Григорий Пирогов

Журнал «Золотой Лев» № 169-170 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

Г.Г. Пирогов

Поворот в тенденциях глобализации и

контуры стратегий выживания в России

О чем шумите вы, народные витии?

Зачем анафемой грозите вы России?

А.С. Пушкин

Заголовок ко многому обязывает. В нем почти каждое слово – сложное понятие. Оставим в стороне, что имеется в виду под стратегиями. Но от того, что понимать под глобализацией, равно как и от того, в каком направлении она сегодня развивается, зависят эти самые стратегии. С другой стороны неоднозначно и то, что мы понимаем под Россией и ее выживанием. И почему выживание? Действительно ли грозит России исчезновение с политической карты Земли? А выживание – любой ценой, лишь бы остался клочок земли и на нем небольшой народец, называющий себя русскими? Под эгидой Западной Европы, которая, в свою очередь, обслуживает интересы мировой гегемонии Америки? Народ, забывший о своей великой истории и культуре и полностью принявший модель западного (американского) поведения?

Территориально сегодняшняя Россия – это в лучшем случае пол-России, той России, которую мы хотим видеть, прошедшей через все беды глобализации и выжившей. Россия – это, в первую очередь, три славянских народа и государства (Россия – быв. РСФСР, Украина и Беларусь), связанные общностью веры, происхождения и исторических судеб. Какой бы была степень их суверенитета в будущем – их союз должен быть больше, чем просто блок – конфедерацией, федерацией, содружеством… Но нерушимо связанным и обязавшимся стоять вместе и в радости, и в горе на века и тысячелетия. Вопрос о старшем брате является второстепенным и надуманным. Не будем мерить старшинством численность населения и протяженность территории. Мы – три близнеца, и кто знает, «кто из нас матери истории дороже». Вместе мы могучая сила на великой шахматной доске Збигнева Бжезинского.

Далее идет российское цивилизованное пространство, охватывающее всю Евразию. Разве проиграют народы, если на этом пространстве в той или иной форме будет восстановлен союз равных? И, кстати, для того ли страны Прибалтики получили из рук России государственность и независимость, чтобы на их землях возникали военные базы, с совершенной очевидностью направленные против России? Нелишне вспомнить, как сменялись господа, властвовавшие над этими народами до прихода Российской империи. Здесь были и ганзейцы, и датчане, и Орден, и шведы… И по Нишдатскому договору 1721 г. эти земли перешли к России навечно не только по праву победителя, но и за очень значительную денежную компенсацию… И не стоит столь часто вспоминать «пакт Молотова Риббентропа» тем, чьи предки предали в Мюнхене Чехословакию и тем самым делят с Германией ответственность за развязывание Второй мировой войны, в том числе и за гитлеровские лагеря смерти. Суд истории еще впереди, но сегодня страны Прибалтики продолжают оставаться связанными тысячами экономических нитей с Россией, и еще неизвестно, заменит ли эти связи Евросоюз.

Российское цивилизационное пространство имеет свои естественные горные и водные рубежи. На них должны находиться либо российские войска, либо войска дружественных стран. Почему американские национальные интересы простираются вплоть до Кавказа и Афганистана, а российские кончаются Московской областью? А на великом азиатском пространстве нам желательно видеть сильными и процветающими наших традиционных могучих союзников – Китай и Индию.

В моем представлении именно такая Россия и есть Россия, выжившая в шторме глобализации. На сначала обратимся к глобализации.

Глобализация прочно вошла в наш быт и в обыденный словарь. Однако мало кто отдает себе отчет в том, что это понятие действительно означает. Для обывателя это обычно нечто очень хорошее, сулящее ему неисчислимые блага. Или, наоборот, некое бесформенное огромное чудовище, неотвратимо надвигающееся на мир и несущее ему огромные беды. Как правило, глобализация рассматривается как нечто неминуемое и неотвратимое.

В области стиля жизни и культуры предполагается выравнивание по одному, предположительно западному стандарту. Для кого-то это благо: наконец-то и у нас будут легальные наркотики, открытая порнография, бордели, полная свобода однополой любви и за всем этим стоящая поп-культура. Результат последнего Каннского фестиваля показывает, что фильм, где в сюжете не главенствует, или, по крайней мере, не затрагивается тема гомосексуализма, не имеет никаких шансов на успех.

Процесс глобализации исподволь развивался с середины прошлого века вместе с развитием информационных технологий. Но на передний план общественного сознания он выступил с прекращением «холодной войны». Борьба за мировое господство между двумя сверхдержавами отодвигала в тень то, что неумолимый ход развития производительных сил и научно-технического прогресса делал планету Земля все более тесной. Возникало единое информационное, технологическое и экономическое пространство. Но мир был четко расколот на две части, линия раздела проходился и по тому, что принято называть «третьим миром». Это была нечетко определенная линия огня, в одних частях которой царило затишье, в других вспыхивало явно выраженное яркое пламя открытых вооруженных конфликтов. Над всем этим возвышалась стратегическая борьба сверхдержав, которые, избегая открытого глобального столкновения, вели упорную «окопную войну» друг против друга, войну, в которой идеологическое и информационное оружие играло не меньшую роль, чем ракетно-ядерная мощь или число союзников. Ясно, что в таких условиях под выражением «мир становится теснее, а народы сближаются» можно было понимать только одно – дело идет, в конечном счете, к тому, что кто-то их соперников выйдет победителем, а кто-то окажется поверженным. И победитель объединит мир (читай: «подчинит его себе») и переделает по собственному образцу, или, вернее так, чтобы им было наиболее удобно управлять.

Но вот «холодная война» окончилась, и определился победитель. Однако, оказалось, что установить господство над миром и сосредоточить бразды правления в своих руках не такая уж простая для победителя задача. Сложившуюся ситуацию после победы Запада в «холодной войне» можно лучше понять, если исходить из чрезвычайно верного замечания В. Кувалдина [14, 41]: «… холодная война предстает не только как смертельно опасное геополитическое соперничество двух сверхдержав длиною в полвека, но и как особая форма кондоминиума, обеспечивавшая управляемость мировым развитием в условиях быстрой модернизации. Или другими словами, весьма несовершенный затратный и ненадежный механизм политической глобализации на биполярной основе».

Но вот один из гигантов потерпел поражение, кондоминиум рухнул и мир оказался неуправляемым и гораздо более опасным, чем раньше. Ведь годы «холодной войны» каждый из лидеров противоборствующих коалиций четко определял и для себя, и для своих сателлитов те пределы, за которые нельзя заходить, не рискуя вызывать вызвать мировую катастрофу. Теперь ситуация резко изменилась.

Во-первых, сама победившая коалиция стала терять свою монолитность. Возникли противоречия, прежде всего, экономические (например, «стальная» войны) между США и ЕС. В самом ЕС усилились проявления неоднородности. Формально принадлежащая к ЕС Великобритания сделалась младшим партнером США. Во многих регионах третьего мира усилились теперь неконтролируемые сверхдержавами локальные конфликты. Некоторые сателлиты попытались начать свою игру (например, талибы в Афганистане). Принятие новых членов в ЕС, бывших членов побежденной коалиции также нарушило однородность Евросоюза. Некоторые члены ЕС и некоторые группировки внутри членов ЕС стали опасаться размера помощи, необходимой для новых членов, превышающей возможность Евросоюза, другие, напротив, в свете массовой безработицы, постоянно угрожающей ЕС, наплыва дешевой рабочей силы с Востока.

Но главное, что из тени вышли новые кандидаты, если пока и не в мировые, то, по крайней мере, в локальные супердержавы. Сюда относятся Китай, Индия, Пакистан, Иран, Бразилия. Из них Китай в ближайшее время может бросить вызов США в качестве возникающей новой мировой сверхдержавы. В ответ на прямые силовые действия США, направленные на проведение политики глобализма (т.е. объединение мира под верховным господством США), например, в Югославии и Ираке, наиболее сильные региональные державы, такие как Индия и Пакистан, стали обзаводиться собственным ядерным оружием. Обеспокоенность во всем мире вызвало явное желание США поставить под свой контроль, используя любые методы, включая вооруженную силу, мировые источники углеводородного сырья.

Возникла новая сила, дестабилизирующая мир – терроризм. Модно спорить о причинах возникновения терроризма – это и грубый диктат США, и нищета подавляющей части населения третьего мира, и амбиции определенной части элиты развивающихся стран, и чисто религиозный фанатизм, и явная неспособность США найти более или менее приемлемое решение арабо-израильского конфликта. Но приходится признать, что терроризм вышел на мировую арену в качестве серьезного игрока, с которым даже единственной супердержаве, не говоря уже о других странах, не удастся справиться ни специальными контртеррористическими, ни обычными вооруженными силами.

Раньше террористы всех мастей готовились или вербовались сверхдержавами в качестве передовой линии борьбы друг с другом. Сейчас они стали безработными, бесхозными, как самураи, потерявшие своего сюзерена (ронины), и стали искать себе самостоятельного применения.

Наконец, развертывая экспансию в сторону Евразии и источников энергоносителей, США стали терять свое влияние в Латинской Америке, где начали появляться самостоятельные региональные державы, далеко не всегда прислушивающиеся к лидерам из Вашингтона.

На мировую арену, пользуясь безвременьем, выполз наркобизнес, тоже подчас заявляющий о себе как о самостоятельной силе.

Транснациональные корпорации также образовали силу, независимую от стран базирования и более того, зачастую использующие их в своих корыстных интересах. Например, ТНК, базирующихся в США, стремящиеся использовано военно-политическую силу США в своих интересах, во многих случаях уже не считаясь с национальными интересами Америки.

Словом, вместо Рах Americana пока что существует политический хаос, настоящий исход которого представляется весьма неопределенным.

Мир стал более опасным и менее предсказуемым.

В этой ситуации многие исследователи и политические деятели увидели в глобализации некий процесс, приводящий к новому мировому порядку, действующему как объективная сила на основе исторической закономерности.

Кстати говоря, вера в познанные исторические закономерности, очень опасная вещь. Стоит лишь вспомнить, какую злую шутку она сыграла с коммунистами, свято верящими, что весь ход истории неизбежно ведет к коммунизму (или, скромнее, к реальному социализму) и в истории нет места для контрреволюционного реванша в мировом масштабе.

Но так или иначе утешительная концепция глобализации, как объективно обусловленной, объединяющей человечество тенденции, утвердилась в умах большинства даже отнюдь не апологетически настроенных исследователей, полагающих, что надо лишь сменить модель глобализации, отказаться от жесткой американской модели и перейти к глобализации с человеческим лицом.

В этих концепциях большую роль сыграло понятие так называемой Новой экономики, в свою очередь, родившееся из понятия Постиндустриальной (информационной) экономики, экономики знаний. Это давало пищу для совершенно фантастических концепций, появлявшихся из-под пера даже очень серьезных исследователей.

Например, М. Делягин [8, 47] сильно переоценивает роль современных технологий в изменении производственных отношений, когда пишет: «… с появлением информационных технологий этот (наемный – Г.П.) работник носит ключевые средства в своей собственной голове и памяти личного компьютера, подключенного к Всемирной паутине. Он владеет своими средствами производства – в очень большой степени он попросту физически неотделим от них. В то же время часть средств производства, связанных с коммуникациями и другими видами инфраструктуры, является практически общедоступной.

Соответственно работнику не нужно больше идти в наемное капиталистическое рабство к «капиталисту», чтобы прокормить себя; общедоступность одной части средств производства и неотчуждаемость других делают его самостоятельным участником производства, действительно равноправного с его организатором. Выражаясь в марксистских терминах, он уже не продает в силу необходимости свою способность создавать новую стоимость – рабочую силу, не имея при этом доступа к новой стоимости, отнюдь нет – он свободно отдает свою рабочую силу в аренду за долю создаваемой ею собственности.

Трудно представить себе более красивую и более далекую от экономической реальности утопию!

Ее не может оправдать даже ссылка на то, что «не происходит отчуждения от работника его рабочей силы, потому что теперь с приобретением трудом преимущественно творческого характера, такое отчуждение становится технологически невозможным».

В представлении М. Делягина, постиндустриальное общество предстает в виде сборища кустарей-одиночек с мотором (может быть, компьютером), занимающихся исключительно творческим трудом. А кто же убирает мусор, льет металл, собирает автомобили и те же компьютеры? Куда подевались гигантские корпорации Старой и Новой экономики? Разумеется, Интернет способствует индивидуальным связям, но это отнюдь не отменяет необходимости крупных организаций, в том числе организующих и работу самого Интернета. Но самое интересное, куда девались четыре пятых населения Земли, сосредоточенные в развивающихся странах и в основном занимающиеся самым примитивным рутинным трудом? К тому же никакой труд не может быть чисто творческим, и даже в труде ученого или художника значительную долю занимает рутинный труд, например, сбор информации или заготовки материала.

К вопросу о том, отменяется или нет с Новой экономикой и глобализацией капиталистическое рабство, мы вернемся несколько ниже.

Значительную часть исследователей увлекают идеи становления «мегасоциума» или «сверхобщества». Они настолько распространены, что считаются конечной абсолютной истиной. Идее сверхобщества отдает дань и В. Кувалдин в [14, 37-82]: «Выход человеческой деятельности за национальные рамки, создание транснациональных форм ее организации предвосхищают кардинальные изменения условий бытия индивидов, социальных групп и общин, народов и государств. Фактически речь идет о создании глобального сообщества, в рамках которого существующие национально-государственные образования выступают в качестве более или менее самостоятельных единиц. Мы называем его мегаобществом». [14, 37].

Далее В. Кувалдин [14, 67] характеризует мегаобщество, как общество глобальных сетей, образующих причудливые геометрические фигуры. «Находясь в постоянном движении, они меняют свою конфигурацию быстро как в калейдоскопе». Образование глобальных сетей – факт, не подлежащий сомнению, но из него далеко не следует с неизбежностью необходимость или даже возможность возникновения глобального мегасообщества.

Ю. Яковец [27], сторонник цивилизационного подхода, считает, что в современном мире действует тенденция к унификации цивилизаций, иначе говоря к поглощению локальных цивилизаций единой глобальной. При этом он, совершенно справедливо считает эту тенденцию опасной, поскольку социально-культурная унификация резко снижает жизнеспособность всего человечества.

По его мнению, сегодня глобальное сообщество строится по неолиберально-технократической модели и развертывается под эгидой и в интересах мощных транснациональных корпораций, которые живут по своим внутренним законам саморазвития (иными словами, крайне мало озабочены проблемой выживания человечества в целом). Тем не менее, Ю. Яковец прогнозирует преодоление этой тенденции и возникновение единой постиндустриальной цивилизации и так называемого интегрального социо-культурного слоя.

Э. Азроянц [1] развивает своеобразную концепцию исторических циклов и пытается на ее основе определить судьбы переживаемой нами глобализации. Он выделяет в эволюции человека три цикла: становление человека, становление социальной общности (социальной организации и социализации) и становление Мегасоциума (духовно-нравственной организации), как можно предполагать, охватывающего все человечество. Каждый цикл представляет собой эволюционную нишу, в переходные периоды от цикла к циклу создается бифуркационная ситуация, предполагающая возможность эсхатологического исхода. Сегодня имеет место переход от второго цикла к третьему, а исторической задачей человечества является предотвращение эсхатологического исхода. По мнению Э. Азроянца, западная модель глобализации с этой точки зрения не состоятельна потому, что она не признает равновеликость цивилизаций и в их разнообразии усматривает не преимущество, а ущербность. Поэтому она содержит в себе возможность глобальной цивилизационной катастрофы. Тем не менее, он не отвергает возможность построения Мегасоциума, основанного на духовно-нравственной организации.

М. Делягин [8, 51] дает определение глобализации тоже в духе возникновения некого единого пространства: «глобализация есть процесс формирования и последующего развития единого общемирового финансово-экономического пространства на базе новых, преимущественно компьютеризированных технологий». И поясняет, что «наиболее наглядным выражением этого явления служит возможность мгновенного и практически бесплатного перевода любой суммы денег из любой точки мира в любую другую, а также столь же мгновенного и практически бесплатного получения любой информации по любому поводу».

Определение М. Делягина носит несколько ограниченный характер – речь идет исключительно о формировании единого мирового финансово-экономического пространства. В стороне остается политическая и социально-культурная глобализация, имеющая не меньшее, а, может быть, даже и большее значение, чем финансово-экономическая глобализация. Некоторые авторы убеждены, что глобализация есть, прежде всего, геополитический процесс. Я полагаю, что введение проблемы глобализации только в поле экономической игры является чрезмерным упрощением, затрудняющим понимание сущности происходящих процессов.

Мгновенность перевода денег также является несколько преувеличенной, поскольку перевод есть не чисто техническая операция, а определенная бюрократическая процедура, в ходе которой нужно документально подтверждать характер сделки, на основании которой перевод осуществляется. Деньги проходят проверку на «чистоту» происхождения (в попытках ограничить наркооборот и финансирование терроризма, торговлю людьми и другие противозаконные действия). Как указывает Сорос [31], реальный срок перевода денег вместе со всеми формальностями составляет не менее двух суток.

С другой стороны, крупные передвижения инвестиционного капитала находятся, по-видимому, под негласным (а иногда и гласным) контролем правительств, а также крупных ТНК и их объединений. Я, например, убежден, что при любом варианте закона об амнистии убежавших из России капиталов вернется лишь незначительная часть. Основная масса этих капиталов тесно привязана к крупным ТНК, и отвязать их от ТНК в достаточной степени нелегко, тем более, что «отмытость» указанных денег является в большинстве случаев весьма сомнительной.

В. Михеев [20] определяет глобализацию, как «развитие экономической и политической взаимозависимости стран и регионов до такого уровня, на котором оказывается возможной и необходимой постановка вопроса о создании единого правового поля и экономического, и политического управления».

Представляется, что здесь автор бежит впереди паровоза. Именно единое управление мира из единого политического центра (США) является голубой мечтой транснациональной олигархии. Сюда очень удачно ложится план реформирования ООН, предлагаемый Соросом [31]. Согласно этому плану членами ООН должны оставаться только демократические страны (разумеется, в западном понимании). Они получают право принимать в ООН и исключать из нее по принципу соответствия западной модели демократии. Вот тут-то и открывается широкий простор для карательных экспедиций против стран недемократических, но богатых стратегическими ресурсами. Если кто-либо возразит, то он будет исключен из ООН ввиду своей явной недемократичности.

Но настоящим отцом концепции мега- или сверхобщества является А.А. Зиновьев, претендующий на совершенно новое слово в теории появления, существования и развития социальной организации человечества. С этой точки зрения наибольший интерес представляют такие его работы, как «Запад» (1995) [9], «Русская трагедия (гибель утопии)» (2002) [10] и «Логическая социология» (2002) [11]. Зиновьев вводит как исходное понятие тип человеческого объединения, называемый им «человейником». Члены этого объединения ведут из поколения в поколение совместную историческую жизнь. Человейник структурирован, люди занимают в нем разные позиции и осуществляют различные функции. Человейник занимает определенную территорию и пользуется определенной автономией, защищает себя от внутренних и внешних врагов. В нем вырабатывается единый язык. Члены человейника способны распознавать друг друга, отличать своих от чужых. Человейники всех уровней от самых примитивных до сложнейших обладают системой управления. В общих чертах «человейник» Зиновьева очень похож на этнос Л. Гумилева.

Зиновьев различает три эволюционных уровня человейников: предобщества, общества и сверхробщества (что очень похоже на концепцию Азроянца). Сверхобщество является верхним пределом развития человейника. Глобализация, по Зиновьеву, есть, прежде всего, завоевание планеты транснациональными корпорациями Запада, причем в интересах этих компаний, а не в интересах прочих народов планеты. Зиновьев полагает, что единство человечества возможно, но не как мирное существование равноправных стран и народов, а как структурированное социальное целое с иерархией входящих в него стран и народов.

Главная мысль А. Зиновьева состоит в том, что в настоящее время происходит перелом в самом типе эволюционного процесса. Суть его состоит в том, что определяющую роль начинают играть целенаправленные и планируемые процессы. Осуществляется реальная западнизация всей планеты, или, что то же самое, ее американизация: «социальная сущность глобализации состоит в том, что это – самая грандиозная спланированная и постоянно планируемая в деталях и управляемая в основных аспектах война западного мира не просто за мировое господство, а за овладение эволюционным процессом человечества и управления им в своих интересах».

В отношении России Зиновьев уверен, что она вступила на нисходящую ветвь эволюции.

Итак, как мы видим, сторонников неотвратимости глобализации очень много. Они отличаются друг от друга тем, что придают большее или меньшее значение управляемости процесса, а также тем, что одни из них считают неотвратимым осуществление американской модели глобализации, а другие все же надеются на возможность перелома тенденции, и появление глобализации «с человеческим лицом».

Суровый критик глобализации, того, как она проходила до настоящего времени и продолжает проходить сейчас американский ученый Джозеф Ю. Стиглиц, лауреат Нобелевской премии по экономике, в прошлом министр кабинета президента Клинтона, а затем первый вице-президент Всемирного банка, подходит к проблеме глобализации с несколько иной стороны. Его не слишком интересует вопрос о том, является ли глобализация объективным процессом, навязанным человечеству самим ходом истории и не имеющим альтернативы, или же глобализация навязана миру определенными финансовыми и политическими кругами. Он принимает глобализацию за данность и интересуется ее последствиями. Приходя к выводу, что они на сегодня нежелательны для большей части населения мира и считая, что процесс глобализации управляем, он исследует вопрос, как ныне управляется глобализация, и как это управление можно изменить в благоприятную сторону. Прямо он нигде не высказывается об объективности процесса глобализации, но по его косвенным высказываниям можно судить, что полный отказ от глобализации он считает возможной, но маловероятной и крайне нежелательной альтернативой.

Прежде чем перейти к более подробному изложению взглядов Дж. Стиглица попутно заметим, что здесь мы уже переходим к другой стороне вопроса. Кем бы ни был навязан процесс глобализации – самой историей или людьми – он совершенно очевидно управляем. Вопрос в том, каким образом, как и в чьих интересах он управляется и можно ли это изменить.

Дж. Стиглиц [30, 249] пишет: «Сегодня глобализация не работает на бедных. Она не работает большей частью и на сохранение среды обитания. Она не работает на стабильность глобальной экономики. Переход от коммунизма к рыночным отношениям осуществляется так плохо, что за исключением Китая, Вьетнама и ряда восточноевропейских стран, он привел к резкому падению доходов и росту бедности» [30, 249].

Иные полагают, что существует простой выход: отказаться от глобализации. Однако это нереально и не желательно… глобализация принесла и огромные блага – успех Восточной Азии был основан на глобализации, особенно на возросших возможностях для торговли и расширенном доступе к рынкам и технологиям. Глобализация принесла с собой улучшение здравоохранения, а также активное глобальное общество, борющееся за расширение демократии и социальной справедливости. Проблема не в глобализации, а в том, как она осуществляется».

Стиглиц отмечает, что международные экономические организации (МВФ, Всемирный банк, ВТО), призванные разрабатывать правила игры, по которым страны и корпорации будут взаимодействовать в новом, глобализирующемся порядке, делают это в основном в интересах передовых промышленно развитых стран – «и в интересах особых групп в этих странах» [там же]. Он видит путь к переходу на новые методы управления глобализацией в реформировании международных экономических организаций.

В своих предложениях по изменению подхода к глобализации, Дж. Стиглиц исходит из предложений прямо противоположных тем, которыми руководствуются в настоящее время международные экономические организации – принципами рыночного фундаментализма.

Прежде всего, профессор Стиглиц предлагает восстановление роли государства: «Государство может и должно играть существенную роль, не только корректируя провалы рынка, но и обеспечивая социальную справедливость». Рыночный механизм, предоставленный самому себе оставляет большому числу людей слишком мало ресурсов для выживания. В наиболее успешных странах, в Соединенных Штатах и в Восточной Азии, государство играло эту роль, и играло ее достаточно хорошо. Государство обеспечивало всеобщее высококачественное образование и создавало большую часть инфраструктуры, в том числе и институциональной, такой, как правоохранительная система, без которой эффективная работа рыночного механизма невозможна. Государство регулирует финансовый сектор, обеспечивая работу рынков капитала в соответствии с их назначением. Оно же создает страховочную сетку для бедных. И оно содействует развитию технологий – от телекоммуникаций до сельского хозяйства и до реактивных двигателей и радаров» [30, 253].

Эти предложения Стиглица совершенно справедливы, но развитие глобализации, а тем более рыночно-либеральная политика, исходящая из принципов рыночного фундаментализма, делает осуществление этих функций государством все более затруднительным. В мире свободного перемещения капиталов становится все более трудным осуществление контроля над рынком капитала. Регулирование рынка труда и поддержание страховочной сетки, обеспечение социальной справедливости весьма затруднительно в условиях наплыва огромной массы дешевого труда мигрантов из бедных стран. Этот поток мигрантов создает также базу для «теневой экономики», не только ускользающей от налогообложения, но и вообще от правоохранительной системы, создавая в принимающей стране криминогенную обстановку, причем особую опасность представляет нелегальная иммиграция, зачастую связанная с торговлей людьми. Плохо контролируемый правоохранительной системой теневой сектор способствует также расцвету наркобизнеса. Список можно продолжить и механизмы подрыва функций национального государства более полно развернуть, но представляется, что трудности функционирования национального государства в условиях либерально-рыночной глобализации и так очевидны. И это не говоря уже об общеизвестном факте резкого падения возможностей осуществления макроэкономической политики на национальном уровне в этих условиях.

Дж. Стиглиц, уделяя огромное внимание проблемам управления глобализацией, придает важнейшее значение коллективным действиям с точки зрения решения глобальных проблем: «Глобализация способствовала возрастающей взаимозависимости народов мира, усилила потребность в коллективных действиях» [30, 260].

Поэтому основные предложения Стиглица направлены на реформирование международных экономических организаций. Ключевым пунктом в реформировании он считает расширение состава этих организаций: «Наиболее фундаментальным изменением, необходимым для того, чтобы глобализация работала должным образом, является изменение системы управления. Это значит, что должен быть пересмотрен порядок предоставления права голоса в МВФ и ВТО, также должны произойти изменения во всех международных экономических институтах, чтобы слышны были голоса не только министров торговли, как в ВТО или министров финансов, как это сейчас в МВФ и Всемирном банке» [30, 261-262].

Но голоса в экономических организациях распределяются на основе экономической силы, за международными экономическими организациями стоят особые интересы национальных финансовых групп крупнейших держав и интересы мощнейших транснациональных групп. Поэтому и сам Стиглиц не питает надежд на то, что фундаментальные реформы в формальной системе управления МВФ и Всемирного банка произойдут скоро.

Но времена меняются. Антиглобалистское движение усиливает переговорную силу стран третьего мира, ведущих борьбу за реформу международных экономических организаций. С другой стороны, соотношение сил меняет возникающие и быстро набирающие вес региональные организации. Так, за короткое время ШОС (Шанхайская организация сотрудничества) выросла в серьезную силу и скоро заставит услышать свой голос за столом переговоров не только о реформировании управления международными экономическими организациями, но и по многим другим мировым проблемам.

Еще одним важным предложением Дж. Стиглица является реформирование мировой финансовой системы. Он предлагает, исходя из провалов мировых экономических организаций в кризисных ситуациях определенную систему мер, призванную внести порядок в мировую финансовую систему.

Попробуем подробнее разобраться с проблемой управляемости глобализацией. Как и всякий общественный процесс, глобализация осуществляется людьми и их политическими и экономическими организациями, стремящимися направить процесс в русло своих интересов. Большей частью они терпят провал, но иногда это им удается. В процессе управления общественным процессом сталкивается множество сил с взаимно противоречивыми интересами. Исход является, как правило, результирующей их взаимодействия. Но не надо сбрасывать со счетов объективный характер процесса. Крот истории роет подчас незаметно, но уверенно пролагает свою линию. Если вспомнить Лао-Цзы, существует Дао – мировая траектория. Она осуществляется через отклонения – один раз ян, один раз инь – это и есть Дао. Революции сменяются контрреволюциями. Но люди ничего не забывают и ничему не научаются – революции повторяются вновь. Ян и инь не тупиковые ветви общественного развития. Важно только одно – любая попытка в принципе изменить Дао неизбежно будет отброшена в мусорный ящик истории*.

Исходя из этих соображений, можно сказать, что процесс глобализации одновременно управляем и неуправляем. Смотря по тому, с какой перспективы на это взглянуть. Даже случай, когда есть доминирующая управляющая сила, не гарантирует от провала попыток управления, а, возможно, еще и повышает их вероятность: есть иллюзии вседозволенности и никто не в состоянии гегемону, «стоящему у кормила» событий, указать на его ошибки.

Но сказанное не означает, что такой судьбоносный для человечества процесс, как глобализация, должен быть пущен на самотек. Это еще опаснее, чем плохое управление. Важно, чтобы управление соответствовало объективной траектории развития, а в точках бифуркации выбирало восходящую траекторию.

Наконец, те, кто пытается управлять общественными процессами, далеко не всегда знают, отвечает ли то, что они поставили себе целью, их подлинным интересам, прежде всего, их собственному и их потомков выживанию. Большинство побед в борьбе «на великой шахматной доске» является пирровыми. Ян неизбежно сменяется инь.

Но важно отделить процесс глобализации, как объективное историческое явление, от политических попыток направить его в русло своих корыстных интересов. Здесь с методологической точки зрения важно иметь в виду идею А. Галкина [37], предложившего провести разграничительную черту между понятиями глобализация и глобализм. Первое представляется ему как объективная тенденция общественного развития, а второе – как некая идеология (или «квазиидеология») и политика, осуществляемая в своих интересах странами «золотого миллиарда» и определенными транснациональными группами.

Характеризуя глобализм, как квазиидеологию, А. Галкин отмечает, что эта квазиидеология понимает глобализацию «как процесс распространения установок и ценностей западной цивилизации на все остальные регионы земного шара». В то же время А. Галкин считает, что в кризисную фазу вступил сам процесс глобализации (и в немалой степени потому, что в управлении им доминирует квазиидеология глобализма): выигрывают (экономически) страны «золотого миллиарда» и проигрывают менее развитые страны, в которых проживает абсолютное большинство человечества.

Вместе с тем, в самих торжествующих победу странах быстро накапливаются (опять-таки) в значительной степени под влиянием глобализма и результатов его осуществления факторы, способные не только превратить победу Запада в «холодной войне» в пиррову победу, но и обернуть глобализацию по западной модели в катастрофу для всего человечества.

Значительный вклад в понимание процессов глобализации вносит работа Н.П. Иванова [12]. Высвечивая негативные стороны процесса глобализации, Иванов приходит к выводу, что в глобализации проявляется цивилизационный кризис. Суть его состоит в том, что «новые технические возможности по своим масштабам воздействия на природу и общество несовместимы с существующей парадигмой цивилизационного развития, основанного на приоритетах соперничества и борьбы». Следовательно, интересы выживания человечества объективно требуют перехода на новую программу, основанную на сотрудничестве и взаимодействии.

Россия – особый случай. Перейдет ли на новую цивилизационную парадигму мир или нет - Россия в ее нынешнем состоянии несовместима с мировым развитием. Поэтому первостепенной задачей для России является переход на собственную новую парадигму развития.

Иванов считает, что вопрос об управляемости процессом глобализации ставится в принципе неправильно – объективный ли это процесс или это политика достижения мирового господства. Процесс слишком сложен для того, чтобы дать на этот вопрос однозначный ответ: в нем кроме мировой финансовой олигархии (ТНК) и властвующей элиты стран «золотого миллиарда» принимают участие «сетевые структуры» объединяющие малые и средние предприятия, местное самоуправление, религиозные и другие негосударственные организации (надо добавить, что сегодня на этот процесс уже оказывает сильное влияние мировое антиглобалистское движение). Их нельзя сбрасывать со счетов. Нельзя недооценивать и влияние криминального бизнеса, во главе с наркомафией и индустрией отмывания грязных денег.

Важнейшее значение в современном мире приобрели сетевые структуры. Именно они составляют информационно-организационный костяк процесса глобализации. Благодаря им локальные организации (как, например, органы местного самоуправления или локальные общественные движения) устанавливает связи, выходящие за государственные границы. В мире идет процесс слияний и поглощений, приобретающий транснациональный характер. На этой основе структурируется глобальные производственные и финансовые сети, управляемые мировой олигархией. Национальные государства утрачивают контроль над финансовыми потоками. Использование вторичных ценных бумаг – деривативов – выводит транснациональные операции мировых финансовых холдингов за пределы существующего национального законодательства.

В целом, в доминирующей теории глобализации наблюдается консенсус по основным вопросам, хотя и в достаточно широких рамках. Так, большинством исследователей признается, что глобализация – объективный и неотвратимый исторический процесс, который вместе с тем поддается управлению, хотя и необязательно с однозначными результатами. Глобализация сулит мировому сообществу огромные блага, вытекающие из приближения мирового разделения труда к оптимальному, диффузии технологий, свободы перемещения капиталов, облегчающего процессы роста и развития в развивающихся странах. Вместе с тем, она несет с собой и отрицательные последствия, связанные с политикой глобализма, навязывая всему миру американскую модель, с подавлением глобальной конкуренцией местных возможностей развития. Предполагается, что смена политического курса в управлении глобализацией может устранить или хотя бы ослабить нежелательные последствия глобализации.

Нужно однако обратить внимание еще на одну точку зрения, выпадающую из общего течения мысли. В. Иноземцев [13] противопоставляет проблеме глобализации проблему устойчивого или (в его переводе) достаточного развития (sustainable growth), которая представляется ему гораздо более актуальной, поскольку речь здесь идет о качественном развитии экономических и социальных систем. Проблема же глобализации получила свою популярность благодаря агрессивному экспансионизму, сопровождающему распространение и признание в мире западного устройства. По Иноземцеву, популярность проблемы глобализации основана на трех фактора: рост экономического могущества Западного мира, активное проникновение политических и идеологических парадигм Запада в остальную часть мира, увлечение западного общества культурными традициями стран периферии, прежде всего Дальнего Востока. Эти факторы разнородны, и на сегодня они, за исключением могущества Запада, исчерпали свое влияние на общественное сознание. История знает только два судьбоносных процесса, приводивших человеческое общество на более высокую ступень взаимообусловленности: образование национального государства и интернационализация. Последняя представляется Иноземцеву, как образование блоков и союзов, а также гигантских корпораций. Между этими образованиями идет передел мира, и никакого третьего процесса, который может быть назван глобализацией, не существует. Глобализация представляется теоретической конструкцией, призванной отразить формирование однополюсного мира. О подлинной глобализации может идти речь только в условиях активного формирования постэкономического общества, а пока что процесс интернационализации только создает для этого предпосылки.

Выше был рассмотрен широкий спектр представлений различных исследователей о процессе, получившем название «глобализация». Все они, не исключая и отвергающего термин «глобализация» Иноземцева, сходятся на том, что тем или иными путями идет формирование экономически, политически и культурно однородного общепланетарного общества, мегаобщества. Остается, правда, неясным вопрос социальной однородности этого общества. Пока что явно идет процесс как внутристрановой, так и межстрановой поляризации. Некоторые исследователи полагают, что это естественный процесс: поляризация способствует экономической эффективности. Богатые страны и люди должны еще более богатеть, они являются лидерами технического прогресса, развитие которого в дальнейшем будет повышать жизненный уровень всех людей и народов – абсолютно, но не относительно, т.е. будет происходить повышение общего качества жизни при дальнейшем нарастании социальной поляризации.

Эта концепция получила выражение в ходячих формулировках типа «прилив поднимает все лодки» или «рост богатства наверху сопровождается просачиванием вниз».

Есть, однако, ряд обстоятельств, заставляющих сомневаться в реализуемости этой модели. Сюда относятся рост населения планеты, нарастание дефицита ресурсов, прежде всего, энергоносителей и пресной воды. Но, пожалуй, самой серьезной проблемой человечества является сам характер сегодняшнего образа жизни и потребления, в особенности в принятых за образец подражания западных странах. К этому вопросу мы еще вернемся.

Другие исследователи и общественные деятели пытаются переломить развитие начальных последствий глобализации и бороться за глобализацию «с человеческим лицом». Они ищут способы управления процессом глобализации, снижающие уровень социальной поляризации и способные содействовать решению проблемы мировой бедности, прежде всего через развитие. Неустойчивость мира с постоянно усиливающейся поляризацией очевидна. Однако, все попытки изменения системы управления глобализацией в ближайшее время встретят сопротивление весьма мощных сил.

Вместе с тем, возможен другой взгляд на глобализацию, рассматривающий ее не как неотвратимый объективный исторический процесс, а как циклическое повторение игры центробежных и центростремительных сил. Действительно, мир людей на планете Земля стал за последнее десятилетие и гораздо многочисленнее и теснее связан. Но это еще не означает, что конфликты интересов; политическая, военная и экономическая конкуренция сходят со сцены и заменяются неким мировым гармоничным гражданским обществом, где свято блюдутся права человека и частной собственности (соблюдения которые, на самом деле, в большинстве случаев исключают друг друга). В периоды преобладания центробежных сил эта конкурентная борьба естественным образом ослабевает. На пути прямого столкновения конкурентов выступают национальные государства, государственные и таможенные границы. Более жестким становится контроль над деятельностью нерезидентов и иностранных компаний. Наоборот, снятие всяких барьеров на пути экономической, а вслед за ней и политической деятельности нерезидентов, усиление взаимозависимы, появление в руках конкурентов новых средств давления резко усиливает любого рода конкуренцию. Даже в самой сильно централизованной империи (или корпорации) всегда сохраняются, а скорее всего, усиливаются подпольная борьба различных кланов и группировок. Сегодня глобализация очень резко столкнула интересы конкурирующих группировок внутри стран и между странами. Свидетельством этому является выраженная тенденция к формированию региональных объединений. Особо важное значение имеет противостояние разных цивилизаций. Экономические модели воспринимаются легче, чем изменение традиций и стиля жизни. Навязанное внедрение цивилизационно чуждых моделей поведения и стиля жизни неизбежно вызывают упорное противодействие, которое не было столь явно выражено при менее тесном взаимодействии культур (что особенно отчетливо видно на примере столкновения культур в результате массовой миграции из бедных стран в промышленно развитые).

Циклы центростремительных и центробежных тенденций представляют собой типичную систему с обратной связью, не позволяющей системе долгое время сохраняться в крайних состояниях – полного распада на отдельные элементы или же слияния в единое однородное целое.

Весьма условно, для наглядности можно глобальный кризис сравнить с термоядерным механизмом, который функционирует на нашем Солнце. Под воздействием силы тяжести лишенные оболочки ядра сближаются на расстояние, при котором усиливается термоядерная реакция. Выделяются огромные массы энергии повышающие внутреннее давление таким образом, что оно начинает противодействовать воздействию силы тяжести, и ядра удаляются друг от друга – термоядерная реакция замедляется. Это, конечно, очень грубое представление о механизме глобализации, но принцип примерно тот же – экспансия сильных политико-экономических единиц, выгоды взаимного расширения торговли создают центростремительные силы, подталкивающие к глобализации. Технический прогресс создает условия, облегчающие действие этих сил. Происходит сближение народов в рамках, например, мировых империй. Однако за определенным пределом вступают в силу центробежные факторы конкуренции и цивилизационной несовместимости, глобальные образования начинают распадаться. К тому же развитие идет неравномерно и глобализация создает выгоды одним регионам и невыгоды другим. Есть временные выгоды, заключающиеся в том, что центр глобальной структуры собирает дань с периферии, как бы плату за создание стабильности. Эта плата со временем перерастает в грабеж. Центр, приучаясь паразитировать на периферии, все меньше обеспечивает ей взаимен стабильность и безопасность. Между тем, на периферии происходит дифференциация регионов: одни из них деградируют под гнетом со стороны центра и внутренней неспособности выйти из сложившегося разделения труда, включать действие новых факторов развития. Другие, напротив, используют сложившуюся обстановку стабильности для выхода из сложившейся системы разделения труда и активно используют ситуацию для того, чтобы задействовать новые факторы развития. Постепенно экономические, а вместе с тем и внешнеполитическая мощь уходит от старого центра и переходит к новым центрам развития. Центробежные силы начинают преобладать и старый глобальный порядок рушится. По всей вероятности мир уже пережил несколько глобализаций с последующим распадом глобальных объединений. Затем период доминирования центробежных сил заканчивается ввиду очевидных невыгод, которые несет с собой экономическое отдаление регионов друг от друга, и начинается новая фаза глобализации.

В. Кувалдин [14.,39] и ряд других исследователей выделяют период протоглобализации или глобализацию - I. Временные и пространственные рамки этой протоглобализации определяются ими как середина XIX – начало ХХ века (до Первой мировой войны); пространственный ареал – Европа и Северная Америка. Исследуя статистику того времени и некоторые существовавшие тогда институты, они приходят к выводу, что в начале ХХ века мир был более глобализирован, чем в его середине. К признакам этого они относят объемы мировой торговли, вывоза капитала и существование золотого стандарта. Такая интегрированность мира в эту эпоху дала основания В. Ленину вслед за Гильфердингом, провозгласить начало высшей стадии развития капитализма, которая, по Ленину, должна была оказаться его последней. Две мировых войны и Великая депрессия разрушили этот глобальный порядок. Он сменился сильно дезинтегрированным миром, возникшим после окончания Первой мировой войны.

В. Кувалдин приводит впечатляющие данные: с 1870 по 1913 гг. британский экспорт вырос с 10,3 до 14,7% ВВП, германский с 7,4 до 12,6%. За 100 лет, с 1820 г. в Новый Свет переселилось около 60 млн. европейцев. В 1913 г. треть британских капиталовложений была размещена в заморских территориях. Техническим носителем протоглобализации были паровой морской и наземный транспорт.

Однако тут начали действовать конкурирующие центробежные силы. Континентальная Европа закрыла свои рынки для дешевого американского и украинского зерна. Для защиты своей нарождающейся промышленности США усилили таможенные барьеры. Обострение конкуренции привело к тому, что протоглобализация захлебнулась.

Вообще же говоря, можно считать, что первой глобализацией была Римская империя, создававшая единое средиземноморское экономическое и военно-политическое пространство. Техническими носителями римской глобализации были передовые по тем временам государственное управление, высокий уровень военной организации и гребной военный и торговый флот. Рим сделался финансовым центром империи. По всему Средиземноморью шли массовые миграционные процессы. Сначала Сицилия, потом Египет и Северная Африка сделались житницей империи. Однако такое развитие привело к нарастающему паразитизму Рима и Италии. Дешевый заморский хлеб и массовое поступление рабского труда погубили сельское хозяйство Италии, базовый единицей которой был мелкий свободный крестьянин. Он же составлял основную силу легионов. На новых торговых путях выросли новые торговые центры. Напрасно Рим разрушил своего основного торгового соперника – Карфаген. Центры деловой активности переместились в Византию и Александрию. В самом Риме возрастал паразитизм основной массы населения, требовавший хлебных раздач и кровавых цирковых зрелищ. Все было готово к распаду империи. Вместе с ней погибла и первая глобализация. Наступил период варварских нашествий и мелких феодальных государственных образований.

Второй глобализацией, видимо, можно считать испанско-португальскую колониальную экспансию XV-XVI вв. Она носит уже почти всемирный характер. Открыта и колонизована Америка. Проложен путь в Индию, где созданы опорные пункты. Техническим носителем этой глобализации был усовершенствованный парусный флот и введение в армии огнестрельного оружия. Из новых территорий хлынул поток золота и серебра. Во владениях империи Карла V «никогда не заходило солнце». Но и тут глобализация приносит ее центрам лишь временное процветание. Наплыв золота вызывает так называемую революцию цен. В центрах империй утрачивает смысл производительный труд. Происходит деиндустриализация Испании и Португалии, ранее имевших сильную ремесленную промышленность. Трудоспособное население стремится к быстрому обогащению в колониях. Разгром Великой Армады был концом испанской гегемонии на море. Империи просуществовали еще пару веков, но их глобальное значение было безвозвратно утрачено.

Возможно более тщательный исторический анализ сможет выделить еще несколько периодов доминирования центростремительных сил, носящих характер глобализации. Поэтому постараемся отказаться от окончательного развешивания ярлыков на исторических периодах. Согласимся лишь с Кувалдиным, что глобализационный процесс в историческом плане идет по синусоиде. Нельзя лишь безоговорочно согласиться с ним в том, что в историческом плане процесс глобализации идет по восходящей траектории. Скорее можно себе представить, что и у современной глобализации будет глубокая нисходящая ветвь, на которую она уже выходит.

РЫНОЧНЫЙ ФУНДАМЕНТАЛИЗМ КАК ТЕОРИЯ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Теория глобализации фундаментализма опирается на два кита: это общее рыночное равновесие и концепция сравнительных преимуществ, определяющая структуру мирового разделения труда.

Общее рыночное равновесие является оптимальным состоянием, в котором оптимальность определяется критерием Парето. Но при этом следует заметить, что в динамике критерий Парето, обеспечивает нарастающую социальную поляризацию. Дело в том, что неравенство по богатству нарастает на порядок быстрее, чем неравенство по доходу. Пусть некто получает зарплату в 1 тыс. долл. и ежемесячно сберегает 100 долл. Другой индивид получает доход в 10 млн. долл. и ежемесячно сберегает 1 млн. долл. Пусть они стартуют с нулевого уровня богатства. Тогда через год первый индивид будет располагать богатством в 1200 долл., а второй - в 12 млн. долл.* Но богатство приносит доход и, следовательно, доход в верхних категориях налогоплательщиков будет возрастать гораздо быстрее, чем в нижних. Абсолютное положение нижних категория может и не ухудшиться (согласно критерию Парето), но относительное положение будет гораздо хуже.

Следовательно, при конкуренции на рынке предметов потребления общий уровень цен будет определяться богатыми слоями населения, а для более бедных слоев будет иметь место непрерывное повышение барьера их допуска на рынки современных предметов потребления.

Это приобретает особо важное значение, если, согласно учению рыночного фундаментализма, будут приватизированы услуги здравоохранения и образования. Последние будут все более становиться привилегией богатых слоев.

Известно, для каждого рынка существует своя цена (барьер) допуска на рынок. В современном мире ценой допуска на рынок труда в развитых странах является образование и здоровье (это же относится и к России). В то же время допуск на рынок квалифицированного труда является одним из важнейших условий вхождения в состав среднего класса. Можно сослаться в качестве опровергающего примера на образовательные кредиты. Но естественно, что с общим ростом стоимости образовательных услуг, будет увеличиваться и процент по кредитам, и образовательные кредиты станут доступными в лучшем случае верхней группе среднего класса. Между тем доступ на рынок низкоквалифицированного труда затрудняется массовой миграцией из бедных стран. Ее конкуренция становится все острее и на рынке квалифицированного труда, поскольку расходы по подготовке этой категории рабочей силы берут на себя, в основном, государства развивающихся стран.

Еще хуже обстоит дело с приватизируемым здравоохранением, поскольку если еще можно получить кредит на образование, то вряд ли частный страховой сектор готов предоставлять кредиты на поддержание здоровья (за исключением, может быть, звезд спорта и эстрады). Наступление консерваторов на государственное страхование здоровья должно в принципе еще более обострить ситуацию.

Итак, политика «рынок все сам расставит по местам» может привести только к недопустимому росту социальной поляризации, за пределами которой остается только возврат к активной социальной политике государства или возникновения ситуаций острой социально-политической неустойчивости, ранее называвшихся революционной ситуацией.

На международном уровне ценой доступа на современный рынке является уровень науки, общий уровень технического развития и опять-таки наличие квалифицированной силы. Но, попадая в ловушку бедности, развивающиеся страны оказываются не в состоянии платить необходимую цену доступа и попадают в положение так называемых «конченных стран». Эмиграция лучшей части рабочей силы, и в особенности «утечка мозгов» усугубляют ситуацию. Ряду стран удалось прежде всего с помощью сильной государственной социально-экономической политики и опоры на дешевизну своей рабочей силы прорвать этот барьер (Китай, Ю. Корея, «тигры ЮВА», Индия). Но по мере развития научно-технического прогресса и распространение процесса либерализации международной торговли повторить их прорыв другим становится все труднее.

Опыт «конченых стран» служит серьезным предостережением для России. Все более приватизируется образование и здравоохранение. Россия лишается пополнения своего рынка труда квалифицированной и здоровой рабочей силой со сравнительно умеренными по мировым меркам (развитых стран) заработной платой. Это делает невозможным формирование среднего класса и сильного платежеспособного спроса на внутреннем рынке. Удерживая на недопустимо низком уровне финансирования науки, которая фактически находится на грани распада, российское государство разрушило оба важнейших фактора формирования цены доступа на современный рынок и оставила себе только путь сырьевого придатка и «золотого миллиарда» с последующих переходом по мере истощения запасов углеводородного сырья в разряд «конченых стран» .

Дополнительно надо заметить, что растущая плата за доступ на современный рынок становится серьезнейшим препятствием для вступления на путь догоняющего развития.

Второй компонент теории – принцип сравнительного преимущества, выдвинутый Давидом Рикардо (1772-1823). Пусть страна А и страна В имеют одинаковую структуру производства и производят только два товара, скажем, сталь и пшеницу. Производство как стали, так и пшеницы в стране В, в целом, менее эффективно, чем в стране А. Но в стране А. производство стали в 10 раз эффективнее, чем в стране В, а производство пшеницы только в 3 раза. Тогда обе страны выиграют, если страна А. сосредоточится на производстве стали, а страна В будет производить только пшеницу. Модель Рикардо учитывала только один фактор производства – труд и сопоставляла страны только по производительности труда. В дальнейшем была построена модель с обобщением на оба фактора производства (труд и капитал). Она нашла выражение в известной теореме Хекшера-Олина. Предполагается, что страны А и В располагают одинаковыми технологиями и могут производить один и тот де набор товаров. Но в стране А избыток капитала, а в стране В – рабочей силы. В теореме доказывается, что первой стране выгодно сосредоточиться на производстве и экспорте капиталоемкой продукции, а стране В – трудоемкой. В отношении импорта предполагается обратное. При этом в стране А устанавливается более высокая заработная плата по сравнению со страной В. На практике этот принцип действительно находит иногда применение. Например, развитые страны сосредоточивают у себя производство комплектующих (в особенности при производстве электроники) и переносят сборку в страны с более дешевым трудом.

При последовательном применении модели Хекшера-Олина страна В должна навечно остаться страной низкой зарплаты, выпускающей трудоемкую продукцию. На самом деле, конечно, имеет место и экспорт капитала из страны А. и иммиграция дешевой рабочей силы из страны В в страну А с возникновением в последней теневой экономики. Эти процессы несколько корректируют жесткость модели Хекшера-Олина, но в целом их влияние, как на экономику страны А, так и страны В отрицательно, если учесть, что теневой сектор является криминогенным, и связан с нарко- и работорговлей, столкновением «грязных денег» (впрочем, не только теневом секторе). Из страны В происходит также «утечка умов» лучшей части рабочей силы, а приток капитала ставит ее в зависимость от транснациональных корпораций (ТНК), которые зачастую прибегают к переносу производства в страны с наиболее дешевой рабочей силой, способствуя общему удержанию цены рабочей силы в развивающихся странах на низком уровне. Применение ТНК трансфертных цен способно также лишать страну значительных финансовых ресурсов. Прямо разрушительное воздействие на экономику развивающихся стран оказывает движение так называемых «горячих денег», образующих портфельные инвестиции, и при изменениях конъюнктуры, покидающих принявшую их страну с такой же скоростью, с которой они появлялись.

Как бы то ни было, модели, основанные на принципе сравнительных преимуществ не решают проблему развития, которая требует прежде создания полного набора базовых и современных производств, если страна является достаточно крупной или создание такого набора в рамках регионального объединения, в которое вступит сравнительно небольшая страна. К проблеме регионализации мы еще вернемся, здесь достаточно обосновать необходимость полного набора и быстрой сменой лидирующих отраслей, определяемых стремительным развитием научно-технического прогресса.

Стратегии развития могут быть очень различными, но, как правило, новая отрасль требует в течение определенного периода сильной государственной защиты и проверки на внутреннем рынке при наличии контролируемых государством долгосрочных проектов развития. Удачный пример стратегии развития являет собой послевоенная Япония, очень эффективно задействовавшая модель двойственной экономики, где сектор дешевой рабочей силы обеспечивал экспорт и накопление капитала для сектора капиталоемких новых технологий и высокооплачиваемого труда, развивавшегося при активной поддержки государства силами мощных финансово-промышленных групп.

Что касается России, то, безоговорочно приняв либерализацию по принципу сравнительных преимуществ, она так и не вырвется из узких рамок сырьевого варианта развития. Основным техническим носителем этого процесса являются так называемая «новая экономика» (НЭ), транснациональные корпорации (ТНК) и сетевые структуры жизнеобеспечения.

РЫНОЧНЫЙ ФУНДАМЕНТАЛИЗМ КАК ТЕОРИЯ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

«НОВАЯ ЭКОНОМИКА»

«Новая экономика» несомненно играет важнейшую роль в процессе глобализации. Однако роль ее была раздута атмосферой эйфории, умело подогреваемой определенными группами дельцов и политиков. В такой атмосфере трудно было объективно оценить плюсы и минусы этого явления. Заинтересованные структуры использовали и продолжат использовать современные средства формирования массового сознания с целью вселения в умы широких масс надежды на наступление «новой эры», которая знаменует преодоление социальных противоречий капитализма, решение экономических проблем человечества, вовлечение всего мира в некое единое процветающее сверхобщество, где не будет голода и нищеты, а сохранится лишь разница между богатыми и сверхбогатыми. В этом сверхобществе будет решена проблема дефицита ресурсов, поскольку произойдет переход от производства вещей к производству знаний, труд станет творческой игрой, работник, как носитель неотчуждаемых знаний, вырвется из наемного рабства у капиталиста, поскольку станет носителем не отчуждаемой в процессе производства рабочей силы, а неотчуждаемых от индивидуума знаний.

Однако уже Азиатский финансовый кризис 1997-1998 гг. внес серьезные коррективы в эту радужную картину будущего. Еще большие сомнения и опасения породил спад экономики США 2000-2001 гг., сопровождавшийся сенсационными скандалами в крупнейших корпорациях. Неустойчивость нынешнего экономического оживления, при стремительном росте цен на сырье и энергоносители, в первую очередь, нефть, делает крайне актуальным пересмотр мифологии, сложившейся на фоне временных успехов современного капитализма.

Наибольший интерес представляет эволюция «новой экономики» в США, поскольку именно США являются той страной, где произошли в 90-е годы наиболее очевидные фундаментальные сдвиги хозяйственной деятельности, получившие название «новой экономики». Как полагают многие исследователи, как зарубежные, так и российские, новая экономика служит основой как процесса глобализации, так и становления всего информационного общества.

«Новая экономика» обычно понимается как совокупность новых видов экономической деятельности, таких, как Интернет-коммерция, предоставление различных телекоммуникационных услуг, ставшие возможными благодаря формированию «всемирной паутины» и т. п. [10]. Открыв возможности для конкуренции в областях, ранее считавшихся естественными монополиями (например, энергоснабжение), новая экономика (НЭ) скачкообразно повысила производительность труда (в первую очередь в системах распределения). В то же время она сократила сферу государственного вмешательства в этих отраслях и усилила позиции финансового капитала.

Вместе с тем, представляется, что НЭ надо понимать более широко - в общей связи с информационной революцией, с успехами в ряде других современных технологий, а также других тенденций развития современного капитализма, в том числе с революцией менеджеров, массовым держанием акций мелкими акционерами («народный капитализм»), образованием транснациональных корпораций, глобализацией и поражением Советского Союза в «холодной войне».

НЭ придала новый импульс капитализму. «Холодная война» постепенно приобретала все больше и больше характер информационно-психологической войны, и превосходство США в информационных технологиях, особенно в технологиях формирования массового сознания, немало способствовало победе Западной коалиции. НЭ вызвала вспышку экономического подъема 90-х годов. В то же время она содействовала выдвижению новых индустриальных стран в Юго-Восточной Азии, подъему на новый уровень развития древних цивилизаций, таких как Китай и Индия.

Вместе с тем, было бы неверно принимать миф о «новой экономике», как рассказ о новой стадии развития капитализма, или даже начале новой экономической формации. Беспримерный рост фондовых индексов в конце прошлого века в США оказался признаком не экономического подъема реального сектора экономики, а началом виртуализации экономики США в целом.

Прежде всего, обычно переоценивается значение быстрых темпов роста в США в 90-е годы. Средний прирост ВВП за 1990-2000 гг. составил примерно 3%, что неплохо для страны такого высокого уровня развития, но не является чем-то экстраординарным. Собственно быстрые темпы роста относятся к периоду 1996-2000 гг. и составляют около 4%. Это хороший темп, но Америка знала и более высокие темпы (5,9% в 1962-1966 гг.). Для объяснения аналитиками был придуман особый термин «экономика ожиданий», поскольку большинство корпораций НЭ в лучшем случае не имели реальных прибылей, а то и были убыточными. Но, как выяснилось в ходе корпоративных скандалов начала XXI в., речь шла об игре на курсовой разнице, получаемой в результате искусственного вздувания курсов, в том числе и с помощью незаконных манипуляций высшего менеджмента компаний НЭ. Система фондовых опционов обеспечивала высший менеджмент компаний вознаграждением в виде акций по фиксированной цене, которые они через определенное время продавали по вздутому курсу.

НЭ создала возможность быстрого возвышения новых крупных компаний, активы которых в значительной степени носили нематериальный характер: ноу-хау, технологии, объем клиентуры, новаторская репутация (создаваемая рекламой). У широких масс мелких инвесторов это породило ажиотажный спрос на акции компаний НЭ, что также способствовало стремительному росту курсов (впоследствии, когда произошел обвал фондовой биржи, именно на мелких акционеров пришлись основные убытки).

В НЭ шла острая конкуренция, но, как правило, не за качество продукции, а за захват рыночной ниши. Следствием явилась волна слияний и недружественных поглощений, финансируемых новыми финансовыми инструментами, такими, как деривативы, фондовые опционы, мусорные облигации, - с помощью которых финансовые ресурсы появлялись фактически «из воздуха», не имея под собой никакого материального обеспечения. Мелкий инвестор ожидал высоких прибылей - это привело к искажению инвестиционных потоков и нарушению пропорциональности развития экономики.

В сложившейся ситуации в НЭ делались огромные избыточные инвестиции. Так, 90% проложенных в 90-е годы волоконно-оптических сетей так и не увидело светового луча. Бурное развитие информационных технологий вызвало перепроизводство информации при естественной ограниченности спроса на нее: возможностями человеческого восприятия и наличия свободного времени у потребителя. «Экономика ожиданий» не оправдала ожиданий, и бум 90-х годов закончился обвалом на фондовой бирже в 2000-2001 гг. Отрыв фиктивного капитала от реального вызвал образование фондового «мыльного пузыря», коллапс которого и привел к упомянутому обвалу на фондовой бирже.

В конце XX века сложились два мифа НЭ. Во-первых, о совершенстве методов корпоративного управления в США. Считается, что именно технологии управления являются ключевым фактором высокой конкурентоспособности Америки на мировом рынке. Они настолько совершенны, что в последнее время информация о них засекречена от конкурентов, и почти полностью исчезла из научных журналов и массовых изданий.

Однако корпоративные скандалы начала нового тысячелетия заставляют в этом усомниться. Методы, применявшиеся высшим менеджментом крупнейших компаний НЭ, не отличались особой оригинальностью. При всем своем разнообразии они сводились к манипуляциям с отчетностью - раздувались объемы продаж, и, соответственно, прибыль, а также к элементарному подкупу финансовых аналитиков, предоставлявших рядовому инвестору заведомо ложную информацию, сильно приукрашивающую перспективы сомнительных компаний. Раздувая экономические показатели с целью игры на курсовой разнице, высший менеджмент корпораций НЭ не брезговал такими средствами, как включение в текущую отчетность поставок продукции на будущие периоды или создание фиктивных компаний - так называемых «почтовых ящиков» - с которыми заключались двойные сделки: на продажу и обратную покупку продукции, причем первое включалось в отчетность как поступление, обратные покупки в отчетность как издержки не включались.

Упомянутые уже фондовые опционы наряду с безвозвратными кредитами, получаемыми топ-менеджерами от возглавляемых ими корпораций, зачастую не включались ими в ни в налоговые декларации, ни в годичную отчетность, предоставляемую акционерам. Те и другие исчислялись десятками, а то и сотнями миллионов долларов в год. За 80-90-е годы вознаграждение топ-менеджмента возросло в 400 раз.

Переоценка капитала корпораций по рыночной стоимости (особенно после снижения ставки налога на нее) в условиях раздувания фондовых курсов привела построению самых настоящих финансовых пирамид, наподобие печально известной «мавродиады» в России середины 90-х годов. Еще одним примером финансовых махинаций являлось перенесение текущих расходов на капиталовложения и завышение тем самым прибылей.

Существенным моментом является также теоретическая трудность оценки нематериальных активов, что оставляет значительный простор для раздувания корпоративных активов и приукрашивания истинного финансового положения корпораций.

Результатом всего этого строительства пирамид было то, что значительная часть прироста американского ВВП, налоговых поступлений в федеральную казну и роста богатства американского среднего класса носила виртуальный характер и испарилась в 2000 году с исчезновением фондового мыльного пузыря.

Однако на протяжении 90-х годов иллюзия роста богатства способствовала лихорадке расточительного потребления в рядах среднего класса и снижению до одного процента доли сбережений в национальном доходе США.

Прокол мыльного пузыря и попытки оживить инвестиционную деятельность путем снижения налога на богатых привели к тому, что бюджетный профицит сменился крупным дефицитом, а недостаток внутренних сбережений в условиях потребительской лихорадки и резкого отставания реального сектора экономики США имел результатом систему так называемого двойного дефицита, т.е. дефицита госбюджета, покрываемого выпуском государственных облигаций, и внешнеторгового дефицита, покрываемого частично импортом капитала, частично выбросом на мировой рынок наличных долларов и различных финансовых инструментов, номинированным в долларах. Прокол мыльного пузыря сопровождался каскадом банкротств крупнейших компаний, некоторые из которых имели активы порядка сотни миллиардов долларов (Энрон, УорлдКом).

В настоящее время по финансовым махинациям высшего американского корпоративного менеджмента возбуждены десятки уголовных дел. В середине июня 2005 г. закончилось судебное разбирательство дела генерального директора крупного холдинга «Тайко интернешнл лимитед», объединяющего десятки фирм по производству автоматического управляющего оборудования и программного обеспечения к нему, Д. Козловски и финансового директора холдинга М. Шварца. Оба признаны виновными по 22 статьям обвинения, в том числе по хищениям в особо крупных размерах, что по американским законам влечет за собой тюремное заключение сроком до 25 лет. В июле будущего года предполагается начать судебные слушания по делу Кеннета Лея и Джеффри Скиллинга, высших менеджеров энергетической компании Энрон, активно использовавшей интернет-технологии. По делу о мошенничестве высшего менеджмента другой интернет-компании УордКом уже вынесен обвинительный приговор. Подобное состояние дел в ведущих корпорациях НЭ заставляют усомниться в совершенстве американского корпоративного управления*.

Подозрения вызывает и миф об американском технологическом превосходстве. Некоторые авторы, в том числе и российские, утверждают, что технологический отрыв Соединенных Штатов от остального мира становится уже непреодолимым даже для развитых стран. Возможно, что здесь нашел отражение успех применения информационных технологий формирования массового сознания в «холодной войне». Но есть неопровержимые факты, которые заставляют с осторожностью относиться к утверждениям о неоспоримом технологическом преимуществе США.

Это, прежде всего, устойчивый огромный дефицит торгового баланса США, который вырос с 109,4 млрд. долл. в 1990 г. до 651,0 млрд. долл. в 2004 г., а за первые 4 месяца 2005 г. составил 244,0 млрд. долл. Сальдо торгового баланса с Японией является отрицательным еще с 80-х годов, а в 2004 г. составило 75,6 млрд. долл. при том, что совокупные золотовалютные резервы Японии превысили 1 трлн. долл. Еще более серьезным является состояние торговли США с Китаем. Здесь дефицит 2004 г. составил 162,0 млрд. долл., а дефицит первых четырех месяцев 2005 г. - 56,7 млрд. долл., при золотовалютном резерве Китая порядка 400 млрд. долл. Хотя предполагается конкурентное превосходство США над Европой, торговый баланс США-ЕС существенно отрицателен: 109,3 млрд. долл. в 2004 г., и есть все основания полагать, что он сохранится примерно на том же уровне в 2005 г. Импорт нефти - еще один важнейший источник дефицита торгового баланса США: только со странами ОПЕК он приблизился к 100 млрд. долл. и имеет тенденцию превзойти этот уровень. На сегодняшний день из крупных стран и регионов у США положительный торговый баланс только с Австралией.

Но что еще более важно: баланс торговли продукцией передовых технологий также складывается не в пользу США. Правда, этот поворот произошел только в 2002 г. Но уже в 2004 г. дефицит здесь составил 36,9 млрд. долл., и, видимо, сохранится примерно на этом уровне в 2005 г. Былая гордость американской промышленности переживает не лучшие дни. В 2005 г. «Дженерал Моторз» отозвала 1,3 млн. автомобилей ввиду дефектов в тормозной системе. В списке наиболее респектабельных автомобильных фирм мира, ежегодно подготавливаемом Немецким автомобильным союзом, присутствует только одна американская фирма - «Форд», занимающая 16-е место, причем третье место занимает японская «Тойота» [25,13]. В. Кувалдин в статье «Глобализация: в поисках сущности» отмечает, что, по самым разным оценкам, предлагаемым для определения интеллектуального уровня экономической деятельности, Соединенные Штаты отнюдь не занимают первое место, а довольствуются, в зависимости от критерия, вторым, третьим, или даже четвертым местом [14, 48].

Наиболее востребованные информационные технологии используются в настоящее время для формирования сознания потребителей, обеспечивая расточительное потребление, а другие новые технологии создают практически безграничные возможности для наиболее фантастических форм расточительного потребления самых высших слоев мировой элиты (например, космический туризм), причем не только в США, но и в других развитых странах. Наряду с расточительными инвестициями расточительное потребление, а также перевод производства в страны с дешевой рабочей силой, создают условия для деиндустриализации развитых стран. В особенности это относится к США, где только 14% самодеятельного населения занято в реальном секторе экономики. Но и во Франции признается нарастающая деиндустриализация страны, что нашло отражение недавнем решении президента Жака Ширака о создании государственного Агентства промышленной инновации, принятому по докладу президента концерна «Сан-Гобейн» Жана-Луи Беффа. Характерно, что в этом докладе признавалась «неспособность рынка самостоятельно и правильно определить ориентиры для развития национальной промышленности [24,62].

Деиндустриализация и перенос производства ведут к тому, что сектора, производящие новые научно-технологические принципы и новые технологии, лишаются национальной экспериментальной базы, что может привести и уже привело к серьезному отрыву продукции, предлагаемой НЭ, от реальных потребностей населения страны базирования. Кроме того, размывание реального сектора, с одной стороны, увеличивает опасность массовой безработицы, а с другой - нарушает нормальный финансовый оборот, обеспечивающий финансирование создания новых технологий и производства на их основе жизненно необходимых товаров и услуг. Наглядной иллюстрацией является состояние торгового баланса США, а также образование в конце прошлого века огромных финансовых пирамид в этой стране. Принципы и технологии должны воплощаться в реальной продукции, иначе их дальнейшее развитие повисает в воздухе.

К проблеме деиндустриализации примыкает проблема деградации инфраструктуры. Вспомним энергетический кризис в Калифорнии и недавнее отключение энергетической системы Восточного побережья США и Канады. Президент Буш мл. заметил по этому поводу, что магистральные сети энергоснабжения США не подвергались коренной модернизации с 50-х годов. Другим примером деградации инфраструктуры в США является катастрофическое состояние дамб в Новом Орлеане, выявившееся во время урагана «Катрина» осенью 2005 г.

НЭ вносит изменения в структуру собственности производственных и распределительных отношений. Революция менеджеров и возникновение широкого слоя мелких акционеров сформировали иной характер отношении в корпорациях. В дополнение к противоречию «наемный работник - собственник», появилось противоречие «мелкий собственник акционерного капитала - высший менеджмент». В экономической литературе эта проблема получила название «принципал-агент». Теоретически, агент (менеджер) должен действовать в интересах принципала (собственника). Но в условиях информационной асимметрии (высший менеджмент располагает гораздо большим объемом информации, причем более достоверной, чем мелкий акционер) у топ-менеджмента возникает соблазн пренебречь интересами собственника и стремиться, прежде всего, к обеспечению личной выгоды, даже в ущерб возглавляемой корпорации.

В США, под давлением пенсионных фондов, являющихся крупными держателями акций и извлекающими прибыль из курсовой разницы имеющегося в их распоряжении портфеля, исторически сложилось, что основным критерием деятельности топ-менеджмента является рыночная стоимость акций их корпорации, определяемая курсом на фондовой бирже. Но это - крайне однобокий и краткосрочный критерий, не создающий стимулов к долгосрочному стратегическому развитию корпорации. НЭ обеспечила высший менеджмент мощными инструментами использования этого критерия в своих интересах. Представляется, что Г. Делягин не совсем прав, утверждая, что деньги уступают технологиям свою роль инструмента господства. Практика 90-х годов в Америке и последующие скандалы показали, что высший менеджмент стремится обеспечить себя в первую очередь денежным вознаграждением, и в как можно большем размере, идя зачастую на прямое нарушение закона. Деньги порождают власть, а она, в свою очередь, порождает деньги. Технологии (за некоторыми исключениями) интересуют топ-менеджера корпорации НЭ в основном с точки зрения личного обогащения в денежной форме.

Такое положение в корпоративном управлении создает новую ситуацию для финансового сектора. Из вспомогательного инструмента, обеспечивающего расчеты между предприятиями и финансирование производства, он превращается в самостоятельный генератор денежных средств и быстро оттесняет производства с позиций основы экономики развития стран. В финансовом секторе капиталы обращаются гораздо быстрее, а рентабельность операций гораздо выше.

Прежде всего, через финансовый сектор проходит огромная масса вновь эмитируемых для покрытия дефицита торгового баланса США долларов. Поскольку этот дефицит устойчив, данная денежная масса носит виртуальный характер – Америка получает реальные ценности из-за рубежа, но внутри страны не создаются реальные ценности, которые могли быть предложены в обмен. Вместо этого Америка предлагает нарастающий поток краткосрочных денежных обязательств (долларов), которые котируются на международных валютных биржах по плавающему курсу. Пока что доллар является мировой валютой в силу большого объема американской экономики, военно-политического могущества США, привязки нефтяных цен к доллару и незаинтересованности (до времени!) крупнейших кредиторов Америки – Японии и Китая выбросить эти обязательства на мировой валютный рынок (из опасений катастрофической дестабилизации мировой валютной системы). Но такое положение не может сохраняться вечно.

Этому противостоит тенденция США наращивать долг развивающихся стран МВФ. Этот нарастающий долг связан преимущественно с периодическими финансовыми кризисами, испытываемый той или иной страной вследствие хаотического и умышленно-спекулятивного перемещения «горячих денег». Как правило, в случае такого кризиса стране выдается крупный кредит МВФ, которым она погашает свои обязательства перед частными кредиторами (под флагом стабилизации отечественной валюты). Кредит же МВФ повиснет на государственной казне страны.

Другая сторона деятельности министерства финансов США заключается в том, что она оказывает давление на другие страны и побуждает их хранить свои валютные резервы в долларах США, точнее, в краткосрочных обязательствах США. Доход по ним колеблется, но в среднем составляет около 2%, между тем как средняя ставка по заимствованиям на мировом денежном рынке колеблется в области 8-10%. До сих пор низкая доходность государственных обязательств США компенсировалась тем, что доллар является мировой валютой и Федеральная резервная система США могла эмитировать достаточное количество наличных долларов для погашения этих обязательств, и, таким образом, казначейство США ни при каких обстоятельствах не могло объявить дефолта. Тем более, что эмиссия долларов для обслуживания мирового рынка дает США значительный эмиссионный доход. Но тем не менее, США предпочитает связывать страны, хранящие в них валютные резервы, соглашениями о недопущении массового сброса казначейских обязательств США (например, известное соглашение Плаза с Японией, 1982). Не исключено, что такое соглашение у США есть и с Россией. Однако, известны девальвация доллара на 2/3, состоявшаяся в 1934 г., и отказ американской администрации от покупки золота по фиксированной цене в 1972 г., что также свелось к фактической девальвации доллара. Таким образом, и в настоящее время, в условиях растущей цены на нефть девальвация доллара, сопровождаемая массовым сбросом долларовых резервов отнюдь не исключается.

Возникает ситуация, когда расплачиваясь по торговому дефициту свежеиспеченным долларом, США возвращает их обратно в свой финансовый сектор и использует для своих экономических и политических целей. Так, большая часть расходов по второй иракской войне была покрыта США за счет продажи краткосрочных казначейских обязательств иностранным государствам.

В итоге происходит свободное рециклирование долларов и, несмотря на дефицитность торгового баланса США возникает та финансовая мощь Америки, с опорой на которую проводится политика глобализма.

Банки играют роль посредников в интенсивном процессе поглощений и слияний к разукрупнениям крупных корпораций и конгломератов, идущем в ногу с развитием новой экономики, они получают за это значительные комиссионные. Процесс увеличения капитализации корпораций путем эмиссии и размещение новых облигаций также идет через банки и другие финансовые институты и приносит финансовому сектору огромные доходы.

Наконец, в мире обращается огромный объем квазиденег, так называемых деривативов. Последние представляют собой фьючерские сделки на куплю-продажу ценных бумаг, которые на самом деле не выполняются, и по которым фактические производится зачет курсовой разницы. Подобного рода контракты могут, в свою очередь, продаваться и покупаться, а фактически превращаются в своего рода пари. В последнее время стали появляться деривативы, открыто носящие характер пари, такие как заключение сделки на выплату денег, если свой индекс фондовой биржи или группы акций достигает определенного уровня.

Рынок деривативов характерен тем, что, перераспределяя и снижая риски для отдельных участников финансовых операций, в целом он своим функционирование повышает общий уровень системного риска. Трансакции с деривативами вышли из системы правового регулирования и открыли возможность для широкомасштабных валютных спекуляций. Финансовый рынок стал играть роль, независимую от товарных рынков. Ранее операции с валютой носили характер арбитража, теперь они превратились в спекулятивную и наиболее выгодную рыночною операцию1. Возникновение рынка деривативов окончательно оторвало финансовый сектор от реальной экономики. Возникло явление, которое С. Пронин назвал «финансизмом», имея под этим в виду приобретение финансовыми операциями самодовлеющего характера и все большую виртуализацию того, что происходит на финансовом рынке2. Например, прибыль банков от посредничества в операциях по слиянию и разукрупнению стала носить явно виртуальный характер, в качестве другого пример виртуальной финансовой операции можно привести переоценку капитализации корпораций в связи с изменением курсов их акций на бирже.

Но виртуальная прибыль зачисляется в ВВП, с нее уплачиваются виртуальные налоги и дивиденды, а в конечном счете у держателей акций появляется вполне виртуальное ощущение иллюзорного богатства, которое наряду с длительным доходом от виртуальных операций выплескивается в виде расточительного потребления на товарные рынки и создает неустранимый, постоянно действующий, встроенный в систему источник инфляции.

Объемы обращающихся деривативов во много раз превышает объемы наличной денежной массы.

Все эти операции держит в своих руках фондовый сектор США (в основном) и других развитых стран.

Рециклирование долларов бьет по бедным и небольшим развивающимся странам. США и МВФ вынудили их снять ограничения, наложенные на заимствования своего частного сектора за рубежом. Оказалось, что доступность кредитов душит развитие этих стран еще сильнее, чем их дефициты. Дж. Ю. Стиглиц [30, 275-276] следующим образом рисует применяемую при этом схему ограбления: Пусть некая фирма в бедной развивающейся стране берет краткосрочный кредит в американском банке на сумму 100 млн. долл. Банк может в любой момент отозвать кредит, отказав в его возобновлении. Во избежание такой ситуации и паники на мировых финансовых рынках, могущей повлечь за собой общее бегство капиталов из этой страны, правительство страны придерживается осмотрительного правила, согласно которому нужно поддерживать объем валютных резервов на более высоком уровне, чем общий объем зарубежных заимствований. Это означает, что в данном случае правительство должно увеличить объем своих резервов не менее чем на 100 млн. долл. Таким образом, в чистом виде страна не получает ничего. Но США получает, скажем, 18 млн. долл. процентов по выданному займу и уплачивают по вложенным в ее казначейские обязательства резервы в 2 млн. долл. Чистая выгода США составляет 16 млн. долл.

Кроме того, операции по этой схеме оказывают угнетающее влияние на рост в развивающихся странах, поскольку каждый год ими откладывается многомиллиардный резерв, вместо финансирования собственной экономики.

При этом США активно используют вложенные в их государственные ценные бумаги деньги развивающих стран (см. выше – финансирование иракской войны).

В настоящее время и в России проблема хранения ресурсов и стабилизационного фонда в американских ценных бумагах вместо использования их для развития, стоит в центре дискуссий в парламенте, правительстве и общественности, и уже приняты некоторые шаги для более рационального использования резервов. Представляется, что хотя определенный резерв на случай внезапного резкого падения цен на нефть (что, скорее всего, в ближайшее время не произойдет), России действительно необходим, лучшим средством защиты от внезапного падения цен на энергоносители, является диверсификация экономики и экспорта с развитием полного набора важнейших, в том числе высокотехнологичных отраслей при использовании валютных резервов, в том числе и стабилизационного фонда. Политика «стерилизации» валютных поступлений представляется совершенно необоснованной и опасной для будущего страны.

ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЕ КОРПОРАЦИИ (ТНК)

ТНК являются не только техническим носителем глобализации, но и ее главной движущей силой. Под ТНК понимается обрастание «родительских компаний» многочисленными дочерними фирмами и филиалами в разных уголках мира . В 2000 г. в мире насчитывалось 63 тыс. ТНК со 690 тыс. иностранных филиалов. Только на 100 крупнейших ТНК приходилось 1/3 мирового экспорта ТНК осуществляют свою экспансию в основном через прямые инвестиции, создавая в принимающих странах либо новые предприятия, либо ставя под свой контроль существующие предприятия. В последнее время они все более предпочитают вторую тактику. Широко используются слияния крупных компаний однородного профиля.

Для проникновения в принимающие страны им нужны рыночные свободы, но в то же время возрастающее доля мировой торговли, осуществляемая в порядке внутрифирменного оборота, исключается из сферы действия рыночного механизма. Широко используемые трансфертные цены позволяют обходить ограничения принимающей страны на движение капиталов и использовать капиталы, создаваемые в одной стране для финансирования развития производства в других странах. «… механизмы трансфертного ценообразования становятся, с одной стороны, механизмами подрыва национальных рынков (так как часть продаж на них проводится между аффилированными структурами по нерыночным ценам), а с другой – стихийной и насильственной либерализации национальных экономик. … страны, вводящие более жесткие механизмы регулирования бизнеса, объективно становятся жертвами цен: они лишаются связанных с деятельностью ТНК финансовых потоков, недополучают налоги, теряют валютные резервы…», - пишет М. Делягин [8, 259].

С другой стороны трансфертные цены подрывают одно из основных допущений теории общего рыночного равновесия, а именно, что в цене содержится вся информация, необходимая участнику рынка для принятия решения. С ростом мощи ТНК и их рыночной доли теория общего рыночного равновесия, - базовый элемент теории глобализма и либерализации мировой экономики, - уходит в область красивых легенд.

Под контролем ТНК находятся, как правило, опутывающие современный мир сетевые системы, производственные и маркетинговые, но, прежде всего, системы жизнеобеспечения: транспортные (в т.ч. трубопроводный транспорт), электроэнергетические, городское хозяйство мегаполисов, информационные системы, связь. Там, где контроль все еще остается за государством, ТНК стремятся осуществлять приватизацию. Эти попытки, как правило, дают отрицательные результаты. Достаточно вспомнить Калифорнийский энергетический кризис, массовое отключение электроэнергии на северо-восточном побережье США и в Канаде, резкий рост аварийности английских железных дорог после их приватизации.

Экстраполируя современные тенденции, М. Кастеллс выдвигает концепцию «сетевого общества», в котором власть от национальных элит и государств переходит к глобальной финансовой и информационной элите, контролирующей мировые сетевые структуры. По мнению Н.Иванова «сетевое общество» является тупиком в развитии человечества, так как подобная концепция власти подрывает возможность саморегулирования и саморазвития общества [12, 59]. Более того, уход основных систем жизнеобеспечения из-под контроля национальных государств повышает их коммерческую эффективность за счет снижения надежности и соответственно увеличивают опасность технических катастроф, ущерб от которых многократно превышает выгоды повышения коммерческой эффективности.

АКТУАЛЬНЕЙШИЕ ПРОБЛЕМЫ МИРА В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

К ним я отнес бы: проблему потребления, демографическую проблему, проблему глобальной бедности и экологическую проблему. Вокруг них группируется еще множество других достаточно серьезных проблем, но их значимость для будущего человечества на порядок меньше.

ПРОБЛЕМА ПОТРЕБЛЕНИЯ

Как это ни парадоксально, эта проблема имеет первостепенное, и я бы даже сказал из ряда вон выходящее значение. В самых грубых чертах ее можно сформулировать так: миру в одинаковой степени угрожают две взаимосвязанных проблемы – ненасытное перепотребление одной пятой и чудовищное недопотребление его остальной части.

На рубеже XX-XXI вв. произошла кардинальная трансформация капитализма. Из капитализма созидательного накопления он превратился в капитализм расточительного потребления. Показателем может служить неуклонное снижение нормы сбережения в промышленно развитых странах. В США в настоящем время он колеблется где-то между 0 и 1 процентов. Эта страна уже полностью компенсирует минимально необходимый размер накоплений за счет внешних займов. Но самое существенное состоит в том, что эти займы в основном финансируют рост потребления. На внутреннем рынке им соответствует рост «иллюзорного богатства» - высокая прибыль от переоценки фондовых активов по рыночной стоимости (о фиктивном раздувании курсов акций уже говорилось выше) и рост долга американцев по потребительскому кредиту.

В 2001-2002 гг. в Сан-Франциско вышла книга трех американских авторов: Джона де Графа, Дэвида Ванна и Томаса Х. Нейлора – «Affluenza». The All-Consuming Epidemic. На русском языке она появилась в Москве под эпатажным названием «Потреблятство. Болезнь, угрожающая миру»* [6]. В ней впервые была реализована идея разобраться в этой тенденции, зародившейся в США, но быстро перерастающей в глобальную.

Суть дела в том, что американский (а вслед за ним западный, и не только западный) обыватель все больше замещает сложные компоненты смысла жизни приобретением вещей. Соединенные Штаты покрылись сетью гигантских супермаркетов, посещения которых становятся любимым времяпрепровождением американцев и даже центром американского стиля жизни. Рядовой американец давно уже потерял свой суверенитет потребителя, воспетый в классических учебниках экономики. Оглушенный и ослепленный рекламой, ошарашенный изобилием разнообразных вещей, обольщенный потребительскими кредитами и ростом курсов акций его портфеля (по которому несколько ударил охлаждающий ливень биржевого спада 2000-2001 г.), обыватель покупает разнообразные новинки современного технического прогресса без учета того, насколько они функциональнее того, что у него уже имеется и того, как они вписываются в быт. Старые, но вполне функционально пригодные вещи, безжалостно выбрасываться или помещаются на склад. Гаражи американцев среднего класса забиты ненужными (но еще пригодными к употреблению вещами) от которых они стремятся избавиться. Широкое распространение получила так называемая гаражная торговля. Одновременно растут свалки бытового мусора и бытовой техники. Количество потребляемого сырья и образующихся отходов растет с ростом выпуска товарных новинок.

Для того, чтобы оплатить весь этот вал потребления люди вынуждены больше работать. Уже сейчас в большинстве семей работают оба супруга. Все меньше времени остается у родителей для общения с детьми, которые все больше отдаются во власть телевидения и компьютерных игр, где на них тоже обрушивается явный или замаскированный поток рекламы. С детства люди приучаются к мысли, что жизнь состоит в том, чтобы больше зарабатывать денег и немедленно обращать их в вещи.

Рвется социальная ткань страны, разрушается капитал человеческих взаимосвязей. Нет времени для общения с детьми и даже супругов между собой, участия в общественных организациях, составляющих элементы так называемого гражданского общества, даже для простого общения с соседями и друзьями. Человек становится одномерным, превращаясь в машину для зарабатывания и траты денег. Технический прогресс предоставляет людям все более изощренные формы потребительства, процесс которого не имеет видимых средств и границ. Тогда как раньше возможные пределы даже самого роскошного и расточительного потребления были ограничены естественными возможностями производства.

Создается впечатление, что все это изобилие создается как бы из ничего, только за счет повышения уровня знаний (отсюда идея «общества знаний»). Действительно, на первом этапе новой волны экономической революции экономия труда шла в ногу с экономией капитала и ресурсов. Но практика сегодняшнего изобилия вышла за эти рамки, и оно питается тем, что наносит непоправимый ущерб настоящему и будущему населению Земли.

Расходуются ресурсы будущих поколений, уничтожаются уникальные пейзажи, меняется лик Земли, где отдельные «уголки рая» вписываются в ад нищеты и трущоб индустриальной пустыни. Беспощадно эксплуатируются развивающиеся страны: во-первых, за счет дешевой рабочей силы, во-вторых, за счет огромной недоплаты сырьевых ресурсов. Загнанные в тиски сырьевой модели страны подрывают свою экономику и свое будущее развитие. Если бы эти факторы учитывались, цены ресурсов на мировом рынке были бы намного выше. В-третьих, за счет сброса в развивающиеся страны наиболее вредного производства и вредных отходов. В-четвертых, усиления финансовой эксплуатации, о которой говорилось уже выше. И, наконец, за счет использования дешевого труда гастербайтеров-иммигрантов из бедных стран. Сюда же нужно добавить и «утечку мозгов» (потери от которой даже для одной России уже составили более сотни миллиардов долларов). [По распространенной оценке других экспертов эти потери оцениваются в 600-800 млрд. долларов. - ред. сайта.]

Внутренними источником финансирования этого «потреблятства» является разрушение систем социальных гарантий и общественной инфраструктуры. Так, с 1950-х годов не обновлялись энергопередачи на северо-запада США, длительное время не ремонтировались дамбы Луизианы. Все это выявляется в ходе техногенных катастроф и природных бедствий.

Еще больший урон наносится нравственному и психическому состоянию человека, вступающего в гонку потребления. В нем укрепляется индивидуализм и одновременно чувство депрессии и внутренней пустоты, глубокого одиночества среди этого мира красочных технических игрушек.

Американская модель «потреблятства» составляет существо современного капитализма – рост потребления обеспечивает как рост числа рабочих мест, так и прибылей. При этом значительная часть новых потребностей не связана с жизнеобеспечением или духовным совершенствование нынешнего человека, а на материальную и духовную базу будущих поколений они оказывают прямо-таки разрушительное воздействие.

Но, наверное, хуже всего, что это «потреблятство» расползается по всему миру вместе с американской экономической моделью. Страны среднего и бедного уровня достатка не могут себе позволить массовое «потреблятство». В них оно касается, прежде всего, элит, берущих за образец американцев, и не рядового обывателя, а американскую элиту. У этих элит единственный путь достигнуть такого уровня – разграбление собственной страны. Элита становится богаче потому, что разрушаются основы жизни подавляющего большинства населения – и это можно хорошо проследить на примере России.

Поэтому глобальное богатство и глобальная бедность тесно связаны, одно не существует без другого. Как указывал еще Гуннар Мюрдаль, нельзя добиться решения проблемы бедности, не ограничив потребления богатых [21]. И совершенно очевидно, что нельзя даже гипотетически поднять уровень потребления бедных стран до уровня богатых – в первую очередь потому, что мир задохнется под грудами отходов. Конфуций говорил, что стыдно быть бедным в богатой стране и богатым в стране бедствующей.* Перефразируя мудреца можно сказать, что стыдно (и опасно, добавил бы я) быть островками расточительного потребления в бедствующем мире. Но к странам «золотого миллиарда» это, по-видимому, не относится, так же как и подражающей американскому образу жизни элите развивающихся стран.

В заключение подчеркнем, что речь идет вовсе не о том, как это часто говорят сторонники рынка, чтобы «все отобрать и поделить». История знает один частный случай такого дележа: это чековая приватизация в России по Чубайсу. Действительно, отобрали всю собственность у народа (которая у государства была только в доверительном управлении) и поделили между узким кругом «достойных» лиц. Теперь речь идет о гораздо более сложном – нужно изменить парадигму потребления и самого развития, изменив структуру и объемы как производства, так и потребления, а также распределение ресурсов между развитым и развивающимся мирами.

ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

Демографическая проблема не является порождением глобализации, по крайней мере, нынешней глобализации. Но глобализация придает ей особый оттенок и заостряет некоторые стороны. Проблема как таковая лежит на стыке двух отчасти взаимосвязанных тенденций. Прежде всего, это общий рост населения планеты – как следствие научно-технического прогресса, в первую очередь, в области медицины и производства продуктов питания. Но также и благодаря появлению новых возможностей занятости, тоже как следствие научно-технического прогресса. Этот процесс грозит серьезными опасностями для планеты. Предполагается, что к 2050 г. землян будет порядка 9-10 млрд. чел. Дальнейший рост хотя, может быть, и с некоторым замедлением, но тем не менее, с достаточно высокой скоростью, может поставит планету перед лицом катастрофы: экологической, ресурсной, климатической и др.

Вторым аспектом глобальной демографической проблемы является миграция. Волны переселения народов прокатывались по планете на протяжении всей известной нам истории. Н. Римашевская [28, 259] не без оснований, считает, «что истоки глобализации берут свое начало в миграциях населения, в том числе связанного с ростом его численности и освоением новых территорий» (Обычно, с истребление коренного населения). Но современная миграция предполагает более простую модель и проистекает из проблемы потребления. В богатых обществах имеет место сверхпотребление, которое обуславливает недопотребление в бедных обществах. Глобализация легально и нелегально снимает барьеры на пути миграции. И наиболее активный человеческий материал устремляется в богатые страны не столько в надежде, что ему что-то перепадет от сверхпотребления богатых, сколько в надежде, что можно будет избавиться от ужасающего недопотребления у себя на родине.

С другой стороны, процесс миграции из развивающихся стран в развитые является скорее не аналогией переселения европейцев из Старого Света в Новый, а работорговли – «золотой миллиард» ввозит дешевую рабочую силу в основном для выполнения грязных и тяжелых работ, но также и работ более сложных, например, работы в науке и здравоохранении тогда, как коренное население стремится перейти на более престижную и высокооплачиваемую работу (финансы, госслужба, недвижимость и т.п.).

И еще один момент – большинство стран «золотого миллиарда» активно сбрасывают материальные и моральные издержки по воспроизводству рабочей силы на развивающиеся страны. Неслучайно в странах «золотого миллиарда» прирост коренного населения очень низок, а иногда и близок к нулю. Главным фактором современной демографической тенденции в западном мире является потребление – в обществе потребления вещи все больше вытесняют людей. Переход потребления в «потреблятство» идет в ногу с формированием крайне индивидуалистического и гедонистического общества.

Этот вопрос был поставлен еще Эрихом Фроммом в книге «Быть или иметь» [33], где он поставил проблему – что находится в центре человеческой жизни: модус «жить» или модус «иметь»? Поставив в центр жизни модус «иметь» человек теряет способность различать людей и вещи. Те и другие для него просто объекты. Вещь становится объектом, в котором отражается и самоутверждается индивидуум, следующий принципу удовольствия. Вещь в этом отношении превосходит человека – она не имеет причиняющей неудовольствие индивидуальности и находится в полной зависимости от своего владельца. Она компенсирует его недостатки, обладание ею повышает его самоценность. Неслучайно модус «иметь» осуществляется в череде повторений, однообразие которых маскируется кажущейся новизной: новая женщина, новая машина, новая зубная паста, новые прокладки, совершенно новый сверхустойчивый вкус жевательной резинки*…

И разрушается институт семьи, создаются временные сожительства, быстро распространяются и усиленно пропагандируются однополые браки, в некоторых странах они признаются официально, и однополые пары венчаются в церкви. Так что вопрос о преемственности поколений может стоять разве что у элиты, ну а обычная рабочая силы (даже и высокоинтеллектуальная и высококвалифицированная) может быть импортирована из менее продвинутых стран.

В краткосрочной перспективе процесс миграции из развивающихся стран сулит странам «золотого миллиарда» немалые экономические выгоды, к которым можно еще добавить и возможность давления на собственную рабочую силу.

Но при этом разрушается то, что Н. Римашевская [28, 290] называет социальным капиталом, т.е. «плотность взаимосвязей между индивидуумами, группами индивидуумов в обществе, оцениваемая с точки зрения доверия, честности и согласованности».

Размываются средний класс стран «золотого миллиарда» и одномодальное распределение семей по доходу и собственности, возникает тенденция вытеснения одномодального распределения бимодальным, где средний класс достаточно мал или совсем отсутствует, а распределение принимает вид двух горбов, где слева сосредотачивается огромная масса малоимущего населения, а справа – небольшая кучка сверхбогатых, на которых приходится основная часть дохода и почти вся собственность с более или менее глубоким провалом между ними.

Параллельно идет формирование космополитической глобальной элиты и противостоящей ей основной массы населения.

Естественно, что правый горб задает стили, структуру потребления наряду с ценами на потребительские товары, подталкивая инфляцию путем конкуренции «большого кошелька» на рынках потребительных товаров. В ответ начинает расти теневой сектор внутри стран «золотого миллиарда», опирающийся на дешевую и, в основном, нелегальную рабочую силу иммигрантов а также возникает волна дешевого импорта из новых индустриальных стран, таких как Китай, Ю. Корея, Индия, азиатские тигры. Конфликты интересов различных экономических и этнических групп усиливаются.

Среди большинства демографов господствует концепция демографического перехода. Согласно этой концепции демографическое воспроизводство коррелирует с индексом развития человеческого капитала (ИРЧП), который в свою очередь коррелирует с уровнем развития страны*, при достаточно высоком ИРЧП можно наблюдать признаки демографического перехода. Демографический переход заключается в том, что по мере повышения ИРЧП (а он наиболее высок в так называемом первом мире – странах современной западной цивилизации) страны переходят на новый режим воспроизводства населения с низкой рождаемостью и падающей смертностью, где имеет место либо нулевой, либо близкий к нему рост населения.

Ко второму относятся новые индустриальные страны, в том числе Китай, Индия, республики СССР; оно по уровню развития ниже высокоразвитых, но выше слаборазвитых стран третьего мира. Они находятся в острой фазе демографического перехода. Для них характерны высокие темпы демографического роста и традиционные модели демографического развития.

Третий мир – это страны, лишь начинающие входить в фазу демографического перехода. Они сохраняют сравнительно высокие темпы демографического роста при крайне низком уровне экономического развития.

Исходя из идеи демографической революции и демографического перехода, рост мирового населения должен прекратиться к концу XXI века, достигнув максимума примерно в 9 млрд. чел. При этом прогнозируется значительное старение населения (см. Модель С.Капицы, Лутца и Щербова, экспертные оценки ООН).

При солидной статистической базе и основательной теоретической приработке концепция демографического перехода имеет ряд очевидных слабых мест:

1. Согласно этой концепции явным или неявным образом получается, что одним из главных препятствий на пути развития стран третьего мира является высокий рост населения, при сохранении которого их ждет «пауперизация, люмпенизация и маргинализация» населения. Между тем есть выдающиеся примеры сочетания высоких потоков роста населения с высокими темпами экономического развития. К их числу относятся Китай и Индия. Опыт послевоенной Японии (периода быстрых темпов экономического роста) показывает, что есть модели, позволяющие использовать высокий темп роста населения для ускорения экономического развития. В Японии это была модель «двойственной экономики», позволившая полностью задействовать многочисленную рабочую силу на малых и средних предприятиях, с успехом сочетая это с развитием новейших технологий на крупных предприятиях.

Значит, проблема развития заключается не столько в темпах роста населения, а в распределении мировых ресурсов, мирового богатства и мирового потребления. Постоянно недоедающее население с подорванным здоровьем не может стать движущей силой мирового развития. Откачка лучшей части населения и в особенности «мозгов» является более важным препятствием на пути развития, чем перенаселение. Существеннейшее значение имеет возможность пересадки новейшей технологии на отечественную почву, для чего нужна подпитка («удержание») образованных кадров, способных это осуществить.

Следовательно, сильная социально-экономическая и научно-техническая политика способна вывести даже страны с очень быстрым темпом роста населения на принципиальную траекторию роста.

2. Пример России показывает, что возможно, как падение производства в условиях резкого сокращения рождаемости (к тому же сопровождаемого ростом смертности, причем мужчин в самом трудоспособном возрасте), так и отрицательный рост коренного населения в условиях быстрого темпа экономического роста. Ситуация в России нуждается в тщательном и всестороннем анализе, но даже то, что мы знаем сейчас, заставляет предположить, что демографическая реальность не полностью укладываться в современные демографические модели. Очевидно, что необходим учет традиций, специфики и геополитического положения каждой страны. В особенности, это относится к России, ибо есть достаточно любителей и у нас, и за рубежом объяснять убыль коренного населения России с позиций концепции «демографического перехода». Бытуют также и предложения восполнить эту убыль массовой миграцией из заграницы. На самом же деле демографическая проблема в России призвана стать объектом первого приоритета и сложной комплексной социально-экономической политики.

ПРОБЛЕМА ГЛОБАЛЬНОЙ БЕДНОСТИ

В.Кувалдин [14, 57] совершенно справедливо называет бедность «родовой травмой глобализации», имея под этим в виду, что глобализация зародилась вместе с гигантским неравенством в уровне жизни огромных масс населения Земли и традицией способствовать концентрации богатства и власти в руках небольшой группы индивидов, корпораций и государств. Глобальная бедность связана с вопиющим неравенством в распределении ресурсов, она коренится в расточительном сверхпотреблении стран «золотого миллиарда», приводит к волнам миграции, нарушающим этническое и цивилизационное равновесие, порождает глобальную социально-экономическую неустойчивость, острые этнические и социальные конфликты, локальные войны и не в последнюю очередь причастна к возникновению мирового терроризма.

Следующие данные характеризуют глобальную бедность. В 2000 г. на долю стран «золотого миллиарда», население которых составляет шестую часть землян, приходилось около 80% мирового дохода (в среднем 70 долларов на человека в день). При этом 57% населения Земли в 63 беднейших странах существовало в среднем на 2 доллара в день. На доходы менее одного доллара в день жили 1,2 млрд. человек. Три четверти беднейшего населения Земли живет в сельской местности развивающихся стран. Очагами крайней нищеты являются Африка южнее Сахары и Южная Азия.

Интересная динамика увеличения разрыва в доходах богатейших и беднейших стран планеты. Сопоставление верхнего и нижнего квинтиля по доходам мирового населения показывает: в 1960 г. доходы соотносились как 30:1; в 1996 г. как 10:1; в 1997 г. как 74:1. С 1950 по 1990 гг. душевой доход в США вырос с 10000 до 24000 долл., в то время как в Мозамбике он сократился с 1000 до 850 долл. Двести богатейших людей мира за четыре года (1995-1998) более чем удвоили свои состояния, которые превысили 1 трлн. долл. Их активы достигли 41% совокупных мировых активов. Активы трех крупнейших миллиардеров превысили совокупный ВНП всех наименее развитых стран с населением в 600 млн. человек [28, 306]. Разрыв между странами «золотого миллиарда» и остальным миром приобретает окончательный и бесповоротный характер (См. выше проблему «конченых стран»).

Различие в уровне жизни между «золотым» и «голодным» миллиардом настолько велико, что живут они как бы в разных мирах. «Золотой миллиард» потребляет 86% товаров и услуг, более половины энергоресурсов, почти половину мяса и рыбы. В то же время во второй половине 90-х годов в «голодном миллиарде» насчитывалось свыше 800 тыс. человек, страдающих от недоедания. Более миллиарда человек не имеет доступа к чистой питьевой воде.

С другой стороны, в странах «золотого миллиарда» серьезнейшей проблемой становится расточительное сверхпотребление во всех областях жизни. Так, в США серьезное беспокойство вызывает переедание. Половина взрослого населения страны имеет избыточный вес, а пятая часть страдает от ожирения.

Глобализация (и, прежде всего, либерализация внешнеэкономических связей) скорее способствует глобальной поляризации, чем служит инструментом ее устранения. Открытость экономики имеет, по данным Всемирного банка, отрицательную корреляцию с уровнем располагаемых доходов 40% беднейшего населения планеты и положительную корреляцию с ростом благосостояния верхнего дециля населения мира.

Политика ВТО сводится к тому, что риски и потери от глобализации несут беднейшие страны, а выигрыши достаются богатым.

Для развивающихся стран глобализация означает усиливающееся подчинение принципам либерализации и приватизации (согласно Вашингтонскому консенсусу) под возрастающим давлением международных экономических организаций. Сокращается, в частности поддержка со стороны государства социально слабых слоев населения. Растет безработица. Лишенные поддержки работники переходят в теневой сектор экономики. Там они лишены вообще каких-либо социальных гарантий. Более того, теневой сектор тесно смыкается с криминальным бизнесом и торговлей людьми. Глобализация увековечивает бедность, насилие и падение нравов.

Глобальная поляризация связана с растущим разрывом в средней продолжительности жизни между развитыми странами и третьим миром. Сейчас это разрыв в среднем составляет 1,4 раза [28, 312].

По оценке В. Кувалдина [14, 59], «мы являемся свидетелями углубляющегося разрыва в уровне социально-экономического развития между богатыми странами Запада и другими частями мира, консервации нищеты во многих развивающихся обществах, существования устойчивых очагов бедности и в развитых индустриальных странах».

Устойчивое существование гигантских масштабов бедности на фоне все более тесного экономического, информационного, транспортного сближения мира, на фоне мощных миграционных потоков, на фоне появления в странах «золотого миллиарда» многочисленных компактных этнических групп и «голодного миллиарда» есть симптом того, что взаимное сближение и взаимная зависимость подходят к пределу, за которым силы отталкивания вскоре начнут брать верх над силами притягивания. Ранее два разных мира, богатых и бедных, существовали раздельно и не имели друг о друге достаточной информации. Сейчас телевидение доносит в самые глухие и бедные уголки земного шара картины жизни богатого мира, более того, его элиты. Иммигранты убеждаются на собственном опыте в том, насколько велик разрыв в материальном богатстве между двумя мирами. Глобализация быстро приближается к той грани, за которой может начаться дезинтеграция. Говоря словами В. Кувалдина [14, 60]: «… глобализация, рост взаимозависимости национальных экономик, бурное развитие транснациональных коммуникаций переводят проблему разрыва между бедными и богатыми в ранг общемировых».

Свой весомый «вклад» в рост бедности в развивающихся, да и в новых индустриальных странах внесла политика МВФ, основанная на «Вашингтонском консенсусе». Либерализация движения капиталов привела к широкомасштабному притоку в эти страны спекулятивных капиталов. Пользуясь своей финансовой мощью, глобальные валютные спекулянты организовывали внезапные резкие падения курса принимающей страны, заранее подготовив ряд мер, позволяющих им извлечь из этого падения максимальную прибыль. Не вдаваясь в подробности финансовых технологий, с помощью которых подобные операции осуществляются, остановлюсь здесь на последствиях этих кризисов. Прежде всего, падение курса национальной валюты вызывало бегство капиталов из переживающей кризис страны. Естественным образом следовало падение производства и рост безработицы.

В этих условиях рекомендации МВФ (политика «стабилизации») сводятся к поддержанию курсов национальных валют с помощью кредитов МВФ. Одновременно предлагается отказаться от государственного вмешательства в движение капиталов. В итоге крупные частные кредиторы возвращают свои вложения, а на государстве повисает крупная задолженность МВФ. Одновременно МВФ рекомендует резкое сокращение государственных расходов в целях обеспечения сбалансированности торгового баланса. Но если такая политика осуществляется в нескольких странах одновременно, то во всех них падают и внешние торговые обороты, и внутреннее производство. Рост бедности получает сильный импульс как через рост безработицы и сокращение заработной платы, так и через сокращение социальных расходов государства. Таких кризисов во второй половине ХХ в. было более 100, но самым мощным из них был кризис 1997-1998 гг., так называемый Восточно-азиатский кризис. В результате кризиса даже в преуспевающей в целом Южной Корее зарплата снизилась на 15-20%, а в Индонезии упала вдвое. Подробнее о деятельности МВФ, осуществляемой вкупе с Министерством финансов США, можно прочитать в двух книгах лауреата Нобелевской премии по экономике, бывшего первого вице-президента Всемирного банка Дж. Ю. Стиглица [31], [32].

Движение краткосрочных капиталов, их внезапный отлив из принимающей страны влекут за собой в развивающихся странах тяжелые финансовые кризисы, зачастую оканчивающиеся дефолтом. Рекомендации МВФ по преодолению кризисов выгодны западными кредиторам, но усугубляют последствия кризисов.

Бедность в России – это особый случай. Демографы и экономисты относят Россию к так называемому второму миру, принимая за основу классификации экономическое развитие. В этот «мир» Россия попадает вместе с Китаем и Индией. Но у России иная предыстория. Она попала в эту группу, катясь по нисходящей траектории после поражения в «холодной войне», в то время как Китай и Индия вошли в нее по восходящей траектории в ходе быстрого экономического развития. Более того, Россия попала во второй мир после смены экономической формации, перейдя от социализма к капитализму. Как бы ни оценивать недостатки существовавшего в СССР социализма (и если общество когда-либо придет к социализму, он будет, несомненно, другим), социализм – это высшая формация по сравнению с капитализмом, тем более с тем «диким» капитализмом, который утвердился в современной России.

В других странах второго мира бедность есть следствие недостаточного развития при высокой плотности населения или колониального прошлого. В России бедность есть, прежде всего, следствие изменения структуры потребления, связанного с изменением формы собственности.

Огромная масса средств производства, созданная за годы советской власти, была передана в частные руки. При прежнем режиме «дивиденды» от этой собственности использовались в значительной части для финансирования так называемого общественного потребления. Граждане СССР имели бесплатные здравоохранение и образование, дешевое жилье и транспорт, дотируемые лечебно-оздоровительные и рекреационные учреждения. Общественным потреблением пользовалась подавляющая часть населения страны. С исчезновением источника финансирования стало постепенно исчезать и общественное потребление, которое получило теперь название «финансово необеспеченных льгот». Проведенная в 2005 г. монетизация льгот должна положить конец общественному потреблению социалистического этапа, которое, кстати сказать, сыграло роль мощного амортизатора в сильнейших социально-экономических потрясениях периода реформ. Как отмечает Юрий Михайлович Лужков [18, 16-17] «именно «советская социалка» … стала амортизационной подушкой для общества в период «дикого» капитализма и перехода экономики к рынку». Потеря общественного потребления без соответствующей компенсации в зарплате и пенсии (что, в свою очередь, объясняется изменением в структуре производства и занятости) привело к тому, что огромное число представителей среднего класса было сброшено в бедность.

В 1992-93 гг. она составляла от одной трети до одной пятой численности населения. После дефолта 1998 г. бедность резко выросла, потом вновь начала снижаться и в 2001 г. составила 27,2%, что, однако, составляет почти 40 млн. человек*.

И это получается, если за черту бедности принять российский прожиточный минимум. Но если исходить из стандартов ООН, согласно которым бедностью считается доход менее 4 долл. на человека в сутки, то получается, что сегодня за чертой бедности в России находится порядка двух третей населения [18, 29]. Планируемые в этих условиях реформы социальной сферы, устанавливающие платность медицинского обслуживания и образования, а также снятие бюджетных дотаций с ЖКХ, окончательно ввергнут население России в бездну нищеты, и одновременно лишат ее основных факторов конкурентоспособности на современных рынках: здоровой высококвалифицированной рабочей силы и интеллектуального потенциала.

Характерной чертой бедности в России, отличающей ее как от развитых, так и развивающихся стран, является наличие так называемой, трудовой бедности (в тех или других во-первых, бедность носит в основном маргинальный характер; во-вторых, как правило, связана с аграрным перенаселением). В России почти 40% бедняков – трудоспособные работающие граждане РФ, «которым созданы такие условия труда, что ни о каком расширенном экономическом и социальном воспроизводстве и речи быть не может» [18, 84].

Мы плохо живем не потому, что плохо работаем, а потому плохо работаем, что плохо живем. Согласно расчетам ученых РАН в Южной Корее среднечасовая оплата труда составляет 7,2 доллара, Мексике – 4,5 доллара, в Турции – 2,6. В России же она составляет 1,7 доллара.

Но так ли уж плохо мы работаем за такую нищенскую зарплату? Академик Дмитрий Семенович Львов приводит в этой связи следующие данные. В Японии, Европе и США наемный работник получает с каждой единицы произведенной им продукции не менее 70-75 % ее стоимости. В России он получает всего 33%. Но при этом наш среднестатистический работник производит на 1 доллар в 3 раза больше, чем европеец или американец [18, 83].

Причина этого, прежде всего, в изменившейся структуре производства. Конъюнктура мирового рынка обеспечивает нефтегазовой промышленностью огромную сверхприбыль. Эти отрасли стали основными рентообразующими отраслями России. Недостаточное изъятие этой ренты государством приводит к тому, что частный сектор, в первую очередь, олигархи заинтересованы, главным образом, в экспорте нефти из России (Газпром контролируется государством). Нефтедобыча еще как-то развивается, но требует гораздо меньшего числа рабочих рук. В итоге (да еще с учетом миграции дешевой рабочей силы и слабости профсоюзов) у рынка труда нет никакого стимула к повышению заработной платы. Более того, в условиях сверхприбыльности нефтедобычи нет и стимулов у предпринимательства к развитию наукоемких отраслей – наука и высококвалифицированная рабочая сила остаются невостребованными современной экономикой России.

Политика государства в области науки и образования не должна подстраиваться к запросам нынешней экономики страны. Так мы навсегда останемся нищей страной и потерпим полный крах, если доживем до истощения нефтегазовых ресурсов. Более того, сверхприбыльный экспорт нефти душит внутреннее производство, держа его на голодном энергетическом пайке при непрерывном повышении цен на нефть. Нужна в принципе другая политика – экономику надо вынудить подстраиваться к задачам развития современной науки и менять структуру с тем, чтобы обеспечить востребованность высококвалифицированной рабочей силы. И это единственный путь не только преодоления бедности, но и сохранения государственности и территориальной целостности России.

ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

Экологическая проблема с точки зрения выживания человечества в целом является ключевой. Особо важное значение она имеет для России, как страны, обладающей самыми значительными в мире экологическими ресурсами (при достаточно низкой плотности населения и сравнительно с Западом невысоком уровне производства и потребления) и вызывающей у других стран мира естественное желание решить свои экологические проблемы за ее счет. Какой должна быть в этих обстоятельствах стратегия России: распродажа своего экологического ресурса для повышения уровня жизни ныне живущего поколения (в основном состоятельной и сверхбогатой его части) или консервация (может быть в сочетании с рациональным расходованием в собственных интересах) для выживания народа и возможности появления на этой земле его грядущих поколений.

С научной точки зрения проблема чрезвычайно сложна: у нас крайне мало сведений об экологии человека на Земле, нет никаких хоть сколь-нибудь надежных расчетов основных параметров его выживания. Каждой гипотезе, модели и концепции может быть противопоставлена альтернативная. Неизбежна ли экологическая катастрофа; может ли человечество ее пережить или избежать техническими средствами? Или стремительный рост научно-технического прогресса в будущем даст в наши руки либо мощный искусственный регулятор окружающей среды, либо позволит построить искусственную среду обитания, наподобие некоей космической станции?

Зато с этической стороны постановка вопроса гораздо проще: Господь наделил человека уникальным местом обитания, «голубым чудом» Вселенной – Землей и наделил его разумом. Наступил момент истины – человек должен показать, способен ли он использовать свой разум для того, чтобы передать врученное ему наследство своим потомкам в таком виде, чтобы не прервался род человеческий.

Может именно из этических соображений человечество обратило внимание на экологическую сторону глобальной проблемы задолго до того, как возникла попытка «глобализации», и тогда под глобальными проблемами понимались, прежде всего, проблемы экологические. Работа Римского клуба под руководством А. Печчеи [22] положила начало пониманию ограниченности «несущей способности Земли», что было отражено в нашумевшей в свое время книге супругов Медоузов «Пределы роста» [19]. Сегодня мы возвращаемся к этим проблемам на новом витке развития человечества. За это время многие экологические вызовы стали более четкими и получили официальное признание. Стала очевидной угроза глобального потепления и связь ее с деятельностью человека. Но, кроме того, стала все яснее вырисовываться связь глобального потепления (как и многих других проблем) с антропогенным воздействием на всю окружающую среду.

В силу этого я должен коснуться глобального экологического вызова. Не будучи специалистом в данной области, следую великолепной статье В. Данилова-Данильяна и К. Лосева в книге «Грани глобализации» [7]. Кратко излагаю результаты авторов с тем, что в заключение своей работы обосновать некоторые выводы для стратегии выживания России.

Авторы кладут в основу обсуждения глобальной экологической проблемы теорию биологической регуляции окружающей среды, предложенную петербургским биофизиком В.Г. Горшковым. Центральным понятием этой теории является биота, т.е. система живых организмов, обеспечивающая существование на Земле окружающей среды, пригодной для жизни человека. Эта среда является крайне неустойчивой и прошла за 4 млрд. лет существования Земли несколько физических выделенных состояний. Но возможностью выделения таких состояний вместо хаотического блуждания окружающая среда обязана регулирующей способности биоты. В случае отказа этого регулирующего механизма Земля могла бы за период порядка 11 тыс. лет перейти в состояние, близкое к системам Марса либо Венеры. В окружающей среде имеет место динамическая устойчивость, связанная с согласованностью скорости процессов геофизических изменений и скорости процесса видообразования. В генетическом коде каждого вида записана информация не только о «конструкции» соответствующего организма, но и об оптимальных для него условиях окружающей среды и о реакциях на отклонение от таких условий. Первичной регулятивной единицей выступает не организм, а сообщество организмов – биоценоз. Разные биоценозы находятся в сложных конкурентных взаимодействиях, которые обеспечивают устойчивость конечного результата регулятивной работы.

Однако масштабы деятельности человека превзошли регулятивные возможности биоты. Если человек не возвратится в пределы устойчивой окружающей среды, то произойдет перестройка биоты. Эти пределы называются хозяйственной емкостью биосферы.

Авторы обращают внимание на то, что «биота не может приспособиться к изменениям, производимым человеком в окружающей среде по причине радикального различия темпов биологической эволюции и научно-технического прогресса (техноэволюции). Скорость первой определяется временем, необходимым для образования нового биологического вида, оно постоянно в исторических пределах и составляет величину порядка трех миллионов лет, скорость второго – временем, которое требуется для технологического нововведения, это время непрерывно сокращается и сейчас оценивается уже примерно в 10 лет.

Эта разница в пять порядков непреодолима для биоты. Поэтому деградация биоты и катастрофические изменения окружающей среды под воздействием чрезмерных превосходящих хозяйственную емкость биосферы антропогенных возмущений будут продолжаться до тех пор, пока сохраняется источник этих возмущений – человеческая цивилизация в ее природоразрушительной форме (Г.П.)[7, 24].

Деградация биоты – экспоненциальный процесс медленно стартующей, но происходящий с нарастающей скоростью: по мере уменьшения объема биоты сокращаются ее регулятивные способности, снижается хозяйственная емкость биосферы; одновременно усиливается антропогенная нагрузка.

Фаза деградации биоты уже наступила, хотя еще можно надеяться, что она протекает в форме кризиса (т.е. может быть остановлена), а не в форме катастрофы (когда последствия уже необратимы и процесс не может быть остановлен). Признаками кризиса является ускорение за период 1972-1995 гг. таких процессов, как сокращение площади естественных экосистем, потребления человеком чистой первичной биологической продукции, площади лесов, увеличение концентрации парниковых газов в атмосфере, площади озоновых дыр, опустынивания, деградации земель, скорости повышения уровня мирового океана, увеличения числа стихийных бедствий и роста ущерба от них [7, 262].

Нетрудно показать, что экологические утопии, такие как искусственная окружающая среда и небиотическое регулирование естественной окружающей среды несостоятельны, поскольку их функционирование требует количества энергии, производство которого само по себе способно нанести тяжкий урон состоянию Земли, как пригодному для существования человека и было бы несовместимым с достаточно высоким уровнем его хозяйственной деятельности.

Для предотвращения экологической катастрофы остается только опора на природные силы. Но для этого следует возвратить антропогенное воздействие на окружающую среду в пределы хозяйственной емкости биосферы.

Основными препятствиями на этом пути являются быстрый рост народонаселения и развитие глобального модуса жизни, основанного на непрерывно возрастающем потреблении вещей («потреблятство»).

Те, кто уже достиг высокого уровня потребления, не намерены от него отказываться; те, кто его еще не достиг, ставят целью достижение экономического роста и развития (догоняющее развитие) обеспечивающего, в конечном счете, такое же потребление. При этом производство услуг (виртуальной продукции) оказывает не менее разрушительное воздействие, чем материальных вещей, поскольку связано с созданием вполне материальных средств производства и затратами энергии.

С точки зрения выживания человечества в долговременной перспективе необходим переход к устойчивому развитию , т.е. развитию, происходящему при соблюдении требования сохранения воздействия на биосферу в пределах ее хозяйственной емкости.

Глобализация, так как она сейчас проводится, является серьезным препятствием на пути к устойчивому развитию. Вся идеология свободного и неограниченного рынка ему полностью противоречит. Она просто не учитывает издержки сегодняшнего производства для будущих поколений. Поэтому рыночный фундаментализм несовместим с выживанием человека.

Развитии по рыночной парадигме неразрывно связано с ростом нагрузки на хозяйственную емкость биоты.

Отсюда вытекает, что устойчивое развитие требует изъятия многих областей человеческой деятельности из сферы рыночных отношений, перехода к нормативным методам и планированию (в том числе и на глобальном уровне).

Нынешнее политическое состояние мира оставляет мало надежды на возможность перехода к устойчивому развитию. Широковещательные конференции с соглашениями по отдельным проблемам не решают проблемы в целом. Необходим интегральный подход.

Больше шансов на продвижение к устойчивому развитию было, на мой взгляд, в условиях биполярного мира – ведь достигались же различные соглашения по сокращению вооружений.

Есть большая вероятность того, что сейчас мир снова движется к биполярному политическому состоянию (с другой расстановкой игроков). Если не произойдет военно-политической катастрофы, то очень возможно, что новая биполярность создаст более благоприятные условия для перехода к устойчивому развитию.

КРИЗИС ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Нарастающее антиглобалистское движение, мощные волны нелегальной иммиграции из стран третьего мира в страны «золотого миллиарда», сопровождающиеся этническими конфликтами, многочисленные финансовые кризисы, время от времени возникающие в разных странах, иногда охватывающие обширные регионы, а иногда приобретающие и общемировой характер; переход носителя мирового глобализма от финансово-экономического давления к неприкрытым вооруженным действиям, свидетельствуют о том, что в тенденции глобализации произошел надлом и политика глобализма наталкивается на сопротивление возрастающей силы.

Некоторые формы этого сопротивления, такие как мировой терроризм, выливаются в серьезную опасность для человечества. Но главное свидетельство того, что центростремительные силы глобализации начинают уступать центробежным, является, на мой взгляд, тенденция к формированию крупных регионов по цивилизационно-территориальному признаку, ставящая под сомнение возможность однополярного мира под эгидой США. Эта тенденция признается большинством исследователей, хотя и получает разную интерпретацию.

Так В. Кувалдин [14, 91-92] признает, что идет стихийный процесс формирования нового мирового порядка – путем кристаллизации менее крупных вокруг «наиболее сильных игроков». Он отмечает, что «на базе центров силы формируются обширные суперрегионы, взаимодействие внутри которых отмечено повышенной интенсивностью». При этом основным вопросом, по мнению В. Кувалдина, является характер формирующихся торгово-экономических блоков – будут ли они замкнутыми или открытыми. Пока, по крайней мере, в официальной риторике преобладает идея открытости. Ее придерживается и крупнейший игрок на глобальном поле после США – Китай.

Это дает основание В. Кувалдину рассматривать регионализацию как промежуточный этап на пути создания единого глобального экономического пространства.

Академики О.Богомолов и А.Некипелов рассматривают региональные экономические группировки одновременно и как проявление более широкого процесса глобализации и как инструмент защиты от неблагоприятных ее последствий. Они справедливо считают, что эти группировки служат целям создания более крупного экономического пространства и ограждают при этом участвующие в них страны от опасностей конкуренции и экспансионизма [2, 192].

В. Коллонтай [16] полагает, что форсированное создание региональных группировок является частью попыток администрации разных уровней, в первую очередь, национальных государств выработать программы противодействия негативным последствиям глобализации. Эти программы являются следствием растущего осознания того, что продолжение нынешних тенденций глобализации чревато катастрофическими социально-экономическими потрясениями и гибелью немалой части человечества.

А. Галкин, Ю. Красин и В. Медведев [4, 300] стоят на точке зрения, что сегодня в мире происходит борьба двух тенденций – моно- и полицентрической. Ее отражением является появление в мировой политике и экономике новых силовых центров, сопровождаемое процессами регионализации.

На мой взгляд, регионализация скорее проявление сил, противодействующих глобализации. Выше, рассматривая концепцию сравнительных преимуществ как теоретическую основу глобализации, я уже показал, что осуществление идеи абсолютно единого экономического пространства контрпродуктивна с точки зрения стран третьего мира, обрекая их на вечную отсталость и бедность. Но она контрпродуктивна и с точки зрения развитых стран, обрекая их на то, чтобы захлебнуться в волнах легальной и нелегальной иммиграции.

Культурная несовместимость имеет тенденцию к сохранению в течение длительного времени. К ней приплюсовывается экономическое и социальное неравенство, образование этнических кланов и группировок полукриминального и криминального характера, торговля наркотиками. Взамен старых таможенных и пограничных барьеров выстраиваются новые барьеры. Страны третьего мира сплачиваются в региональные объединения, защищаясь от экспансии «золотого миллиарда». Европа ведет борьбу на два фронта, защищаясь как от третьего мира, так и от США. Великобритания, формально принадлежа к Европе, фактически является младшим партнером США. На Востоке в роли младшего партнера США выступает Япония, постепенно, вместе с восприятием американской модели, утрачивающая пассионарность своего экономического подъема и влияния в Восточно-азиатском регионе. Китай, декларируя официально открытость, неофициально делает заявку на роль второй супердержавы.

Европа далее других продвинулась в развитии интеграционного процесса. Создан Центральный банк ЕС, введена общеевропейская валюта. В военном отношении она прикрыта организацией НАТО. Но в НАТО доминируют Соединенные Штаты, которые стараются втянуть Европу в свои военные авантюры. Не без давления США Европейский Союз продвигается на Восток, поглощая бывших членов Варшавского пакта. В экономическом отношении для ЕС это невыгодно (вспомним, какие огромные средства были затрачены Западной Германией на Восточную после падения Берлинской стены причем с весьма сомнительными результатами), с социально-политической – опасно, поскольку наплыв дешевой рабочей силы с Востока угрожает как занятости, так и заработной плате наемного труда в «коренных» членах ЕС, им грозит выравнивание «вниз» системы социального обеспечения этих стран, что уже вызывает политические разногласия как внутри них, так и между ними. Но зато НАТО может разместить базы своих бомбардировщиков дальнего действия, способных нести крылатые ракеты с ядерными боеголовками поближе к границам России, может развертывать свою военную инфраструктуру непосредственно вдоль ее границ.

США, претендуя на мировую гегемонию, создают свой «ближний круг» - Североамериканскую зону свободной торговли (НАФТА), причем действуют, как всегда, в соответствии с «двойными стандартами»: ратуют за свободное перемещение товаров, людей и капиталов, и в то же время под предлогом борьбы с демпингом ограждают себя от нежелательной иностранной конкуренции, укрепляет границы с Мексикой и Канадой в целях пресечения притока нелегальных иммигрантов.

В Африканской зоне 9 июня 2002 г. на саммите в Дурбане (ЮАР) лидеры 52 африканских организаций объявили о преобразовании Организации Африканского Единства в Африканский Союз (АС). Африканский Союз наделяется более широкими полномочиями во многом по образцу Евросоюза с единым африканским парламентом, валютным фондом, Центробанком (Африканский банк развития). В настоящее время тесная интеграция африканских стран представляется маловероятной. Созданная организация скорее представляется попыткой политического объединения, главным образом, беднейших стран для того, чтобы отстаивать свои интересы в глобализационном процессе, бороться с продолжающимся колониальным ограблением Черного континента. Но тем не менее очевидно, что Африка включилась в общую тенденцию региональной интеграции.

Региональные интеграционные процессы развиваются и в Латинской Америке, хотя «потерянное десятилетие», а также финансовые кризисы в Мексике в 1982 г. и в Аргентине в 2000 г. сказались на ее темпах. Эти процессы развивались в рамках нескольких региональных объединений, основным из которых, несомненно, было МЕРКОСУР (исп. Mercado Comun del Sur, MERCOSUR, порт. MERCOSUL, русск. Южный общий рынок), в состав которого входят Бразилия, Аргентина, Уругвай и Парагвай. Боливия, Чили, Колумбия, Эквадор, Мексика и Перу имели статус наблюдателей. Объединение существовало на основании Асунсьонского (Парагвай) договора 1991 г., в который впоследствии были внесены изменения договором Оуро Прето от 1995 г. В декабре 2004 г. произошло слияние МЕРКОСУР со вторым по значимости региональным объединением – Андским торговым блоком (ранее называвшимся Андским пактом) в составе Боливии, Колумбии, Перу, Эквадора и Венесуэлы. Чили получила статус ассоциированного члена, а Панама – наблюдателя. Гвиана и Суринам должны были стать членами нового объединения в 2005 г. В декларации, подписанной саммитом в Куско (Перу), провозглашалась задача отмены тарифов на неконкурирующий импорт к 2014 г., на конкурирующий импорт – к 2019 г. В качестве конечной цели поставлено (так же как в Африканском Союзе) создание нового объединения по модели Европейского Союза с единой валютой, парламентом и паспортом. Осуществление слияния должно начаться в 2007 г. Столицей объединения должна стать Лима (Перу), а создаваемый Южноамериканский банк должен разместиться в столице Бразилии. Предполагалось, что в 2005 г. будет разработан проект конституции нового сообщества.

Третьим интеграционным объединением Латинской Америки является Карибское Содружество, объединяющее 12 мелких государств региона Карибского моря.

США продвигают проект создания Зоны Свободной Торговли Обеих Америк (Free Trade Area of Americas, FTTA), объединяющего государства всего Западного полушария (за исключением Кубы), который должен служить инструментом распространения американского влияния. Но проект наталкивается на сильное сопротивление, как среди латиноамериканцев, так и со стороны крайне правых в США (общество Джона Берча). Существуют альтернативные бразильский и венесуэльский проекты интеграции. Обсуждение американского проекта на саммите 34 американских государств 16 ноября 2003 г. не привело ни к каким результатам.

Поддержанное самим президентом Дж.Бушем мл. предложение о создании Зоны Свободной Торговли Обеих Америк еще раз потерпело поражение на саммите Организации американских государств в ноябре 2005 г. в Мар дель Плата (Аргентина). Против выступили главы Бразилии, Аргентины, Уругвая и Парагвая, возглавляемые президентом Венесуэлы Уго Чавесом. Саммит в Мар дель Плата вылился в мощнейшие антиамериканские и антиглобалистские демонстрации, вновь, после двух форумов антиглобалистов в Порту Аллегру (Бразилия), подтвердившими, что Латинская Америка превращается в главный в мире центр сопротивления глобализму.

Но в то же время саммит выявил линию раскола внутри самой Латинской Америки: 29 из 34 американских государств (два из них США и Канада) выступили за предложение Буша, причем президент Мексики Висенте Фокс предложил вести переговоры о Зоне свободной торговли без «мятежной пятерки». Такая ситуация ставит под угрозу планы южноамериканской региональной интеграции.

В ЮВА с 1967 г. действует региональное объединение АСЕАН (Ассоциация стран Юго-Восточной Азии). Оно было основано с целью ускорить экономический рост, социальный прогресс и культурное развитие региона, содействовать активному сотрудничеству, установлению мира и стабильности, способствовать активному сотрудничеству и взаимодействию в экономической, социальной, культурной, научно-технической и других сферах. Таким образом, создатели объединения ставили перед собой цели, выходящие за рамки чисто экономического сотрудничества. Первоначально в его состав вошли Индонезия, Малайзия, Сингапур, Таиланд и Филиппины. Позднее к ним присоединились Бруней, Вьетнам, Лаос, Мьянма и Камбоджа. Сегодня АСЕАН объединяет все 10 государств ЮВА. АСЕАН в целом функционирует достаточно успешно, но нуждается в лидере, которым быстро становится Китай.

Некоторые исследователи насчитывают в сегодняшнем мире более 150 региональных объединений [5, 192] (очевидно, они включают в их число и неинтеграционные региональные экономические и отраслевые организации).

Но самое важное значение с точки зрения мировой экономики имеют только пять из них: Сообщество стран Южной Америки (CSN), Африканский Союз (AU), Североамериканская зона свободной торговли (NAFTA), Европейский Союз (ES) и Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (ASEAN). Эти объединения сильно разнятся по степени интегрированности (от высокоинтегрированных EU до очень слабо интегрированных и только еще зарождающихся – объединение AU и CSN) и по уровню экономического развития (от богатых NAFTA и EU до бедных AU и ASEAN), но все они построены по цивилизационно-территориальному признаку. Все они по емкости рынка (численность населения), площади территории и объему ВВП значительно превосходят Российскую Федерацию . К тому же из крупных государств ВВП Индии превосходит российский в 3 раза, Китая в 6 раз, а США – в 10 раз (расчет по паритету покупательной способности, ППС). СНГ же в его нынешнем состоянии нельзя считать полноценным региональным интеграционным объединением. Это лишний раз подчеркивает важность стратегического значения восстановления интегрированного российского цивилизационного пространства для выживания России.

В 2005 г. произошел поворот в сторону резкого усиления еще одного регионального объединения: Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Первоначально ШОС возникла как «Шанхайская пятерка» в результате подписания договора «Об углублении военного доверия на границах» между Китаем, Россией, Киргизстаном, Казахстаном и Таджикистаном в 1996 г. в Шанхае. В 2001 г. на саммите в Астане был принят в организацию Узбекистан, после чего «шанхайская шестерка» приняла декларацию о создании ШОС. В июне 2003 г. состоялся саммит в Санкт-Петербурге, на котором был подписан Устав ШОС, где были сформулированы цели организации, принципы, структура и формы функционирования.

Тем самым организация была учреждена официально с точки зрения международного права. В 2005 г. на саммите в Астане Индия, Пакистан и Иран получили статус наблюдателей. Ранее этот статус получила Монголия. Казахстан требовал, чтобы США обнародовали график вывода своих войск из Средней Азии. несколько позднее Узбекистан потребовал закрыть американскую базу К-2 на его территории. В этом же году состоялись первые в истории совместные китайско-российские военные учения. В октябре 2005 г. в Москве состоялось совещание премьер-министров стран – участников ШОС, в котором приняли участие и премьер-министры государств-наблюдателей. На встрече с ними Президент России В.Путин сказал, что «ШОС вышла за рамки первоначально заявленных задач». В начале ноября состоялся визит премьер-министра России М.Фрадкова в Пекин. 1 ноября 2005 г. был подписан договор о взаимопомощи между Россией и Узбекистаном, что показывает возможность установления в рамках ШОС более тесных двусторонних связей.

Большинство обозревателей считает, что активизация ШОС является ответом на стимулируемые США вдоль границы России и Китая «оранжевые революции». Возможно также ответом на изменение ядерной политики США и началом подготовки системы противоракетной обороны.

Возникновение и расширение ШОС создает принципиально новую обстановку в мире. Создан пока еще довольно рыхлый, но обширный европейско-азиатский блок, охватывающий огромные пространства, с населением в 3 млрд. человек, что превышает численность населения всех остальных 5 региональных блоков. В ШОС входят 4 ядерных державы. Потенциально организация является внушительной военной силой, вполне могущей противопоставить себя НАТО и бросить вызов Западу, объединяющему НАФТА, ЕС и Японию. К тому же, положение Японии в Северо-восточной Азии и ослабление ее влияния на Азиатском континенте вынуждает ее идти на активизацию отношений с Китаем. С 1999 г. ведутся переговоры об образовании таможенного союза АСЕАН + три (Китай, Япония и Южная Корея) [5, 192-204]. Роль Китая как лидера в отношении АСЕАН еще более расширяет потенциал ШОС.

М.Делягин [8] считает, что фактически мировыми центрами силы являются США, Китай и мусульманский мир. Последний, однако, хотя и имеет свою организацию в лице Мусульманской конференции и сильное влияние в ОПЕК, является в настоящее время слишком рыхлым для того, чтобы противопоставить себя ШОС во главе с Китаем. Разлом мира вновь проходит по линии Восток-Запад. Тень Китая легла на большую часть старого Света. Мир вновь, по-видимому, движется к биполярному состоянию, только в Восточном блоке произошла смена лидеров. Хорошо это или плохо для России рассмотрим несколько ниже, в последующем разделе. Важно однако лишь то, что история совершает поворот от безраздельного господства западного глобализма к принципиально иному порядку. Возможно, что новый биполярный порядок облегчит решение многих глобальных проблем.

КОНТУРЫ РОССИЙСКОЙ СТРАТЕГИИ ВЫЖИВАНИЯ

В газете «Ведомости» от 2 ноября 2005 г. опубликован доклад А. Белоусова, предрекающий России следующие один за другим три крупномасштабных кризиса. Первый из них ожидается в 2007-2008 гг., и предполагается, что он будет вызван ростом социального напряжения из-за инфляции и роста тарифов жилищно-коммунального хозяйства. При этом открытие внутреннего рынка в связи со вступлением в ВТО и рост курса рубля окажут угнетающее влияние на российский бизнес. Следующий кризис (2011-2012) будет связан с сокращением трудоспособного населения, ростом дефицита пенсионной системы, массовыми авариями вследствие износа электроэнергетической системы и ЖКХ. Военно-научный потенциал будет почти полностью исчерпан. Наконец, примерно к 2005-2007 гг. кризис охватит систему госуправления, размываемую транснациональными бизнес-структурами и крупными регионами, стремящимися к самостоятельности. Рентабельные сырьевые запасы будут на исходе. Если правительством не будут приняты меры к концу следующего десятилетия, рост ВВП может замедлиться до 1,9%, а инвестиций – до 2,8%.

Демографический прогноз в России также крайне неблагоприятный [22]. Снижение рождаемости сопровождается (в отличие от развитых стран) быстрым ростом смертности, причем в трудоспособных возрастах. В связи с ростом смертности мужчин во взрослых возрастах средняя продолжительность жизни в России уже к 2002 г. снизилась до 58,5 лет для мужчин. И.Гундаров* называет это «эпидемией смертности». Даже с учетом достаточно высокой миграции население России снизится по экстраполяционному сценарию к 2005 г. до 124,8 млн. чел., к 2100 до 63,6 млн. чел. Стабилизационный сценарий (за счет увеличения миграции) предполагает стабилизацию населения на уровне 144 млн. чел., но при этом доля мигрантов и их потомков возрастет к 2050 г. до 34,6%, а к 2100 г. до 60,8%, что означает фактическое исчезновение российского народа. Авторы прогноза вводят понятие иммиграционной емкости страны, отражающее способность к культурной и экономической адаптации мигрантов. Допущения стабилизационного сценария выходят далеко за пределы иммиграционной емкости России. Прогноз предполагает существенное старение населения России, но, по мнению его разработчиков, одновременное снижение численности детских возрастов приведет к тому, что, по крайней мере, до середины XXIв. демографическая нагрузка на экономику существенно не изменится. Зато возрастающая депопуляция страны создаст ряд серьезных угроз геополитического характера.

Стратегической задачей России является перелом этих неблагоприятных тенденций. При этом надо учитывать, что действовать ей придется в условиях меняющихся мировых тенденций. Глобализация в том виде, в каком ее представляла концепция рыночного фундаментализма, т.е. образование полностью единого мирового пространства со свободным движением по всему миру товаров, капиталов и людей сейчас находится на излете. Она повсюду наталкивается на сопротивление. Усиливается тенденция регионализации с постепенным скатыванием к биполярному порядку. Разлом вновь проходит по линии Восток-Запад. Однако на Востоке произошла смена лидеров. Теперь место лидера занимает Китай.

Россия придется иметь дело с окружением, состоящим из крупных конкурирующих регионов. По мере образования биполярного мира она все более будет уходить в сферу китайского влияния. При сравнении с другими регионами мира очевидна слабость России - относительно невысокий уровень экономического развития при огромной богатой ресурсами территории. Свое экономическое и цивилизационное пространство она потеряла. В окружающем Россию мире развертывается экологический кризис, нарастает угроза ресурсного кризиса. Соседи России на Востоке и Юге страны с высокой плотностью населения. Есть опасность мощных миграционных волн, особенно из Китая и мусульманских республик Средней Азии в размерах, превышающих иммиграционную емкость российского государства. Ноябрьские беспорядки во Франции 2005 г. наглядно показывают, к чему может привести такое превышение. Слабость государственного управления в России, многоконфессиональность и многоэтничность ее населения придают этой угрозе еще большую силу. Экологический кризис будет способствовать попыткам «золотого миллиарда» сбрасывать вредные отходы производства в страны третьего и второго миров, прежде всего в Россию. Ресурсный кризис усилит их стремление выкачивать из России природные богатства, в первую очередь энергоносители.

Биполярный мир в определенном смысле выгоден России. Он будет более стабильным, в нем легче будет достижение договоренностей по демографической, экологической и ресурсной проблемам. В будущем возможно и достижение договоренности по проблемам расточительного потребления и ликвидации глобальной бедности. Но биполярный мир потребует от России тонкой стратегии, позволяющей ей под прикрытием всей мощи Восточного блока постепенно интегрировать российское цивилизационное пространство, создавая внутри блока свою сферу влияния. Россия имеет шанс на возрождение в тени Китая, как в свое время Китай создавал свою экономическую, политическую и военную мощь за спиной Советского Союза. Этим шансом надо воспользоваться, хотя это и очень нелегкая задача. В новом биполярном мире России надо занять выгодную для себя позицию. Однако до биполярного мира надо еще дожить, выстояв в условиях региональной конкуренции. В этой конкуренции важнейшее место займет способность включиться в процесс создания новых технологий.

При таком сценарии глобального развития России следует отказаться от попытки войти в единое мировое экономическое пространство путем открытия своей экономики. В первую очередь надо отложить вступление в ВТО до выяснения мировой обстановки и приведения российской экономики в готовность к такому вступлению. Китай готовился к членству в ВТО более десяти лет. России нет необходимости спешить в ВТО пока ее экспорт носит в основном сырьевой характер.

От сырьевого типа развития следует отказаться, и в этом направлении уже делаются попытки. Надо сконцентрироваться на развитии внутреннего рынка, ибо ниша дорогих товаров на мировом рынке уже занята развитыми странами, а дешевых – новыми индустриальными странами. Создание нового крупного региона на основе Шанхайской организации сотрудничества может расширить внешние рынки для России. Но экспортные высокие технологии следует предварительно обкатать на внутреннем рынке.

Развитие внутреннего рынка потребует повышения покупательной способности населения. Это также связано с отказом от модели сырьевого развития, поскольку такая модель приводит к очень узкому рынку труда, при котором повышение цены труда в целом по стране затруднено из-за слабого спроса на рабочую силу.

Повышение жизненного уровня поможет приступить к решению наиболее важной и острой для России проблемы, именно депопуляции. Почти все демографы уверены в том, что переход от сокращения населения к его росту путем повышения рождаемости невозможен и может быть решен только иммиграцией (со всеми ее последствиями), но Россия представляет собой особый случай. Хотя тенденция сокращения рождаемости наметилась еще в советское время, крайне бедственное положение большинства российских семей делает многодетность для них практически невозможной. Молодая семья должна иметь крышу над головой и хорошо оплачиваемые рабочие места. Только в этих условиях можно осуществлять демографическую политику, которая должна сочетать все меры дозирования легальной иммиграции (при решительном пресечении нелегальной) с мерами материального и морального поощрения многодетности коренного населения России: льготные кредиты на приобретение жилья, которые полностью списываются при рождении третьего ребенка, полновесные пособия на детей, укрепление и развитие сети женских и детских консультаций, бесплатность образования, пропаганду семьи, как основы нации и государства и т.п. Пусть этот вариант считается теоретически невозможным, но россияне должны совершить невозможное. Иначе начнутся этнические конфликты, возникнет угроза территориальной целостности России, а вместе с ней и гибель России как нации и государства. Следует еще раз подчеркнуть, что территорию отдавать нельзя, поскольку она является важнейшей составляющей потенциала экономического развития.

Повышение жизненного уровня россиян невозможно в условиях приватизации отраслей жизнеобеспечения: ЖКХ, энергетической и транспортной систем. Так или иначе здесь будут возникать монополии, и последующая за ростом тарифов инфляция сведет на нет усилия государства по повышению цены труда.

Отказ от сырьевой модели и развитие внутреннего рынка будут содействовать сплочению регионов России. Опора на сырьевой экспорт делит регионы на богатые и очень бедные, вследствие чего в первых усиливается сепаратизм.

Настала пора прекратить наращивание экспорта энергоносителей из России, их запасы пригодятся для ее последующего экономического подъема. Особенно важно отказаться от идеи выравнивания внутренних и экспортных цен на энергоносители путем повышения первых. Такой способ выравнивания наносит непоправимый урон обрабатывающей промышленности России. Более эффективным является выравнивание рентабельности нефтегазового сектора, сейчас превышающей остальные сектора экономики примерно в 6 раз, посредством достаточно полного изъятия экспортной ренты, что требует, однако, дифференцированного подхода к месторождениям разной эффективности. Изъятие ренты позволит резко сократить бегство капиталов за границу и обеспечить обращение их на нужды экономического и социального развития.

Нет необходимости дальнейшего увеличения стабилизационного фонда и валютных резервов, хранящихся в основном в низкодоходных обязательствах американского казначейства. Но следует учитывать, что использование этих средств в интересах развития отечественной экономики таят в себе определенный элемент ускорения инфляции. Ведь фактически с внутреннего рынка снимается материальный ресурс – энергоносители, а эквивалент в рублях затрачивается на внутреннем рынке. Этого можно избежать, финансируя обрабатывающую промышленность, науку и образование с помощью целевых кредитов в иностранной валюте для закупки современных технологий и не производимого в России оборудования на внешнем рынке. Однако использование изъятия ренты предпочтительнее, поскольку не связано с инфляционным эффектом.

Следующей важной стратегической задачей является сохранение окружающей среды в России, в первую очередь лесов и пресной воды. С этой точки зрения следовало бы отменить законы, предусматривающие частную собственность на лесные угодья и тщательно соблюдать водоохранное законодательство. Недопустимо сокращение площади лесных заповедников. Леса России (и Бразилии) являются легкими мира. На самом деле справедливость требует, чтобы мировое сообщество выплачивало России и Бразилии ренту за сохранение лесов. Особого внимания заслуживает ввоз в Россию вредных отходов. Совершенно недопустимо превращение России во всемирную свалку нечистот.

Находясь на нищенском финансировании, российская наука влачит жалкое существование. Между тем научно-технический прогресс не только играет едва ли не первую роль в экономическом, политическом и военном соревновании регионов на мировой арене, но он является и важнейшим средством повышения производительности труда, компенсирующем старение общества и рост демографической нагрузки пожилых возрастов (а в случае успеха демографической политики и нарождающихся новых поколений) на экономику. Российская наука понесла чудовищные кадровые потери в результате «утечки мозгов». Особенно тревожно старение лучших оставшихся кадров науки, лидеров научных школ, возрастная брешь на месте наиболее результативных возрастов научных кадров. При этом наибольшие потери понесла фундаментальная наука.

Происходит крайне опасная коммерциализация науки, при которой критерий прибыльности вытесняет критерий научной значимости результата. Поэтому важнейшей стратегической задачей является реанимация российской науки. Недопустимы скоропалительные реформы, в центр которых ставится экономия. Экономить сегодня на науке значит навсегда из нее выбыть, перестать понимать результаты, достигнутые мировой наукой. Нужно бережно сохранять и укреплять сложившиеся веками в России такие организационные структуры как Российская Академия Наук. Особое внимание должно быть уделено прекращению утечки молодых научных кадров и репатриации кадров, находящихся за рубежом. Есть возможность сделать это со сравнительно небольшими затратами.

Непосредственно к задаче реанимации науки примыкает задача восстановления и обновления образовательной системы. Образование является наряду с наукой фактором повышения производительности труда, повышения качества продукции и модернизации производства. Кроме того, образование есть фактор вертикальной социальной мобильности и преодоления бедности. Нельзя допустить повсеместного распространения платности образования, которая снижает его качество и сужает круг поиска талантов.

Фактором повышения производительности является и здравоохранение. Здравоохранение в особенности важно, когда в условиях старения и сокращения населения принимается попытка стимулирования демографического роста. Пожилым возрастам надо дать возможность как можно дольше сохранять работо- и дееспособность (вместо попыток просто поднять пенсионный возраст). Молодому поколению надо дать возможность вырасти физически и морально здоровым. Прежде всего, нужно обеспечить здоровье потенциальных матерей. Профилактическая медицина, борющаяся в основном с инфекционными заболеваниями, должна быть дополнена профилактикой нового типа, борющейся с хроническими заболеваниями пожилого возраста, прежде всего сердечно-сосудистыми. Важнейшей стратегической задачей здравоохранения является снижение мужской смертности в работоспособном возрасте. Огромное значение имеет лечение от алкоголизма и наркозависимости, профилактика распространения СПИДа и гепатита. Медицина должна быть поддержана административно-правовыми и пропагандистскими мероприятиями, в том числе борьбой с проституцией и торговлей людьми, особенно малолетними.

В число приоритетных задач входит использование нашего срединного, евразийского, между Европой и Азией положения. Сюда, прежде всего, относится создание Евразийского сухопутного транспортного моста. Но важное значение имеет и направление Север-Юг через бассейн Волга - Каспийское море и Северный Морской путь, и маршрут из Америки в Азию через Северный полюс через наше воздушное пространство. Освоение этих возможностей требует создания соответствующей инфраструктуры.

Отметим, что использование нашего евразийского положения создает не только новые транспортные возможности, но и культурную связь, плацдарм для посредничества в политическом диалоге. Наше участие в Восточном блоке не должно быть направлено острием против Запада, но и не должно открывать ему военно-стратегическую дорогу на Восток. Выражаясь словами А.Блока «мы держим щит меж двух враждебных рас» и наша стратегическая задача миротворческая – мы должны выступать как посредник в конфликте и диалоге Востока и Запада. Избежать их конфликтности нельзя, но желательно, чтобы «расы» не были враждебными.

Отсюда вытекает и наша военная доктрина. Россия должна обладать достаточными военными возможностями для того, чтобы военная прогулка Запада через ее территорию была бы слишком дорогостоящей, и такими, чтобы не слишком зависеть в военном отношении от своих партнеров по Восточному блоку, и никого не искушать соблазном раздела российского пространства. Выражаясь терминами М.Делягина [8, 636-653] «Россия должна выступать как встроенный стабилизатор в новом биполярном порядке и ее военная доктрина должна быть проведена в соответствии с доктринами стран-агрессоров» [8, 670-678]. Создание такого военного потенциала требует активной промышленной, научной и демографической политики.

Осуществление этих стратегических задач невозможно без выработки сильной идеологии. Очевидно, это для России непригодна идеология индивидуалистической, западной модели потребительства. Ее идеология должна носить патриотически-мобилизационный характер. Каждый россиянин должен понять, что его благополучие и его потомков основано на благополучии Российского государства. Это относится и к самым богатым слоям населения – опыт последнего десятилетия показывает, как легко отнять богатство, не защищенное современным оружием и авианосными соединениями. В качестве такой идеологии не годится ни монархический патриотизм (вернее анахронизм), ни либеральная доктрина, ни идеи возврата к социализму прошлого, ни слепое русофильство, ни любая идеология этнической исключительности.

Выработка идеологии есть длительный процесс, происходящий в многоэтническом и многоконфессиональном обществе, процесс сопровождающий рождение новой нации с ее здоровым национализмом, прерванное развалом советского строя. Но очевидно, что она должна строиться на приоритете социальной справедливости перед экономической эффективностью, общенациональных интересов перед частными и базироваться на устранении сверхполяризации и формировании средних слоев как большинства нации.

Совершенно очевидно, что эта идеология в корне меняет отношение к государству. Во-первых, государство провозглашается как самоценность – сохранение державы есть первое условие выживания народа. Во-вторых, только государство может обеспечить огромные массы инвестиций, необходимые для осуществления предлагаемой стратегии выживания, в том числе в производственную и социальную инфраструктуру, в создание новых отраслей наукоемкого производства и их научной базы. Только государство может разработать и осуществить соответствующую социальную политику. Только государство способно своим регулированием, контролем или даже национализацией обеспечить функционирование жизнеобеспечивающих отраслей по критерию надежности на благо всего народа. Корректировать провалы рыночного механизма и обеспечивать бесперебойную работу рынка, причем те области общественной жизни, где провалы рынка неисправимы, должны быть исключены из сферы рыночных отношений. Наконец, на плечи государства ложится все бремя обороны от внешнего агрессора, поддержание внутренней безопасности и стабильности, сохранение окружающей среды, развитие союзнических отношений со стратегически перспективными и дружественно настроенными соседями.

И отсюда вытекает последняя по счету, но не по важности задача укрепления государственного аппарата и беспощадная борьба с коррупцией. Формы этой борьбы многообразны, включая как кнут, так и пряник, но главную роль должно сыграть воспитание в каждом гражданине, а тем более в каждом государственном служащем чувства гражданственности, т.е. чувства ответственности за свою Родину, Державу и свой Народ, чувство своего рода корпоративной гордости за исполнение той части гражданского долга, которую поручено исполнить именно ему на его посту. Жесткие карательные меры необходимы, но они второстепенны. У нас пока что все борются за права человека, но нужно, чтобы должное место заняла борьба за исполнение им своих обязанностей, без чего борьба за права становится бессмысленной и может повлечь за собой разрушительные последствия.

ЛИТЕРАТУРА

1. Азроянц Э. Размышления о будущем // Глобализация, конфликт или диалог цивилизаций? – М., 2002.

2. Богомолов О., Некипелов А. Экономическая глобализация и кризис мирового хозяйственного порядка // Грани глобализации: Трудные вопросы современного развития. – М., 2003.

3. Галкин А. Глобализация без иллюзий // Глобализация. Конфликт или диалог цивилизаций? – М., 2002.

4. Галкин А., Красин Ю., Медведев В. Самоопределение России в глобализирующемся мире // Грани глобализации: Трудные вопросы современного развития. – М., 2003. – С. 447-512.

5. Глобализация экономики Китая / Под ред. В.Михеева. – М., 2003.

6. Де Граф Д., Ванн Д., Нейлор Т. Потреблятство: Болезнь, угрожающая миру. – М., 2003.

7. Данилов-Данильян В., Лосев К. Глобальный экологический вызов: теоретический анализ и возможные сценарии // Грани глобализации: Трудные вопросы современного развития. – М., 2003. – С. 251-288.

8. Делягин М.Г. Мировой кризис. Общая теория глобализации. – М., 2003.

9. Зиновьев А. Запад. Феномен западнизма. – М., 1995.

10. Зиновьев А. Русская трагедия (гибель утопии). – М., 2002.

11. Зиновьев А. Логическая социология. – М., 2002.

12. Иванов Н. Глобализация и проблемы социально-экономического развития России. – М., 2002.

13. Иноземцев В. На рубеже эпох. Экономические тенденции и их неэкономические следствия. – М., 1999.

14. Кувалдин В. Глобальность: новое измерение человеческого бытия // Грани глобализации: Трудные вопросы современного развития. – М., 2003.

15. Кастелльс М. Постиндустриальный мир и Россия. – М., 2001.

16. Коллонтай В. Западные концепции экономической глобализации // Грани глобализации… - М., 2003.

17. Конфуций. Суждения и беседы. – СПб., 2001. – С. 667

18. Лужков Ю. Развитие капитализма в России. 100 лет спустя: Спор с правительством о социальной политике. – М., 2005.

19. Медоуз Х., Медоуз Д., Рендерс, Беренс Н. Пределы роста. – М., 1991.

20. Михеев В. Pro et contra, - осень 1999. – С. 114.

21. Мюрдаль Г. Проблема равноправия и ее роль в мировом развитии // Политикам об экономике. Лекции лауреатов Нобелевской премии по экономике. – М., 2005. – С. 117-141.

22. Население России 2000. Десятый ежегодный демографический доклад / Ин-т народно-хозяйственного прогнозирования РАН. Центр демографии / Отв. ред. А.Г.Вишневский. – М., 2004.

23. Печчеи А. Человеческие качества. – М., 1980.

24. Пирогов Г. Глобализация и цивилизационное многообразие мира. Докт. дисс., рукопись. – М., 2003.

25. Пронин С., Москвин Л., Цвылев Р. Теория и практика современной социальной политики. – М., 2004.

26. Прыкин Б. Доктрина самосохранения цивилизации. – М., 2003.

27. «Прямые инвестиции». – 2004. - № 7. – С. 13.

28. Римашевская Н. Глобализация и мировое население: социодемографические и этнодемографические сдвиги // Грани глобализации.

29. Россия на пути к устойчивому развитию / Предс. ред. колл. М.И.Залиханов. – М., 2002.

30. Сорос Дж. Кризис мирового капитализма. Открытое общество в опасности. – М., 1999.

31. Стиглиц Дж. Глобализация: тревожные тенденции. – М., 2003.

32. Стиглиц Дж. Ревущие девяностые. – М., 2005.

33. Фромм Э. Быть или иметь. – М., 1990.

34. Яковец Ю. Глобализация и взаимодействие цивилизаций. – М., 2001.

Автор - доктор политических наук, кандидат экономических наук, главный научный сотрудник.

http://old.za-nauku.ru/index.php?mode=text&id=764

ДЗВОН