С.П. Пыхтин

 

Возвращение смыслов

 

Внимательно читая текущую публицистику по социологии, политологии и культурологии, издающуюся для русского читателя, неизбежно приходишь к выводу, весьма, кстати, неутешительному, что современные авторы, по крайней мере их значительно большинство, нисколько не продвинувшись в оригинальных открытиях, занимаются беззастенчивым плагиатом у либерально-коммунистических теорий, создававшихся лет сто-двести тому назад казалось бы в иных социально-политических условиях. Но как они похожи!

Согласно этим теориям существует лишь одна система координат в мировой истории –монотонная смена формаций, сквозь которые все народы и все части Света проходят одним и тем же путем с одним и тем же раз и навсегда предрешенным результатом. Сначала период дикости. Затем варварство. После варварства рабовладение. За ним феодализм. Ему на смену приходит капитализм. После капитализма наступает коммунизм. И история останавливается, поскольку этот строй является осуществленным «золотым веком». Сколько не выбрасывай марксизм за дверь, он все равно норовит возвратиться в окно, поскольку средоточие его адептов – это не столько Сорбонна или Кембридж, сколько столичные русские университеты - Московский и Санкт-Петербургский - и университеты североамериканские – Йельский и Гарвардский. Прежде чем появиться в массах, идеи, в том числе и дегенеративные, должны укорениться на кафедрах.

Что человеческая история есть прежде всего история не формаций и не столько формаций, а цивилизаций, рас, народов, наций и государств – об этом старательно замалчивается. А если молчание оказывается невозможным, то вместо научных истин или хотя бы научных гипотез преподносятся спекуляции, извращающие предметы изучения. Тогда цивилизацией объявляется всего лишь «совокупность материальных и духовных достижений общества». Расой – «совокупность второстепенных внешних физических особенностей». Народом – «часть населения, которая способна сообща участвовать в решении задач прогрессивного, революционного развития данной страны в данный период». Нацией – «исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры». Государством – «политическая организация экономически господствующего класса, имеющего своей целью охранять существующий порядок и подавлять сопротивление других классов»[1].

Картину реального мира и процессов, происходящих в нем, искажает до неузнаваемости не только утопическая схоластика, маскирующаяся под науку. «Одна из распространеннейших и прилипчивых болезней нашего времени, – отмечает современный историк и культуролог В.Л. Махнач, - вольное обращение с понятиями, с историческими терминами. Некоторые из них безбедно существовали веками, а иные – и тысячелетиями. При этом усложнялись в своей семантике, приобретали оттенки, но сохраняли смысловой стержень. На наших глазах этот основной смысл искажается или даже исчезает. Понятия десемантизируются, лишаются смысла. Таковы термины «империя», «демократия», «фашизм» («прогресс», «национализм» - С.С.), а в последнее время, кажется, и «семья». Энциклопедические словари утрачивают строгость ответов на интересующий нас вопрос по мере «полевения» авторов». Добавим: и по мере их либерализации.

Словари и справочники не единственное место, где наряду с созданием искусственных миров, что прилично авторам литературных фантазий, но непристойно для ученых, происходит подмена сущностей известных и важных слов и выражений. Этим искажением поражены практически все учебники, хрестоматии, пособия, монографии, изданные по указанным трем областям знаний на русском языке. Это шарлатанство с восторгом исповедует денационализированная профессура, тиражирующая его в своих лекциях и на семинарах, забивая интеллектуальным мусором головы русских студентов. А последние, приобретая дипломы школьных учителей, журналистов, инженеров и офицеров, словом – превращаясь в интеллигенцию, выполняют роль «хорошо образованных и хорошо подготовленных разрушителей России»[2].

Да и заслуживает ли жалости «эта страна рабов», как называют Россию вслед за Чернышевским и Лениным нынешние либералы, если первой и единственной естественнонаучной площадкой, на которой воплощалось эталонное развитие человечества, является одна лишь Европа, восточной границей которой является Россия, чье истинное призвание – быть Татарией, случайно сохранившимся на Востоке «диким Западом», еще подлежащим колонизации?[3] Что же касается подлинной «земли обетованной», то в новое время ее удалось создать в Новом Свете – в США, которые одни лишь могут претендовать на звание империи. Ее следует обожествлять, перед нею надлежит раболепствовать, ее прихотям должно безропотно подчиняться. Остальные империи, прежде всего Российская, являясь, конечно же, воплощением «зла», обречены исчезнуть с лица земли.

По этим нетленным «прописям» выходит, что Россия, эта Гренландия с ракетами, безнадежно и навсегда отстала от так называемого «цивилизованного человечества». Поэтому русские – варвары и неудачники во всемирной истории, и в качестве ориентира  им следует избрать единственную путеводную звезду, именуемую Западом. Сама по себе Россия принадлежит не самой себе и даже не Востоку, говорят эти труды, ее предназначение быть частью Европы, к которой русским следует присоединиться как «младшему брату», к тому же недалекому, неумелому и убогому.

Отчего наша страна обречена на такое прозябание? Это обусловлено тем, что «Россия есть не более чем монгольская Орда, которая не имеет будущности. Она лишена всякой идеи, всякого внутреннего духа и управляется грубой силой, которой надобно льстить, для того чтобы употреблять ее против нее же самой». Эта оценка принадлежит т.н. «балтийским реформаторам», то есть остзейским немцам, которую приводит М.Н. Катков в одной из статей за 1869 год[4]. С тех пор прошла бездна лет, но во взглядах на Россию мало что изменилось. Поменялось другое. Иноверные мнения, враждебные России, разделявшиеся единицами в русской среде, что было всего лишь тенью русской болезни, стало всеобщим предубеждением ее правящего класса, обрело свойство и масштабы эпидемии, причем смертельно опасной.

Такого рода метаморфоза произошла, конечно же, не в конце прошедшего столетия, а в его начале, после того, как власть в России в результате ожесточенной гражданской войны 1918-21 годов досталась коммуно-большевикам. Невозможно подыскать в мировой истории пример, хотя бы отдаленно напоминающий режим, столь фанатично ненавидевший природу, сущность и смысл нации и государства, которым он управлял, считавшим свою власть «завоеванием», видевшим задачу своего господства в подавлении и упразднении всех заповедей, традиций, канонов и ценностей, составлявших квинтэссенцию  «завоеванной» им страны.

Понятно, что какие бы частные достижения ни были одержаны Россией, даже такие выдающиеся, как победа во Второй мировой войне, освоение космического пространства и создание производственной базы сверхъдержавы, ее общее поражение в борьбе с цивилизационными противниками было предопределено. Эту судьбу нес в себе политический режим, фанатично отрицавший русское содержание в обществе, культуре и государстве, режим, чуждый и враждебный национальной почве. События 1991-1993 годов, формально сменившие коммунистический режим либеральным, в этом отношении не изменили ничего.

События 90-х годов прошедшего века вполне обоснованно считают не кризисом, а катастрофой. Она не произошла внезапно, словно разрушительное землетрясение. Ее раскаты были вполне ощутимы. Они носились в воздухе, они колебали почву. Она предвосхищалась. И не только врагами России. Неизбежность падения коммунистического эксперимента, казалось бы незыблемого, неколебимого, предвидели многие русские мыслители. Достаточно назвать уже поминавшегося выше И.Л. Солоневича или И.А. Ильина, чьи работы были написанные в первой половине 50-х годов.

Разумеется, страна не находилась тогда в безвольном ожидании национально-государственной катастрофы, словно стадо животных, предназначенных для ритуального заклания. Была попытка ее предотвращения непосредственно в период падения коммунистического режима. Ею стало создание в результате выборов 1989-90 годов представительных государственных учреждений вместо самораспустившихся партийных организаций, утративших к тому времени способность осуществлять власть. Эта попытка, как известно, окончилась неудачей. Она была подавлена заговором административно-хозяйственной номенклатуры в августе-декабре 1991 года, что привело к политическому распаду государства, и на территории РСФСР – государственным переворотом, организованным столичной бюрократией в сентябре-октябре 1993, когда эти органы, уже утратившие значительную часть своих полномочий, были ликвидированы силой оружия.

В результате была не сколько упразднена система коммунистических, точнее говоря – марксистско-ленинских ценностей, саморазложившихся и уже исчезнувших, сколько созданы препятствия для восстановления системы ценностей и идеалов православной русской нации. То и другое заменили единственной ценностью – «свободой», но, повиснув в пустоте или приняв падение за свободный полет, она немедленно обернулась чудовищем, на овечьей шкуре которого написано «разрешено все, что не запрещено». Таким образом возникло уголовное государство[5].

Катастрофа власти, с которой Россия столкнулась в конце прошлого века, ставит под вопрос все формы ее государственного, общественного и культурного существования, а преодоление опасностей, обусловленных таким состоянием, невозможно без возвращения подлинного смысла словам и понятиям, оказавшимся искаженными, без обретения осмысленности в поступках русских людей. Прежде чем появится возможность покончить с разложением ее государственных институтов, должен быть преодолен хаос в русских мозгах, излечено от безволия и нигилизма индивидуальное и массовое сознание. Все-таки в начале каждого дела было Слово. Главное для русских сейчас, преодолеть «фазу надлома», что грозит русскому народу преждевременной гибелью.