А.Н. Савельев

 

 

Нация спасет государство.

Если политологи не помешают.

 

Человеку, далекому от современной политологической публицистики, вряд ли придет на ум усомниться в том, что государство по-прежнему остается ведущим понятием, когда речь заходит о политике. Хотя в политологических учебниках понятие «государство» все еще считается центральным, в последние годы стремительно накапливается материал, где это понятие отодвигается на второй план: мол, государство вообще – вымирающая сущность, излишняя в современном мире. Его замещают «федерализм», «глобализация», «мультикультурализм», «культура мира» и проч. И даже если на слуху высказывания высших чиновников об укреплении государства, реальная политическая практика – это «вхождение цивилизованный мир», «развитие федерализма» и пр.

Общемировой политический процесс дробит жизнеспособные государственные организмы, создавая на их месте мелкий дребезг государствиц, где политики становятся торговцами, а измена – профессиональным качеством любого государственного мужа. Происходит унификация – мировой жандарм покровительствует триумфальному шествию беспринципной бюрократии, всюду устанавливающей фиктивные демократии со скрытым олигархическим стержнем, питающим американские интересы. Полисная система восстанавливается в новом виде – без естественной социальной иерархии, без социальной идеи, без граждан, без государства. В перспективе все это - скорее животные стада, прикидывающиеся прежним человеческим материалом.

Действительно, в России государство во многих своих проявлениях в конце ХХ века разрушено и продолжает разрушаться – глобализирующиеся элиты предают свои народы и служат интересам таких же элит, со своими собственными планами извлечения прибыли из разрушения национальных культур. Территориальное государство умирает, не умея защититься от виртуальных практик СМИ, изводящих под корень волю граждан к государственной жизни. Нарастающая численность бюрократии, рассеивающей политическую энергию в усложняющихся юридических процедурах, стирает из сознания смысл человеческой коллективности. Индивидуалистические жизненные установки и практики сопровождаются ростом чиновного паразитического слоя, обслуживающего политические имитации взамен реальным политическим процессам.

Кризис российской государственности во многом связан с кризисом теории государства. Представление, что практическое применение теории государства в современных условиях может быть обусловлено только одной из ветвей традиции Просвещения, имеющее хождение в научной литературе и в деятельности государственных органов, серьезно подрывает перспективы России как на мировой арене, так и в деле формирования собственной эффективной системы управления. Логичным следствием представления о вторичности государства и формальности его институтов является крайняя узость правовых идей, которые сводятся к обеспечению индивидуальных прав – прежде всего, права гражданина на частную собственность. В результате бесконечной детализации законодательства и беспрерывных реформ оказывается, что все это впустую – Россия топчется на месте, создает бездушный механизм, который работать не может в принципе. Вместо решения проблем и реакций на разрушительные вызовы продуцируются беспрерывные обсуждения – плюрализмы и консенсусы, сдержки и противовесы.

Российское обществоведение восприняло договорную теорию государства как непреложную истину именно в тот период, когда существование России поставлено под вопрос. Текущая политическая конъюнктура объясняет стремительное распространение европейских воззрений на государство и нацию во многом носящих схоластический характер и не претендующих всерьез изменить политику жесткой защиты национальных интересов, которая при всех оговорках все же еще свойственна каждому европейскому государству. В России эти представления догматизировались и вошли в законодательство, которое только в последний период стало осмысляться как неэффективное и разрушительное для государства и общества. Обнаружилось, что государственное строительство развитых стран, которые многие рассматривали как пример для России, имеет мало общего с тем, что реализуют идеологи государственно-правовых и экономических реформ в России. Оказалось, что из европейской правовой традиции эти реформы заимствуют только формальную сторону, которая в Европе выражена почти исключительно во внешнеполитической риторике и отвлеченной научной публицистике и почти не присутствует в реальной политике.

Современная российская наука о государстве повторяет болезни европейской науки, которая обращается к консервативно-охранительным государственническим идеям лишь на словах, очаровываясь при этом идеями прав человека, гражданского общества, общечеловеческих ценностей и пр. Но даже этот революционный дух на российской почве оказался очень недолговечным - государственная теория вслед за либеральной публицистикой, свернула на тропу юридизма, в рамках которого право заслоняет государство, государство отождествляется с нормой права. В этом плане государственно-правовые учебники унаследовали советский формализм, не выявляя той огромной области жизни государства, которая находится вне пределов права. При этом и право приобретает особый формализм – правовая норма отделяется от реальности и приобретает черты политического диктата, игнорирующего реальные вызовы времени и стратегические интересы нации.

В сравнении с таким положением дел даже марксистская теория, объявившая государство заведением господствующего класса, выглядит более реалистичным, поскольку имеет веские основания высмеивать руссоистские мифы об отвлеченной человеческой личности и противопоставлять юридическому догматизму живое видение социальных процессов. Увы, даже этот, пусть и ограниченно плодотворный, шаг назад в политической теории – к суженному представлению о государстве как об исторически преходящей организации классового принуждения - сегодня предпринимается с тем же формальным юридизмом, который свойственен либеральной мысли. В обиход широко введено представление о государстве как об управленческом аппарате, заведомо и всегда противостоящем обществу и индивиду. Договорная теория трансформируется в несколько иную форму – договор теперь как бы заключается между управленческим аппаратом и гражданским обществом. Меж тем бюрократия является реальностью, а гражданское общество – фикцией. Соответственно, договор – фальшивка, а все интеллектуальные построения вокруг него - ложь.

Неужели нам предстоит продлить дурную традицию прежних веков, когда теория государства появляются на развалинах империй, монархий, демократий? Неужели ясность теории будет определена ясным видением творящегося краха государственных систем, извращения политическими режимами самой сути государственности? Неужели истинная наука предназначена только для наших отдаленных потомков, которые будут ужасаться нашей интеллектуальной мощи при полном отсутствии воли к жизни?

Отступить от пессимистической перспективы можно лишь одним способом – обратиться к идее нации, к национальной идее, которую ельцинские придворные теоретики объявили невозможной и даже опасной. Как ни гонит либеральная политология идею нации, как ни вычищает ее из научного лексикона, продуктивная политическая философия и политическая аналитика не могут отойти от реальности нации и связанных с нею надежд на обустройство российской государственности.

Русская нация, как бы ни была она угнетена, все еще существует, все еще эманирует государствостроительные импульсы. А это значит, что надежда на государственное бытие России-страны еще есть. Именно поэтому речь должна идти о теории нации и государства, а не только о теории государства. Во многом государство становится лишь возможным проектом, для которого, собственно, и готовится теоретический базис.

Русской нации предстоит вспомнить государство как таковое, отличив актуальную ситуацию от той возможной, в которой гражданин окажется действительно защищен государственными институтами от разрушения своего рода, своей родовой культурной традиции. Мы должны почувствовать, что государства вокруг нас сегодня нет – нет того защитного покрова, который должен отражать или смягчать львиную долю уязвляющих нас опасностей. А затем – понять, каково было классическое государство в его самобытном российском виде и на вершине своего могущества. Без этого все разговоры о праве и социальной защите остаются всего лишь сотрясанием воздуха или, прямо говоря, наглой ложью.

Реальность России как государства и как нации - защищенная государством русская земля, русская культурно-историческая традиция, русский гражданин. И это одновременно основа теории нации и государства, в которой должна соединиться классика государственной мысли и новации, востребованные самобытностью русской исторической славы и сегодняшним временем нашей погибели. Современная политическая наука должна выйти из подросткового возраста, куда ее загнали догматики либерализма и марксизма, зацикленные на идеях классического Просвещения или хуже того – на новомодных западных моделях общества.

Чтобы очнуться от обморока, в который наше обществоведение впало еще в советские времена, ученым следует ясно разглядеть кризис мировой науки, которая иммигрирует в т.н. «постсовременность» - после 1945 года (а пуще того – после 1991) будто бы наступила такая эпоха, которой никакой исторический опыт не указ и никакие предки – не авторитет. Глобализация, понимаете ли… И в связи с этим наука об обществе превращается в забаву, которую государства финансируют по привычке. В итоге дело дошло до «глокализации» – мол, все дробится и все объединяется, а государства уже не те и суверенитет им не нужен. В соответствии с этими теориями Европа содержит кошмарную брюссельскую бюрократию, пустопорожнюю Парламентскую ассамблею, выступает на стороне албанских бандитов и наркоторговцев, готовится впустить в Европу Турцию (и уже содержит на своей территории инокультурный паразитизм, представленный миллионами персон, террористическими организациями и пособниками чеченских бандитов), выдвигает абсурдные проекты объединения Германии и Франции и выборов общеевропейского президента. Меж тем Давос забеспокоился о доверии к общественным институтам – национальным парламентам и транснациональным корпорациям. И дело, общество неизбежно рассыпается вслед за государством.

В порядке общепринятых поисков основного противоречия эпохи можно предположить, что современный мир попал в клещи двух стратегий – глобализации, которая позволила США проникнуть почти во все уголки мира, и этнизации, которая теперь возводит новые границы, разрывающие обратную связь «золотого миллиарда» со всем остальным глобализированным миром. Беда в том, что оба процесса подхлестываются западными учеными и плетущимися у них на поводке недавними отечественными марксистами вкупе с учениками, воспитанными на зарубежные гранты.

Нам бы понять, что американцев интересует разве что собственная государственность, а Европе своей государственности не жалко. Поэтому они и нашего суверенитета не пожалеют. А вместе с суверенитетом должен уйти в историческое небытие и русский народ.

На этом гибельном пути мы уже сделали немало шагов. Пора поворачивать. Русские слишком много отдали в прошедшие годы. Даже государство. И теперь, чтобы спастись, остается только возвращать «наши пяди и крохи». Прежде всего – отнимать у глобализирующейся и этнизирующейся бюрократии наше государство, а у прислуживающих им интеллектуалов – право выступать от имени науки.