Профсоюзы умерли, да здравствуют новые профсоюзы

 

До 1991 года, ознаменовавшегося упразднением СССР, все где-либо работающие граждане страны, исчезнувшей ныне с политической карты мира, состояли в том или ином профсоюзе. Даже студенты могли стать членом такого союза, а пенсионеры числились в нем пожизненно. Массовость профсоюзов, охватывающая всех без исключения взрослых жителей, не должна удивлять. Быть в их составе имело совершенно противоположный смысл по сравнению с тем, что свойственно профсоюзам, действующим в условиях, когда есть рынок рабочей силы и частное предпринимательство.

Если профсоюзы остального мира создавались и существовали для организации борьбы за коллективные интересы их членов в процессе производства, что при удачном исходе гарантировало им более или менее достойное существование в сложившихся там капиталистических общественных отношений, то в СССР и других странах "социалистического лагеря" профсоюзы имели совершенно иную задачу. И хотя официальная пропаганда именовала их "школой коммунизма", используя не столько характеристику, сколько хлесткую фразу Сталина начала 30-х годов, профсоюзы в действительности представляли собой учреждения по реализации социальной политики. Объекта, с которым профсоюзам - при отсутствии рынка труда и при обобществленной собственности на средства производства в масштабах всей страны - могли бы выяснять отношения, просто не существовало.

Когда в конце 20-х-начале 30-х годов, после упразднения НЭПа, Народный комиссариат труда был "слит" (так тогда выражались) с ВЦСПС, и на профсоюзное учреждение возложили функции упраздненного государственного ведомства, в этом акте проявилось совершенно адекватное понимание ситуации. Действительно, если все хозяйство страны обобществлено и превратилось, таким образом, в единый народнохозяйственный комплекс, осуществляющий производственную деятельность по единому плану и под руководством единого органа управления, в роли которого выступало правительство, то борьба профсоюзов с правительством по поводу условий производства становилась излишней. И профсоюзы, и правительство представляли интересы одного субъекта, реализовавшего всю совокупность общественных отношений - все население страны, всех ее граждан.

Существование организаций, именовавшихся профсоюзами, в известном смысле представляло собой и своеобразную дань традиции, и учет реально сложившихся экономических отношений. Хозяйственный потенциал Советской России представлял собой все-таки не единый комплекс, а многоотраслевое производство, объективные условия существования и интересы которого не сливались в, если можно так сказать, симфонию. Между отраслями сохранялись не только различия, обусловленные характером труда и особенностями его разделения и кооперации, но существовал и определенный антагонизм. Общественное производство, выполнявшее к тому же все циклы расширенного воспроизводства, охватывавшее пространства в шестую части мира, организованное на сотнях тысяч территориально обособленных предприятий, нуждалось в многогранном, перекрестном контроле и учете. Профсоюзы, наряду с административными, партийными, ревизионными и правоохранительными органами, являлись элементами единой системы общегосударственного управления.

Хорошо известно, что в СССР, как правило, не имели место такие проявления профсоюзной деятельности, как забастовки или протестные демонстрации. Но причина скрывалась не в партийной диктатуре или авторитарных методах властвования, а в природе существовавшего социально-экономического уклада. Строй, в не страх удерживал работников предприятий или профсоюзный лидеров и от публичных форм борьбы, и от борьбы как таковой.

Это вовсе не значит, что в реально существовавших производственных отношениях, между коллективами предприятий и администрациями, между общегосударственными, отраслевыми и местными интересами не существовало конфликтов. Были и еще какие. Например, события в Новочеркасске в 1992 году, вызванные как раз социальным конфликтом, вызванным случайным стечением обстоятельств - одновременным снижением на ряде предприятий города расценок и повышением розничных цен на некоторые продовольственные товары. События закончились разгоном демонстрации, в котором принимали участие войска, которые применили оружие. Были жертвы. Но применительно к Советской России этот инцидент носил единичный характер, когда как аналогичные демонстрации в мире рыночной экономики - обыденное явление.

Отсюда должно быть понятно, что те профсоюзы, которые существовали в период "реального коммунизма", общественно-политического и социально-экономического строя, исключавшего конкуренцию и предполагавшего кооперацию, эти профсоюзы были официальными органами социального управления, а не социальной борьбы. Нечто подобное имело место и в других сферах. Правительство в СССР являлось не только органом государственной власти, занимавшимся обороной, безопасностью или внешними сношениями, но и органом хозяйственного управления, включая в свой состав такие "министерства", которые в иных, рыночных условиях, представляли бы собой директорат концернов или корпораций. Назовем здесь, к примеру, Мингазпром, Минтекстильпром или Минмедпром. И ВЦСПС управлял значительной долей общенародного имущества, обслуживающего социальные функции, прежде всего санатории, курорты, объекты спорта и туризма.

Полагают, что лишь ФНПР, правопреемнику ВЦСПС, такого имущества на правах собственности перешло на не менее чем 7 миллиардов долларов. Капитал, дающий профсоюзам не только средства существования, но и провоцирующий внутрипрофсоюзные конфликты, скандальные публикации в прессе и, разумеется, злоупотребления. Считать, что руководители старых профсоюзов безгрешны, когда грех приватизации омрачает практически каждое ведомство, каждого министра, когда буквально все должностные лица так или иначе причастны к хищениям и стяжательству, по меньшей мере несерьезно. Можно ли устоять перед соблазном, исчисляемым суммой в 210 миллиардов рублей, в стране, где все дозволено?

Возникновение в 90-е годы класса собственников и класса наемных работников, образование рынков капитала и рабочей силы, создание полюса богатства и полюса бедности, разрушение отношений кооперации и возвращение в повседневную жизнь конкуренции, всего того, что на языке науки именуется капитализмом, предопределили потребность общества, к слову - тоже совершенно нового, в принципиально иных профсоюзов.

В профсоюзах, которые бы обладали такими качествами, которых не было и не могло быть у организаций, лишь именовавшихся профсоюзами, но таковыми не являвшихся. Ни по своей структуре, ни по опыту предшествующей деятельности, ни по составу своих руководителей. Скорее всего, именно отсутствие в среде наемных работников настоящих вождей, подлинных лидеров, глубоких идеологов и талантливых публицистов, понимающих смысл состоявшихся изменений и способных организовать этот новый класс, у которого нет или почти ничего нет, кроме способности к производительному труду, оказывается главным субъективным препятствием, не позволившим возникнуть настоящим, боевым, энергичным организациям и через 10 лет после того, как такая потребность объективно возникла. Вместе с тем отсутствие в этой среде авторитетных лидеров и вождей, которые могли бы возглавить процесс их самоорганизации, является свидетельством все еще социальной и профессиональной незрелости самой массы наемных работников, для которых, по-видимому, десять лет - слишком короткий срок классового становления. Напомним, что за плечами современных профсоюзов Запада два века упорной борьбы за права своих членов и за свой собственный статус в обществе и государстве.

Бессмысленно критиковать в России старые, сохранившиеся от прежней эпохи профсоюзы только потому, что им на смену не пришли новые организации, которые бы их заменили. Нет особой нужды и в критике руководителей этих профсоюзов, за исключением тех, разумеется, случаев, когда их деятельность приобрела сомнительные качества, несовместимые с задачами профсоюзного движения или связанные со злоупотреблением доверием.

Принципиальной критике, наоборот, заслуживают как раз те новые или, скорее говоря, новоявленные профессиональные объединения, руководители которых, прикрываясь звонкой профсоюзной риторикой, дискредитируют саму идею профессиональной самоорганизации труда. Это выражается в различных формах. В том, что они выдают за профсоюзную некую правозащитную деятельность, подменяя профсоюзы конторами стряпчих, профсоюзную работу - сутяжничеством. В том, что за профсоюзной вывеской скрываются ручные, раболепные профорганизаторы-демагоги, существующие не на взносы своих небогатых членов, а за счет средств олигархов, частного капитала, вместо настоящих профсоюзов, с которыми ему придется считаться, предпочитающего иметь дело на своих предприятиях с их подобием, с такими профсоюзами, которые представляют собой карикатуры на профсоюзы времен СССР. В том, наконец, что вместо единых, мощных отраслевых профсоюзов, объединенных, к тому же, всероссийским союзом профессиональных союзов, они создают множество карликовых, бессильных профорганизаций. Законодательство о профсоюзах, вместо того чтобы помочь становлению мощного рабочего движения, как раз стимулирует его имитацию.

Настоящие профсоюзы - не блажь, а насущная потребность современного общества. Пока что в массовом сознании и даже на государственном уровне их созидательная сила не понята. Следовательно, этот общенациональный ресурс, без которого вряд ли можно преодолеть кризис, все еще не задействован. А пора бы…