С.А. Герасимов

Курильские капканы московской дипломатии

 

10 июля 2001 года было опубликовано заявление Сахалинской областной Думы, посвященное Курильской теме, в которой, в частности, областное законодательное собрание выразило озабоченность относительно судьбы Курильских островов, которые являются ныне частью этой островной области. Непосредственным поводом для принятия заявления послужило интервью японской газете “The Yomiury Shimbun” посла РФ в Токио А. Панова, утверждавшего, что президент РФ Путин и премьер-министр Японии Мори во время встречи в Иркутске пришли к компромиссному варианту решения территориальной проблемы, который устраивает обе стороны.

Причем посол не только признал возможность передачи Японии островов на условиях плана бывшего японского премьера Мори, но и выразил недоумение в связи с позицией нового премьер-министра Д. Коидзуми, который уже потребовал у России передачи всех четырех спорных островов, причем до заключения мирного договора. При этом А. Панов, заявив, что “правительство России готово согласиться с передачей Японии Курильских островов”, предложил наиболее реалистичный, по его мнению, сценарий действий. Первый этап — заключение соглашения о передаче Шикотана и Хабомаи и подписание мирного договора между Россией и Японией. При этом передача управления над этими островами должна быть постепенной и занять 10-15 лет. После этого можно будет переходить к переговорам о двух других островах. То есть, как прокомментировала “Газета.ру”, “по сути дела их судьба и так уже известна, но для спокойствия общественного мнения в России будет комфортнее, если процесс их передачи... будет максимально растянут во времени”.

Сахалинская областная Дума обратила внимание на то, что хотя заместитель министра иностранных дел РФ А. Лосюков в письме  к ней убеждал, что на иркутской встрече в верхах договоренностей по этому вопросу не достигнуто, заявление российского посла не было опровергнуто и даже не подверглось критике. В этой связи Дума предположила, что “за спиной федеральных органов власти, региональных властей, втайне от собственного народа осуществляется попытка решения внешнеполитических вопросов путем торговли российскими территориями”.

Не преувеличивают ли сахалинские законодатели степени опасности, которую приобретает тема Курильских островов? Не сгущают ли они краски в своем заявлении? Думается, что когда речь идет о предотвращении возможного ущерба стратегическим, экономическим, оборонным интересам России, что в течение последнего десятилетия случалось не единожды, никакие преувеличения не могут быть чрезмерны.

Ведь хорошо известно, что сразу же после своего избрания японский премьер Коидзуми в очередной, который уже раз, заявил о территориальных претензиях к РФ. Только на этот раз заявление было нарочито резким, что было отмечено и московской прессой. Но дело даже не в тоне, а в аргументах японской стороны. Во-первых, исторических, связанных с процессом освоения островов и несколькими передачами их то от России к Японии, то от Японии к России. Во-вторых, юридических, когда рассматривается послевоенный период. Здесь главную роль придается известной декларации, подписанной правительствами СССР и Японии в 1956 году.

Что касается первой группы аргументов, то они к нормам международного права отношения не имеют, так как акт о безоговорочной капитуляции Японии в 1945 году означал “прекращение существования субъекта международных отношений, демонтаж прежнего государства, утрату им суверенитета и всех властных полномочий, переходящих к победителям, которые сами определяют условия мира и послевоенного устройства”.

Нечто иное — Декларация, заключенная 19 октября 1956 года. Во время иркутской, в марте сего года, встречи в верхах эта Декларация была охарактеризована обеими сторонами как “базовый юридический документ, послуживший началом процессу переговоров о заключении мирного договора”. Правда, МИД РФ сделал оговорку, отметив, что в ходе “иркутского саммита” шла речь о решении спора на основе всех имеющихся двусторонних документов, в том числе и Декларации 1956 года.

Что же говорилось в той Декларации? Речь в ней шла, в частности, о том, что Москва, “идя навстречу пожеланиям” Токио и “учитывая интересы японского государства” — “соглашается на передачу Японии островов Хабомаи и острова Сикотан”. Но обусловлено это согласие было заключением мирного договора между СССР и Японией (ст. 9) и таким характером отношений между державами, который бы соответствовал принципом Устава ООН (ст. 3).

И вот сегодня эти сослагательные положения трактуются не только в Токио, но кое-кем и в Москве как обязательство, безоговорочно взятое Советским Союзом и перешедшее от него к России. Но для русского мировоззрения декларация — не договор, который государства обычно оформляют путем ратификации парламентами окончательно согласованных решений, а некий протокол о намерениях, которые, как известно, могут существенно меняться или вообще отпасть. Что и произошло уже в начале 1960 года, в результате заключения японо-американского “договора безопасности”, направленного, как известно, в том числе и против СССР. Москва тогда же уведомила японскую сторону о том, что “обещание о передаче островов Японии осуществить невозможно”, а что касается территориального вопроса между СССР и Японией, то он “решен и закреплен... соглашениями, которые должны соблюдаться”.

Напомню, что Венская конвенция о праве международных договоров (1969 год) гласит: договор может быть не исполнен, если после чего заключения возникли обстоятельства, существенно изменившие первоначальные условия, из которых исходили стороны при его подписании. Японо-американский договор изменил ситуацию. В Ноте советского правительства от 27 января 1960 года говорилось, что в этих условиях (при сохранении американского военного присутствия в стране) передача двух островов Японии расширила бы территорию, используемую войсками враждебно настроенного по отношению к СССР иностранного государства, то есть США.

О таком повороте событий, то есть о давнем аннулировании советской стороной Декларации 1956 года — японская сторона вспоминать упорно не хочет. А почему, собственно?

Что же касается государственных органов РФ, то у них есть все основания, чтобы в отношениях с Японией считать, что Декларация 1956 года утратила ныне юридическую силу, по крайней мере в ее той части, которая относится к территориальному аспекту российско-японских отношений. Поскольку согласно ст. 4 Конституции РФ суверенитет России распространяется на всю ее территорию и она предписывает государству обеспечивать ее целостность и неприкосновенность, то любые действия власти в пользу передачи островов Курильского архипелага - государственная измена, преступление, которое заслуживает наказания в виде высшей меры.

На конституционную составляющую “проблемы” указывал еще в сентябре 2000 года заместитель председателя Государственной Думы В. Лукин, подчеркнувший, что “вся эта территория является частью Сахалинской области, а изменять территориальную целостность страны — значит изменять Конституцию. Значит, нужна соответствующая поправка к Конституции, которая проходит очень сложным путем, в том числе и Сахалинская область должна принять эту поправку”.

Понятно, что японцы стремятся пересмотреть в свою пользу неблагоприятные для них итоги капитуляции 1945 года. Непонятно другое: какие высокие соображения заставляют наших дипломатов сдавать позиции России. Стремление заключить мирный договор между Японией и Россией? Но история знает достаточно примеров, когда послевоенное урегулирование обходилось без такового. Отсутствие мирного договора еще никому не мешало жить без войны. К тому же в Японии еще год-другой назад ничего и слышать не хотели о 1956 годе, заявляя, что “дальнейшие события сделали его в некотором роде историей, а не современностью”. С этим трудно спорить. С новой Японией, которая возникла после капитуляции старой Японии, Россия не воевала, а та Россия, которая возникла после событий 1991 года в форме РФ, не находилась в состоянии войны с Японией в 1945 году.

Не приходится сомневаться, что двусмысленность, рыхлость, уклончивость позиций иных российских политиков и дипломатов и в 1956-м, и в начале 90-х, да и теперь со странной настойчивостью подталкивают верховную власть страны к тому, что с полным правом можно назвать геополитической катастрофой России на Дальнем Востоке. Чего стоит, например, одна лишь ратификация указанной декларации Президиумом Верховного Совета СССР, что, во-первых, выходило за пределы его компетенции, установленной статьей 49 Конституции СССР, и во-вторых, не соответствовало природе самого документа, подписанного правительствами двух государств. Кажется, это единственный случай такого рода, когда ратифицировалась декларация, что само по себе уже весьма подозрительно.

Конечно, Венская конвенция о праве международных договоров, на которую иной раз ссылаются, содержит положение, согласно которому термин “договор” означает в ней “международное соглашение, заключенное между государствами в письменной форме и регулируемое международным правом, независимо от его конкретного наименования”. Однако к данному случаю эта Конвенция неприменима. Она вступила в силу 27 января 1980 года, а для СССР с 29 апреля 1986 года, когда как Декларация датирована 1956 годом. Наконец, в самой Конвенции сказано (ст.4), что она применяется только к договорам, заключенным государствами после ее вступления в силу. Можно было бы привести ряд других аргументов, почерпнутых из той же Конвенции, дающих основания для расторжения Россией декларации, но и приведенных, на наш взгляд, вполне достаточно.

Следовательно, абсолютизация указанной декларации небезупречна, а ее отождествление с полноценный двусторонним договором, чем иной раз грешат дипломаты и журналисты в Москве, не только превращает ее в некую неприкосновенную “священную корову”, но и извращает известное правило международного права pakta sunt servanda, подменяя его не существовавшим никогда “pereat mundus, fiat deklaratio”.

И хотя не приходится говорить всерьез о том, что у Москвы по отношению к Токио имеются какие-либо территориальные обязательства, тем не менее двусмысленное муссирование этой темы, не исключающей вероятности приращения японской территории за счет российской, как следует даже из дипломатических сообщений, продолжается. Не здесь ли надо искать истоки и в линии поведения стороны японской: сначала осторожные запросы, а теперь дело дошло уже фактически до ультиматумов. Так в заявлении М. Танаки, министра иностранных дел Японии, подтверждаются намерения нового руководства страны требовать от России возврата уже “всех четырех спорных островов Курильской гряды”.

Недопустимым надо считать не только этот “новый тон” Токио в общении с Москвой, но и то, что на Смоленской площади ему склонны внимать вполне благосклонно. И развивают, как небезызвестная г-жа Новодворская, тему возврата Россией практически всех территорий, на которые хоть кто-то да претендует или будет претендовать когда-нибудь.

В этом контексте стоило бы придать особое значение тому, как московские СМИ дружно прошли мимо как опубликованного в начале июня интервью посла РФ в Токио, так и заявлении сахалинских законодателей. А ведь ими, законодателями, ставится вопрос об уголовной ответственности за “попытки ведения закулисных переговоров с целью передачи российских территорий иностранному государству”. Неужто проблема обеспечения территориальной целостности России больше никого не интересует в столице? Или de facto уже действует по отношению к «этой стране» концепция ограниченного суверенитета?

Народ, к сожалению, как всегда, безмолвствует, хотя его мнением никого особенно и не беспокоит. Вместе с тем о настрое его большинства определенно говорят социологические замеры, проведенные РОМИР в марте 2001 года: 79,8 процента опрошенных считают передачу Японии южных островов Курильской гряды в принципе недопустимой, 11,5 процента ее допускают на определенных условиях, и лишь 2,8 процента опрошенных считают ее вполне нормальной. При этом 27,9 процента оценивают российско-японские отношения как партнерские, 18,6 считают их добрососедскими и почти столько же — 18,4 процента — нейтральными. Дружественными их считают 12,4 процента, а настороженными и даже холодными 13,7. Таким образом, граждане РФ склонны относиться к Японии скорее дружественно, чем враждебно и видят в ней, прежде всего, соседа и торгового партнера. В целом благожелательно настроенное по отношению к восточному соседу, общественное мнение РФ, однако, категорически против каких-либо территориальных уступок.

Пора бы, наверное, осознать, что в основе взаимоотношений между государствами находятся их национальные интересы. Формальное право — всего лишь инструмент, которым обязана пользоваться власть для того, чтобы их обеспечивать.


Реклама:
-