А.А. Калинин

 

Кажется, спектакль опять не удался

А как все старались….

 

Хотя в сравнении политики с театральным представлением есть немалая натяжка (о чем будет сказано ниже), сходство политики с театром отрицать невозможно. В конце концов, на политической сцене, как и на театральной, творят возвышенное и прекрасное. Так что в отношении к политике как к театру нет никакого цинизма-нигилизма-пофигизма или какого-нибудь иного гнусного извращения мировосприятия.

Неопровержимым доказательством родства ремесел, которыми занимаются профессиональные политики и профессиональные актеры, является та острая потребность в зрителе, которую в равной мере испытывают и политики, и люди театра. Лиши их зрителя, – и они сразу сникнут, потухнут, а кое-кто, возможно, даже запьет с горя. Оно и понятно. Гениальные люди творят возвышенное и прекрасное, – и никто не смотрит, как возвышенно и прекрасно, как грациозно они делают это…

Поэтому попробуй лиши политиков и людей театра зрителя! Они этого ни за что не дозволят. Положим, вы в театр не ходите. Скажем, по причине вашей сиротской бедности. И не ходите. Благодаря радио, кино и телевидению актеры придут к вам на дом и в наилучшем виде представят свое искусство так, что вы зарыдаете от вашей бездуховности, вашей неспособности постичь и прочувствовать все, что заслуживает постижения и чувствования. Оттого, что ваша жизнь проходит (или прошла), а и вспомнить-то нечего, кроме только что приключившегося (и то не по вашей воле, а потому что вам было лень выключить телевизор) соприкосновения с чистой духовностью.

Следует отдать политикам должное: в борьбе за зрителя они превзошли людей искусства, потому как актеров-режиссеров могут и не показать, а политиков благодарному зрителю являют непременно. И все-то наши политики знают, во всем-то разбираются, все комментируют и объясняют с легкостью необыкновенной. Поскольку почти все наши политики - доктора каких-нибудь наук, необычайно талантливые во всех отношениях и многоопытные люди, иначе и быть не может. Кроме того, наши политики одарены самыми разнообразными талантами – они и поют, и танцуют, и на разных инструментах музицируют, и декламируют. Сверх того, они изрядны во всех видах спорта.

О, если б было дозволено излить всю переполняющую мою душу любовь к нашей политической элите, которая не щадя себя ежедневно и ежеминутно думает о нас, заботится о нас, отрывая от себя дарует нам и то, и это: свободу, рынок, демократию, Уголовный кодекс, Налоговый кодекс, КЗоТ, Земельный кодекс, либерализацию режима валютного регулирования, пенсионную реформу… Всего не перечислишь.

Короче говоря, они нам – все.

А мы им? Кроме мизерного содержания, почитай, ничего.

Нехорошо это. Несправедливо.

С прискорбием приходится заметить, что каковы бы ни были добродетели и совершенства наших политиков, мы, в лукавстве своем, проявляем к ним должный интерес главным образом потому, что они играют определенные роли в определенном спектакле. Обновление репертуара у нас происходит нечасто, но мы, воспитанные сериалами тугодумы, привычны к длинным представлениям. В прошлом политическом сезоне, длившемся лет 8, мы смотрели народную трагедию «Борьба всего самого хорошего со всем самым плохим или Изничтожение угрозы коммунистического реванша». Пьеса была настолько недурна, что ее даже спонсировали из-за рубежа (на разумных и справедливых условиях возмещения спонсорских вливаний и начисленных на них процентов). Причем первые лет 5-6 ее смотрели с энтузиазмом: когда надо – хлопали в ладоши, когда надо – пугались чуть не до потери пульса.

Впрочем, году к 1998 этот замечательный спектакль прискучил. Суровый закон театра гласит: «Зритель не должен скучать». Чем занять зрителей, потерявших интерес к разыгрываемому на сцене действу? Не бесплатным же буфетом… Пришлось в августе 1998 г. устроить такой маленький бенц типа пожара с обрушением кое-каких конструкций. Зрители вмиг перестали зевать, чавкать, болтать друг с другом и вызывающе громко сморкаться, кинулись кто куда, теряя что было. Кое-кто много что потерял. Короче, развлеклись.

Однако проблема репертуара осталась. Поэтому в новом театральном сезоне решили представлять новую пьесу под названием «Борьба всего самого наилучшего со всем самым наихудшим или Сплочение и единение ради умеренного прогресса в рамках демократической рыночной державности при наведении порядка в оных рамках». Расширили исполнительский состав, подобрав побольше немногословных людей с суровыми лицами, призвали новых осветителей, оформителей, костюмеров, либреттистов и режиссеров.

Старания были вознаграждены. Не успели поднять занавес, как публика разразилась бурными рукоплесканиями.

Поначалу был полный аншлаг. И что же? Не прошло и двух лет, как публика снова заскучала. Заядлые, видавшие всякие виды театралы культурно, эзоповым языком дают понять, что спектакль не то чтобы не удался, но не оправдал ожиданий. Мнения людей попроще разделились: одни находят, что порядку маловато, другие считают единение/сплочение недостаточным, третьи полагают, что прогресс настолько умеренный, что его и незаметно, четвертые огорчаются насчет рыночности, пятым за державность обидно. Единственное, в чем все, включая заядлых театралов, согласны, так это в том, что демократии – как раз столько, чтобы от нее, проклятой, не чесаться.

Так или иначе, вместо того, чтобы благоговейно внимать происходящему на сцене, зрители начали ерзать на своих местах и озабочиваться какими-то псевдопроблемами вроде инфляции, которая, по мнению некоторых злыдней, сжирает доходы публики. А власть стесняется прямым текстом сказать этим озабоченным гражданам, что ежели такая маленькая инфляция съедает какие-то доходы, то такие доходы столь ничтожно малы, что о них, право, не стоит и беспокоиться.

Сковав себя ненужной деликатностью, но в то же время чувствуя, что не владеет вниманием публики, в должной мере не контролирует зал, власть решила совершенствовать зрителей посредством программы воспитания толерантности. Сиречь терпимости к ближним и дальним. Не далее, как 1 августа, на заседании правительства министр образования РФ В.М. Филиппов доложил о проекте федеральной целевой программы «Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе (2001-2005 годы)». Пока на эту благую цель планируют израсходовать 400 млн. рублей, т.е. изъять примерно по 3 с полтиной с каждого гражданина России.

Ну что ж, дело необходимое. Святое. Правда, неизвестно, как будут определять экстремизм и толерантность, но это – не нашего ума дело. Уж как-нибудь определят. Судя по последним действиям власти, смутно догадываюсь, как. Читайте закон «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем». Это даже не закон, а апофеоз этической мысли и всяческой терпимости. Он декриминализирует многие деяния, считавшиеся в момент их совершения преступными – и, по совести говоря, должные считаться преступными ныне и присно и во веки веков.

Чтобы вы думали? Узнав о таковом законе, весь мир разразился бурной овацией. Россию хотели вмиг исключить из "черных списков" FATF, но потом, единственно из зависти к нашим достижениям, решили погодить. Впрочем, международные рейтинговые агентства повысили рейтинг России. Как державник, рыночник и демократ, я не могу не радоваться таким переменам в образе Отечества. А как гражданин России я сомневаюсь в том, что такая безбрежная терпимость пойдет стране во благо.

Возможно, что какие-то пережитки тоталитарного сознания мешают мне увидеть свет истины. Но это не может служить основанием для того, чтобы тратить три с полтиной бесценных бюджетных денег на исправление отдельных маленьких недостатков моего мировоззрения. Я – из тех горбатых, которых могила исправит (мне даже чисто статистически предписано жить всего ничего). К тому ж, при всей моей нетолерантности, я – не экстремист. Против власти не бунтую, искренне люблю не только наши высшие (см. начало этой статьи), но и наши средние классы и почитаю моим первейшим долгом во всем им повиноваться и все от них исходящее сносить. С чувством глубокого внутреннего удовлетворения.

Вероятно, принятие упомянутой выше федеральной целевой программы есть проявление заботы власти о спасении моей бессмертной души. Власть опасается, что по причине ошибочных установок моего сознания меня на тот свет не пустят. А на этом я ей не нужен.

Глубоко тронут такой заботой власти о моей душе. Более желчные люди могли б представить дело в ложном свете - так, словно эта забота является посягательством на свободу мысли, совести и религии. Мне стыдно за таких желчных людей. Элегически вздохнув, ограничусь замечанием, что как бы ни выглядела забота власти о моей душе и моем сознании, это начинание – дело милое, но, увы, пустое. И не государственное. Это – дело церкви.

Люди, подобные мне (а нас еще много осталось), понимают, что политика, при всей ее театральности, по сути своей не является сугубо эстетическим явлением. Не надо путать реальную жизнь с ее отображением. Простите за банальность, но политика самым непосредственным образом касается каждого из нас. Независимо от того, воспринимаем ли мы политику как театрализованное действо или отказываемся ее воспринимать, она – часть реальной жизни. И в этом ее отличие от театра, который запросто может не существовать для тех, кто в него не ходит.

Учитывая все вышесказанное и руководствуясь тем определением политики, которым пользуются опередившие нас во всех мыслимых отношениях американцы (обыденное определение политики в США гласит: «Политика есть постоянное решение вопроса о том, кто, что, когда и на каких условиях получает»), убедительно прошу власть и все высшие и средние классы поелику возможно не расходовать три с полтиной на исправление дефектов моего мировоззрения, но отдать их моему дорогому А. Б. Чубайсу или какому другому достойному человеку из молодых и богатых. У меня не убудет, а у них, глядишь, прибавится.

Что касается спектакля, представляемого на политической сцене, то, на мой непритязательный и толерантный вкус, его можно продолжать, не обращая внимания на публику. Она сама не знает, чего хочет. Так что обойдется тем, что ей представляют. Как принято говорить в кругу нашей творческой элиты, «пипл хавает».

«Пипл», конечно, хорош — потребляет отходы жизнедеятельности высших классов да еще нахваливает.

С другой стороны, каков «пипл», такова и «элита». Ведь хочет российская элита на равных с другими элитами играть. Но не получается. Между прочим, потому, что другие элиты правят людьми, гражданами, а российская – россиянским «пиплом», который ее отходы потребляет и от нее требует только одного – побольше отходов.

Россиянцы любят поахать по поводу каких-нибудь фикций: «Ах, гражданское общество! Ах, правовое государство! Ах, величие России!». А хотят – фекалий.