Журнал «Золотой Лев» № 162 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

П.В. Мультатули

 

9 января 2005 года[1]

 

 

… «Кровавое воскресенье» было подготовлено партией эсеров на деньги японской разведки. Деньги эсеры получали из-за границы от кадрового японского разведчика полковника Акаси. Рутенберг готовил эсеровское вооруженное выступление. Прикрытием этого восстания должна была стать мирная демонстрация петербургских рабочих. Шествие рабочих должен был возглавить священник Георгий Гапон. Гапон был духовным лидером легального «Собрания фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга». Эта организация была на хорошем счету у полиции. Поэтому, когда Гапон заявил властям, что собирается возглавить шествие петербургских рабочих к Царю, власти отнеслись к этому спокойно. Шествие, говорил Гапон, будет верноподданническим мирным и немногочисленным. Но представители властей не знали тогда, что Гапон был пешкой в руках эсеров. По замыслу эсеров, рабочие должны были стать лишь массовкой в преступном спектакле. Экономические требования эсеры собирались заменить в день шествия на радикально-политические, а внедрённые в ряды рабочих боевики – открыть огонь по войскам и полиции.

Только в самый канун 9-го января, власти начали понимать, что готовится не мирная петиция рабочих, а мощная противоправительственная политическая акция. Причём, эта акция была организованна при фактическом попустительстве самих властей. Встал вопрос, что говорить Царю.

Николай II вплоть до 8-го января ничего не знал о надвигающихся событиях, его не было в Петербурге. Накануне Государь уехал в свою загородную резиденцию – Александровский дворец Царского Села.

Причина неосведомленности Царя лежала не в его равнодушии, а все в той же сложной бюрократической машине Российской империи. Парадокс этой машины заключался в том, что с одной стороны без Царя не решался ни один, даже самый несущественный вопрос жизни государства, но только такой вопрос, который был поставлен «в установленном законом порядке», то есть с соблюдением всех бюрократических формальностей, а с другой считалось недопустимым сообщать Царю о всяких «мелочах» и беспорядках, если они не принимали угрожающего характера. В Российской империи было четкое разделение компетенций министерств и ведомств, и никто не должен был вмешиваться в дела другого. Считалось, что шествие рабочих, которое должно было состояться, это дело министров внутренних дел и юстиции. Но к вечеру 8-го января всем стало ясно, что надвигается буря государственного масштаба, и не поставить Царя в известность уже было невозможно. Только поздно вечером, в 23 часа 40 минут, 8-го января, министр внутренних дел князь Святополк-Мирский приехал к Николаю II с докладом. В камер-фурьерском журнале отмечено: «Его Величество изволили принимать от 11 ч. 40 м. вечера министра внутренних дел Святополк-Мирского». Но даже тогда Святополк-Мирский не сообщил Николаю II о всей опасности надвигающейся катастрофы. Это видно из дневниковой записи Царя от 8-го января 1905 года, которую он сделал после доклада министра внутренних дел: «Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется 120.000 ч. Во главе рабочего союза какой-то священник – социалист Гапон. Мирский приезжал вечером для доклада о принятых мерах».

По этим строкам мы можем судить, сколь неточно информировал Государя его министр. Во-первых, заводы и фабрики начали бастовать не 7-го января, а гораздо раньше. Во-вторых, Святополк-Мирский не сказал ни слова о готовящемся шествии рабочих, Царь пишет только о том, что «вызваны войска для усиления гарнизона». Таким образом, даже если предположить невозможное, что Царь решил принять депутацию рабочих, он сделать бы этого не мог по простой причине: он ничего не знал ни о готовящемся шествии, ни о петиции! О том же свидетельствует и цифра, приводимая Царем: 120.000 тысяч – это количество бастующих рабочих, а не участников готовящегося шествия. Наконец, в-третьих, министр не сообщил Царю, что Гапон не просто какой-то «священник-социалист», а руководитель крупного рабочего союза, созданного по инициативе полиции. Нет также в строках Царя ни слова об участии революционных группировок в подготовке шествия. «Никто, разумеется, не собирался просить царя, который находился в Царском Селе и не знал ни о петиции, ни о марше, встретиться с Гапоном»,- пишет Роберт К. Мэсси. Таким образом, можно определенно сказать, что Святополк-Мирский неправильно информировал Царя, более того он его частично дезинформировал. Ф.Лурье более категоричен: «Святополк-Мирский обманул монарха. Он счел необходимым убедить Николая II, что в столице наступило спокойствие».

В чем причина этого обмана Царя Святополк-Мирским? Может быть, министр просто не обладал сведениями о характере готовящегося шествия? Как мы видели из предыдущих документов, к вечеру 8-го января власти прекрасно отдавали себе отчет о надвигающихся событиях. Причин для подобных действий Святополк-Мирского могло быть много. Самая простая из них – обыкновенный страх предстоящей ответственности за упущенную ситуацию. Ведь власти знали о надвигающемся шествии не 8-го января и даже не накануне, а уже в самом начале месяца. У Царя мог возникнуть резонный вопрос: почему медлили, почему не приняли мер заранее? Еще больший конфуз вызывала ситуация с Гапоном и его «Собранием» – детищем полиции. Царю бы пришлось доложить, что к надвигающимся событиям, фактически, причастна полиция. «Власти военные и полицейские показали свою беспомощность и вместо того, чтобы изолировать десяток организаторов, полагались на «слово» Гапона, уверявшего их (в начале), что шествие не состоится».

Витте вспоминает, что «на основании совещания, которое происходило 8 января вечером, было решено, чтобы рабочих-манифестантов, или эти толпы рабочих, не допускать далее известных пределов, находящихся близ Дворцовой площади». То есть, никакого приказа стрелять в рабочих, где бы они ни появились, не было.

Но простой разгон демонстрации не входил в планы ее организаторов, им была нужна пролитая кровь. О том, что Гапон готовил кровопролитие, нам известно из его воспоминаний.

Во-первых Гапон заранее знал, что Николая II нет в Петербурге, то есть он заранее обманывал людей в том, что ведет их на встречу с Царем. Когда же слух этот дошел до рабочих, то Гапону пришлось изворачиваться: «На одном из митингов одна старушка спросила меня: «А что если Царь-Батюшка долго к нам не выйдет? Мне сказали, что его нет в Петербурге?» «Да, ответил я, но он не далеко, в получасе езды от Петербурга. Мы должны ожидать его до глубокой ночи»».

Во-вторых, Гапон заранее знал, на что он ведет рабочих: «Великий момент наступает для всех нас, сказал я, не горюйте, если будут жертвы не на полях Манчжурии, а здесь на улицах Петербурга. Пролитая кровь сделает обновление России».

О том, что Гапон и его эсеровские сподвижники готовились именно к насильственному перевороту, свидетельств много. Вот как оценивал ситуацию в столице накануне событий 9-го января большевик С.И.Гусев в письме к В.И.Ленину: «События развиваются со страшной быстротой. Гапон революционизировал массу. Забастовка расширяется и, вероятно, станет общей. На воскресенье Гапон назначил шествие к Зимнему дворцу и подачу петиции с требованиями, вполне соответствующими программе-максимум (политической части) [имеется ввиду программа-максимум партии большевиков – П.М.]. Гапон предполагает, что будет 300.000 человек и предполагает запастись оружием» (Подчеркнуто мною – П.М.).

А вот, что ответил Гапон в узком кругу уже после событий 9-го января, когда один из его сподвижников спросил: «Ну, отче Георгий, теперь мы одни и бояться, что сор из избы вынесут нечего, да и дело-то прошлое. Вы знаете, как много говорили о событиях 9 января и как часто можно слышать суждение, что, прими Государь депутацию честь-честью, выслушай депутатов ласково, все обошлось бы по-хорошему. Ну, как вы полагаете, о. Георгий, что было бы, если бы Государь вышел к народу?

Совершенно неожиданно, но искренним тоном, Гапон ответил: «Убили бы в пол минут, пол секунд!»».

8-го января происходит встреча Гапона с Фуллоном, а затем с министром юстиции Муравьевым. Эти встречи окончательно развеяли иллюзии о мирном характере выступления. На встрече с градоначальником и министром Гапон уже не скрывал истинного текста петиции, предоставив им окончательный «эсеровский» вариант. Читая петицию, Фуллон с ужасом понял, какой оборотень скрывался за рясой православного священника. Сам Гапон с удовольствием вспоминал об этом: «Фуллон внимательно просмотрел резолюцию, но дойдя до пятого пункта (равенство перед законом всех без исключения – П.М.) воскликнул с удивлением: «Но это настоящая революция! Вы угрожаете спокойствию столицы!»».

Еще трагичнее прошла встреча между Гапоном и министром юстиции Муравьевым. На ней Гапон уже сбросил все маски и обрушил на министра поток революционного краснобайства. ««Страна, – сказал я, – переживает серьезный политический и экономич6еский кризис, каждое сословие предъявляет свои требования, жалуется на свои нужды, выражая их в своих петициях к Царю; настал момент, когда и рабочие, жизнь которых очень тяжела, желают также изложить свои нужды Царю». При этом я вручил ему копию нашей петиции. Всего было сделано 15 копий. Одиннадцать было роздано по отделам нашего союза, одна, на лучшей бумаге для Государя, по одной министрам внутренних дел и юстиции, и одна для меня (я отдал ее корреспонденту одной английской газеты, высказав при этом надежду, что Господь дарует нам те права, которыми пользуется английский народ). Муравьев воскликнул: «Но ведь вы хотите ограничить самодержавие!» «Да, ответил я, но это ограничение было бы на благо как для самого Царя, так и его народа. Если не будет реформ свыше, то в России вспыхнет революция»».

(Отметим, здесь интересный момент. Гапон заранее делает петицию известной западному общественному мнению, причем мнению наиболее враждебному России, то есть английскому).

После встречи с Гапоном Муравьев пришел в неподдельный ужас. До 9-го января оставалось меньше суток, а что делать с надвигающимся шествием в 300 тысяч человек во главе с людьми, требующими изменения государственного строя, власть не имела понятия. Что сообщать Государю, что делать с Гапоном, как остановить шествие многотысячной толпы? Сомнения в благополучии исхода надвигающихся событий, начинали все больше и больше посещать представителей власти. Генерал А.А.Мосолов вспоминал, что шеф жандармов генерал К.Н.Рыдзевский «говорил, что ожидается большая манифестация со священником Гапоном во главе, но что надеются иметь возможность ей помещать, так как, хотя Гапон и считался преданным государственной полиции и своим человеком, все же крепко связался с анархистами. На мой вопрос, считает ли он, что петербургская полиция на высоте своего положения, Рыдзевский ответил, что не особенно ей доверяет и что гапоновская манифестация будет для нее серьезным экзаменом». Однако до самого конца власти проявляют удивительную нерешительность. В момент, когда каждая минута была дорога, они проводили время в бесконечных обсуждениях вариантов решения проблемы. Наконец был отдан приказ немедленно арестовать Гапона, но этот приказ никто не выполнил.

Между тем, в город еще вечером 7-го января поспешно вводятся воинские подразделения. Роты лейб-гвардии Гренадерского, Преображенского, Финляндского, Семеновского, Егерского полков, а также 198-го пехотно-резервного святого князя Александра Невского полка берут под контроль электростанции, газовые заводы, Путиловский завод, фабрику Сыромятникова, перекрывают улицы и площади столицы. Но войск и полиции явно недостаточно для сдерживания толпы таких масштабов. 8-го января у министра внутренних дел князя Святополка-Мирского состоялось совещание с одной единственной повесткой дня: «Что делать?». Было решено рабочих в центр не пускать, перегородив им путь войсками и конной полицией. Одновременно была предпринята попытка запретить шествие 9-го января. Было напечатано обращение к жителям столицы. Но так как вследствие забастовки работала всего одна типография, тираж этого обращения был ничтожно мал.

Утром 9-го января 1905 года началось шествие рабочих к Зимнему дворцу. С раннего утра рабочие собирались на заранее назначенных сборных пунктах. Многие пришли с царскими портретами, были одеты аккуратно, даже нарядно – народ шел на встречу с Царем. В Путиловской часовне отслужили молебен за здравие Государя. Общее число собравшегося народа в четырех районах города оценивалось примерно в 300 000 человек. Около 11 часов началось движение колонн. Однако общее настроение масс нельзя было считать мирным, как это делали на протяжении десятилетий советские историки. Народ еще только собирался для шествия, а на Васильевском острове группа рабочих, руководимая эсерами, начала строить баррикады, водрузив на них красные флаги. В некоторых колоннах несли царские портреты и церковные хоругви. Рабочие не знали, что эти хоругви были силой отобраны эсеровскими боевиками из ближайшей часовни. У Нарвских ворот показались цепи солдат и конные патрули. Первая встреча рабочих с войсками и полицией произошла в 12 часов дня возле Нарвских ворот. Начальник Нарвско-Коломенского района генерал-майор Рудаковский докладывал вечером 9-го января начальнику 1-й Гвардейской дивизии генералу А.Е.Зальцу: «Доношу, что сегодня 9 января, около 12 часов дня толпа рабочих, приблизительно от 2 до 3 тысяч человек, двигались по Петергофскому шоссе к Нарвским триумфальным воротам, неся с собой портреты Их Величеств, кресты и хоругви, насильственно, как оказывается, и самовольно взятые из часовни. Вышедшие ей навстречу чины полиции напрасно уговаривали не идти в город, предупреждали неоднократно, что в противном случае войска будут стрелять по ним. Когда все увещевания не привели ни к каким результатам, был послан эскадрон Конно-Гренадерского полка, чтобы заставить рабочих возвратиться назад. В этот момент был тяжело ранен рабочим помощник пристава Петергофского участка поручик Жолткевич, а околоточный надзиратель убит. Толпа при приближении эскадрона раздалась по сторонам, а затем с ее стороны были произведены 2 выстрела из револьвера, не причинившие никакого вреда никому из людей эскадрона и задевших только гриву лошади. Кроме того, одним из рабочих был нанесен удар крестом взводному унтер-офицеру».

Как видно из рапорта генерала Рудаковского первые выстрелы прозвучали не со стороны войск, а со стороны толпы, и первыми жертвами стали не рабочие, а чины полиции и армии. Отметим также, как ведет себя один из «верующих» участников демонстрации: крестом бьет унтер-офицера! При этом следует отметить, что хотя в рапорте все называются «рабочими», установить, кто это был на самом деле не представляется возможным. Скорее всего это был эсеровский подстрекатель. Но даже после этого вооруженного нападения, войска не сразу открыли огонь. Рудаковский далее продолжает: «Когда эскадрон встретил вооруженное сопротивление и не будучи в силах остановить движение толпы, возвратился назад, командовавший двумя ротами 93-го пех. Иркутского полка капитан фон Гейн подал сигнал стрелять; повторяемый более трех раз, он не оказал воздействия, и толпа, продолжавшая наступать, приблизилась на 200 шагов. Тогда было сделано более 5 залпов, после чего толпа повернула назад и быстро рассеялась, оставив более сорока человек убитыми и ранеными. Последним немедленно была оказана помощь, и они все, за исключением легко раненых, взятых толпой, размещены в больницах Александровской, Алафузовской и Обуховской».

Не правда ли эта картина разительно отличается от садистского расстрела безоружной толпы, произведенной подневольными солдатами под командой ненавидящих простой народ офицеров?

Еще две мощные колонны рабочих следовали к центру со стороны Выборгской и Петербургской сторон. В 12 часов дня, также как и у Нарвских ворот, путь им пытались перегородить возле Б. Дворянской улицы 2 эскадрона гвардейских улан. Однако толпа, пропустив вперед оба эскадрона, обошла их по бокам и продолжала следование к Троицкой площади, где находились выстроенные 13-я, 14-я и 16-я роты лейб-гвардии Павловского полка. Пристав 1-го участка Петербургской части Крылов, выступив вперед, обратился к толпе с увещеваниями прекратить движение и повернуть назад. Толпа остановилась, но продолжала стоять. Тогда роты, сомкнув штыки двинулись на толпу с криками «ура!» Толпа была оттеснена и стала расходится. Никаких жертв среди нее не было.

Другая толпа, еще больше прежней, появилась на Каменоостровском проспекте и стала двигаться к Троицкому мосту. Потом кто-то говорил, что видел среди нее Гапона, но, вероятно, это была ошибка: Гапон не успел бы с такой скоростью переместиться с Нарвской стороны на Петербургскую. Толпа приближалась к выстроенным ротам. Дальнейшее известно из рапорта пристава Крылова генералу Фуллону: «По требованию моему остановиться толпе и не двигаться вперед, и несмотря на повторение этого требования, толпа продолжала двигаться. Предупредив в последний раз, что если не остановятся, то будут стрелять, я отошел в сторону, так как был подан приказ к стрельбе. Толпа продолжала двигаться, и после третьего сигнала, когда толпа все-таки не остановилась, был произведен один залп, закончившийся отдельными выстрелами, только тогда толпа, имея впереди несколько свалившихся, повернула назад и бросилась в стороны. Немедленно мною было потребовано из пожарной команды Петровской части двое саней, на которых был отправлен на место случая врач Соболев вместе с фельдшером. Врач лично сообщил, что доставил в больницу 5 умерших, 10 смертельно раненых и остальных более или менее тяжело раненых, а всего между 50 и 60 человек».

На Васильевском острове толпа вела себя с самого начала агрессивно и революционно. Генерал-майор Самгин докладывал: «Около 1 часа дня толпа на 4-й линии, значительно увеличившись в числе, стала устраивать проволочные заграждения, строить баррикады и выкидывать красные флаги. Роты двинулись вперед. (…) Во время движения рот из дома N35 по 4-й линии, а также из строящегося дома напротив него, бросались кирпичи, камни и были произведены выстрелы. На Малом проспекте толпа сплотилась и стала стрелять. Тогда одной полуротой 89-го пех. Беломорского полка было произведено 3 залпа. (…) Во время этих действий был арестован один студент, обращавшийся к солдатам с вызывающей речью, и при нем был найден заряженный револьвер. Во время действий войск на Васильевском острове, войсками было задержано за грабеж и вооруженное сопротивление 163 человека».

Вот против такой «мирной» толпы приходилось действовать войскам на Васильевском острове! 163 вооруженных боевика и грабителя никак не похожи на мирных верноподданных граждан. При этом следует отметить, что такие боевики были во всех рабочих колоннах. Проявилось это и во время столкновений возле Дворцовой площади.

К Дворцовой площади первая часть толпы вышла уже к 12 часам дня. Толпа скапливалась вокруг площади по прилегающим улицам и набережным, а также возле Александровского сада. Однако вплоть до 14 часов эти скопления удавалось рассеивать без применения оружия, действиями кавалерии и пехоты. Около 14 часов толпы стали значительно больше и сконцентрировались возле Певческого моста и Александровского сада, причем у последнего, как докладывал генерал Щербачев, «масса народа вела себя особенно вызывающе, не уступая никаким увещаниям и требованиям разойтись и отвечала бранью и насмешками на угрозы действовать оружием». Только после неоднократных уговоров преображенцами было дано два залпа по толпе, среди которой было убито 20 человек. Одновременно пришлось применить оружие и на Невском проспекте, где, по свидетельству солдат Семеновского полка, по офицерам из толпы было произведено несколько выстрелов из револьверов.

При этом следует отметить, что войска всюду, где только могли, старались действовать увещеваниями, уговорами, пытаясь предотвратить кровопролитие. Там где не было революционных подстрекателей, или их было недостаточно для воздействия на толпу, офицерам удавалось избежать крови. Так, в районе Александро-Невской лавры и Рождественской части никаких жертв и столкновений не было. То же самое и в Московской части.

По официальной статистике всего было убито 128 человек и ранено 360 (включая военнослужащих и полицейских). Тем не менее, революционеры, а вслед за ними советская историография, впоследствии лгали о «тысячах убитых». Но сколько бы ни было убитых, 9-го января 1905 года произошла великая трагедия: погибли ни в чём не повинные люди и сделано это было от имени Царя. Именно с этого дня клевета на Николая II примет самые изощрённые, самые подлые и самые живучие формы. Последнее нам полностью подтверждает статья г-на Калашникова.

Государь узнал о том, что случилось в Петербурге в 22 часа 20 минут 9-го января от приехавшего с докладом Святополк-Мирского. Император был потрясен. «Тяжелый день! – записал Николай II в тот день в дневнике. – В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных районах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!». Еще накануне Мирский докладывал ему, что в городе сохраняется спокойная обстановка! Теперь тот же Святополк-Мирский говорил о многотысячном шествии, десятках убитых.

Каждой пострадавшей семье из личных средств Царя было отпущено по 50.000 рублей, огромная по тем временам сумма. Виновные в бездеятельности министры Муравьев и Святополк-Мирский немедленно отправлены в отставку.

Накануне событий 9-го января Николай II оказался в полной информационной блокаде, организованной его ближайшим окружением. Вполне возможно, что если бы Император знал о грядущих выступлениях заранее, он бы смог каким-то образом их предотвратить. Не имея никакой возможности этого сделать, он был обречен стать главной мишенью для обвинений со стороны революционеров, общества и обманутого, так же как и он, простого народа.

Такова правда о событиях 9-го января.

 

http://www.rusk.ru/st.php?idar=105344

Русская линия, 2.08.08



[1] Настоящий материал, заголовок которого дан редакцией «Золотого льва», является отрывком статьи автора под названием «Ложь от доктора Калашникова».


Реклама:
-