С. 531.

17. Валянский С., Калюжный Д. О Западе, который пыжился, пыжился, а Россия сама по себе. М. 2004. С. 11—16.

18. Ханин Г. И. Перераспределение доходов как средство обеспечения экономического роста и социальной стабильности в России. ЭКО. № 7. 2002.

19. Применительно к советской экономике эта проблема была рассмотрена мной в книге «Экономическая история России в новейшее время». Указ. соч. С. 7—13.

 

Родина № 6 2004