Журнал «Золотой Лев» № 153-154 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

Телевидение как последнее прибежище негодяев

(выпуск 49)

 

Осмысления советской эпохи в некоторых образцах современной культуры

 

"Без Меня не можете делать ничего»

(Иоан.15:5)...

 

Пусть и не очень большая, но уже ощутимая временная дистанция (два десятилетия), отделяющая нас от заката Советского Союза, уже рождает на свет заметные попытки осмысления той исторической эпохи. И хотя ранее здесь первенствовала литература как таковая, то теперь главенствует кинематограф, который в последние годы в российской культуре явно набирает силу. С точки зрения нравственного осмысления прошлой советской эпохи имеет смысл выделить два недавних образца этого "важнейшего из всех искусств". Это телесериал Н. Досталя "Завещание Ленина", созданный по произведениям Варлама Шаламова и фильм А. Балабанова "Груз 200". Относительно последнего фильма сразу скажу, что это не просто спорное культурное явление, но в принципе нечто, лежащие за пределами обычных эстетических приемов кинематографа, или, иначе говоря, произведение имеющие исключительно шокирующий характер и только использующее для достижения этого эффекта средства кинематографа. В принципе, я бы и не советовал большинству православных зрителей этот фильм смотреть, однако в нем есть одна безусловная ценность: "Груз 200" это, фильм о том, что произошло на нравственном уровне с человеком, благодаря семидесятилетию безбожной советской власти, точнее - до какой бездны мрака средний и не во что не верящий советский человек мог дойти. Но прежде, чем поговорить об этом несколько более подробно, остановимся на многосерийном фильме Н. Досталя "Завещание Ленина". Видно, что за этим фильмом стоит труд серьезного прочтения и осмысления жизни и творчества В. Шаламова. Вообще же творчество этого писателя является ключевыми для понимания советской жизни так называемого "лагерного" ее периода. Будь один "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына и не будь "Колымских рассказов" Шаламова, наше знание о той эпохе было бы неполным. При чем, личность самого Шаламова, его характер являются далеко не простыми, не однозначными. Большой творческой удачей автора фильма "Завещание Ленина" является то, что этого болевого стержня, этой своего рода загадки личности Шаламова режиссер не пытается миновать, но как раз и строит фильм на попытке рассказать историю жизни писателя-лагерника: с вологодского детства и до кончины в режимном московском доме для престарелых. Перед нами человек сделавший целью своей жизни поведать всю правду о сталинских лагерях - именно внутреннюю правду о зеках и охранниках, правду реалистичную и беспощадную, - и вполне осуществившим эту цель. Правда Шаламова, действительно, беспощадна: лагерный опыт, по мнению автора, является отрицательным для любого человека, он грозит нравственным развращением, этот опыт может убить человека не только физически, но нравственно.

В свидетельстве самого Шаламова, при этом, есть одно "но", которое парадоксальным образом не обесценивает это свидетельство, а в какой-то степени даже и усиливает. Шаламов осуществляет свою писательскую деятельность с холодным и взвешенным желанием мести по отношению к тем, кто этот лагерный ад, это "завещание Ленина" на земле задумал и осуществлял. Шаламов выступает в роли пристрастного судии, который анализирует и изображает этот лагерный мир, согласно законам и парадигмам самого этого мира, не дистанцируясь от него, но осуждая его именно изнутри. При этом автор "Колымских рассказов" является, если не атеистом, то, скажем, обожженным полярным холодом агностиком. Бог для Шаламова подобен расшалившемуся ребенку, который легко ломает собственные игрушки, или, не задумываясь, помещает их в непригодные для существования условия. Такой игрушкой провидения, с точки зрения Шаламова, оказывается сам человек. Для предрасположенности к такого рода взгляду на мир у Шаламова были определенные причины. Это и его отец-священник, большой либерал по убеждениям, о котором сам Шаламов в своих воспоминаниях, в частности, пишет, что он сам никогда не видел, чтобы отец молился. Впрочем, это отдельная тема. Важно то, что свидетельство Шаламова о лагере реально соотнесено именно с материалистическим гуманизмом. Он судит лагерь и советскую власть не с иных нравственных позиций, он не является здесь, к примеру, в чистом виде христианином, он судит советский мир, согласно нравственным основам, декларируемых и заданных именно этим миром. И для этого мира нет надежды и нет пощады, в нем негде спастись, нет нравственной отдушины, в лагерном мире Шаламова нет возможности катарсиса, преображения. Или, иначе говоря, смерть есть и она всеобъемлюща, тогда как нет воскресения. Как пелось в одной из песен Б. Окуджавы "и в суете тебя сняли с креста, и воскресенья не будет". Правда, стоит заметить, что возможность иного мировоззрения, иной основы Шаламов допускает и говорит о том, что единственными, кто в лагере оставался нравственно тверд, были так называемые "религиозники", т.е. прежде всего, христиане различных конфессий. Отдавая им должное, Шаламов сам, в своем свидетельстве о сталинских лагерях остается как будто вне спасительного ковчега Церкви, продолжая сводить счеты с химерической лагерной вселенной, будучи один на один с ней, во мраке своего отчаянного гордого одиночества. Все вышесказанное вовсе не означает, что тем самым возможно нравственно судить и осудить самого Шаламова, речь идет вовсе не об этом, Бог ему судия, но очевидно, что рассказы самого Шаламова, а также и фильм Н. Досталя, несколько тривиально, но по смыслу точно, названный "Завещание Ленина", выносят всей этой ленинско-сталинской системе окончательный нравственный приговор. Система эта изначально нравственно мертва и легко уродует человека и физически и духовно, перемалывая в жерновах исторических и социальных сдвигов, которые сама же эта система и ее конструкторы, в свое время запустили. Можно отдавать должное величию и могуществу сталинского колосса (а это ныне становится все более модным), но то, что это величие в долгосрочной перспективе оказалось эфемерным, это также вполне очевидно. То, что в идеологической основе советского строя лежит явное богоборчество, пожалуй, не требует дополнительных доказательств, отсюда с точки зрения христианской и не удивительно, что такого рода безбожный молох оказался не столь уж долговечным.

Возвращаясь к фильму Балабанова "Груз 200", заметим, что это тоже своего рода осуществившееся "Завещание Ленина", только уже позднего закатного советского периода. Сюжетной основой фильма, как следует из титров, является вполне реальная история. В провинциальном промышленном городе Ленинске (название, надо думать, не случайное!) действует маньяк, который, одновременно, является начальником городского отделения милиции. Милицейские погоны позволяют этому персонажу до определенного момента осуществлять свою деятельность совершенно безнаказанно и в каких-то фантастическо-извращенных формах. Фоном всему происходящему изуверству служит провинциально-промышленный пейзаж, личины членов черненковского политбюро в телевизоре, а так же, что ни маловажно, музыкальные хиты того времени, типа - "В краю магнолий" или "На маленьком плоту". Все это создает вполне узнаваемый колорит предперестроечных времен, который при взгляде на то что творит "ленинский" маньяк в погонах начинает отдавать явным сюрреализмом, чем-то из области изобразительных рядов Иеронима Босха или хотя бы Сальвадора Дали. Однако похождениями этого позднего советского маньяка этот фильм не ограничивается. Косвенным образом, как будто случайно из-за поломки автомобиля в историю с маньяком оказывается замешен преподаватель атеизма из Ленинграда.

По ходу фильма с ним вступает в диспут о Боге весьма колоритный персонаж (роль принадлежит актеру Серебрякову), которого позже ошибочно приговаривают к расстрелу за одно из преступлений совершенных все тем же милиционером-изувером. В споре на тему о существовании Бога профессиональный атеист выглядит явно бледно. Однако в финале фильма последнее слово остается все-таки за ним. Став невольным свидетелем происходящих беззаконий и не нашедший в себе мужества хоть как-то противостоять (что в конце-концов служит осуждению и расстрелу невиновного), недавний атеист, по возвращении в Ленинград, приходит в храм и просит совершить над ним обряд крещения. Очевидно, что здесь режиссер констатирует полное мировоззренческое поражение атеизма как такового. Столкнувшись с жутковатыми химерами советской жизни, порожденными идиотизмом безбожного существования, атеизму совершенно нечего противопоставить разверзшейся нравственной пропасти, кроме жалкого набора марксистско-ленинского цитатника да вульгарной пьянки.

Ленинские принципы жизни, таким образом, берут начала в безумных попытках построения социального рая на земле, для чего требуются миллионные жертвы, и заканчиваются нравственным тупиком так называемого "развитого социализма", где на экранах телевизоров верховная власть глубоко пенсионного возраста еще произносит какие-то речи, а в закоулках провинциальных городов выжившие из ума представители местной власти погружаются уже в какие-то совершенно инфернальные бездны. Что, кстати, еще роднит фильм "Груз 200" с фильмом "Завещанием Ленина", так это ощущение тупика, безысходности. То, что называется катарсисом, в этой системе координат невозможно, не осуществимо, даже не смотря на то, что один из персонажей в конце фильма бежит принимать крещение в храм. Можно сказать, что, если у Пушкина мы находим безумный пир во время чумы, то мир "Груза 200" это безумная дискотека уже после чумы.

Несомненно, что подобного рода изображения советской действительности являются более чем мрачными, говорят о некой болезненности сознания и вообще рождают некую тенденцию чрезвычайно критического взгляда на все советское. Самая эта тенденция, в свою очередь, неизбежно вступает в полемику, в противоречия с другой тенденцией, которая, напротив, стремится видеть в былом советском могуществе положительные начала. Естественно, что определенная ностальгия по советскому прошлому среди части старшего поколения имеет свои причины, однако осмелюсь полагать, что речь идет все-таки о разных вещах. Реальная жизнь, как правило, сложнее различных, в том числе и идеологических схем, реальная жизнь осуществляется прежде всего в реальных людях, и советский человек, особенно в первые послереволюционные десятилетия это, прежде всего, русский человек, человек, воспитанный тысячелетней культурой православия, с колоссальным запасом прочности и великой жертвенностью, с большим терпением. И все успехи, все могущество былой советской империи имеет смысл объяснять именно этими качествами и жертвами русского человека, а вовсе не выдающимися человеческими или полководческими достоинствами того же товарища Сталина с его приспешниками, равно и безбожная марксистско-ленинская идеология здесь также не при чем. Плоды этого безбожия очевидны. Хрестоматийной установкой этой идеологии являлась идея о том, что для построения коммунизма необходимо построение его материальной базы и воспитание нового человека. Материальная база в то время кое-какая была. Танков и тракторов хватало. Однако та былая система воспитала такого человека, который с перестройкой и демократизацией так активно включился в передел все той же материальной базы, что вместо коммунизма почему-то произошел откат к дикому капитализму. Впрочем, все это тоже общеизвестно. Все тот же воспитанный коммунистической идеологией "новый" человек оказывается весьма хищнически и корыстолюбиво настроен, так что даже и получает в народе парадоксальное именование "нового русского". Вероятно, что на уровне уже не материальном, а человеческом, духовном этот тип человека и есть главный итог кровавого коммунистического эксперимента. Сюжет фильм "Груз 200" не слуайно разворачивается именно в середине 1984 года, в преддверии дел перестроечных. Безусловно, что краски в этом фильме, что называется, сгущены, но та крайняя болезненность сознания, которая присутствует в этом фильме, как мы уже заметили, есть смертельная и тяжелая болезнь именно атеистического миропонимания, и если быть до конца честными, то, очевидно, что ни к чему другому явное безбожие и не может привести, ведь сам Господь в Евангелии говорит: «Без Меня не можете делать ничего» (Иоан. 15:5), а еще в ветхозаветной "Псалтыри" царь Давид изрек: «сказал безумец в сердце своем: "нет Бога". Развратились они и совершили гнусные преступления; нет делающего добро» (Пс.52:2).

В заключение повторю, что возможность развала и распада советской системы оказалась предопределена нравственной ущербностью самой системы. Поэтому наивно всерьез полагать, будто СССР развалился или случайно, путем сговора нескольких правящих лиц, или только благодаря подрывной деятельности западного империализма, а коммунистическая идеология могла бы рождать одних только Павлов Корчагиных, не имея на другом полюсе своих же трудно уловимых Чекатило. Собственно, и политическим развалом Союза занимались так называемые "прорабы перестройки", которые по своему происхождению, статусу и мировоззрению были неотъемлемой частью самой советской системы. Здесь необходимо упомянуть, что для идеологического оправдания развала была запущена компания по превозношению западного образа жизни и очернению, как советского, так и вообще исторического, в том числе и православного прошлого. Что, конечно, рождает противодействие, которое прежде всего выражается в попытках представить былое советское прошлое в более приятном свете. Понятно и то, что очернение нашего прошлого до сей поры в чести и у современных либералов, им, конечно, на руку все, что только можно представлять в черном свете, они и стараются внедрить в сознание современного человека ощущение заведомой порочности собственного исторического прошлого. Очевидно, что данная остановка разрушительна, да и, по сути, лжива. Однако противопоставлять этой тенденции сказки об оклеветанном мудром Сталине, добром дедушке Ленине и вообще счастливом энтузиазме советского человека, исполненного сознанием, что он живет в стране, "где так вольно дышит " – тоже вряд ли разумно, поскольку эта ложь не многим лучше той версии, что все было плохо и только плохо.

По сути, и то и другое есть именно идеологические установки, использующиеся с целью манипуляции сознанием. Истина же заключается в ином. С советским периодом история православной России не закончилась, ее история вступила в новый и наиболее трагичный ее период, который даровал вселенскому православию сотни тысяч новомучеников и исповедников Российских. Они и являются цветом нации и солью истории России, в том числе и советского периода. Каких монстров породила сама по себе в узком смысле безбожная идеология вполне показано в таких фильмах, как "Завещание Ленина" и "Груз 200". И еще повторюсь, что главные герои этих произведений в той или иной степени также связаны с самой системой. Герой Шаламова мировоззренчески не является христианином, он, скорее, гуманист-материалист и в молодости связан с троцкистами. Персонаж-маньяк "Груза 200" является представителем властных структур и в фильме его жертвой оказывается юная дочь местного секретаря райкома. Вероятно, и это не случайно. Быть может, автор и хотел этим подчеркнуть, что система начинает пожирать сама себя, попутно еще продолжая уничтожать тех, кто хоть, как-то пытается ей противостоять, как это и происходит с персонажем в исполнении Серебрякова. Да, оба фильма показывают жутковатую правду и, каждый в своем роде, имеют шокирующее воздействие. Да, это вовсе не вся правда о жизни того времени. Эта правда - больная, извращенная, связанная с адскими инфернальными безднами человеческого падения.

Теми безднами и теми падениями, о которых знать всякому человеку вовсе не обязательно, порой даже и не полезно, но которые неизбежно настигают человечество, если оно начинает жить той или иной безбожной идеологией. Эти бездны и эти падения в избытке скрывает в себе история Советского периода, и как ее не приукрашай, они будут заявлять о себе своего рода бездушным звериным оскалом, как, к примеру, и происходит в современных фильмах, о которых выше и была речь.

 

Иерей Андрей Спиридонов:

Русская неделя

 

Цвет Победы[1]

 

Главные телеканалы после долгого перерыва встретили День Победы громкими кинопремьерами, всколыхнувшими общественность не хуже инаугурации с парадом и давшими официальный старт сталинскому ренессансу в синематографе.

Самого козырного события, правда, не случилось. В конце апреля канал НТВ всполошил кого только мог цветными роликами «Семнадцати мгновений весны», сопровожденными слоганом «Этой весной мгновения станут ярче». В будуарах, сети и газетах завязалось бурное обсуждение трудоемкости, стоимости и обоснованности подобного выхода в цвет. Одни гадали о спектре воздуха свободы и крашеных волос сыщика, застреленного Гельмутом, а также о том, как реставраторы обойдутся с богато использованной в фильме кинохроникой и Марикой Рёкк, картину с которой так ненавидел Штирлиц. Другие требовали немедленно прекратить безобразие и не пачкать культурное наследие разноцветными ручонками. Третьи популярно объясняли, что раскраска 14-часового фильма – страшно дорогое удовольствие, недоступное даже самому разгазпромовскому каналу, особенно если предприятие не имеет коммерческого смысла. Смысла не было, скептики оказались правы, Штирлиц вышел на экраны в привычно монохромном облике, а НТВ объяснило, что это был такой рекламный трюк, призванный открыть «новые грани и новые краски» картины и привлечь внимание молодого поколения.

В итоге привлечь молодежь новыми красками войны удалось другим федеральным каналам, ухватившим не букву, а дух инициативы НТВ: раскрасить старые темы и сюжеты под новые требования, в первую очередь эстетические, ну и заодно уж, куда деваться, и социально-идеологические тоже. Первый канал отметил День Победы боевиком «В июне 41-го», а «Россия» – дополненной версией военно-фантастической драмы «Мы из будущего».

Согласно Гегелю с Марксом, история повторяется, причем в виде фарса. Первый канал совместно с «Беларусьфильмом» всерьез решили проверить это утверждение, для чего вдарили дуплетом.

Название «В июне 41-го» очевидным образом восходит к знаменитому роману Владимира Богомолова «Момент истины (В августе 44-го)». История его экранизаций была несчастливой и в 2001 году завершилась слабым фильмом маститого Михаила Пташука, от которого сам Богомолов отрекся громко и яростно. Тем не менее, публика приняла картину благосклонно и уже привыкла пересматривать ее по большим праздникам (скажем, на сей раз «В августе 44-го» показал НТВ). Через два года Пташук снял на американские деньги The Burning Land, постыдно неумелую разлюли-малину про американскую еврейку, проснувшуюся 22 июня в белорусском приграничном городке. Остроумие прокатчиков и участие в обоих фильмах актера Юрия Колокольникова (в титрах последнего он, впрочем, обозначен как Ури Колокол) позволили назвать последний фильм Пташука, вскоре после этого погибшего в ДТП, «В июне 41-го». Так что свежую премьеру Первого канала можно считать римейком именно этого чуда.

На самом деле, конечно, это римейк пятой части сериала «Государственная граница» – во всяком случае, оба фильма считаются экранизациями повести Олега Смирнова «Июнь».

Наименее известный из литераторов-Смирновых всю творческую жизнь посвятил погранвойскам КГБ СССР. Его герои до последнего стояли на рубеже, воевали с немецкими нацистами, японскими милитаристами и украинскими националистами, а в мирное время ловили диверсантов и искренне удивлялись популярности хрипатого певца Босоцкого, который совершенно не знает матчасть – ведь не бывает на границе нейтральной полосы, и нет у СССР границы с Пакистаном.

Преданность теме была отмечена двухтомником в издательстве «Советский писатель» (чего удостаивались в основном живые классики), а затем Смирнов стал сценаристом вполне культовой «Государственной границы» – с пятой по восьмую, заключительную, части. Послевоенные серии выглядят совсем кисло (не по вине одного только сценариста), но «Год 41-й» получился мощным, умным и нестареющим.

Режиссер «В июне 41-го» Александр Лайе, получивший фундаментальное кинообразование в Москве, Варшаве и Кельне и набивший руку на малоизвестных сериалах, исходил из других оценок. Лайе без дурацких экивоков сообщил, что это как раз его картина – «страстный, мощный, яркий, предельно жесткий своей правдивостью фильм, способный по-новому отразить на телеэкране тему Великой отечественной войны». И «рассказать молодежи о подвигах солдат той далекой и страшной войны с фашизмом, которая все больше и больше отдаляется от нас, становится историей».

Правда, продюсеры с этим вроде бы не совсем согласились: во всяком случае, на киноэкраны картина, вопреки изначальным планам, так и не попала, а на DVD вышла еще до телепремьеры (с успешными проектами поступают в обратной последовательности). Продюсеров можно понять. «Предельно жесткий своей правдивостью фильм» на деле получился безмозглым боевиком на тему «Как Саша Белый под мостом прикончил Гитлера с хвостом». Как известно, первой ипостасью самого известного героя Сергея Безрукова был сержант погранвойск. На сей раз он дорос до лейтенанта – и совсем не зря.

За четыре серии герой Безрукова полюбил юную польку, расстрелял веревки, которыми коварные белополяки распяли на рельсах милиционера (кто не видел, ни за что не поймет, кто видел – тем более), встретил 22 июня в пограничном секрете, вместе с бойцами положил массу гитлеровцев, попутно убил садиста-кинооператора (в исполнении режиссера Лайе), еще раз полюбил юную польку, потом взорвал жизненно необходимый плану «Барбаросса» мост вместе с сидевшими в засаде оккупантами, добил главного злодея-брата-садиста-оператора... Чем все это кончилось, лучше не говорить – если соберетесь смотреть, будет еще менее интересно.

Снято все вполне по-современному: много крови, грязи и объемных взрывов, причем особенно создатели фильма гордятся строгим соответствием униформы и амуниции историческому моменту. Точность в остальных вопросах, похоже, была признана излишней. Набитый пограничниками поезд на всех парах удирает от пятерки хуторян с ружьями, красноармеец не отдает честь встреченному командиру, поляки легко разбирают хохдойч оккупантов, а те в ответ понимают не только польский юной Ханны, но и совсем малоляхский суржик ее дедушки в исполнении народного артиста СССР Ростислава Янковского. Работа со звуком достойна особых эпитетов. Авторы зачем-то переводят и без того понятные реплики типа «Gdzie ty?» (по данным создателей фильма, это значит «Ты где?» – именно в такой последовательности), «Freulein» перетолмачивают строго как «пани». Иногда здесь еще крутят по кругу одну и ту же запись фоновых разговоров, что позволяет внимательному зрителю выучить наизусть, например, необязательный физкультурный диалог.

Возможно, совсем ураганной раскрутке проекта помешали не только эти обстоятельства, но и несколько вычурное следование изначальному сюжету. С одной стороны, героя Безрукова таскают к особистам и грозят трибуналом не за паникерские разговоры о скорой войне с союзной Германией (как в оригинале), а за связь с полькой. С другой – невозможно не признать, что в 2008 году сцена восстановления пограничного столба с гербом СССР воспринимается совсем не так, как в 1986 году. Несгораемость героя с учетом белорусской истории вообще невозможно комментировать.

Но беда «В июне 41-го» даже не в этом и не в удручающей плоскости сюжета, вдохновленного явно не фильмами, тем более не книгами про войну, а древними компьютерными бродилками: герой врубается в толпу врагов, шмаляет кого успел и тикает, враги за ним, герой прячется за деревом, враги растерянно топчутся на месте, цитируют Ницше и быстренько возвращаются на базу – и так пока не иссякнут жизни героя или запасы врагов. Если отодвинуть в сторонку стыд, память огненных лет и обиду за киноклассику, то остальное – пустяки, дело житейское. Были у нас уже кунфу-фильмы про Великую отечественную (чудовищный сериал «Главный калибр», год назад показанный «Россией»), почему бы не быть кино по мотивам видеоигры в Рэмбо? Правда, для этого в картине «В июне 41-го» очень скверно поставлены драки и вообще вся активная составляющая, долгое время доминировавшая в военно-приключенческом жанре.

Стало быть, настал очередной этап – неглубокого ренессанса.

Изначально фильмы про Великую Отечественную были частью большой идеологии, определявшейся как минимум маршалами – армейскими, партийными и кинематографическими. Такой подход был смят окопной правдой выживших лейтенантов и детей войны. Они, в конце концов, постарели, устали вспоминать и уступили полигоны не наигравшимся в войнушку пацанам, искренне полагавшим, что их поколение опоздало ко всем войнам. Неромантичная пехота уступила экраны разведке, и за какой-то десяток фильмов выяснилось, что из пекла страну вытащили не токари, крестьяне и необученные мальчики, а веселые разрядники, всю дорогу бившие врага в его логове. Досаафовский подход совпал с голливудским, и студия Горького оказалась вполне конкурентоспособным производителем удалых боевиков, снятых с конвейера только развалом Союза и общими пораженческими настроениями. Нынешний курс, понятно, изменил и киноэстетику: великая Победа оказалась единственным безусловным общенародным достоянием, вот только лейтенанты ушли, а пацаны совсем выросли – и им на смену пришли ремесленники, читающие волю начальства по сомкнутым губам и знающие, как сделать красиво. Вопрос только в том, какую эстетику, 50-х или 80-х годов, они сочтут более красивой.

Удивительно, что именно один из выросших пацанов, учивших советских школьников тайне слова приказ, крутизне голубых беретов и всепобеждающему маваши, снял фильм честный и своевременный почти как известная «Мать». Андрей Малюков дебютировал незабвенным гимном ВДВ «В зоне особого внимания», а последнее десятилетие делал сериалы про спецназ, диверсанта и грозовые ворота. Изначально «Мы из будущего» представлялись логичным доведением такого направления до заслуженного маразма: фильм рассказывает о группе «черных следопытов», угодивших с раскопа в бои 1942 года, чтобы жить и умирать локоть к локтю с людьми, награды и оружие которых они продавали, а черепа простреливали десятилетия спустя. Сознательная общественность еще до выхода фильма предположила, что в наше время, да про войну, да с фантастическим элементом, да с тремя сценаристами, да под эгидой Эдуарда Володарского – короче, что не сними, получится святотатство и глумление над памятью дедов. Святотатство, честно говоря, представлялось сомнительным – во всяком случае, для поколений, выросших на песне «А винтовку тебе, а послать тебя в бой» и мультике про буденовку, переносящую мальчика в Гражданскую войну. Да и первый фильм о современниках, попавших в Великую отечественную, «Если это случится с тобой» – детский, что характерно, – вышел на экраны еще в 1972 году.

В любом случае, фильм «Мы из будущего» был представлен публике в классической последовательности: кинопрокат, диски, телеверсия – и каждый этап оказался успешным. Большинство зрителей претензии сняло, указав, что «зато кино патриотичное», а «ребята – красавчики». Меньшинство, составленное в первую очередь любителями военно-исторической науки, резонно отмечало некоторый перебор с натяжками и ляпами: например, в красноармейских книжках не бывает фотографий, а ни один нормальный командир не отправит в разведку свалившееся с неба подозрительное пополнение.

Справедливость претензий не отменяет того, что Андрей Малюков снял свой лучший фильм, честный, сердечный и неподлый.

Смотрится он без отрыва даже в трехчасовой телеверсии, исполняет, конечно, политико-пропагандистскую функцию, как и положено продукции ВГТРК, но делает это довольно тонко, умело и, увы, очень кстати.

Быть может, сыграла роль разница подходов: в отличие от Лайе, Малюков называл свою картину просто басней, смысл которой «не в воспитании молодого поколения, а в том, чтобы показать, ради чего стоит жить, что такое любовь, мужество и женственность».

Судя по рейтингам, телепремьера ВГТРК слегка проиграла международному проекту Первого канала. Тем не менее, можно предположить, что судьба фильмов будет разной: «Мы из будущего» будут вписаны в активную телеротацию и через год-другой станут дежурным телеблюдом памятных дней и вполне классикой – ну, не как черно-белый Штирлиц, конечно, но вполне как та же «Государственная граница». А «В июне 41-го», скорее всего, через пару-тройку показов будет вписан в нишу дневных эфиров и счастливо забыт.

В противном случае следующие Дни Победы лучше провести подальше от телевизора. Не наш там будет праздник

 

Шамиль Идиатуллин

Газетару 15.05.08

 

Загадка 9/111[2]

 

Воскресным утром, 18 мая 2008 года, тысячи россиян[3] не отказали себе в удовольствии посмотреть документальный фильм "Загадка 9/11" (2007). Фильм режиссера Cмолстома шёл с 12:10 и до 14:00 часов! Анонсы на ОРТ были настолько навязчивыми, что их нельзя было не увидеть. Власть хотела, чтобы праздные россияне посмотрели этот фильм?

Содержательная и визуальная часть фильма выстроена вокруг того, что обрушение обоих зданий произошло "со скоростью свободного падения" за срок менее 10 секунд. Интеллектуальной начинкой "Загадки 9/11" стала фраза бородатого исследователя из мормонского Университета Бригема Янга и другие важные обмолвки. Забавно, что в прямом эфире посланцу Университета Бригема Янга телевизионный ведущий закрывал рот с таким же хамством, с каким на российских каналах работают профессионалы от безпроблемности.

Суть новой позиции состоит в победе конспирологии над телевизионной картинкой и мёдоточивыми речами политиков.

Оказывается, в США проживают топ-менеджеры и миллиардеры, у которых сложные отношения, как со стразовыми компаниями, так и со спецслужбами. Один топ-менеджер и миллиардер по фамилии Сильверстоун (Серебрякамеников?) взял в аренду башни ВТЦ. И заплатил за аренду нищенские 15 миллионов долларов. Но договор страхования составил по всем правилам науки получения сверхъприбыли. После 11 сентября 2001 года по ДВУМ (два самолета) страховым случаям арендатор получил 8 МИЛЛИАРДОВ ДОЛЛАРОВ!

Лучшие моменты в таких разоблачительных фильмах связаны с цитированием официозного масс-медиа. Так вот, в "Загадке 9/11" зрителям напоминают один репортаж, шедший в прямом эфире. На месте события дикторша говорит: "Обрушилось здание №7, но пострадавших нет". А у неё за спиной в кадре "живого эфира" было видно целое 47-этажное здание №7! То самое особо укрепленное здание, в котором размещались центральные службы разведок США. То самое здание, которое - по официальной версии, - могло бы обрушиться само собой, если бы в него врезался бы ТРЕТИЙ самолет! Но не было третьего самолета! Едкие, полные сарказма, титры подсказывают, что здание №7 "обрушится через 20 минут"!

Российского зрителя снова оставили в дураках. Почему? Как? Например, создателям фильма был важен скандальный газетный факт обнаружения фрагментов человеческих костей на крышах близлежащих зданий СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ЛЕТ ПОСЛЕ ТРАГЕДИИ. Нам, в России, ничего такого не сообщали! Ни в бумажной прессе, ни на ТВ!

Кульминация документального фильма "Загадка 9/11" была приурочена к теме финансов. Голос за кадром устало информировал зрителя: "В обрушившемся здании номер 7 уничтожены тысячи документов Комиссии по ценным бумагам, имеющие отношение к незаконным финансовым операциям, и делу о семидесятимиллиардном ущербе от действий энергетических компаний Калифорнии". Здесь на экране засветилось неоновое название корпорации "Энрон", которое ранее для США было чем-то вроде ОАО "РАО ЕС РОССИИ" или "Газпрома". Смотри, учись и удивляйся.

Было что вспомнить. Сразу после событий 11 сентября 2001 года редактор газеты "Пророчества и сенсации" выдвинул свою версию. И написал статью об искусственном происхождении события. Никто её не опубликовал. Более того, на следующий день автор неординарной статьи был в кабинете главного редактора одной газеты. Хозяин просторного кабинета долго не мог понять еретической идеи разместить в бумажной газете текст с версией подрыва обоих зданий. Тогда из редакции в редакцию публицисты носились с графоманскими отписками постоянных авторов, шибко обеспокоенных исламским терроризмом. Печатали тех, у кого в тексте большее других упоминались щупальца Аль-Кайеды. Пришлось ограничиться статьями в газете "Пророчества и сенсации".

И еще раз про то, как в России работает механизм интеллектуального подавления. В стране были в 2001 году и сегодня есть люди, которые способны сказать свежее слово. Им ничего не разрешают и не дают. Проходит время, и на те же самые ранее запретные темы закупается информация со стороны. Информация, полная акцентов, расставленных не в интересах российского потребителя!

В октябре 2002 года тема была подытожена в статье "Уязвимая угроза". Думается, что сегодня, - семь лет спустя, - после того, как одураченной толпе показали-таки фильм "Загадка 9/11", мы имеем право на самоцитату:

"События 11 сентября вскрыли общую недееспособность американских спецслужб. Бизнес коренным образом пересмотрел свои позиции. Хакеры по-прежнему представляют опасность для США. Сомнению подверглись эффективность усилий ФБР по предотвращению гипер-кризисных ситуаций. Впервые вслух прозвучали крайне неприятные вопросы. "На каком основании федеральная структура тратит средства миллионов налогоплательщиков на потребу большого бизнеса?". "Не является ли InfraGard для ФБР формой коммерческой деятельности? И, вообще, нельзя ли расценивать программу как IT-рэкет?" "Не использует ли ФБР InfraGard для слежения за бизнесом и его корректировки в пользу правительственного лобби?" И т.д." Из статьи "Уязвимая угроза" (октябрь 2002).

 

БОРИС КУБРИН

http://www.runitsa.ru/science/publication/cult/190508_1.php

 

Не думаю, не верю, не согласен

 

И власти, и оппозиция считают, что контроль над телевидением в России — залог стабильности режима. Российский телезритель предстает этаким "овощем", который послушно воспринимает предлагаемую ему картинку. Так ли это на самом деле, по материалам последнего исследования американского профессора Эллен Мицкевич выяснял ИГОРЬ ФЕДЮКИН.

Эллен Мицкевич — профессор Университета Дьюка (США), занимается изучением средств массовой информации. Автор книг "Разделенные сигналы: телевидение и политика в Советском Союзе" (1988) и "Переключая каналы: телевидение и борьба за власть в России" (1999), в которых она рассматривает роль СМИ в событиях 1991 года, парламентских и президентских выборах в России, первой чеченской кампании.

Телевизионная картинка задает в России реальность: то, чего не показывают по телевизору, не существует, и наоборот, любой фантом, показанный федеральными каналами, обретает жизнь. Избиратель голосует за того кандидата, которого чаще показывают по телевизору,— именно так интерпретировались на протяжении всего прошлого года колебания рейтинга предполагаемых "кандидатов в кандидаты в президенты" Дмитрия Медведева и Сергея Иванова.

В основе новой книги Эллен Мицкевич "Телевидение, власть и общество в России" (Cambridge University Press, 2008) — данные полевого исследования, так называемых фокус-групп, проведенных в Москве, Нижнем Новгороде, Ростове-на-Дону и Волгограде. Всего в исследовании участвовали 158 человек, отобранных специальным образом и представляющих разные категории зрителей — окончивших вуз и не имеющих высшего образования, заставших СССР и представляющих постсоветское поколение. Участникам исследования показывали те или иные телевизионные сюжеты, задавали вопросы, после чего начинались обсуждения — мнения и реакции, высказанные в ходе этих обсуждений, и стали материалом для книги.

Выводы Мицкевич оказываются довольно неожиданными: российский телезритель вовсе не так интеллектуально пассивен и восприимчив к телевизионной картинке, как принято считать. Вопреки распространенному мнению российские граждане показали себя вполне способными к критическому анализу предлагаемой им картинки. Самое главное, в ходе обсуждения просмотренного телезрители отказывались принимать предлагаемую им телеканалами одностороннюю версию тех или иных событий, настаивая, что на самом деле ситуация намного сложнее, чем это пытается представить телевидение, и формулируя собственные варианты этой сложности. Даже и в развитых демократиях большинство граждан склонны поддаваться уверениям политиков, что возможно "снижать налоги, улучшать качество школ, вести войну, две войны, три войны — и ничего при этом не терять". Однако участники российского исследования, пишет Мицкевич, осознавали, что бесплатного сыра не бывает, что любые положительные последствия рекламируемых действий государства или отдельных политиков всегда сочетаются с отрицательными, зачастую непредвиденными. Телезрители прекрасно осознавали, что выбор того или иного курса не может быть абсолютным: любые решения всегда будут компромиссом, структура которого определяется ценностной ориентацией выбирающего. Более того, российские зрители старались рассматривать ситуацию с точки зрения интересов общества в целом и не сводить все к обсуждению того, как данные события отражаются на их личных, корыстных интересах. Интересы общества при этом могли быть не только прагматически-прикладными, но и вполне отвлеченными — зрители осознавали и признавали, что обществу нужны свобода слова, возможность знакомиться с различными точками зрения и т.д.

Пример такого критического анализа — обсуждение участниками фокус-групп сюжета об открытии в 2002 году Каспийского трубопроводного консорциума (КТК), нефтепровода, доставляющего казахскую нефть с российского побережья Каспия в порт Новороссийск. Участникам фокус-групп показывали сюжеты, посвященные этому событию, транслировавшиеся на "Первом канале", РТР, уже потерявшем независимость НТВ и доживавшем последние дни и все более оппозиционном ТВ-6. Уже после показа первого из этих сюжетов, представлявшего открытие трубопровода с огромным энтузиазмом, 27% зрителей заняли ярко выраженную скептическую позицию, не просто сомневаясь в увиденном, но формулируя возможные негативные последствия строительства КТК, никак не упоминавшиеся в самом сюжете. После просмотра трех первых сюжетов доля таких зрителей выросла до 50%, что довольно много даже по стандартам развитых демократий, отмечает Мицкевич.

В частности, просмотрев сюжет, зрители высказали предположения о возможных проблемах с безопасностью трубопровода ("Он проходит через Краснодарский край, чеченцы взорвут его") и вероятной утечке нефти ("У нас в стране все это наверняка закончится экологической катастрофой"). Не были упомянуты, по их мнению, также истинные выгодоприобретатели этого проекта — олигархи и коррумпированные чиновники ("Все это преступная история"). Фигурировали в обсуждении и более косвенные последствия, например бюджетные ("Мне кажется, они готовят народ к повышению налогов: ребята, нам нужны деньги, чтобы платить за эту стройку"). Затрагивалась даже проблема упущенных возможностей, нереализованных — и не упоминавшихся в сюжете — альтернатив ("Могли бы рассказать, почему они построили этот трубопровод, почему они отказались от других проектов и начали строить именно этот..."). Участники фокус-групп отказались пассивно усвоить предложенную им картинку, пишет Мицкевич.

Показательно, однако, дальнейшее развитие обсуждения. Первый сюжет лишь мельком упоминал участие в консорциуме Казахстана и Омана, однако во втором и третьем (РТР и НТВ) о составе консорциума и иностранных участниках рассказывалось более подробно. Здесь центральным партнером России в КТК оказывались США: в сюжете РТР фигурировал выступающий с речью замминистра энергетики США, в сюжете НТВ — американский посол Александр Вершбоу, рассуждающий по-русски об улучшении двусторонних отношений. После этого участники фокус-группы немедленно делают новые выводы. "Из третьего сюжета понятнее, зачем все это построено: все это ради улучшения отношений с Америкой",— заявляют зрители. "С чисто технологической точки зрения ничего особенного [в этом проекте] нет. Тут главное — сама идея, что мы начинаем сотрудничать с Америкой. В принципе все это делается ради них [американцев]",— рассуждает другой. "Из картинки понятно, что иностранцы уже всем здесь заправляют",— соглашается третий.

Радикально меняется ход обсуждения после четвертого сюжета, где происходящее представлено с противоположной точки зрения. В сюжете, показанном на ТВ-6, не упоминались экономические преимущества КТК, зато говорилось о том, что трубопровод проходит через сейсмоопасную зону, о возможности разлива нефти и экологической катастрофы, демонстрировались живописные долины, которым грозит уничтожение. Здесь же рассказывалось о том, что ради строительства КТК со своих участков силой и обманом были согнаны беззащитные колхозники-пенсионеры. Как нетрудно заметить, только что сами телезрители предполагали нечто подобное. Теперь же, однако, они были не готовы разделить точку зрения корреспондента ТВ-6. Телезрители начинают сомневаться, не преувеличена ли экологическая угроза: "Новороссийск всегда был нефтяным терминалом, даже до строительства нефтепровода, это во-первых. Во-вторых, это не курорт, там есть большой цементный завод",— объясняет участник фокус-группы. "Там все вокруг серое",— соглашается другой. Строители КТК наверняка предусмотрели возможность землетрясений и разлива нефти, предполагает третий: "По закону они обязаны учитывать возможные риски, про это наверняка написаны целые тома". "Они вкладывают свои деньги и заботятся, чтобы не было аварий",— уверен четвертый. Меняется даже восприятие иностранцев: теперь они оказываются положительным фактором, гарантами надежности и экологической безопасности трубы. Не производят впечатления на зрителей и страдания бабушек. "Интересы государства выше, чем причитания старушки, потерявшей свой участок",— заявляет 45-летняя москвичка. "С другой стороны... люди получат работу благодаря КТК",— говорит аспирантка из Нижнего Новгорода. "Ясно, что трубопровод — это плохо для [этих] людей, и ясно, что благодаря ему Россия что-то выигрывает",— заключает москвич, менеджер туристической компании.

В целом Мицкевич приходит к относительно оптимистичному выводу: даже лишившись доступа к различным точкам зрения на телевидении, российские зрители не стали послушными объектами зомбирования. "Подчинение и подавление Кремлем плюрализма на телевидении не привело к автоматическому восприятию зрителями предлагаемых им рамок происходящего",— пишет Мицкевич. Официальное телевидение не формирует реальность, как ее понимают телезрители,— наоборот, скорее можно говорить об отторжении ими картинки.

Исследование Мицкевич в том числе интересно с точки зрения завершившегося избирательного сезона 2007-2008 годов. Напрямую он в книге не затрагивается, но один из сюжетов, обсуждавшихся участниками исследования,— президентские выборы в Якутии — позволяет делать общие выводы. Реакция зрителей на просмотренные ими сюжеты примерно соответствует тому, что описывалось выше: участники обсуждения не удовлетворены, они считают, что "кандидаты не выражают ничьих интересов", что за кандидатами не видно никаких программ, народ обманывают. "Я ни разу в своей жизни не видел объективного сюжета об избирательной кампании",— говорит один. "Здесь нет ни единой истории, которой можно поверить,— говорит другой.— Это два карманника — кого выберете, тот и будет у вас воровать". При этом обсуждаемая картинка моментально распознается зрителями как типичная. В "настоящей демократии", на "настоящих выборах", по мнению зрителей, все должно быть не так. Мицкевич предполагает, что подобное восприятие должно привести к дальнейшему отчуждению россиян, что, собственно, и проявлялось в растущей популярности кандидата "против всех", причем особенно заметным был рост именно среди молодых, образованных, хорошо зарабатывающих граждан. Похоже, к аналогичным выводам пришел в свое время и Кремль, отменивший и кандидата "против всех", и порог явки.

Возможно, реакция телезрителей была интерпретирована властями неверно. Характерно, что участники обсуждения сюжета, посвященного КТК, не верили официальной, оптимистической картинке, допуская за благополучным фоном всевозможные подвохи, но точно так же они не верили и оппозиционному, изобличительному сюжету. "Русские участники фокус-группы, по сути, определяют объективность как одновременное присутствие противоположных взглядов, пусть даже и отражающих столкновение вполне корыстных интересов,— пишет Мицкевич.— Это определение расходится с западным представлением, где объективность — это отсутствие односторонности".

Характерен поэтому фатализм зрителей: так уж устроена жизнь в России. "Мы в Нижнем Новгороде практически живем на нефтепроводах и газопроводах... для меня их как будто не существует",— говорит 45-летний гендиректор компании, признавая, что трубы "ржавеют и текут", возможна катастрофа. Одновременно участники фокус-групп, и не только москвичи, бравируют своим цинизмом, безразличием к страданиям других. "С моей точки зрения? Лично меня это не касается",— говорит нижегородский студент. "Это не у меня во дворе",— добавляет учитель математики. "Я там не живу и никак не связан с теми деньгами",— подытоживает студент. При таком подходе объективности не существует, и в итоге телезрители оказались неспособны сформулировать какую бы то ни было позицию вообще. Даже позиция, которой они только что придерживались сами, вызывает у телезрителей недоверие, как только ее высказывает посторонний (в данном случае журналист). И уж едва ли такое отчуждение, даже если оно и есть, способно перерасти в оппозиционность.

 

Журнал «Власть» № 19(772) от 19.05.2008

 

Вечность из четырех букв[4]

 

Можно предположить, что слова "Украина", "Крым", "Севастополь" звучали на минувшей неделе в российском эфире значительно чаще, нежели обычно. Сразу несколько ток-шоу обсуждали заявление мэра столицы Юрия Лужкова о спорном статусе Севастополя и возможных претензиях России на город славы русских моряков.

Первые реплики участников сразу обнажали позиции сторон. В программе Владимира Познера "Времена" (Первый канал) главный редактор "Независимой газеты" Константин Ремчуков сказал, что для нашей страны было бы выгодным наличие "по периметру границы" доброжелательных и процветающих соседей.

Однако его оппонентов, похоже, не устраивало в принципе слово "доброжелательность". Главный редактор журнала "Профиль" Михаил Леонтьев раздраженно ответил, что ему не нужны процветающие враги, поскольку, дескать, Украина является врагом России. Этого Леонтьеву показалось мало, и он, по привычке переходя на крик, бросил язвительную реплику о том, что "кому и кобыла невеста". Тем самым Михаил продемонстрировал свое отличное знание лексикона дворника Тихона из классических "Двенадцати стульев". Познеру пришлось успокаивать разбушевавшегося коллегу. Но Леонтьева тут же косвенно поддержал шеф газеты "Завтра" Александр Проханов, сказавший, что россиянам, оказывается, очень хорошо у себя дома и они вовсе не стремятся интегрироваться в мировое сообщество.

Примирить спорящих вызвался руководитель "Огонька" Виктор Лошак. Он высказал предположение, что сегодня на повестке дня стоит мирное взаимовыгодное существование, поэтому время "команды, кочующей из одной телевизионной передачи в другую и проклинающей Запад", прошло.

К сожалению, Лошак ошибся. Именно эту "команду" нам довелось увидеть на неделе еще в нескольких телепередачах. Так, во всей красе она предстала перед нами в программе Максима Шевченко "Судите сами" (Первый канал), которая была посвящена, естественно, все той же теме. В составе команды достойно выступили проверенные бойцы – Алексей Пушков, Сергей Кургинян и Александр Дугин.

Пушков сразу же заявил, что характер права обычно определяется соотношением сил. Таким образом, профессор МГИМО фактически стал на сторону хулиганов из подворотни. Ему попытался, было, возразить деликатный Александр Ципко. Он сказал, что подобные заявления, по сути, являются антирусской провокацией и только подталкивают Украину к вступлению в НАТО. После чего на крик сорвался уже "брат-близнец" Михаила Леонтьева – Сергей Кургинян. Бывший театральный режиссер заорал, что скоро "в Севастополе будет стоять натовский сапог, и вы будете его лизать". Вероятно, это милое пожелание адресовалось лично Александру Ципко.

Между прочим, практически то же самое, чуть ли не слово в слово, сказала завсегдатай российских телеканалов Наталья Витренко. В эфире программы "К барьеру!" (канал НТВ) она как истинный патриот своего народа заявила, что преступная украинская власть выдавливает из страны все русское и православное, загоняя бедных украинцев в НАТО и Европу, где им уготована роль обслуги.

Я уже не раз задавал себе один риторический вопрос, но все-таки позволю себе сегодня вновь обратиться с ним к читателям. Интересно, как бы отреагировало российское руководство на выступление по киевскому телевидению российского политика, который рискнул бы заявить, что "преступная русская власть выдавливает из России все украинское"? Не говоря о том, что в подобной интерпретации данная фраза звучит просто фантастично, думаю, ответ на этот вопрос очевиден.

Кстати, российское государство активно вмешалось в ход дуэли, которую затеял Владимир Соловьев в своей программе. Дело в том, что утром того же дня в аэропорту Шереметьево был задержан украинский политик Владислав Каськив. Его попросту не пустили в страну, лишив, тем самым, Владимира Жириновского достойного соперника. Правда, в последний момент Каськива заменил Марк Урнов. Но несмотря на то, что в бой пошла "тяжелая артиллерия", зрители, как и ожидалось, отдали пальму первенства лидеру ЛДПР.

Зато когда встает вопрос защиты телезрителей от эскалации насилия и пошлости на телеэкранах, государство предпочитает отмалчиваться. В программе "Народ хочет знать" (канал ТВ-Центр) телекритик Ирина Петровская сказала, что "как песню" читает этические кодексы западных телекомпаний. Зарубежный эфир можно сегодня без особых натяжек назвать целомудренным. Однако у российского руководства для наведения порядка на телевидении почему-то не хватает политической воли.

На следующий день в программе "Человек из телевизора" ("Эхо Москвы") та же Петровская сообщила слушателям, что из ее телевизионного выступления была удалена важная фраза, в которой она говорила о том, что наведение порядка надо начинать с полного запрета политической цензуры. Поскольку сегодня государство, по образному выражению критика, не просто вторгается в телевизионное пространство, но врывается туда, не снимая обуви.

Наверное, эти слова можно отнести и к другим сферам общественной жизни. Во всяком случае, их, очевидно, вполне разделяли гости программы "Ничего личного" (канал ТВ-Центр). Историк Ирина Карацуба рассказала пикантный анекдот. Она напомнила, как однажды Снежная Королева упрекнула Кая за то, что тот никак не может сложить из данных ему букв слово "вечность". На что Кай резонно ответил, что ему дали всего четыре буквы, да и те – "ж", "о", "п" и "а". Карацуба ехидно заметила, что точно также россиянам предлагают построить цивилизованное общество с помощью все того же нехитрого набора исходных данных – утверждений о "главенствующей роли государства", о том, что "Запад является извечным врагом России" и тому подобных замшелых псевдоистин. Другой участник программы, историк Наталья Басовская добавила, что, к сожалению, из истории всегда делали служанку политики. Вероятно, это также относится не к одной только истории.

Выводы интеллектуалов не особенно-то оспаривают даже представители государственных структур. Заместитель генерального директора Всероссийской государственной телерадиокомпании Александр Любимов в эфире программы Елены Афанасьевой "Телехранитель" (RTVI – "Эхо Москвы") сказал, что, по его мнению, нынешнему российскому руководству, в частности Владимиру Путину, сегодня в обществе объективной альтернативы нет. Поэтому не имеет смысла предоставлять эфир оппозиционным лидерам вроде Гарри Каспарова, поскольку их идеи не находят поддержки среди россиян.

В ответ на вопрос Елены Афанасьевой об отношении Любимова, как одного из руководителей канала, к фильмам Аркадия Мамонтова, подобным шедевру о "шпионском камне", бывший взглядовец "на голубом глазу" сказал, что не видел этих лент. Отвечая на подобный вопрос телезрителя, он сказал, что не слышал и последних сатирических программ Виктора Шендеровича "Плавленый сырок".

Забавно, что до этого Александр Любимов долго и подробно рассказывал, как много фильмов и передач ему приходится ежедневно просматривать "по долгу службы". Поэтому в сказанное государственным чиновником от телевидения при всем желании трудно поверить.

Послушав Любимова, можно сделать неутешительный вывод. Еще неизвестно, станем ли мы "обслугой НАТО и европейцев". Но вот "обслугой" собственной властной элиты многие деятели культуры и, в частности, журналисты уже давно стали.

Неизвестно еще, что лучше. Точнее, что хуже.

 

Юрий Гладыш

Каспаров.ру, 19.05.08

 

«Пытаются отучить от поэзии…»

 

…Гостем «Разночтений» стала молодой критик, лауреат Новой Пушкинской премии Валерия Пустовая. Ведущий А. Александров поинтересовался, почему начинающий автор сотрудничает с толстыми журналами, в которых, по мнению некоторых, печатается «тухлятина». «В толстом журнале есть реальный шанс, что ты будешь писать так, как хочешь», – ответила гостья. «А как вы хотите писать?» – недоумевал Александров. «Я хочу писать, чтобы мне не навязывали лжепредставление о том, что схавает мой читатель или что он не схавает… Я не хочу, чтобы мне внушали, что мой читатель настолько туп, что не сможет меня понять, если я сделаю предложение на четыре строки». Ведь критика, считает В. Пустовая, это не только хлёсткие, «площадные» фразы, но и мысли…

Если мне приходится принимать в Москве гостей из-за рубежа, то прежде всего я веду их не в Кремль и не на Красную площадь, а в переплетение переулков между Садовым кольцом и Солянкой – посмотреть на настоящую старую Москву с «сорока сороками» и «на семи холмах», с невероятными подъёмами и спусками Хохловского и Трёхсвятительских переулков, с перекрёстком на пересечении Старосадского и улицы Забелина, откуда не уходят художники, с «домом-утюгом» дореволюционной Хитровки. Об опасности, угрожающей этому району (где, как сказал искусствовед Р. Рахматуллин, «в перспективе почти каждого переулка по-прежнему – храмы»), и других проблемах градостроительства говорилось в программе А. Архангельского «Тем временем» на канале «Культура». Гостями передачи стали архитекторы Н. Шангин, И. Коробьина, В. Глазычев, Н. Душкина. Все искренне выражали беспокойство по поводу новой волны уничтожения исторической застройки Москвы и Санкт-Петербурга: исторические здания превращаются в «чучела», от которых сохраняется одна только внешняя коробка. По словам Н. Шангина, «мы имеем дело не просто с натиском дикого капитала. Мы имеем дело с напором чудовищного бескультурья… В наше время профессионал не в чести, он никому не нужен». А по мнению профессионалов, то, что происходит сейчас, даже страшнее, чем пресловутые сносы сталинской эпохи: как считает И. Коробьина, «та ломка, которая произошла после перестройки… скорее, следствие удовлетворения одномоментных финансовых инвестиционных интересов, она никаких городских проблем не решила, скорее – их создала».

Сохранение исторических районов – неотъемлемая часть экологии культуры. Как справедливо заметил в сюжете, посвящённом Хитровке, поэт Сергей Брель, «о каком можно говорить духовном видении мира, о какой можно говорить поэзии или литературе, если мы убиваем тот мир, ту среду, тот ландшафт, в котором всё это произрастало, в котором родились Скрябин или Тютчев, в котором жили герои Чехова или Пушкина; без этой среды мы не сможем читать литературу, она просто станет для нас абракадаброй». В то же время «бизнес слушает и ест» (А. Александров), и для спасения того, что ещё осталось от города, необходима, как подчеркнул В. Глазычев, целенаправленная воля всего городского сообщества.

А вот авторы ток-шоу «Апокриф» в последнее время, кажется, устали от серьёзных проблем. Программа этой недели посвящена теме «Поцелуй», и боюсь, что у тех, кто на прошлой неделе смотрел «Апокриф», озаглавленный «Шаманы и знахари», осталось впечатление, что они попали не на тот телеканал. Осторожные предположения, что Иисус Христос был шаманом, разговоры о том, что духи существуют в виде каких-то невидимых глазу энергий – всё это, скорее, напоминало передачи «целителей» вроде Малахова («Пошла кровь, потеряла сознание, очнулась в реанимации…» – «Я бы на вашем месте устроил разгрузочный день. Возьмите трёхлитровую банку…»). Даже ссылки на серьёзные работы В. Богораза и Л. Штернберга и участие таких известных людей, как литературовед Л. Сараскина и этнолог С. Арутюнов, не спасали положения. Объясняя выбор темы для передачи, В. Ерофеев сказал: «Хорошая литература – это шаманизм, хороший писатель – это шаман… он пишет чужими энергиями… Он как медиум. Вот как, например, берёшь Гоголя нашего любимого или Лермонтова, ты же понимаешь, что это не они написали… писатели не видят духов, но получают заряд этой энергии, а шаманы – они имеют доступ к духам, но не видят их». Симпатизирующий буддизму певец Павел Кашин изложил свои взгляды на святость слова: «Ещё Бродский говорил о том, что поэзия – это религия. Я тоже считаю, что любое слово так же материально, как мы… Ламы говорят, что работать может любой предмет. Если вы поверите, что эта чашка святая – она будет вам помогать. Религию веника можно сделать, и он будет помогать». Правда, в современной жизни вера не всегда способствует процветанию: «Песня может продаваться только если она играет роль наркотика, ухода от реальности. Если быть честным, как Будда… жизнь есть страдание. На этой теме ты сильно не разбогатеешь в шоу-бизнесе».

12 мая телевидение торжественно отметило 75-летний юбилей Андрея Вознесенского: об этом прошёл сюжет в новостях на Первом и «России», были показаны сразу две передачи о поэте – фильмы «Ностальгия по настоящему» Т. Архипцовой (2006) на Первом и «Поэзия и время» А. Авилова (2008) на канале «Культура». К сожалению, эти передачи шли почти в одно время, и поклонники Вознесенского оказались перед нелёгким выбором. Думается, что те, кто отдал предпочтение «Культуре», не были разочарованы. Поэт остался верным своему предназначению: много лет назад он говорил, что «поэзия – это болевой центр эпохи, нерв, поэзия – это всегда где больно и плохо; и задача поэта – быть такой сиреной, тревожным сигналом о несчастьях человечества и помочь им от этих несчастий». Сейчас же Вознесенский страдает от того, что «раньше люди больше отдавали себя поэзии. Это было связано с идеализмом в нашей стране. А сейчас наоборот – молодёжь пытаются отучить от поэзии». Наверное, многим захотелось перечитать Вознесенского, ещё раз послушать и посмотреть «Юнону и Авось»… Хотелось бы прежде всего пожелать Андрею Андреевичу здоровья – слава у потомков ему и так обеспечена…

 

Нина ЧЕХОНАДСКАЯ

 

Неизвестный народ

 

ЛГ продолжает публиковать идеи, заявки, сценарии телепередач, которые не были пока востребованы нашим ТВ, потому что они, как презрительно говорят продюсеры, – «неформат». В этой заявке привлекло обращение к простому человеку не как к потребителю телевидения, а как к его главному герою.

МНЕ ЭТО НЕ НРАВИТСЯ

Рождение этого проекта связано прежде всего с моей личной неудовлетворённостью сегодняшней жизнью: мне почти ничего не нравится из того, что меня окружает вовне. Мне не нравится отсутствие нормального воздуха в столице, мне не нравится, что я не могу напиться обычной воды из-под крана, что я не могу утром сделать пробежку, не наглотавшись выхлопных газов, мне не нравится, что рядом с моим домом проложили третье транспортное кольцо, на котором постоянно возникают пробки, из-за чего моя квартира стала напоминать газовую камеру. Не нравится, что на моей улице шесть коммерческих банков, пять аптек и ни одного дешёвого магазина продуктов, не нравится, как со мной обращаются в районной поликлинике, не нравится, что меня обсчитывают и обвешивают на рынке, что в школы, где учатся мои дети, надо постоянно сдавать деньги. Что под моими окнами утром автовладельцы прогревают двигатели своих машин, что срабатывающие от ветра автосигнализации мешают спать, что мусоровоз приезжает в шесть утра и грохочет контейнерами так, что будит всю округу. Мне не нравится давка в метро, не нравится, что мой сын не хочет служить в Российской армии, а не хочет потому, что там царят бардак и дедовщина и абсолютно не ценится человеческая жизнь. Мне не нравится, что я не могу честно вести свой бизнес, мне не нравится, что мой ваучер служит неизвестно кому, что природные богатства моей родной страны находятся в руках узкого круга людей, которые транжирят эти богатства, и никто ничего со всем этим вышеперечисленным не делает, я не понимаю наше правительство по многим позициям, мне не нравится жизнь депутатов в Госдуме, Рублёво-Успенское шоссе и его высокопоставленные обитатели, мне не нравится политика правительства Москвы в отношении самого города (абсолютная неврастения в градообразовании!) и его населения (непонятная дискриминация коренных жителей, особенно в жилищном вопросе, в пользу приезжих людей с деньгами неизвестного происхождения!); мне ещё очень многое не нравится, но самое главное, что мне не нравится, так это то, что мне так много всего не нравится в своём родном городе и в своей родной стране.

Я хочу сделать так, чтобы в моём городе и моей стране как можно больше было того, что бы мне нравилось. Я хочу поговорить со своими соотечественниками. Я хочу вместе с ними решить, как сделать так, чтобы того, что нам не нравится, стало меньше или оно исчезло совсем. Нас, простых людей, в нашем государстве – подавляющее большинство. Мы можем влиять на происходящие в стране события, но мы этого не делаем. Отчего мы этого не делаем? Я хочу, чтобы простые люди посредством телевидения поделились своими соображениями с такими же простыми людьми, как и они сами, и чтобы по итогам встреч с моими соотечественниками был сделан фильм «Неизвестный народ».

ДАЙТЕ ИМ СЛОВО!

Для проведения бесед с приглашёнными предполагается определить некое небольшое помещение наподобие хрущёвской кухни или купе железнодорожного вагона. Съёмку желательно проводить с 4–5 стационарных камер без обязательного присутствия операторов, чтобы не нарушать доверительности и естественности общения тележурналиста с гостем передачи. Свет должен создавать атмосферу, способствующую откровенному разговору. Окно либо кухни, либо вагона можно использовать и для демонстрации видеонаблюдений по теме: один день из будничной жизни приглашённого.

Для получения максимально полного спектра мнений и создания максимально полной картины жизни простых людей в сегодняшней России предполагается провести столько бесед, сколько будет задействовано регионов, то есть с одним человеком от каждого региона.

Данный проект отличается от таких программ, как «Момент истины», «Народ хочет знать», «Времена», «Что делать» и многих других тем, что в нём нет непременной апелляции тележурналиста исключительно к мнениям известных людей (занимающих высокое положение в государстве и бизнесе, культуре и искусстве, науке, спорте и т.д.).

Непременная апелляция тележурналиста исключительно к мнениям известных людей, как мне кажется, создаёт благоприятную почву для дальнейшего укрепления социальной инфантильности населения, выработки в простых людях ложной уверенности в том, что там, наверху, за них думают умнейшие люди, гораздо больше их всех образованные, можно сказать, цвет нации, и уж они-то точно знают, как привести народ к всеобщему благоденствию. Народу же почти всегда отводится роль зрителя, всё участие которого в обсуждении общественных и государственных проблем заключается только в том, чтобы либо нажать кнопку на пульте для студийного голосования, либо сделать звонок из дома для интерактивного голосования.

Оказывается, времена «униженных и оскорблённых» никуда не ушли. Оптимистический клич «Кто был никем, тот станет всем!» в российской действительности в своё время не реализовался: подавляющая часть населения, как и прежде, не может влиять на ход событий в собственной стране, в собственном городе, в собственном районе, в собственном доме, в собственном подъезде. Непоколебимая уверенность в том, что «маленькому» человеку в нашем государстве ничего не добиться. Синдром потерянного человеческого достоинства тяготеет сегодня над обществом, для которого обретение демократических свобод по преимуществу стало лишь синонимом вседозволенности, всеобщей распущенности, беззакония, когда всё решают деньги, когда всё покупается и всё продаётся, в том числе и человеческая жизнь.

Поиск истины возможен не только в жарких и громких спорах, в шумных дискуссиях на ток-шоу с приглашением популярных политиков и деятелей культуры, но и в совсем негромких, доверительных беседах с обычными, простыми людьми.

Мы попытаемся найти ответы на вопросы не для того, чтобы противопоставить себя власти, но для того, чтобы понять: почему простому человеку, не имеющему связей, не занимающемуся бизнесом, не ворующему в конце концов, в нашей стране приходится сегодня влачить почти нищенское существование? Никто разрешить наших проблем не может. И не сможет, пока мы, народ, рядовые граждане, не начнём сами думать и что-то делать, а не зарывать голову в песок, полагая для очистки совести, что от нас-де ничего не зависит. Зависит. Мы просто об этом не догадываемся. Все вместе. И это – наша главная беда…

 

Юрий ШЕФЕР

 

Глубинка и картинка

 

Телезрители, постоянно смотрящие вечерние новости на канале «Россия», привыкли, что федеральный блок заканчивался анонсом текущих программ региональных ГТРК. Таким образом «вытаскивали» на Россию факты из местной жизни и «приподнимали» значение региональной информации. Постоянно повторяемое федеральными ведущими «Коллеги, вам слово» хоть и звучало комично, но закрепило у регионалов привычку говорить то же самое.

Формально, конечно, коллеги (если не разбираться в уровне образования, знаний, способностей, кругозора). Но фактически между ними пропасть: федералы знают себе цену (не всегда по достоинству), регионалы – по традиции – привыкли к подобострастию.

В 70–80-е годы местные телепрограммы смотрели преимущественно «по протоколу»: партхозработники, которые обязаны были выступать в телеэфире или в установленный срок отвечать на прозвучавшие критические замечания. Для просвещённого зрителя местные передачи были скучными и примитивными – цензура и партдогмы обесцвечивали жизнь. Однако для самих журналистов то время было земляничной поляной: факты и сюжеты для всех редакций – информационной, пропаганды, отраслевых и даже культуры черпали в промышленности. Российская промышленность не только держала экономику, но и поддерживала идеологию.

Сегодня во многих регионах промышленности почти нет или она ограничена «пищёвкой». Как следствие – местный эфир формирует социальная инфраструктура: образование, здравоохранение, культура, едва живое сельское хозяйство, бытовой и транспортный сервис, а у «везунчиков» – обладатели углеводородов. Типичная трудовая деятельность в типичных областных центрах с населением 200–600 тысяч человек сосредоточена в торговле и сервисе. Экономика дотационных регионов зиждется, в сущности, на натуральном обмене: ты мне смонтировал пластмассовые окна – я отремонтирую двигатель твоего автомобиля; ты пустил мой малый бизнес на лесной тендер – я скуплю для тебя землю по демпингу. Что, скажите, при такой экономической конъюнктуре освещать – круговую поруку, взяточничество, кумовство, откаты, рейдерство? Конечно, зрителя не оторвёшь от экрана, если показывают квалифицированное журналистское расследование. Но кто разрешит расследовать? Губернаторы, рупором которых фактически являются местные ГТРК, или руководители телестудий – ставленники губернаторов?

До тех пор пока в регионах хотя бы частично не восстановят промышленность и аграрное производство, освещать местным журналистам в тематических передачах будет нечего. Так что изменение сетки регионального телевещания в пользу информации – «Вестей» – вполне разумная реорганизация в рамках постановления правительства 2004 года по двум причинам: 1) местное вещание приобрело какую-никакую динамичность, избавившись от дремучей провинциальности. Дробление эфира на шестикратные выпуски новостей оперативно обеспечивает население региональной информацией и не контрастирует с федеральными программами; 2) не надо тратить деньги при сокращённом финансировании на провинциально-пропагандистские (в пользу местных олигархов и чиновников) и сусально-краеведческие передачи, ничего не дающие ни уму, ни сердцу, которые жалко выглядят в контексте федеральных программ.

На некоторых студиях реорганизацию пытались бойкотировать. Понятны воззвания забастовщиков Мурманской ГТРК, в 80-е одной из наиболее сильных среди региональных телестудий (в основном её комплектовали выпускниками МГУ, а программы, несмотря на «глушители», должны были конкурировать со скандинавскими – местные передатчики принимали зарубежный телесигнал). Уровень ТВ и РВ-вещания в Мурманске, Хабаровске и особенно в Таллине, где существовала эфирная конкуренциия с западными и восточными соседями, был значительно выше среднего по СССР.

Но сегодня целесообразнее не протестовать против реорганизации структуры регионального вещания («ЛГ», № 12), а всерьёз озаботиться подготовкой новых кадров после того, как пенсионеров – профессионалов старой школы – сократили.

Базовые журналистские школы СССР – МГУ и ЛГУ – давно не распределяют выпускников по региональным ГТРК. На какой же профессиональной основе обновляются местные штаты журналистов и операторов? Операторский корпус ещё держится на «стариках». А журналисты – зачастую из местных пединститутов или из несмежных отраслей, но страстно желающие показать себя на экране. Некоторые учились в 90-е в филиалах экономических и юридических вузов. Результаты такой подготовки уже начало расхлёбывать Минобразования и науки РФ. Более того, недавно в некоторых областных пединститутах стали организовывать при филфаках отделения практической журналистики – чтобы закрыть кадровые бреши. Кто обучает? Раз в семестр заезжает пара столичных преподавателей, в остальном – своими силами. А среди поступающих на такие отделения – выпускники сельских школ, которые в областном телеэфире делятся сокровенным: почему решили изучать «журнализм»… Ну а если к таким пассажам добавить то, что при отсутствии конкурса некоторые абитуриенты, поступающие на филфаки пединститутов, в сочинении делают свыше 50 орфографических ошибок, то станет ясно, что кадровый голод в региональных ГТРК только начинается. Коснулся он и федеральных каналов: неслучайна крайне частая ротация корреспондентов на Первом и «России», а НТВ стало проводить конкурсы региональных журналистов – и для подпитки своих ресурсов.

Так что реорганизацию региональных ГТРК не следует ограничивать изменением сетки вещания в пользу информдинамичности. Надо динамично и компетентно готовить квалифицированные кадры, чему в прошлом способствовал Институт Гостелерадио СССР, и совершенствовать технику. К тому времени в России возродится реальное производство, дающее информповоды и сюжеты для тематических телепередач.

 

Юлия ПРИЕДЕ

 

Бесы в курятнике

 

Гламурным подонкам «Комеди Клаба» мешает жить литературная классика – в субботу они опять издевались над великими русскими писателями. Бесились, как черти при крестном знамении. Их можно понять – пока они не скинули Пушкина с парохода современности, видно, в каком дерьме плещется столичная золотая молодёжь. Плеск её шумен и заразителен. Переключившись с ТНТ на Первый канал, можно было насладиться юмором того же Мартиросяна и актёра из «Наша Раша», который «прославился» исполнением роли первого слесаря нетрадиционной ориентации. В передаче «Прожекторпэрисхилтон» глумились уже над мировыми проблемами. Пытались сочетать политкорректность с хамством, но хамство побеждало. Вёл Иван Ургант, тоже становящийся всё более нетрадиционным (в своём «Смаке» он также нет-нет да и поизмывается над всякими Толстыми и Чеховыми). «Способный, очень способный, способный на всё»…

А ТВ Центр в передаче «Народ хочет знать» поднял актуальный, назревший-перезревший вопрос о вводе ограничений на насилие, порнографию, похабщину в электронных СМИ. Спорили, горячились, веселились Александр Минкин («МК»), Александр Асмолов (МГУ), Юрий Грымов («Му-му») и журналисты, глубоко вросшие в телебизнес. Говорили о духовно-нравственных устоях, о том, что прилично, что неприлично, но договориться не смогли. И не смогут. Не тех позвала Кира Прошутинская в своё «народное» шоу. Лис пригласили реформировать курятник.

 

К. АЛЕКСАНДРОВ

 

Всё-таки лучший и талантливейший

 

Ныне, в эпоху второго нашествия варваров, на этот раз из-за океана, люди окончательно потеряли стыд и совесть. И стали увлекаться новым видом «спорта». Соревноваться – кто больше гадостей скажет о собственном прошлом. И ещё – выбирать льва побольше, но обязательно мёртвого, безответного и глумиться над ним, словно шелудивые койоты. 

Такое впечатление оставила передача «Владимир Маяковский. Роман с властью», показанная 12 мая Первым каналом. Кто только не постеснялся поиздеваться над великим поэтом!.. И вновь повторяли сплетню. Мол, Сталин ничего хорошего о Маяковском не писал, всё это – только слова Лили Брик.

Со всей ответственностью заявляю: писал эти слова Сталин, писал. Кто же не верит, может лично убедиться в том, побывав в Государственном архиве, что на Дмитровке. Архив называется РГАСПИ.

И, пожалуйста, не сплетничайте о Маяковском. Покойный этого не любил. Лучше почитайте его стихи.

 

Юрий ЖУКОВ

 

Любви не хватило...

 

На канале «Россия» – очередной фильм из очень важного проекта «Планета Православия». Тема интереснейшая, о православных в Африке. Хорошо? Да отлично! Съёмки замечательные. Но есть странное ощущение... Души не хватает, что ли? Достаточно прохладный взгляд со стороны на «православную экзотику». Не Свет православия, а передача «Вокруг света». Сегодня установка рассказывать о православии – будем о православии, завтра скажут – о туземцах Амазонии, о международном братстве байкеров – будем о них, – работа такая, профессия, ничего личного. Хотя в той же американской «эпопее» Познера любовь к отеческим американским гробам сквозит в каждом кадре. А здесь – ходит молодой симпатичный парень Анатолий Гущин по Африке, в интереснейшие места попадает. Не хочу никого обижать, могу ошибаться, но не чувствую в нём или в авторах любви к тому, о чём говорят. Настоящей, «нутряной» связи православных с православными.

 

С. ПЕТРОВ

ЛГ 21.05.08

 

Игра в войнушку

 

В эти дни, между Днем Победы 9 Мая и Днем скорби 22 июня, телевидение традиционно обильно показывает военные фильмы и сериалы, перемежая старые и новые. Казалось бы, тема одна и та же - Великая Отечественная война, однако восприятие их совершенно разное. Во всяком случае, с моей стороны.

Военно-исторические премьеры, прямо скажем, удручают. В чем же тут дело?

Наверное, из-за ненаучно-фантастического сюжета, разворачивающегося на телеэкранах, который не спасает даже участие известных актеров. За примерами далеко ходить не надо.

Достаточно вспомнить недавно прошедший (кстати, с немалым зрительским успехом) на Первом канале сериал "Апостол" о похождениях в 1942 году скромного сельского учителя Павла Истомина (в исполнении Евгения Миронова), которого органы НКВД выдают за погибшего при заброске на территорию СССР брата-близнеца Петра Истомина, вора в законе и немецкого диверсанта, натаскивая его с помощью тренеров по борьбе и по стрельбе, а затем отправляя к фашистам в тыл зачем-то убивать некоего Гельдриха - резидента абвера, который, естественно, оказывается (в конце сериала) отцом... Истомина.

Надо отметить, что первые три серии я смотрел с интересом, но по мере того, как сюжет стал выходить за рамки военно-исторического кино, превращаясь в "фантазию на тему", стало скучно. Дело в том, что сценаристам не стоило огород городить: установить, кто из братьев перед ними, немцы могли мгновенно - с помощью отпечатков пальцев, которые брали у всех агентов. Благо, Петр Истомин обязательно сообщил бы своему начальству о наличии брата-близнеца.

Да и все остальное весьма и весьма маловероятно. Например, агенты НКВД вольготно разгуливают по оккупированным фашистами территориям, с оружием охотясь за резидентом того же НКВД, при этом приговаривая, что надо бы, дескать, обратиться в местную немецкую комендатуру, чтобы та организовала проверку документов. А сам резидент НКВД без всякого на то согласия начальства мотается к немцам в тыл, как на курорт, добираясь оттуда на советских самолетах, неведомо как оказавшихся в его распоряжении. Под конец уже не вызывает никакого удивления то, что герои в стране, где идет большая война, свободно перемещаются по городам и весям, странам и континентам, оказываясь по воле сценариста, например, в Стамбуле.

Не удивлюсь, если похождения добра молодца Павла свет Истомина на этом не закончатся и мы еще увидим его берущим в плен Гитлера. Например. Фантазировать - так на всю катушку! В стиле сериалов "Диверсант" и "Диверсант-2".

Из той же оперы (или оперетты?) 4-серийный фильм "В июне 41-го", показанный "Первым каналом", где бравый лейтенант-пограничник в исполнении Сергея Безрукова чуть ли не в одиночку доблестно сражается на одном фронте со всем вермахтом, а на другом - успевает между боями заниматься любовью с прекрасной пани. Такая смесь Рембо с Микки Рурком. Да к тому же местами очень сильно напоминающий "Государственную границу" (историко-приключенческий телесериал, снятый на киностудии "Беларусьфильм" в 1980-1988 годах), фильм 5-й, "Год сорок первый".

Более убедителен сериал "Ликвидация", показанный по "России". Крепко сделано, но очень напоминает "Место встречи изменить нельзя", причем, в отличие от говорухинского фильма, второй раз "Ликвидацию" я вряд ли посмотрю. Во-первых, потому что, несмотря на талант и обаяние Владимира Машкова в роли начальника Одесского угро Давида Гоцмана, одного этого мало. Во-вторых, опять же из-за ненаучно-фантастического сюжета: агент немецкой разведки Академик собирается в 1946 году захватить Одессу (причем силами уголовников и неких "повстанцев"), чтобы-де маршала Жукова сняли с должности. В-третьих, в отличие от "Места встречи" (который сделан в пяти сериях и потому как пружина), "Ликвидация" растянута, разбавлена аж на четырнадцать, где львиную долю времени занимают любовные сцены, а точнее, сцены, где герои ухаживают за своими дамами сердца и нервно курят по минуте-другой. Ну и в-четвертых, Михаил Пореченков, при всем моем к нему уважении, не ахти как убедителен в роли злодея Академика, противостоящего главному герою в исполнении Машкова.

Что касается фильма "Мы из будущего", то это просто назидательная киносказка. "Черные следопыты" по кличке Борман, Череп, Чуха и Спирт, копаясь на местах боев, неожиданно попадают из нашего времени в прошлое - в август 42-го. Где идут тяжелые бои и главные герои, слегка повоевав, возвращаются в наше время уже совсем другими людьми, содравшими с себя нацистские наколки. Как говорили в советское время, "перековавшимися".

А вот еще один свежеиспеченный телепроект - "Разведчики. Последний бой", в котором главные герои во главе с Борисом Щербаковым охотятся в конце Великой Отечественной войны в Чехии за нацистскими... летающими тарелками. Это, знаете ли, покруче будет таинственного акустического оружия, которым фашисты били бойцов Красной армии в сериале "Смерть шпионам".

Собственно говоря, создатели этих сериалов просто-напросто работают в другом жанре - "военные приключения", который пришел к нам с Запада, а потому относятся к такому положению вещей спокойно. Например, один из режиссеров-постановщиков "Апостола" Юрий Мороз полагает, что "современный зритель воспринимает кино о войне как жанровое приключение. Для него на экране "наши" борются с кем-то. И эта борьба не несет эмоциональной окраски. Хотя для той части зрителей, которые помнят старые фильмы, наверное, сегодняшнее кино покажется несколько облегченным".

В этом плане, конечно, он прав. На экране своего рода игра в "Зарницу" или, скорее, в пейнтбол, где "наши" стреляют в "ненаших" шариками с краской. И все понимают, что это всего лишь игра на свежем воздухе для мужчин в войнушку. А в игре допустимы и летающие тарелки, и братья-близнецы, и всякого рода "диверсантская" атрибутика. Главное - экшн.

Вот только нет одного важного элемента, который есть в "Живых и мертвых", "Горячем снеге", "Проверке на дорогах", "Они сражались за Родину", "В бой идут одни старики", - ощущения самой войны, которое не передашь ливнем пуль и градом мин. Тут нужно вкладывать душу, а не только финансовые средства.

 

Сергей Варшавчик

Рж, 23 мая 2008 г.

 

«Апостол» эпохи безвременья

 

Воскрешение традиции делать фильмы о Великой Отечественной войне можно назвать одним из самых очевидных и понятных следствий путинской эпохи. После ельцинского безвременья как у массового зрителя, так и у режиссеров появился здоровый голод по «военной теме», а также возможность делать новые фильмы о войне на хорошей пленке и на хорошие деньги. Однако по-настоящему хорошие и, что немаловажно, исторически выверенные фильмы про войну, в наше время по-прежнему можно пересчитать по пальцам («Звезда», «В августе 44-го», «Взрыв на рассвете», «Разведчики. Последний бой», «Свои»). Парадокс ситуации заключается в том, что делать в наше время действительно хорошее кино про войну означает почти автоматически воспроизводить сюжетно-эпизодные технологии лучших кино-образцов советского периода, при этом освобожденных от всякого идеологического пафоса. Именно поэтому лучшими образцами фильмов про войну в эпоху «нулевых» стали ленты о профессионалах войны, как правило, о военных разведчиках, когда показывать «идеологию» и «исторический момент», а тем более размышлять обо всем этом в кинореальности некогда. Зато выполнять боевое задание необходимо быстро, точно и эффективно, в строгом соответствии с канонами выживания спецподразделений в тылу врага. Эти фильмы радуют особой точностью. Приятно видеть актеров, одетых в аутентичную немецкую десантную форму, а не в маскхалаты в вертикальную полоску стран Варшавского договора. Не менее приятно наблюдать, что в таких фильмах, как «Разведчики. Последний бой», в руках немцев появляются довольно редкие автоматы, действительное бывшие в ходу в ряде частей Вермахта в конце войны (МП-44 «Штурмгевер»). Особо следует отметить сериал «Сильнее огня», где для реальности 1941 года абсолютно точно воспроизведено боевое расписание обычного немецкого взвода, который вооружен не сплошными «шмайссерами», как это часто бывает в наших фильмах, а винтовками «Маузер» и всего 2-3 автоматами МП-40.

Большинство же современной кинопродукции о Великой Отечественной представляет собой дурно пахнущий «экшен» из бессовестной халтуры и пошлых комиксов, ничего не имеющих общего ни с исторической правдой, ни с исторической памятью («Штрафбат», «Последний бронепоезд», «Сволочи», «Диверсанты» и пр.). Хуже всего, когда фантастические истории о расквартированных в деревнях штрафниках-махновцев, вооруженных автоматическим оружием, или о «сталинюгенде» из несовершеннолетних урковатых диверсантов, претендуют на собственную идеологию героизма в духе «не мы такие – жизнь такая». Однако все мы сейчас живем в любопытную эпоху, когда снимать очередной «Штрафбат» — уже не солидно, а делать новую «Звезду» про подвиги разведчиков — уже не так ново. Визитной карточкой этой эпохи и носителем всех ее родовых травм стал сериал «Апостол», премьеру которого предоставил зрителю недавно Первый канал.

Двенадцать серий «Апостола» закручены режиссерами Иваном Ивановым и Юрием Морозом в жанре психологического детектива, что позволяет сериалу при всех издержках уже обозначенных болячек сценарного «новодела», держать внимание зрителя в постоянном напряжении. Вообще фильм по своей задумке и сценарию явно претендует на нечто монументальное, вроде легендарной советской ленты «Щит и меч», хотя нужно еще раз напомнить, что замах и бросок – разные вещи.

Абвер забрасывает в 1942 году на территорию СССР опытных диверсантов. Высадка проходит крайне неудачно – двоих шпионов захватывает НКВД, один из которых, Петр Истомин, он же Щелкун (Евгений Миронов), оказавшийся вором в законе, впоследствии погибает при попытке побега. От оставшегося в живых диверсанта органы узнают о важном задании Абвера – похищении документов из секретного КБ, которое должен был совершить убитый диверсант Щелкун, известный в Абвере как Коваль. Чтобы сохранить легенду, НКВД в лице одного из руководителей разведуправления Алексея Хромова (Николай Фоменко) разыскивает брата-близнеца Щелкуна — Павла, который живет как сын врага народа на выселках. Хромов вербует его в добровольно-принудительном порядке и начинает на протяжении 5 серий превращать сельского учителя в агента-супермена. Стеснительного интеллигента Павла вначале избавляют с помощью зека-офтальмолога Зеллера от плохого зрения, затем обучают, как Рэмбо, всему – от воровских обычаев, блатной фени и умения профессионально вскрывать сейфы, до владения немецким языком и рукопашным боем. Причем обучают настолько жестко и последовательно, что Павел временами не может понять, кто он на самом деле. В итоге на свет появляется новоиспеченный агент по кличке «Апостол», цель которого – найти и ликвидировать одного из руководителей Абвера и высших чиновников Рейха – Отто фон Гельдриха (явный намек на личность шефа политической полиции Третьего Рейха Райнхарда Гейдриха, действительно уничтоженного чешским сопротивлением в 1942 г.).

Сериал «Апостол» сразу бросается в глаза тем, что наши фильммейкеры, наконец-то, научились худо-бедно разбираться в знаках отличия старшего комсостава НКВД. Правда, временами возникает закономерный вопрос: а не сэкономили ли авторы на исторических и военных консультантах, по уже устоявшейся традиции нового российского кино? Ведь общий счет неувязок и откровенных нелепиц «Апостола», которые в реальности 1941-1945 гг. не могли происходить ни при каких условиях, просто удручающ. Во-первых, Хромов специально поселяет Павла у себя дома для обучения немецкому языку, уроки которые дает его родная мать. Представить, чтобы в советской разведке не было никого, кроме матерей комиссаров, кто мог бы обучать агентов немецкому языку, мягко говоря, сложно. Не говоря уже о том, что из мнительного хлюпика за пару-тройку месяцев можно сделать готового агента-супермена, к тому же выдрессировать из него профессионального медвежатника. Да и лагерь для подготовки диверсантов грозного Абвера похож больше на пионерлагерь со строгим режимом, чем на действительно тренировочный центр будущих агентов и шпионов. На уроках по теоретической подготовке курсанты изучают, как правильно петь песню «Катюша», а по вечерам, по прибытии высокого начальства, участвуют в факельных маршах, которые складываются в свастику. Более дурдомовских сцен для тренировочного центра, где готовят будущих разведчиков, придумать тяжело. Кончается все тем, что когда Павел-Коваль предлагает начальнику лагеря майору Штайнглицу (Йозас Будрайтис) разбить наиболее способных для проведения диверсионных работ курсантов на тройки, вместо того, чтобы эксплуатировать их способности на кухне и конюшне, майор чешет умудренную сединами голову и глубокомысленно замечает: «В твоих словах что-то есть…». Видимо, в Абвере царил тотальный кризис жанра, хоть объявления вешай: «Алло, мы ищем таланты!».

Правда, наши хваленые агенты ведут себя в немецком тылу не лучше. Запертый в карцере за самоволку Коваль рисует на стенах углем схемы своих умопостроений и расчетов, что никогда не придет на ум даже самому плохому разведчику. При этом по версии авторов фильма сам Хромов — заместитель руководителя отдела оперативного управления НКВД — самозабрасывается для связи с Ковалем в качестве рядового агента к немцам, чего не могло быть в принципе. К тому же в немецком тылу Хромов отправляет радиошифровку, отплыв с радиопередатчиком на лодке на небольшом озере, открытый для любого наблюдателя, что уже вызывает вопрос о его изначальной профпригодности.

Хотя по сравнению с фантастическими водоворотами сюжета все эти несостыковки могут показаться всего лишь частностями. Выяснив, что искомый Гельдрих является подставной фигурой, Коваль, чтобы выйти на подлинного Гельдриха, получает новое задание – захватить секретный вагон НКВД с польскими документами из штаба генерала Андерса и передать эти документы Абверу. Операция настолько секретна, что о ней не должен знать никто. Ее успех напрямую связан с настоящей уверенностью немцев в том, что нет никакой «подставы», что вагон действительно взят диверсантами с боем, а документы похищены на самом деле, без ведома даже высшего руководства советской разведки. Со стороны Хромова это представляет колоссальную опасность, но он все же берет операцию под личную ответственность. В итоге с тремя помощниками Коваль берет вагон, забирает документы, но уйти ему удается лишь одному. Попав на явочной квартире в засаду, он опять уходит, но, тяжело раненный, теряет сознание где-то под мостом. Затем начинается настоящая фантасмагория: Коваль приходит в себя плывущим на корабле. От своего товарища-поляка по разведшколе, чудом оставшимся в живых, он узнает, что тот его нашел, отыскал врача, а потом на базаре узнал от двух поляков, что их везут в туркменский Красноводск, а оттуда морем — в Иран.

История, конечно, красивая. Но остается непонятно, каким образом двух человек, один из которых – тяжело раненный, без каких-либо сопроводительных документов, но зато с целым портфелем похищенных секретных документов, пускают на корабль с мифическими поляками, плывущими за пределы СССР. Напомним – на дворе лето 1942 года, начало Сталинградской кампании, танковые армии Витерсгейма и Гота рвутся к Волге, которая к этому времени уже представляет собой абсолютно режимную транспортную артерию, а по ней через Каспийское море в Иран свободно плывет корабль с неустановленными личностями, которых должны разыскивать все органы в стране.

Дальше — больше. В Иране диверсантов никто не встречает, и они просто бомжуют в портовом городе. Попутно выясняется, что таинственным Гельдрихом оказывается то немецкий актер, то сам комиссар Хромов, а в конце концов — эмигрант Алексей Сергеевич Истомин (Андрей Смирнов), отец Павла и Петра, который как бы невзначай оказывается рядом с Павлом то в Германии, то в Иране. Иногда возникает параноидальное ощущение, что те, кто ведут поиски Гельдриха, на самом деле то ли запутались, то ли, как герой Микки Рурка в фильме «Сердце ангела», ищут сами себя. Разумеется, сценарная паранойя срабатывает, и документы, за которыми, как и за головой «Апостола», советская разведка уже начала охоту в Иране, оказываются в руках истинного Гельдриха – Истомина-старшего. Тогда возникает вопрос: если Истомин-старший и есть подлинный Гельдрих, то как же в Абвере могли не знать, что у их настоящего агента в России есть брат-близнец?

Честно говоря, «Апостол» можно было бы считать одной большой творческой неудачей, если бы не мастерская актерская игра Евгения Миронова, которая, как и в случае с феноменом Петра Мамонова в картине «Остров», спасает весь фильм. Но можно смело сказать, что авторы фильма перехитрили сами себя. В центре основной сюжетной линии – не столько противостояние советской и немецкой разведок, сколько противостояние двух людей – завербованного Павла Истомина и его куратора из НКВД Алексея Хромова, который вынуждает Павла выполнять особое задание советской разведки, намекая, что от его сговорчивости или несговорчивости будет зависеть судьба его жены и ребенка. На протяжении всего фильма разыгрывается длинная психологическая дуэль двух очень разных людей – комиссара и выселенца, профессионального разведчика и смышленого дилетанта, умного хищника и не менее умной жертвы, которые не доверяют друг другу, но вынуждены работать вместе, потому что их недоверие, как и их судьбы теперь связаны общим делом. Павел знает, что кроме Хромова никто ему не вернет жену и сына, Хромов понимает, что без Павла ему не выйти на Гельдриха. И эту дуэль можно отнести к числу несомненных достоинств фильма. Но не только ее.

Основной, базисный плюс «Апостола», как и в прекрасном фильме Дмитрия Месхиева «Свои», заключается в том, что он показывает с искусством профессионального патологоанатома ту тонкую кровоточащую грань, которая проходит между долгом и верой, недоверием и участием, своим и чужим. Авторам «Апостола» не удалось нарисовать убедительную картину реальности войны, но удалось убедительно задать очень непростой для нашего современного кино вопрос: возможен ли героизм, если нет веры? Возможна ли абстрактная жертвенность без конкретных ценностей, которые живы не в абстрактном, а в конкретном народе? Возможен ли чистый подвиг, если у тех, кто предлагает его совершить и грозно говорит о долге и о Родине, довод на самом деле только один — заградительный чекистский револьвер, который направлен то ли тебе в спину, то ли в спину твоим родным? Ведь если говорить языком скупых математических выводов, то фильм «Апостол» крайне деструктивен и непатриотичен. Никому в фильме, кто представляет собой «наших», верить нельзя. С прямого ведома Хромова жену и сына Павла не переводят с выселок в Куйбышев на лейтенантский паек семьи офицера НКВД, как было обещано, а разделяют и подвергают чудовищным издевательствам. В самом Павле не чувствуется никакого патриотического пафоса. В его борьбе нет темы Родины или Победы, он ведет игру сразу против всех и только ради того, чтобы вернуться к семье. После того, как он чувствует, что секретная легенда «Апостола» провалена, а Хромов арестован, он понимает, что как агент НКВД он больше не нужен и по его собственным следам теперь идут свои же. Павел предлагает прибывшему за ним Хромову секретные документы в обмен на жену Лиду и сына Сережу. В противном случае Павел угрожает уйти с подлинными документами к немцам.

Вся эта атмосфера приоткрывает кладовые тех смыслов, о которых сегодня в России говорить напрямую, без риска быть обвиненным в том или ином «разжигании», попросту невозможно. Никакого абстрактного безродного большевистского террора против прекраснодушной интеллигенции арбатского разлива в фильме нет. Чекистские лица и лица их соратников по борьбе вполне конкретны, во всех смыслах. Во-первых, Лиду упаковывают в психушку, где ее насильно склоняет к сексуальным действиям весьма характерный еврейский психиатр за обещания время от времени передавать весточки и рисунки от Сережи, которого отправили в детский дом. Эти «весточки» доктор в свободную минутку сочиняет сам у себя же в кабинете. А Сереже меняют фамилию и отводят койку под огромным портретом злобного опухшего существа неопределенного пола, над которым красноречиво написано: «Наша мать – Н.К. Крупская». Правда, контраст между судьбами матери и ребенка, — простых русских людей, страдающими от инородческой власти, не менее красноречив — Сережа попадает в руки доброй русской заведующей Клавдии Львовны, которая кормит мальчика, плачет и причитает некрасовским слогом: «Тяжко жить народу на Руси Святой… А и сейчас не легше».

Вообще известный посыл, что Родина начинается с семьи, в «Апостоле» выставлен зловещей инверсией, к сожалению, весьма наглядной для наших времен – с семьей Родина и заканчивается. Выходит, тогда было, как и сейчас — дальше семьи Родина не распространяется, а если и распространяется, то это непонятно, это пугает и вообще этот путь чрезвычайно болезнен. Тогда возникает вопрос: почему же подвиги совершались тогда и совершаются до сих пор, почему долг и самопожертвование присутствуют даже в Павле Истомине, которому есть, что терять, и который, по определению, не похож на настоящего героя? Или получается, что это просто замкнутый круг вечной русской безнадеги опустившихся рук перед законом времени, из которого каждый выбирается в меру своих собственных возможностей и «взаиморасчетов с эпохой»? И все было бы именно так, если бы в фильме не было чего-то еще – того самого, что позволяло бы пережить все эти парадоксы, или, по крайней мере, надеяться на выживание.

И это «что-то» – история нательного крестика Лиды, над которым, как и над православной верой в целом, в своих воспоминаниях посмеивался молодой атеист Павел. Но так получилось, что именно этот крестик стал путеводной звездой для Павла, символом возвращения домой. Этот крестик, над которым он раньше смеялся, Павел вырывает из рук дразнящего его Хромова. Этот крестик он зашивает себе в рубашку перед заброской к немцам. Этот крестик становится для него единственным связующим звеном с его любовью, с домом и со спасением. Крестик является для него единственной и настоящей Верой, которая позволяет ему выживать и надеяться. Эта вера уже присутствует в Павле, когда его разлучили с любимой. Она проявляется в диалоге с комиссаром Хромовым у него дома за полночь в разговоре «по душам», когда выясняется, что невеста Хромова сидит в лагере. «А что не женитесь?», — спрашивает Павел Хромова. «Закон не позволяет», — отвечает Павлу чекист. «Дурак ты, начальник, — говорит на это Павел. — Правда выше любого закона. А справедливость выше правды. Но выше справедливости — милосердие. Но есть и выше милосердия». «Что же выше милосердия?», — ехидно спрашивает сам страдающий от собственной системы чекистский начальник. «Любовь», — отвечает Павел.

Самое загадочное в сериале – это, конечно, его развязка. В НКВД решают отправить в Иран агентов, чтобы убрать как «Апостола», так и самовольничающего Хромова. Но агенты сами попадают в западню, устроенную им «Апостолом». Правда, документы уже в руках Истомина-Гельдриха. Хромов же раскрывает перед «Апостолом» все карты: польские документы из штаба генерала Андерса были липовыми и попали, куда им и следовало – прямо в Абвер. А вся катавасия с «Апостолом» была затеяна специально, чтобы убедить в реальности происходящего настоящую добычу – Абвер и Гельдриха. «Война – тяжелая работа и выигрывает тот, кто делает эту работу лучше. Мы свою работу сделали, пусть даже такой ценой», — говорит Павлу Хромов и показывает английскую газету, где на фото изображен убитый Истомин-старший. Павлу предлагается вернуться в СССР, где его ждет новая работа. Потом Павел видит свою жену и сына, и фильм заканчивается вроде бы хэппи-эндом, но оставляет после себя странную недосказанность. Ведь перед этим прошла встреча Хромова с Берией, где с Хромова не только снимают все подозрения, но и повышают в звании, а сам нарком поручает комиссару Хромову завершить операцию «Английский экспресс» и встречу с «Апостолом», на что Хромов отвечает: «Ликвидацию проведу лично». Остается непонятным, кого именно должен был ликвидировать Хромов – «Апостола» или Гельдриха в Лондоне? Или того, и другого? Эту загадку предлагается решать уже самому зрителю.

Но опять же – как намек на невозможную надежду, в окончательных титрах фильма поется «Богородице, дево радуйся». Наверное, это намек на то, что вера все-таки творит чудеса. Но только надо, наконец, разобраться, кому верить. И во что верить.

 

Правая-ру

 

О праздниках и об итогах пересмотра

Редакционный комментарий

 

Празднование памяти святых равноапостольных учителей словенских Кирилла и Мефодия в этом году совпало с празднованием в столичных, да и не только столичных, школах "последнего звонка". Несмотря на календарное совпадение, празднование вышло вполне раздельным. Православные молились в храмах (и под дождем на Славянской площади – у памятника святым первоучителям), школьники звонили в колокольчики и принимали поздравления в школах.

После молебна перед памятником святым равноапостольным братьям, Святейший Патриарх Алексий обратился к присутствующим со словом приветствия, в котором отметил, что без возрождения Православия сегодня трудно представить духовное оздоровление нашего народа, укрепление семьи и нравственности. Предстоятель напомнил очень современно звучащий призыв святого праведного Иоанна Кронштадтского, который говорил: "Возвратимся туда, откуда удалились, – к Богу, к Церкви, к Евангелию, к его святым заветам, и Господь обратится к нам, и поможет нам во всем, и защитит нас от врагов наших, и направит ноги наши, жизнь нашу".

Но нет – столь простые рецепты нам неинтересны, у нас особый путь. Суверенный. Заключающийся по-прежнему в упорной попытке реализовать, среди прочего, столь любезный либеральным сердцам большевицкий принцип отделения школы от Церкви. Неважно, что суверенный этот путь – к прочному лидерству, "впереди планеты всей", по чудовищному разливу пьянства, наркомании, абортов и пр. "достижений", результатом чего, по недавнему прогнозу аналитиков из ЦРУ, должна стать депопуляция этой все еще богатой территории через 40 лет. Важно, что общечеловеческие ценности будут свято хранимы. В ожидании этих удивительных плодов просвещения празднование "последнего звонка" давно уже производится, по сообщениям СМИ, в условиях повышенной готовности правоохранительных органов, а ближайшие к школам продмаги перед радостным детским праздником спешно упрятывают спиртные напитки в стеклотаре подальше от глаз покупателей – почти как перед матчем "Челси" с "Манчестер Юнайтед". Такое, видно, указание вышло. Ну, или просто совпало так…

К слову, о славянской культуре. На сайте некоего "Славянского правового центра" появилось очередное воззвание "товарищей ученых" против введения в школах России преподавания "Основ православной культуры" (которое чего-то все никак не введётся). Впрочем, и не воззвание это вовсе. Это песня. Это можно просто цитировать. "Преподавание в государственной школе основ вероучения той конфессии, которая традиционно преобладает в данном регионе, неизбежно приведет к понижению социального статуса учащихся, имеющих иное вероисповедание или мировоззрение". Ну, как же, ведь несколько поколений безбожников боролись-боролись, чтоб оно не преобладало, а оно все преобладает и преобладает! Это же отвратительно! Про социальный статус учащихся верующих можно не упоминать – "товарищи ученые, доценты с кандидатами" по умолчанию предполагают, что ему положено быть ниже плинтуса, и нечего тут… Дальше больше – оказывается, о, ужас, ужас! уже сейчас есть примеры того, как на детей атеистов оказывается недопустимое давление со стороны учителей и сверстников (это пишется атеистами на земле, атеистами залитой кровью христиан!). А повсеместное введение в школьную программу ОПК, оказывается, "неизбежно приведет к усилению межконфессиональной разобщенности, создавая питательную среду для экстремизма". А сейчас ведь ее нет, правда же?

Действительно, сейчас есть только пензенская пещера. Впрочем, и ее уже нет – саперы взорвали. А почти тотальное религиозное невежество, которое только и является питательной средой для экстремизма, оказывается, можно даже предъявить в качестве аргумента против ОПК, то есть… за сохранение этого самого религиозного невежества: согласно социологическим опросам, сообщают товарищи ученые, в современном российском обществе лишь небольшая часть людей, называющих себя верующими, регулярно участвует в религиозной жизни в соответствии с установками своей конфессии. Поэтому "для тех, кто в этом нуждается", хватит и существующих религиозных учебных заведений. Это, стало быть, у нас наука. Суверенная, наверное.

Ну, правда, помимо такой, у нас пока еще есть и просто социология. На днях сообщили СМИ, что социологи уточнили свои данные и пришли к выводу, что воцерковленных людей в России, вопреки расхожему мнению, не 4%, а 34%. Это несколько другая картина, правда? А если учесть, что нормальное для цивилизованного общества религиозное просвещение не только помогло бы поубавить питательной среды для экстремизма и массовых безумств, но и помогло бы… ну, не найти дорогу к храму, но, может быть, хотя бы иметь возможность задуматься о том, что такая дорога тебе необходима?

Тут ведь еще неудобный вопрос об идентичности возникает. Запускает телеканал "Россия" новый проект "Имя Россия" – выбрать из 500 выдающихся исторических деятелей единственного, который и станет национальным символом. Список выдающихся лиц, как отмечается на сайте проекта, был составлен телеканалом при участии ученых-историков. Но странные какие-то характеристики даются историческим лицам. Автор комедии "Горе от ума" Александр Сергеевич Грибоедов охарактеризован следующим образом: "Вундеркинд. Автор вальсов. Убит в 1829 во время восстания в Тегеране". Достоевский, по мнению авторов проекта и составителей исторической справки, известен в первую очередь тем, что был "приговорен к смертной казни, которую заменили 4-летней каторгой", а Екатерина Великая – тем, что "построила Эрмитаж". Главное в Кутузове, по мнению составителей справки, это то, что он "был ранен в глаз". Александр III – "самый пьющий русский император XIX века". Николай II, кстати, в списке вообще отсутствует. Такое вот у тебя, Россия, теперь имя будет. Празднуй, Россия…

Или вот празднуется День Победы. И каждый год обостряются вялотекущие споры о том, что, собственно, празднуется, кто победил и как не допустить пересмотра итогов. Странная вещь – ведь вот враги тогда – и командование, и офицеры, и рядовые – прекрасно же знали, с кем воюют. Так и говорили, что в частных письмах, что в официальных донесениях – "русские", "русские войска", "русская авиация", "русские танки"… Гораздо ведь реже употреблялись конструкции с "советами", "еврейским коммунизмом" и пр. Союзники тоже обозначали тех, кто на восточном фронте, вынося на своих плечах основную тяжесть, положил миллионы жизней, как русских. А сегодня и слово такое не выговаривается. Вот происходит инаугурация президента страны, говорятся речи. Про "беречь Россию", про "многонациональную и многоконфессиональную" упоминается, про "комфорт", "безопасность", "права человека" и "главенство закона". Даже про "национальные интересы" и "сотрудничество конфессий и национальностей". А "русский" ни разу так и не выговорилось. Ну, так и чего жаловаться на "пересмотр итогов", если сами их уже пересмотрели? Если народ-победитель даже назвать по имени нельзя – что это, как не натуральный пересмотр вопроса о том, кто же все-таки победил?

Если же русские на самом деле никуда не пропали и составляют 85% населения страны, то заклинания про "многонациональную и многоконфессиональную" в ответ на очевидную необходимость ознакомления детей русского народа (да и взрослых граждан тоже) с национальной религиозной и культурообразующей традицией – это вообще непонятно как надо называть. Видимо, чем-то сильно суверенным…

Тут ведь что надо понять, наконец? Если воцерковление России, а с ним и возвращение народу национальной идентичности, признано делом недопустимым и угрожающим мировому порядку – автоматом начнется воцерковление чего попало. И права на идентичность тоже начинает такое добиваться… СМИ уже сообщили о "великом миссионерском предприятии" Епископальной (англиканской) церкви США – "воцерковлении гомосексуализма", которое, оказывается, будет обсуждаться в июне на Ламбетской конференции англиканских церквей в Оксфорде. Да и зачем так далеко за примерами ходить – неугомонный муфтий Аширов, как сообщают, призвал недавно застроить русские города мусульманскими "охраняемыми жилищными комплексами" (гетто, в смысле?). В целях безопасности, а то фашисты, мол, совсем одолели. А чтобы мусульманам там не скучать, рассудил муфтий, "там же могли бы жить и евреи, цыгане…". Почему-то муфтием не упомянуты подвергающиеся гонениям от скинхедо-фашистов объекты "великого миссионерского предприятия англикан". А ведь они там тоже могли бы жить. И, может быть, им даже было бы счастье…

 

http://www.radonezh.ru/analytic/articles/?ID=2736

Радонеж, 28.05.08