М.
Денисов
В
каком
направлении
нам нужно
менять национальный
характер?
1.
Разобщенность:
субэтносы
"историко-политического"
типа
В
России
широко
распространено
мнение о том,
что у нас,
русских,
самая слабая
"национальная
дисциплина"
(будем
использовать
этот термин
по аналогии с
"партийной
дисциплиной").
И мнение это
вполне
обоснованно.
Хорошо
известен
бытующий у
нас сильный
плюрализм
оценок в
межнациональных
конфликтах. У
нас
практически
отсутствует
бытовая и
политическая
солидарность
по
национальному
признаку.
Зато в
отношении
чужих
национальных
правил
русские
проявляют
даже не приспособление,
а прямо-таки
приспособленчество,
- для этого
русские
давно уже
руководствуются
пословицей
"со своим
уставом в
чужой
монастырь не
ходят". Даже
русские
евреи не
могут создать
своего
политического
и
экономического
лобби в
Америке и
Европе.
Больше
того: при
высокой
степени
культурной и
образовательной
однородности
и не слишком
сильно
дифференцированном
видении
желаемого
будущего русские
сумели
разделиться
на три-четыре
субэтноса на
основе
различных
оценок российского
прошлого. В
быту эти
субэтносы
чаще всего
именуются
"коммунистами",
"демократами"
и
"патриотами".
Их
представители
плохо умеют
объяснять
свои отличия
друг от друга.
Отличия,
однако,
реально
существуют,
они видны "невооруженным
глазом", но
могут быть
подвергнуты
и строгому
анализу (не в
рамках данной
статьи).
2.
Солидарность:
моральная
правота на
основе
генлинии
Другие
народы ведут
себя не так.
Нам на собственном
опыте хорошо
известна
четко
выраженная
национальная
солидарность
у таких
разных
народов, как
кавказские и
прибалтийские.
Солидарность
народов
Западной
Европы
интересно проявилась
во время
югославских
конфликтов
последнего
десятилетия.
В случае с
Боснией,
например,
простые
европейцы
единодушно
выбрали сторону
мусульман. И
сделали это
не только из прагматических,
но также из моральных
соображений,
будучи
уверены, что
мусульмане
кругом правы,
а сербы
занимались
неспровоцированным
геноцидом. До
сих пор такое
мнение, совершенно
не
соответствующее
истине, искренне
разделяет
большинство
населения европейских
стран.
Насколько
европейские обыватели
этим
прониклись,
показывают
массовые и,
можно
сказать,
истеричные
кампании
гуманитарной
помощи
боснийским
мусульманам,
прокатившиеся
по Европе в 90-е
годы, а также
почти полное
единодушие
"философской
обслуги", трогательно
напомнившее
поведение
советских
академиков-"философов"
во времена
оны.
Разумеется,
определяющим
здесь был
выбор, сделанный
элитой, и
основывался
он на ее четких
политических
предпочтениях.
Сербию выбрали
врагом за
православие
и
потенциальное
союзничество
с Россией - и
здесь не
имело никакого
значения то,
что сербы
очень не похожи
на русских:
сербы
гораздо
солидарнее по
национальному
признаку и
значительно более
"южно-базарны".
Но
эффективность
доведения
генеральной
линии до масс
впечатляет и
заставляет
задуматься о
своей
природе.
За
счет чего при
отсутствии
прямых угроз
удается
добиться
национального
единодушия?
3.
Разобщенность:
отсутствие
объединяющей
традиции
Сравнение
русских с
другими
народами можно
продолжить и
дальше. Ни в
одной
европейской
стране нет
таких слабых
основных
религий, как
две русские
религии,
бывшие по
очереди
официальными
(я имею в виду
православие
и "научный
атеизм").
Никто так
раболепно не приспосабливается
к "коренным"
народам, как
русские в
бывших
советских
республиках.
Дошло до
совершенно
позорных и
одновременно
смехотворных
явлений:
русские позволили
иноязычным
народам с
поучениями
вторгнуться
в русский
язык - все эти
"Таллинны" с
двумя "н",
"Беларуси",
"Алматы",
"Башкортостаны"
etc. Особенно
чудовищно
звучит "в
Украине". Я не
собираюсь
здесь
открывать
дискуссию на тему
религиозных
или языковых
традиций, но
лишь
указываю на
отношение
нашего народа
к этим Русский
человек в
наибольшей
степени
предоставлен
самому себе:
старые традиции
уже
разрушены, а
новые
институты
еще не созданы.
4.
Солидарность
традиционнная
Страны
и нации с
институтами
и страны и
нации с
традициями
демонстрируют
в чем-то сходное
между собой и
отличное от
нас не только
повседневное
и
политическое,
но и национальное
поведение.
Может быть,
институты
содержат в
себе
механизмы,
действующие
подобно
традициям?
Национальная
самоидентификация
приобретается
в детстве. В
основном ее
авторитарными
средствами
прививают
родители.
Потом она
может
укрепляться
при помощи
поощрений и
наказаний.
Поощрения
вместе с
наказаниями
образуют
единый
механизм
контроля. Но
поощрения не
равны по силе
наказаниям. Ведь
поощрить
обычного
ребенка
можно лишь малым,
скажем,
похвалой или
недорогим
подарком - за
недостатком
денег. А
наказать
можно сильно.
Точно так же
в группе
детей
поощрение обычно
есть
принятие в
свой круг. И
если оно уже
состоялось,
то его нельзя
дать вторично,
зато его
можно лишить.
Поэтому
наказания здесь
более
действенны,
чем
поощрения.
Константин
Крылов, один
из немногих в
России
разумных
писателей по
национальной
проблематике,
утверждает
(правда, без
особых обоснований),
что у всех
народов,
кроме нашего,
на
протяжении
всей жизни
действуют
жесткие
механизмы
взаимной
слежки, взаимного
контроля и
наказания,
которое
карает любой
переход достаточно
узких границ
национального
поведения,
дозволенных
человеку, и
которое выражается
в удалении
всех
нарушающих
национальную
дисциплину на
периферию
жизни.
Его
утверждение,
судя по
всему,
слишком резко,
но оно
позволяет
построить
шкалу, на которой
то, что он
приписывает
другим
народам, может
служить
крайним
полюсом.
Другим полюсом
на этой шкале
было бы
прививание
ребенку, так
сказать,
общечеловеческой
самоидентификации.
Но последнее
не
практикуется
никем по
отношению к своим,
а обычно
применяется
как оружие по
отношению к
чужим. "Как вы
можете нас не
любить за
другой цвет
кожи, разрез
глаз, форму носа?"
Эти слова
призваны
вызвать у
слушателя
чувство вины.
Говорящий же
отлично
понимает, что
нелюбовь
вызвана не
разрезом
глаз, а
отличиями в
поведении.
Рассматривая
эту шкалу, мы
можем
использовать
свой личный
опыт и
увидеть, что
механизм
национальной
самоидентификации
в семье и в
детских
играх действует
и у нас,
правда,
жесткие
наказания при
этом
отсутствуют.
Но
впоследствии,
то есть
начиная со
школы, он
быстро
ослабевает.
Народы
с традициями
рассматривают
все другие
народы как в
той или иной
степени неполноценные.
Поэтому у них
бытует
осуждение своих
за слишком
тесные
контакты с
представителями
других
народов и за
взгляд на них
как почти на
своих. Эти
народы очень
гордятся
своим
бытовым
поведением. У
народов с особенно
сильными
традициями
действительно
могут
действовать
механизмы
остракизма.
5. Солидарность
институциональная
У
народов с
институтами
дело обстоит
по-другому.
Их кодексы
национального
поведения
строятся на
основе
интересов
государства.
Эти народы
имеют более
широкий
горизонт, им
трудно
считать себя
"высшей
расой", и свое
собственное
бытовое
поведение
для них не
слишком
важно, но им,
разумеется,
не нравится
бытовое поведение
представителей
народов с
традициями,
которое
всегда в той
или иной мере
демонстрирует
превосходство.
В
странах с
развитыми
институтами
учебные
заведения и
СМИ прививают
людям
государственный
патриотизм с одновременным
насаждением
воззрений о равной
ценности
всех
национальностей,
но эта
пропаганда
обязывает
людей иметь
патриотизм
только того
государства,
гражданами
которого они
являются.
Поскольку в
общем случае
человек, как
молчаливо
предполагается,
не может принести
сильного
вреда
государству,
то механизмы
национального,
то есть в
данном случае
государственного,
остракизма
включаются в
этих странах
только на
уровнях управления
- и особенно
на тех
уровнях,
которые определяют
государственную
политику. Это
включает в
себя не
только
исполнительную
и судебную
власть, но и
ведущие СМИ.
Поэтому в области
межгосударственных
и межнациональных
отношений в
этих странах
решения принимает
единый центр,
который
доводит свою
линию до масс
через
монопольно
контролируемое
телевидение.
Видимость же
государственной
равноценности
национальностей
обычно достигается
за счет малой
доли в
населении
страны
неглавных
национальностей.
Возрастание
доли
этнических
меньшинств,
особенно
сильно отличающихся,
всегда таит в
себе угрозу
государственному
единству.
6.
Разобщенность:
беда или
благо?
Процесс
утраты
традиций,
судя по
известной
истории,
всегда
необратим.
Поэтому
России
неизбежно
придется
выстроить
недостающие
институты, в
том числе и
институты,
регулирующие
"национальную"
сферу. Этнический
состав
теперешней
России - в
отличие от
Советского
Союза и
прежней
Российской
империи -
позволяет
достичь
прочного государственного
единства.
В 90-е
годы в России
не было
единства
внутри верховной
власти: резко
менялась
внешнеполитическая
доктрина,
постоянно
происходили
колебания по
отношению к
чеченскому
мятежу,
подписывались
договоры с
внутрироссийскими
республиками.
С
приходом к
власти
Путина
государственно-национальная
политика
постепенно
приобретает
последовательность
и единство.
Кроме этого,
Путин
добился
большего
единства в
области телевидения
(правда, до
европейско-американского
уровня
медийного
"единомыслия"
России еще
далеко). Но
все это никак
не меняет основы,
то есть
национального
характера русского
народа. К
чему нам
стоило бы
здесь
стремиться? Например,
предлагается
поучиться у
других
народов и
стран и ввести
механизмы
чистки - ведь
все народы
вроде бы
сильнее нас
благодаря
таким
механизмам.
Но
стоит ли
вводить эти
механизмы
при наличии у
нас нескольких
субэтносов?
Честно скажу
- не знаю. Благодаря
их
отсутствию
мы свободнее
тех, у кого
они есть - и
это плюс.
Ведь
контрольно-карательные
механизмы
повышают
подозрительность
и создают
атмосферу
страха. Россия
XVIII и XIX веков не
имела их, и на
русскую
службу
поступало
довольно
много иностранцев.
Хорошо это
или плохо?
Опять не
знаю. Была ли
Россия
слабее
других в те
времена? Если
судить по
результатам
войн - нет, не
была. Если
сравнить США
и Европу, то
мы увидим, что
в США нет не
только
"национального"
плюрализма,
которого нет
и в Европе, но
нет и
социально-политического,
который в
Европе
имеется. Мне
европейские
порядки
нравятся
больше.
Русский
журнал
1 Июня 2001
печатается
с
незначительными
изменениями