Журнал «Золотой Лев» № 167-168 - издание русской
консервативной мысли
М.В. Демурин
Шанс на преображение России после эпохи
Ельцина-Путина[1]
Последствия
августа 2008 года для властной машины и
расстановки
общественно-политических сил в стране
События августа 2008 года в Южной Осетии, Абхазии, Грузии и
вокруг них и особенно позиция, занятая президентом Медведевым, могут иметь
значительные положительные последствия и для властной машины, и для расстановки
общественно-политических сил в России. Это положительное влияние, однако, не
гарантировано. Дан только импульс для положительных подвижек. Причём дан он
скорее вынужденно, чем целенаправленно и продуманно.
Наиболее значительный из факторов, способствующих этим
подвижкам, – позиция, которую заняли НАТО и Европейский союз, Запад в целом.
Она объективно должна ускорить «отрезвление» тех в русском политическом классе
и экономической элите, кто к такому «отрезвлению» способен. С другой стороны, более
явно, чем раньше, уже проявили и продолжают проявлять себя «слабонервные» и
зависимые от Запада представители русского политического класса. В принципе,
кто есть кто было ясно и раньше, но дополнительная фокусировка идёт на пользу делу.
Продолжают, в то же время, действовать факторы, которые
мешают скорейшему преображению России (речь должна вестись именно о
преображении, поскольку для эволюции, даже самой интенсивной, времени у нашей
страны нет). Что это за факторы?
Первый – продолжающееся использование руководством страны тезиса
о том, что у России нет идеологических разногласий с Западом. Понятно, что
понятие Запад в данном случае используется обобщённо, что различия между,
например, такими центрами силы на Западе, как мировой финансовый интернационал,
протестантские политики в США, европейские либералы и Ватикан, весьма и весьма
существенны. Важно, однако, понимать, что со всеми ними у России и русских, как
и у других народов, населяющих нашу страну, есть серьёзные, основополагающие
идеологические, мировоззренческие противоречия. И эти противоречия
гораздо серьёзнее и значительнее противоречий политических, военных,
экономических.
Тезис об отсутствии идеологических противоречий с Западом
мешает руководству России ясно сформулировать причины новой «холодной войны», которая
для одних - началась в августе 2008 года, для других – только может начаться, а
в моём понимании уже давно ведется против нашей страны, по сути дела, не прекращаясь
с советского времени. Но что ещё более важно – этот тезис мешает заявить о
наличии в России собственного цивилизационного
проекта. А между тем только он и может стать основанием для внутреннего
оздоровления страны и общества и внешнего собирания земель.
Второй негативный фактор – желание влить новое вино более
самостоятельной политики в старые мехи того правящего слоя, который привёл
нашу страну к серьёзному внешнеполитическому кризису и неизбежности выхода
на положительные решения только через этот кризис, через большие человеческие
жертвы и материальные потери. У значительной части людей, работающих во
властных структурах, а также в большой части экономической и политической
«элиты» остаются иллюзии относительно того, каковы истинные задачи Запада в так
называемом партнёрстве с Россией.
Мои слова не должны восприниматься как призыв к тотальной
смене этого слоя: политика – искусство возможного. Часть этого слоя вполне
может изменить свою позицию, и подтолкнуть её к этому, пусть и через нехочу, - вполне адекватный метод. Тем не менее, приток
новых лиц в структуры, занимающиеся реальной политикой, а также в структуры
пропагандистские - непременное условие дальнейшего движения в правильном
политическом направлении.
Новый
Медведев: что приобрел и потерял третий президент РФ
в результате
августовских событий
На настоящий момент серьёзных потерь не наблюдается, а вот
приобретений – немало. Главное из них – завершение превращения Д.А. Медведева в
реального субъекта политики. Повысился авторитет президента в русском
политическом классе, причём как среди тех, кто его подход к данной ситуации
поддержал, так и среди его оппонентов. Укрепился авторитет Медведева в русском
обществе, народе в целом. Опять же вне зависимости от политических предпочтений
возрос международный авторитет президента России. Когда такое
превращение совпадает с процессами, происходящими в стране в целом, эффект
может усилиться многократно.
Данный положительный потенциал имеет, однако, и обратную
сторону: неизбежность ускоренной негативной динамики в случае малейшего шага
назад и тем более отступления.
Второй положительный момент – избавление от многих иллюзий,
связанных с политикой Запада в отношении России. Это избавление, однако, ещё не
завершилось.
Можно ли
говорить о конце эпохи Ельцина – Путина?
Если да, то
каковы очертания новой эпохи?
На мой взгляд, период правления Б.Н. Ельцина и период
правления В.В. Путина - это разные «эпохи». Я их различаю, прежде всего,
по степени объективного присутствия и влияния наследия СССР – военного,
политического, экономического, культурного. В «эпоху Ельцина» вне зависимости
от его личного подхода такое влияние ощущалось в значительной степени, хотя бы
отчасти нейтрализуя наиболее негативные аспекты политики, проводившейся первым
президентом России. Особенно это сказывалось в области международных дел,
причём как на позициях самого руководства РФ, так и на том, как вели себя по
отношению к России зарубежные центры силы, партнёры на постсоветском
пространстве. К «эпохе Путина» такое положительное влияние наследия СССР во
многом исчерпало себя. Причём произошло это быстрее, чем могло бы произойти,
вследствие неумной позиции отказа в 1991 году от полноценной преемственности по
отношению к Союзу ССР. В.В. Путин и весь правящий слой России по сути дела
оказались «у последней черты».
Второе различие в том, как решался вопрос о легитимности
власти. Ельцин делал акцент на расширении внешней, западной поддержки, будучи
готовым жертвовать ради этого поддержкой населения своей собственной страны. К
чему это привело в 1996 году, мы знаем. У В.В. Путина – другая история. В 2004
– 2005 годах он вместе с наиболее реалистично мыслящей частью правящего класса
России осознал бесперспективность обретения легитимности за счёт внешней,
особенно западной, поддержки и вынужден был обратиться к поиску путей
укрепления легитимности внутренней, а вместе с этим – начать отвечать на
усиливавшееся внешнее давление. Хорошо, что это давление быстро приобрело
совершенно неприемлемое качество. В этом смысле наши недруги сослужили нам
хорошую службу.
И ещё один момент, который выводит нас на понимание
особенностей уже новой эпохи. Если мыслить в категориях предложенной известным
современным философом В.А. Аверьяновым концепции трех
смутных времён (конца XVI – начала XVII веков; первых десятилетий XX
века и конца XX – начала XXI веков), то приходишь к констатации, что период
правления Б.Н. Ельцина – это период раздвоения и распада власти, а период
правления В.В. Путина – это уже период начала преодоления смуты, причём
это преодоление далеко не всегда является результатом субъективной установки
власти, а, скорее, следствием объективных процессов, происходящих в стране в
целом.
Теперь о новой эпохе. Это должен быть период окончательного
преодоления смуты и перехода России в полностью самостоятельное качество
восстановившегося мирового центра силы. Отличие его от двух предыдущих периодов
состоит в том, что наследие СССР к настоящему моменту в очень значительной мере
исчерпано, а вот его востребованность, как и востребованность наследия исторической России и
исторической Российской империи, особенно в политико-культурном плане и, прежде
всего, в период выхода из смут, будут неуклонно возрастать.
Новый этап в
отношениях России с Западом.
Как на
практике может выглядеть «изоляция» России и что она будет означать
Для внутреннего
развития и международного положения страны?
В отношениях с Западом для России давно уже наступило время
«уклоняться от объятий» (Еккл.3,5). Во внутреннем развитии нашей страны и в
её действиях на пространстве исторической Российской империи это непосредственно
связано с решением задачи «собирать камни». В результате того, как Запад
проявил себя в августе 2008 года, Россия приобрела дополнительные аргументы,
чтобы окончательно отбросить выдвинутую в начале 1990-х годов деструктивную
установку: «Россия - страна, выпавшая из мировой логики развития», и ее надо
«вернуть в цивилизованный мир».
Изоляция России в современном мире в принципе невозможна. Противоречия в самом совокупном Западе настолько велики,
что достичь единства по такому вопросу, как изоляция России, он не сможет. Тем
не менее, охлаждение отношений с США и Европейским союзом может иметь место.
Оно, однако, только пойдёт на пользу России, так как ограничит возможности русских
политических сил, родственных западным кругам и играющих роль инструментов их
влияния в нашей стране. Охлаждение отношений с Западом позволило бы нам, с
одной стороны, переосмыслить приоритетность отношений с теми или иными партнёрами
на самом Западе, а с другой, - более серьёзно и системно заняться выстраиванием
отношений не только со странами на пространстве исторической Российской империи
и «старыми» центрами силы на Востоке (Китай, Индия), но и с «новыми»,
перспективными партнёрами в АТР, Латинской Америке, Африке и т.д.
Что касается восприятия такого важного для нас центра силы,
как Европейский союз, то имеет смысл, на мой взгляд, чётко отдавать себе отчёт
в следующем: ЕС это сила, стратегической задачей которой является
ограничение влияния России на всём постсоветском пространстве, и для её
решения будут использоваться любые возможности и ситуации, включая, естественно,
и нынешнюю ситуацию вокруг Грузии, Абхазии и Южной Осетии. Основной метод решения
этой задачи – расширение своего присутствия. Именно с этой точки зрения я бы и
предложил рассматривать вопрос о вводе в Грузию наблюдателей от ЕС. И второй
момент: в Европейском союзе, конечно, есть разногласия по поводу того, как
вести себя в отношении России, но вот по поводу необходимости сохранения Грузии
в качестве форпоста антирусских действий на Кавказе, а, значит, и нынешнего
грузинского режима (будь-то под руководством Саакашвили
или какой-то другой фигуры), в ЕС никаких разногласий нет.
Если же говорить о дальнейших действиях России собственно
на Южном Кавказе, то отправной точкой для их разработки могло бы служить понимание
того сложного выбора, перед которым мы поставили Европейский союз. Чтобы
продолжить начатую им работу с элитами Абхазии и Южной Осетии в целях побудить
их к самоопределению под своей эгидой, ЕС теперь надо также их признать. Другой
вариант этой работы Запада – расширение своего присутствия в этих двух новых
государствах в рамках «миротворческих усилий». Так или иначе, перегруппировавшись,
Запад продолжит обхаживать элиты этих двух государств. Да и некоторые
представители этих элит также будут стремиться контакты с Западом развивать,
аргументируя это тем, что дорога к признанию долгая, надо свою позицию
разъяснять и т.д. Поэтому дальнейшая линия действий России на Южном Кавказе мне
видится так:
- ни в коем случае не допустить размещения никаких сил,
кроме русских, на территории Абхазии и Южной Осетии (аргумент: ЕС – сила, которая слишком однозначно поддерживает
агрессивный режим Грузии);
- никаких
переговоров без участия Сухума и Цхинвала, причём
тема переговоров – та, которая сформулирована в пункте №6: обеспечение их
безопасности;
- не медлить с присоединением этих государств (желание осетин объединиться вполне естественно, Абхазия
же может сформулировать такое желание перед лицом усиливающейся агрессивности
Грузии и Запада);
- самим отложить
подготовку нового соглашения о партнёрстве с ЕС, тем более что старое можно
автоматически продлевать.
Позиции России
на постсоветском пространстве: потери, приобретения, перспективы региональной интеграции
в новых условиях.
Можно ли
преодолеть одиночество России в ее бывшей Империи?
Существовавшее до самого последнего времени качество и
направленность отношений России с Западом только мешали восстановлению позиций
нашей страны на постсоветском пространстве. Если сама Россия встала на ущербную
позицию «возвращения в цивилизованный западный мир», то чего можно было ожидать
от наших соседей? Ни о какой роли лидера для страны, догоняющей других, речи
идти не могло и не может. Некоторое время тому назад Россия вроде бы
заявила, что не собирается становиться частью западного либерального глобалистского проекта. Но, сказав «А», мы не сказали «Б».
Напомню, что ещё в мартовском (2007) года «Обзоре внешней
политики России» потенциальный залог лидерства России на пространстве СНГ
трактовался как «создание привлекательной и реалистичной модели перехода к
рынку и демократии». В обзоре внешнеполитической деятельности России по
итогам 2007 года, опубликованном в марте 2008 года, эта фраза исчезла и в
обновлённой Концепции внешней политики России от июля 2008 года, к счастью, не
появилась. Однако инерция такого подхода продолжает давать о себе знать. Если,
как отмечается в Концепции, Россия должна стремиться к тому, чтобы её воспринимали
в мире только как «демократическое государство с социально
ориентированной рыночной экономикой и независимой внешней политикой», то на
какой основе будет формироваться круг наших союзников? Союзников в чём? В
реализации какого проекта? Ответить на эти вопросы на основе концепции
деидеологизации внутренней и внешней политики невозможно.
Можно, конечно, избегать слова «идеология», если оно
кому-то представляется неприятным, но суть от этого не меняется: положение
субъекта современной международной жизни, как впрочем, это было всегда, требует
наличия самостоятельного цивилизационного проекта.
Надо четко сформулировать, в чём он состоит. В противном случае потенциальным
союзникам будет непонятно, на что они должны ориентироваться, что такого им
даёт союз с Россией, чего не даёт союз, например, с США или ЕС. Совершенно, на
мой взгляд, ясно, что такой проект не может сводиться только к созданию в
России демократического общества, правового государства и социально
ориентированной рыночной экономики, хотя в этих составляющих, хотя бы частично,
есть рациональное зерно. Наш проект должен стать органичным продолжением
русской культурно-исторической традиции. И в этом смысле он не может не быть
консервативным проектом.
У нас же пока с этим делом, во всяком случае, во
внешнеполитических документах, полная путаница. Вот цитата из июльской Концепции
внешней политики: «Глобальная конкуренция впервые в новейшей истории
приобретает цивилизационное измерение, что
предполагает конкуренцию между различными ценностными ориентирами и моделями
развития в рамках универсальных принципов демократии и рыночной экономики»
(курсив мой).
Согласитесь, что такая постановка проблемы цивилизационного своеобразия вызывает вопросы. Соответственно
и наш «проект» формулируется весьма и весьма банально: «создание благоприятных
внешних условий для модернизации России, перевода ее экономики на инновационный
путь развития, повышения уровня жизни населения, консолидации общества, укрепления
основ конституционного строя, правового государства и демократических
институтов, реализации прав и свобод человека и, как следствие, обеспечение
конкурентоспособности страны в глобализирующемся
мире». Для его осуществления союзников у Запада, да и у Востока, не «перевербуешь». Не приобретёшь их и на пути перевода
отношений на основы «прагматизма и рыночных принципов». Поэтому и приходится нашему
МИДу идти по пути паллиативных решений: «На смену блоковым подходам к решению
международных проблем, - констатируется в Концепции внешней политики, -
приходит сетевая дипломатия, опирающаяся на гибкие формы участия в
многосторонних структурах в целях коллективного поиска решений общих задач».
На самом деле, как показывает практика «коллективного
поиска» решений общих задач в рамках, например, ОБСЕ или ООН (я уже не говорю о
Совете Россия – НАТО), наличие союзников – дело весьма нужное. Одним
словом, путь к преодолению одиночества – наличие такого собственного цивилизационного проекта, содержание которого будет
говорить о способности России кардинально оздоровить ситуацию в мире по всем
направлениям – политическому, военному, экономическому, культурному,
экологическому, демографическому и пр.
Качественно
новые вызовы и сценарии для территории СНГ
Главным вызовом мне представляется выработка эффективной
диалектики применения принципов территориальной целостности и права народов на
самоопределение. Вопрос ведь не в формальном примате уважения территориальной
целостности государств или принципа права на самоопределение, тем более что
такого примата в международном праве не зафиксировано, а в том, что практически
осуществлять эти принципы может и должен только адекватный субъект. Что же
касается органичного подчинения этих принципов друг другу (на практике, что бы
мы ни говорили о необходимости уважения международного права, всегда один берет
верх над другим), то оно должно основываться не столько на внешних обстоятельствах,
сколько на объективном анализе того, кем в смысле внутреннего качества они
осуществляются.
Второй важный вызов – это возрастающая агрессивность к
России некоторых её новых соседей. Корень этой проблемы я вижу в следующем. На
формирование элит и политических систем в новых государствах - республиках СССР
серьёзное влияние оказывает противоречие между, с одной стороны, заявлениями их
руководителей о том, что их главная задача - восстановление своей национальной
самобытности после периода доминирования СССР, и, с другой, - включением этих
стран их западными патронами в осуществление мировых проектов глобалистского свойства. В силу первого вектора, в странах
на пространстве бывшего СССР сегодня должна быть востребована консервативная
политика. В силу второго, дополнительные шансы получают партии либерального
толка, а также те социал-демократические силы, которые, прикрываясь левой
риторикой, на деле являются проводниками той же либеральной политики.
Содержательную консервативную политику ни европейский
либеральный, ни американский глобалистский проекты на
своей периферии не потерпят. Так как же
тогда соответствовать "национальным установкам"? Ответ: за счёт
русофобии и во внутренних, и в международных делах. А Запад взирает на это
весьма снисходительно: консерватизм не только трансформируется в этно-радикализм, но и получает реальное "дело", а
русские в данных странах оказываются под жёстким контролем. Если соотнести
сказанное с тем, что упоминалось мною выше, то мы получаем ещё один аргумент в пользу
того, чтобы наш цивилизационный проект был проектом
консервативным.
Отмечу также два аспекта политики России на пространстве
бывшего СССР, которые, на мой взгляд, продуцируют не силу, а слабость. Это
увлечённость "улучшением отношений" с соседями и ставка на то, что
условно можно назвать "династической дипломатией". Иногда ради
сохранения благоприятной перспективы дальнейшего взаимодействия необходимо
жестко поставить вопрос, на каких принципах эти отношения будут базироваться.
Научившись говорить твердое "нет" тем нашим соседям, которые не
желают усиления влияния России, важно одновременно стимулировать население и
предпринимательское сообщество этих стран к оценке того, является ли выбор их
современного правящего класса благом для стабильного будущего соответствующего
государства. Другими словами, хорошие отношения с соседями не должны
рассматриваться как самоцель. Отказ же от заигрывания с откровенно
русофобскими и враждебными нашей стране режимами должен сочетаться с
продуманной системой поощрения тех сил в бывших республиках СССР, которые
ориентируются на Россию.
Что же касается "династической дипломатии", то
хорошие отношения между лидерами - это прекрасно. Создается, однако,
впечатление, что у нас они поставлены во главу угла, причем зачастую в ущерб
отношениям между обществами, политическими партиями, НПО, бизнесом. Тесные
контакты на уровне руководителей должны быть производными от хороших отношений
между самими странами, а не наоборот. Иначе вся конструкция становится
нестабильной.
На пространстве бывшего СССР ещё не полностью изведены
политики, для которых культивируемый в нашей внешней политике «прагматизм» –
далеко не в числе первых оснований для деятельности. У них реально присутствуют
идейные мотивы, они рассматривают опыт и будущее исторической России либо как
часть своей субъектности, либо в прямой взаимосвязи с
ней. Именно их присутствие служит едва ли не главным свидетельством того, что
эти государства, действительно, состоялись. И именно их нам надо всеми
ресурсами поддерживать.
Каковы
основные выводы «грузинского кризиса» для российской дипломатии?
Какой должна
быть российская идеология международных отношений в ситуации кризиса международного
права?
Частично я ответил на этот вопрос выше. Добавлю лишь
следующее. Сегодняшнее состояние России и её положение в мире, на мой взгляд,
требуют изменить идеологию внешнеполитической деятельности. Речь идёт о том,
чтобы перенести акцент с выработки решений как реакции на внешние вызовы на
внутреннюю составляющую, на учёт внутренних вызовов, а именно главного из них –
потребности в скорейшем ясном национальном самоопределении. Сейчас России
необходима сдержанность во всем, что касается текущей внешнеполитической
конъюнктуры и даже крупных проблем, не имеющих прямого отношения к такому самоопределению,
и активное отстаивание позиции тогда, когда речь идет о делах, непосредственно
влияющих на наше восстановление в качестве великой нации, одного из
культурно-исторических полюсов современного мира. Другая сторона этого подхода
заключается в том, чтобы своими системными внешнеполитическими действиями
подводить соседей к решению вопроса об их самоопределении в благоприятном для
нас ключе. Например, в грузино-осетинском кризисе России удалось
продемонстрировать неготовность Запада защитить своих ставленников на
постсоветском пространстве в случае их открытых агрессивных действий в отношении
России, и это очень важно.
Что касается кризиса международного права, то генеральным
ответом на этот вызов мне представляется продолжение, несмотря ни на что,
действий в пользу его восстановления на глобальном уровне через ООН,
которая должна быть сохранена как организация суверенно равных государств вне
зависимости от произвольно применяемых к ним Западом критериев
«демократичности». Это будет сложная борьба, схожая с борьбой против чумы у Альбера Камю, когда порой будет казаться, что разрушители
международного права берут верх, но которая в итоге должна увенчаться успехом.
Другого разумного выхода нет. Звучащие от некоторых экспертов предложения о
создании «региональных правовых систем» мне не кажутся продуктивными. А вот
в сопутствующих мировоззренческих инициативах типа выдвинутой фондом «Русский
предприниматель» инициативы «Декалог XXI» мне видится
немалый смысл.
Автор - политический аналитик,
публицист, чрезвычайный и полномочный посланник 2 класса.
АПН, 19.09.08