Как преодолеть фальсификации
результатов голосования
К вопросу о
мазохизме оппозиции.
Читатель, возможно, помнит, что за пару дней до чудовищных событий в Нью-Йорке в Белоруссии прошли президентские выборы, на которых, вопреки вполне определенно выраженной воле всего международного сообщества, победил А. Г. Лукашенко. Если бы не международные террористы, президентским выборам в Белоруссии уделили бы должное внимание. Но это событие предпочли оставить почти незамеченным. Уроков из него, кажется, не извлекли. А напрасно. Потому что президентские выборы в Белоруссии, на которых, по моему мнению, уровень фальсификации был не выше и не ниже того, какой наблюдается на любых выборах в России, дали повод для раздумий на более общую тему. Это - фальсификация результатов выборов и бессилия оппозиции перед этими фальсификациями, случающимися не только в странах, недавно вставших на путь демократического развития, но и в таких передовых, давно вошедших в лоно мировой цивилизации державах, как Гондурас, Перу или Кот д'Ивуар.
Дабы ненароком не уязвить чьи-либо чувства и
убеждения, далее буду рассматривать некую абстрактную ситуацию, не
"привязанную" ни к какой конкретной стране, ни к каким реальным лицам, партиям, движениям и прочим социальным
и политическим силам. Абстрагирование оправдано тем, что ситуацию, возникающую в
связи с реальной или предполагаемой фальсификацией результатов выборов, можно
считать типичной для многих стран.
Итак, в демократическом государстве Х объявляют о
проведении выборов. Оппозиция оживляется и заявляет о своей решимости идти на
эти выборы, одержать на них убедительную победу и затем навести в стране
истинно правильный демократический порядок. Власть заявляет о своей не менее
твердой решимости остаться властью и продолжить наведение в стране истинно правильного
демократического порядка, который уже ею
заведен, но еще недостаточно окреп.
Оппозиция идет на выборы. Власть чинит оппозиции разные препоны и всячески оппозицию утесняет, о чем оппозиция громко вопиет, но от участия в выборах не отказывается. Наконец, дело доходит до выборов, результаты которых, разумеется, не устраивают одну из сторон. Чаще всего, оппозицию, которая заявляет о том, что результаты голосования нагло и цинично фальсифицированы, и терпеть таковую подлость далее нет никакой возможности.
В зависимости от соотношения реальных сил и степени приверженности сторон священным принципам демократии, права, свободы, гуманизма и ненасилия ситуация с этого момента может развиваться по двум сценариям: конфронтационному и неконфронтационному.
Стандартный неконфронтационный сценарий для
рассматриваемой здесь страны Х нехарактерен. Противоречит обычаям, традициям,
нравам, приличиям, интересам и даже основным инстинктам. Ну не может власть
признать, что слегка кое-что кое-где передернула. Не потому, что у власти
совести нет, а потому, что инстинкт самосохранения мощно восстает против таких
признаний. Да и высшие государственные соображения не велят подобные признания
делать. Как после них выходить на рынок внешних заимствований или просить о
реструктуризации внешнего долга? Как после подобных признаний привлекать
иностранные инвестиции? В конце концов, отдельные маленькие недостатки никоим
образом не влияют на общий результат. Мало ли что говорит оппозиция... Ведь
твердых, неопровержимых доказательств фальсификации оппозиция представить не
может.
Действительно, неопровержимыми доказательствами
фальсификации оппозиция не располагает. Поэтому, поревев-поголосив, затыкается.
Хорошая, правильно мыслящая (в силу своей
встроенности в систему) оппозиция, выразив свое праведное негодование, на том
же дыхании поздравляет победителя и продолжает свою неимоверно трудную борьбу
за пристойное существование, иной раз конструктивно сотрудничая с властью в творимых властью добрых делах, иной раз конструктивно
оппонируя власти.
Но если при отсутствии доказательств фальсификации результатов выборов
оппозиция не желает смириться с поражением, то события естественным образом
начинают развиваться по
конфронтационному сценарию. Как в октябре 2000 г. в Сербии, где до
фальсификации и дело-то даже не дошло.
Конфронтационный вариант, как правило, приводит к насилию со всеми вытекающими из этого печальными последствиями. Перейдя в фазу насильственных действий, конфронтация разрешается так, как разрешается любой насильственный конфликт, по законам соответствующего жанра: одолевает тот, кто сильнее, кто бьет первым и как можно больнее, не считается с потерями, жертвами и ущербом. Страна оказывается ввергнутой в гражданскую войну. Неважно, сколь длительна и кровопролитна эта война. Ее последствия будут ощущаться еще очень, очень долго.
Как говорил кто-то из наших наставников в
демократии, есть вещи поважнее, чем мир. Да, в истории случаются войны. Так что ж, теперь и не жить из-за
этого? Или сносить всяческие
несправедливости, гнусности и подлости?
Вопрос о насилии вообще, войнах, гражданских в частности, и их оправданности выходит за рамки рассматриваемого вопроса. А в рамках рассматриваемого вопроса нельзя не удивляться тому, что в некоторых случаях, когда недовольные исходом выборов одерживают верх в результате насильственных действий, мировое сообщество почему-то признает новую власть как демократическую и легитимную, спешит оказать ей помощь и содействие, воспевает ее во всех СМИ. Именно это и произошло в Сербии.
Спору нет, власть, обретенная в результате
насильственного конфликта, обладает легитимностью (и еще какой!). Только не демократической. И никакое
мировое сообщество меня в обратном не убедит. Для того чтобы обрести
демократическую легитимность, новая власть должна провести новые выборы в
строгом соответствии с демократическими процедурами, удержаться от соблазна
фальсифицировать их результаты и получить полноценный демократический мандат на
власть. После чего самые последние злыдни будут вынуждены присоединить свои
фальшивые голоса к мировому сообществу, краснознаменным хором воспевающему
демократическое обновление страны X.
Между тем, из описанной выше стандартной ситуации "фальсификация результатов голосования" существует, по крайней мере, теоретически, простой нестандартный выход. Назвать его неконфронтационным язык не поворачивается, но за его ненасильственность и демократичность можно поручиться.
Что создает возможность фальсификации результатов
голосования? То, что система избирательных комиссий
представляет собой "черный ящик". Известно, что имеется на входе в этот "черный ящик"
(бюллетени, голоса). Известны, в общих чертах, принципы обработки вводимой в
него информации (эти принципы прописаны в законодательстве). Но неизвестно,
насколько строго соблюдаются эти принципы и обусловленные ими процедуры в
процессе функционирования "черного ящика" и что будет на выходе из
него.
Теоретически, результаты могут быть странными, неожиданными и даже ошеломляющими. Но сколь бы поразительными, несоответствующими нашим ожиданиям и прогнозам ни были результаты выборов, мы никогда не можем уверенно и с чистой совестью утверждать, что результаты фальсифицированы. Наши ожидания, чаще всего, порождены нашими иллюзиями, симпатиями, антипатиями. Прогнозы сплошь и рядом оказываются ошибочными. Почему, отчего - не так уж важно. Народ такой. Страна такая. Игра природы, но не ума.
С другой стороны, возможно, что удивительные
результаты выборов являются продуктами игры властного ума, не желающего
мириться с капризами природы. Для того чтобы не ждать милостей от природы, но
властно взять их у нее, в рассматриваемой нами ситуации всего-то и надо, что
установить контроль над "черным ящиком". Контроль, обеспечивающий
получение на выходе необходимого результата.
Рассказывать о том, что можно сделать благодаря
контролю над "черным ящиком", не стоит. И вообще противно гадости
читать (и писать). Важно то, что никакие наблюдатели, даже международные, никаких нарушений не заметят, останутся
премного всем довольны, а результаты будут фальсифицированы.
И так будет до тех пор, пока "черный ящик"
один.
Меня всегда удивляло поведение оппозиции, которая,
будучи изначально уверена в том, что результаты выборов фальсифицируют, все же
идет на выборы, кормит голосами своих приверженцев "черный ящик",
потом разыгрывает безутешное горе и, наконец, утешается, находя в себе силы
жить дальше.
Добро бы, если б это случилось раз-другой. Но на постоянное ритуальное разбивание лба об один и тот же косяк уже и смотреть неприятно. Оппозиция не может справиться не с вихрями враждебными, а со своим мазохизмом. Это - ее дело. Но зачем же так назойливо демонстрировать свой мазохизм, усугублять его эксгибиционизмом? Тем более не стоит втягивать в мазохистские наслаждения людей, нисколько к мазохизму не склонных.
Почему бы оппозиции, уверенной в том, что ее опять
обманут, не создать свой "черный ящик" и не призвать
своих сторонников получать бюллетени на официальных участках, а отдавать - на
альтернативных? В таком поведении никакого злодейства, никакого посягательства
на демократию, никакого насилия нет. Изъятие бюллетеней нельзя даже считать
правонарушением.
Два (три, четыре, пять) "черных ящика"
потребляют один ресурс (бюллетени) и конкурируют за него. Поскольку
монополия на генерирование этого ресурса остается у власти, любые странности в
результатах голосования оказываются проверяемыми и могут стать неопровержимыми
доказательствами фальсификации результатов выборов. Оппозиция не может "добросить" бюллетени в свой "черный
ящик" потому, что ей неоткуда эти бюллетени взять, кроме как у своих
приверженцев. Власть может организовать "доброс", но непременно
запутается и в итоге будет выглядеть полной и наглой дурой. А в таком
пасквильном виде на рынок внешних заимствований не ходят и в Давос не ездят.
Разумеется, никакая власть
не согласится отдать контроль над
"черным ящиком". Хотя,
казалось бы, чего бояться власти, уверенной в том, что она - власть по праву и пользуется поддержкой большинства населения?
Скорее всего, организация альтернативной системы избирательных комиссий будет
сопряжена с риском для активистов оппозиции. Что можно сказать на это? Если
активист оппозиции не хочет рисковать, пусть переходит в активисты партии
власти: оно и сытнее, и без риска, и люди будут крепче уважать. К тому же
возникает вопрос: как могут оппозиционеры, столь трепетно относящиеся к своей
личной безопасности, в какой-то момент провоцировать других на участие в
насильственных действий, в ходе которых запросто можно не только по голове или
по почкам схлопотать, но и убиенному быть?
Тот же вопрос возникает в случаях, когда
трезвомыслящие, оппозиционно настроенные люди сомневаются в том, что преданные
оппозиции избиратели осмелятся не то что пойти на альтернативные избирательные
участки, но хотя бы забирать и уносить бюллетени. Трезвомыслящие оппозиционеры
со вздохом говорят о том, что затравленные, запуганные, притесненные и забитые
режимом избиратели ни в жизнь ничего такого не сделают. На вопрос: "Как же
такие забитые и т.д. осмелятся голосовать за оппозицию на контролируемых
властью избирательных участках и как они пойдут под дубинки и пули, на штурм
твердынь зла и несправедливости?" трезвомыслящие оппозиционеры внятного
ответа не дают, но уверенно заявляют о своей неминуемой победе на ближайших
выборах. Именно такой патологической алогичностью была проникнута вся риторика
белорусской оппозиции, которая не только не могла победить на выборах, но и не
хотела победить. Хотела "срубить бабки".
Поистине, чужая душа - потемки, в которые не стоит и
лезть. Однако наличие
ненасильственного выхода из типичной для многих стран ситуации
"фальсификация результатов голосования" существенно осложняет жизнь оппозиции,
претендующей на звание демократической, но делающей ставку на насилие, нередко
инспирируемое извне.
Более того, отказ оппозиции от ненасильственного и
демократического выхода из типичной ситуации "фальсификация результатов
голосования" лишает оппозицию права считаться оппозицией. Такая
"оппозиция" в действительности - всего лишь инструмент, с помощью
которого власть обеспечивает пристойную явку на выборы и тем самым -
собственную легитимность. Какова была бы явка на совокупленный с выборами
референдум в роковом для страны декабре 1993 г., если бы коммунистам и
патриотам не захотелось бы в тот момент усесться в Государственной думе, чтобы
из ее кресел комфортно защищать интересы трудящихся и русского народа? Явка
составила бы от силы 37-40%. Но КПРФ
ломанулась участвовать в создании конституционно-правового поля, в котором она
обречена на бесконечные унизительные поражения, постыдную деградацию и неминуемое
исчезновение.
КПРФ жаль не больше, чем белорусскую (или украинскую
или ростовскую или казахскую) оппозицию. Жаль упущенного по вине КПРФ
исторического времени, в течение которого массы, в том числе рядовые
коммунисты, понесли страшные и бессмысленные жертвы, а антинародный,
ликвидационный режим укрепился просто за счет давности своего существования.
Ведь сегодня, как ни крути, а без Чубайса, Лужкова, Касьянова, Грефа,
Абрамовича, Клебанова, Немцова, Рушайло Гайдара и Гусинского все мы - сироты
горькие, ни на что неспособные. За 8 лет мы привыкли уважать этих и других
хороших господ. Пройдет еще лет пять в борьбе с антинародным режимом по
правилам, этим же режимом установленным (и, уж конечно, не для своей
ликвидации),- начнем чтить их как отцов родных.
Грядущие поколения будут поражаться: 1) нашему слабоумию (так и не смогли придумать технологию, которая сделала бы фальсификации невозможными или хотя бы доказуемыми); 2) нашему безволию (придумать не могли потому, что не больно-то хотелось; куда удобнее хныкать о том, что против лома нет приема); 3) и, простите, нашей низости (потому что почитание тех, кто нас грабит, унижает и вообще выталкивает на тот свет, иначе, чем низостью, назвать нельзя).
Но что нам суд потомков? Стыд глаза не выест. Из
сказанного потомками "спасибо" шубу не сошьешь. И вообще, как говорит
братский белорусский народ, лишь бы паночкам хорошо было. А паночкам только
тогда и хорошо, когда мы по нашей доброй воле становимся навозом.