О. Шмелев

 

Лошадиная радость

 

Вопрос о том, чтобы все виды земель в России, в том числе и те, которые пригодны для ведения на них сельского хозяйства, приобрели свойства товара, на уровне законодательной власти практически решен. Принят Земельный кодекс, стало быть вступила в силу глава 17 Гражданского кодекса, где закреплены его особенности. В первом чтении одобрен закон об обороте земель сельскохозяйственного назначения. Загвоздка, как всегда, остается за малым: как, где, кем, согласно каким критериям будет определяться главное свойство земли как товара – ее цена.

 

Земля в России больше чем товар

Казалось бы, ну что за проблема – встретятся в чистом поле, чаще в фешенебельном офисе, продавец земли с ее покупателем и, руководствуясь железными законами практической экономии, ударят по рукам. Цена, как известно, есть денежное выражение стоимости при «взаимном непротивлении сторон».

Но в том-то и дело, что в России ценообразование по поводу земли как специфического, ни на что не похожего товара не оставили в национальной памяти или в экономической истории следа, хотя бы едва заметного. Земля в русской истории большей частью являлась общегосударственной собственностью (на окраинах Российского государства, присоединенных позже, таких как Прибалтика, Финляндия, Русская Польша, Бессарабия, Закавказье, Туркестан, зачастую действовали несколько иные порядки, обусловленные укорененными местными традициями). А оно, в лице государя или верховных государственных институтов, в свою очередь, жаловало ее во владение крестьянским обществам, служилому дворянству в качестве поместий, аристократии как вотчины или майораты, городским поселениям, казачьим войскам, монастырям. Во всяком случае, поскольку земля не являлась предметом гражданско-правовых сделок, ее фактические владельцы не выступали по отношении к ней ни продавцами, ни покупателями. И поэтому торгового опыта на этот счет не было и быть не могло.

Ситуация изменилась лишь вследствие известного указа Петра III от 1761 года о вольности дворянства, освободившего от служилой повинности это сословие. И земля, достававшаяся ему как натуральная форма компенсации за обязательную службу, была превращена в их наследуемую частную собственность. Лишь с этого момента и стали возможным сделки с землей. И они же породили непримиримые социальные противоречия, на одной стороне которых зрело недовольство крестьян, а на другой – тунеядство и паразитизм дворян. Вся дальнейшая история императорской России, в конце концов завершившаяся ее гибелью, была подчинена этим противоречиям, с которыми ни государственная власть, ни само общества так и не смогло справиться.

Революция 1917 года, не пролетарская, а крестьянская по своему характеру, преобразовала отношения по поводу земли коренным образом. Главное - была упразднена частная собственность. Декрет о земле, принятый по инициативе крестьянства, восставлявшего в то время почти 85 процентов населения, национализировал все виды земельной собственности, существовавшей к тому времени, включая, в том числе, и крестьянскую собственность на землю. Все многообразие экономических отношений, в которых участвовала земля, свелось к ее владению. Все стали пользователями. Вместе с отношениями собственности отпала также и категория стоимости, а вместе и нею и цена земли. На протяжении семи десятилетий земля, как средство производства, утратила товарное свойство, а ее стоимость, точно так же, как и стоимость водных, лесных, воздушных, горных ресурсов, участвующих в материальном производстве, официально не определялась. В общедоступных справочниках можно было прочитать, что национальное богатство составляет некоторую сумму в денежном выражении (на 1976 год, к примеру, согласно изданной тогда Энциклопедии «Политическая экономия», оно составило в СССР примерно 2 трлн руб.), но ее сопровождала  приписка: «не считая стоимости земли и лесов».

Когда законы экономики спорят с законами земледелия

Революция 1991 года, если посмотреть на нее с аграрной точки зрения, была отрицанием результатов революции 1917 года. Повсеместное упразднение отношений частной собственности на землю сменилось ее всеобщим признанием. И подобно тому как в октябре 1917 одним из первых актов нового политического режима, стремящегося перетянуть на свою сторону большинство, стал Декрет о земле, упразднивший частную собственность на землю, так и теперь одним из первых актов точно такого же нового режима, который должен был сделать то же самое – стало законодательство, восстановившее частную форму поземельной собственности. Единственная разница, правда весьма существенная, заключалось в том, что в промежутке между этими датами преимущественно аграрная Россия превратилась в индустриальную, а ее население из крестьянского стало городским.

Непосредственная связь с землей, которую ежедневно подтверждали своей жизнью чуть ли не девять жителей России из десяти, обернулась теперь ее противоположностью. Не менее семи-восьми человек из десяти, живущих в пределах Российской Федерации, не имеют с земледелием ровным счетом ничего общего. Для них превращение сельскохозяйственной земли в товар – пустой звук. Поэтому-то нет особого смысла проводить референдум о праве собственности на сельскохозяйственные земли, к чему призывают иногда лидеры АПР и КПРФ. Со знанием дела в современной России голосовать по этому вопросу некому.

Вместе с тем правительство настойчиво протаскивает идею закрепления законом земельного рынка. По словам А. Михалёва, первого заместителя министра сельского хозяйства РФ, представлявшего законопроект «об обороте» Государственной думе, он «даст возможность формировать цивилизованные земельные отношения, закрепить правила рационального использования земли, создать эффективное сельское хозяйство и обустроить крестьянскую жизнь». Можно ли устоять перед такой заманчивой перспективой? Вот только незадача – ни один из этих тезисов не был развит. И поэтому не возникает логической  возможности обусловить столь желанные следствия грядущим рынком земли.

Вот почему резонно было узнать: какие процессы, связанные с созданием цен на земельном рынке, видятся кабинету? Об этом при рассмотрении в Госдуме законопроекта об обороте земель сельхозназначения в первом чтении спросила первого заместителя министра имущественных отношений Д. Аратского депутат Ф. Гайнуллина (фракция ОВР). И какой же ответ был получен? Для г-на Аратского «совершенно понятно, что при сделках купли-продажи цена земли устанавливается договором», значит, здесь в полной мере действует ст. 421 Гражданского кодекса, то есть свобода договора. В тех же случаях, «когда земля предоставляется в частную собственность из государственной и муниципальной собственности, применяется закон об оценочной деятельности».

Что из этого следует? Став товаром, земля перестанет отличаться от всех остальных видов товаров, что обязательно должно сделать ее одним из выгодных объектов спекуляции, то есть скупки не для осуществления на ней сельскохозяйственного производства, а для корыстного сохранения капитала или для дальнейшей перепродажи. Дело, конечно же, будет касаться не всех видов земель, а самых выгодных. Но здесь важен принцип. Раз аргументы г-на Аратского обращают в прах предположения г-на Михалева, законы экономики одержат верх над законами земледелия.

К тому же товарные свойства земли, санкционированные законом, возникают не в случае коммерческих сделок с землей, исчезая, когда они отсутствуют. Эти свойства становятся ее постоянным признаком. Земля как товар, имеющий цену, превращается в фактор не только и не столько ее оборота, сколько самого процесса производства, увеличивая цены всех произведенных товаров, за исключением товара рабочая сила. И вот тут-то и скрываются противоречия. Цена земли, свойственная ей как товару, является чуждым элементом земли как фактора производства. Как товар цена земли зависит от множества конъюнктурных обстоятельств, среди которых центральным оказываются величина земельной ренты и ставка банковского процента. Но как фактор производства стоимость земли главным образом зависит от ее производительной силы. При капиталистическом укладе, к которому устремилась современная Россия, приобретение земли попросту отнимает капитал от агрикультуры. Поэтому производственному капиталу земля как товар не нужна. Она не нужна и самому земледельцу, то есть мелкому аграрному производству, опровергая популярный лозунг о том, что земля должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает. Для такого производства ценовые издержки по поводу земельной собственности носят непроизводительный характер. А потому титул земельной собственности неизбежно отделяется от сельскохозяйственного производства, порождая на одном полюсе собственника земли, на другом  - сельскохозяйственного предпринимателя, между которыми мелким бесом суетится земельный спекулянт.

Свет в окне – США, залоги и аренды

О том, насколько противоречивы и конфликтны социально-экономические отношения, вытекающие из товарно-рыночных отношений по поводу земли, написаны многие тысячи работ. Этим занимались выдающиеся умы. Однако при обсуждении законопроектов о превращении земли в товар о них по сути дела мало кто говорил. Победу в дебатах и при голосовании одержала точка зрения, которую высказал депутат от СПС А. Фомин:

 

«Основным назначением земли как средства производства является ее способность давать рентный доход. Чем больше земли находится в частных руках, тем больше денег она приносит в бюджет государства. В случае если государство становится крупным латифундистом, оно будет вынуждено само себе платить деньги в виде земельной ренты, что с точки зрения экономики выглядит, мягко говоря, парадоксально. Суть всей проводящейся реформы земельного законодательства - привлечение инвестиций в сельское хозяйство».

 

Между тем инвестиции в сельскохозяйственное производство и в земельную собственность – не одно и то же. Наоборот: чем больше их пойдет на финансирование собственности, тем меньше достанется производству. К тому же современное русское крестьянство, как совершенно верно говорил депутат В. Плескачевский «Единство»), «напрочь потеряло все предпринимательские навыки», и в нем «отсутствуют полностью все элементы предпринимательской среды, как то: финансирование, кредитование, страхование и всё остальное». Единственная надежда сторонников «оборота земель» не в ее купле-продаже («продают только нищие, голытьба, пьяницы и так далее - те, кто не в состоянии сам обработать эту землю»), а в залоге земель – ипотеке, которая «возможна только в случае, если есть полноценный институт собственности».

Вот только к чему приведет широкое распространение залогов, если аграрная Россия находится не на подъеме, а в деградации? Ее население не просто сокращается. Оно вымирает, спивается и утрачивает профессиональные навыки. «По данным Госкомстата России, 57 процентов сельского населения имеет душевой доход ниже прожиточного минимума. Основная причина бедности - низкая оплата труда. В 2001 году она в 3,7 раза была ниже, чем в промышленности, в 2,9 раза ниже общероссийской и составила 1130 рублей. Количество всей техники на селе снизилось более чем в два раза, а износ оставшейся достиг 70 процентов» (депутат А. Пономарёв, КПРФ). По данным Минсельхоза «20 миллионов гектаров продуктивной пашни не используются, зарастают и заболачиваются». «Порядка 40 миллионов гектаров земли находится в состоянии бесхозных земель» (депутат А. Четвериков, группа «Регионы России»). Из 115 млн га. сельхозугодий, которыми владеет 12 миллионов сельских жителей, уже 70 процентов передано в аренду. Значит, большая часть их часть вообще «утратила связь с сельским хозяйством» (депутат Н. Харитонов, АДГ).

Допустимо ли во имя макроэкономических абстракций игнорировать реальное положение, в котором оказалось сельское население страны и земледелие как отрасль национального хозяйства? Оказывается, можно. Образцом для правительства являются земельные отношения, сложившиеся в США. А там, как заметил в прениях Д. Аратский

 

«практически полностью земля в частной собственности. 90 процентов хозяйств имеют землю в собственности, 60 процентов - в собственности и частично арендуют у других собственников. Лишь 20 процентов хозяйств обрабатывают арендуемую ими землю». И универсальный вывод: «практически во всем мире экономика, национальные экономики пошли по пути построения цивилизованных рыночных отношений, в том числе в отношении земли. Это единственный путь к построению нормально функционирующей национальной экономики».

 

От чего зависит мера эффективности использования земли как средства производства? По мнению депутата А. Михайлова ("ЯБЛОКО"), исключительно от того, имеет она собственника или нет.

 

«Пашня, судьбу которой мы сейчас обсуждаем, стоит триллионы долларов, и в то же время она не стоит ничего. Вот этот парадокс - то, что наша земля не имеет справедливой оценки, вытекает на самом деле из очень простого рассуждения, которое заключается в том, что наша земля бесхозна, она не имеет собственника. И закон, который мы сейчас обсуждаем, на самом деле призван дать ответ на простой вопрос: земля получит собственника или не получит собственника? От этого зависит, будет земля эффективно использоваться или неэффективно. …Земля в каждом колхозе может быть разделена на те или иные относительно равные куски и затем просто разыграна с помощью лотереи. И потом крестьянин, получивший свой кусок земли, пусть делает с ним что хочет: хочет - продает, хочет - сдает в аренду колхозу, хочет - сдает в аренду любому фермеру и так далее. Но в таком случае человек реально получит землю».

 

Такова квинтэссенция господствующих ныне экономических аргументов, по поводу которых крыть, как говорится, нечем. И спор здесь становится неуместным.

Центнер овса или тонна солярки?

Наконец, еще об одном своеобразном геркулесовом столпе, на чем должна зиждиться цена сельскохозяйственной земли при ее отчуждении из государственной или муниципальной собственности в частную. Тогда, напомним, должно следовать не гражданскому кодексу с его свободой договора, а закону об оценочной деятельности. На этот счет уполномоченный орган по оценочной деятельности - Министерство имущественных отношений - распоряжением от 7.03.2002 № 568-р утвердил «Методические рекомендации по определению рыночной стоимости земельных участков». Здесь главным лицом становится оценщик. Но что должен он положить в основу своих расчетов? Нормативную урожайность. А чем определяется нормативная урожайность? Нормативная урожайность сенокосов и пастбищ определяется ее пересчетом в центнеры кормовых единиц, в которых один такой центнер равняется одному центнеру овса. При этом величина валового дохода, получаемого в земледелии, должна определяться на основе рыночной цены овса.

Есть отчего впасть в недоумение. Ведь на современной пашне, с которой имеет дело реальный земледелец, давно исчез овес, потому что нет больше в России его основного потребителя – лошади. А раз так, то не существует и объективного критерия, регулирующего цену овса – рынка, на котором бы этот злак становился предметом купли-продажи согласно ст. 421 ГК. Основная тягловая сила в аграрном секторе – тракторы, комбайны, автомобили, электронасосы. Их приводят в движение не овес, а бензин, солярка и электроэнергия. И уж если и выдумывать ту стенку, от которой надо танцевать оценщику, то цены этого топлива и надо принимать во внимание.

Почему же уполномоченным, следовательно – по должности весьма компетентным органом избран овес? Видимо потому, что административное полномочие в данном случае разошлось с профессиональным знанием. Ведь хорошо известно, что современные чиновники в своем деле ничуть не лучше современных аграриев, о которых говорил депутат Плескачевский. Поэтому, облегчая себе задачу, они решили не выдумывать пороха, а воспользоваться опытом прошлого.

Специалисты, знающие историю вопроса, сразу вспомнили о немецком ученом-агрономе О. Кельнере (даты жизни 1851-1911 годы), изучавшем продуктивное действие «чистых» перевариваемых питательных веществ. Это он открыл констант жироотложения, положенных в основу расчета овсяной кормовой единицы, или, выражаясь крестьянским языком, за единицу принято жироотложение (150 г.), которое дает 1 кг овса очень среднего качества. И вовсе не для перевода в овес задумывалась эта единица, а чтобы служить мерой пересчета промежуточного сырья (кормов) в товарную продукцию сельского хозяйства - мясо, молоко, шерсть. Бедные наши чиновники: опять утверждают, что хотели как лучше, и опять получилось как всегда. Ляп!

А ведь есть, по словам агрономов, методы, позволяющие по законам земледелия с точностью до килограмма рассчитать урожай любой культуры. Для этого достаточно при проведении оценки взять свежие анализы почвы, и по полученным результатам установить потенциал урожайности оцениваемого участка. И всем станет хорошо: земельный инвестор узнает, что, помимо рентной дани, даст ему купленная земля, и он заплатит справедливую цену, а власть, получив ее, приумножит бюджетные деньги и направит их, Бог даст, на поддержку родного сельского хозяйства.

Хочется верить, что законодатели, рассматривая закон об обороте во втором чтении, избавятся от идеологического или экономического детерминизма и поставят перед собой целью создать такой закон, который придет в согласие и с природой России, и с ее историей, и со здравым смыслом.

 

13.06.2002


Реклама:
-