У нас своя история, у Китая своя
У нас то и дело, негодуя
относительно современного положения сельского хозяйства, по сути совершенно
разорённого "реформами", приводят в пример благополучный континентальный
Китай. Там, мол, взяли, да и упразднили коллективные хозяйства - коммуны. И добились
колоссальных успехов. А мы, то есть правительство Ельцина, взяло, да и распорядилось
упразднить колхозы, - и ничего путного за все последние десять лет не
получилось. Ни с фермерством, ни с рыночными отношениями. Радикализма якобы не
хватило, половинчатость подвела.
При этом не замечают
очевидных обстоятельств. Китайское земледелие было основано не на применении
машин, а на живом труде крестьян, в распоряжении которых были лишь примитивные
орудия. В массе своей китайское земледелие из-за экономической отсталости тогдашнего
Китая, не знало ни механизмов, ни электричества.
В 50-е годы китайские
коммуны объединили личные крестьянские хозяйства; но ко времени реформ Ден
Сяопина в технологическом отношении коммуны остались на том же уровне, каким
было сельское хозяйства Китая и до социализации. Роспуск коммун в сущности не
изменил ни условий, ни организации, ни технологии земледелия. В Китае производственной
единицей как была, так и осталась семья. Подчеркнем - очень большая семья. Реформы
вернули ей то, что раньше она передала коммуне, и она продолжала так же жить и
трудиться, как и работая в коммуне.
В Советской России сложились
принципиально иные условия. Наше земледелие, коллективизированное в начале 30-х
при низком оснащении инвентарем (соха, телега, лошадь), таком же примерно,
каким он был в Китае, за 50 лет совершенно изменилось. Были заново созданы
основные производственные фонды земледелия, рассчитанные на фабричные методы
производства, в котором должны участвовать сотни работников. Сельское хозяйство
страны насытили разнообразным парком современных машин. Произошло реальное
разделение труда, и возникла объективная потребность в его технологической
кооперации. И в отличие от Китая, русская крестьянская семья разложилась и
сократилась до минимума членов.
То есть, в отличие от Китая,
где производительные силы после коллективизации практически не изменили своей
природы, в России от тех орудий и форм организации труда, которые были
коллективизированы, не осталось и следа.
Если коммуна Китая в
производственном отношении оставалась арифметической суммой крестьянских семей,
то колхоз в России превратился из крестьянской артели в сельскохозяйственное
предприятие нового типа, к тому же специализированное и бессемейное.
Поэтому расчленение
предприятий сельского хозяйства в натуре путем выделения каждому члену колхоза
(практически членство в колхозе являлось юридической формальностью, а не
реальным экономическим отношением) так называемого пая, что было предпринято
при Ельцине, который даже специальные указы издавал, оказалось способом
насильственной ликвидации самого сельского хозяйства как полнокровной, живой,
развивающейся тогда отрасли. То, что в Китае было очевидным шагом вперед,
отказом от устаревших, патриархальных и даже феодальных пережитков на селе, в
России является прыжком назад - возвратом неэффективных, разорительных,
архаичных способов и методов земледелия.
При этом, в дополнение к
сказанному, все ранее созданные основные фонды, рассчитанные на крупные масштабы
сельскохозяйственного производства (коровники на 200 и 400 голов, свинарники на
десять и более тысяч голов, птицефабрики на сотни тысяч кур-несушек и т.д.),
оказались "не по зубам" даже преуспевающим фермерам, ведущим свое
дело, как говорится, на собственный страх и риск. Вот и получилось так, что
сотни тысяч зданий и сооружений, машин и механизмов, которые находились в
работоспособном состоянии, освоенной и пригодной для эксплуатации пашни после
такого "реформирования" сельскохозяйственных предприятий было просто
брошено и растащено, превратившись в развалины и ржавый металлолом. В заросшее
бурьяном, заболоченное неудобье. Их можно увидеть повсеместно. Восстановить
порушенное и брошенное теперь вряд ли возможно, да и некому и не на что.
Такова непомерная цена, которую заплатила страна за фанатизм власти, которая небескорыстно отрекалась "от старого мира", и невежество народа, поверившего сказкам о "светлой жизни" на его развалинах.