СМУТНОЕ ВРЕМЯ И МУТАЦИИ ИДЕОЛОГИИ

В прошлом году вышла моя книга "Природа русской экспансии", где очень подробно анализируется феномен современного русского традиционализма, современного неоконсерватизма. С моей точки зрения, консервативная идеология в последние несколько лет в России, входящая в свои права, несет несколько иную нагрузку, чем та, которая была у консерватизма в классическом его понимании или в более позднем - модернистском.

Конечно, любой консерватизм по определению ситуационен. Но, с другой стороны, я попытался вычленить такой феномен, как динамический консерватизм. Как я считаю, такой подход позволяет показать, где граница между традиционализмом и консерватизмом.

Динамический консерватизм это очень непретенциозная идеологическая рамка, поскольку он не претендует на то, чтобы стать какой-то господствующей идеологией, а скорее является констатацией того, что существует сложившийся традиционный архетип социального наследования, архетип, прежде всего сложившийся в рамках церковной культуры. Хотим мы того или не хотим, он оказывает мощнейшее воздействие на всю культуру. В этом смысле его надо учитывать, как, прежде всего, культурный фактор, как цивилизационный фактор. После чего можно говорить о том, насколько эта идеологическая практика может быть представлена в политической сфере.

Консерватизм в последние годы в России все-таки это столько попытка возродить какой-то старый консерватизм или подражать новым консерваторам в Америке или на Западе, хотя и такие попытки есть, но скорее интуиция того, что существует альтернатива идеологической матрице, которая господствовала и в советское время, и в постсоветское. Консерватизм является скорее интуицией начертания альтернативы, которая опирается на цивилизацию, как самобытие. В этом смысле консерватизм апеллирует к национальной государственной традиции.

Что происходит сегодня с идеологией? На мой взгляд, в ходе последних парламентских выборов был нанесён сокрушительный удар по идеологической матрице, которая господствовала не только десять, но и восемьдесят последних лет и в определенном смысле даже больше. Очень мощный удар по старой идеологической матрице был нанесен в ходе последней думской кампании. "Правое" и "левое" было просто размазано по электоральной стенке. Мне кажется, что те "правые" и "левые", которые потерпели довольно ощутимые поражения, от этого удара не оправятся в ближайшее время.

Идеологические перспективы в России не безоблачны и сейчас они достаточно не определенны даже для очень серьезных аналитиков. И я объясню, почему.

В своей книге я попытался в категориальном плане рассмотреть понятие "смутного времени". Смутные времена в России повторяются, из последнего "смутного времени" мы только сейчас вышли. Это не метафорическое истолкование и не публицистический параллелизм, но строгая историософская категория. И вот эта категориальная постановка вопроса позволяет говорить о том, что возможны какие-то осторожные прогностические построения, какие-то уже менее строгие метафоры и параллели, с которыми надо уметь работать, естественно, не принимать их буквально.

Если такие параллели проводить, то Владимир Владимирович Путин, как верховная власть в России, по сути дела, является чем-то средним между Михаилом Романовым в XVII веке и Сталиным в XX веке. От Романова – моложавость, да и ставка элитой сделана на него, как на молодого. От Сталина – искусство очень осторожного балансирования на грани противоречивых интересов. Я конечно имею ввиду Сталина 20-х годов, политика сверх-осторожного, умеющего затаиться, умеющего выстраивать дипломатичнейший курс как внутри государства, так и на международном плане.

Трудность в прогнозе связана с тем, что после каждого смутного времени наши национально-государственная традиция переживает нечто такое, что можно назвать мутацией. И очень серьезные точки бифуркации связаны не только с моментом выхода из смутного времени, но и с событиями в ближайшие десятилетия после него.

В XVII веке таким переломом стал раскол церкви, который я со смутным временем связываю напрямую. В XX веке кризисный этап происходил в 30-е годы, когда определялась по сути дела судьба дальнейшей нашей цивилизации. Она определилась совершенно конкретным образом, во многом альтернативным тому, о чем говорили большевики во время их прихода к власти. То же самое нам следует ожидать в ближайшее десятилетие. Действительно, как верно сказано в названии круглого стола, будут метаморфозы. Они уже сейчас ощущаются, но сейчас они, действительно, достаточно туманны.

Единственное, что можно прогнозировать с достаточно большой долей уверенности, это поворот к традиционалистской идее, поворот к значимым для нашей традиции архетипам и символам. Он неизбежен. Так или иначе власти придётся сделать ставку не на случайные сегменты элиты, выплывшие наверх в данный момент, а на классические традиционные типы, фундаменталистские типы нашего общества.

Другое дело, что даже, если эта ставка будет сделана, это не гарантия успеха. Как показывает наша история, самоидентификация власти в России бывает достаточно непоследовательной. Она постоянно стремится к каким-то очень сложным и исторически часто неоправданным смешениям. К каким‑то очень противоречивым парадоксальным сочетаниям, химерическим сочетаниям традиционалистских архетипов и архетипов радикально модернистских.

Что делать с этой мутацией? Это, может быть, сейчас главный вопрос, который стоит на повестке дня. Как жить в условиях длящейся мутации, которую мы неизбежно будем переживать в ближайшие десять лет.

«Новая политика»

18.06.2004