НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ И ПРАВОПРЕЕМСТВО[1]

 

В конце 2002 – начале 2003 гг. экспертный совет Комитета по международным делам Совета Федерации и Комитет внешнеполитического планирования провели три круглых стола на тему: «Национальная идентичность и правопреемство». В них приняли участие Карлов Ю.Е., Коновалов А.А., Кортунов С.В., Краснов М.А., Мануильский Д.А., Микаэлян К.З., Пыхтин С.П., Салмин А.М., Зубов А.Б., Савельев А.Н. , Коробейников А.А., Соловьев В.М., Кикоть В.А., Чубайс И.Б., Махнач В.Л., Волков С.В., Дворкин В.З., Золотарев П.С., Барабанов О.Н., Ипполитов К.Х., Рогинко С.А., Гусев Ю.А., Дякин Б.Г., Лепский В.Е. Круглые столы вел С.В. Кортунов.

 

Часть 1

 

1. Постановка вопроса

 

А.А.Коробейников. Я хотел бы сказать несколько слов, прежде чем предоставить слово С.В.Кортунову как ведущему круглого стола «Национальная идентичность и правопреемство».

На мой взгляд, мы начинаем сегодня сложный и щепетильный разговор. Может быть, даже время не созрело для разговора о новой историко-правовой идентичности России и об адекватном ей самоощущении россиян. И все же чем быстрее состоится такая определенность на общегосударственном и общенациональном уровнях, тем быстрее наша страна и каждый ее гражданин обретут уверенность, силу и гражданский авторитет.

Разговор по-видимому можно было бы вести и об «особости» российского государственного пути развития, и о быстром вписывании России в глобализационные процессы. Что важнее: первое ил второе? Мне кажется, важно и то, и другое. Справедливо отдавая приоритет открытости России, мы не ведем речи о конце национальной или тем более государственной идентичности. Масштабы нашей страны по сравнению с масштабами большинства государств мира таковы, что заставляют здравомыслящих политиков все больше склоняться к укреплению российской государственности. Конечно, при этом следует иметь в виду, что излишнее вмешательство государства в экономку или отчуждение национальной экономики от мировой – это тупиковая дорога, путь к отсталости. В то же время, я считаю, что государственная политика, направленная на защиту и сохранение географической, экономической, этнической, правовой и иной идентификации, является важным направлением в программе национальной безопасности любого государства.

Еще одно трудно признаваемое всеми соображение. Чтобы быть сильным государством, России надо признать не только историческую преемственность, но и состоятельность каждого из этапов многовекового пути развития страны. Большинство развитых стран не выбросило ни единого кирпича из здания своей истории. В них число посетителей музеев приближается к численности населения. А мы то разрушаем, то вновь создаем храмы, воспитывая скептиков, а то и предателей Родины. По опросам социологов, четвертой части нашей молодежи нечем гордиться в своей стране, половина подростков хотели бы родиться вне России.

Говоря об историко-правовых аспектах российской идентичности, нельзя не сказать и о разбросанном, эклектичном состоянии современной исторической науки, о недостаточном интересе всех институтов общества к подлинной российской истории. Поскольку скороспелые партии, являющиеся по сути дела партийно-коммерческими предприятиями по завоеванию власти, по большому счету также не интересуются отечественной историей, мы вынуждены находить людей среди духовной и интеллектуальной элиты, которым было бы под силу научно доказать необходимость историко-правовой преемственности, а также важность признания соответствующими своему времени законов всех периодов в истории нашей страны, показать целесообразность восстановления исторической справедливости в отношении людей, служивших согласно законам своего времени.

Мы не спешим с выработкой конкретных рекомендаций по заявленной теме, слишком она сложна. Но консенсусное нахождение какого-то идеологического меморандума все-таки предполагается, может быть, в ближайшей перспективе. Если бы мы хотя бы обозначили его формат, было бы уже неплохо.

В решении любых задач нужно согласие. К сожалению, мы чаще, чем нужно, плохо слышим друг друга, не в меру озлобляемся, не стремимся к ладу. Для решения такой задачи, за которую мы беремся сегодня, без толерантного, взаимоуважительного диалога ничего не удастся добиться, поэтому я и призываю всех – и докладчиков, и «дискуссионщиков» к принципиальному, но добропорядочному диалогу.

Итак, передаю «бразды правления» Сергею Кортунову.

С.В.Кортунов. Для тех, кто готовил этот круглый стол, он является не просто и не только важным событием, но  завершением определенного этапа работы. Работы, которая продолжалась в течение почти всего этого года, а для многих и в течение многих последних лет. О годе я говорю лишь потому, что примерно год назад возникла идея создания нашего Экспертного совета, и с самого начала его деятельности было ясно, что обсуждаемая сегодня тема – национальная идентичность России – станет одной из центральных, если не самой главной темой.

И вместе с тем с самого начала было очевидно и то, что это одна из самых сложных тем, одна из самых сложных проблем, ибо национального консенсуса в решении этой проблемы как не было, так и нет.

Что такое Россия как государство? Каково ее реальное положение в мире? Кто ее союзники и соперники? Как определяются ее границы? Как соотносит себя нынешняя страна с советским этапом национальной истории? Какова стратегия России в ХХ1 веке? Ни по одному из этих наиважнейших вопросов, как известно, ни у власти, ни у общества ясных и единых позиций нет.

Основные дискуссии и политическая борьба в России в последние годы шла вокруг экономических и государственных вопросов – как должна быть устроена экономика и государство. И надо сказать, что по этим вопросам сложился, если не национальный консенсус, то довольно широкое общественное согласие. Речь идет о признании таких приоритетов, как рыночная экономика, необходимость различных форм собственности, включая частную, развитие демократических институтов открытого общества, правового государства, гражданского общества, представительной демократии. Смысл нашей работы, как мне представляется, состоит в том, чтобы сформировать такое же согласие и по важнейшим концептуальным вопросам национальной идентичности и стратегического развития страны.

Те интенсивные и многочасовые дискуссии, которые мы провели в этом году, еще раз убедили нас в том, что национальная идентичность России теснейшим образом связана с ее государственностью, а также с вопросами правопреемства. Хотя, безусловно, национальная идентичность не исчерпывается вопросами государственности и правопреемства.

Россия пока еще не самоопределилась. И это, естественно мешает решению стратегических задач, определению стратегии развития. Эта тема стала сейчас особенно актуальна в связи с тем, что Президент поставил задачу разработки новой концепции национальной безопасности. Совершенно ясно, что предыдущие концепции были достаточно рыхлые. И главная причина этого, с моей точки зрения, состоит в том, что не был определен субъект национальной безопасности: что же такое Россия? Какое государство мы строим?

Есть три вариант ответа на этот вопрос. Первый вариант. Мы строим новое государство с 1991 года, то есть «с чистого листа», так же как большевики строили «с чистого листа» советское государство с 1917 года. Второй вариант ответа. Мы продолжатели и правопреемники Советского Союза. Третий вариант. Мы объявляем новую Россию наследницей и правопреемницей дореволюционной России. То есть по существу объявляем наши права на тысячелетнее наследие России.

Первый вариант, т.е. строительство государства «с чистого листа» с 1991 года, вряд ли может нас устроить. Тем не менее, такая попытка, по крайней мере, при Б.Ельцине была сделана. Сейчас же мы скатываемся ко второму варианту, все больше и больше показывая миру, что мы являемся «уменьшенной копией» Советского Союза, хотя и с другим вектором экономического развития. Но в области государства и права, в области исторических идеалов, в области топонимики получается, что мы во многих аспектах продолжатели Советского Союза.

Наиболее правильно, вероятно, пойти по третьему варианту. А именно: Россия является продолжательницей тысячелетней России. Это фундаментальный вопрос, от решения которого зависит решение всех остальных вопросов. И здесь, конечно, каждый вправе сделать свой личный выбор. Мне лично, как и многим моим коллегам, неинтересно жить в уменьшенном Советском Союзе, или же в новом, никому не ведомом государстве, за плечами которого не 11 веков государственности, а всего лишь 11 лет. И гораздо достойнее, это моя личная точка зрения, считать себя наследниками тысячелетней России.

Однако должно быть ясно, что этот путь формирования государственности, национальной идентичности чрезвычайно сложен и на нем нас подстерегают сложнейшие вопросы, требующие своего решения. Первый из них – это правопреемство, юридическое правопреемство. На какой правовой основе мы строим государство? Необходимо вернуться к тому праву, которое было отменено большевиками. Притом, что, естественно, многие элементы нынешнего права, в том числе  Конституция, не должны сбрасываться со счетов. Я имею в виду последнюю Конституцию 1993 года.

Второй вопрос – отношение к советскому периоду истории. Нельзя двигаться по тому пути без покаяния за грехи наших дедов и отцов. Но нельзя перечеркивать весь ХХ век. В том числе коммунистический эксперимент, который является важнейшей составной частью российской истории. Однако необходимо дать ему соответствующую оценку. Об этом – чуть ниже.

Третий вопрос – имущественные отношения, права собственности, реституция.

Четвертый вопрос – исторические идеалы, государственная символика и топонимика.

И, наконец, пятый вопрос – границы исторической России. Что такое Россия в пространственном отношении?  Если мы провозглашаем, что мы наследники тысячелетней России, в том числе и Российской империи, то возникает вопрос, в каком пространстве мы оперируем? Можем ли мы признать и должны ли мы признать те, по существу, сталинские границы, которые были сформированы сталинскими картографами во многом искусственным путем? Ведь, строго говоря, эти границы не являются юридическими.

Каждый из этих вопросов чрезвычайно болезненный, я бы даже сказал, взрывоопасный. Однако мы не первые, кто предпринял бы попытку их решить. Этим путем пошли все посткоммунистические страны, включая страны Балтии, и в целом, с известными издержками, их решили.

Наше положение гораздо сложнее. Любой неверный шаг грозит взорвать ту хрупкую стабильность, которая сложилась в российском обществе. Этого допустить мы не можем. Не имеем права. К тому же страны Восточной Европы существовали в коммунистической парадигме гораздо меньшее количество времени. Она им была навязана извне. Наш случай неизмеримо более сложен.

Но на то и существуют круглые столы, чтобы разбираться в самых сложных проблемах развития России. Я уверен, что с учетом высокого уровня присутствующих здесь экспертов, нам удастся это сделать. Пусть не сегодня, но, по крайней мере, в обозримом будущем. И в этом, как я надеюсь, составе, который будет расширяться. Возможно, следует организовать под эгидой нашего Экспертного совета, а, может быть, и Совета Федерации в целом, крупную конференцию с участием, в том числе представителей других новых, независимых государств, на которой эти вопросы поставить и попробовать найти совместный ответ. Было бы, наверное, слишком амбициозно считать, что мы собрали здесь круг единомышленников. Но, по крайней мере, здесь обрались люди, которые, как мне кажется, не равнодушны к идеям идентичности и правопреемства.

Еще одно предварительное замечание. Для меня совершенно очевидно, что, если мы будем на основе изложенных в документе идей предпринимать какие-то публичные акции (если мы об этом договоримся), то ясны и те «минные поля», на которые мы вместе вступаем. Самыми главными из них являются два. Первое. Это практически неизбежное обвинение в имперских амбициях. Нам, конечно, скажут, что эти идеи провокационны и ничего хорошего не сулят новой России, кроме серьезных ссор с новыми независимыми государствами, т.е. с нашими ближними соседями. И второе минное поле очень деликатного свойства – это отношение к советскому периоду Русской Истории. Конечно, не все в этом периоде было плохо, много было и хорошего. Поэтому нужно найти очень деликатные, взвешенные формулировки с тем, чтобы не оскорбить чувства по существу нескольких поколений людей. Я имею в виду не «коммунистический электорат», а просто несколько поколений наших предков. Очернять этот период было бы неправильно и неуважительно по отношению прежде всего к этим людям.

С юридической точки зрения, если мы говорим о правопреемстве Российской Федерации по отношению к дооктябрьской России, то в отношении Советского Союза, вероятно, должна быть применена доктрина континуитета, предполагающая, что новая Россия является, с одной стороны, правопреемницей дооктябрьской России, а с другой стороны, продолжательницей того международного субъекта, каковым был Советский Союз. Это, конечно, пока не отшлифованная формулировка, но мыслить следует, как мне представляется, в этом направлении.

И последнее замечание общего характера. Убежден, что без ответа на те вопросы, которые здесь сформулированы, всякого рода разговоры о национальных интересах, о национальной безопасности, о стратегии развития, останутся пустой болтовней, потому что если мы не договоримся о каких-то главных идеях безопасности и развития, вокруг которых можно построить общенациональный консенсус, то мы так и будем топтаться на месте.

 

2. Государственное правопреемство

 

М.А.Краснов. Я хотел бы представить нашу команду, члены которой входят в Комитет «Преемственность и возрождение России»: Андрей Зубов, Алексей Салмин и я, Михаил Краснов.

Я считаю, что надо очень четко разделить идею правопреемства и идею территориальной целостности. Если начать со второго, т.е. границ, то с каким духом будут выдвигаться территориальные претензии на Крым, Белоруссию и т.д.? С тем, который существует? Но тогда, даже если Россия расширится без «железа и крови», она останется такой же, как и есть, т.е. не самодентифицированной. Ведь главный вопрос – это вопрос национальной идентичности, что показывает пример древнего Израиля.  Там тоже разные были границы, но идентичность существовала всегда. Национальная идентичность – вот чего нет в современной России.

Тут прозвучало слово «покаяние». Это совершенно правильная вещь. Вчера я был в институте МВД на конференции «Профилактика преступности». Там выступали прокурорские и милицейские работники. Я был поражен, поскольку решил, что нахожусь на какой-то конференции КПРФ. И в обеденный перерыв один бывший генеральный прокурор СССР сказал: «Я очень рад, что наконец-то произошло покаяние». Т.е. он воспринял, что все участники конференции покаялись за 10-летнюю демократическую ересь. Когда я выступил и сказал, что я нахожусь в идеологическом меньшинстве, но если суммировать все, что до меня было сказано, то это: светлое советское прошлое, темное ельцинское прошлое и восходящая заря настоящего. Именно так все и происходило. Эти идеи, уверяю вас, присущи не только узкому кругу милицейских работников, они достаточно широко разлиты в нашем обществе. В умах – жуткая сумятица. И наша первейшая задача – навести какой-то порядок в умах наших сограждан. И если после этого изменения границ будут происходить естественным путем, то я буду это приветствовать, но это – не главный вопрос. Главный вопрос – это дух и пассионарность. Вот Путин выступил с Посланием Федеральному Собранию. Я со всем там согласен. Но когда провозглашаются такие цели, как создание конкурентной экономики, процветание России, то я говорю, что это не может быть той идеей, которая могла бы вдохновить общество. Это все некие побочные вещи.

Когда Сергей Кортунов пригласил меня на этот круглый стол, я понял, что, оказывается, есть единомышленники. И мы должны объединяться. На мой взгляд, это главное. Согласен, что идеи правопреемства требует скрупулезного изучения, и прежде всего, с точки зрения юридических последствий и юридического механизма реализации. Но давайте не уподобляться кружкам российских интеллектуалов, которые, в конечном счете, и заварили всю эту Октябрьскую революцию. Они занимались тем, что их разъединяет, а не объединяет. Давайте же сначала найдем, что нас объединяет, а затем на пирушке по поводу объединения решим, что нас разъединяет, и что нм делать дальше. Здесь сидят единомышленники. Чисто психологически прекрасно находиться в аудитории, не будучи в идеологическом меньшинстве. И чувствовать себя «своим среди своих». Я хотел бы, чтобы мы вели обсуждение с точки зрения этой объединительной идеи. Потому что национальное сознание нашего народа полностью затуманено мифами, и начать надо с того, что развеять эти мифы, для его следует создать какие-то организации. Наши маленькие «посиделки» вряд ли могут изменить что-то в стране.

Трагедия нашей национальной политической элиты, говоря более конкретно, Кремля, состоит в том, что она не видит причинно-следственной связи между практически нулевым, или очень маленьким движением экономического развития и полным отсутствием идентичности России. Для них – это лирика. Они прагматики, но прагматизм должен на чем-то основываться. Они считают, что путем налоговых реформ и введения новой ставки рефинансирования они решат свою проблему, и пойдет расцвет страны. Не пойдет! Даже для военнослужащих надо знать, за что отдавать свою жизнь. Неудачи в Чечне во многом объясняются именно этим.

С.В.Кортунов. Как говорил один из героев О.Генри, «песок плохая замена овсу». И решения, определяющие политику, а, следовательно, и судьбу страны на десятилетия вперед, не могут быть основаны лишь на прагматизме, даже если сегодня он кажется единственно возможным и верным. Кроме того, есть прямая причинно-следственная связь между практически нулевым или очень маленьким экономическим ростом и полным отсутствием национальной идентичности.

Потеря государственной идентичности, чувства национального самосознания ведет, как показывает всемирная история, к неспособности четко формулировать (а, следовательно, отстаивать) национальные интересы, к их неизбежной подмене либо несбыточными, либо ущербными идеями и целями. В конечном счете, это неизбежно приводит к утрате той или ной страной своих законных и естественных места и роли в мировой политике, а в более широком плане – в глобальном историческом процессе в целом. В лучшем случае она отодвигается на периферию мирового развития.

Вопреки видимым внешним успехам России на международной арене за последний год, рискну заявить, что именно такая перспектива грозит России в случае, если в ближайшее время она не преодолеет кризис национальной идентичности, т.е. не вернется к исторически сложившемуся представлению о самой себе. Для этого мало заявить, что Российская Федерация является «продолжательницей СССР». Необходимо четко и недвусмысленно объявить права нынешней России на ее тысячелетнее историческое наследство, пока никем всерьез не оспариваемое.

Казалось бы, новая Россия это уже сделала. В Послании по национальной безопасности Президента Российской Федерации Федеральному Собранию от 13 июня 1996 года декларировано: «С точки зрения исторической, Россия – наследница Древней Руси, Московского царства, Российской империи, продолжательница Союза ССР».

Однако эта декларация не дает четкого представления о том, на какое, собственно, историческое наследство претендует Российская Федерация, что она принимает, а что отвергает из своего прошлого. С юридической точки зрения, РФ не может быть правопреемницей одновременно Российской империи и СССР, который, как известно, был построен на принципах отрицания и отмены законов Империи.

Слабую тень идеи о правопреемстве можно найти в преамбуле действующей Конституции РФ, в словах «возрождая суверенную государственность». Но это не ответ на главный вопрос, а именно – какую историческую правовую традицию продолжает наше государство.

Наконец, между декларацией и взвешенной, хорошо осмысленной и твердой политикой – «дистанция огромного размера». Мало сделать заявление, важно показать, что из него следует в плане принятия реальных политических мер, совершения практических шагов на уровне государства в области восстановления духовного, культурного, правового и исторического преемства с исторической Россией как единственно возможной основы ее возрождения. А затем – принять эти меры и совершить эти шаги.

Почему проблема национальной идентичности, а соответственно, и национальных интересов практически никогда не возникала в СССР?

Да потому, что советские интересы и интересы национальные – вещи не только совершенно разные, но и во многом диаметрально противоположные. Интересы СССР носили глобальный, а не национальный характер, поскольку были связаны с реализацией глобального всемирно-исторического проекта, альтернативному западному, впрочем, столь же глобальному – в пространстве и во времени – проекту.

Запрос на концепцию национальных интересов (концепцию национальной безопасности) сделал уже поздний СССР, когда партийная номенклатура от этого самостоятельного проекта отказалась. Тогда   моментально и возник вопрос о национальной идентичности: кто мы? откуда мы? куда идем? И проч.

К сожалению, на том этапе эта проблема решена не была (созданная М.Горбачевым и А.Яковлевым "комиссия Ю.Рыжова" по выработке концепции национальной безопасности бесславно провалилась). Тогда «прорабы перестройки» объявили целью «вхождение СССР в мировое цивилизованное сообщество». То есть по существу объявили о своей неспособности «тянуть» самостоятельный исторический проект и в виду этого поставили новую задачу - войти в чужой, западный либеральный проект. И никто – ни М.Горбачев, ни А.Яковлев, ни Э.Шеварднадзе – не озаботился вопросом о том, на каких, собственно, условиях это произойдет? В результате была осуществлена попытка войти в чужой проект за счет отказа от своей субъектности, «самости». Именно тогда высшее руководство СССР по существу выбросило на свалку истории советскую идентичность, не предложив вместо нее никакой другой.

Последствия не заставили себя долго ждать. Сначала распался СЭВ и Варшавский Договор, а затем и сам СССР. И не мудрено. Кто сказал, что «интегрироваться в мировое сообщество» следует одновременно и в качестве единого международного субъекта? А почему нельзя интегрироваться частями? И с разной скоростью?

Вот почему и в новой России (в той, что от нее осталась) вопрос о национальной идентичности стал вопросом выживания страны, ее территориальной, не говоря уже о культурной, целостности. 10 лет шел мучительный поиск такой идентичности. И, казалось бы, страна стала выходить на решение этого вопроса, что отражено в важнейших документах по национальной безопасности последних лет.

Теперь, после 11 сентября 2001 г., когда вновь заявлена задача «интеграции в мировое сообщество», этот кардинальный вопрос вновь «повис». Но тогда следует приготовиться к тому, что на повестке дня вновь встанет проблема территориальной целостности России. Почему «интегрироваться в мировое сообщество» Чечня, например, не может через Турцию; Калининград – через Германию; Курилы – через Японию; Сибирь – через Китай, а Татарстан, скажем, - через Швейцарию?

       Если мы устами Президента фактически заявляем, что у России нет своего исторического проекта, нет собственной субъектности, то как тогда можно возражать против того, что наши регионы будут говорить напрямую с США, т.е. со страной, где эта субъектность есть, и которая является цитаделью именно того проекта, куда Россия сама страстно хочет «интегрироваться»? Любой прагматически мыслящий региональный политик (Шаймиев, Рахимов) немедленно поехал бы – но не в Москву, а в Вашингтон за инструкциями о том, как лучше «интегрироваться» в мировое сообщество. Конечно, вероятность распада России сейчас гораздо меньше, чем это было в отношении СССР в 1991 году. Но зачем же наступать на те же «грабли» уже второй или третий раз? Ведь уже многократно доказано, что игра на чужом поле, в особенности, если не очень хорошо знаешь, ни этого поля, ни правил игры, к добру не приводит. Но, вероятно, грабли – это наш «национальный вид спорта».

Сейчас много говорят о необходимости сформулировать национальные интересы России. Но национальные интересы могут быть краткосрочными (3-5 лет), среднесрочными (10-20 лет) и долгосрочными (30-50 лет). Наконец, есть и «вечные» национальные интересы, связанные с защитой и развитием народа (этноса), территории, на которой он живет (если хотите, жизненного пространства), и образа его жизни (национальной и культурной идентичности).

 Ни одному из этих критериев внутренняя и внешняя политика СССР не отвечала. Советский эксперимент обошелся России в десятки миллионов жизней и еще в десятки – не родившихся людей. Территория исторической России подверглась невиданной перекройке в пользу национальных республик. А национальный образ жизни, русская культурная идентичность утонули в советском проекте. Чувства «вечных» национальных интересов нет пока и у сегодняшней России. А потому вновь и вновь встает вопрос о ее национальной идентичности.

Итак, новая Россия не может предъявить права одновременно на историческое наследство СССР и Российской империи. И ей надо делать выбор. В случае, если она делает выбор в пользу СССР, о национальной идентичности можно забыть, поскольку советский исторический проект по определению был антинациональным. Конечно, история любой страны непрерывна. Но отношение к различным ее периодам и моментам может быть разным. Можно и нужно уважать свою историю, какими бы трагическими ни были некоторые ее страницы. Но одновременно следует понимать и признавать ошибки и заблуждения, которые приводили к поражениям и потерям. Так только и можно «вернуться» в историю всемирную в качестве ее полноправного субъекта.

Все это означает, что если Россия отказывается от коммунистической идеологии и строит свое дальнейшее историческое бытие на ее отрицании, она не может принять на себя и советское наследство, строившееся именно на «красной идее». В отношении СССР должна быть применена не доктрина исторической и правовой преемственности, а доктрина континуитета, предполагающая, что новая Россия является не наследницей, а всего лишь продолжательницей того международного субъекта, каковым был Советский  Союз.

В принципе эта идея и отражена в Послании по национальной безопасности от 13 июня 1996 года. Однако там не поясняется, в чем разница между наследницей и продолжательницей, и какие конкретные политические и правовые акты должны последовать после признания того обстоятельства (для меня бесспорного), что Россия является наследницей Российской империи и лишь продолжательницей СССР.

А.М.Салмин. У меня одно маленькое предварительное замечание шутливого свойства. Надо все смотреть в контексте, и преамбула Конституции 1993 года выгодно отличается от преамбулы Конституции 1978 года (в последней редакции 1992 г.), в которой было сказано, что Российское государство было создано объединившимися в нем народами. Так что если сравнить нынешнюю формулу с прежней, то налицо явный прогресс.

Я буду высказывать критические замечания, но эта критика имеет конструктивный статус, т.е. она идет с этой стороны, изнутри, а не извне. В дискуссиях на тему идентичности и государственности есть некоторое внутреннее противоречие. Я имею в виду повторяющуюся, то есть не случайную, негативную оценку российского государства. В этих случаях как бы доводится до логического конца один из славянофильских тезисов. Существует русский народ, и существует русское государство, которое создавалось русским народом в течение тысячелетия. При этом народ наш хороший, а государство у нас – плохое. Тут что-то не так. Или народу, создавшему такое государство, надо непрестанно каяться, трепеща, или государство было не такое уж плохое (насколько вообще неплохим может быть любое государство, в принципе данное грешному человечеству по слабости его), или же и то, и другое. Славянофилы, звавшие, в общем, к покаянию, начало пагубы склонны были усматривать в петровских реформах, некоторые из них иногда — в деяниях Иоанна Грозного и т. д. В результате возникла целая школа, скорее публицистическая, чем историческая, поднявшаяся "за Софью на Петра". Мы же иногда и досоветский, и советский периоды государственной истории оцениваем в качестве "антирусских". Я бы назвал такой подход "гиперславянофильством". Получается, что последние десять лет, дающие некую   надежду, мы   сравниваем   с   тысячелетием   нашего государственного бытия не в пользу последнего. Как историк по образованию я могу сказать, что методологически такой подход далеко не бесспорен. А как практикующий политолог добавлю, что это обычная и почти неизбежная аберрация сознания нашего брата политолога, которому что тысяча лет, что семьдесят, что десять. Лишь бы эры, эпохи, периоды сводились к сопоставимым парадигмам, к моделям, к структурам, к наборам функций, образов и т.д. Но в нашем-то случае речь идет об оценке, в том числе нравственной и эстетической, а не просто о структурном сопоставлении. А с этой точки зрения десять, семьдесят и тысяча лет — периоды, к которым не применимы одинаковые критерии. Что такое тысяча лет? Это период, который человек логически, эстетически или нравственно просто не в состоянии осмыслить. Это органика, почва, из которой мы выросли. Почва, в которой очень многое можно найти, все зависит от того, как копать и как атрибутировать выкопанное. Это тысячелетие включало и столетние, и десятилетние периоды, у каждого из которых свое лицо. Например, мы можем определенным образом оценивать период Смуты и самозванства, но это не значит, что мы переносим эту оценку на весь XVII век. Нам могут нравиться или, наоборот, не нравиться реформы Александра II, и тогда нам должны, по принципу зеркального отражения, соответственно, не нравиться или нравиться контрреформы Александра III и т. п. Я, конечно, немного утрирую, но, в принципе, отвергнуть всю нашу государственную историю, приняв лишь "наше время" — примерно то же, что "хорошему человеку" отказаться от "позорной истории" своей "хорошей семьи". Мне кажется, в данном случае уважаемые и любимые лично мной славянофилы пошли по методологически неверному пути, что привело их и к некоторым ошибочным практическим выводам, и вряд ли стоит им подражать в этом отношении.

Второй вывод из этого обстоятельства. Если мы так оцениваем тысячелетний опыт, тысячелетнее бытие государства, то о каком преемстве, (или, тем более, правопреемстве) может идти речь? Ведь правопреемство связано с государством, с правом! Давайте тогда создадим государство заново на основах разума. Правда, с этим могут не согласиться некоторые составные части этого государства, которым захочется жить своим разумом. Придется тогда в лучшем случае говорить о культурной преемственности. Об этом уже начинают говорить, причем в настораживающем контексте противопоставления этой преемственности — государственной. У известнейшего нашего писателя промелькнула как-то фраза о том, что русским, возможно, суждено будет прекратить свое государственное существование, продолжив культурное. Это, конечно, к счастью, все же предостережение, пророчество, если угодно, а не призыв, каковым фактически стало бы отвержение нашей государственной традиции в пользу культурной. Однако о какой культурной преемственности может идти речь практически? "Вообще" о преемственности культуры нашего хорошего народа, почему-то создавшего себе плохое государство, или о возвращении к началам Православия, которое наш народ в массе своей горячо принял, да плохо усвоил, и затем с легкостью и горячностью же отверг? Это два разных подхода, и второй не может не предполагать и принятия православных составляющих нашей трагической государственной истории, если угодно —нашей политической культуры. Здесь важно остановиться и задуматься.

Я к этой теме еще вернусь в несколько ином плане. У нас есть какая-то национальная склонность к демонстрации силы, когда силы-то и нет. Эта склонность не вчера появилась, и видимо не завтра исчезнет. Вспоминаю фразу летописца по поводу разгрома Тохтамышем Москвы в 1382 г. Цитирую по памяти, не обессудьте: "начаша пианицы наша московския ругатися, кажуще татарам срамы своя, мняхуть бо только силы есть"... Что произошло потом, мы все, думаю, прекрасно знаем. Когда вернулся с войском великий князь Дмитрий Донской, им оставалось только плакать на углях Москвы.

Второе соображение в этой связи, уже не историческое, а юридическое. Существует универсальный принцип международного права. Двусторонний, как монета или медаль и обоюдоострый, как меч. Это принцип pacta sunt servanda (договоры должны соблюдаться) c оговоркой rebus sic stantibus (т.е. при существующем положении вещей). Т.е. пока сохраняются те обстоятельства, которые привели к заключению такого договора. Я думаю, что сейчас, чтобы нам не оказаться в положении пьяниц московских на стенах Кремля, надо ясно декларировать, и прежде всего - в своем кругу, что мы намерены исходить и будем исходить из общепринятых принципов международного права в наших отношениях со всеми, в том числе и с теми государствами, которые возникли на развалинах исторической России, из  фундаментального принципа pacta sunt servanda,  rebus sic stantibus. Такой подход и дает нам основания не закрывать в принципе, глаза на вопрос о различии между страной (которая имеет свою организацию, в частности — церковную, экономическую, культурную, в т.ч. образовательную) и политической организацией ее территории. Сейчас на территории страны существует несколько суверенных государственных образований (кстати, в Германии так было в течение многих сотен лет, да и в нашей стране "плюрализм" существовал, grosso modo, вплоть до включения в состав государства земель бывшего Великого княжества Литовского при Екатерине II). Это тот ключ, который, как мне кажется, позволяет остаться на грани того, что мы не можем не делать, и того, что мы можем сделать.

Возвращаюсь к вопросу о преемственности. Проблема преемственности, безусловно, существует, причем в самом широком смысле. Культурной преемственности, эмоциональной и, в конце концов, — антропологической, в смысле, например, образа жизни. Русский суперэтнос — это сложное явление, которое можно долго обсуждать, конечно, не здесь и не сейчас. Без понимания всех этих вещей мы ничему не научим своих детей, и не решим для себя проблему идентичности нации. Но есть все же совершенно особая составляющая этой проблемы, поскольку мы говорим здесь о государственном, а не только о культурном бытии России. Мы же хотим сохранения государственного существования России, более того — укрепления российского государства, поэтому и надо делать акцент на проблеме правопреемства, а не просто исторической преемственности. Ведь государство и право - это сплав,  который простым способом нельзя разделить.

Сразу оговорюсь, чтобы быть правильно понятым: я вовсе не имею в виду призыва к восстановлению монархии. Я сдержанно отношусь к монархизму сегодня, но не потому, что в принципе его не приемлю. В России вообще трудно отвергать идею монархии в принципе. С чем ее, собственно, сравнивать, и что ей противополагать? Все-таки более тысячи лет нашей страной правили законные самодержцы, несколько десятилетий (в XVII и XX вв.) — незаконные и только одиннадцать лет из тысячи ста сорока мы сами избираем себе глав государства, которых сами же потом и обвиняем в проявлении самодержавных наклонностей. Уже целых три раза избирали. Вообще, самодержцев - легитимных, самозванных и всенародно избранных — в России не ругает только ленивый. Монархия в стране, если верить социологам, не популярна, но я отчего-то не сталкивался у нас в Отечестве с таким видом творчества,   как   сколько-нибудь   последовательное   республиканское философствование. Отсутствие царя на троне и в голове, между тем — еще не республика. Так что дело совсем не в принципе, который мало кто последовательно отстаивает и совсем никто последовательно не отвергает. Дело в другом. Не менее трудно быть "практическим монархистом" при отсутствии Государя или признанного хотя бы всем царствовавшим Домом наследника престола. Это почти то же самое, что кавалеристу скакать без коня. Лучше не делать этого, по крайней мере - публично, хотя пока кавалерист остается кавалеристом...

А.А.Коновалов. То есть, ноги у него кривые?

А.М.Салмин. ...И шаркающая походка. Незавидна, однако, участь персонажа, который "повернул коня налево, а сам направо поскакал..." Сегодня я выношу проблему монархии за скобки. Это особая проблема, требующая особого обсуждения, и сегодня за этим столом мы ее даже сформулировать толком едва ли успеем. Наша задача более общая, и ее постановка меньше разделяет людей, что очень важно: возродить государство, подтвердить его право на тысячелетнее наследие. Сделать его, если использовать современную терминологию, реальным агентом международного процесса. Если мы исходим из того, что право - это что-то значимое, мы  должны понять, что таким может быть не всякое право, а только право законное. Бывает и незаконное право, как бывают преступными приказы. Сегодня, к сожалению, мы все еще находимся в такой ситуации, когда законное право, уничтоженное незаконным путем в марте 1917 года, не восстановлено. Именно в марте того года были нарушены действовавшие, не ставившиеся, кстати, in соrроrе под сомнение ни одной серьезной политической силой, законы Российской империи. Разумеется, отдельные законы критиковали, и, наверное, правильно. Но само право, весь его корпус, не критиковал никто, даже большевики. Найдите у большевиков хоть одну инвективу против корпуса  права как такового! Этого не было, такое просто в голову никому прийти не могло. Однако в марте незаконным путем была изменена система правления, и уже очень скоро большевики одним декретом "отменили" все законы российского государства.

Нам необходимо выйти из этой ситуации. Как это сделать? Вообще-то,  право не уничтожается произвольным актом, его действие лишь фактически приостанавливается незаконной властью на контролируемой ею территории. Собственно, та власть и является незаконной, которая отказывает законным образом не отмененным законам в их праве применяться — это и есть критерии незаконности власти, а не всегда относительные "неправильность социальных идей" или "жестокость". Законная же власть в принципе даже не обязана декларировать его восстановление, разве что для сведения тех, кто и имени главы государства не знает. Кстати, белые правительства его действие немедленно восстанавливали всюду, где поднимался трехцветный флаг. Конечно, в силу фактически сложившихся обстоятельств, в реально возможном объеме и с необходимыми новациями. Дело ведь не в буквализме — в одну реку не войти дважды — а в демонстрации того, что вся система прав и обязательств, складывавшаяся столетиями, не исчезает оттого, что кто-то вдруг «чохом» отменил ее ради своей корысти, по невежеству или из хулиганских побуждений. Мы никуда от этого не денемся, придется рано или поздно признать существование проблемы и решить ее. Мы должны понять, кому мы наследуем в правовом и государственном смысле — тысячелетней России, разбою 1917 года, или вообще никому. Тогда надо создавать государство "с нуля", потому что в противном случае это будет новая декорация, прикрывающая все то же наследие того же разбоя. А если создавать все с нуля — это будет отъятие дубинки у явного вора "незаконным владельцем", не таким свирепым и, возможно — благонамеренным... Пока, что бы у нас ни говорилось по этому поводу, мы колеблемся между вторым вариантом и третьим. Как решить проблему практически - это вопрос отдельной дискуссии. Юристы здесь могут сказать много интересного.

Преимущество такого подхода состоит и в том, что он снимает и вопрос о "выбрасывании" каких-то этапов из нашей тысячелетней истории, и о выборе между абстрактными моделями монархии и республики. Мы просто возвращаемся в правовое пространство: не потому, что кому-то империя нравится больше, чем СССР или РФ, а потому, что нельзя не вернуться к законному состоянию. Легитимизм и монархизм в наших сегодняшних условиях — не вполне одно и то же. Отдельные элементы права, очень многие элементы, требуют рационального объяснения и коррекции, но сам принцип легитимности государства — не требует. Легитимность едина и неделима. Почтение к праву восстанавливает и уважение к законам. В частности, — это последнее по списку, но не по важности, — восстанавливается уважение к  собственности. Невозможно внушить уважение к собственности сегодня, не признав, что право собственности было нарушено в 1917 г. Не только с самой собственностью, но и с правом собственности поступили тогда совершенно незаконным образом. Государство, которое принимает ответственность на себя за содеянное и намерено восстановить status quo ante, не может поступить иначе. В противном случае, мы не сможем ни возродить ничего, достойного возрождения, ни, тем более - создать ничего нового, достойного лучшего в нашей истории.

С.В.Кортунов. Конечно, и Российская империя опиралась на масштабный, универсальный, идеократический исторический проект, в известной мере оппонирующий западному. Однако российский имперский проект и проект советский, коммунистический, - и по замыслу, и по историческим результатам – проекты полярно противоположные и взаимоисключающие. И сходство между ними чисто внешнее.

Конечно, имперский проект в России не был (как и советский) узко национальным, т.е. чисто русским. Вопреки известному клише, запущенному большевиками, Российская империя, которая формировалась на протяжении целого тысячелетия, никогда не была «тюрьмой народов». Ее история – это история не только завоеваний, но и во многом добровольного политического, хозяйственного и административного союза земель, этносов и культур, скрепляемого общегосударственными ценностями и интересами, идеей общего блага. Для многих народов вхождение в состав российского государства стало возможностью выживания и развития, сохранения культурной и конфессиональной идентичности и самобытности. Далеко не все народы были присоединены к нему путем завоевания и насилия. Некоторые из них с оружием в руках боролись за присоединение к России, которая была им духовно близка, а в ряде случаев выполняла по отношению к ним освободительную и цивилизаторскую миссию. Малые народы или субэтносы в свое время предпочли существование в пределах русского этноса, сравнительно более терпимого к ним, из-за опасности уничтожения другими, менее терпимыми этносами. Принятые в лоно Большой России, они должны были быть не соперниками, а сотрудниками в исполнении общего дела и предназначения. В силу своей географии Россия стала естественным убежищем эмигрантов с Запада и с Юга. Взаимная открытость русских и тянущихся в Россию инородцев, подвижников самых разных культур и религий, привела к созданию на огромной евразийской территории единой этнической общности – российского суперэтноса. Оказавшись центром этнического и культурного притяжения не только славян, но и других сопредельных народов, русский народ был в большей степени «российским», чем «русским», и в силу этого никогда не был «нацией» в западном смысле слова. Никогда не была Россия и империей западного типа. История России – это  история страны, которая осваивала  новые территории, и история государства, которое стремилось подчинить себе  изначально стихийный процесс монастырской и крестьянской «колонизации». Собственно, изначальная, «малая» Россия, не обладала, по сравнению с «колониями», ни повышенным благосостоянием населения, ни сформировавшимся третьим сословием, ни активно развивающейся за счет колониальных инвестиций социальной инфраструктурой.

И в киевский, и в московский, и в петербургский периоды своей истории она формировалась именно как Большая Россия, как империум, замысленный не только как наследник вселенской идеи Первого, а затем и Второго Рима (отсюда формула «Москва – Третий Рим»), но и как основной исторический субъект осуществления вековой мечты человечества – построения Царства Божьего на земле. Этот исторический проект, передававшийся от поколения к поколению на уровне не только российских политиков, но и российских народов, во многом предопределил судьбу России в ХХ-м веке, когда она, единственная из других стран Европы, не оказала должного сопротивления коммунистической идее.

И тут мы подходим к самому главному, что подчеркивает непримиримое противоречие между Российской империей и СССР, делает эти государства антигонистами и в правовом, и в историческом контексте. В октябре (а в более точном юридическом смысле – уже в феврале-марте) 1917 года была прервана преемственность российской государственности и российской истории в целом. Осуществление идеократического имперского исторического проекта, - путь, по которому Россия шла несколько столетий, - было внезапно прекращено. Столетиями создаваемая великая страна, органически сцементированная русским суперэтносом, русским духом, культурой и языком, была превращена в псевдопролетарское, псевдоинтернациональное государство, целостность и единство которого сохранялись насилием и ложью. Нельзя ставить знак равенства между большевистским государством «рабочих и крестьян» - СССР – и православной Российской империей, как нельзя ставить знак равенства между коммунизмом и христианством. Нельзя ставить знак равенства между государством, каким был Советский Союз, и страной, которой является историческая Россия. В отличие от царской монархической России СССР стал государством безбожным и антинациональным. Даже воинствующе атеистическим и космополитическим. Ведь субъектом развития большевики объявили не верующий (и в известной степени богобоязненный) русский народ, а безбожный пролетариат, который «не имеет своего отечества» и которому «нечего терять, кроме своих цепей». Само название СССР, с этой точки зрения, уникально. США -  полиэтническое образование, но по его названию хотя бы понятно, где находится страна. А на каком материке Земного шара существовал СССР -  неизвестно. Большевики использовали русских как материал, а Россию – лишь как плацдарм для мировой революции. В отличие от русских самодержцев они хотели завоевать весь мир. Герб СССР – земной шар, а не двухглавый орел. Даже нацисты при всех их минусах были национально мыслящими людьми, пусть и в извращенной форме. Третий Интернационал никогда не мыслил национально.

Тут нельзя не согласиться с авторами «Манифеста несуществующей партии»: «Большевики не только пели «отречемся от старого мира», но и действительно, причем официально, отреклись от всей российской истории, отведя ей роль лишь предыстории, объявив, что с 1917 года начинает свою историю новое государство – Советское. Не случайно впервые в истории революций был единовременно отменен абсолютно весь корпус российских законодательных и иных правовых актов. Не случайно было заявлено об отказе признать долги «царской России» как чужого государства. Наконец, не случайно в 1922 году страна получила название, никаким образом не связанное с ее исторической государственностью, – «Союз Советских Социалистических Республик». И юридически, и политически, и духовно Советское государство отказалось признать себя правопреемником исторической России. А так происходит лишь тогда, когда страну завоевывает внешняя сила, с презрением относящаяся к аборигенам. Но порой даже захватчики не делают с покоренными странами того, что духовно и физически сотворил коммунизм в России».

Альтернатива большевистской диктатуре в России, конечно же, была. Это – развитие по пути буржуазно-демократической республики, скорее всего, парламентского типа, возможно, с сохранением номинальной монархической верховной власти, как это произошло в Великобритании и в ряде других стран Европы.

К 1917 г. всем ходом своей мучительной истории Россия подошла к конституционному перерастанию в демократическое федеративное государство со своим достойным местом в сообществе цивилизованных стран. Но была ввергнута большевиками в пучину социальных, политических и национальных  потрясений.  

А.Б. Зубов. Мы с Алексеем Салминым занимались проблемами правопреемства России с 1993 года. И даже раньше начали работу в этой сфере. А с декабря 2000 г. существует Комитет «Правопреемство и возрождение России», в котором именно эти понятия поставлены во главу угла.

Проблема пространства, проблема территории не может быть во главе угла. На самом деле, эта проблема, сколь бы они ни были важной, вторична, потому что пространство — есть территория расселения народа, но главное это — не где живут, а кто живет. И пример еврейского народа, живущего тысячелетиями в рассеянии, но сохранившего самотождественность, или армянского народа, который также живет в рассеянии тысячи лет, но сохраняет свою самотождественность, или пример нашей, русской эмиграции, которая после 1917 г. создавала величайшие и прекраснейшие культурные и духовные ценности за рубежом, говорят о том, что не место красит человека, но человек красит место. И наша задача, на мой взгляд, в первую очередь, помочь, по Диогену, «найти человека», а потом уже человеку найти границы обитаемого им пространства. Если будет пространство, но не будет человека, то придут другие люди и возьмут это пространство. Что уже почти с нами и происходит.

Я вспоминаю 26 главу книги Левит, в которой говорится очень четко и ясно, что будет с израильским народом, если он будет слушать Закон и что будет с ним, если он не будет слушать Закон. Если он будет слушать Закон, то все будет, естественно, хорошо. А если не будет, то будет все плохо: болезни, моры. Если и после этого он не будет слушать, начнутся нашествия, если и после этого не будет слушать — придут  завоеватели, завоюют земли, если и после этого не будет слушать, то другие нации выгонят этот народ и будут жить на этой земле. То есть идет целый ряд нарастающих казней. 

Но основная мысль этой главы книги «Левит» - покаяться за свои грехи и за грехи отцов повторяется в нескольких местах, особенно в стихах 38-41: «И погибните между народами, и пожрет вас земля врагов ваших; а оставшиеся из вас исчахнут за свои беззакония в землях врагов ваших и за беззакония отцов своих исчахнут; тогда признаются они в беззаконии своем и в беззаконии отцов своих, как они совершали преступления против Меня и шли против Меня... тогда покорится необрезанное сердце их... И Я вспомню завет Свой и... землю вспомню». Это, конечно, все нравственные вещи, но, как сказал Иван Киреевский, «под громким вращением общественных колес таится неслышное движение нравственной пружины, от которой зависит всё». И именно в этом смысле нам надо подумать, что такое преемственность и что такое возрождение.

Возрождение — это рождение заново. Что же мы хотим, чтобы снова родилось? Для того, чтобы правильно ответить на этот вопрос мы должны понять, что умерло. Возрождение, восстановление, анастасис — это же термины Воскресения, Пасхи Господней. Как здесь уже говорилось, в 1917 г. умерло российское государство. Оно умерло в феврале, будучи преданным всеми - от царя до последнего раба. И многие, кто не хотел его предавать, оказались в идиотском положении. В замечательных воспоминаниях Олега Васильевича Волкова «Погружение во тьму» говорится, что он, будучи молодым монархистом, оказался в идиотском положении после того, как отрекся от престола царь. Монархистом чего он был? Можно ли быть монархистом, когда сам царь не монархист, когда брат царя, в пользу которого противозаконно отрекся Император Николай, сам отказывается от престола вплоть до решения вопроса о монархии Учредительным собранием? В воспоминаниях видного чиновника земледельческого ведомства Алексея Татищева говорится, что один его друг, который работал товарищем прокурора Таврической губернии, узнав об отречении Государя, вышел в другую комнату и застрелился. Он посчитал, что после отречения России больше не будет и жить бессмысленно.

Мы можем считать, что это было несколько слишком. Но, по сути говоря, российское государство после отречения 2 марта 1917 г. закончилось. Затем последовал короткий период судорог, а 22 ноября большевики издают декрет, в соответствии с которым ликвидируется обязательность законов Российской империи. В ответ Сенат объявляет незаконной власть большевиков, и на этом «клинче» заканчивается российская государственность. После этого в течение довольно большого времени та Россия, которая воевала с большевиками, не признавала декретов Совета народных комиссаров, считая их незаконными, а Совет народных комиссаров не признавал того Указа Сената и всего, что было до 1917 г. Как цитировал сейчас Алексей Михайлович, в Конституции 1978 г. всегда говорилось о создании государства с нуля, т.е. для большевиков государства до них в России не было.

И вот сейчас, дорогие друзья, мы стоим перед той проблемой, перед которой не стояла ни одна посткоммунистическая страна. В любой другой стране Восточной Европы, от Эстонии до Болгарии, всем, кроме матерых коммунистов было ясно, что их страну захватила внешняя сила, а именно —советская коммунистическая Россия. Захватила - кого в 1940, кого в 1945 г. И единственная стоявшая перед ними задача состояла в том, чтобы эту силу  изгнать и восстановить ту государственность, которая была до захвата. Что, собственно, и было сделано более или менее последовательно всеми.

Наша ситуация неизмеримо сложнее. Мы сами себя захватили. Поэтому нам намного тяжелее совершить тот же акт, который совершили они. Вопрос заключается в том, что все равно совершить-то его надо. Мы можем быть или наследниками Совета народных комиссаров и его декретов — и тогда не надо никакой реституции собственности, и не надо никакой тысячелетней России, а надо строить и дальше советское государство. И коммунисты, собственно говоря, стоят на этой платформе. Или мы можем быть сторонниками той России, которая утрачена. При этом советский период надо понимать не как «черную дыру», — мы не выбрасываем ничего, в том числе и эти 70 лет, — а как период трагической ошибки. А кое для кого — и как преступление. Причем, как одну из самых трагических ошибок русской истории, даже в чисто «нумерическом» измерении, т.е. в перспективе утраты самого ценного, что есть в государстве - человеческой жизни. Государство ведь создается не для чего иного, как чтобы в нем счастливо жили люди. Когда эти люди уничтожаются, государство становится бессмысленным.

Сейчас для нас это тяжелый вопрос, потому что большинство наших отцов и дедов связывали себя в той или иной степени с советским государством. И поэтому мы в некотором роде преданы и лояльны ему. Но если мы преданы и лояльны России, мы должны сделать этот выбор. Не случайно Израилю так тяжело было покаяться за себя и за отцов своих. Каяться в грехах предков — это тяжкая вещь. Помните слова Солженицына, который не раз здесь вспоминался?  «Если коммунизм укрепился в России... — то, значит, нашлось достаточно охотников из народа этой страны проводить его палаческие жестокости, а остальной народ не сумел сопротивляться. И виноваты — все. Все, кроме тех, кто погиб сопротивляясь».  Может быть, надо добавить, и тех, кто, сопротивляясь, ушел в изгнание. Достойны уважения люди, сражавшиеся с оружием в руках против большевитского зла. Те, кто не сражался, те, кто перешел на сторону большевиков, те, кто предпочел отсидеться по казалось бы тихим углам, те, кто так или иначе принял эту власть, в этом смысле, разумеется, виновны, независимо от того, убивали они сами или нет. Для нас - это огромная, в первую очередь, нравственная проблема. Мы должны поставить эту проблему перед нашим народом. А ее не хотят слышать, даже в церкви. Я работал над социальной доктриной РПЦ и знаю, как тяжело эти проблемы проходят даже там, даже в кулуарах Митрополита Кирилла, потому что на самом деле виноваты не только мы, люди в пиджаках, но и люди в рясах.

И мы должны, наконец, сделать этот выбор и сказать: да, это была трагическая ошибка, это наша история, но у нас есть силы, или, по крайней мере, желание ее исправить, поскольку эта ошибка привела к уничтожению людей, искоренению веры, всего того, что свято. Кто же может надеяться на возрождение России без возрождения Святыни? Причем Святыни не только формальной, например, постройки Храма Христа Спасителя. Самая главная Святыня должна быть в сердце человека. «Разве не знаете, что вы Храм Духа Святаго и Дух Божий живет в вас?». Это первое.

Второе, что следует за этим, это, конечно, формальное правопреемство. Это сделали все страны, в которых также формально было уничтожено все право. В Польше или в Болгарии все право уничтожено не было. Что-то сохранялось. Поэтому нет и акта о тотальном правопреемстве. Скажем, в Прибалтике все право было уничтожено целиком. И там принят акт о тотальном восстановлении права. Нам точно также надо вернуться к тем законам, которые большевики объявили недействующими, но которые действовали на территории Белой России как антибольшевистская альтернатива. При этом следует иметь в виду, что есть переходный период, в ходе которого старые законы, которые признаны законными теоретически, корректируются с учетом современных реалий. Что-то в них меняется, что-то модифицируется. Здесь есть опыт Восточной Европы и Прибалтики. Здесь нужно два акта. Первый. Акт о намерении правопреемства. И второй акт - о реализации правопреемства, которые могут быть разнесены по времени на достаточно большой срок.

Да, при этом мы принимаем определенную ответственность. Она может быть финансовая, юридическая, политическая. Мы сейчас не рассматриваем проблему пространства. Мы рассматриваем проблему, если угодно, государственной души. Сейчас мы являемся преемниками большевицкого закона, потому что у нас действуют все законы, которые были приняты после 1917 г. и которые не отменены новыми законами Думы. Они все продолжают действовать. При этом не действует ни единый закон, который действовал до 22 ноября 1917 г. И когда покойный Эрнест Михайлович Аметистов в Конституционном суде спросил: «Как быть со вторым переходным положением Конституции 1993 г.? Оно не распространяется на законы до 1917 г.»? (а оно говорит, что все законы, действующие на территории Российской Федерации, не противоречащие современному законодательству, сохраняют свое действие), ему ответили юристы: «Вы еще царя Гороха вспомните». Дали такой вот «юридический» ответ и более не пожелали продолжать дискуссию.

Третий момент, дорогие друзья, это, конечно же, реституция собственности. Без этого мы никуда не денемся. И ни к чему не придем. Болгария, Эстония, Польша, ГДР - все прошли через это. Если мы не реституируем собственность, т.е. собственнические права, попранные в 1917 г., да еще таким жутким способом, когда собственника, как правило, уничтожали, мы не обеспечим никаких прав собственности в нашей стране  никогда и ни за кем. Любая собственность здесь будет восприниматься самим ее держателем как кража. А уж тем более обществом, которое за ним смотрит.

Поэтому  восстановление  прав  собственности  подкрепит нынешние собственнические права. Наверное, это кого-то несколько и ущемит. Но стояние на советском праве в корне уничтожает любую частную собственность в России. Как идею.

А.А. Коновалов. Не в этом ли причина бегства капитала из России?

А.Б. Зубов. Конечно, в этом. Приведу пример. Недавно я беседовал с одним нашим новым русским миллиардером, который владеет, в частности, Ленскими золотыми приисками. Он решал для себя вопрос: убежать ли ему вместе с капиталом за границу или нет. Он любил Россию и думал, может быть, детям передать эту собственность. Я его спросил: «Откуда вы получили эту собственность?» Он отвечает: «Как все получил». Я его спрашиваю: «Откуда те получили, кто вам дал?» Он отвечает: «Понятно, отняли у бельгийской золотопромышленной компании в 1920 г., когда прогнали Колчака». «Ну, и как Вам кажется, — спрашиваю, — хорошо они сделали тогда?» Он отвечает: «Наверное, плохо». Тогда спрашиваю: «А какая часть Вашего капитала может коренится в той бельгийской компании?». Он говорит: «Ну, процентов 15-18». Я говорю: «Эту часть акций вы должны ей и вернуть. А какая часть Вашей собственности была результатом труда зеков в сталинское время? Вы должны компенсировать их потомкам их труд. Ни одна йота вложенного труда не должна пропасть. И тогда все остальное — ваша собственность».

А.А.Коновалов. А вы представляете, какая в этом случае будет инфляция?

А.Б.Зубов. Поскольку это будут реальные ценности, то инфляция будет не такая, как мы думаем. Кроме того, иногда некоторая инфляция денег для нас менее болезненна, чем инфляция ценностей.

С.П.Пыхтин. То, что хорошо для Чехии, когда все друг друга знают в пределах автомобильной доступности, не пройдет в России. Кроме того, мы прошли через гражданскую войну. Кроме того, мы имели стабильное общество на протяжении длительного времени. Поэтому мне не нравится, что мы пытаемся взять за пример Чехию или Болгарию. И вообще, мне не понравилось, что мы перешли от высокой материи к меркантильной части, низменной. Мы говорим: «Красть нельзя, а то, что украдено, надо бы вернуть». Я убежден, что, во-первых, то, что было украдено, уже не существует. Во-вторых, у кого украли, те давным-давно уже умерли. И они не имеют наследников.

А.Б.Зубов. Но ведь на собственности, строится всё: правопреемство — это для большинства абстрактная идея. А реституция собственности вполне конкретна для каждого человека. В России ведь не было несобственников. Каждый что-то имел. В той же Прибалтике начался процесс поиска своих корней. Они 10 лет искали и многие корни нашли. И опыт реституции собственности в той же Прибалтике или Болгарии для нас исключительно важен. И завершился он в целом весьма успешно.

И, наконец, последний момент. То, что сделано во всей Восточной Европе и не сделано у нас — это соотнесение с историческим прошлым. У нас сейчас существует безвкусное соединение всего в одном: советского гимна и царского герба, и трехцветного флага. И кажется, что все это нормально. Говорят о достижениях НЭПа и достижениях Столыпина. Или реклама фабрики Большевик 1857 г. У нас с большим скрипом вспоминают Колчака и в то же время стоят статуи Ленина, улицы называются улицами Дзержинского в каждом городе, сотрудники ФСБ именуют себя чекистами.

К.З. Микаэлян. «Чекистские традиции»!

А.Б. Зубов. Или А или Б. Или мы с теми, кто уничтожал Россию, и давайте тогда оставлять улицы им. Дзержинского. Или мы с теми, кто ее сохранял: со Столыпиным, с адмиралом Колчаком. Давайте их именами называть улицы. Ведь должны быть национальные герои и должны быть названы предатели. Например, для немцев Гитлер является предателем Германии, погубившим ее славу и честь и множество жизней немцев. Поэтому и нет улиц Гитлерштрассе в Германии и нет памятников Гитлеру.

Короче, в любом народе есть свои плюсовые и минусовые знаковые фигуры. Пока у нас не будут обозначены такие знаки, совесть нашего народа, его воспитание будут на нуле. Когда мы говорим, что и Ленин ничего, да и Николай II тоже (не так давно его канонизировали, но и мавзолей при этом не закрыли), начинается театр абсурда, и людям нечему учиться и нечему подражать. Когда произошла революция в Италии, в каждом городе появилась улица  Гарибальди,  улица  савойского  короля   Виктора-Эммануила Объединителя.

Народ должен воспитываться на каких-то ценностях. На чем будет воссоздаваться наш народ? Единственная статуя Димитрова — у нас стоит, в Москве, в Болгарии их давно уже нет. И статуя Тельмана — тоже осталась только у нас.   Везде после краха коммунизма наступила ценностная определенность. У нас же остался «компот», и пока этот «компот» будет продолжаться, у нас ничего не будет.

А вот когда, дорогие друзья, мы решим задачу правопреемства в области права, реституции в области гражданского права и частной собственности и изменим историческую парадигму, перенеся   положительный знак нравственной оценки с убийц России на её защитников, тогда те народы, которые раньше входили в Российскую империю, скажут: «Да, здесь ребята занялись делом, и здесь есть, к чему присоединяться, есть, о чем думать, в каких формах налаживать единство». Тогда нам естественно будет декларировать тот внешнеполитический принцип, что любая территория, входившая в состав Российской империи, сохраняет возможность снова актуализировать свое пребывание в ней. Тогда нужен новый договор с Польшей, новый договор с Финляндией. Все это нужно делать после того, как мы решим упомянутые мной задачи. Если мы будем делать это до того, то будем выглядеть примитивными империалистами, которые хотят использовать идеи правопреемства, чтобы тяпнуть кусок земли. Мы должны выглядеть реальными государственниками, которые хотят возродить Россию, и тогда нас поймут и в этом нашем действии. Должна быть этапность и последовательность шагов.

А.А.Коновалов. Изложенный подход я считаю гораздо более продуктивным, чем сведение всей проблемы к территориальному вопросу. Но давайте представим себя на месте практических политиков. Мы объявляем реституцию. А все Подмосковье забито дачными участками. Раньше это были чьи-то поместья и дворцы. В России выросло уже четыре поколения, которые не уважают законы Российской империи. Мы не подожжем таким образом свою страну?

А.Б. Зубов. Мы ее укрепим. Ваш пример с дачными участками очень хороший. Наш друг и коллега, в том числе и нашего комитета, латышский профессор Леон Леонович Тайван, сын товарища министра просвещения довоенной Латвии, сторонник наших идей, и в частности, возрождения России, получил по реституции два гектара земли. На одном из этих гектаров ничего нет, он сдает его фирме, которая собирается там построить сервисный центр, он будет с этого получать доход, а на втором гектаре стоит большой дом, построенный заводом роботов в советское время. И там живет, естественно, много народу. Понятно, что не роботы. И что же? Закон Латвии говорит очень просто: земля ваша, но дом не ваш. И прав на дом вы не имеете никаких, кроме одного: земельную ренту эти люди будут платить вам, а не муниципалитету. А налог будет получать муниципалитет. Наш закон может в чем-то отличаться от латышского, но он должен быть также основан на признании   факта  собственнических  прав,  попранных  незаконным большевицким режимом.

Должен вам сообщить, что наш Комитет, при поддержке ряда московских институтов хочет организовать в конце января - начале июня 2003 года крупную научную международную конференцию с привлечением хороших экспертов из Восточной и Западной Европы «Проблемы реституции собственности в Восточной Европе и ее значение для России». Мы понимаем, что проблема не проста, но она решаема. Здесь нет тупиков. Я думаю, что хозяева вышеупомянутых подмосковных участков будут очень рады заключить соответствующий договор с законными хозяевами земли. Собственникам земли мы скажем: вы не имеете права сгонять людей с земли, но вы имеете право на платежи с земли. Соответственно, и нынешние владельцы дачных участков будут рады не получать землю за взятку у нечистоплотной местной  администрации, а заключить договоры с законными владельцами и, тем самым, подтвердить свое право на землю, которое сейчас весьма сомнительно: пришел более толстый новый русский и отобрал у них землю.

А.Н.Савельев. Возвращение к имперскому праву. В смысле конституционного, государственного права – верно. Но монархию мы восстановить одним актом не можем. Советское уголовное право 80-х гг. за исключением нескольких статей куда ближе имперскому, чем современное. Есть еще и нюансы, связанные с изменением общей ситуации. Скажем, в международном плане.

По вопросу о собственности. Наряду частной все-таки был и казенная. К тому же надо понимать, что вопрос имеет преимущественно символическую цену. Вернуть развалины без компенсаций – в большинстве случаев нелепо. Выплатить компенсации – нереально. Возвращать или выплачивать что-либо тем, кто в последующие годы, скажем, оказался в гитлеровской армии – преступно. Можно ведь дойти до странности – вернуть полностью амортизированный в последующие годы Путиловский завод кому-то из прежних владельцев. Или музейные ценности – потомкам царской фамилии, в значительной степени утратившим связь с Россией. Или потомкам помещиков вернуть теперь землю, из-за которой случилась гражданская война?

Может быть, следует отметить необходимость поэтапного возврата собственности – сначала признания прав с определенными условиями и ограничениями (передача не должна вызывать социального конфликта), а потом возврат церковной собственности и признания прав на компенсации, которые хотя бы в малом объеме должны учитываться в бюджете страны, потом – ограниченных компенсаций прежним собственникам (реальный возврат практически нигде не возможен – собственность исчезла или амортизирована). Наконец, надо продумать позицию по поводу изъятия собственности у приватизаторов – как без этого можно что-то компенсировать или возвращать? А ведь это проблема куда как более конкретная и политически конфронтационная.

Мне кажется, с землей – особая проблема. В традиции России земля никогда не была в полной мере частной собственностью. И требовать возвращения аграрных угодий невозможно. Земля должна быть у земледельца – он трудом на земле утверждает свое право на свой надел. В общем, есть над чем подумать.

Я бы не был столь категоричен, не стал бы утверждать, что продвижения к русскому от советского даже не начиналось. Оно началось явно и во многих направлениях. И в политике тоже, хотя бы  в виде моды на демонстрацию верности традициям и служения государственному могуществу России. И мы как раз можем использовать наметившуюся тенденцию. Важно своим обращением надавить на власть, чтобы слова превратились в дела.

А.М. Салмин. Мы не первые и не последние проходим этот путь. Во Франции во время еще первой реставрации в 1814 году был создан специальный национальный фонд. Он назывался «Национальный миллиард» по компенсации людям, потерявшим имущество во время революции.

А.Б. Зубов. Не надо забывать, что есть еще компенсация ценными бумагами, обязательствами государства и т.д. Беда нашего народа и народов других независимых государств состоит в том, что они не видят альтернативы. Если они увидят в нашей маленькой нынешней России, в этой «РФ», увидят, что здесь решается общероссийская и общечеловеческая задача, то все вернутся в Россию. Я уверен, что на Украине начнутся мощнейшие движения в сторону воссоединения с Россией. И в Закавказье они начнутся. Поэтому я и предлагаю сосредоточиться сейчас на решении упомянутой мной внутренней задачи. Если мы ее решим, и расскажем об этом нашим коллегам в Грузии, Армении, на Украине, то тогда мы решим и другую проблему, которая нас волнует и которой все мы "ушиблены" — это проблема единства империи.

В.О. Чкуасели. Я могу вас заверить как грузин, что в Грузии вопрос о  реституции решен будет только после восстановления монархии.

А.Б. Зубов. Что, разве никто не захочет восстановления своей собственности?

В.О. Чкуасели. Главное, восстановить их в их дворянском достоинстве. О дележе земли и говорить не смейте. Потому что у каждого осталась своя земля.

А.Б. Зубов. Как говорится: вскрытие покажет. У кого-то будет это право. Ничего страшного в этом нет. У кого-то не будет, тоже ничего страшного.

А.А. Коновалов. Если мы говорим о реституции, то мы говорим о восстановлении права собственности, существовавшего до февраля 1917 г. Это очень богатая идея, хотя она, может быть, даже более трудно выполнима, чем объявление Крыма нашим и направление туда Черноморского флота.

С.П. Пыхтин. Я не согласен, что на Ленских приисках есть первоначальный капитал, который сейчас процветает. Может быть, там осталась лишь 1/10 его процента. За XX век 99% активного капитала в новых экономических условиях было продано, 99% того капитала, который не был национализирован. А тот, который национализировался за сто лет полностью амортизирован. Есть такая категория «амортизация капитала». Земля не амортизируется, а капитал амортизируется. Интеллектуальной собственности в конце XX века не было, а потом она появилась.

Я хочу сказать, что здесь возникает такое чудовищное количество проблем даже в области простой реституции, что приватизация покажется просто цветочками. Неужели история приватизации не учит нас, что самые прекрасные идеи, в том числе и в морально-нравственном смысле, будут превращены в хаос, трагедию, несправедливость? При этом в стране, в которой напрочь отсутствует правосознание. Франция - классическая страна правосознания. А мы классическая страна отсутствия правосознания.

В.О. Чкуасели. Закон о реституции всем был бы хорош, если бы большевики не вырезали всех, кого только можно было, которые были и здесь и там.

А.Б. Зубов. Не волнуйтесь, осталось немало. У каждого из нас, кто бы они ни были: из крестьян, из рабочих, из интеллигенции всегда что-то есть. У крестьянина есть земля. У мелкого мещанина есть городская земля и дом. Когда я начал заниматься этим делом и издал свою брошюру по этому вопросу в 1997 г., в моей квартире делали ремонт. Неграмотная 50-летняя тетя красила мне кухню. Я ей об этом рассказал. Она сказала: «Как это здорово! Мой дед в Тамбовской губернии кулаком был. У нас была земля, лошади. Я бы не стала тут мазать эту кухню, и пошла бы на свою землю». Вот реакция простого человека.

В.О. Чкуасели. Но нельзя идти во власть с чувством мести, а они так и поступают.

А.Б. Зубов. Ни в коем случае. Мести никакой. Исправление ошибок отцов. Но не месть никому. Люди, которые совершили, действительно, тяжкие преступления как-то: Ленин, Дзержинский, — должны быть названы. Они мертвы, но должно быть ясно, что они — тяжкие преступники.

А.М. Салмин. Кстати, у нас этого чувства мести нет. Это в Восточной Европе были коллаборационисты. А у нас мы сами у себя все это учинили. Поэтому в 1991 г. никто никому не мстил.

В.О. Чкуасели. Поэтому я и говорю, что нет более толерантного, чем русский народ. Этому учиться надо двести тысяч лет каждому другому народу.

А.Б. Зубов. От Вас, как от грузина, слышать это очень трогательно. Я Вас глубоко благодарю. Когда один русский человек восхваляет другого — это просто смешно, а вот когда об этом говорит человек другой национальности, это весьма убедительно.

В.О. Чкуасели. А мы с Вами очень похожи менталитетно друг на друга. Наши, конечно, больше испытали, потому что у нас более древняя страна. Таких нашествий Россия даже никогда не испытывала. У нас, с одной стороны, Турция, с другой - Иран, с третьей — арабы. Кроме того, Грузия в отличие от России — маленькая страна. Россия выигрывала войны за счет того, что заводила противника на свою территорию, и он терялся в этом пространстве. Поэтому и говорят: «Россия проиграла все битвы, но выиграла все войны». Москву сдали, но до Парижа дошли и построили им мост.

А гибель этой страны произошла в 1954 г., поскольку в принципе после Ленина Россия сохраняла свои имперские амбиции в полном объеме.

А.Б. Зубов. Какие такие имперские амбиции? Это были совершенно новые амбиции нового государственного образования со стремлением к мировому господству. Это были идеи пролетарского интернационализма.

В.О. Чкуасели. Но коммунисты создали своего бога и положили в Москве в мавзолее.

А.Б. Зубов. Нет. Если бы главной идеей было возрождение и укрепление России, тогда бы не уничтожались миллионы людей, миллионы русских. Большевики же хотели завоевать мир. Они использовали русских как материал, Россию как плацдарм для мировой революции. Если, например. нацисты при всех их минусах были все-таки национально мыслящими людьми, пусть и в извращенной форме, то Третий Интернационал никогда не мыслил национально.

А.А. Коновалов. Мне очень понравилась Ваша мысль. Начинать надо не с провозглашения ничтожности границ, а с восстановления правопорядка. И это решит проблему границ.

А.Б. Зубов. Верно. Из этого и вытекает проблема границ. На одной большой конференции в Риге латыши и эстонцы говорили, а это было в 1996 году, что они требуют включения в состав Прибалтики Печоры, Изборска, Пыталова и т.д. Они говорили: «Ленин же ваш дал нам эти земли». Я им отвечаю: «Не надо. Ленин не наш. Ленин — бандит. Договор с Лениным, который вы подписали — это, во-первых, предательство Белого движения в России. Во-вторых, — это был договор с бандитами, которые захватили власть в 1917 г. Получается, что законное правительство Латвии договаривалось с абсолютными бандитами. Может ли быть законным договор, который вы подписали с такими людьми?».

С.П. Пыхтин. А кто сказал, что правительство Латвии было законным? И вообще не бандиты делают историю. Я с таким предположением категорически не согласен. Ленин — не бандит! Большевики — сторона в гражданской войне. Ленин — лидер этой стороны в гражданской войне. Мы пережили гражданскую войну. А нам говорят, что шайка бандитов захватила власть. Это неправда! К тому же было колоссальное количество бандитов на стороне белых.

С.В. Кортунов. Возможно, следует оценить коммунистический период истории России в более широком историческом контексте. Например, у О.Тоффлера в его работе «Третья волна», написанной 20 лет назад, излагается теория трех этапов (трех волн) развития мировой цивилизации. Первая волна —доиндустриальное общество, вторая волна - индустриальная цивилизация, третья волна — постиндустриальное общество. Согласно этой теории, советский период в истории России и русский коммунизм в целом явился лишь российской формой индустриальной революции и последующей индустриализацией страны. Кстати, некоторые политологи считают, что через коммунистический эксперимент прошли в той или иной форме по существу все православные страны мира. Так вот, по Тоффлеру получается, что в 1917 г. большевики победили дворян лишь потому, что они были партией второй волны, т.е. партией индустриализации. И проиграли в 1991 г. потому, что не смогли стать партией третьей волны, т.е. партией постиндустриального общества.

Вопрос, поставленный в этом широком историческом и цивилизационном контексте, мне кажется, во многом снимает споры о том, были ли большевики бандитам или нет.

На совести большевиков  много преступлений. Но главное из них - это разрушение российского общества и государства. Большевики разрушили духовную его основу, Россию растворили в СССР,  русское национальное самосознание - в советском. Лишили Россию признанной миром цивилизаторской освободительной миссии, взамен превратив ее в источник вселенского страха перед коммунистической экспансией. Многие важнейшие для национальной безопасности и развития проблемы, с которыми сталкивается Россия сегодня, - ущербная государственность, распад страны, глубочайший демографический кризис, духовная и нравственная деградация народа, незрелость и безответственность элиты, не способной осуществить эффективные политическую, экономическую, социальную, военную и другие реформы, - порождены богоборческим и потому тупиковым проектом, в который втянули страну большевики. Именно с этого момента, а не в Беловежской пуще, началось разрушение России. Отторжение народов произошло  не от России,  не от русских, а от чуждой, надуманной, неэффективной, насильственно насаждаемой  антигуманной  системы.  То, что большевики сколотили позже  - железом и кровью - они сколотили лишь на время. Но это была уже не Россия. После Октябрьской революции и советизации страны из российских многонациональных губерний были образованы республики с искусственными, произвольными границами, некоторые из которых  превратились в "мини-империи" с господством "титульных наций", что, в конечном счете, взорвало Большую Россию.

Былая советизация православной России объявляется сегодня "насильственной русификацией" малых народов и этносов, существовавших в империи. Нет ничего дальше от истины. На самом деле советизация была активнейшей антирусской политикой, политикой дерусификации русского народа. В то же время многие народности бывшей Российской империи как политические, культурные и социальные  субъекты сложились в недрах СССР и являются продуктами именно советской эпохи. Так обстоит дело не только с белорусами, но и с казахами, которых сейчас почему-то называют «казахстанцами», с украинцами, которые всегда были составной частью русского суперэтноса, многими другими новыми «независимыми» нациями, границы «государств» которых (ранее никогда не существовавшие) оформились именно в советский период истории Большой России. В это же время были  получили официальный статус их языки, оформились национальные идеологии и элиты, которые, кстати сыграли далеко не последнюю роль в крушении СССР.

Главной жертвой большевистского режима оказался именно русский народ. Это русского мужика советская власть лишила не только даже тех ограниченных прав и свобод, которые им  были завоеваны при царском режиме, но и земли, да и всякой собственности вообще. Этот режим заигрывал с русским народом только один раз - в жестокие годы Великой Отечественной Войны, когда не было другого способа победить немецкий фашизм, кроме как воззвать к русскому национальному самосознанию и русским людям  (вспомним сталинское: «дорогие братья и сестры...»), вновь принесшим основные жертвы на алтарь этой борьбы. После войны большевистская политика дерусификации Большой России продолжилась.

Возможно, большевики руководствовались самыми благородными убеждениями, самыми высокими идеалами, самыми честными намерениями, желанием «осчастливить» человечество. Но во имя всего этого они, избрав «материалом» достижения своих целей русский народ, лишили его национальной истории, традиций, веры, подвергли испытанию на прочность генофонд нации, навязали ей чуждый, безбожный, экономически неэффективный строй, в конечном счете чуть на загубивший страну. Именно большевики – впервые по всемирной истории – объявили лозунг о поражении своего отечества, о «превращении войны империалистической в войну гражданскую», т.е. превращении войны с врагом отечества в войну против отечества, против собственного народа (!). «Красный террор» и «диктатура пролетариата» стали в дальнейшем кровавыми символами этой войны против своего народа.

Отступничество большевиков от российских национальных интересов, от исторических традиций, их враждебность идеалам мирового демократического развития, циничное отрицание ценностей Православия и других традиционных для многоконфессиональной страны религий, навязывание русским и другим народам России ложной идеологии и морали, противопоставление России цивилизованному миру, внушение комплекса неполноценности и неуверенности в своих силах в условиях свободного, открытого соперничества с другими народами, страха перед всемирным заговором, мифов о мессианском спасении мира и построении коммунистического рая на земле – все это привело к самоизоляции большевистской России. Последующие холодная война, авантюры во внешней политике, нецивилизованный раздел СССР, Беловежские соглашения были закономерным порождением большевистской теории и практики, логическим завершением десятилетних процессов деформации и деградации страны.

К.З. Микаэлян. Возьмем пример Армении. Она была выброшена из состава России дважды: в 1918 и в 1991 г. против воли армянского народа. До 1919 г. она не провозглашала своей независимости. В 1920 г. ее оккупировали большевики. Но это совсем не то, что в 1750 г.: армяне сами с оружием в руках боролись за то, чтобы войти в состав Российской империи. В Армении в течение 80 лет советскую власть начали отождествлять с русской властью, что было величайшим обманом.  Советская власть и русская власть — это совершенно разные вещи. Армения была освобождена русскими, но  порабощена Советами. Эту вещь мало кто понимает. И то, что Ленин и большевики восстановили Российскую империю — неправда! Они создали государство, новую империю, не имеющую ничего общего с русской государственностью, с русской империей. В этой новой государственности армяне жили как оккупированный народ. А первыми были оккупированы русские. Первая порабощенная нация — русская. Поэтому большевики не воссоздали то, что было потеряно. Они это оккупировали и держали это силой и обманом. Все нерусские и русские территории держались в составе Советского Союза насильственно, обманом и ложью.

С.В.Кортунов. Национальные интересы России были преданы большевиками во внешней политике. Сепаратные договоры с германским милитаризмом и кемалиско-младотурецким режимом, т.е. с бывшими врагами России и ее союзников по Антанте; сдача исконных русских территорий; противопоставление страны ее естественным историческим союзникам; международная изоляция, сговор с немецким фашизмом о разделе Европы; конфронтация с Западом после второй мировой войны, изнурительная для народа гонка вооружений; дорогостоящие программы помощи так называемым «странам народной демократии» в Европе и «социалистической ориентации» в Азии и Африке во имя геополитического соперничества с США или и того хуже – сумасбродных идей мировой революции; наконец, военная авантюра в Афганистане – вот далеко не полный перечень международных «проектов» советского режима, далеких от интересов русского народа.

Можно только диву даваться, что в наше время духовные наследники советских коммунистов, потерпевших полное историческое банкротство и растоптавших подлинные национальные интересы страны, распнувших народ ради химеры «светлого будущего всего человечества», самозванно присвоили себе роль «защитников отечества», его национальных интересов!

Большевистский режим начинает с того, что выводит Россию из победоносной войны, лишив ее тем самым заслуженных плодов победы. Послевоенный мир устраивается уже без участия России и без учета ее интересов. Она уже не защищает своих православных собратьев – ни в Сирии, ни в Иерусалиме, ни в Палестине, ни на Кавказе.

Сталина подозревают в восстановлении имперской внешней политики. Но эти подозрения ложны. Сталин дарит Чехословакии Прешовскую область, Польше – Холмщину и Белостокское воеводство, Литве – Виленский округ и два района Белоруссии, Китаю – Манчжурию, Внутреннюю Монголию и Тибет.

Эту раздачу территорий можно оценить только как последовательно антирусскую политику. Советский режим не препятствовал ассимиляции «средними» народами «малых», нарушая еще один имперский принцип. Этот же режим предпринял все возможное для уничтожения прежней имперской элиты, взамен которой вырастил советскую квазиэлиту, ставшую главным субъектом разрушения страны. Все это вместе на фоне внешней политики СССР, которая делала бывших врагов Российской империи друзьями, а друзей – врагами, снимает вопрос о советском государстве как продолжателя  наследника Российской империи.

Разрушительные для национального сознания последствия этой политики мы пожинаем сейчас. Пожинает как русский народ, так и все другие народы Большой России. Однако Запад по-прежнему не признает не только каких-либо исторических прав за русским народом на собственное национальное самоопределение, но и исторический факт угнетения русского народа в коммунистической России. А массовые нарушения прав русского человека после 1991 года в СНГ по существу не вызвали протеста ни среди западных, ни среди отечественных правозащитников.

Конечно, дебольшевизация России (до которой еще далеко) – это ее внутренняя проблема. Однако следует признать, что русофобство Запада, отождествление России с СССР, русских с советскими (при молчаливом согласии нашего общества) никак не способствует ее решению. Окончательная дебольшевизация произойдет в России только после того, как Запад полностью откажется от антироссийской политики и начнет, наконец, видеть в ней не потенциального врага (пусть сейчас пока и временно ослабленного), а равноправного партнера в решении главных вопросов мировой политики. И тогда он поймет, что холодную войну проиграла не Россия, не русские, а неэффективный антинародный режим, который сокрушили отнюдь не американцы, а сами русские.

А.Б. Зубов. И здесь характерный пример — это июль-август 1941 г. Когда это видано, чтобы три млн. 600 тыс. русских солдат сдались в плен врагу в течение трех месяцев?

К.З. Микаэлян. Совершенно верно. Думать, что в России было такое количество предателей — это оскорблять чувство русского национального достоинства!

А.Б. Зубов. А какие были репрессии? Сталин ведь был не только кровавый маньяк, он уничтожал русских людей потому, что боялся сопротивления.

К.З. Микаэлян. В 1828 г. было освобождение Армении русскими. Это была русская освободительная миссия. В 1920 г. был захват Армении Советами как независимого государства, которое ушло не от русских, а от советской власти.

А.Б. Зубов. Как все.

К.З. Микаэлян. Эта мысль, которая недоступна даже сегодняшней русской интеллигенции.

А.М. Салмин. Величайшее заблуждение полагать, что в советский период в основном были восстановлены границы Российской империи. В этом контексте стоит и вопрос о Прибалтике. Советский Союз по своим границам совершенно не совпадал с границами Российской империи. Это было принципиально новое государство. По существу экстерриториальное. У него и названия не было. Союз Советских Социалистических Республик — это не территория. У него на гербе — Земной шар, и границы его реально менялись на этом Земном шаре. Варшава, Прага, Будапешт точно также как и советские территории, управлялись из международного отдела ЦК КПСС. Это было государство с  разными зонами. А Куба и зарубежные коммунистические партии — это уже  совсем экстерриториальные явления.

В.О. Чкуасели. После войны Советский Союз увеличился на одну треть. А если бы не идиотизм Хрущева, то и Китай бы был советским!

К.З. Микаэлян. Большевики, в отличие от русских, хотели захватить весь мир!

А.А. Коновалов. Главное, начинать процесс возрождения России не с провозглашения ничтожности границ СССР, а с решения тех внутренних проблем, о которых говорил Андрей Зубов. На мой взгляд, этот путь куда более продуктивен и эффективен.

А.Н. Савельев. Но этот путь, уверяю вас, не менее опасен.

В.О. Чкуасели. Дело в том, что он должен быть основан на состоявшемся самоопределении России.

С.В. Кортунов. Смею вас заверить, что в имперских амбициях нас обвинят в любом случае.

Ю.Е. Карлов. Начну с февраля 1917 г. Год назад в связи с подготовкой одной международной конференции, мне пришлось поработать с подлинными документами Временного правительства. Для меня было открытием, насколько жестко и цепко Временное правительство защищало интересы единой России. И у меня создалось такое впечатление, что у них могло бы получиться, хотя что-то они, наверное, потеряли. Они предлагали весьма неординарные решения: например, союз с Польшей. Поэтому к Временному правительству нам следует отнестись осторожнее, без эмоций.

Второй момент. Как профессионал-юрист и профессионал-международник могу сказать, что идея правопреемства, конечно, вызовет массу эмоций. И объективно реализация данной идеи означает изменения большого количества внешнеполитических обязательств России, а также норм международного права, которых никто не отменял. Вне всякого сомнения, мы застрянем на проблеме правопреемства. В частности, исторического и правового правопреемства. Поэтому, может быть, перевести наш разговор в категорию доктринальную и ввести категорию цивилизационного правопреемства? Мы же говорим об атлантической цивилизации,  о европейской цивилизации.

 

3. Становление российского государственного права: прошлое, настоящее, будущее

 

М.А.Краснов. Заявив о построении правового государства в России, мы не смутились тем, что собрались его возводить на советском правовом фундаменте. Конечно же, отказ от советского права вовсе не означал, что нужно было поступить так же, как большевики, одним махом отменивших в 1917 году весь массив российских законов. Но точно так же недопустимо было оставлять одни советские юридические акты и отменять другие лишь по критерию «пригодности» или «непригодности» новым отношениям. Отнесясь к юридическим актам лишь как к средствам достижения определенны целей, государство, несмотря на все конституционные и законодательные декларации об уважении человеческого достоинства, прав личности, открыло двери и советскому духу права – духу презрения к человеку, духу всесилия власти. И этот дух пронизывает всю постсоветскую законодательную и правоприменительную практику – будь то судебная, полицейская или чиновничья. Наоборот, твердо сказав, что нашей нынешней основой является правопорядок, уничтоженный большевизмом, и прежде всего Основные государственные законы 1906 года, мы сможем опереться на действительно национальный правовой фундамент. Опереться как на его дух, так и на некоторые нормы, содержание которых далеко не устарело.

В.А.Кикоть. Дальнейшее развитие, социально-экономическое, политическое и правовое развитие России нуждается прежде всего в серьезной концепции стратегического характера. Мы все тонем, и наши власти, по-моему, тонут в текущих проблемах, которые надо немедленно решать. А что касается общего стратегического направления, то оно в высшей степени туманно. И то, что делается, часто взаимопротиворечиво, потому что противоречит рациональной стратегической идее.

Становление современного общественного и государственного строя в России имеет, по крайней мере, три главных стороны. Во-первых, это критическая, объективная оценка всего исторического опыта и умелый отбор оттуда всего ценного, что действительно было на протяжении многих веков, но сосуществовало с такими вещами, которые не стоит восстанавливать, или стоит использовать идеи, но существенно переработанные в новом виде.

Во-вторых, поскольку мы хотим строить систему современную, поскольку такая претензия осовременить наш общественный государственный строй является в какой-то степени новой, то нужно вписаться в современную цивилизацию, то есть нужно посмотреть и на полезные стороны опыта других стран  других народов. Полезные элементы можно найти и на Западе, и на Востоке.

И третье, делая  то, и другое, нужно непременно сохранить критический и объективный подход. Нам иногда это не удается. У нас иногда, довольно часто встречаются (может быть, в последнее время это стало реже) якобы бесспорные ценности, которые, боже сохрани, нельзя очернять. И при этом нет сознания, что ничего нельзя очернять, все нужно оценивать объективно и всесторонне. И одновременно надо осознавать, что ничего нельзя обелять. Все ценное, что мы хотим даже защитить, надо оценивать всесторонне, освобождать от пороков.

С этой точки зрения, мне кажется, что можно было бы, чтобы не слишком широко ставить этот вопрос, сузить его до одной проблемы. Мне кажется, что очень важно освободить Россию от некоей закономерности, некоей трехстадийной цикличности, которая неоднократно уже повторилась в истории последних нескольких веков: кризис, распад, угроза распада. Потом попытки реформ. Реформы половинчатые, непоследовательные, до конца их не дают довести. Потом начинаются контрреформы, борьба за сохранение реакционных. Вредных черт прошлого. Это приводит к очередному кризису. И опять все сначала: кризис, попытки реформ, контрреформы.

Достаточно вспомнит историю середины Х1Х века с великими реформами и контрреформами. То же самое повторяется и происходит в советское время. Тоже самое происходит и теперь. Известно, что в советское  время наиболее быстрое социально-экономическое развитие происходило при НЭПе: статистика это доказывает бесспорно. Но для тех политических сил это было очень неудобно, нужно было все огосударственнить, нужно было установить тоталитаризм. Поэтому новый кризис стал неизбежен и произошел распад Советского Союза.

Задача состоит в том, чтобы эту преемственность прервать. Страна сейчас находится, вероятно, на этапе перехода реформ к периоду контрреформ. Здас трудная задача. Нужно избежать продолжения этого цикла. Советский Союз распался. До этого распалась частично Царская империя. Финляндия и Польша отделились от нее. Но потом советской России удалось все остальное завоевать и сохранить, и назвать это Советским Союзом. Советский Союз возник в результате гражданской войны и завоевания, насильственного навязывания диктатуры коммунистической партии всем остальным территориям под названием «советская власть», потом ее переименовали в Советский Союз.

Сейчас раздаются голоса о том, что нынешний кризис России может привести к дальнейшему распаду и дальнейшей разрухе, к различным неприятностям, которые это может повлечь за собой. В крайнем случае, к возникновению нового тоталитаризма, который тоже будет только каким-то лишь временным решением только некоторых задач, а потом кризис все равно еще более обострится.

С этой точки зрения, мне кажется очень важным подчеркнуть одну вещь. Вряд ли правильно полностью игнорировать разумные идеи, которые высказывались классическими марксистами. Карл Маркс когда-то писал о том, что религиозное мировоззрение, когда оно стало слабеть, на смену ему пришло мировоззрение юридическое. Игнорировать это, наверное, неправильно, тем более, что это имеет не только теоретическое, историческое значение. Это имеет практическое значение. Когда наши государственные деятели встречаются с деятелями Запада или наши ученые начинают дискутировать какие-то вопросы с западными коллегами, мы сталкиваемся с одной и той же проблемой: они все политические, экономические и прочие проблемы общественной жизни рассматривают с юридической точки зрения. Что праву соответствует, то имеет право на существование, что не соответствует – нет.

Я не идеализирую ситуацию, я понимаю, что иногда это не так, но господствует этот тон. А у нас даже в парламенте, когда депутаты доказывают необходимость издать какой-то закон, они говорят с экономической точки зрения, с политической, с социальной точки зрения. Это важно, не спорю. Но ни единого юридического аргумента они не приводят. Поэтому можно опровергать действующую Конституцию, можно действовать вопреки международному праву, хотя мы признали его обязательным для себя.

Причем на Западе юридическое мировоззрение совсем не означает отвержение идеи Бога, потому что идея Бога там уже сложилась. И нельзя сказать, чтобы в Соединенных Штатах, в Англии или в Германии она была забыта или игнорировалась. Напротив, я думаю, что современная Католическая теория права может служить примером того, как учитывается, как сохраняется все исторически ценное, и как учитываются современные обстоятельства, современные потребности, современный фактор.

С этой точки зрения мне кажется важным, что Конституция 1993 г. (там есть о чем поспорить, кое-что уточнить) в основном содержит перечень тех основных требований, которые надо бы провести в жизнь. Однако вместо того, чтобы этим заняться (если надо, можно  поправки вносить, это тоже предусмотрено), вместо того, чтобы проводить ее в жизнь, мы очень часто действуем в полном противоречии с ней. Законы, изданные в последние годы, касающиеся режима политических партий, прямо опровергают право граждан на политическое объединение. Избирательные законы ограничивают избирательные права граждан. И этот перечень можно продолжат почти по всем остальным институтам. Свобода печати притеснена очень существенно, свобода выражения мнения тоже. И вообще соотношение между государством и человеком представляется не в том духе, не в том тоне, который вытекает из международного права, из практики цивилизованного мира, с которым надо считаться, который ставит человека во главе, а государство – слугой. Вторая статья действующей Конституции об этом говорит: человек, его права и свободы – это единственная высшая ценность, а государство имеет только обязанность эти права соблюдать, осуществлять защищать и так далее.

У нас господствует другая точка зрения, традиционная. То одна из особенностей русской идеи. Если государство на Западе происходит от римского слова «статус», то есть юридическое положение, то у нас, у славян, государство – от слова «государь». Тут в подкорке сознания сидит господство государства над человеком и над «статусом», то есть юридическим положением, зафиксированным в праве для каждого субъекта.

И вот здесь, на мой взгляд, может быть, и кроется какой-то очень существенный элемент того, что нужно сделать, чтобы стратегическая линия была сформулирована, определено стратегическое содержание,  прежде всего правовое содержание русской идеи правопреемственности, соответствующее не только историческим достижениям, но и современному идеалу, к которому нужно стремиться.

Президент Путин прав, когда он говорит о том, что Конституцию надо соблюдать. Но вряд ли он столь же прав, когда он подписывает законы, которые Конституции прямо противоречат. Как большевики в свое время отвергали идею разделения властей, без чего современное государство невозможно, так и мы теперь парламент подчиняем исполнительной власти. А суды от нее уже давно перестали быть независимыми. То есть средневековое единовластие вместо разделения властей постепенно продвигается вперед. Контрреформа двигается и можно назвать очень много примеров такого рода контрреформ. Демократии реально противостоит бюрократия, конституционным правам человека противостоит право чиновника запрещать осуществление этих прав. Причем не в тех случаях, для которых Конституция предусматривает такую возможность: только на основании федерального закона, только в той мере, которая необходима для осуществления конституционных же целей. И мы переходим к бюрократическому произволу. Результатом всех этих явлений является пренебрежение принципом господства права. Англосаксонский принцип господства права несколько отличается от идеи правового государства. Не только государство должно быть правовым, а и все общество.

У нас, скажем, граждане имеют право избирать депутатов, избирать Президента, выбирать между религиями или отсутствием религии, но выбор всегда предполагает полную информированность. Значит, нужна свобода информации, иначе выбор невозможен. Но мы же затыкаем рот одной из сторон во многих спора или, по крайней мере, ограничиваем возможность выбора, включаем так называемый административный ресурс. И никакого противоречия действующей Конституции в этом, вроде бы, не видим.

Некоторые вещи у нас существуют в старинном, не современном виде. Один из таких институтов – это институт права собственности. Либеральное толкование права собственности не только разрушительно, оно не современно. Современное право собственности ограничено социальными и общественными интересами. Собственность не состоит в абсолютной власти собственника над его имуществом, а является социальной функцией, то есть служением и своему интересу, и общественному. Это давным-давно сложившаяся теория. Ей уже добрых, по крайней мере, полторы сотни лет. И это практика, современная практика. Мир особенно быстро развился в том отношении в ХХ веке. За то время, которое мы провели за железным занавесом. И то, что там происходило, у нас малоизвестно, мало изучено. А в народном сознании сохранилось какое-то старинное представление о неограниченном праве собственности, и оно именно господствует очень часто в политике наших олигархов.

Такое положение иногда используется и как орудие государственной политики. Ведь современное право собственности, ограниченное социальной функцией (то есть там и налоги, и трудовое право, которое не дает возможности произвола нанимателю над нанимающимся работником, и многие другие социальные задачи), выражается не только в ограничениях самого права собственности, в специальных ограничениях. Оно выражается еще и в другом. О каждом виде деятельности, скажем, журналистике, о разведении пчел или овец существуют отдельные законы, очень подробно регулирующие производственный процесс, и обязательные для любого собственника. Этим собственником может быть государство, им может быть частное лицо, может быть коллектив, кооператив, какое-то объединение. Правила одинаковы для всех. А у нас мы все сводим к спору хозяйствующих субъектов. Хозяйствующие субъекты вроде суверенны: что хотят, то и делают. Они могут оспорить и какие-то государственные интересы.

А когда мы подчеркиваем значение государственных интересов, то забываем о том, что государство и общество, государство и народ, государство и нация – это не синонимы. Государственный интерес – не значит общественный интерес. И возникает проблема: а могут ли быть у государства, имеет ли право государство иметь какие-то такие свои интересы, которые не являются непосредственно общественными? Государство – господин над обществом или его слуга? Конечно, бывают чрезвычайные ситуации, когда права того или иного государственного органа надо расширить. Бывает. Но это временная и не принципиальная вещь.

В этом смысле очень интересно то, что Октябрьская революция выкинула все прежнее право и ввела вещи, которые ни в какие ворота не лезут. Наркомат юстиции издает, естественно не закон, а издает руководящее начало по уголовному праву. А руководство ЧК объясняет, что нам никакого правосудия не нужно, мы просто истребляем враждебный класс, враждебные классы. Потом стали повышать роль законодательства. Ленин выступил, что нужно всю нашу точку зрения на капитализм изменить, начал настойчиво подчеркивать достоинства социализированного капитализма, вводить западные элементы социализма. Потом это кончилось, и восстановили тот же самый тоталитарный режим, притворно придавая ему некоторые, вроде бы, законные формы.

 Посмотрите на недавно возникшие новые демократические постсоциалистические государства. Как они относятся к совей преемственности? Вот вам пример, Польская конституция. Нынешняя Республика – третья. Третья Речь Посполита. Она продолжает развивать ценные традиции первой Республики, которая была до конца ХVIII века, и второй Республики, которая была между первыми двумя мировыми войнами. А промежуток – социалистическая Польша. Это вообще никакая не Польская республика, потому что теперь третья. Это полное отрицание всего, что было в это время. Что не вполне справедливо, кстати сказать. Потому что они могли бы поставить себе в заслугу то, что в это время они не поддались давлению с нашей стороны и не провели коллективизацию крестьянства, сохранили единоличное крестьянство. Они не поддались нашему давлению и не ликвидировали, не подавили Католическую церковью и не истребили ее духовенство, оно в Польше очень популярно. Сохранили мелкий и средний бизнес еще при социализме, и то облегчило им переход к современному строю.

Посмотрите, что сделали болгары, наши ближайшие друзья и к тому же православные. В прошедшем году издан закон, в котором весь коммунистический режим объявлен преступным, все кто против него боролся, это национальные герои, а кто его поддерживал, это слуги иностранного государства, которое объявило Болгарии войну, хотя Болгария не воевала против Советского Союза. Но иностранное государство, вы понимаете, какое, объявило войну Болгарии и в результате была уничтожена лучшая Конституция континентальной Европы – болгарская Конституция 1876 г., Тырновская Конституция.

С этой точки зрения интересен опыт Германского Конституционного Суда. Когда Германия объединилась, то в Германском Конституционном Суде появилось огромное количество заявлений от экспроприированных при социализме собственников. Они все требовали возвращения им имущества, которое забрали незаконно. Но решение Конституционного Суда было довольно мудрое. Конституционный Суд решил: Германия потерпела поражение, оккупирующие государства взяли на себя всю полноту власти. Если они своей властью передали кому-то право собственности, то отнимать нельзя. Но изъятие права собственности законной властью, допускаемое демократическими конституциями, в том числе германской, и в общественных интересах сопряжено неразрывно с компенсацией, и вот это право те собственники сохраняют. Оно, конечно, может быть, не обязательно полным.

Возвращаюсь к историческому опыту России. В ходе реформ за последние, скажем, пару сотен лет у нас создавалось и местное самоуправление, и признавались, скажем, в 1905-1906 гг. права личности создавались многие демократические институты, включая независимый суд. Судебная реформа 1864 года, очень интересна и полезна во многих отношениях. Все это нужно изучить и использовать.

Но если сейчас существуют народы, которые желают устроиться по-своему, то к этому надо относиться с уважением, искать мирного решения проблемы. И надо вести себя так, чтобы различные народы не разбегались от России, кто в НАТО, кто в Турцию, а кто в Китай. Мы сами должны вести себя так, чтобы от нас не хотели разбегаться. Но главный фактор, определяющий отношение к нам, - это наше собственное поведение. В прошлом было много хорошего: сотрудничество, совместная жизнь, взаимное уважение народов. Но признаем, что бывало и иначе. До сих пор случается иной раз. Не буду указывать на конкретные примеры. В этом отношении нужно творчески работать. Я не настаиваю ни на чем, я только говорю о стратегическом направлении и необходимых подходах к решению этих проблем. И это должно лежать в основе развития современного конституционного, государственного права и в развитии всех областей нашей жизни, потому что правовые средства являются в современной жизни решающими, их значение очень велико для решения всех назревающих социальных, экономических и политических задач.

С.П.Пыхтин. Я хочу обратить ваше внимание на Конституцию РФ, принятую в 1993 году. Мало кто обращает внимание на ее преамбулу. Во-первых, в ней заявляется, что мы объединены общей судьбой на той земле. Констатируется, что мы – многонациональный народ РФ. На мой взгляд, - это безграмотная чушь. Кроме того, здесь декларируется, что то, что происходит за РФ - это не наша земля. Это я реагирую на то, что якобы об этом не было заявлено. К сожалению, заявлено. Причем на самом высшем правовом уровне.  И, наконец, заявляется, что 12 декабря 1993 года, оказывается, мы возродили  суверенную государственность России. Я считаю, что наличие этой  Конституции перечеркивает все. Мы можем констатировать, что это не Конституция государства, которое может развиваться. Это Конституция государства, которое может только погибнуть.

К.З. Микаэлян. Это – пораженческая Конституция!

С.П. Пыхтин. В процессе с 1990 по 1993 год у нас Российская Республика в составе СССР превратилась в Российскую Федерацию вне состава СССР. Этому учат в школах. Это вбивается в головы людей. Считается, что надо быть политкорректными по отношению к этому документу. А на самом деле — это протокол о ликвидации страны. Это ликвидационный документ.

А.А. Коновалов. А известно ли Вам хоть одна Конституция, которая определяла бы страну значительно шире национальных границ?

М.А. Краснов. Это, например, Хорватская конституция, Сербская конституция.

К.З. Микаэлян. Немецкая конституция. И заметьте, никакой войны они не объявляли. Немцы не признавали ГДР 50 лет. А китайцы не признавали Гонконг и Тайвань более 100 лет. И никого они не пугают.

М.А.Краснов. К сожалению, вся сравнительно непродолжительная постсоветская история России (12 лет) свидетельствует о том, что наше общество и государство ничем не доказали своего права претендовать на тысячелетнее российское историческое наследство.

Более того. И государственная политика этих лет, и настроения общественности (включая элиту) неопровержимо говорят о том, что Российская Федерация, выделившаяся из состава СССР, считает себя по преимуществу отнюдь не возрожденным Российским государством, а государством постсоветским, а потому претендующим на наследство именно советское, а не российское.

Об этом говорят следующие факты, один, вытекающий из другого.

Первое. Новая Россия на высшем государственном уровне не заявила о том, что она является исторической преемницей Российской империи. Соответственно, не получил должной моральной и исторической оценки большевистский режим и 73-летний период истории СССР. Преступления большевиков не осуждены и акт всенародного покаяния за богоборчество России в ХХ веке, за убийство миллионов безвинных сограждан и преступления в отношении других народов не осуществлен. Это значит, что не произошло и всеобщего самоочищения, которое является неприемлемой предпосылкой духовного и нравственного возрождения. Русскость в национальном самосознании не вытеснила советскость. Более того, нет даже признаков начала движения в этом направлении.

Второе. В области права мы являемся преемниками советского режима, а не Российской империи, законы которой были отменены большевиками. Новое право строится на советском противоправном правовом фундаменте. Причем одним из неукоснительно соблюдаемых доныне советских законов является декрет от 22 ноября 1917 г. Совета Народных Комиссаров об отмене всего законодательства Российского государства. Несмотря на принципы второго раздела Переходных положений ныне действующей Конституции РФ, ни один закон, действовавший до 25 октября 1917 года, не рассматривается как актуальный и не применяется ни в одном из судов России.

Право является самым чутким индикатором государственной преемственности. И в этом смысле применяемое советское право, безусловно, свидетельствует о том, что Российская Федерация – это не возрожденная Россия, а продолжение СССР, уничтожившего Россию.

Третье. В основе экономических, хозяйственных и имущественных отношений в Российской Федерации лежит признание законности советской «общенародной» собственности, которая в течение 12 последних лет была «приватизирована» как если бы она была и в самом деле «ничейной». Но на чем основана эта советская собственность? На частной собственности, экспроприированной большевиками у множества владельцев, потоки которых и составляют население нынешней России, ближнего зарубежья (пространств исторической России) или являются эмигрантами, отцы и деды которых были вынуждены покинуть отечество. Раздав «общенародную» собственность новым владельцам и не вспомнив о правах старых (или их потомков), государственная власть РФ продемонстрировала, что она генетически связана именно с советским режимом, конфисковавшим частную собственность в 1917-1918 гг., и не имеет ничего общего с дореволюционным Российским государством, эту собственность гарантировавшим и охранявшим.

К этому следует добавить, что нынешнее государство не признало прав собственности за теми десятками миллионов людей советского государства, которые, повинуясь прямому насилию или крайней нужде, были вынуждены бесплатно или за бесценок строить заводы, энергетические объекты, дороги, мосты, коммуникации, здания и другие материальные ценности, которые сейчас приватизированы. Ни они, ни их потомки не получили никаких имущественных прав или компенсаций за свой труд. И здесь нынешняя власть демонстрирует свою генетическую связь с репрессивным советским государством, поскольку не только не восстанавливает попранную им несправедливость, но и продолжает по своему усмотрению распоряжаться плодами подневольного труда миллионов советских людей. Стало быть, эти люди для него, как и для советского государства, - не более, чем «лагерная пыль».

Четвертое. С точки зрения культуры и государственной символики, Российская Федерация также демонстрирует преемственность не с дореволюционным русским, а с послеоктябрьским советским периодом. Города, поселки, улицы, предприятия продолжают носить имена советских партийных и государственных деятелей или революционных феноменов, при том, что исторические события и явления, а также деятели антисоветского сопротивления, практически не воплотились за 12 лет ни в топонимике, ни в монументальных формах городской скульптуры. На смену советской идеологии, отрицавшей положительный образ и даже смысл старой России, и воспевавшей не ее созидателей, а разрушителей России, не пришла идея воссоздания России, «до основания» разрушенной большевиками. Как и восстановленные И.Сталиным погоны и крой старой русской воинской формы, некоторые заимствования из дореволюционного прошлого (флаг, герб, переименование городов и улиц, захоронение останков последнего Императора) не меняют духовной сути нынешней власти, для которой советское – органически родное, а дореволюционное – полуфольклорный декор.

В этом смысле замена Патриотической песни М.Глинки музыкой советского гимна особенно показательна. Она наглядно демонстрирует: что бы ни говорилось в поддержку такого решения - наследницей какой государственности является современная Россия. Возвращение к советскому гимну выглядит особенно зловеще, поскольку оно было инициировано самим Президентом, что кладет конец всяким надеждам на то, что В.Путин станет носителем российской государственности.

Советская псевдогосударственность, созданная большевиками после того, как они уничтожили Российское государство, была не продолжением, а антиподом исторической российской государственности, полный разрыв с которой они всегда и подчеркивали. Она была создана в качестве плацдарма и субъекта мировой коммунистической революции и не имела ничего общего с национально-государственными интересами России, хотя временами и была вынуждена в целях самосохранения апеллировать к патриотическим чувствам русского народа.

Возвращение к советской символике означает ничто иное, как отказ от ориентации на правопреемство с исторической российской государственностью. В сочетании с подлинными элементами этой государственности (герб, флаг, Госдума и т.д.) и публичными заявлениями властей о «возрождении великой России», возвращение к советской символике выглядит нелепо и кощунственно, и позволяет предполагать, что нынешняя власть желает себя считать прямой наследницей кровавого и преступного коммунистического режима. Но в таком случае ей следует ожидать и соответствующего отношения к себе со стороны всех тех, кому действительно дорога идея возрождения России, а использование ею элементов символики подлинно российской приходится счесть политическим мародерством.

Пятое. Нынешняя Российская Федерация не определила себя как историческая Россия и в пространственном отношении. Ибо выломившаяся из состава СССР его жалкий огрызок (РСФСР) – отнюдь не Россия, а неведомое никому доселе государственное образование. И признать незыблемость ее границ – значит признать законность административных границ внутри СССР, скроенных во имя его сохранения сталинскими картографами. Это значит признать, что нынешняя РФ – это всего-навсего «уменьшенный» СССР. Это значит признать историческую правоту большевиков и полностью оправдать советский период истории. И в этом вопросе власть демонстрирует свою генетическую связь с СССР.

С.В.Кортунов. Эта же тенденция прослеживается даже на таком примере, как наши праздники. В современной России девять государственных праздников, шесть из которых достались нам прямиком от советской власти. Это 23 февраля, день рождения Красной Армии, дарованный нами В.Лениным и Л.Троцким и почему-то названный сейчас «Днем защитника отечества» (как будто день опубликования известного декрета большевиков был важнее, чем все дореволюционные победы русского оружия, вместе взятые); 8 марта, введенный идеологом пролетарского интернационализма К.Цеткин; 1 мая, переименованный в «Праздник Весны и Труда»; 9 мая, почитаемый и любимый всеми День Победы; 7 ноября, годовщина Великой Октябрьской социалистической революции, празднуемый нами теперь как День примирения и согласия (трудно придумать более неподходящую дату для того, чтобы символизировать примирение, а уж тем паче согласие!); и, наконец, Новый год (праздник идеологически нейтральный, но унаследованный в его нынешнем виде от советских времен). Четыре из этих шести праздников намертво связаны с господствовавшей в СССР идеологией – 23 февраля, 8 марта, 1 мая и 7 ноября. Есть и три новых – Рождество (ставшее недавно официальным государственным праздником), 12 июня, День независимости РСФСР и 12 декабря, День Конституции. Из них только второй отражает ценностные основы новой демократической России. Но поскольку в народном сознании он ассоциируется с распадом страны, отношение к нему отрицательное. Или никакое.

Мы ухитряемся одновременно праздновать победу советской власти и ее крах. Рождество Христово и приход к власти богоборческой безбожной партии. День Конституции, принятой после кровавых столкновений в Москве, и День примирения и согласия – в день, давший старт кровопролитной гражданской войне. Конечно, народ привык к своим праздникам. Они не могут измениться в одночасье. Но это не освобождает нас от необходимости проделать тяжелую работу по переосмыслению нашей истории. Но именно этого-то наша власть не делает и, похоже, делать не собирается.

М.А.Краснов. Сказанного достаточно, чтобы сделать однозначный вывод о том, что нынешнее государство и общество сохраняет в основном советскую идентичность. Но можем ли мы надеяться на этом фундаменте построить правовое, демократическое государство с рыночной экономикой и приоритетом прав и интересов личности? Можем ли мы, сохраняя советский правовой и идеологический фундамент, вновь стать тысячелетней Россией? Можем ли мы, наконец, рассчитывать на уважение к нашей стране мирового сообщества, на готовность демократических государств сотрудничать с нами на равноправной основе, если мы остаемся наследниками жесточайшего тоталитарного режима, причинившего столько горя и своему народу, и народам других стран?

Из советского бесправия, начавшегося насильственным захватом власти в 1917 году и продолжившегося через годы красного террора до самого ГКЧП, не может вырасти правовое государство, а только новый тоталитаризм или разбойничье сообщество.

Из советской деспотии, в которой с первого до последнего дня ее существования все демократические принципы оставались только лживой фикцией, не может вырасти правильного народоправства, а демократические учреждения будут оставаться ширмой деспотической власти автократа или олигархии, управляющих Россией не в интересах народа, а исключительно в собственных интересах.

Из конфискаций советского периода, из бесконечных насилий и обмана советской власти над собственниками не может возникнуть уважение к частной собственности и гарантий ее надежного потомственного владения. Собственность будет продолжать восприниматься как случайное и краткосрочное приобретение, с характерными для такой психологии собственника эксплуатацией «на износ», вывозом капиталов из страны, нечистоплотностью в сделках с контрагентами и т.п.

Понимание человека как средства и материала для социальных экспериментов и военных авантюр не сменится утверждением личности как высшей ценности, ради которой только и существует государство, если советская идентичность не будет преодолена новой Россией.

Страны Запада, в союз с которыми стремится Россия, не примут ее в свои ряды как равную себе по духу и принципам, а будут заключать с ней лишь временные и конъюнктурные соглашения, как в годы второй мировой войны, продолжая испытывать к ней недоверие, поскольку она не демонстрирует решительного разрыва с ее тоталитарным прошлым и не может определиться в разумных границах и национальных интересах.

Единственный путь создания в нашей стране здорового, демократического и динамичного общества – отказ от больной советской идентичности и осознание себя исторической Россией, освободившейся от семидесятитрехлетнего большевистского деспотизма. Восстановление исторической российской идентичности – главная задача сегодняшнего дня.

Восстановление российской идентичности может произойти только в результате решительного разрыва с идентичностью советской и возвращения к преемственности с исторической Россией. Это касается в первую очередь трех сфер – государственного права, отношений собственности и исторических идеалов. Если удастся решить проблему преемственности в этих трех сферах, то откроется перспектива для решения вопроса об исторической преемственности во внешнеполитической в том числе и территориальной областях, т.е. о восстановлении нашей страны в границах исторической России. Но на самом деле эта проблема, сколь бы важной она ни была, вторична, потому что пространство – это территория расселения народа, но главное – это ни где живут, а кто живет.

Нынешнее состояние России – жизнь без идеалов и больших целей. Принято считать, что для нас главная задача – провести реформы, чтобы экономика стала эффективной. А для этого, мол, нужна стабильность. Мировоззрение же, ценности, идеалы – очень зыбкая и к тому же слишком «политизированная» материя, которую как раз во имя стабильности лучше не трогать. И в этом – стратегическая ошибка. Прагматизм только тогда дает эффект, когда на чем-то основан, когда решен вопрос, будет ли дом стоять на скале или на песке. Если архитекторы игнорируют свойства основания, не стоит удивляться, что даже в только что возведенных стенах появляются трещины. И уж точно дом рухнет после первого же стихийного бедствия. Пусть нас не обманывает нынешняя стабильность. Она не стратегическая, ибо не основана на твердой основе. Технократический подход к реформам – будь то налоговая, земельная, административная, судебная, жилищно-коммунальная, военная и др. – может, и даст некоторый эффект. Но этот эффект не станет основой для прорыва России в новое духовное и экономическое состояние. Значит, Россия будет и впредь плестись в обозе цивилизации, останется вечно догоняющей и вследствие этого похожей на не уверенного в себе человека, который рефлексирует по всякому поводу, обижается на пустяки и мучается вопросом, уважают ли его или только делают вид из вежливости.

Мы должны завершить войну, развязанную большевиками в 1917 году против России, и восстановить российский исторический правопорядок, попиравшийся несколько десятилетий. На этом незыблемом камне исторического правопорядка и должно возводить будущую Россию, а не эклектично соединять совершенно непримиримые традиции или пытаться строить государство с тысячелетней историей с нуля.

Мы обязаны оставить нашим детям и внукам Россию, воздвигнутую на твердых началах отечественной государственно-правовой традиции, а не бесформенное, лишенное корней образование, ничего, кроме имени и языка от былой России не наследовавшее.

Сегодня в области права мы являемся преемниками советского режима, а должны восстановить правопреемство с Российской империей. Нет иного пути решения этой задачи, кроме как воссоздание в качестве основы нашей государственности и правопорядка законодательства 1906 года, отмененного большевиками в 1917 году, и, соответственно, признание советского законодательства порочным и юридически ничтожным. Конечно, процесс этот непростой, требующий адаптации старого законодательства к реалиям сегодняшнего дня. Кроме того, потребуется вернуться к некоторым международным обязательствам Российской империи. Но это – дело техники, задача для квалифицированных юристов. Общество же должно принять политическое решение о возвращении в законное правовое пространство, из которого мы вышли в 1917 году. Это проблема государственной души.

Если мы исходим из того, что право – это что-то значимое (а его нельзя разделить с государственностью, это сплав), мы должны понять, что таковым может быть не всякое право, а только право законное. Бывает и незаконное право, как бывают преступными приказы. Причем законное право не уничтожается произвольным актом, его действие лишь может быть приостановлено незаконной властью на контролируемой ею территории. Собственно, та власть и является незаконной, которая отказывает законным образом не отмененным законам в их праве применяться. Это и есть критерий незаконности власти.

Сегодня, к сожалению, мы все еще находимся в ситуации, когда законное право, уничтоженное незаконным путем в марте 1917 года, не восстановлено. Но это значит, что нынешняя власть, строго говоря, продолжает оставаться не вполне законной. Мы должны, наконец, понять, кому мы наследуем в правовом и государственном смысле – тысячелетней России, разбою 1917 года или вообще никому.

Сейчас отправной точкой наших хозяйственных отношений является признание законности советской общенародной собственности, которые делят и перераспределяют между собой новые «хозяева жизни». А мы должны в основание хозяйственных отношений положить принцип уважения к частности собственности, а для этого восстановить в той или иной форме (опять же, практические решения – дело специалистов) имущественные права, существовавшие на момент большевистских грабежей. Невозможно внушить уважение к собственности сегодня, не признав, что право собственности было нарушено в 1917 году. В противном случае любая собственность здесь будет восприниматься как кража самим ее держателем. А уже тем более обществом. Государство, которое объявляет себя наследником тысячелетней России не может не принять на себя ответственности за содеянное и не может поступить иначе. В противном случае мы не сможем ничего возродить достойного возрождения, ни тем более – создать что-то новое, достойное, лучшее в нашей истории.

Сейчас наше общество отказалось от советских идеалов, но имена и изображения советских лидеров повсеместны в сегодняшней России. Получается, что разрушители исторической России, а порой и кровавые палачи русского народа, занимают в монументальной пропаганде и топонимике место, которое во всех странах принадлежит национальным героям, на образах которых воспитываются новые поколения. И мы должны сменить имена и образы советской пропаганды на имена древние, исторические, на те имена, которые действительно достойны подражания как величайшие деятели отечественной культуры, пламенные патриоты, созидатели и защитники России.

Именно такой путь декоммунизации прошли все восточноевропейские страны, входившие когда-то в «социалистический  лагерь» от ГДР до Эстонии, от Польши до Болгарии. И лишь 12 республик бывшего СССР должают строить свою государственность на советских основаниях.

Конечно, наша задача существенно труднее, чем та, которая стояла перед поляками, чехами и латышами. Коммунистический период продолжался в России гораздо дольше, и  выкорчевывание докоммунистического прошлого было у нас  намного более жестким, глубоким и всеобъемлющим, чем в других странах. Самое же главное то, что мы сами сотворили над собой это страшное национальное самоубийство. Во всех странах Восточной Европы и Прибалтики коммунизм воспринимался как внешняя сила и ассоциировался с СССР. И задача там состояла лишь в том, чтобы эту силу изгнать и восстановить самостоятельную государственность.

Наше положение неизмеримо сложнее. За многие поколения люди срослись с советским режимом и начали воспринимать коммунизм как национальную идею России. Мало того: и во всем мире «советскость» стала отождествляться с «рускостью». Однако привыкание к опасной болезни не приближает исцеление от нее. Напротив, оно особенно опасно, так как уменьшает желание выздороветь.

Для начала, поэтому, надо недвусмысленно заявить о намерении решить все эти три проблемы правопреемства. И одновременно заявить, что сталинские границы внутри бывшего СССР не могут быть признаны законными, а, следовательно, незыблемыми. Ясно, что практическое решение всех этих проблем – труднейшее многолетнее дело. Но уже в процессе их решения, а возможно, и даже после декларации намерения их решать, в глазах внешнего мира Россия станет, наконец, предсказуемой. А значит, и доверие к ней со стороны международного сообщества будет восстановлено. И тогда логично будет декларировать внешнеполитический принцип, что любая территория, входившая в состав Российской империи, сохраняет возможность вновь актуализировать свое пребывание в ней.

Пока же мы можем заявить, что в наших отношениях со всеми государствами, в том числе и с теми, которые возникли на обломках исторической России, мы будем исходить из общепринятых принципов международного права, и в частности, из универсального принципа pacta sunt servanda (договоры должны соблюдаться) с неотъемлемой от него оговоркой sic stantibus (при существующем положении вещей). Такая декларация позволит нам, оставаясь в рамках международно-правового поля, не закрывать окончательно вопрос о восстановлении территории исторической России.

С.П.Пыхтин. Конституция РФ в своей первой статье утверждает, что наименование Российская Феде­рация и Россия тождественны, «равнозначны». Само собой понятно, что подобный взгляд свидетельствует о том, что авторы конституционного текста 1993 года руководствовались не русскими, а ленинско-сталинскими и хрущевско-брежневскими представлениями, не имев­шими ничего общего с хорошо известной историей Государства Российского, насчитываю­щей лишь в писаной форме более чем 1100 лет. Перед нами же в форме Конституции явлена беспочвенная фантазия.

Когда нам говорят о «потере государственной идентичности» и «чувства национального самосознания», что нашло свое юридическое выражение в этой лживой констатации, то эти признаки все-таки надо отнести не ко всему современному населению в целом, а именно к правящей Россией интеллигенции. Если же народ и заслуживает критики, то лишь за то, что он терпеливо содержит за свой счет такую интеллигенцию. Другое дело, что подобные утраты роковым образом воздействуют на судьбу государства, которым управляет элита, чуждая и стране, и населяющей ее нации.

Всемирная история, ссылка на которую должна уязвить русскую совесть, показывает слишком многое. Она, к примеру, знает и противоположные случаи. Россия, пребывавшая с 1922 года в искусственной, навязанной ей одежде Советского Союза, в XX веке и сохранила, по крайне мере до 1985 года, и упрочила свое «законное и естественное место и роль в миро­вой политике», даже в «глобальном историческом процессе в целом». При этом все это время на словах власть проповедовала марксизм-ленинизм, чья русофобия общеизвестна, им были насыщены образование и пропаганда, а власть сама была не национальной, а интернациона­листкой. Но на деле разве ее политика в ее главных чертах не была национальной? Или надо вместе с неприятием господствовавшей идеологии осудить и сохранение территориальной целостности России в 20-е годы, и индустриализацию в 30-е, и победу над коричневым всеевропейским варварством в 40-е, и научно-техническую модернизацию, состоявшуюся в 50-70-е годы, и сильную не на словах, а на деле социальную политику, которая не знала ни без­работицы, ни нищеты? Припомним, что Сталин времен Великой Отечественной стал имено­вать себя и вообще власть в СССР русской, и на XIX съезде ВКП(б), прошедшем осенью 1952 года, назвал членов партии русскими коммунистами. Вот только сами коммунисты со сталинской характеристикой не согласились. Они оказались большими католиками, чем рим­ский папа, большими коммунистами, чем их признанный вождь. Быть одновременно мар­ксистами и русскими оказалось выше их сил.

В Конституции 1993 года, документе, предназначенном заменить собой для одних Программу КПСС, для других - Евангелие, для третьих Коран, и для всех - объективные знания о русской государственной истории, историческое наследст­во, принадлежащее России, недвусмысленно отрицается. Загляните в ее преамбулу. Там можно найти отказ от каких-либо территориальных притязаний на русские земли, находя­щиеся вне РФ. А это не много ни мало - почти 6 млн. квадратных километров. Она деклари­рует не нарушение государственного единства, состоявшееся в результате Беловежского предательства, а его утверждение, его наличие, в действительности, конечно же, мнимое. Но тем самым она предписывает русским юридически отказаться от той части Родины, которая фактически оказалась вне государственной России.

Поэтому заявить о правах нынешней России на ее тысячелетнее историческое наследст­во, значит открыто выступить против основного закона, опровергая существующий полити­ческий строй и игнорируя возникший социальный уклад. Одно противостоит другому. Но это не единственное противоречие. Нельзя, например, противопоставлять ис­торическую Россию и Россию в обличии Советского Союза. Что на деле означает такой взгляд? Это значит, что необходимо пренебречь не пятью или десятью годами, а почти сто­летием русской истории, и что под видом критики ее отдельных эпизодов надо игнориро­вать и сам исторически опыт, и все те достижения, которые с ним связаны.

Разумеется, справедливо утверждение, что «вся сравнительно непродолжительная постсо­ветская история России свидетельствует о том, что наше общество и государство ничем не доказали своего права претендовать на тысячелетнее российское историческое наследство». Нельзя не согласиться и с тем, что «и государственная политика этих лет, и настроения об­щественности (включая элиту) неопровержимо говорят о том, что Российская Федерация, выделившаяся из состава СССР, считает себя по преимуществу отнюдь не возрожденным Российским государством, а государством постсоветским, а потому претендующим на на­следство именно советское, а не российское». Но можно ли говорить, что подобные оценки, принадлежащие все-таки не всему обществу, а правящему классу, ошибочны? Напротив, сле­дует подчеркнуть, что как раз такая позиция, нашедшая свое выражение и в политике, и в праве, для него единственно возможная. Считать РФ, где все русское подвергают глумле­нию, Российским Государство было бы подлинным кощунством. Не считая нужным скры­вать свою антирусскость, господствующий класс РФ доказывают не права на «российское историческое наследство», а свое право не иметь с ним ничего общего.

Вот почему, пока незыблем существующий в РФ политический строй, чья лексика пред­полагает слово «русский» лишь в негативном контексте, лишь в виде оскорбления, мы не ус­лышим со стороны «высшего государственного уровня» о том, что «Новая Россия является исторической преемницей Российской империи», тем более не увидим никаких действий на этот счет. Вот почему лихорадочно создаваемое в РФ новое право, поражающее своими фи­зическими масштабами, является худшим продолжением так называемого «советского пра­ва», масштабы которого были несравнимо скромнее, которое под видом, под маской, под де­корациями Российской Федерации вместо возрождения России дает юридическое оправда­ние существованию карикатуры на СССР. Но трудно согласиться с безоговорочным - «СССР уничтожил Россию». Вот почему отрицание всего «советского», с которым выступил класс «новых рашенов», сокрушивший политическую целостность Советской России, сопровождалось «признанием» законности ее экономического базиса - «совет­ской «общенародной» собственности», которую можно было «приватизировать», поскольку для этого класса она была «ничейной». Вот почему культура и государственная символика РФ не сопряжена ни с дореволюционным русским, ни с советским периодом, и на смену коммунистической идеологии, отрицавшей положительный образ и смысл России и воспе­вавшей ее разрушителей, вроде «декабристов» или «народовольцев, не могла придти идея воссоздания России. Вот почему властные институты, правящие слои, словом нынешняя официальная Российская Федерация, никогда не определит себя как историческую Россию в пространственном, в территориальном отношении.

Что же касается отсутствия внешних притязаний на «тысячелетнее историческое наслед­ство России», безраздельно принадлежащее якобы одной только Российской Федерации, то никто не поверит такому заявлению. И вследствие безразличия к такому наследству со сто­роны властей РФ, с одной стороны, и благодаря совершенно откровенной политики, осуще­ствляемой государственными образованиями отпавших от России окраин, с другой, и терри­ториальных претензий, о которых уже так или иначе заявлено государствами Европы, Азии и США, с третьей. Разве так сложно понять, что всемирная история с 1991 года, после того как Советская Россия заявила о своей политической самоликвидации, вращается вокруг одной действительно серьезной проблемы - глобальной борьбы США за овладение естественными, прежде всего нефтяными ресурсами, в которой раздел «советского наследства» является со­ставной частью?

А.Б.Зубов. Комитет «Преемственность и возрождение России» - то общественная организация, которая была создана в 1999 г. для решения тех задач, о которых говорил сейчас Сергей Кортунов.

Что победило возникнуть эту организацию? Почему эти проблемы сейчас более актуальны, чем несколько лет назад? Дело в том, когда Советский Союз прекратил свое существование и коммунистическая государственность исчезла, тогда у большинства из нас (у одних была ностальгия по советскому, коммунистическому государству), но у большинства было убеждение, что мы легко, просто за какие-то 500 дней войдем, интегрируемся в современный, рыночный мир. Мир соревновательной экономики, демократии, прав человека и все будет в порядке.

Но, как вы знаете, прошло 12 лет и мы весьма далеки от всех этих радужны надежд, от их воплощения в жизнь И с каждым годом все больше и больше возникает вопрос почему? И вот здесь, видимо, нам имеет смысл посмотреть на некоторые формально образующие моменты нашего государства.

Основой государственной идеи всегда является такая формальная вещь, как право. То, на какое право опирается государство, то, на каком праве оно стоит, всегда очень хорошо свидетельствует о том, с кем себя соединяет это государство, что оно из себя представляет? Если мы внимательно посмотрим на нашу правовую систему, то мы увидим, что она состоит, в сущности, из одного массива. Этот массив советского права, который начинается первыми декретами Совета народных комиссаров в 1917 году и постепенно замещается на протяжении последних 12 лет законами уже новой России. Но там, где законы новой России еще не действуют, действует старое советское право.

Это говорит о том, что мы являемся в прямом смысле этого слова правопродолжателями, то есть, сохраняем правовой континуитет с советским государством.  Это вещь далеко не формальная. При этом, если мы посмотрим на законодательство Российской империи, которое существовало в России до 1917 г. и было отменено декретом 22 ноября 1917 г. Советом народных комиссаров, то мы увидим, что ни один закон, ни один закон, я подчеркиваю, действовавший в России до 1917 г., до 22 ноября, не действует. И даже к нему невозможно апеллировать.

На самом деле этот вопрос не столь элементарный. Если мы возьмем нашу Конституцию 1993 г., то мы увидим, что в ней есть так называемое второе переходное положение, по которому говорится, что все законы, не противоречащие настоящей Конституции и действовавшие на территории Российской Федерации, сохраняют свою актуальность. Возникает вопрос, почему же тогда не сохраняет актуальность ни одни законы докоммунистические? Ведь многие из них не противоречат Конституции, скажем, имущественные законы, по сравнению с советскими законами, дух нашей Конституции 1993 г. нарушающими.

Соответственно можно сказать, что в области права мы сознательно (конечно, это не ошибка) выбрали продолжение советской государственности. В области чисто формального наименования страны, как вы знаете, в 1991 г. было принято решение именовать Российскую Советскую Федеративную Социалистическую Республику Российской Федерацией или Россией. Это закон, если мне не изменяет память, от 21 декабря 1991 г., принятый Верховным Советом РСФСР. И опять же, как вы видите, это простое продолжение РСФСР. Отсюда и все остальное.

Если право является базисом и основой государства, то, если угодно, кровью государства являются единственные имущественные отношения. У нас признают законными все действия советской власти в отношении имуществ, совершенные после 1917 г., когда эти имущества, как вы знаете, были конфискованы. В частности, в декабре 1917 г. были конфискованы частные вклады. В 1918 г. двумя актами была конфискована жилищная собственность, земельная частная собственность. Земля, как частное владение, была ликвидирована первым декретом советской власти 25 октября 1917 г. на Втором съезде советов.

Все то признается законным. И от этого строятся новые имущественные отношения, в частности, те отношения, которые привели к образованию олигархических структур. Они владеют как бы ничейной собственностью. Она принадлежит всем и принадлежит никому, и потому стала приватизироваться. Но при том забыли о том, что, естественно, у этой собственности есть наследники и, практически, каждый житель Российской Федерации является наследником тех или иных собственников: больших, маленьких, деревенских, городских и так далее.

Третий момент, очень важный, это момент, если угодно, идейный. До си пор, хотя не совсем ловко говорить об этом, все деятели советского государства сохранили свое величие, свою идеологическую значительность. Их именами названы улицы и площади многих городов. А люди, которые боролись с коммунистическим государством, пытались сохранить старую Россию, генералы, лидеры белого движения, или те, кто ее строили до 1917 г., скажем, Столыпин, тот же Александр П, до сих пор остаются вне системы этой реконструкции, то есть их именами не названы улицы, и статуи не стоят на площадях. Тем самым, как бы мы и в плане идеологическом, являемся прямыми продолжателями советского государства и наши дети видят, что мы считаем нашим идеалом Ленина, Дзержинского, стоящих на улицах, а не людей, которые боролись за противоположные ценности. То тем более удивительно, что и Конституция 1993 г., и весь дух нового нашего государства, это дух демократии, либерализма, многопартийности, уважения и почтения к религии, которая, как вы знаете, попиралась большевиками с жестокостью необычайной.

Таким образом, есть явное расхождение между духом общества и устремлением общества к антикоммунистическому, демократическому государству и той реалии права имущества и идеологии, которая у нас до сих пор сохраняется. Это и образует такое огромное «зияние», которое приводит к отсутствию идентичности, реальной идентичности в нашем обществе. Наши дети, да и мы сами, к сожалению, часто не знаем, с чем нам себя идентифицировать.

В русском языке есть хорошее слово, аналогичное слову идентичность, это философский термин, который активно употреблялся в старой России, в эмиграции. Это – самотождественность. Кому мы тождественны? С чем мы тоже самое? Этот вопрос остается открытым.

Надо сказать, что та же самая проблема, как уже сказал Сергей Вадимович, встала перед всеми странами, вышедшими из коммунистического мира в 1989, 1991 гг. И только 12 республик бывшего СССР, исключая Прибалтику, решили ее так, как решила ее Россия. Все остальные страны отказались от коммунистического наследия, хотя во всех странах Восточной Европы, кроме Прибалтики и ГДР, само коммунистическое властвование не было столь абсолютным и многое из законов старой Польши, старой Венгрии сохранялось в этих странах.

Тем не менее, от всего того, что было сделано в коммунистическое время и не соответствовало духу старого докоммунистического законодательства, эти страны отказались. Отсюда возникли идеи преемства с докоммунистическими конституциями, восстановление докоммунистического права. Вы знаете, в Латвии была восстановлена Конституция 1920 г. И реституция собственности, соответственно, коммунистические, собственнические отношения, конфискации и так далее, были признаны незаконными. И третье, изменилась принципиально идеологическая парадигма, защитники коммунистического режима были признаны врагами национального государства. В Польше ли, в Латвии ли. А борцы с этим коммунистическим режимом были признаны героями, достойными подражания, увековечения.

Сейчас в Латвии или в Эстонии вы не найдете ни единого памятника Ленину, ни единого памятника Дзержинскому, так же  как и в Польше, кстати говоря, откуда Дзержинский родом. Все то сохраняется только у нас, как в некотором заповеднике советской жизни. Если мы хотим и дальше сохранять эту раздвоенность между устремлениями и реальностью, жить в отсутствии самотождественности, мы можем сохранять это советское преемство. В нем есть своя юридическая логика. Но мы должны помнить, что это преемство в отношении тоталитарного режима. Режима, осуждаемого и значительной частью нашего общества и всем миром. И что рано или поздно произойдет неизбежное сползание обратно туда. В той или иной форме. Закон не обманывает, такого не бывает. Если мы строим себя на определенной законодательной базе, рано или поздно она себя воспроизводит в реальной жизни. Если же мы действительно хотим вступить в наследие старой России, этого великого, тысячелетнего государства, у которого, конечно же были свои недостатки, свои ошибки и свои изъяны, которые, может быть, и привели к революции, которые нам сейчас исправлять, то мы должны совершить действия, абсолютно аналогичные тем, которые совершили все восточно-европейские государства от дружественной нам по крови Болгарии до, быть может, многим не нравящейся Эстонии. Эти действия следующие.

Во-первых, надо восстановить законодательство, отмененное большевиками. Разумеется, это момент не одного дня и восточно-европейские страны тоже имели большой переходный период, во время которого адаптировалось старое законодательство к новым реалиям. То из нового законодательства, что соответствует духу старого законодательства, включается в него, если оно действительно нужное, новое. То, что принципиально не соответствует, естественно, не принимается. То есть за основу берется не коммунистическое законодательство, а докоммунистическое законодательство и к нему подстраивается нынешнее законодательство России.

Надо сказать, что в этом ракурсе как раз Конституция 1993 г. является прекрасной переходной формой от коммунистического к докоммунистическому. И покойный Эрнест Михайлович Аметистов, член Конституционного Суда и член нашего Комитета долгие годы, как раз считал, что очень удобно в этом плане совершить такую транзицию.

Второй момент это, конечно, имущественные отношения. То, что у нас сейчас – это аморально  это юридически невозможно. Это и привело как раз к созданию, с одной стороны, олигархического капитализма, а с другой стороны, к неуважению к частной собственности, которое царит в нашем обществе. Мы не можем построить в будущем частную собственность на конфискациях, часто связанных с кровью, с убийствами советского времени. Мы должны совершить то же, что сделали все восточно-европейские страны: в той или иной форме, так или иначе, ценными ли бумагами, реальной ли недвижимостью, государственными обязательствами (здесь опыт очень разнообразен), но тем не менее, признать права старых собственников, их наследников и компенсировать их.

А ведь получается, смотрите, господа, какая странная вещь. Еще в свое время премьер Черномырдин признал обязательства России перед французскими вкладчиками, и им компенсируются, пусть полусимволически, их потери, связанные с конфискациями имущества. А потери миллионов наших граждан никем не признаны и никак не компенсируются.

И, наконец, третье – надо совершить идеологический переход и избавиться, наконец-то, от людей, которые всем известны как разрушители России, гонители церкви, убийцы миллионов людей. Они должны перестать стоять на наших площадях. Это не значит, что мы их выбрасываем из истории, также как немцы не выбросили из истории Гитлера или Геббельса. Это значит, что мы даем их деятельности соответствующую нравственную и политическую оценку с точки зрения всего тысячелетнего российского государства, в котором они, безусловно, не являются созидателями.

И, таким образом, опять же и мы, и наши дети избавляются от той безумной раздвоенности, в которой они живут сейчас. И все становится на свои места. Также как после 1945 года в Германии нельзя было говорить, что Гитлер был в целом прав, хотя были отдельные издержки. Закон о денацификации тут же этого человека ставил в уязвимое положение. Но надо было и можно было говорить, что граф Клаус фон Штауфенберг – герой Германии, хотя он боролся с Гитлером, потому что мечтал иметь свободную Германию. Что-то подобное надо сделать и нам. И я уверен, коллеги, что если мы это совершим, если мы пойдем по этому пути, то Россия возродится, именно возродится, а не появится вновь, как великое и славное государство, и многие проблемы, в частности границ, воссоединения с отпавшими ее частями, решатся у нас намного более органически, чем в нынешнем абсолютно непонятном правовом, идеологическом и имущественном контексте.

А.А.Коробейников. У меня ряд комментариев. Да, стоит Дзержинский, да, стоит памятник Ленину, но у меня две внучки, одной 6 лет, другой 10 лет. Ничего они не знают ни о дедушке Ленине, ни о дедушке Сталине. Поэтому это все равно отомрет, но дать дожить спокойно 20% электората, коммунистам, не взрывая общество, есть смысл.

Реституция. Я – генеральный консул СССР в Германии. Приезжает ко мне дед из Бразилии и говорит: выметайся, я тут родился, в том доме, или плати столько, сколько я заломлю. Крыт мне абсолютно нечем, потому что он бы мог и соврать, но он привез с собой все документы. Все, с немецкой пунктуальностью И я уже не обер-бургомистру платил денежки, а этому деду. Вот и вся реституция. Толково, с немецкой пунктуальностью. А в России попробуйте найти какие-то документы на собственность, чтобы все было спокойно и без социальных взрывов.

Поэтому, когда сегодня наши коллеги предлагают провести большую конференцию, на которую позвать и страны СНГ, то мы, конечно, можем позвать Литву, потому что она реституцию четко проводит, наверное, ей проще. Но если мы вспомним литовские территориальные долги России, то она уедет недовольной. А если позвать Назарбаева и предъявить претензии России на казахстанские земли, то кроме драки и шума тоже ничего не будет.

Поэтому обсуждаемая тема, конечно, давно имеет право на существование. Проблема эта реальная и невыдуманная. Но как не навредить, как к ней подойти постепенно, чтобы то, что задумывается, не вышло всем «боком», без международного скандала, еще надо подумать.

О.Н.Барабанов. Первый вопрос, с точки зрения национальной безопасности. Еще Россия отказывается от правопреемства с СССР, это значит, что нас выдавливают из постоянных членов Совета Безопасности ООН и это значит еще больше и более серьезно, что Россия перестает быть ядерным государством по Договору о нераспространении ядерного оружия, и весь мир будет настаивать на нашем принудительно разоружении, как было с Украиной, Белоруссией и Казахстаном. Как решить эту проблему?

Второй вопрос исторический. Если Россия правопреемник Российской империи, то последний формальный юридический акт Российской империи – Великий Князь Михаил Александрович передал власть в руки Учредительного Собрания. Это значит, что ни Государственная Дума, ни Совет Федерации, ни Президент РФ не являются легитимными органами власти. Нужно созывать новое Учредительное Собрание, это значит по логике отпад всех национальных республик, многих из них.

И третий вопрос. Если Россия правопреемник Российской империи, мы автоматически должны отказаться от Калининграда, Южного Сахалина и Курил, которые Российской империи в 1917 г. не принадлежали. Как решить ти вопросы?

А.Б.Зубов. Первый и третий вопросы на самом деле это один и тот же вопрос. То есть вопрос в том, как международные договоры будут соблюдаться, если мы не признаем себя преемниками старой России? Очень просто. Дело в том, что в этой ситуации есть традиции международного права, которые предполагают, что если один из участников Договора признан мировым сообществом был тогда вполне законным, а второй также тогда признавался (Советский Союз), то тогда его решение, решение данного соглашения, скажем, о включении Советского Союза как постоянного члена в Совет Безопасности или вступления Советского Союза в клуб ядерных держав, - все эти Договоры продолжают сохранять свою силу. Поскольку в одном случае Соединенные Штаты, в другом случае ООН это совершили по отношению к Советскому Союзу.

То же самое и Калининградская область. Поскольку соглашения в Ялте и Потсдаме признали, что это переходит к Советскому Союзу, а эти решения значимы, то, объявив себя правопреемником старой России, мы тем самым принимаем на себя и все те обязательства Советского Союза, которые были приняты и в международном плане за тот период, пока Советский Союз соответственно являл собою изменившуюся Россию.

Но там, где нет другой страны, признанной международным правом, например, как в соглашении между (в тот момент) Эстонией или Латвией и Российской Федерацией о независимости Латвии или Эстонии, там этот вопрос остается открытым и требуется новое соглашение. Т.е. США – безусловный субъект международного права, а Эстония в 1920 г. в период Рижского договора или Тартуского договора не являлась таким субъектом. Этот вопрос на самом деле вопрос в международно-правовом плане достаточно легко решаемый  имеющий прецеденты.

Второй вопрос насчет Великого Князя Михаила Александровича. Если уж говорить совершенно точно, то не имеет юридической силы не только отречение от престола Михаила Александровича 3 марта, но не имеет никакой юридической силы и, собственно говоря, его назначение Государем Императором Николаем П. Отречение в пользу Михаила Александровича не имеет никакой юридической силы по той простой причине, что по Законам Российской империи и по Законам престолонаследия, в верности которым клялся Николай П при восшествии на престол, он не мог передавать престол кому угодно. Он мог его передать только своему сыну (это всем прекрасно известно), царевичу Алексею.

Поэтому можно сказать, что с этого момента у нас юридическое «зияние». Кстати говоря, крупнейший юрист Временного Правительства Набоков-старший (отец писателя Набокова) как раз и начинает свои воспоминания с разговора о том, что «хотя мы на этом отречении Михаила Александровича основывали всю деятельность Временного правительства, на самом деле оно было от начала порочным». Оно было юридически от начала порочным. Таким образом, мы возвращаемся на самом деле не к моменту отречения Михаила Александровича, а в принципе, если уж говорить совершенно точно, возвращаемся к моменту отречения Николая Александровича.

В.З.Дворкин. Я понимаю все, что сказал Сергей Вадимович, но вот господин Зубов – не совсем. Его пафос понятен, но мне кажется, что есть здесь погрешность. Ничего мы не выбирали, с точки зрения правопреемства к Советскому Союзу. Мы просто объективно не смогли перепрыгнуть в совершенно другую правовую сферу. То естественные трудности. Мне кажется, что мы перекосили сейчас вектор преемственности из культурной плоскости, о чем в значительной мере говорил Сергей Вадимович, в юридическую плоскость, а это, по-моему, неконструктивно.

Что мы должны взять с правовой, юридической точки зрения, из тысячелетней истории России? Период Киевской Руси? Период Ивана Грозного, татаро-монгол, крепостное право? Что мы должны из советского опыта? Кстати, если отменить один пункт по КПСС, то сталинская Конституция прекрасно выглядит.

Так вот, культурное наследие. Да, мы должны быть преемниками. Но объявлять себя сейчас правопреемниками царской России – это пугать мир. Ведь никто этого не поймет. Финляндия сразу в НАТО уйдет, и поляки очень сильно заволнуются. Зачем эти фокусы делать?

 Поэтому, я думаю, перекос в юридическую плоскость здесь совершенно не уместен. Это «каша с гвоздями» будет, если мы будем пытаться выковыривать что-то оттуда, из старой правовой системы и делать новую. Мы не разберемся с этим. Надо говорить о культурном наследии и на этом фоне формировать все остальное.

К.Х.Ипполитов. Предлагаемая схема выступления Сергея Вадимовича, то есть три пути развития имеет право на существование. И, конечно, она представляет интерес. Но я не могу согласиться с той методологией, которая используется с точки зрения выбора пути развития. Вот что самое главное. Потому что для того, чтобы определять развитие страны, прежде всего нужно определить вектор общественно-политического развития. Какую цель ставит Россия в своем развитии? Тогда становится понятно, что делать в любой сфере, в том числе и правовой. Если этого нет, мы будем получать то, что получаем сегодня: когда говорится одно, делается другое, думается четвертое, а предполагается пятое. Определяя вектор общественно-политического развития страны, нам необходимо определить, что в цивилизационном развитии России представляет собой ценность и именно ту ценность класть в основу вектора общественно-политического развития страны.

Нельзя рассматривать тысячелетний путь развития с купюрами. А только как единый, непрерывный процесс и с признанием все этапов, как определенных этапов развития, которые были потому, что были объективные для этого условия. Если мы начнем выбрасывать из истории отдельные куски и говорить, что то приемлемо, а это неприемлемо, тогда пропадает единый путь тысячелетнего развития России. Вы правы, без этого нет России. Потому и речь идет прежде всего о выборе тех цивилизационных ценностей, которые составляют основу бытия российского народа на протяжении тысячелетия, а не на протяжении последних 10 лет, или 20, или даже 100 лет.

С.В.Кортунов. Мы с Вами абсолютно согласны. Нельзя из русской истории выбрасывать отдельные этапы. Осуждая большевистский период в истории России, следует, однако, со всей определенностью заявить: крайне недопустимым упрощением было бы  считать советский период «черной дырой» истории или «идеологической диверсией Запада», которую Россия переваривала 75 лет. Такая точка зрения порождала бы серьезную угрозу разрыва цепи исторической преемственности - как национальной, так и мировой - со всеми вытекающими отсюда катастрофическими последствиями для России и  мира в целом. Нельзя допускать «распада связи времен» между этими этапами развития России, равно как нельзя, оплевывая подвиг нескольких поколений наших предков, разрушать символы национальной истории, под каким бы российским флагом они ни рождались - императорским, республиканским или красным. Так называемые «монархисты», ищущие опору исключительно в дореволюционном периоде российской истории и противопоставляющие этот период советскому периоду истории, вряд ли  могут считаться подлинными патриотами. Нельзя перепрыгнуть пропасть почти в целый век, констатировав, что почти столетие все мы жили в «совке», поскольку это пропасть в несколько поколений русских людей. Деструктивный характер этих представлений давно поняли антироссийские силы на Западе. Потому-то они и аплодируют оголтелому антикоммунистическому «патриотизму». Ведь слезы по «убиенной» России можно позволить тем, кто объективно помогает деструкции.

Охотникам «вычеркнуть» советский период из русской истории следовало бы помнить, что без этого периода истории России вообще не  существует. Следует признать очевидное: несмотря  на крайне неблагоприятные исторические условия, усилиями  советских людей было создано могучее государство, которое сумело не только восстановить геополитическую зону влияния Российской империи (хотя СССР по своим границам и не совпадал с Российской империей), но совершило гигантский рывок индустриализации, заложившей основы экономической и оборонной мощи СССР на десятилетия вперед. И если с Россией до сих пор считаются в мире, в том числе и самые мощные державы, то во многом благодаря тому потенциалу, который был создан в советские времена.

Все это говорится, конечно, не для того, чтобы оправдать преступления большевиков, (или еще раньше - царизма), а для восстановления элементарной исторической справедливости к нескольким поколениям наших предков и их беспрецедентных жертв, да и самого «чувства истории», без чего страна не сможет идти вперед.

Только уважительное и справедливое отношение к  социалистическому прошлому России даст возможность  рассчитывать на то, что у нее появится будущее, что у нее вообще есть своя история, которая имеет продолжение. Для этого следует признать, что социалистический эксперимент - один из самых драматических и поучительнейших  периодов  не только в национальной, но и во всемирной истории в целом, как бы дорого он не обошелся России.

 Величайшим  достижением СССР стала победа над германским фашизмом. Великая Отечественная война  стала священной и глубоко национальной, поскольку была войной за выживание отечества, за достоинство русского человека и человека вообще, за безопасность его семьи, за право самостоятельного развития России. Не случайно Православная Церковь, почти вся русская эмиграция, все верующие русские люди - даже антикоммунисты - поддержали большевиков в борьбе против Гитлера. Войну Россия выиграла именно в своей ипостаси Большой России, а не СССР. Русские и другие народы совершили невероятные усилия для победы в войне - вопреки системе, режиму, бездарному и безжалостному руководству. Война очистила нацию от скверны братоубийства и восстановила чувство национальной соборности, разрушенное классовым интернационализмом.  Появились надежды на  воссоединение разорванной, казалось, навеки нити русской и советской истории. К сожалению, этим надеждам не суждено было сбыться в ХХ веке.

Крах коммунистической империи привел к острому идейному кризису, вылившемуся в кризис российской государственности, именно потому, что советская элита (т.е. российская советизированная элита) была начисто лишена национального самосознания. Эта элита, десятилетиями изолированная от мира, толком не знавшая и не понимавшая его, взяла на вооружение псевдолиберальные и псевдодемократические принципы и ценности. Вместо того, чтобы воссоздавать российское государство, она увлеклась далекими от реальностей современного мира идеями «демократического братства и солидарности» «мирового цивилизованного сообщества», что было сродни пролетарскому интернационализму коммунистов. Национальные интересы России, необходимость отстаивания в мире своих экономических и политических позиций оказались на периферии формационного преобразования страны.

Анемия исторического сознания элиты привела к тому, то после окончания холодной войны в конце 80-х - начале 90-х годов советское, а затем и российское руководство не сумело обеспечить преемственность геополитических интересов России и тем самым спровоцировало невиданное геополитическое наступление США, предпринятое ими после того, как холодная война была объявлена достоянием прошлого. Не подлежит сомнению, что к этому времени вывод советских войск из стран Центральной и Восточной Европы был так или иначе неизбежен, и он отвечал национальным интересам страны. Столь же неминуемы были и распад ОВД, и объединение Германии. Другое дело, что в это время сохранялись все предпосылки и возможности решить эти вопросы при должном учете национальных интересов, в частности, юридически оформив обязательства Запада не нарушать в Европе геополитический статус-кво, в том числе и путем расширения НАТО на Восток. И Запад, следует признать с полной определенностью, был тогда к этому готов. Ведь в конце  80-х гг. никому даже в кошмарном сне не виделась возможность вступления в альянс Чехии, Польши и Венгрии, не говоря уже о странах Балтии. За все эти внешнеполитические промахи и ошибки несет ответственность именно советская элита.

«Распустив» затем при попустительстве союзной элиты без всякого давления извне СССР (т.е. Большую Россию), РСФСР резко прервала преемственность геополитических интересов и СССР, и Российской империи. В 1991 году после поражения ГКЧП Б.Ельцин должен был либо назначить дату внеочередных выборов Президента СССР и выставить свою кандидатуру, либо объявить РСФСР правопреемницей подлинной, исторической России, что предполагало начало переговоров о цивилизованном разделе СССР. Нет сомнений в том, что он не проиграл бы ни в одном, ни в другом случае. К тому времени и вся власть не только в РСФСР, но и в СССР была сосредоточена в его руках, и симпатии народа были на его стороне. Но он не сделал ни того, ни другого. Тем самым он полностью лишил в глазах окружающего мира всякой легитимности претензии новой России на внешнее влияние и зоны жизненно важных интересов, которые у нее как у государства, публично объявившего себя великой державой, неизбежно возникали. Надо ли удивляться, что запоздалые заявления МИД РФ в 1993-1994 годах о том, что Россия считает такими зонами всю территорию СНГ, были всеми квалифицированы как «имперские амбиции».

Фантастическое по масштабам геополитическое отступление, осуществленное новой Россией в 1991-1995 гг.  в духе "позднего СССР" вновь без всякого ощутимого принуждения со стороны  Запада, было основано на ложном представлении о возможности незамедлительной интеграции новой "неимперской" России в евроатлантическое сообщество, минуя прежние геополитические рубежи - страны ЦВЕ, Балтии, Украину, Молдавию, Белоруссию. При этом новое руководство России, выступая за активное развитие связей с Западом, никак не увязывало этот курс с вопросами "победы" или "поражения". Наоборот, считалось, что свержение коммунистического режима даже ценой распада Советского Союза создало абсолютно беспрецедентные условия для партнерства между Западом и «демократической» Россией.

А.Б.Зубов. В то же время нельзя советское и досоветское общества россии признать одинаково здоровыми и сильными. Иначе одно не уничтожало бы другое и не строило свое существование на отрицании другого. Можно или советское признать здоровым и правильным, но тогда придется отказаться от всего досоветского. Или признать здоровой и правильной досоветскую Россию и тогда осудить (но не вычеркнуть) советский период как ошибку и заблуждение русского общества.

Действительно, история страны и народа непрерывна, но большевизм – это период отрицания российской государственности, духовности и социальности, подобный годам порабощения народа любым врагом. Большевики в этом смысле оказались куда менее терпимыми, чем, скажем, татары: они жестоко и беспощадно уничтожали миллионы людей, искореняли их веру и церковь, историческую память и художественные ценности. Они сами противопоставили коммунистическую революцию всем предшествующим векам русской истории.

Большевизм потому подобен гангренозному поражению тканей тела. Это ткани того же самого тела, что и его здоровые части. Но они больны и крайне опасны. И если их не удалить, не вычистить пораженный участок до последней больной клеточки – весь организм заживо сгниет, и человек погибнет в страшных мучениях.

С.П.Пыхтин. Общественному мнению предъявлена претензия: «не получил должной моральной и исторической оценки большевистский режим и 73-летний период истории СССР»? В действительности такие оценки содержатся в бесчисленном количестве книг и статей, опубликованных за последние семь десятилетий на русском языке. Еще больше их содержится в книгах и статьях на языках иностранных. Некоторые из них переведены на русский язык. С ними можно соглашаться или не соглашаться, но ничего другого по отношению к прошлому быть не может. Но дело, оказывается, не в исследованиях, не в научных оценках. От нации требуется совсем другое. Необходимо осудить «преступления большевиков» и «осуществить» некий «акт всенародно­го покаяния за богоборчество России в XX веке, за убийство миллионов безвинных сограж­дан и преступления в отношении других народов».

Согласиться с подобными беспредметными исками к отечественному прошлому невоз­можно. Более того, под видом преодоления большевизма навязывается его аналог практике. Большевизму, как известно, было свойственно безоговорочно осуждать царский режим, ин­терпретируя все его действия как непрерывную цепь преступлений, требуя видеть в русской 1000-летней истории лишь одно темное пятно, и, соответственно, в качестве искупления тре­буя от русских непрерывное покаяние, жертвенность, униженное положение по отношению ко всем другим народам в выдуманной ими «единой семье» советских народов. Уживается ли это подтверждение большевизма с провозглашением необходимости «вытеснения из на­ционального самосознания советскости и замена его рускостью», с духовным и нравствен­ным возрождением? Конечно же нет!

Надо ли упрекать нынешнее - «российское» - право в том, что оно «является преемниками советского режима, а не Российской империи»? В отличие от большевистской революции 1917 года, одним махом, простым правительственным декретом отменившей все 16 томов Свода Законов, либеральная революции 1991 года противоречива. Она действует, как застен­чивый мошенник. Большевики, чтобы завоевать Россию, проявляли беспощадную революционную принципиальность. Их политика была несовместима с Законами России, и она «от­менила» Россию вместе с ее Законами. Во всяком случае их слова не расходились с их делами. Либеральные революционеры лживы и беспринципны. Они совершают переворот, но назы­вают его реформами. Она занимаются экспроприацией собственников, но говорят о священ­ном праве собственности. Они клянутся соблюдать законность, но вся их практическая дея­тельность является циничным пренебрежением законов. Они говорят о том, что являются ан­типодами большевизма, но вся их идейная сущность, все аргументы, которыми они опери­руют, представляют собой второе издание большевизма. Вот почему либеральное законода­тельство и должно являть генетическое подобие той правовой системы, которую создавали после 1917 года, которую неправильно называют «советским правом». Выступая на полити­ческой арене как антиподы, либералы и коммунисты похожи в одном - в своей отчужденно­сти от России, в неприятии ее истории и природы, в желании навязать ей свои представления о том, как надо жить. Если говорить серьезно, то мечтать о восстановлении в современной России, (России Ельцина, Путина и Чубайса), Свода Законов Российской Империи, упразд­ненного 22 ноября 1917 года, утверждать, что его нормы актуальны и даже применимы, в том числе насквозь коррумпированными судами, более чем на две трети состоящими из «со­ветских судей», можно разве только в порядке полной бессмыслицы.

Лишь публицистической запальчивостью можно объяснить и утверждение, что большеви­ки экспроприировали частную собственность, которая существовала до 25 октября 1917 года. Революцию октября 1917 года, в отличие от революции 1991 года, можно обвинять в чем угодно, но только не в корыстном насилии. Частная собственность на средства производства, в полном соответствии с теорией, которую исповедовали большевики, и не они одни, была в России вообще упразднена, и все имущество, которое попадало в эту категорию, было не экспроприировано, а национализировано. А национализация, как бы негативно не относится к ней, мера в истории человеческих сообществ отнюдь не редкая, и ее не избежала ни одно государство, в котором происходил социальный переворот. Наиболее яркий пример такого рода можно найти в Американской революции, когда было экспроприировано имущество сторонников англичан, и во Французской революции, национализировавшей имущество ко­роны, церкви и дворянства. Почему же Русская революция должна составлять исключение, тем более что требование национализации исходило тогда от абсолютного большинства на­селения?

Вряд ли можно в 2002 году ставить вопрос о правах владельцев и их наследников на иму­щество, которое было национализировано в 1917и 1918 годах. В имущественных отношени­ях право лишь тогда имеет смысл, когда оно опирается на хозяйственную логику, соответст­вует природе экономических процессов. Какая природа вещей дает основание для того, что­бы возбуждать эту тему через 80 лет после «экспроприации»? Ведь любые средства произ­водства, даже когда их не эксплуатируют, имеют свойство стареть. И за долгие годы сущест­вования экономики, несовместимой с частной собственностью, все то, что было некогда на­ционализировано, полностью амортизировалось, и в случае, когда оно физически сохрани­лось, ее стоимостной остаток может составлять не более одного процента. Возьмем хотя бы пример АМО, автозавода, построенного братьями Рябушинскими, известными промышлен­никами России, в Москве в 1916 году. На этом месте был построен, уже после национализации, в начале 30-х. совершенно новый автозавод, сначала названный ЗИСом. потом переименованный в ЗИЛ. Было бы инте­ресно узнать у сторонников реституции, что при реализации их предложений достанется наследникам основа­телей АМО?

На персональном уровне требование вернуть национализированное имущество их преж­ним владельцам или их законным потомкам противоречит утверждениям о гибели в XX сто­летии чуть ли не 100 миллионов русских соотечественников. Если справедливы предполо­жения о количестве погибших, то беспредметны требования о реституции. Если основатель­ны требования возврата собственности, тогда беспочвенны все версии о количестве погиб­ших. Ясно одно - одновременно настаивать на одном и требовать другого можно лишь в со­стоянии полной невменяемости.

Вместе с тем 73 года, пока у власти в Советской России находилась компартия, жизнь не стояла на месте. И делать вид, что за этот период в России ничего не создано, по крайней ме­ре смешно. Наоборот, практически все основные фонды, основной капитал, составляющий подлинное материальное богатство страны в настоящее время, возник не до, а после 1917, даже после 1945 года. А там, где дело касается активных производственных фондов, машин, оборудования, технологий - в 70-е и 80-е годы. И поскольку все это реальное богатство соз­дано как общенациональное имущество, оно не могло быть ни бесхозным, ни бесхозяйным. Его собственником являлась нация в целом, его управляющим были институты государст­венной власти.

Приватизация такого имущества, имеющего реального собственника, представляет собой не столько мошенничество, сколько - государственную измену. Приватизировать можно го­сударственное имущество, если под государством иметь в виду совокупность органов вла­сти, но если имущество принадлежит нации, его приватизация вообще невозможна. Какая нация (если только ее политические институты, действующие от ее имени и по ее мандату, не оказываются в руках негодяев), может принять решение о том, чтобы лишиться имущества, которое принадлежит ей по праву. И не потому, что таких действий в мире никогда и никто не совершал. Просто отказ нации от имущества, то есть согласие на превращением из собст­венника в нищего, из состоятельного лица в босяка прежде всего лишено экономического смысла. Как в этой связи не согласиться с утверждением, что «нынешнее государство не признало прав собственности за теми десятками миллионов людей советского государства, которые, повинуясь прямому насилию или крайней нужде, были вынуждены бесплатно или за бесценок строить заводы, энергетические объекты, дороги, мосты, коммуникации, здания и другие матери­альные ценности, которые сейчас приватизированы. Ни они, ни их потомки не получили никаких имуществен­ных прав или компенсаций за свой труд. И здесь нынешняя власть демонстрирует свою генетическую связь с репрессивным советским государством, поскольку не только не восстанавливает попранную им несправедли­вость, но и продолжает по своему усмотрению распоряжаться плодами подневольного труда миллионов со­ветских людей. Стало быть, эти люди для него, как и для советского государства, - не более чем «лагерная пыль».

Вернемся к теме «безумного богоборческого коммунистического эксперимента». О том, что построение коммунистический отношений в России оказалось экспериментом, стало возможным говорить только после того, как он был завершен. Эксперимент оказался аван­тюрой, растянувшейся, правда, на восемь десятилетий. И о том, что идеи, с которыми боль­шевистская партия овладела властью, не имеют в России серьезного основания, а потому об­речены, не было секретом тогда же. Вспомним хотя бы ту критику, с которой выступил в 1917-18 годах Плеханов, уже бывший к тому времени на смертном одре.

Но сама по себе авантюра большевиков не была безумной. Скорее у нее не было шансов на то, чтобы стать необратимой. И не потому только, что коммунистические производствен­ные отношения, утвердившиеся на одной шестой мировой суши, оказались в состоянии анта­гонизма с отношениями, сохранившимися на ее пяти шестых, а вера в мировой характер ре­волюции оказалась несостоятельной. Ход Второй мировой войны показал, что при дально­видной стратегии Москвы, если она служит национальным интересам, взломать социальные отношения внутри России невозможно. Уязвимость социально-экономического уклада была внутренним свойством системы. Она состояла в противоречиях между массовым сознанием и производственными отношениями. Они становились все острее по мере того, как, с одной стороны, росла общая культура населения, а с другой - из преимущественно аграрной страна становилась все более и более городской. При этом, в отличие от периода смены в Европе феодализма капитализмом, когда естественное развитие производства опередило сложив­шуюся систему экономических отношений, а потому их заменили, применяя непосредствен­ное насилие, и делая тем самым шаг вперед, здесь же наоборот, уровень массового сознания оказался недостаточно высоким для созданных сверху, «навязанных» экономических отно­шений, и их отрицание обернулось хозяйственной деградацией, распадом государственно сти, варваризацией массового сознания и в результате - удручающей депопуляцией. За удач­ную авантюру, на которую соблазнились деды, приходится расплачиваться внукам.

 

(Продолжение см. часть 2)