Журнал «Золотой Лев» № 159-160 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

С.В. Кортунов

 

Внешнеполитическое наследие В.Путина[1]

 

В официальных и экспертных оценках состояния дел в области российской внешней политики вот уже несколько лет преобладает непонятная эйфория. В частности, заявляется, что позиции России за последние восемь лет сильно укрепились (знаменитое путинское «руки России крепчают»), с ней якобы начали больше считаться, а не любят ее в мире, мол, тоже потому, что «она снова стала сильной и независимой». Этим бравурным пафосом, напоминающим худшие образцы советской внешнеполитической пропаганды, пронизаны в последние годы выступления первых лиц государства, придворных «аналитиков», равно как и все без исключения официальные документы, включая последний обзор МИД РФ «Внешнеполитическая и дипломатическая деятельность Российской Федерации в 2007 году».

Не меньше впечатляют и международные амбиции нашего руководства: через 10-12 лет мы якобы должны войти в пятерку лидеров мирового сообщества, определяющих глобальное развитие человечества.

Есть ли под этими оценками и планами объективные основания? Каково внешнеполитическое наследие В.Путина, оставленное им новому президенту страны?

Честный и политически неангажированный ответ на эти вопросы вряд совпадет с панегириками, официальных и «неофициальных» экспертов Кремля. Спору нет, по сравнению с началом и серединой 90-х годов прошлого века положение России в мире заметно улучшилось. Но это улучшение не стало результатом успешной, активной и хорошо просчитанной внешней политики, которая с тех пор по существу (а не в риторическом измерении) нисколько не изменилась. Некоторое улучшение позиций России достигнуто за счет двух факторов, никак от нее не зависящих: относительное ослабление политических позиций США (вследствие провала в Ираке) и Евросоюза (в результате временного торможения процессов евроинтеграции) и благоприятная для нас конъюнктура на мировых энергетических рынках.

Если попытаться охарактеризовать одним словом положение в нашей внешней политике, то им будет слово «кризис». При этом речь идет не о каком-то маргинальном кризисе или о кризисе внешней политики РФ на отдельных направлениях. Кризис является всеобъемлющим и всесторонним, системным и структурным, развивающимся как по «вертикали», т.е. сверху донизу, так и по «горизонтали», т.е. на всех мыслимых направлениях. Это одновременно концептуальный, институциональный, ресурсный, интеллектуальный, имиджевый и технологический кризис. К тому же это кризис, сопровождающийся синхронизированным и нарастающим давлением основных международных субъектов на Россию. Что же касается разговоров о «прагматизме» и «многовекторности» внешней политики, которым якобы следует Кремль, то ими просто пытаются скрыть всем очевидный факт, что внешняя политика России формируется стихийно, строится как система ответов, а не превентивных шагов, носит не продуманный на перспективу, а чисто ситуативный, рефлекторный характер. Стоит ли в свете этого удивляться, что в международных делах нам по-прежнему не доверяют и считают непредсказуемыми?

Самое же главное состоит в том, что при продолжении подобной политики мы обречены на новые поражения. Ведь вопреки ожиданиям романтиков, мир XXI века оказался весьма жестким, если не сказать жестоким. Окончание глобальной конфронтации двух сверхдержав, крушение биполярного мира, развитие процессов глобализации не привели, как полагали некоторые идеалисты, к прекращению межгосударственных конфликтов и соперничества, «растворению» национальных интересов в «общечеловеческих». Напротив, традиционно узкое понимание национальных интересов, а в ряде случаев и просто национальные эгоизмы вновь вышли на первый план. Налицо возрастание роли военно-силового фактора в международных отношениях, рост уровня региональной нестабильности и неопределенности военно-политической обстановки.

В системе современных международных отношений, которая характеризуется высокой подвижностью и стремительными переменами, выигрывают те государства, которые способны мгновенно реагировать на происходящие изменения, быстро адаптироваться к новым требованиям, осваивать постоянно возникающие новые «правила игры», соизмеряя цели и имеющиеся ресурсы, искусно используя свои экономические, политические, военные, технологические, информационные и интеллектуальные возможности.

В этих условиях уже не допустимы субъективные внешнеполитические решения, продуманные не более чем на полшага вперед и опирающиеся лишь на конъюнктурные соображения, поскольку они могут иметь стратегический характер и вести к долговременным последствиям. Многие из таких решений в ряде случаев уже невозможно исправить, что чревато нанесением катастрофического ущерба долгосрочным национальным интересам страны и непосредственно интересам ее граждан, поскольку глобализация стирает грань между внешней и внутренней политикой.

Вот почему ведущие государства современного мира предпочитают приложить максимум усилий, чтобы иметь:

во-первых, четкую внешнеполитическую стратегию, с обозначением приоритетов внешней политики и национальных интересов, союзников, партнеров и оппонентов;

во-вторых, высокоэффективный механизм подготовки, принятия и выполнения решений по стратегическим вопросам международной деятельности;

в-третьих, связанную с таким механизмом систему стратегического планирования, способную обеспечить сопряжение принимаемых внешнеполитических решений с имеющимися ресурсами, в первую очередь, экономическими;

в-четвертых, высокопрофессиональную дипломатическую службу.

Не надо быть специалистом по внешней политике, чтобы понять, что до решения этих задач нашей стране очень далеко. Именно об этом необходимо сегодня задуматься, причем не только политическому руководству России, а всему политическому классу страны в целом.

В истории России международная обстановка никогда не была столь благоприятна для относительно спокойного внутреннего развития, как в начале XXI века. Отсутствие широкомасштабных внешних угроз, ставивших и в ХХ, и в XIX, и в XVII, и в XII веках под вопрос национальное выживание России и русского суперэтноса, возможно, впервые позволяет стране сосредоточиться на проблемах внутренней политики. В этих условиях внешняя политика должна стать не столько инструментом самоутверждения России в качестве великой державы (хотя и это тоже очень важно), сколько важнейшим ресурсом национальной модернизации, что тождественно переходу страны на инновационный тип развития.

В этом контексте и следует, как представляется, оценивать внешнеполитическую деятельность России и то наследие в международных делах, которое досталось новому президенту России Д.А.Медведеву. Попробуем это сделать объективно и непредвзято.

В Концепции внешней политики России, утвержденной В.В.Путиным в 2000 году, были выстроены следующие приоритеты.

Приоритеты глобальной политики:

формирование стабильной системы международных отношений, основанной на принципах равноправия, взаимного уважения и взаимовыгодного сотрудничества;

решительное противодействие попыткам принизить роль ООН и ее Совета Безопасности в мировых делах;

усиление консолидирующей роли ООН в мире;

дальнейшее снижение роли фактора силы в международных отношениях при одновременном укреплении стратегической и региональной стабильности;

дальнейшее сокращение ядерного потенциала на основе двусторонних договоренностей с США и — в многостороннем формате — с участием других ядерных держав;

сохранение и соблюдение Договора 1972 года об ограничении систем противоракетной обороны — краеугольного камня стратегической стабильности;

предотвращение распространения ядерного оружия, других видов оружия массового уничтожения, средств их доставки, а также соответствующих материалов и технологий;

формирования за рубежом позитивного восприятия России, дружественного отношения к ней.

Региональные приоритеты:

развитие добрососедских отношений и стратегического партнерства со всеми государствами-участниками СНГ как приоритетного направления внешней политики России; при этом первостепенной задачей является укрепление Союза Беларуси и России как высшей на данном этапе формы интеграции двух суверенных государств;

решительное противодействие сужению функций ОБСЕ, в частности попыткам перепрофилировать ее деятельность на постсоветское пространство и Балканы;

превращение адаптированного Договора об обычных вооруженных силах в Европе в эффективное средство обеспечения европейской безопасности;

развитие интенсивного, устойчивого и долгосрочного сотрудничества с Европейским союзом, лишенного конъюнктурных колебаний;

противодействие планам расширения НАТО;

сохранение наработанных человеческих, хозяйственных и культурных связей с государствами Центральной и Восточной Европы, преодоление имеющихся кризисных явлений и придание дополнительного импульса сотрудничеству в соответствии с новыми условиями и российскими интересами;

развитие отношений с Литвой, Латвией и Эстонией в русле добрососедства и взаимовыгодного сотрудничества;

сохранение территориальной целостности Союзной Республики Югославии, противодействие расчленению этого государства, что чревато угрозой возникновения общебалканского конфликта с непредсказуемыми последствиями;

преодоление значительных трудностей последнего времени в отношениях с США. Прежде всего это касается проблем разоружения, контроля над вооружениями и нераспространения оружия массового уничтожения, а также предотвращения и урегулирования наиболее опасных региональных конфликтов;

активизация участия России в основных интеграционных структурах Азиатско-тихоокеанского региона, в частности форуме АТЭС;

развитие дружественных отношений с ведущими азиатскими государствами, в первую очередь с Китаем и Индией;

устойчивое развитие отношений с Японией, достижение подлинного добрососедства, отвечающего национальным интересам обеих стран, оформление международно признанной границы между двумя государствами.

К сожалению, практически ни одна из перечисленных выше внешнеполитических задач не была решена. Конечно, в части, касающейся глобальных приоритетов, далеко не все зависело от России, поскольку ее роль в решении этих вопросов, вопреки официальным заявлениям, пока очень незначительна. Следует просто констатировать очевидные факты [1] .

В данном контексте важнее проанализировать поставленные в 2000 году региональные задачи внешней политики, в решении которых Россия могла сыграть куда большую роль.

Так, в отношении СНГ наша политика оказалась по сути провальной. Здесь не только не удалось достичь ни одного прорыва (хотя именно такую задачу ставил В.Путин), но пришлось отступить по всем без исключения вопросам. Потеряна перспектива интеграции не с какими-то отдельными странами — будь то Грузия, Украина или Белоруссия — потеряна перспектива интеграции на этом пространстве вообще. Положение дел заметно усугубилось после заявления В.Путина о том, что от СНГ, мол, и ждать было нечего, и с самого начала оно задумывалось как «процедура цивилизованного развода».

В связи с этим особенно настораживает стремление Кремля (вместо того, чтобы провести глубокий анализ сложившейся ситуации) списать развал СНГ на действия неких внешних сил. Спору нет, эти силы действовали. Однако все «оранжевые революции» носили в первую очередь объективный характер, поскольку явились протестом против обанкротившихся и коррумпированных постсоветских режимов, которые, вопреки российским национальным интересам, пытался сохранить Кремль.

России не удалось за все эти годы снять военно-политические угрозы вблизи своих государственных границ. Приходится констатировать, что вокруг России, не без поддержки извне, формируется недружественное военно-политическое окружение. Весьма вероятно дальнейшее расширение НАТО на восток (прежде всего за счет Украины и Грузии). Особенно опасно расширение НАТО на Украину, что создаст дугу миникризисов (в том числе спровоцированных местным населением), надолго отбросит назад Украину, создаст серьезные проблемы для России и Европы в целом. Многие в России сочтут такой шаг объявлением новой холодной войны, откровенной провокацией. Расширение НАТО на Украину, от попыток добиться которого на Западе не отказались, является одним из крупнейших военно-политических вызовов России в ближайшие 10 лет. Уже в течение ближайших двух-трех лет нерешенность проблемы непризнанных государств способна спровоцировать вокруг них конфликты (особенно на Кавказе), в которые может быть втянута Россия.

Европейское направление. Здесь не удалось ни остановить тенденцию к сужению функций ОБСЕ (более того, за последние восемь лет она превратилась по существу в антироссийскую организацию), ни расширение НАТО, ни эрозию ДОВСЕ (Россия приостановила свое участие в этом Договоре). Отношения с ЕС (не с отдельными странами — Германией или Францией, а с Евросоюзом в целом) у нас сегодня самые плохие за последние 20 лет. Они пришли в состояние серьезного упадка, особенно после событий, которые произошли в 2004 г. на Украине. В конце 2006 года истек срок действия Соглашения между Россией и ЕС о партнерстве и сотрудничестве (СПС), а нового соглашения до сих пор разработать так и не удалось. В этой ситуации разговор о четырех общих пространствах Большой Европы выглядит достаточно туманным и, прямо скажем, малоперспективным. Помпезный ритуал подписания «дорожных карт», разумеется, ничуть не улучшил положения. В Европе вновь заговорили о разграничительных линиях, теперь уже по границе Украины и России, в связи с чем последняя стала объектом уничижительной замечаний и насмешек со стороны основных европейских элит как на общественном, так и на государственном уровне. С некоторых пор к России стали относиться как к «больному человеку Европы». Все чаще ставится под сомнение сама принадлежность России к европейской цивилизации. С приходом в ФРГ и во Франции нового руководства полностью разрушен трехсторонний механизм политических консультаций Берлин-Париж-Москва.

Прошедший в конце июня 2008 г. саммит РФ-ЕС в Ханты-Мансийске вряд ли можно считать серьезным прорывом в наших отношениях (предыдущий саммит в Самаре был, правда, еще хуже — провальным). Конечно, сейчас запущен механизм подготовки нового соглашения. Но, скорее всего, на переговоры по этому вопросу уйдет не один год, а на его последующую ратификацию 27 членами ЕС — не меньше двух-трех лет. Таким образом, новое соглашение вступит в силу в лучшем случае не раньше, чем лет через пять-шесть. Но главное даже не в этом: в принципе можно взаимодействовать и по прежнему соглашению, тем более, что оно реализовано, по мнению многих экспертов, не более, чем на 60%. Важнее другое: на переговорах с ЕС по-прежнему доминирует повестка дня, навязанная нам Евросоюзом. В ней фигурируют такие приоритеты, как энергетическая безопасность, изменение климата, вступление России в ВТО, права человека и демократия в России, постсоветское пространство и т.д. Все эти вопросы, спору нет, важны и для России. Но где же приоритеты российской внешней политики, включенные в эту повестку дня? Ведь не могут же они сводиться лишь к одному, в общем-то, техническому и вспомогательному (хотя, конечно, и важному) вопросу — отмене визового режима в поездках российских граждан в страны Евросоюза! Приходится констатировать, что если у ЕС имеется продуманная на годы вперед, последовательная и консолидированная стратегия в отношении России (несмотря на все разногласия внутри Союза), то у России такой стратегии по-прежнему нет: мы и сегодня не можем внятно сформулировать, что же в стратегическом плане мы хотим получить от наших партнеров по переговорам, в отношениях с которыми не закладывается важнейшая идея — идея стратегического размена (например, доступ к нашим энергетическим системам в обмен на доступ к европейским высоким технологиям). Из истории переговоров между тем хорошо известно: если ты начинаешь их в условиях, когда у тебя нет стратегической повестки дня, в то время как у твоего партнера она есть — ты уже заведомо проиграл.

В отношении НАТО в последние восемь лет мы продолжали (и продолжаем сейчас) наступать на те же грабли, на которые наступала администрация Б.Н.Ельцина. Сначала В.Путин (как и Б.Ельцин в 1992 г.) заявил о готовности России вступить в Североатлантический альянс. Получив от Вашингтона «уклончивый ответ», мы стали категорически возражать против приема в его ряды стран ЦВЕ и Балтии. Тем самым мы собственными руками подтолкнули их к интеграции в этот альянс, спровоцировав вторую волну расширения НАТО. Одновременно мы пошли на создание нового органа взаимодействия с этим военным блоком — Совета Россия-НАТО, как будто забыв о том, что точно такая же структура была создана и после первого расширения в 1997 году. Как и следовало ожидать, новая структура оказалась столь же неэффективной, как и прежняя.

Конечно, прямая военная угроза России со стороны НАТО равна нулю. Но если не будет создан механизм реального партнерства между Россией и НАТО (а этого по-прежнему не происходит), альянс останется замкнутым военным блоком и не будет трансформирован в миротворческую организацию с российским участием, а военная инфраструктура НАТО вплотную придвинется к нашим границам, то положение существенно осложнится. Главное, что при таком развитии событий не будет создана эффективная система евроатлантической, а, следовательно, и глобальной безопасности. Поэтому ухудшение отношений между Россией и НАТО в последнее время, рост отчуждения между ними представляет одну из главных угроз национальной безопасности.

Что касается стран Центральной и Восточной Европы, то со вступлением в европейские структуры безопасности и экономического сотрудничества (НАТО и ЕС) они превратились в антироссийские субъекты, во многом олицетворяющие враждебную политику этих структур по отношению к Москве. Особо серьезный кризис переживают наши отношения со странами Балтии и Польшей. Конечно, особой любви эти страны никогда к нам не питали. Но мы как будто задались целью эти отношения ухудшить как можно больше. Даже светлый праздник 60-летия Великой Победы в 2005 году, когда весь мир с изумлением следил за нашей злобной перепалкой с этими странами по вопросам «оккупации», «геноцида», пакта Молотова-Риббентропа и т.д., стал еще одним крупным шагом в этом направлении, вместо того, чтобы, напротив, стать праздником примирения и согласия. Трения по поводу интерпретации истории Второй мировой войны возникли у нас и с другими странами, даже с … Финляндией (!), с которой у СССР никогда не возникало подобных проблем.

Не была решена и поставленная в 2000 году задача сохранения территориальной целостности Союзной Республики Югославии, противодействия расчленению этого государства, что чревато угрозой возникновения общебалканского конфликта с непредсказуемыми последствиями. После событий 2008 г. в Косово стало очевидно, что подобный же механизм может быть запущен в любой момент в отношении любого сепаратистского новообразования, если это посчитают выгодным для себя США. Серьезный ущерб нашим позициям в мире нанесли и неоднократно делавшиеся заявления В.Путина и МИД РФ о том, что в случае признания независимости Косово Россия будет рассматривать эту акцию как прецедент в отношении непризнанных государств на постсоветском пространстве. Зачем надо было делать подобные заявления, если за ними не последовало никаких действий? Теперь все в мире будут знать: грозные заявления Кремля — не более чем риторика, на которую можно не обращать ни малейшего внимания.

Вряд ли можно сказать, что мы добились каких-либо успехов на американском направлении. Полноценных российско-американских отношений как не было, так и нет [2].

Год-полтора назад американскими официальными лицами был введен в оборот вопрос о «ценностном разрыве» между Россией и Америкой как первопричине взаимного недоверия. С тех пор эта тема стала муссироваться не только американцами, но и европейцами. Более того, ее подхватили многие наши бывшие сателлиты и даже бывшие республики СССР. Например, М.Саакашвили и В.Ющенко постоянно подчеркивают, что с Америкой у них существует союз, потому что он «основан на общих ценностях». К.Райс неоднократно заявляла о том, что «созвучие ценностей» — это непременная предпосылка стратегического союза между Россией и Америкой. В своей недавней статье в Foreign Affairs она вновь выразила сожаление, что отношения США с Россией не основаны на общих ценностях, «особенно если учесть, что в 2000 г. мы надеялись: в плане ценностей она сближается с нами». «Серьезному испытанию наши отношения с Россией, — отмечает К.Райс, — подвергает риторика Москвы, ее склонность относиться к соседним странам как к утраченной «сфере влияния», и ее энергетическая политика, имеющая явный политический контекст. Немалое разочарование вызывает и направленность внутриполитического развития России». [3]

Если вдуматься, то «ценностной разрыв» — это не просто интеллектуальный и политический «проброс», но и, безусловно, диагноз отношений между Россией и Западом, их нынешнего состояния. И диагноз, честно говоря, убийственный, который граничит со смертным приговором. Ведь речь здесь идет не о том, что не совпадают национальные интересы. Это, в общем-то, нормально в единой семье христианских европейских народов. Дело куда более серьезно: Россию начинают воспринимать в этой семье как некое инородное тело. И это инородное тело начинает семьей европейских народов, куда входят, безусловно, и США, отторгаться. Если перевести на политический язык, то это значит, что путь России в Большую Европу, в трансатлантическое сообщество в целом (а именно эта цель была в 2000 г. провозглашена в качестве одной из приоритетных целей нашей внешней политики) отныне, если не окончательно, то в лучшем случае временно — перекрыт.

Можно было бы, вероятно, назвать успешным сегодня развитие лишь российско-китайских отношений. Однако у многих политиков и экспертов до сих пор возникает вопрос: не куплены ли успехи здесь в основном ценой наших территориальных уступок? По их мнению, согласно Договору о пограничном урегулировании, подписанному в 2004 г., Китаю отданы два крупных пограничных острова — Большой Уссурийский и Тарабарова. Общая площадь уступленной Китаю земли составила 337 кв.км. Если такие вопросы возникают, то, по меньшей мере, это значит, что наше внешнеполитическое ведомство не удосужилось представить внятные разъяснения по столь важному вопросу. [4] К тому же структура наших торгово-экономических связей на протяжении последних 15 лет по существу не изменилась: мы по-прежнему поставляем КНР оружие, энергию и современные технологии, китайцы же в ответ заваливают нас низкокачественным ширпотребом.

Спасает наши отношения и то, что вектор внешнеполитической активности Китая направлен сегодня на Юг, а не на Север. Однако это не сулит ничего хорошего для России. Если Китай активизирует свои попытки вернуть Тайвань, то это вызовет острейший кризис китайско-американских и китайско-японских отношений. Такое развитие событий вряд ли отвечает интересам России, поскольку будет означать резкую дестабилизацию всего АТР с труднопредсказуемыми последствиями.

Российско-японские отношения сейчас настолько плохи, что о них не хочется даже говорить. И даже в долгосрочной перспективе их нормализация в настоящий момент не просматривается. Поставленная в 2000 г. задача добиться «оформления международно признанной границы между двумя государствами» не была решена. Неоднократные попытки нашего МИДа решить застарелый территориальный вопрос заканчивались очередным конфузом. Разве это не признак полного банкротства нашей внешнеполитической элиты?

Приходится согласиться с оценкой нашей политики в отношении ключевых стран АТР политолога Д.Тренина: «…Внешняя политика России в отношении Китая не отличается стратегической последовательностью. Россия не испытывает иллюзий относительно Китая. Это великая держава с растущими амбициями. Но в общем и целом ее устраивает то, как… <КНР>… реализует свои интересы. Поэтому Россия предпочитает ничего не говорить о долгосрочных перспективах своих отношений с Китаем. К удовлетворению прибавляется неуверенность… будущее отношений зависит, в основном, от Пекина. Москва будет ждать развития событий и, как обычно, реагировать.

Что касается других азиатских партнеров, то отношения с ними развиваются медленнее, чем с Китаем. Отмечается определенный прогресс в экономических отношениях с Японией. Однако сохраняется политическая патовая ситуация из-за территориального спора. Вопрос об использовании отношений с Японией для ускорения развития Дальнего Востока и Сибири даже не поднимается.

Официально дружественные отношения с Индией находятся в стагнации, если не считать маломасштабного военно-технического сотрудничества и странного энергетического проекта. Тот факт, что экономика Индии бурно развивается, почти не оказывает влияния на внешнюю политику Москвы. Южная Корея, как и Япония, слабо вовлечена в проект модернизации российского Дальнего Востока». [5]

Если же брать АТР в целом, то Россия, будучи его составной частью, в экономическую интеграцию в этом регионе так пока и не вписалась. Да, еще в 1997 г. Россия была принята в АТЭС, но «сидит» в этой организации «на приставном стуле». Членство в ней ровным счетом ничего нам не дало для развития российского Дальнего Востока и Восточной Сибири, что является фундаментальным национальным интересом страны. Весьма интенсивно развивается сегодня ШОС, в которой, однако, все более уверенные лидирующие позиции занимает КНР. Это вполне объяснимо: ведь ее экономика (ВВП) уже более чем в четыре раза превосходит российскую. Китай опережает нас и по всем индексам конкурентоспособности. И если с 1945 года вплоть до распада Большой России в наших двусторонних отношениях именно Советский Союз неформально (и даже вполне официально) прочно держал позицию «старшего брата», а в 1990-е годы это уже были в лучшем случае отношения «равных братьев», то сегодня, похоже, «старшим братом» без лишнего шума уже становится Китай.

Конечно, все эти проблемы российской внешней политики возникли не в одночасье. Они накапливались уже давно, еще с 1991 г. И все же роковыми, критическими во внешней политике России оказались 2004-2008 годы: трудно найти еще один такой период в русской истории, когда Россия получала столько пощечин, пинков и зуботычин. Столь же позорным, пожалуй, были лишь годы после поражения России в Крымской войне в 1856 г. Впрочем. это поражение длилось всего несколько лет: Россия быстро отвоевала в последующем свои геополитические позиции и международный авторитет. Сегодня мы, однако, видим, что унижения России со стороны «международного сообщества» продолжаются и на 18-м году новой российской государственности.

При этом профессионализм отечественного дипломатического корпуса ни у кого сомнений не вызывает. Как уже очевидно всем, дело совсем в другом. В чем же основные причины глубокого кризиса внешней политики России?

Об этом в следующей статье.

 

[1] Подробнее об этом см.: С.В.Кортунов «Международная система: погружение в хаос. Что делать России?» (http://www.wpec.ru/text/200805271413.htm).

[2] Подробнее об этом см.: С.В.Кортунов «Российско-американские отношения: существуют ли они на самом деле?» (http://www.wpec.ru/text/200803021403.htm).

[3] Foreign Affairs, June 2008.

[4] Официальное разъяснение состоит в том, что эти территории поровну разделены между сторонами. Однако соответствующих картографических материалов представлено не было до сих пор.

[5] Д.Тренин. Внешняя политика России: самоутверждение или инструмент модернизации?/ Open democracy. May 28. 2008.

 

Клуб мировой политической экономики



[1] В отечественных официальных и экспертных оценках внешней политики России вот уже несколько лет преобладает некоторая эйфория. В частности, заявляется, что позиции России за последние восемь лет сильно укрепились, с ней начали больше считаться, а не любят ее в мире потому, что «она снова стала сильной и независимой». Есть ли под такими оценками объективные основания? Каково внешнеполитическое наследие В.В.Путина, оставленное им новому президенту страны? Этой теме посвящена серия статей первого вице-президента Клуба мировой политической экономики, заведующего кафедрой мировой политики ГУ-ВШЭ проф. С.В. Кортунова. Первую из этих статей мы предлагаем сегодня вниманию читателей.


Реклама:
-