А.Н. Савельев

 

Национальное государство и экономика:

немецкий опыт

 

Признанный классик социологической науки Макс Вебер в конце XIX века исследуя соотношение численности немцев и поляков в приграничных территориях Западной Пруссии и Познанской области, выявил политэкономические и этнические причины изменений этого соотношения. Помимо естественного увеличения численности поляков с приближением к границе, выявилось увеличение их доли по мере ухудшения качества почвы. Причем, как оказалось, это вовсе не связано с немецкой оккупацией и вытеснением поляков не плохие почвы. В округах с плодородными землями поляки относительно преобладали в поместьях, а немцы – в деревнях; на плохих почвах ситуация была обратная. Таким образом, поляки предпочитали концентрироваться на нижних этажах социальной иерархии (на хороших почвах более прибыльно частное деревенское хозяйство, на плохих – поместное производство с привлечением наемной рабочей силы). Оказалось, что в Западной Пруссии «тождественны друг другу хозяйственная культура, относительно высокий жизненный уровень и германство». Такое деление, говорит Вебер, появляется вследствие расовых свойств двух наций, различающих их в приспособляемости к различным условиям жизни.

Дале Вебер делает вывод, в котором содержится и прогноз развития сложившейся ситуации: «низкие притязания к жизненному уровню – как в материальном, так и в идеальном отношении – дарованные славянской расе от природы в начале пути, либо привитые ей в прошлом, способствовали ее победе».

Примерно тот же прогноз можно сделать в отношении русского города, заполняемого ныне кавказцами и азиатами, имеющими низкие жизненные притязания на этапе своего вживления в городскую среду и чрезвычайно высокие амбиции своего социального статуса в будущем. Готовность инородцев к рабскому существованию обрушивает весь русский рынок труда – русские лишаются работы или вынуждены также опускаться на уровень рабства и нищенских зарплат. Они не в силах конкурировать с наплывом дешево оцененных инородцев, согласных терпеть любые лишения, но накапливать благосостояние и закрепляться на новом месте во что бы то ни стало. Русские престают трудиться и начинают бороться за социальную справедливость, отвлекаемые в протестные слои «левыми» партиями. В результате они оказываются на обочине экономических отношений и вытесняются уже не только из непрестижных рынков труда, но и из прибыльных областей жизни – прежде всего, из сферы торговли и обслуживания, где невысокий социальный статус легко сочетается с растущим благосостоянием.

Примерно та же ситуация складывалась в Византии, постепенно уступившей право торговли генуэзцам и тем самым угробившей собственную нацию ради текущих поступлений в казну. В конце концов византийская экономика была подорвана, политическая лояльность «низов» сошла на «нет» и империя рухнула.

В нашей недавней истории мы также имеем урок, хотя и несколько иного рода. Социалистические догмы привели к выбиванию «низа» социальной иерархии русского общества, когда малоспособный работник скатывался к положению алкоголика, бомжа, брошенного инвалида и не мог трудиться. Либеральные догмы не восстановили «низы», а открыли доступ в основание социальной иерархии со стороны инородцев, образующих собственные этнические корпорации, враждебные все остальной социальной пирамиде, а в особенности – конкурирующим с ними русским «низам».

Этнокорпорация инородцев стала своего рода стартовой площадкой для инфильтрации в доходные сферы деятельности за счет согласия участников корпорации на крайне низкий уровень потребления при высоком уровне накопления. Этим обусловлены преимущества инородцев перед разобщенными и деградированными русскими «низами».

Проникновение инородцев в экономику происходит по тем же причинам, что и столетие назад: польский крестьянин «продвигается на все новые территории оттого, что он до определенной степени живет на подножном корме, не вопреки, а благодаря низкому уровню своих житейских и духовных привычек». Выбив русские «низы» инородцы подрывают национальное хозяйство в целом. А либеральные установки ориентируют экономику на дробление и умирание крупных производств, требующих высококвалифицированной и высококультурной рабочей силы. Сброс в «низы» всей массы занятых не передовых производствах делает их «протестантами» по отношению к собственной нации и собственному государства, но вовсе не конкурентами для этнокорпораций.

Выбивание русских «низов» подрывает также русскую культурную и экономическую элиту, и без того сильно разбавленную еще с советских времен инородцами из союзных республик и еврейскими интеллектуалами. У гуманитарной элиты исчезает культурный потребитель, занятый теперь исключительно протестом и усилиями выживания. Техническая элита лишается воплощения своих идей «в железе». Экономическая элита тщетно ищет для себя достойные кадры, способные обслуживать сложное производство.

Важнейший для нас вывод из этой ситуации: «Не всегда – как мы уже видели – отбор при свободной игре сил в отличие от того, что считают наши оптимисты, завершатся в пользу экономически более развитой или более способной национальности. История человечества ведает победы малоразвитых типов человека, а также вымирание интеллектуальной и духовной элиты, когда человеческое общество, породившее такую элиту, утрачивает приспособляемость к собственным жизненным условиям, будь то в силу своей социальной организации или же расовых качеств».

Прилагая этот вывод Вебера к нашим условиям, мы можем предвкушать, что либеральная политика с ее свободной игрой сил и обществом равнодоступного гражданства просто убьет (и уже убивает) русскую цивилизацию – прежде всего, экономически.

Для своего времени Вебер предлагал очевидные средства спасения нации - прежде всего, закрытие восточной границы Германии для чужаков. Приток инородческой рабочей силы и ее готовность к рабству был выгоден только крупным землевладельцам, но разрушал патриархальное деревенское хозяйство. Второе средство – скупка земель государством и ее колонизация немецкими крестьянами, а также содержание государством крупных предприятий с квалифицированной рабочей силой и удержание их от дробления.

Оба эти средства крайне актуальны для применения в России – прежде всего, миграционная политика, закрывающая въезд нерусского, неславянского населения (в том числе и на сезонны работы), а также восстановление роли государства в ведущих отраслях промышленности (включая не только восстановление права собственности на крупнейшие производства, но и обязанность систематичной подготовки для них квалифицированных кадров).

Как и во времена Вебера, мы можем сказать, что социально-экономические проблемы нации могут быть решены только национальным государством. Его необходимость диктуется ясным пониманием того, что политика – это не консенсус, а борьба, что «уже мрачная серьезность проблемы населения не дает нам быть эвдемонистами, мнить, будто мир и счастье человечества сокрыты в лоне будущего, и воображать, что в земной жизни можно отвоевать себе хотя бы локоть пространства иначе, нежели в суровой борьбе человека с человеком».

Низкая цена гражданства и отсутствие иерархии в вопросах, связанных с народонаселением обозначают плачевные перспективы экономической системы. Поскольку экономика напрямую связана с тем, какого качества человека она создает и воспроизводит, в зависимости от социально-экономических условий можно ожидать соответствующих перспектив для всего народнохозяйственного комплекса. Советская система, основанная на уравниловке, создала передовые производства, но они не вытянули всю систему в целом, поскольку качество человека, принятое в ней было крайне низким, и высокие технологии сами собой угнетались. Либеральная система пустила все на самотек и привела к разрушению национальной иерархии как в «низах», так и в «верхах».

Национальное государство – не государство жителей страны, уравненных уже по факту своего рождения или проживания на данной территории. Национальное государство, прежде всего, рассчитывает на аутентичность нации, в которой текущее поколение стремится к тому, чтобы «люди будущего узнали в нашем поведении поведение их собственных пращуров». Будущие поколения должны чувствовать свою единосущность с предыдущими поколениями. Это возможно лишь при условии культурной и родовой дифференциации народов и разделению коренных и некоренных национальностей, нациеобразующего народа и его соработников (братских народов) в деле строительства политической нации. Дифференциация должна выстраивать национальную «вертикаль», опираясь на этнокультурные параметры, оставляя для нерусифицированных народов возможность выстраивания собственных локальных «вертикалей» в своего рода хозяйственных резервациях, но никак не связывая их с делом общенационального строительства.

Вебер писал, что «народнохозяйственное сообщество представляет собой лишь иную фору борьбы наций между собой, и притом такую, которая не смягчила, а отягчила борьбу за утверждение собственной культуры». Отрицание такого рода борьбы является закланием нации ради расцветания иных наций или ради расцвета отставших в развитии этносов, которым предназначено цвести на могиле нациеобразующего исторического народа.

Вебер писал: «Наши потомки делают нас ответственными перед историей, в первую очередь, не за тот тип народнохозяйственной организации, каковой мы им передаем, но за размеры жизненного пространства, которое мы для них завоевываем и оставляем в мире. Бои за власть – это, в конечном счете, еще и процессы экономического развития, а властные интересы нации там, где они поставлены под сомнение, суть последние и решающие интересы, на службу которым должна быть поставлена ее хозяйственная политика; наука о народнохозяйственной политике есть наука политическая. Она является служанкой политики, и не сиюминутной политики тех или иных властителей или господствующих классов, а непреходящих властно-политических интересов нации. И национальное государство для нас не есть неопределенное нечто, о котором мы думаем, что чем гуще мы окутываем его сущность мистическим мраком, тем больше мы его возвышаем, а светская властная организация нации; и в таком национальном государстве для нас заключается конечное центральное мерило народнохозяйственного рассмотрения “государственных интересов”».

Речь Вебера о германской экономике подсказывает нам, что у нас есть вполне ясная задача для русской экономики – ее высотехнологичных производств, требующих сегодня решающих преимуществ перед инородческой мелкоторговой стихией с ее бесконечной уголовщиной и перед инородческой же финансовой и сырьевой спекуляцией с ее бесконечной коррупцией. Победа высоких технологий над низкими, высших типов производственных отношений над низшими может быть гарантирована только активной ролью государства в экономике и полной монополией его в области этнополитики. Никакого самопроизвольного доминирования высокой хозяйственной культуры над низкой не может быть. Устранение государства из этой области означает неизбежный крах нации. Если мы это понимаем, то должны вслед за Вебером требовать от государства экономического национализма.

Исходя из этой позиции, следует обратить особое внимание на этнополитическую ситуацию в экономических «низах» и низкопрестижных областях деятельности. Поскольку «национальное государство зиждется на самобытных психологических основах даже в широчайших экономически порабощенных слоях нации, а не только у “надстройки”, представляющей собой организацию экономически господствующих классов. Правда, в нормальные времена у масс этот политический инстинкт отступает за порог сознания. Быть носителями политического смысла становится тогда специфической функцией прослоек, руководящих политикой и экономикой, и это единственная причина, которая в состоянии политически оправдать их существование».

Иными словами, рассчитывать, что «низы» каким-то образом проявят инстинкт национального самосохранения и бросятся отбивать место под солнцем у инородцев, нет никаких оснований. В России «низы» способны скорее на пассивную ненависть к инородцам, лишенную какой-либо перспективы удачно конкурировать с ними. Соответственно, восстановление национальной иерархии и подкрепление национальными «низами» высокотехнологичных и прорывных отраслей невозможно без прямого вмешательства государства в этнополитику – прежде всего, в регулирование миграционных потоков. А также в поддержание этих самых отраслей и стимулировании воспроизводства высококвалифицированной и высокооплачиваемой рабочей силы. В этом состоит достойная роль политической элиты, которая сегодня сведена к говорению банальностей о межнациональном мире, а должна возвыситься до задач национальной солидарности, воссоздающей иерархию «верхов» и «низов», связанных общим служением и сообразным своему положению задачам сохранения русской нации.


Реклама:
-