Журнал «Золотой Лев» № 153-154- издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

Ю.Ю. Болдырев

 

Анализ текущих событий

 

 

 

О капитализме, в котором нам жить

 

Главные в нашей внутренней жизни четыре последовательных события: инаугурация нового Президента, назначение прежнего Президента Председателем Правительства, празднование очередной годовщины Победы и формирование новых структуры и состава Правительства.

Казалось бы, все обнадеживающе. Президент сформулировал цели развития, существенно более адекватные, нежели ставились и реализовывались в предшествующие десятилетия. Председатель Правительства перед Думой также сформулировал цели и задачи. Во время парада продемонстрирована если и не реальная боевая мощь, то, как минимум, нацеленность на ее возвращение, без чего в современном мире невозможна никакая конструктивная программа развития.

Что же настораживает? Настораживает, как мне представляется, некоторое недопонимание противоречия между продекларированными целями и методами их достижения.

Общие цели развития благие. Мы должны стать лучшими, самыми технологически развитыми, должны жить так, чтобы другие завидовали. Но за счет чего именно мы намерены этого достигнуть? Какое принципиальное конкурентное преимущество мы намерены использовать? Чудо ведь не рождается вдруг, просто так, по желанию? Тем более, если цели развития и его инструменты прямо противоречат друг другу.

Частично суть этого противоречия уже уловил и наш новый премьер. В частности, в противовес практике предшествующего десятилетия, он говорил о необходимости выработки, например, собственного финансово-банковского законодательства, о прекращении использования таким образом западного. Посыл в первом приближении верный: у нас объективно иное положение в мире, а значит и кровеносная система должна быть иной, адаптированной к нашим нуждам.

Но если быть более точным, нужно заметить, что и западная финансово-банковская система не является догмой – она постоянно подстраивается под нужды западного мира. Но если наши цели развития вполне схожи с целями развития Запада, то почему же наша финансово-банковская система должна быть иной?

Во-первых, наша финансово-банковская система не является копией западной, но является лишь ее экспортным вариантом и, одновременно, элементом. Причем, элементом подчиненным. Таким образом, у нас используется не западное законодательство, а его вариант для третьих, зависимых, подчиненных стран.

И, во-вторых, вся мировая финансово-банковская система, элементом которой являемся и мы, выстроена в интересах ее ключевых, господствующих элементов, и свободный переток ресурсов в ней вовсе не нацелен на обеспечение научно-технологического развития третьих стран. Отсюда неизбежно должен следовать вывод о разумной степени и условиях интеграции финансовых систем – во всяком случае, если мы всерьез намерены направлять свои ресурсы на собственное развитие. Может быть, это и имел в виду новый Премьер?  

 

Чего же не хватает?

 

Не хватает главного - распространения этого, похоже, уже интуитивно нащупываемого подхода, на всю концепцию развития общества и государства. Поясню.

Так, Президент вновь заговорил о масштабном расширении слоя «среднего класса» (подробнее о сути представлений нашей властной верхушки об этом слое и его «миссии» см. предыдущую статью – «Выживем ли без солидарности?»). Новый Председатель Правительства заговорил о предоставлении возможности большинству граждан покупать акции предприятий. Ранее, напомню, была продекларирована программа соинвестирования гражданином и государством личных пенсионных накоплений.

Таким образом, речь, вроде бы, о приобщении широких народных масс к капитализму. Но есть ли понимание сути капитализма и роли государства в процессе его возможного очеловечивания, позволяющего широкие массы приобщить к нему не только в качестве жертв, но и в качестве потребителей его плодов?

Что есть капитализм? Упрощенно, строй, в котором правят деньги. Применительно к экономике, строй, в рамках которого деньги порождают деньги. Разумеется, не только деньги – и труд, и интеллект. Но и деньги, вроде как, имеют способность к приумножению. Но означает ли это, что деньги порождают деньги автоматически? Что деньги могут приумножаться без приложения труда и интеллекта?

Нет, ответят мне, разумеется, труд и интеллект приложить придется. Но, и в этом главный секрет, и их можно… купить за деньги.

Казалось бы, все разумно. Но это на деле означает лишь одно: деньги начинают приумножаться, скажем так, полуавтоматически, лишь с того момента, когда они уже объединены в некоторую критическую массу, как минимум, позволяющую покупать труд и интеллект. Более того – конкурировать в борьбе за качественный труд и, что критически важно, за лучший интеллект. До этого момента деньги – лишь средство удовлетворения более или менее бытовых потребностей.

Вот тут-то мне и расскажут о пользе институтов: банковской системы, рынка ценных бумаг и паевых инвестиционных фондов, компаний, управляющих личными пенсионными накоплениями и тому подобного. Именно эти институты и позволяют сконцентрировать сравнительно малые средства маленьких людей и превратить их в мощную силу. Все верно, но только кто и ради чего их концентрирует?

Да, в устройстве этих организаций и механизмов за последнее время у нас достигнут прогресс: они стали существенно менее мошенническими – просто собрать с доверчивых граждан деньги и сбежать теперь стало сложнее. Но решена ли этим главная проблема – сохранения и приумножения средств гражданина? Отнюдь нет.

Дело в том, что вся инфляция у нас считается исходя из совершенно надуманной потребительской корзины, самые же дорогие и крупные (но жизненно необходимые) расходы из нее исключаются. Инфляция считается лишь для гражданина, уже исторически имеющего в собственности приличное жилье и не намеренного ни это жилье менять на что-то лучшее, ни хотя бы арендовать жилье более приемлемое. Соответственно, в расчет и потребительской корзины, и инфляции не включается такая базисная потребность, как приобретение в собственность или хотя бы аренда жилья. Реальный же прожиточный минимум и уровень инфляции легко посчитать, если учесть, что стоимость жилья в крупных городах (Москва, Петербург и др.), а также жилья и земли под строительство в их окрестностях за последние восемь лет выросла не менее чем в десять раз. Что соответствует ежегодному среднему росту цены более чем на треть. Соответственно, правда, с некоторым естественным отставанием, выросли цены и на аренду жилья.

С учетом вышесказанного, легко подсчитать, какой конструктивный смысл для нашего гражданина имеет хранение кровно заработанных трудовых рублей в банковской системе (а также и пенсионных накоплений даже и в самых лучших управляющих компаниях). Да, страхование теперь не позволяет этим деньгам просто пропасть. Но предельная сумма страховых обязательств в одном банке соответствует всего лишь 2-3 квадратным метрам жилья в Москве. Можно, конечно, разложить накапливаемые деньги по разным банкам, но легко подсчитать, что для надежного накопления (точнее, лишь кратковременного хранения) денег даже на элементарную современную однокомнатную квартиру площадью в сорок квадратов вам потребуется иметь депозитные счета, как минимум, в пятнадцати-двадцати разных банках! И это реально? Вы знаете людей, которые это сумели реализовать?

Но и это имеет смысл лишь для сугубо кратковременного (месяц-два) хранения. Накоплению же средств на жилье такой метод абсолютно противопоказан. Достаточно сравнить 8-12 процентов годового дохода на депозит с 30-40 процентами ежегодного роста стоимости жилья, чтобы сделать совершенно однозначный вывод: накапливать с помощью банковской системы деньги на главнейшую в жизни простого человека покупку – жилье – абсолютно самоубийственно.

Мне можно возразить, что недвижимость – специфический спекулятивный товар, что рынок недвижимости бывает перегрет, а затем мыльные пузыри порой лопаются и т.п. Да, это все верно. Но только мы ведь ведем речь о реальном повышении благосостояния граждан, которым объяснение, что жилье – не жизненная потребность, а товар спекулятивный, не очень поможет…

Да, в Москве можно ожидать некоторого «охлаждения» рынка жилья, но в регионах-то прежние «московские» темпы роста цен на жилье и землю налицо. И это – процесс долгосрочный.

Более того, теоретически пенсионер, конечно, копит не на новую квартиру к пенсии, а на так называемое «доживание». Но реальная инфляция и для пенсионера (по росту стоимости самых дешевых и жизненно необходимых товаров, а также по стоимости лекарств и медицинских услуг, наконец, по стоимости найма любой рабочей силы - от сиделки до «дрова поколоть») как минимум, вдвое превышает официально объявляемую. При том, что и банки, и частные компании, управляющие личными пенсионными накоплениями, дают прирост капитала существенно меньший, чем даже и официальная инфляция. И получается, что и для будущего пенсионера нет ничего глупее, чем добровольно откладывать свои средства под управление тех, кто сам на них заработает, но реальную покупательную способность вверенных денег снизит.

Мне возразят, скажут, что такая ситуация – дело временное; к тому же для того и введена конкуренция частных управляющих компаний, чтобы в борьбе за деньги будущих пенсионеров они постепенно стали давать на капитал доходность более высокую, превышающую инфляцию.

Что ж, соглашусь, что теоретически и такое возможно, но только в одном случае: если вложение средств граждан в эти финансовые структуры (хоть государственную, хоть частные) перестанет быть для граждан принудительным, и плюс если эти структуры начнут конкурировать не только между собой, но и хотя бы с каким-то одним еще субъектом, гарантированно обеспечивающим сохранение реальной покупательной способности накоплений. Но кто же такого субъекта, способного испортить всю нынешнюю игру, на «свободный» рынок пустит?

К сожалению, и идея расширения доступа простых граждан к покупке акций наших предприятий не решает ключевой проблемы граждан – сохранения и приумножения тяжелым трудом зарабатываемых ими средств. Поговорите с любым предпринимателем, и он вам доходчиво разъяснит, что рынок акций – рынок сугубо спекулятивный, и выигрывает на нем тот, кто, во-первых, располагает масштабными ресурсами, позволяющими осуществлять серьезные покупки и временно мириться с потерями, и, во-вторых, тот, кто располагает достоверной информацией не о рекламной форме, но о сути происходящих процессов, прежде всего, так называемой «инсайдерской» информацией. Большинство же простых игроков – неминуемо проигрывают.

Правда, и здесь есть тот же инструмент, что мы описывали выше – посредники, собирающие в своих руках и концентрирующие существенные ресурсы, позволяющие и вести более масштабную игру, и покупать нужную информацию. Но беда лишь одна: игра все равно остается игрой, и на десяток выигрывающих всегда можно насчитать сотню проигравших.

Более того, все большие и сильные, ловкие и умелые – уже и без того имеют достаточный доступ к нашему рынку ценных бумаг, к покупке и продаже акций наших предприятий. Кто этого доступа не имеет, кому его, надо понимать, сейчас дополнительно откроют? Да тому большинству относительно слабых, которое, с уверенностью можно утверждать, лишь получит дополнительную возможность проигрыша. Зачем же в это втягивать людей?

 

Но возможно ли что-то иное?

 

Возможно. Есть целых два варианта.

Вариант первый, социально-госпатерналистский. В соответствии с этим вариантом государство перестает плодить и поощрять финансовых посредников, а полностью берет на себя функцию гарантированного поддержания покупательной способности, как минимум, накоплений пенсионеров. Тогда даже и тысячу вашу на каждую мою добавлять не нужно – просто гарантированно сохраните покупательную способность хотя бы моих средств. Все необходимые инструменты для этого уже давно известны. Достаточно, во-первых, принять на себя однозначное обязательство и, разумеется, начать, наконец, честно считать инфляцию. Экономическая же основа такого накопления – целенаправленные вложения именно пенсионных накоплений, прежде всего, в самые заведомо ликвидные и одновременно ныне быстро растущие товары – что-то типа фьючерсов на покупку земли, недвижимости, энергоресурсов, продовольствия и лекарств. Плюс, как дополнительные гарантии – развитие всей экономики государства, которое, как это и делают, например, США, должно рассматривать свои социальные обязательства как совершенно безусловные и первоочердные.

Но к такому социально-госпатерналистскому варианту наше государство не готово – как по идеологическим соображениям, так и в силу слабости общества, не способного свое государство к подобному принудить.

И тогда вариант второй – социально-либеральный. В рамках такого варианта можно допустить неограниченный простор частной инициативы в деле сохранения и приумножения средств граждан (включая и пенсионные накопления), но с одним непременным условием – запретом на предоставление в результате процента на вложенный капитал меньшего, нежели реальная инфляция. Что, как мы понимаем, требует одного совершенно непременного условия, без которого нереализуем и вариант первый - начать наконец честно считать инфляцию.

Кому-то и этот вариант может показаться слишком социальным. Но напомню: нечто подобное было успешно реализовано в свое время в период высокой инфляции в Чили, которые тогда признавались образцом именно либеральных реформ.

 

Есть ли еще какие-то варианты?

 

Есть. Но только надо трезво понимать, что в нынешних условиях высокой вероятности стремительного распада всей глобальной мировой финансовой системы, во всех прочих вариантах, простым гражданам самим, без своего государства, не защититься. И в выигрыше останутся лишь акулы нашего капитализма, мелкая же рыбешка, этим акулам поверившая, в конечном счете останется ни с чем.

 

Столетие, 12.05.08

 

Только захотим ли?

 

Прошедшая неделя была богата на события: и радостные, и трагические. И самое заметное - масштабная катастрофа в Китае.

Мы соболезнуем пострадавшим, раненным и покалеченным, лишившимся крова и средств к существованию, родным и близким погибших. Но о чем нам напоминает это событие? Что мир несовершенен, и далеко не все в нем от нас зависит. Значит, надо всегда быть готовыми к завтрашним трудностям, завтрашним вызовам. И для этого тоже надо быть сильными и собранными.

Китайское государство оказывает максимально возможную помощь пострадавшим, согласилось принять и международную помощь. Интересно в этой связи следующее. В преддверии Олимпийских игр Запад реализовывал сценарий демонстрирования Китаю единства и сплоченности «мирового сообщества» в своем противостоянии китайскому государству. Фактически, мы это должны сознавать, в связи с ростом мощи этого глобального конкурента Запада. Но формально – в связи с проблемой нарушения прав человека, в частности, в связи с ситуацией в Тибете. Очевидно, что масштаб трагедии, вызванной землетрясением, многократно превышает все претензии к Китаю, связанные с волнениями в Тибете. Но какой из этого последует вывод? Можно ли ожидать сейчас смягчения позиции Запада, или же, напротив, праздник спорта всеми силами будут стараться испортить? То, что мы увидим сейчас в Пекине, с высокой степенью вероятности можно ожидать и спустя годы у нас в Сочи…

Пока же наши футбольные и хокейные болельщики празднуют большие праздники. Что ж, искренне всех поздравляю. И хотел бы на этом примере сделать важное замечание.

Недавно мне пришлось беседовать с одним нашим большим ученым-экономистом. И в процессе беседы он задал вопрос, который звучал примерно так: «А нет ли здесь той же ситуации, что и в ряде других сфер нашей экономики, в авиастроении, например, когда, как утверждают специалисты, просто уже пройдена точка невозврата?» Постановка вопроса весьма и весьма симптоматична: это как же нам задурманили головы, что мы уже с готовностью принимаем идею существования таких «точек невозврата»? Причем, с возможностью их определения заранее, даже без самой попытки этого «возврата»? Представим себе, что мы согласились бы с подобным подходом применительно, например, к футболу или хоккею. И что – была бы возможна сейчас победа?

А ведь подобный подход применяется не к спортивным играм, а к глобальной государственной научно-технологической, а значит и оборонной политике, образованию и другим жизненно важным сферам. А если бы осенью сорок первого восторжествовала подобная идея, что «точка невозврата» нами уже пройдена – оснований тому ведь тогда было несопоставимо больше, нежели сейчас применительно к любой сфере, в которой мы действительно здорово отстали…

Должен признать, что я не большой фанат футбола. Но искренне рад этой победе, прежде всего, как очередному знаку, подтверждению того, что, как в полушутку говорили в советские времена: «Можем же, если захотим!».

Вопрос теперь в другом – захотеть желательно не только в сфере спортивных игр, но и в сферах существенно более важных, реально определяющих нашу роль и место в мире, способность защищать свой суверенитет и быть не марионеткой в чужих руках, но самостоятельным субъектом глобальной политики. Здесь, конечно же, и цена вопроса, и степень сопротивления, и необходимая воля и масштаб инвестиций – совершенно несопоставимы с тем, что требуется для побед спортивных. Но разве не сможем, если захотим? Только захотим ли?

Сейчас много говорится о проблемах, которые придется решать новому Правительству. Но, помилуйте, какое же оно новое? Если не придираться к деталям, к нюансам расстановки на тех или иных постах и рассматривать Администрацию Президента и Правительство как фактически единую управляющую систему, то, конечно, руководство (помните, был у нас такой вполне адекватный термин «советское руководство»?) у нас осталось прежним...

Соответственно, главная проблема, которую придется решать, разумеется, даже не инфляция, уже превысившая все прогнозы. Главная проблема – непоследовательность и противоречивость проводимой политики, попытка усидеть одновременно на нескольких стульях, между которыми на глазах разверзается пропасть...

Ведь что есть нынешняя наша инфляция, свидетельством чему она является?

Вариант ответа первый, «либеральный»: государство в преддверии выборов приняло на себя слишком много популистских обязательств, с которыми наша экономика не справляется. И рецепт: сократить гособязательства, дать свободу малому бизнесу, и инфляция придет в норму. Что ж, не нужно быть пророком, чтобы предречь, что из этого ничего не получится. Почему? Да потому, что корень проблемы совсем в другом. А если лечишь не ту болезнь, которая налицо, а ту, диагноз которой ставить больше любишь, выздоровления ожидать не приходится…

Вариант ответа второй: инфляцию раскручивает слабость государства, его потакание ненасытным аппетитам основных монополистов – энергетиков и коммунальщиков. И если только что принятый долгосрочный план повышения тарифов монополий (в среднем примерно на треть ежегодно) немедленно отменить, на рост тарифов наложить жесткие ограничения, то и инфляцию вполне можно побороть. Что тут можно возразить, кроме того, что этого уж очень не хочется делать? И ответ в обоснование находится такой: если тарифы сдерживать, то не будет необходимых инвестиций в развитие. Звучит красиво, вроде как, свидетельствует о долгосрочном стратегическом прогнозировании, но имеет ли какое-то отношение к реальности?

Дело в том, и это азбучная экономическая истина, что повышение цен на продукцию и, соответственно, рост рентабельности производства ведет к его развитию, модернизации и обязательному расширению только и исключительно в немонополизированной экономике. В экономике же высоко монополизированной действует и обратная закономерность – искусственного поддержания ограничения предложения, устаревших технологий и неэффективных расходов именно как следствие возможности их компенсации повышением цен. Какой вариант мы имеем применительно к нашей государственно-политической и экономической системе – каждый может оценить сам.

Но есть еще и третий вариант ответа, а затем и четвертый.

Третий вариант: отсутствие в предшествующий период какой-либо сознательной политики развития, включая такую обязательную составляющую, как целенаправленное поощрение опережающего развития базовых отраслей, в том числе, стройиндустрии, естественно привело к чрезвычайному превышению спроса над предложением в отношении таких элементарных и основополагающих товаров, цемент, кирпич и т.п., и, следовательно, к появлению относительных и локальных монополистов в этих сферах. Кто за это должен отвечать? Отвечать в подобных случаях у нас не принято. Тем более, что есть и те, кто за подобную «политику» благодарны – те, кто извлекает сейчас из сложившейся ситуации сверхприбыли…

И вариант четвертый: наша инфляция сегодня – это еще и отражение глобального процесса обесценивания денег в мировой экономике – как следствие предшествовавшей длительный период политики построения мировой финансовой пирамиды. Не осознавать и не признавать это для отдельного гражданина – дело его личной ответственности за имеющиеся или отсутствующие личные сбережения; для правителей суверенного государства – преступление перед страной и ее народом. И здесь, казалось бы, все рецепты действия очевидны: в период кризиса глобальной мировой финансовой системы необходимы вполне искусственные меры по защите своей внутренней финансовой системы, ее некоторое отделение и дистанцирование от рушащейся системы общемировой, как минимум, категорический отказ от поддержания чужой мошеннической игры своими реальными ресурсами.

Минимальные признаки нащупывания этой проблемы есть – Премьер все-таки заявил о необходимости выработки собственного банковско-финансового законодательства. Но что именно он имел в виду – то ли самое, о чем сказано выше?

В целом следует отметить, что общая картина экономической ситуации в стране и в мире настолько угрожающа и одновременно показательна, что не понимать, какие необходимы действия, довольно сложно даже и самому идеологизированному сознанию. Набор необходимых действий напрашивается сам собой. Но только как можно ожидать подобных решительных действий от тех, кто еще вчера уверенно убеждал нас в том, что государству стимулировать ничего не нужно – рынок сам все отрегулирует, нужно лишь накапливать финансовые ресурсы «на черный день», и ничего ценнее бумажного доллара, на который мы меняем свои невозобновляемые энергоресурсы, в мире нет и быть не может. Эти люди остались и в «новом» правительстве на ключевых постах…

…В отличие от бывшего министра культуры Соколова, отправленного в отставку по неизвестной причине. Или в конфликте с Третьяковской галереей он был неправ? Или он был неправ в конфликте с руководителем агентства по культуре Швыдким? К сожалению, у нас не принято объяснять обществу подобные вещи, хотя, казалось бы, сфера культуры - не из числа засекреченных из военно-стратегических соображений…

Единственное, что обнадеживает, так это то, что нет худа без добра: мир вокруг нас спешит, и потому не удосуживается как-то всерьез даже маскировать свои подлинные намерения и действия.

Так, например, вновь неспокойно на границах Венесуэлы. Скажете: «Какое это имеет отношение к нам?». Да самое прямое. Как-то так само в мире получается, что неспокойно на границах преимущественно тех стран, которые обладают серьезными запасами энергоресурсов. Я уж не говорю о том, что и «оружие массового уничтожения» путем военной агрессии почему-то искали именно там, где налицо одни из крупнейших в мире запасов нефти…

И пусть никого не вводит в заблуждение тот факт, что конфликт на границах Венесуэлы, как будто, сугубо региональный, и мировые державы в него прямо, как будто, не вовлечены. Понятно: кто же станет действовать напрямую, если можно чужими руками, как минимум, на первоначальном этапе?  

Предлагать России осознать свое ключевое место в ряду мировых поставщиков энергоресурсов – как возможного организатора и защитника их подлинного суверенитета, а значит и права самим решать, кому и по какой цене ресурсы продавать (а желательно пойти и дальше – решать, на какие технологии, а не только бумажные фантики, энергоресурсы обменивать), это пока, похоже, к сожалению, преждевременно. Наша власть, пусть даже и сколь угодно новая, пока не способна на осознание жизненной необходимости такой позиции страны на мировой арене. Но, тем не менее, наблюдения за тем, как всех зайчиков вокруг, так или иначе, но все же кушают, должно приводить к каким-то выводам в отношении собственной будущности?

Кстати, новый Президент провозгласил, что власти не нужны ни комплименты, ни какое-либо ее «облизывание». Это обнадеживает, правда, не совсем понятно, что же мы слышим целыми днями по телевидению и радио. Или это все – невиданная дерзость вопреки выраженной воле власти?

Тем не менее, если Глава государства не пошутил, может быть, и на деле пора прислушаться не только к придворному пулу политологов и пропагандистов, но и к тем, что весьма критичен к прежним достижениям нашей власти, но, тем не менее, вполне готов власть подержать? Поддержать не безусловно, но если она, наконец, начнет проводить последовательно подлинно национально ориентированный курс. Даже если этот курс не соответствует ее декларируемым идеологическим установкам, а вынужден и продиктован теми очевидными угрозами, от которых уже невозможно отмахиваться, и которые невозможно преодолеть лишь декларированием намерения развиваться, но проводя по существу прежний губительный экономический курс…

 

Столетие, 19.05.08

 

Синдром невозврата

 

Недавно мне пришлось беседовать с одним учёным-экономистом. И в процессе беседы он задал вопрос: «А нет ли здесь той же ситуации, что и в ряде других сфер нашей экономики, в авиастроении, например, когда, как утверждают специалисты, просто уже пройдена точка невозврата?».

Постановка вопроса весьма симптоматична. Действительно, это как же нам задурманили головы, что мы уже с готовностью принимаем идею существования таких «точек невозврата»? Причём с возможностью их определения заранее, даже без самой попытки этого «возврата»?

Кстати, представим себе, что мы согласились бы с подобным подходом применительно, например, к спорту. И что – были бы возможны сейчас победы наших футболистов и хоккеистов, которые праздновала вся страна?

А ведь подобный подход применяется нашей властью не к спортивным играм, а к государственной научно-технологической, а значит, и оборонной политике, образованию и другим жизненно важным сферам. А если бы осенью сорок первого восторжествовала подобная идея, что «точка невозврата» нами уже пройдена – оснований тому ведь тогда было несопоставимо больше, нежели сейчас применительно к любой сфере? То же можно было сказать на определённом этапе и об атомном проекте, затем – и о сфере ракетно-ядерного противостояния…

Вообще мы не первые, кто когда-нибудь в чём-то отставал. Но только одни затем навёрстывают, другие – чувствуют себя большими «реалистами» и оправдывают своё ничегонеделание тем, что «точки невозврата» пройдены…

Так, во времена нынешние, уже сравнительно мирные и либеральные, французские автомобили после ряда попыток проникновения были практически выброшены с американского рынка. И что – в связи с тем, что японские и немецкие машины лучше, французы должны были отказаться от собственных разработок, научных и технологических школ, от собственных брендов, наконец? Нет, им подобное и в голову не пришло. Отстали – значит, надо работать, навёрстывать упущенное. Станут ли в результате французские автомобили когда-нибудь лучшими в мире – неизвестно. Точно так же неизвестно и то, вернутся ли когда-нибудь эти машины на американский рынок. Но тем не менее французские и президенты, и чиновники ездят на машинах собственного производства, эти машины колесят по дорогам не только Франции, но и доброй половины мира, в том числе пользуются вполне заслуженным спросом и у нас. Выводы очевидны.

Более того, даже и в сферах современного мира уже совершенно эксклюзивных, таких, как авиастроение, лидерство тоже никому не даруется на века. И пока мы всё рассуждаем о «точках невозврата», Китай, ранее научно-технологического задела подобного нашему не имевший, создаёт уже полностью свой широкофюзеляжный гражданский самолёт, который, можно уверенно прогнозировать, в обозримом будущем вытеснит американских и европейских конкурентов сначала с китайских внутренних линий, а затем и чем чёрт не шутит…

Конечно, высокие технологии – не футбол-хоккей. Здесь, если мы хотим выйти на конкурентоспособный уровень, и цена вопроса, и степень сопротивления, и необходимая воля, и масштаб инвестиций – совершенно несопоставимы с тем, что требуется для побед спортивных. Но всё возможно. Главное – захотим ли – не только в спортивных играх, но и в сферах более важных, определяющих нашу роль и место в мире, способность защищать свой суверенитет и быть не марионеткой в чужих руках, а субъектом глобальной политики.

Есть ли в этой связи надежды на новое правительство?

Прежде всего, если рассматривать администрацию президента и правительство как единую управляющую систему, то, конечно, руководство у нас осталось прежним, тем самым, что спокойно ориентируется на якобы уже пройденные нами «точки невозврата»... И главная проблема, которую надо решать, не инфляция, уже превысившая все прогнозы. Главная проблема – непоследовательность и противоречивость проводимой политики, попытка усидеть одновременно на нескольких стульях, между которыми на глазах разверзается пропасть...

В целом следует отметить, что общая картина экономической ситуации в стране и в мире настолько угрожающа и одновременно показательна, что не понимать, какие нужны действия, довольно сложно даже и самому идеологизированному сознанию. Набор необходимых действий напрашивается сам собой. Но только как можно ожидать подобных решительных действий от тех, кто ещё вчера уверенно убеждал нас в том, что государству стимулировать ничего не нужно – рынок сам всё отрегулирует, нужно лишь накапливать финансовые ресурсы на чёрный день, и ничего ценнее бумажного доллара, на который мы меняем свои невозобновляемые энергоресурсы, в мире нет и быть не может. Эти люди остались и в «новом» правительстве – на ключевых постах…

…В отличие от бывшего министра культуры Соколова, отправленного в отставку по неизвестной причине. Или в конфликте с Третьяковской галереей он был неправ? Или он был неправ в конфликте с руководителем Агентства по культуре Швыдким? К сожалению, у нас не принято объяснять обществу подобные вещи, хотя, казалось бы, сфера культуры – не из числа засекреченных из военно-стратегических соображений.

Проблемы, перед которыми стоит страна, не решаются лишь декларированием намерения развиваться при продолжении по существу прежнего губительного экономического курса. Инфляция за пять месяцев даже официально уже превысила пять процентов. Если бы это была издержка интенсивного развития, то можно было бы терпеть. Но научно-технологического развития-то так и нет…

Кстати, новый президент провозгласил, что власти не нужны ни комплименты, ни какое-либо её «облизывание». Это обнадёживает. Правда, не совсем понятно, что же мы слышим целыми днями по телевидению и радио. Или это всё – вопреки выраженной воле власти?

Тем не менее если глава государства не пошутил, может быть, и на деле пора прислушаться не только к придворному пулу политологов и пропагандистов, но и к тем, кто весьма критичен к прежним достижениям нашей власти и предлагает альтернативные рецепты развития?

 

Лг 21.05.08

 

Хорошо ли представляем себе противника?

 

Итак, война коррупции объявлена. Когда последуют военные действия?

План операции (борьбы с коррупцией) должен быть разработан в течение месяца. Так, может быть, коррупционерам стоит уже сейчас, не дожидаясь начала операции, пойти и сдаться на милость победителя? Или же вопрос о том, кто будет победителем, пока остается открытым?

Во многих комментариях применительно к нынешней кампании появилось определение «впервые». Это, конечно, неверно. Напротив, трудно найти в нашей истории руководителя, который, если не брался за решение этой проблемы, то, как минимум, не декларировал намерение с этим злом покончить. Но судя по результатам, которые мы ощущаем ежедневно и ежечасно, не все так просто.

Довелось в свое время принять некоторое участие в действиях, самым недвусмысленным образом направленных на борьбу с коррупцией, и мне лично. Но к этому опыту мы вернемся в другой статье. Сейчас же – о сути явления.

Чтобы не блуждать в потемках и не смешивать в одну кучу поборы гаишников и стратегические вопросы национальной безопасности, стоит разделить два принципиально разных вида рассматриваемого явления.

Первый вид – аппаратный. Это, в общем случае, упрощенно можно описать так: чиновник (и, возможно, его нижестоящие сотрудники) осуществляет незаконные корыстные действия вопреки своему вышестоящему начальнику и в тайне от него. Весьма типичным в этом случае является дальнейшее развитие коррупционной схемы сверху вниз, возможно и превращение всей подчиненной этому чиновнику структуры власти в систему мафиозную, но, что принципиально важно, начинается это сверху вниз с точно определенного уровня, выше которого эта мафиозная система не распространяется. Главным видовым признаком такой коррупции является отсутствие в каком-либо явном или скрытом виде покровительства незаконным действиям со стороны вышестоящего уровня власти, отсутствие связи между коррупционными действиями высшего (в этой схеме) коррупционера и самой возможностью занятия им соответствующей должности.

Второй вид – глобальный государственно-политический. Этот вид коррупции налицо там, где механизм приведения к государственной власти (или удержания при ней), в том числе, высшей власти, в какой-либо степени основан на коррупционных механизмах. В этом случае, понятно, подобными методами приводят людей к власти (и удерживают во власти) отнюдь не для того, чтобы решительно пресечь в дальнейшем все возможности чрезвычайного, а значит и незаконного обогащения тех, кто в кампании по приведению своих к власти участвовал. Соответственно, в дальнейшем, под прикрытием власти публичной неминуемо возникает и развивается система власти фактической и неформальной – феодального типа.

Если мы имеем дело с коррупцией первого типа, то, как показывает практика организаций и структур самого разного типа (от предприятий до государств), главный вопрос в том, насколько высшая власть сильна и решительна, чтобы аппаратную коррупцию ограничить или пресечь в корне.

Если же мы имеем дело с коррупцией второго типа, то рассчитывать всерьез на ее пресечение сверху можно только в каких-то совершенно исключительных случаях, нуждающихся в специальном рассмотрении.

На практике эти два принципиально разных вида коррупции, которые, повторю, в рамках кампании по борьбе с коррупцией необходимо разделять (если, конечно, есть намерение и в самом деле добиться какого-то результата), тем не менее, теснейшим образом связаны. И механизм этой связи весьма прост и легко объясним с чисто экономических позиций.

Так, если в государстве аппаратная коррупция длительное время не ограничивается и не пресекается, то естественно предположить, что криминальная деятельность постепенно будет приносить ее носителям все больше и больше реальной экономической и административной власти, так как рентабельность коррупции существенно выше, нежели любой иной экономической деятельности. И в государстве с демократическими (в той или иной степени) механизмами формирования власти, но при недостаточном по какой-либо причине пресечении коррупции, это неминуемо ведет к проникновению коррупции в систему формирования власти - избирательные комиссии, СМИ, судебная система и т.п. А это, в свою очередь, впоследствии неминуемо завершится приведением ставленников пышным цветом расцветшей изначально лишь аппаратной коррупции к государственной власти, в том числе, высшей.

Механизм обратной связи здесь также очевиден: в результате подобной схемы к власти приходят люди и силы, опорой которых является, прежде всего, коррумпированная бюрократия. Соответственно, весь механизм изначально лишь аппаратной коррупции (построения системы власти как мафиозной, включая приведение на должности с изначально корыстной целью осуществления коррупционных действий) начинает воспроизводиться вниз сверху, начиная с самого высшего звена власти.

Все. Круг замкнулся. И такие режимы могут быть внутренне очень и очень сильны. Почему? Да потому, что они с готовностью инкорпорируют в себя все более или менее активное и дееспособное. Все это встраивается в мафиозно-феодальную систему, и формируются целые поколения активных людей, совершенно искренне не представляющих себе иного пути к успеху, кроме участия в этих самых коррупционно-мафиозных схемах. Если же появляются «молодые львы», какие-нибудь «настоящие буйные», то бунты сначала периодически целенаправленно провоцируются, а затем жестко подавляются в зародыше. Без сантиментов.

И какой же выход? А почему должен быть выход, если, по большому счету, всех все устраивает? Во всяком случае, устраивает тех, кто имеет реальную силу и возможность на что-то влиять…

А для тех, кого что-то все-таки не устраивает, в любом учебнике про правильные решения мы прочитаем. Это - развитое гражданское общество, реальное местное самоуправление, независимость различных уровней власти (в федеративном государстве), разделение власти на несколько ветвей и независимость этих ветвей, прозрачность функционирования власти, ее подотчетность и подконтрольность обществу, реальная возможность у общества свою власть поощрять и при необходимости наказывать, в обеспечение чего должны быть реальная (а не формальная) сменяемость этой власти и публичная конкуренция в борьбе за приход к власти, а также - в обеспечение информирования общества – экономически и административно независимые СМИ… Все это хорошо известно. Но приложим это к нашему обществу и нашему государству – и что мы видим? Надо ли перечислять?

Есть концепция, в соответствии с которой развиваться и быть успешными могут только демократии, авторитарные же режимы развиваться не могут в принципе – им на роду написано только загнивать. Приверженцам этой концепции легко и просто – им все ясно, и не о чем больше думать. Но, как ни смотри, совсем не похоже на то, что нас в ближайшее время ожидает расцвет подлинного самоуправления и истинной народной демократии. И не потому, что власть уж очень зажимает. Если быть честными, то, скорее, по другой причине – не слишком-то общество готово за эту самую демократию сражаться. А на тарелочке с голубой каемочкой возможность что-то решать самим нам никто не предоставит. Второго такого шанса, который, хочешь или не хочешь, но надо признать, в свое время предоставил обществу Горбачев (как мы им распорядились – другое дело), в ближайшее время не ожидается.

Так что же, смириться с тем, что нам остается только загнивать?

Но опыт окружающего нас мира свидетельствует, что демократический путь – путь замечательный (если это подлинное самоуправление, а не декорации), но все-таки не единственный. В целом ряде стран жизненно необходимые для развития решения принимались в авторитарном режиме. И если этот опыт также признавать, то тогда вопрос звучит уже иначе: почему одни авторитарные режимы, в конечном счете, ведут к развитию, а другие – лишь паразитируют? И, соответственно, каков наш режим, как он эволюционирует и может ли не на словах, а на самом деле стать режимом развития?

К сожалению, и при такой прямой постановке вопроса основные варианты ответа звучат как, скорее, неутешительные. Напомню предысторию, лишь самую нам близкую, не углубляясь в дебри.

Ельцин пришел к власти на волне народных ожиданий большей справедливости и элементарной разумности – вместо надоевших идеологических клише о безусловном превосходстве во всем именно рабочего класса, да который еще и продолжал в эпоху научно-технической революции трактоваться упрощенно – исключительно как класс непосредственно физического труда. Опирался ли он в этот период на помощь и каких-либо криминальных сил? Выражено – нет. Хотя, безусловно, в каком-то скрытом виде они всегда стараются подставить свое плечо перспективным кадрам. На определенном этапе недвусмысленно подставил плечо и наш вековой стратегический противник, в тот момент рассматривавшийся как друг…

Но вот, Ельцин оказался при власти и уходить от нее изначально он был вовсе не намерен. А власть, да еще и толком не структурированная, в какой-то непонятный переходный период экономических реформ – это еще и колоссальные, просто невиданные материальные возможности. И, прежде всего, растут аппетиты ближнего окружения.

Что реформаторская «команда мечты» очень быстро на деле оказалась командой мечты всего лишь о личном обогащении, это еще полбеды. Но эта весьма небескорыстная команда, заручившись поддержкой единственной в мире оставшейся сверхдержавы, еще и сумела сделать главу государства своим заложником – противопоставила главу государства интересам общества и постепенно стала его чуть ли не единственной опорой. И далее процесс разложения высшей власти пошел стремительно, и в ближнем окружении главы государства все больше и больше стали оказываться те, кто, с одной стороны, с большим аппетитом, с другой стороны – готов делать «добрые дела» для патрона и его семьи. Оно как-то так естественно получилось. Соответственно, начиная, наверное, с середины 92-го Президент страны стал основным покровителем разлагающей страну масштабной коррупции, а затем и основным ее звеном. А коррупция, соответственно, стала главным механизмом формирования социально-экономической поддержки режима и сохранения Ельцина при власти, стержнем всей реальной системы государственного управления.

Здесь к характеристике коррупции стоит добавить еще один важный штрих, причем, штрих не видовой, а лишь количественный, но неминуемо переходящий в качество.

Так, хорошо известно, что в восточных странах и странах Юго-Восточной Азии, таких, как, например, Япония, Республика Корея, Китай, Вьетнам, коррупция есть. В целом с нею сражаются – с переменным успехом, причем, это тот случай, когда стакан все-таки, скорее, наполовину полон, нежели пуст – борьба с коррупцией дает в этих странах вполне ощутимые, в том числе, экономические плоды. Но в одном эта коррупция ограничена чрезвычайно жестко – коррупция в этих странах практически не затрагивает зону стратегических национальных интересов. Что это – некий глобальный консенсус элит? Или присущее самим народам суеверное чувство границы, которую переходить нельзя ни в коем случае? Или просто жесткость и последовательность обществ и государств, принципиально не прощающих предательства? Но, так или иначе, факт остается фактом: их коррупция может тормозить экономическое развитие, плодить несправедливость, портить моральный климат в обществе, но ей не позволяется посягать на стратегические государственные интересы.

У нас, как мы знаем, ситуация в корне противоположная. Именно долгосрочные стратегические интересы общества и государства у нас с самого начала девяностых годов оказались ключевым объектом купли-продажи. И дело даже не в том, что искушение для многих в нашей власти оказалось слишком велико, чтобы думать о такой ерунде, как интересы страны. Наша ситуация хуже: у нас даже явная и очевидная сдача долгосрочных интересов государства – отнюдь не безусловное преступление, заслуживающее самого сурового наказания. И это – не в прошлом. Ведь и по сей день на ключевых постах в государственной и, если применительно к нашей политико-экономической системе можно так выразиться, в полугосударственно-экономической системе до сих пор находятся люди, известные как фигуранты масштабной сдачи потенциальному противнику наших военно-стратегических и экономических интересов. Повторю, это вопрос уже не количества коррупции, но ее особого качества, позволяющего прогнозировать наше будущее.

И тогда нам легко ответить на выше сформулированный вопрос о пределах нашего возможного загнивания: при наших масштабах и наших качественных характеристиках коррупции, предел ясен - по мере гниения, нам неминуемо предстоит разрушиться и распасться…

…Если, конечно, всерьез за себя не взяться. Но кто и почему будет браться?

Как в описанных условиях мог формироваться слой предпринимателей, какая и на что ориентированная формировалась и сформировалась государственная бюрократия – это мы все более или менее сегодня себе представляем. Как эти ключевые активные слои должны были подстроить под себя и всю систему формирования государственной власти, а также систему агитации и пропаганды (средств массовой информации), кого и ради чего они с помощью этих механизмов естественно должны были затем приводить к власти – очевидно. Есть ли в рамках этой строгой логики у нас какой-то шанс?

Но, может быть, в этой логике есть какой-то изъян, какая-то неполнота?

Против неминуемости действия описанной логики могут быть два фактора. Первый – внешнее весьма недружественное окружение, недвусмысленно угрожающее до самозабвения весело и радостно гниющему телу великого государства полным уничтожением и расчленением. Второй – человеческий фактор: люди совершенно по-разному ведут себя при власти, порой – совершенно непредсказуемо. Причем, оговорю: заранее присоединяться к хору комплиментарных лизоблюдов у нас нет оснований, тем более, что это как раз тот случай, когда сама практика, в данном случае, практика борьбы с коррупцией, сама все расставит по своим местам. Если же эта практика будет положительной, чему, например, я лично готов всячески содействовать, то и воспеть высшую похвалу главе государства мне лично будет совсем не стыдно.

Сразу стоит заметить, что оба указанные фактора, способные сработать в нашу пользу, относятся к числу того, что отнюдь не есть плод наших с вами целенаправленных усилий – это не воля общества, желающего выжить и готового ради выживания на борьбу. Тем не менее, не исключено, что нам повезет. И тогда, если такой шанс у нас все-таки есть, стоит вести и дальнейший разговор о том, что и как может или не может быть сделано с этой нашей главной проблемой. Об этом – в следующей статье.

 

Столетие, 26.05.08